Текст книги "Рассказы Чумы (СИ)"

Автор книги: Адам Мирах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Глава 47. Афины

Его разбудил яркий, всепроникающий свет, от которого не было спасения даже за плотно закрытыми веками. Свежий воздух, наполненный ароматом переспелых яблок, кружил голову, врываясь в дом легким ветерком.

Эвмел лежал на грубо сбитой деревянной кровати, покрытой несколькими толстыми шерстяными покрывалами. Стены маленькой комнаты, сложенные из обломков камней, после роскошных залов Золотого дворца, казались неуклюжими и приземистыми. Рядом с изголовьем постели стоял небольшой деревянный сундук; возле отверстия в стене, служившего окном, в жаровне на высоких ножках лежала охапка дров.

Эвмел приподнялся, желая встать, но рана в спине напомнила о себе резкой ноющей болью. Он пошатнулся, схватившись за край ложа, и, осторожно двинувшись, улегся обратно. Одеялом ему служил теплый длинный плащ. Правитель Атлантиды, почувствовав озноб, закутался в него получше.

Вставать, очевидно, было рано. Сейчас он полностью зависел от странной прохладной комнаты и её неизвестного хозяина. Судя по стоящей поблизости на кленовом столике чаше, этот человек считал необходимостью заботиться о нем. Эвмел потянулся к посудине. Теплая обожженная глина приятно грела пальцы, вкусно пахнущая жидкость внутри напоминала мясной бульон. Кто бы это ни был, атлант непременно вернет ему долг – звонкой монетой и почестями, когда окончательно выздоровеет.

Земляной пол напоминал дома афинян. Как он мог здесь очутиться? Эвмел прикрыл глаза, стараясь пробиться в подвалы памяти. Последнее, что вспомнилось, была церемония в святилище Клейто. Стрела в спину. Встревоженный Тартес, бледная испуганная Эврифея. Эврифея... При мысли о ней поясница заныла еще сильнее. Как она была прекрасна в белом, расшитом крупным жемчугом, покрывале невесты, оттенявшем иссиня-черные волосы, когда владетель утром зашел проведать будущую супругу своего брата! Правильной формы, совсем немного полные губы звали, дразнили взглянувшего на них, синие глаза сияли в ореоле прозрачных слез. Ему внезапно захотелось увидеть девушку рядом, в этой грубой нелепой кровати, притянуть к себе, аккуратно отодвинуть локоны и прильнуть к манящим губам.

Эвмел отвернулся, изучая узор, сложенный из булыжников. За всеми этими хлопотами у него давно не было женщины. Как только он сможет встать, надо будет непременно решить эту проблему.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвался ураган под названием Тартес.

– Брат! – он заключил Эвмела в осторожные объятия. – Ты очнулся! Какая прекрасная, великолепная новость! Мы думали, что ты совсем плох. Лекарь, найденный в этом городе, никуда не годился, и Эврифея вызвалась сама ухаживать за твоей раной...

– Постой, – перебил его правитель, морщась от беспрерывного потока слов. – Какой найденный лекарь? Где наш дворцовый целитель? Что значит «этот город»?

Тарт сразу сник.

– Видишь ли, – зашел архонт издалека, – мне кажется, ты еще не совсем готов к таким новостям...

– К чему я готов, решать только мне, – ответил резко Эвмел. – Будь добр, расскажи, что случилось. Последнее, что я помню, это церемония.

Тартес помрачнел.

– Когда я связал наши венцы лентой, снаружи послышался странный гул. Гудение. Оно словно доносилось из-под земли... Мне даже показалось, что святилище задрожало от этого звука. Ты сказал что-то вроде: «не выходите отсюда» и закрыл глаза. Мне показалось, что ты умираешь.

Эвмел уставился на брата, не веря своим ушам. Тарт продолжал:

– Я предложил сходить за лекарем, но ты не отвечал. Тогда я сказал Эврифее, чтобы она присмотрела за тобой, пока я позову на помощь.

