Текст книги "Рассказы Чумы (СИ)"

Автор книги: Адам Мирах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

Глава 38. Звон колокола

Высокий слуга на все расспросы отвечал просто: его мудрейшество покинул дворец еще вчера утром, и до сих пор не вернулся. Нет, куда изволил отбыть, не сказал.

Злой и взмыленный, как пришедший последним жеребец, начальник стражи Эвмела вернулся к своим товарищам: гоплитам Зену и Тоту, ожидавшим его рядом с золотой колесницей. Зная вспыльчивый нрав Фотиса, оба воина переглянулись и встали навытяжку. Зен украдкой выплюнул соломинку, которую жевал, пока Фотис выяснил отношения с прислугой Гадера. Тот моргнул – сильно чесалось ухо – но не осмелился шевельнуться.

– Поехали, – процедил сквозь зубы начальник. – Здесь нам делать больше нечего.

– Куда править? – осторожно поинтересовался Тот.

Фотис подумал. Возвращаться к правителю с пустыми руками не хотелось.

– Все архонты отплыли на войну с Афинами. Кроме владыки Тартеса... Пожалуй, можно навестить его: если уж и там не отыщем преступника, вернемся в Золотой дворец и отправим на розыск отряд.

Тот кивнул и ударил хлыстом запряженных в квадригу лошадей.

* * *

Тартес был в отчаянии. Узнав о преступлениях отца, Эврифея разрыдалась, словно маленькая девочка, и заперлась в отведенных ей покоях. Опасаясь, как бы их не подслушали, юноша вернулся к себе. Он подходил к закрытой двери еще несколько раз, но тщетно: в ответ на все мольбы девушка хранила молчание.

... Новый день не сулил ничего хорошего. Обычно ярко светившее осеннее солнце спряталось за серые тучи, обещая не то дождь, не то ветреную погоду. Церемония должна была состояться в полдень – авось к тому времени боги отметят их своей милостью и облака разойдутся.

Тарт был вне себя: слуги Эвмела не пустили повидать невесту, сославшись на обычай.

Слова Гадера отчетливо звучали в его голове.

В твоих силах спасти свою нареченную.

Если он не сможет поговорить с ней до полудня, все пропало. Не лучше ли прямо сейчас отправиться к правителю?

Юношу терзали сомнения. Он ходил из угла в угол, словно затравленный зверь, то намереваясь немедленно идти к хозяину Золотого дворца, то внезапно укореняясь в решении молчать до конца.

Спохватившись, архонт вспомнил, что Гадер все еще гостит в его дворце. Стоит предупредить брата о том, что Эвмел перенес церемонию.

Он торопливо начеркал несколько строк на папирусе и, кликнув слугу, великодушно предоставленного в его распоряжение, велел тому немедленно отправиться в путь. Гадер умен; не зря он заварил эту кашу; вся надежда на его помощь.

Время шло. Жениху принесли свадебный наряд. Облачившись в белое, расшитое жемчугом одеяние, Тарт занервничал еще больше. Он вновь попытал счастья, спустившись вниз, но девушки в бледно-голубых хитонах, хихикая между собой, вежливо отвели его обратно.

Одинокий солнечный луч блеснул с высоты: близился полдень. Ответа от Гадера так и не было; посланный с письмом как в воду канул.

Царь решился. Нужно идти к Эвмелу: другого случая может не быть. Но как только он дотронулся до двери, как та распахнулась, и сияющий правитель предстал перед ним.

– Ну как, брат? Ты уже в предвкушении первой лунной ночи? – Атлант похлопал Тарта по плечу. – Неплохо тебя вырядили! Красив, статен; будь я девушкой, сам бы за тебя пошел. – Эвмел расхохотался, довольный шуткой.

Младший смешался. Тщательно продуманные слова мгновенно вылетели из головы. Он порозовел и смог только что-то невнятно пробормотать в ответ.

