Текст книги "Рассказы Чумы (СИ)"

Автор книги: Адам Мирах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

Глава 44. Белый

Белый ел глаза.

Невидимые стены, казалось, давили на плечи. Невозможность зацепиться взглядом за точку опоры в белесом пространстве жутко раздражала, потому я сфокусировала зрение на Брани, точнее, на многочисленных язвах, оставшихся на его теле после лопнувших пузырей.

Но белый подстерегал и там.

Алебастровые вкрапления вызывающе смотрели на меня среди бледно-розовых грануляций, медленно, но неуклонно заполнявших свежие раны. Они стягивались, точно толстая паутина, между собой в тесную ткань, пронизанную каналами почкующихся кровеносных сосудов, превращаясь сначала в багровый, а затем и в белесый рубец.

Один, второй, третий. Заживающие волдыри можно было пересчитать по пальцам , но я знала, что под тканью, неуклюже прикрывавшей тело всадника, их гораздо больше.

Знала также, что все они сейчас регенерируют одновременно – разве что с небольшой разницей в скорости.

Меч на груди красного словно чувствовал близость хозяина. По нему изредка пробегали алые вспышки, и, даже не трогая металл, можно было сказать, что в такие мгновения оружие теплело.

Неуклонно тянуло в сон. Тело одеревенело, веки неотвратимо тяжелели. Дрема, медленно подкравшись, затянула было в свой глубокий омут, но я тут же встряхнулась, широко раскрыв глаза.

Не спать.

Не спать, не спать. Дождаться, пока очнется он. А там...

А там мы вместе решим, как быть дальше.

Стоит ли Глад и спасение мира душевного равновесия двух уставших всадников?

Я зевнула. Потом еще раз и еще. Да что ж такое...

Вторая волна сна была осторожнее и коварнее первой. Она тихо подкралась со стороны белой пустоты и одним махом набросила свое удушливое одеяло.

Воздух сгущается, так, что из него можно лепить облакотные снежки. Из белесого, амиантового (*грязно-белого), тумана проявляется маленькая, по пояс взрослому человеку фигура.

Кудрявое, беловолосое дитя не более чем трех лет от роду смотрит не по-детски печальным взором. По коже нездоровой белизны катятся прозрачные слезы.

Я вздрагиваю и машинально отступаю назад.

Ребенок, одетый в жемчужного цвета платье, делает шаг вперед. Ко мне.

– Мама, – неживой голос разрезает окружающую пелену. – Мамочка, забери меня отсюда.

Слезы катятся по щечкам градом, она, всхлипывая, утирает их. И протягивает маленькие, крохотные пальчики.

Тоска, отчаяние, боль пронзают все мое существо. Мне хочется взять это создание на руки, прижать к себе, успокоить, погладить по взвихренным пушистым одуванчиком волосикам.

Но где-то глубоко внутри другая моя часть боится. Впервые в жизни боится так сильно, что я не смею протянуть ладони в ответ.

И только тихо, аккуратно отхожу назад.

– Мама, – голосок срывается навзрыд. – Мамочка, милая, пожалуйста!

Я чуть было не кидаюсь к ней, когда рядом возникает второй силуэт.

Мальчик, похожий на златокудрого ангела. Того же возраста, может, чуть старше. Наивные бледно-голубые глаза смотрят обвиняющее строго.

– Ты нас бросила, – теперь они идут вдвоем. Маленькие ступни касаются белизны под ногами почти в унисон. – Почему ты нас бросила?

– Мама, забери меня к себе, пожалуйста!

Я чувствую, что схожу с ума, и торопливо отшатываюсь от ладошки, едва не коснувшейся моего тела. Внутренняя поверхность локтя задевает гладкую холодную рукоять на поясе.

Кинжал Велиала?! Какого черта?

– Это иллюзия, – насмешливый голос Брани раздается совсем рядом. – Это твой страх. Страх смертной.

И только сейчас я вижу, что на кистях детских ручонок по шесть пальцев.

Злобно исказившиеся личики рассыпаются мелкими квадратиками, и я оборачиваюсь. Названый брат стоит совсем близко.