– И... – поторопил его атлант.

– И вдруг случилось нечто очень странное. Словно... я не знаю, как это сказать. Потолок... он открылся. Распался на несколько частей. И мы увидели небо. Оно было... одним словом, там, снаружи, была ночь. Ночь, понимаешь? А ведь мы заходили ровно в полдень! Как такое возможно! – Тартес, взволнованный, огромными шагами ходил взад-вперед, насколько позволяло пространство. – Темное небо и много-много звезд.

Эвмел молча слушал, чувствуя, как его собственное сердце бьется все медленнее и медленнее, словно отказываясь верить в происходящее.

– Потом стены засверкали. Стало очень холодно и свет... свет лился отовсюду, несмотря на то, что была ночь. Из алтаря вырвался целый столп этого света. Он тоже был странный. Как будто бы сотканный из множества маленьких радуг. – Тартес на секунду замолк, предаваясь воспоминаниям.

Свет.

Из алтаря.

Там, где лежал ларец с Оресом.

Эвмелу показалось, что кровь перестала течь по жилам. Живот неприятно свело.

– Потом все вспыхнуло и исчезло. Мы очнулись уже здесь, на берегу моря.

– Мы? – прервал его владетель.

– Ты, я, Эврифея. Правда, ты был практически полумертв. Я продолжу? – архонт вопросительно поднял брови.

– Конечно, – владыка кивнул, думая о своем.

– Так вот... Мы очнулись на берегу. Я пошел в город, оставив Эврифею с тобой. Местные говорили на языке, очень похожем на афинянский. Надо было срочно найти лекаря для тебя, но, сколько я не говорил, что владыка в опасности, прохожие только смеялись надо мной, а один и вовсе пригрозил вызвать стражу. Убедившись, что мы далеко за пределами Атлантиды, и на бескорыстие людей рассчитывать нечего, я вернулся на берег. Там мы собрали жемчуг с платья Эврифеи. На него нам удалось снять это скромное жилище и оплатить лекаря. Однако лекарь оказался полным глупцом, и, когда Эврифея увидела, что он вытворяет с раной, она выгнала его и занялась тобой сама. Её отец настаивал на обучении дочерей целительскому искусству с ранних лет, что оказалось весьма кстати.

«Забавно, – подумал Эвмел, – выходит, я обязан своей жизнью Халару».

– Есть ли возможность отправить гонцов или птицу в Атлантиду? – спросил вслух, уже догадываясь об ответе. Если все, что рассказывал Тартес, правда, то великого царства больше не существует. Предупреждение древних сбылось – и повинен в этом он, Эвмел, собственными руками уничтоживший род атлантов.

– Я спрашивал, – замялся Тарт, – но о таком никто здесь даже и не слышал.

– То есть не слышал? – не понял брата Эвмел.

– Дело в том... Дело в том, что сейчас, как сказал мне хозяин этого жилища, третий год сто девяносто третьих Олимпийских игр*.

– Погоди, Тартес. Ты, случаем, сам не заболел? Какие игры? Какой третий год?

– Эвмел... Мы в Афинах.

– В Афинах? – Бежать. Немедленно. Чувство тревоги и ненависти к старому врагу вспыхнули с новой силой и зажгли застывшую было кровь владыки.

– Да. Но это не те Афины. Я не знаю... – Тартес смотрел на земляной пол. – Этот город совсем не похож на тот акрополь, который мы знали. И здесь все не такое. Люди не такие. Говорят не так, как обычные афиняне. Они пользуются вещами, которые я никогда в своей жизни не видел. Они ведут себя не так, как это принято. Здесь все не так, брат. – Царь с отчаянием поднял глаза на Эвмела. – И самое ужасное, что они никогда, ничего не слышали про Атлантиду.

Правитель молчал. Ему нечего было сказать.

* Период 193-х Олимпийских игр приходится на первое десятилетие до нашей эры. Гибель Атлантиды датируется, согласно историческим документам, примерно 9500 лет до н.э.