– Да не красней ты так, а то невеста сбежит. Поспешим же.

Свадебная церемония в Атлантиде считалась значимым праздником: чем больше было гостей, вина, цветов, танцев, тем благополучнее считался заключенный брак. Однако для некоторых случаев делалось исключение. Например, если ритуал проводился в политических целях, обряд совершали тайно, в присутствии жреца Клейто или Афродиты. Жреца мог заменить и владыка – но только если одним из помолвленных был архонт или же представитель очень высокого дома.

Так было и на этот раз: всю свиту заменяла прислуга Золотого дворца, а в святилище никого, кроме Эвмела, Тарта и Эврифеи, не ожидалось.

Всю дорогу через дубовую рощу к алтарю Тартес страстно желал всё рассказать брату. Однако чем ближе был храм, тем быстрее угасал его пыл.

– Мудрейший...

– Сколько тебе говорить, Тарт, оставь все эти красивые слова для совета. Наедине называй меня по-человечески. Мудрейший, владыка, владетель – если б ты только знал, как тошнит от этого всего.

– Эвмел, послушай. Я хочу кое-что сказать, – архонт глубоко вздохнул, набираясь сил.

– Не нужно благодарностей, – посуровел старший брат. – Запомни, все, что я делаю, направлено на благо нашего великого государства.

Красно-серая дорожка, усыпанная почерневшими листьями вязов, неотвратимо приближалась к концу; уже показалась первая алебастровая статуя Матери. Тарт решился окончательно.

– Я узнал вчера важные новости.

Что-то тихо прошелестело в нескольких ладонях от него, и бронзовый наконечник вонзился в спину правителя. Эвмел пошатнулся. Архонт едва успел подхватить брата.

Белое древко, увенчанное серым утиным оперением, торчало прямо из светлого хитона чуть выше поясницы. Крови не было.

– Стража! – крикнул Тартес. – Сюда!

Сквозь пелену боли Эвмел почувствовал, как задрожали руки брата, укладывая его на мелкий галечник.

Недалеко от входа в святилище зашелестели можжевеловые кусты и тут же успокоились. Неудачливый стрелок, очевидно, бежал.

Удар колокола разрезал сгустившийся душный воздух. Один, другой – всего три раза прозвучал тяжелый медный звон, призывая жителей Атлантиды на свои улицы.

Эвмел все понял.

– Стража! – Тартес беспомощно оглянулся. Он не мог оставить брата одного. Эврифея, должно быть уже внутри храма. Что, если ей тоже угрожает опасность?

– Не... нужно, – негромко, но раздельно произнес правитель, лежавший на боку. – Они далеко и не услышат нас.

Острые камешки больно впивались в тело даже сквозь одежду.

«На опавшей листве лежать гораздо мягче, – мелькнула глупая мысль. – Зря я хотел наказать садовника».

– Отведи меня в святилище, – пересохшие губы слушались плохо. – Мы должны провести церемонию. Если я умру, венок из аврихалька твой.

– Как же... – Тарт наклонился к нему, но не успел возразить – Эвмел перебил его.

– Делай... как я сказал.

* * *

Гадер держал в руке тонкий свиток и перечитывал его снова и снова.

– Ничего не понимаю, – нахмурился он. – Почему церемонию перенесли? О боги, неужели Тарт так ничего и не рассказал?

Выход был один – немедленно ехать в Золотой дворец. Правитель, конечно, не обрадуется его появлению, но он должен как можно скорее узнать о происходящем. На младшего брата, похоже, надежды нет.

Звон колокола застал его возле переправы через последний канал, преграждающий путь к владетелю.

* * *

Медь рассерженно прогудела в последний раз и умолкла. Безликая, безмолвная толпа замерла, точно голодное животное в ожидании человеческого мяса.

Жрец в гиматии из белой струящейся ткани поднял руки вверх.