– Спасибо, – мой язык предательски дрогнул. – Даже и не знаю, что делала, если б появилась еще парочка этих... детей.

Он молчит, только горячее дыхание обдает жаром щеки.

– Ты давно очнулся? – я почти успокоилась, хотя разум мой еще дрожит от недавнего наваждения.

– Нет, – Брань улыбается. – Нужно просто уметь бороться со своими страхами. Особенно с самым главным из них.

– О чем это ты? – я никак не возьму в толк, с чего вдруг напарник изъясняется загадками.

– Твои чувства. Ты боишься их. Не нужно... – Он наклоняется ко мне так близко, что кровь бросается в голову, а щеки загораются огнем.

Брань обвивает мою талию правой рукой, и я инстинктивно льну к нему, прикрывая глаза. Ресницы почти закрываются в ожидании поцелуя, как вдруг мозг ловит короткую вспышку.

Что-то сверкает слева, ослепительным белым инеем, острое и смертоносно холодное.

Я выхватываю кинжал и с ужасом вонзаю его в грудь стоящего передо мной, одновременно уходя вправо под локоть. Знакомый до боли облик расплывается в белесом тумане.

Меня лихорадочно трясет при попытке сесть на пол.

Недалеко под тканью лежит безмолвное тело. Конечно же, вот он, идиотка, даже не догадалась посмотреть в ту сторону. Я облегченно дотрагиваюсь до настоящего Брани и нервно смеюсь.

Велиал... Неужто треклятый демон знал, что всадник будет одним из моих страхов? Или просто оставил...

Ну да, просто, наш бывший проводник ничего просто так не делает.

Погруженная в свои мысли, не замечаю, как рядом появляется женщина.

Молодая, с длинными черными локонами, серыми стальными глазами.

Очень привлекательная.

И очень знакомая.

Где-то я ее уже видела точно. Где?

Светлое, легкое одеяние, переброшенное через плечо. В руках – небольшой меч.

Но не оружие в женских руках изумляет меня, а узнаваемый зеленоватый отлив. Из такого же сплава создан акинак Брани. И был создан серп Мора.

– Предали, – хрупкая женщина поднимает глаза. – Кто-то все знал, и нас предали. И ты ушла... А ведь могла спасти семью.

Боги, что за день сегодня!

– Оставила всех, – она продолжает бесцветно, словно голос ее тонок и сух, как выцветшая веточка, и так же легко ломается. – Ради него оставила всех. Твое место было рядом с нами.

Я все так же гадаю, где могла видеть ее, когда женщина поднимает свой меч и бросается вперед.

Я падаю и откатываюсь к лежащему всаднику, выдергивая из его ладони акинак. Мечи скрещиваются с легким звоном.

Выпад. С трудом отражаю финт нападающей. Она дерется так, словно родилась с мечом в обнимку.

Укол снизу, пытаюсь встречно отбросить назад. Женщина зажимает акинак под мышкой, выдергивая его на себя, и бьет острием сверху.

Черт побери!

Я резко падаю, и пролетаю у нее между ног, на миг ослабив хватку на рукояти искрящегося красными всполохами оружия. Меч, разумеется, перевешивает, и угрожающе накреняется вперед. Противница запоздало выпускает его и поворачивается ко мне, пытаясь схватить за волосы.

Сразу бью локтем ей в лицо. Пружинит твердая плоть, ничего похожего на иллюзию.

Не ожидая такого коварства, женщина отлетает на пол.

Воспользовавшись передышкой, хватаю меч и тут же выбиваю другой – из рук соперницы. На память приходит соприкосновение с лицом нападавшей.

Она живая? Не сотканная из призраков и тумана?

Упираюсь острым концом лезвия ей в грудь. Лежащая всхлипывает и тихо что-то бормочет.

«Убей», – шепчет голос в моей голове.

Наклоняюсь, пронзая белую кожу и слои мышц, один за другим. Слышится отвратительный хруст. Меч упруго входит в бьющееся и невесомое сердце, останавливая его ход.

Мой слух улавливает последние слова умирающей.