Глава 48. Новая жизнь

Рана постепенно заживала. Наконец, пришел день, когда Эвмел смог встать с постели и прогуляться по внутреннему двору, куда выходили двери остальных жилых помещений. Хозяин дома явно не относился к числу особо гостеприимных людей: большую часть времени двор, предназначенный для пиршеств, пустовал. Это было только на руку атланту – он мог спокойно погрузиться в свои смутные думы.

Эвмела с раннего детства готовили к власти. Отец рассказывал ему о несметных горах золота, способных свести с ума даже самого разумного человека, говорил о том, что не следует доверять даже самым близким людям. Однако было кое-что важнее основ правления – кое-что, о чем отец молчал долгие годы и счел нужным сказать только в день возмужания сына.

... – Это Орес, Вечные Весы, – сказал седой правитель Атлантиды, открывая взору Эвмела черно-белый циферблат с серебряной стрелкой. – Благодаря ему ты сможешь узнать, когда следует проявить непоколебимость по отношению к врагам, а когда быть более милосердным.

– Но для чего, отец? – Мальчик осторожно потрогал хрупкий на вид, но твердый, как аврихальк, на ощупь, черный хрусталь. Попробовал сдвинуть с места стрелку – она даже не шелохнулась, словно придавленная тысячелетним грузом времени.

– После коронации ты станешь не просто владетелем прекрасного острова и его богатств. Ты станешь Хранителем Равновесия.

Ты, наверное, как и многие другие, думаешь, сын мой, что род атлантов берет свое начало от великого Посейдона и бессмертной Матери Клейто.

– Но разве это не так? – удивился Эвмел. – Наши жрецы все время толкуют об этом в храмах.

Отец засмеялся.

– В каждой лжи всегда отыщется доля правды, мой мальчик. Но не в этой. Посейдон и Клейто – это религия атлантов, оставленная нам в наследство нашими предками. Придуманная ими.

Религия очень важна в жизни любого народа. Она нужна для того, чтобы возмущенные умы направляли силы в мирное русло. Она помогает сильным объяснять свои промахи слабым. Религия необходима, чтобы каждый простой смертный мог понять, почему вчера горшок меда на рынке стоил две серебряных монеты, а сегодня стоит три.

В конце концов религия важна, потому что именно благодаря ей держится и сохраняется Равновесие.

– А кто наши предки? – полюбопытствовал Эвмел, царапая ногтем тонкую крышку из обсидиана. Отец снял её и положил рядом, на алтарь.

– Мы, потомки, зовем их лемурийцами. Они были не в пример сильнее нас. Умели удивительные вещи. Проходить сквозь стены, перелетать через горы. Видели многое вокруг... и предвидели то, что ждет их потомков впереди.

Они создали Весы, чтобы защитить свой род от грядущей беды. Стрела из аргентума указывает на состояние Равновесия в этом мире. Ты, как Хранитель, должен делать все, чтобы она оставалась неподвижной.

Как только Равновесие сдвинется, мы обречены.

Владыка Атлантиды протянул мальчику несколько тонких свитков.

– Прочитай их внимательно, Эвмел. Выучи. Ты должен передать эти знания по наследству – своему будущему сыну.

– А как же Совет? – мальчик протянул руку за папирусами. Отец покачал головой.

– Никто, кроме тебя, не должен знать об Оресе. Эта вещь обладает очень странными свойствами, многие из которых до сих пор никто не сумел разгадать. Мой отец, твой дед, считал, что с её помощью можно создавать новые миры. Но, как бы то ни было, использовать Орес, не умея управлять им, очень опасно и неразумно. Поэтому чем меньше людей знает о нем, тем лучше.

Будущий правитель развернул свитки. На одном из них мелкой вязью сплеталось несколько строчек, на другом был вычерчен непонятный план с несколькими красными отметинами.

– Что это? – Эвмел показал второй папирус отцу.