– Свободные люди! Сколько еще вы хотите терпеть гнёт облечённых властью? Сколько будете гнуть спину, продавая себя за гроши? Сколько собираетесь думать, как прокормить детей, пока чужие столы ломятся от вин и урожая, собранного вашими руками?

Темные потрепанные одежды мужчин из Загорья, бледные хитоны слуг атлантов, зеленые и бирюзовые наряды простых жителей сплелись в единый узор. Измученные мужи, поседевшие старцы, оборванные нищие – все внимали голосу человека, стоявшего над ними.

Не было здесь только золотых и серебряных поясов – богатейшие люди Атлантиды проводили полуденное время в свое удовольствие. Звук колокола встревожил их, и они пытались призвать своих слуг, чтобы те сходили узнать, в чем дело.

Тщетно.

Жрец продолжал:

– Пора сделать нашу страну свободной для всех. Чтобы реки изобилия текли в каждый дом, а золото, заработанное на войне, лилось не только во дворцы архонтов. Скажи, – он ткнул пальцем в изможденного мужчину, стоявшего в первых рядах, – скольких твоих сынов наш владыка отправил умирать в Афины?

– Четверых, – мужчина вытер рукавом пот со лба, покрытого морщинами.

Толпа исступленно взревела.

Глава 39. Орудие смерти

День не задался с вечера.

Накануне позвонили родители, сообщили, что на этой неделе денег, как обычно, выслать не смогут – появились временные финансовые трудности. Мать наказала растянуть имеющуюся наличность дней на пять, отец напоследок подбодрил, отпустив шутку. Но шутки в рот не положишь, а рублей на еду осталось впритык.

И еще – это означало, что Никита не сможет сводить Катерину в ресторан. А ведь он уже почти очаровал девушку – и успел пригласить на романтический ужин.

Теперь же придется либо отменять свидание – что само по себе будет выглядеть довольно убого – либо сильно ужиматься в питании. Ни того, ни другого ему делать не хотелось.

После звонка, испортившего все настроение, уснуть было невозможно. Почти до двух часов ночи Никита увлеченно играл в приставку, и примерно до четырех крутился с боку на бок, безуспешно пытаясь найти решение проблемы.

Проблема решаться никак не хотела, и где к пол-пятому утра перевозбужденный мозг отключился от усталости. Утренний звонок будильника благополучно отзвенел положенное, не выполнив свое предназначение – разбудить спящего.

Взбудораженный, злой, проспавший и голодный студент еле успел к началу второй пары. Одногруппник Влад немедленно сообщил по секрету, что его с утра обыскалась ну оооочень красивая девушка.

«Катя, – уныло подумал Никита. – Блииин... Что я теперь скажу ей про ресторан?»

Парень окончательно пал духом и решил не идти на последнее занятие – благо, ожидалась философия. Катерина наверняка будет искать его после учебы – лучше им сегодня не видеться, а к завтрашнему дню, глядишь, и что-нибудь полезное в голову придет.

Он как в воду глядел. Ровно перед философией у него сильно прихватило живот, и первые полчаса были ознаменованы посещением уборной.

Сегодня был понедельник, и в повестке дня сразу после университета стоял спортзал. Бесповоротно плюнув на Канта, Ницше и иже с ними, Никита побрел на тренировки.

Это было серьезной ошибкой с его стороны.

Делая очередной перерыв между упражнениями, он поставил короткий гриф с незакрепленными блинами на стенд и нагнулся за бутылкой с водой. Левый локоть скользнул по грифу, железо качнулось, и тяжелый груз слетел вниз. Прямо на запястье.

Вопль спортсмена был слышен, наверное, на соседней улице. Рука мгновенно опухла и посинела в месте ушиба. Кляня на чем свет стоит свою невезучесть, собрав все ведомые ему нецензурные слова, Никита пошел на остановку. До ближайшего травмпункта было пятнадцать минут езды. Больница добавила колорита в ситуацию: конец очереди в кабинет, где принимал врач, находился на улице.