– Ты не узнала меня...

И облегченный тихий вздох.

В оцепенении замечаю, как тонкая струйка крови ползет в обратном направлении – от резаной раны к сердцевидному перекрестию, и как зелень металла впитывает в себя красную жидкость, словно меч донельзя измучен жаждой.

Глава 45. Противостояние

Я тупо, помимо воли, смотрю на кровь, где-то на уровне подсознания отмечая её непокорность физическим законам. Трогаю острие меча пальцем, чувствуя, что сейчас порежусь о заточенное лезвие.

Точно – порезалась.

Моя алая течет навстречу темной, вишневого цвета. Смешиваются воедино и вливаются в перекрестие.

Медленно перевожу взгляд на женщину. На груди бордовая лужа. Жидкость пропитала насквозь светлую одежду странного фасона – будто из древних веков – и та мерзко прилипла к телу. Черные волосы, словно вороньи перья, разметались вокруг бледного лица.

Почему она не исчезает, как предыдущие? Неужели и впрямь настоящая? Как тогда тут очутилась? Зачем?

Слишком много вопросов. Больно пульсирует висок, совсем как у какой-нибудь обычной смертной.

Ну его. Снова, как завороженная, разглядываю клинок. Наваждение. Не могу оторвать взгляда, как не пытаюсь. Смешавшаяся жидкость расцветает зловещим пятном-цветком.

Внезапно боковым зрением замечаю перемены в лежащей, и тут же меня «отпускает» от меча.

Прямые волосы свились и посветлели. Лицо, казавшееся слегка знакомым, теперь очень узнаваемо. Тонкий нос, четко очерченные скулы, высокий лоб. Глаза прикрыты, но я уверена, что они болотного цвета. Темные ресницы веером легли на белую кожу.

А под ними легкими полукружьями два красных пятна.

Я смотрю на саму себя.

Одежда высохла. Крови не видно.

Мой меч чист.

Ощущая легкую дурноту в горле, инстинктивно отодвигаюсь.

Женщина открывает глаза – точно, болотного цвета – и приподнимается на локте.

Внимательно смотрит на меня.

Наши взгляды сталкиваются. Первая не выдерживаю я. Оно и понятно – не каждый день смотришь на себя не в зеркало.

Мой близнец усмехается.

– Мы еще не закончили с тобой, – одним прыжком оказывается на ногах, словно не ее прирезали несколько минут тому назад. Впрочем, если судить по внешности, резали действительно не её.

Поднимает свой меч, как перышко, делает несколько выпадов в воздухе. Улыбается.

– Продолжим?

Во рту пересыхает, но я киваю. Мне неизвестно, что ей от меня нужно, неизвестно, насколько сильна эта женщина. Знаю только одно – я должна победить.

Близнец без прелюдий бьет в правое плечо. Умно, но не слишком – отбиваю и быстро выставляю защиту слева. Финт не удался.

Ухожу пока в глухую оборону. Надо посмотреть, насколько серьезны её намерения.

Нападает быстро и резко серией ложных ударов. Напориста, уверенна. Не боится, что я зацеплю ответным выпадом, меняет угол с бешеной скоростью, словно отбойный молоток.

С трудом удерживаюсь на ногах. А сопернице, похоже, хоть бы хны. Очевидно, решила для начала меня вымотать. Перепархивает с места на место, танцуя и рубя одновременно. Бросок вправо-влево, вновь вправо. Меч отливает знакомой зеленью. Резкий выпад сверху, неожиданно переходящий в короткий рывок вперед.

Все, пожалуй, достаточно. А то можно и не успеть нанести последний удар.

Быстро перехожу в атаку. Выставляет зеркальную защиту, будто неопытный новичок. Бью изо всех сил, проворачивая кисть, сбивая меч противницы вниз.

Она отпрянула назад так быстро и внезапно, шаркнув ногой, что вместо ожидаемого эффекта я получаю полностью противоположный и едва сохраняю равновесие. Черт бы ее подрал!

Пока я выдыхаю, женщина разворачивается и плашмя ударяет по правой кисти. Боль обжигает и вспыхнувший акинак чуть не вылетает из ладони.