– В свое время мы решили, что лемурийцы оставили свои знания об Оресе в зашифрованном виде, и на этом плане изображено место, где они находятся. Но сколько бы мы ни искали, таких домов и святилищ нигде не находили. Может быть, тебе повезет больше. – Отец взял первый свиток. – Запомни отсюда каждое слово, Эвмел.

... Когда придет война в спокойные сердца, когда посреди дня наступит темная ночь, когда те, у которых есть все, захотят большего, земля развернется под ногами, чтобы наказать алчущих, а воды поглотят прекрасную равнину. Погибнет великое государство, исчезнет в морских пучинах на долгие времена. Тогда откроются Врата Света, и Орес заберет с собой последних – тех, кто продолжит род и поднимет остров из глубин моря...

Именно над этими словами, давным-давно заученными наизусть, и размышлял сейчас Эвмел.

Война и впрямь пришла, и не одна. Судя по звону колокола и стреле в спину, кто-то все-таки поднял бунт. Наверняка это был Гадер. Если так, то подлый архонт сгинул в никуда вместе с Атлантидой – туда ему и дорога.

Тартес рассказывал о лучах, бьющих из алтаря, где хранился надежно спрятанный Орес. Очевидно, это и есть Врата Света. Но если Врата открылись, Атлантиды больше нет.

Значит ли это, что они – Эвмел, Эврифея и Тартес – те самые, кто продолжит род и поднимет остров из глубин моря? Где тогда Орес, который, согласно пророчеству, должен был забрать с собой последних?

Властитель пропавшего государства заковылял к выходу. Надо срочно вернуться на берег.

... Тартес с Эврифеей стояли уже на берегу битый час, наблюдая, как владыка меряет песок шагами, изредка вставая на колени и ковыряя песок.

– Что он тут ищет? – недоуменно спросила Эврифея.

– Если б я знал... – горестно вздохнул Тарт. – Надеюсь, он не повредился рассудком от произошедшего.

Поиски оказались бесплодными. Проклиная все вокруг, впиваясь отросшими ногтями в ладони, Эвмел вернулся на берег, как только первый солнечный луч коснулся земли. И через день – но уже один. Тартес был поглощен куда более насущными бедами – их пропитанием в первую очередь.

... Отчаявшись спустя тридцать лун, Эвмел сидел на горячем песке и смотрел на прибой, не зная, что ему делать, куда двигаться. Он был уверен, что, как только ларец отыщется, сразу станет ясно, как все исправить. Пусть их всего трое – они справятся.

Недалеко босоногие греческие мальчишки ныряли в синие волны. Один из них с победным воплем выскочил из воды, держа в руках огромный булыжник, оплетенный темными водорослями.

На следующее утро Эвмел вернулся на берег с тремя серебряными монетами. Парнишки поняли задачу сразу. Они ныряли, пока солнце не скрылось за горизонтом и длинные холодные тени не накрыли посеревший в сумерках песок.

Так прошло еще два дня. На четвертый день Эвмел остался дома. Он ходил по кругу во внутреннем дворике, когда туда вбежал запыхавшийся маленький грек. Он что-то возбужденно талдычил и размахивал руками в воздухе. Атлант не сразу понял его. Только после того, как тот нарисовал в воздухе квадрат, Эвмел, прихрамывая, последовал за ним.

Когда мальчуган поставил перед ним старый облезший деревянный ящик, разочарованию его не было предела.

* * *

Гадер раздраженно выплюнул соленую воду. Вся одежда промокла насквозь, на побережье дул холодный ветер, и архонт мгновенно продрог до костей. На ближайшую сотню стадий не было видно ни одного людского строения. Только желтый сыпучий песок.

Последнее, что Гадер помнил – стремительно темнеющее небо и надвигающийся со стороны морских ворот водяной столб. В памяти засела только одна мысль – что он не успел предупредить Эвмела о бунте.

Стены святилища вспыхнули радужным огнем так внезапно, что царю показалось, будто сам Посейдон сошел на землю, потрясая своим трезубцем. Мраморный пол стремительно закружился, и архонт только и успел, что вцепиться в высокий столб с изображением Матери.