Рентгеновский снимок добил парня окончательно. Перелом лучевой кости в двух местах обещал не меньше трех недель в гипсе.

... Уже вечерело, когда чертовски уставший, распсиховавшийся и злой студент сел, наконец, на автобус домой.

«Такое чувство, что вообще не стоило сегодня выходить из дома, – мрачно размышлял Никита, глядя на медленно загорающиеся уличные фонари среди приземистых панельных пятиэтажек. – Вот проспал же с утра – ну и надо было никуда не ходить».

Несмотря на поставленное обезболивающее, рука ныла и не хотела успокаиваться. Задница после укола болела ничуть не меньше – крупногабаритная медсестра не поскупилась, щедро вгоняя в мышцу анальгин с димедролом.

Одной рукой парень придерживал портфель, стоявший у него на коленях.

Внезапно он вспомнил, как сегодня утром отчего-то решил, что пианино – слишком ненадежный тайник для найденный вещицы, и взял серп с собой.

Оставалось только удивляться собственной глупости. Стоит ментам остановить поздно возвращающегося неизвестно откуда молодого человека, и обыскать его... В обезьяннике он точно найдет время позавидовать тому, как замечательно проводил время утром. Да еще и эта загипсованная рука. Сама по себе она, конечно, ничего не значит, но вот вкупе со всем остальным...

Думать об этом совсем не хотелось, и Никита вновь отвернулся в окно. А что, если сегодняшняя полоса неудач берет начало от этой странной находки? Может, эта штуковина проклята? Вон, и значки на ней какие-то непонятные нацарапаны.

«Приду домой, первым делом уберу подальше, – решил студент. – И надо как можно быстрее придумать, как избавиться от нее. Вот бы продать повыгоднее – и деньги на ресторан сразу появятся».

Мысли потекли в приятное русло, и все злоключения отошли на задний план. Из автобуса Никита выходил уже почти окрыленный: воображение рисовало ему Катерину в декольтированном платье, и тихую ненавязчивую музыку.

Один переулок, второй, третий. Он и не заметил, как в вечерних сумерках появилось два силуэта.

Один – в широкой черной спортивке, пузырящихся на коленях трениках с белыми полосками и давно уже растоптанных в хлам кроссовках. На низкий лоб надвинута кепка, близко посаженные к носу глаза недовольно взирают на редких прохожих.

Второй – лысый, в куртке из кожзама, серых штанах с мелкими дырочками на правом колене, явно проеденными молью. Руки покрыты угрожающе синеющими татуировками: семиконечные звезды, кресты, на правой кисти, со стороны тыла – изображение девушки с кудрявыми волосами до плеч; на левой не хватает нескольких фаланг среднего и безымянного пальцев.

– Эй, паря, – осипшим голосом дыхнул лысый, – закурить не найдется?

Никита только сейчас заметил этих двоих и мысленно выругался.

– Не, ребят, не курю, – как можно дружелюбнее отозвался он и попытался пройти. Кепка перегородил ему дорогу.

– Глянь-ка, Кучерявый, спешит куда-то, – удивился оборванец в спортивке. – К бабе своей торопишься, что ли? Дак ничо, мы тебя надолго не задержим. – Он демонстративно сплюнул Никите под ноги, обнажая половинку переднего зуба, и заржал.

– Дык чо, курить-то дашь? – лысый начал терять терпение. – Мы ж ток с хаты вернулись, хозяин табачку на дорогу не дал. Уважить надобно старших. – Недавно откинувшийся с кичи придвинулся ближе, и парень ощутил смрад, исходящий из его рта.

«Во попал, – крутилась одна мысль в голове, – блин, уж лучше б менты, чем эти».

– Да не курю я, пацаны, – он как можно безобиднее раскрыл руки ладонями вверх, показывая, что они пусты.