Успеваю перехватить его левой рукой.

Вытаскивает флакон-пробирку – точь-в-точь как мой! – и швыряет под ноги. Стекло со звоном разбивается вдребезги, в унисон звону скрещиваемого металла.

Что бы это значило? Хочет напустить хворь? Воздействовать на мою регенерацию? Отвлечь? Даже не смешно, учитывая, что она – это я.

Снова финт, а затем двойник рубит от левого бедра, надеясь располовинить меня на раз. Ей явно не терпится закончить. Мне тоже. Бить саму себя не очень-то и приятно.

Разжимаю ладонь, меч с грохотом летит на пол. Враг запоздало понимает, что что-то не так, но инерция уже несет тело вперед.

Со всей силы бью ладонью по правому предплечью. И – сразу же – локтем в лицо.

Близнеца отшатывает назад, она в растерянности, но я тут как тут – ныряю за спину. И – изо всех оставшихся сил – рубящим движением под затылок.

Противник падает, подхватываю её же меч и вонзаю в мягкий, податливый живот, стараясь не смотреть на лицо. Выдергиваю – и в грудь, еще и еще.

Женщина кричит, потом хрипит и умолкает навсегда. Я падаю на колени рядом и отворачиваюсь, отползая как можно дальше от этого жуткого зрелища – окровавленной себя.

Ищу, как в тумане, шаря по полу, акинак. Натыкаюсь на рукоять и в облегчении вцепляюсь в этот островок реальности всеми пальцами.

Вздрагиваю, и валюсь от усталости на белоснежный, покрытый лужами крови, пол. Короткая схватка высосала остатки сил.

Тихий голос настойчиво зудит над ухом, мешая провалиться в тишину и покой. Отмахиваюсь от него, но неизвестный не отстает. Наконец понимаю, кто это, и выныриваю из полумрака подсознания.

Брань довольно улыбается.

– Слава всем знакомым богам.

Я сажусь на пол и в одурении смотрю на него. Все вокруг белым-бело – ни крови, ни трупов, ни мечей. Крохотная игрушка превращенного акинака зажата в ладони всадника.

Смеюсь, все громче и громче, и вот уже изнемогаю от нервного хохота.

Он недоуменно смотрит на меня.

– С тобой все в порядке?

Киваю и неожиданно для себя утыкаюсь в его плечо и обрываю смех. Хочется плакать, но я сдерживаюсь, и просто обнимаю Брань обеими руками.

Он, посерьезнев, осторожно прикасается к моим волосам, прижимает к себе, и гладит по голове, словно нашкодившую девочку.

Молчим некоторое время.

– Что дальше? – голос осип, то ли от смеха, то ли от нахлынувших эмоций, его невозможно узнать. Мда, совсем что-то я расклеилась. Но даже этот внутренний укор не может сейчас меня сдвинуть с места. Блаженствую в ожидании ответа.

– Дальше? – всадник вздыхает. – Дальше – Девятый круг.

– Последний? – зачем-то уточняю.

– Да. А за ним – хрустальные Врата Светлой стороны.

– И что нас там ждет? – вяло усмехаюсь. – Десяток гекатонхейров? Асмодей со своими легионами? Сам Самаэль?

Брань, подумав, абсолютно честно отвечает:

– Ничего.

Глава 46. Беглец

Ворвавшись домой, Никита первым делом бросился к шторам. Задернув их наглухо, так, чтобы ни один лучик света уличных фонарей не проникал внутрь, он немного успокоился. Сходил в ванную, помыл руки. Переоделся в более привычные штаны и домашний теплый свитер, походя поставив на плиту чайник.

Его знобило. Пережитое никак не шло из головы. Отрезанная нога вставала перед глазами так четко, что казалось, стоит повернуться, и он наткнется на нее.

Но это не самое страшное. Самое страшное то, что он убил человека. Никто не поверит, что это была случайность. Как можно случайно отрезать чужую ногу?

Даже если Никита пойдет в милицию с чистосердечным, менты захотят узнать, чем он это сделал. Придется объяснять про случайно найденный серп. Вот этому-то точно никто не поверит, а значит, все. Это конец.