А потом он вдруг очутился по горло в отвратительной, ледяной соленой воде. Сначала Гадер даже подумал, что умер. Но умершим холодно не бывает.

Где же он? Место как будто незнакомое. На острове такого точно нет – архонт знал свои земли от берега до берега. И что случилось со святилищем и теми, кто был внутри?

Царь снова сплюнул соль, набившую за время короткого пребывания в воде оскомину. Ну что ж, придется идти вперед. Рано или поздно ответы найдутся на все.

Глава 49. Коцит

Я нарушаю тишину первой.

– Надо идти. – Слабо улыбаюсь. – Нас ждут... Ждет Глад. Если он еще жив.

– К черту Глада, – Брань непонятно оскаливается. – Мы идем туда не за ним. – И, резко поворачиваясь:

– Мы идем туда, чтобы стать свободными и счастливыми.

Он обнимает меня за плечи и крепко сжимает. Слышу у самого уха:

– Если б ты знала, как я устал. Устал убивать. Устал быть оружием в руках человека, которого ненавижу.

Непонимающе смотрю в его внезапно погрустневшие глаза. Жалость и ярость борются во мне одновременно.

– Почему бы тебе просто все не рассказать?

– Не могу, – хрипло шепчет он. – Пока не могу. Ты мне не поверишь.

– Отчего же не поверить, если ты скажешь правду? Я ведь знаю тебя довольно давно.

– Даже не представляешь, насколько.

Что-то блеснуло на его правой щеке. Он что... плачет? Да нет. Показалось.

Глядя на всадника, я и не заметила, как поменялся окружающий пейзаж.

Теперь мы стояли на низкой обледеневшей скале. Слабый прохладный ветер дул нам в лицо.

А внизу...

– Что это? – спросила, потрясенная увиденным.

– Это Воронка. Смотри! – Брань обхватывает меня всю сзади, загораживая от ветра и вместе с тем согревая.

... Далеко внизу, через мрачное, гористое ущелье, вьется темная лента реки Ахерон. Плотным кольцом ложится она вокруг первого круга – страшного Лабиринта Миноса. Багровыми отсветами полыхают костры, на которых кипят огромными, вздувающимися пузырями чугунные котлы. Из середины Лабиринта легкая спираль золотой лестницы уходит вверх, пронзая чрево второго круга. Над ней нависают Блуждающие скалы, парящие прямо в воздухе. На острых пиках висят людские тела. Черное воронье грязными тучами носится над лакомой едой.

Длинные, кровавые ручьи, вытекающие из Ахерона, закручиваются ввысь и впадают в зловонное болото, переполненное дерущимися грешниками. Посреди болота стоят высокие крепостные стены, с которых текут огненные водопады. Внутри них страшным незрячим глазом зияет бездонная пропасть.

Этот мир живет по своим собственным законам. Реки, бегущие вверх, висящие над ними горы не имеют под собой никакой опоры.

– Это Стигийское болото, – показывает Брань рукой. – А вон там пустыня, в которой Велиал нас убил.

Действительно, желтая песчаная полоса пересекает омертвевший лес почти пополам. Капли лавы, которые должны бы падать вниз, собираются в единый шумный водопад, и свергаются вверх, и только потом вглубь, в центр лежащей перед нами земли, где превращаются в ледяное озеро. Скала, на которой мы стоим – одна из многих, обрамляющих водоем зеркальной оправой.

– А это что? – Мой палец упирается в круговую стену, нависшую над нами. Словно спицы одного колеса, ее бороздят каменные гребни. Вдоль, по кругу, бегут множество валов и рвов. В месте пересечения рвов с гребнями последние изгибаются упрямыми сводами.

Рвы заполнены смолой, кипящим свинцом, плавленым золотом, зловонными массами. В них в самых причудливых позах извиваются смертные. Одни висят головой вниз, подвешенные за пятки, по которым струится огонь, у других голова свернута ровно наполовину, третьи собирают выпотрошенные внутренности и грязными, ободранными пальцами заталкивают их в собственное распоротое брюхо.