– Какие мы тебе пацаны? – помрачнел Кучерявый и повернулся к товарищу. – Во молодежь оборзела совсем, приходится уму-разуму учить. – Он схватил студента за грудки. – Ты где пацанов-то увидел, тебе говорю, овца тупорылая?

Никита попытался высвободиться, но одна рука держала портфель со злосчастным серпом, а другая была загипсована.

– Ну все, хана тебе, чмо недоделанное, – лысый коротко двинул ему кулаком под дых. Жгучая боль охватила живот, перед глазами все поплыло. Никита согнулся и попытался вдохнуть. В этот момент оборванец размахнулся, намереваясь ударить его по колену.

Дальнейшее происходило, словно в плохо снятой короткометражке. Жертва внезапно пришла в себя и изо всех сил долбанула лысого по лицу портфелем.

– От ты падла вонючая, – от удивления Кучерявый забыл все маты, которые просились на язык. – Да я тебя щас... – Выкидуха блеснула разворачивающимся лезвием.

Бывший зэк в кепке и спортивке все ж донес предыдущий пинок до места назначения.

Колено словно взорвалось десятком осколков изнутри. Никита не удержался и упал, портфель вылетел из рук и раскрылся. Он поднял глаза вовремя: лысый нагнулся, замахиваясь ножом. Парень с трудом уклонился, перекатившись на бок. Портфель уткнулся днищем ему под ребро.

Ручка серпа сверкнула в свете взошедшей луны зеленоватым блеском.

Думать было некогда – Никита выхватил оружие и вонзил в бедро нависшего над ним противника, в надежде, что порез хоть как-то остановит того.

Серп легко прошел ткань, кожу, мышцы, сосуды и пересек человеческую кость, словно кухонный нож колбасу.

Кучерявый заорал, упав на землю.

– Аааааа, – нечеловеческий вопль сотрясал промозглый воздух, – ААААА! – Алая пульсирующая струя била фонтаном из ровно отрезанной культи. – Аааааа... – лысый содрогнулся, тоненько, не по-пацански, всхлипнул. Голова его беспомощно запрокинулась.

– Ты че... – глаза второго округлились от ужаса. – Ты че это... Ты это... убил его! – Он попятился назад, в страхе глядя на распростертого на холодной земле напарника. Никита в остолбенении смотрел на содеянное. Узкая полоса крови оставила свой след на страшном металле в его руке.

«Как... как же так... Я не хотел! Я хотел только напугать! Это ж самооборона!».

Мать, отец, сестра, Катерина, одногруппники и даже седая старушка, преподающая философию, вихрем пронеслись в его голове.

Суд. Неумолимые лица присяжных. Строгие люди в синей форме подсаживают преступника в автозак. Какая-то женщина, проходящая мимо, осуждающе качает головой.

– Такой молодой, а руки уже замарал. Тьфу, – и плюет Никите под ноги – совсем как зэк в трениках несколько минут назад.

...Страх отшиб мозги товарищу лысого напрочь. Спустя несколько секунд он уже улепетывал прочь, крича во все легкие:

– Милиция! Милиция!!! Люди добрые, помогитееее!

Крик вернул Никите способность разумно мыслить. Он быстрым движением вытер оружие о траву, даже не заметив, что сделал это пальцами загипсованной руки, и затолкал его в портфель, щелкнув замком. А затем, со всей скоростью, на которую был способен, заковылял в пролесок – отсюда до дома ближе, хоть и непривычным маршрутом.

Иерем, наблюдавший за всем неподалеку, довольно кивнул головой. Серп отметил нового хозяина кровью.

Глава 40. Король Ада

– Что делать-то?

– Что делать, что делать, – проворчал демон. – Бежим!

И мы побежали – если это можно было назвать бегом.

Желтовато-зеленый ручеек, тянувшийся тонкой струйкой под ногами, постепенно начал прибывать. Немного погодя Велиал окликнул меня:

– Они уже близко. Прибавь ходу.