Отец, конечно же, скажет, что не ожидал от него такого, обязательно схватится за голову и воскликнет, что поседел раньше времени из-за нерадивого сына. Отец всегда был немного склонен к театральности; примерно такую же мину он сделал, когда все домашние узнали, что Ариадна, сестра Никиты, уже не девушка. На самом деле Никита подозревал, что Федору Васильевичу Скворцову совершенно все равно, а кричит он исключительно потому, чтобы не потерять репутацию в глазах детей.

Но это были такие мелочи по сравнению с тем, что произошло десять минут назад.

Если в госаппарате узнают, что сын Федора Васильевича убийца, то от фамилии Скворцовых постараются избавиться, как от ненужной, отслужившей срок детали. Найдется куча таких же Скворцовых, с незапятнанной репутацией, которые благополучно займут место отца и будут молча выполнять свою роль винтика.

В лучшем случае Федора Васильевича ожидает быстрый уход на пенсию, а в худшем – разорение. Ариадну с клеймом сестры убийцы никто не возьмет замуж.

Но ужаснее всего, ужаснее нищеты и позора, ожидавших семью, было то, что скажет мать.

Нет, она не будет, как отец, винить его в их бедах. Она просто обнимет его и заплачет, а потом, отойдя в сторонку, так, чтобы сын не видел, схватится за сердце.

Этого Никита допустить не мог.

Лучше будет, если он просто исчезнет. Пропавший без вести и убийца – это совершенно разные вещи. Родня погорюет немного и вернется к прежней жизни. Спокойной жизни.

Парень даже подумать не мог, что убийцу не выследят. Он был уверен: рано или поздно откопается какой-нибудь случайный свидетель, видевший его в том переулке, или же сбежавший зэк со страху сам сдастся в милицию. И тогда его найдут.

Без пяти минут бывший студент посмотрел на незаваренный чай. А затем тяжело вздохнул и отправился собирать походный рюкзак.

На первое время стоит перебраться в другой город, а еще лучше – область. Там видно будет. Можно прикинуться, что потерял память и документы. От блестящей карьеры и института, конечно, придется отказаться. Ничего, там что-нибудь придумается.

Брать ли с собой еду? Родителей давно не было дома, они и не знают, что в холодильнике имеется, а кушать-то точно захочется очень быстро. Хорошо, что не потратил остатки денег на ресторан. Катерина... Никита закусил губу, пока руки сноровисто работали, заполняя рюкзак. Это все теперь его прошлая жизнь, о которой следует забыть – и как можно скорее.

За окном раздался визгливый звук милицейской сирены. Парень встрепенулся, прислушался. Звук приближался.

Неудачливый уголовник заметался по дому. Как они могли так быстро выяснить, где он живет? Черт, черт, черт! Куда деваться? И почему у них нет пожарного выхода! Говорил же отцу...

Шины зашуршали по осенней листве, и машина притормозила у соседнего домика. Никита выдохнул – видимо, просто наобум обыскивают весь частный сектор, как ближайший к месту преступления. Оглянулся еще раз, и взгляд его упал на грубое железное кольцо, прикрепленное к сколоченной крышке подполья. Недолго думая, схватил рюкзак и нырнул в подвал, аккуратно опустив дверцу. Залез на одну из ниш, сделанных в земляной стене под банки с вареньем – чтобы слышать все, что происходит наверху.

Сердце его бешено трепыхалось, когда по крыльцу застучали тяжелые сапоги. Кто-то заколотил во входную дверь, не заметив маленькой кнопки звонка сбоку. Никита замер. Два голоса что-то неразборчиво забубнили, потом послышался стук, и дверь распахнулась настежь. Прячущийся почувствовал, как внутри что-то ёкнуло. Твою же ... ! как, почему он забыл запереться изнутри?

– И че, гришь, случилось-то? – хриплый прокуренный бас зазвучал совсем рядом.

– Да тут в парке, недалеко, зэка зарезали. Беглого.