– Злопазухи. Те самые Злые Щели.

– Но... Щели ведь находятся на Восьмом круге. А он должен быть ниже Девятого, – я растерянно кручу головой.

Брань нервно смеется.

– Не все так просто. Здесь нельзя верить собственным глазам. Ты можешь пойти направо, а спуститься вниз. Или повернуть наверх, а попасть налево. Сплошная метафизика, моя милая.

От словосочетания «моя милая» по коже пробегают электрические искры, но я делаю вид, что не слышу его.

– Куда нам?

– Нам туда, – всадник кивает на замерзший водоем. – Это озеро Коцит.

Коцит! Я содрогаюсь при мысли, что нам придется пересечь его.

«Входящие, оставьте упованья...»

– Другого пути нет. – Брань хмур, но сосредоточен. – Посреди озера лежат вмерзшие корабли, во льду томятся души смертных. Но они нам не помеха. Я гораздо больше беспокоюсь за того, кто охраняет это царство.

Люцифер.

Вот почему Велиал не пошел с нами.

– Идем?

Мы осторожно соскальзываем вниз, цепляясь за скалу. Под ногами белой пылью взвивается человеческий прах. Тысячи костей, скалящихся черепов покрывают серую землю. Короткие истлевшие позвонки то и дело хрустят под подошвами.

Призрачные камни, цвета лунных лучей, громоздятся по бокам небольшой, давно погрязшей в костях тропы. Мы идем, держась за руки, страхуя друг друга – здесь лучше не падать.

Каолиновые заледеневшие скалы словно отражают бледный свет, исходящий из центра озера. Ветер слабым перезвоном звучит в ушах.

Я чувствую себя, словно на прогулке в саду, несмотря на то, что здесь каждый поворот, каждое мое движение пропитано смертью. До тех пор, пока не делаю первый шаг по поверхности Коцита.

Спящий водоем словно обволакивает ступни и тянет вниз. С усилием выдираю ногу и переставляю её вперед.

– Держись, – тихо говорит Брань, и повторяет мои действия. Ему это дается даже труднее. С каких пор он стал меня утешать?

Нащупываю для успокоения флакон и бейджик, запрятанные в новой одежде, подаренной на прощание демоном. Все на месте. Неосторожно укалываюсь об что-то, чертыхаюсь, вытаскивая руку и снова оцарапываю палец. Смотрю на капельку крови, заглядываю в карман. Так и есть: маленький крючок издевательски торчит острием вверх. Зацепляю его на петлю, и сосредотачиваюсь на пути. Велиал мог бы что-нибудь и удачнее придумать, например, кнопки или замки – крючками в мире уж сто лет никто не пользуется. Небось, решил поднасолить напоследок.

Коцит затягивает в свои ледяные глубины. Я стараюсь не смотреть на головы, погруженные лицами вниз. Их здесь так много, что мне на секунду становится не по себе. Всего лишь на секунду.

Моя ладонь, вложенная в руку всадника, чувствует легкую дрожь, которая тут же успокаивается.

История Коцита стара, как мир. Любой смертный, осмелившийся войти в озеро Предательства, обречен на смерть от руки ближнего. Не потому ли дрожит рука Брани, что он боится того, что ждет нас впереди? Но мы не простые смертные. Мы – всадники.

И пройдем это место до конца. Вместе.

Коцит взрывается ледяным крошевом, которое осыпает нас с ног до головы. Взрезая гладкую зеркальную поверхность, из воды появляется усеянная острыми шипами пасть. Заточенные клыки ножами впиваются друг в друга.

Длинные металлические жвалы, как короткие копья, торчат впереди. Из трещин черепа рвется огонь. Голова покрыта каменной чешуей. Шипастые бугры, словно рога, спускаются со лба на затылок.

В прорезях глаз – бушующее пламя преисподней.

Злобная тварь смотрит прямо на нас.