Я не стала переспрашивать, с чего он это взял, а засеменила ногами в ускоренном темпе. Прямая дорога скоро пошла в гору, и мы уперлись в тупик – точнее, стена внезапно пошла прямо вверх.

– И как мы полезем?

– Здесь невысоко. Я подсажу тебя, и вместе вытянем нашего общего друга.

Слава богу, после этой заминки лазать вверх нам больше не пришлось – зато обрывы стали встречаться гораздо чаще. Сползая очередной раз вниз, я ощутила, как сильно колеблется слизистая подо мной. Раз-два, раз-два – непонятный ритм усиливался с каждым движением, приближаясь к двум любителям приключений, тащившим третьего.

И верно – погоня совсем близко.

Когда «почва» под ногами заходила ходуном, Велиал крикнул:

– Стой!

– И не подумаю, – ответила, не оборачиваясь. Казалось, что Брань тяжелел с каждым моим движением. – Как ты собираешься драться с такой ордой?

– Стой, кому говорят, – застонал дух. – Не успеем мы при всем желании.

– А если поднажать?

– Даже если поднажать.

И, словно подтверждая слова Темного, сзади послышался шум. Десятки, а может, и сотни конечностей сотрясали «землю». Ручеек угрожающе приблизился к размерам полноценного ручья.

Я вздохнула и остановилась, бережно кладя свою дорогую ношу. Велиал сделал то же самое, и вынул кинжал. Осторожно разрезал ладонь и быстро-быстро зашептал над серебряным лезвием.

Времени любоваться работой духа не было. Надо позаботиться о себе.

Проход примерно два-три метра в ширину. Если мы встанем плечом к плечу, сможем сдержать натиск какое-то время; Брань, словно невинный спящий ребенок, будет лежать позади нас.

Но только при условии, что у меня появится оружие, которым можно колоть или резать. Ни привычным бичом, ни утренней звездой здесь я воспользоваться не смогу.

Но вот проблема – в моем арсенале нет магии, способной создавать меч, кинжал и прочую чепуху. Кто ж думал, что когда-нибудь нашу дружную компанию загонят в чужой кишечник.

Вечно Велиал таскает нас по отвратительным, узким катакомбам, черт бы его подрал.

Если я немедленно не сотворю что-то подходящее, легче будет убить Брань – и себя заодно. Что там делают Падшие с пленниками? Сдирают с них кожу? Дают в качестве любимой игрушки своим песикам? Вряд ли – наверняка Лилит придумает метод поизощрёнее.

Думай, Чума, думай.

Взгляд упал на игрушку, зажатую в кисти красного. Раньше наши артефакты никогда не действовали в чужих руках. Но то было раньше. Ведь смогла я как-то обратить меч в безобидную вещицу. Что, если...

Нагнувшись, осторожно раскрыла расслабленные пальцы. Вынула маленького всадника, подбросила вверх – как это всегда делал сам Брань. Сердце остановилось, пока игрушка вращалась в воздухе.

И рукоять из зеленоватого металла легла в протянутую ладонь.

Меч вспыхнул красным пламенем. Длинные языки огня жадно обвились вокруг острия. Ядовито-зеленые молнии змеились по кромке лезвия.

Две магии сплелись в причудливом танце.

Я подняла голову.

Вовремя.

Акинак легко вошел в горло первого Темного. Кровавая улыбка на шее твари мгновенно воспламенилась, обращая гортань в факел. Он протянул руки вперед и рухнул к нам под ноги.

Следующий.

Медный топор едва не раскроил мне череп. Мгновение – и оружие пронзило живот, вливая багровый огонь во внутренности. Уходя вправо, я чуть не напоролась на Велиала, яростно орудовавшего тяжелым серебряным двуручником.

Он зашипел, отбивая очередную атаку.

Серая рогатая морда, с алыми, навыкате глазами. Длинные скулы, покрытые длинной шерстью. Железные когти с копьем наперевес.

Мои руки дрожали, вонзая артефакт в очередного выродка.

Темные шли бесконечной вереницей. Они лезли вперед, перебираясь через наваленные трупы, визжа и дерясь между собой за право первыми отведать нашей крови.

Секира полубеса вскользь прошила предплечье. Вскрикнув от боли, я перебросила акинак в другую руку и воткнула меч туда, где сходились его торчащие ребра. Охваченное огнем отродье завыло и распалось на пепельные лохмотья.

Вой, крики, стоны раздавались со всех сторон. Мы держались – но враг постепенно теснил нас. Еще пара шагов, и я споткнусь о лежащего всадника.

Велиал тоже заметил это.

– Оттащи его дальше! – крикнул он. – Я сдержу их!

И крутнулся в каком-то немыслимом повороте, пройдясь по толпе нападавших сверкающим мечом, словно косой смерти.

Я кинулась назад. Жижа под ногами уже щипала голени, покрывшиеся лопающимися волдырями. Такие же пузыри усеяли тело Брани.

За запястья выволокла его на место посуше – и тут же вперед, в месиво из блеющих морд и дергающихся тел.

Внезапно толпа адских чудищ смолкла и расступилась.

Волоча длинный змеиный хвост за собой, переваливаясь на коротких перепончатых лапах, вперед шествовало необычное создание с тремя головами.

Левая – бычья, с налившимися маленькими глазками, правая – с крутыми золотыми бараньими рогами, средняя, черноволосого низколобого мужчины, была увенчана алмазной короной.

Подернутые белесым глаза смотрели прямо с ненавистью, холодом и презрением, шестипалые руки крепко держали копье. Все тело появившегося было сплетено из тугих, упругих мышечных лент.

– Асмодей, – процедил Велиал сквозь зубы, перехватывая оружие.

Свита притихла и даже подалась назад, освобождая место для своего короля.

Тот внезапно поднял и резко метнул пику. Велиал неуловимым движением переместился к стене. Асмодей ловко выхватил копье обратно из воздуха.

– Ну, здравствуй, – его морозный голос, казалось, сгустил пространство вокруг. – Что-то ты забыл старых приятелей, Вел. Нехорошо. Жена на тебя обижается, что в гости не заглядываешь.

Наш проводник никак не отреагировал, следя за пальцами противника.

– Что ж ты молчишь, друг? Познакомил бы со спутницей. Красивая девушка. Насколько мне помнится, с вами должно быть еще двое. Не вынесли тяжелого пути? – Асмодей швырнул пику, целясь туда, где у людей обычно находится сердце. Велиал мгновенно уклонился назад.

Каким-то чудом его пальцы сомкнулись на древке, но они тут же обагрились кровью, и Падший, чертыхаясь, выпустил копье.

Асмодей засмеялся, поднимая ладонь и возвращая себе оружие.

– Зря ты так, Вел. Покаялся бы. Лилит клянется, что смягчит тебе меру наказания лет так на сорок.

Напряжение Велиала достигло предела. Он замер, настороженно глядя на смертельно опасного короля.

«Он так долго не протянет. Мы так долго не протянем».

Я сделала маленький шажочек влево. Еще один. Еще. Асмодей, казалось, был полностью поглощен врагом.

Пылающий меч в моей руке был далеко от стены. Но длинные языки пламени нашли свою цель, прожигая слизистую давно уснувшего древнего существа.

Велиал бросился в атаку, метя острием в брюхо Темного. Асмодей легко отбросил лезвие и схватил Падшего за шею, поднимая над собой.

Оплавленные края дыры в стене ширились.

Свита полубесов, чертей и еще каких-то безымянных тварей почтительно, но безмолвно шевельнулась.

Дыра углубилась, и огонь рванул в прожженное насквозь отверстие.

Коридор поднялся, вставая на дыбы. Поток теплой жидкости хлынул оттуда, где еще мгновение назад стояло трехглавое чудище.

Асмодей от неожиданности выпустил свою добычу.