– Эка невидаль, – громко засмеялся обладатель зычного голосища. – Ну зарезали да и зарезали, туды ему и дорога. Одним меньше, одним больше. Нас-то чего подняли, Сема?

– Дак говорят, странно как-то зарезали. Ногу якобы отрезали, или руку. Полностью снесли, одна культя осталась. Фьють – и нету. Он от кровотечения и сдох, – ответил невидимый Сема, топоча прямо над ухом Никиты.

– Брешишь, – не поверил ему товарищ. – Как можно взять и на раз отрезать ногу? Там же кости. Я как-то видал, по молодости лет, в меде учился, да потом и бросил, не срослось – точно тебе говорю, просто так ногу не отрежешь. Там и пила нужна, и еще много чего. А чтоб человек по доброй воле дал себе ногу отпиливать – такого точно не бывает.

– Не знаю, – Никите показалось, что он видит, как Семен пожимает плечами. – Наше дело маленькое – начальство приказало проверить, вот и проверяем.

– Ох, ничего себе хата, – громкоголосый прошелся по дому. – Глянь-ка, и хрустали, и шкафы, и сервизы. А люстры-то, люстры какие, ух, загляденье!

– Блииин, – второй милиционер явно помрачнел. – Слышь чего, Боря, пойдем отсюда. Это Скворцовых дом, нечего тут делать.

– Каких Скворцовых?

– Тех самых, – Семен многозначительно показал в потолок. – Вон и фотка стоит их папаши. Потом не отмоемся.

– А чего не закрыто-то у них? – Борис обиженно засопел. Он не хотел выходить на заиндевевшую от холода улицу.

– Значит, надо закрыть. Забыли, может, или отъехали куда. Пошли, тебе говорю. А то сами словим – мама не горюй.

Никита слушал, затаясь, как милиционеры покидают его дом, как бережно закрывает Семен двери снаружи, как, ширкнув покрышками, уезжает милицейская машина. Для верности выждал еще минут пятнадцать – и когда руки совсем окоченели от холода погреба, с трудом поднял крышку и выбрался наружу.

Осторожно выглянул за шторку. Там царила неприглядная тьма, рассеиваемая отчаявшимися лучами желтых фонарей. Было тихо – в соседском доме уже погас свет.

Обернулся – и чуть не подскочил. За столом сидел юноша в выбеленном брючном костюме и вежливо улыбался. Льняные кудри, аккуратно расчесанные на пробор, опрятным волнами ниспадали по бокам узкого, но строго лица.

– А я-то думал, когда ты оттуда выберешься, – гость пододвинул Никите кружку горячего ароматного напитка. – Присаживайся – ты ведь чаю попить хотел?

– Ты... вы... кто? – сбиваясь в словах, еле выговорил тот. – И как сюда попали?

– Не волнуйся ты так, – чужак откинулся на спинку стула. – Я не из тех, о ком ты сейчас подумал. Но помощь моя тебе точно понадобится – вернее, ты ею уже воспользовался. Те, кто приходил, не заметили ни капель на раковине, ни сухой заварки, насыпанной в кружку, ни затоптанного твоими башмаками пола, ни криво сдвинутой крышки подполья. Как думаешь, отчего бы это? Да садись ты уже, садись. Угощайся.

Никита несмело присел на краешек стула, напротив гостя, предлагающего чай хозяину в его же собственном доме. Кто он такой? Явно важная шишка. Немного похож на иностранца – ишь, как вырядился, одежда, похоже, вся из-за бугра, но говорит на русском чисто, без акцента. Но с чего иностранец взялся помогать убийце? А тот продолжал разглагольствовать:

– Ты ведь не глуп, и уже пришел к мысли, что надо делать ноги.

С этим трудно спорить. Никита согласно кивнул, грея озябшие пальцы об нагревшуюся кружку.

– Я тебя выручу и здесь. – Иерем недовольно покосился на загипсованную руку. – Но для начала сними уже гипс, выглядит больно примечательно.

Парень чуть не подавился чаем.

– Так я ж руку сломал, – вытаращил он глаза. – Как я без гипса ходить-то буду?

– Вот дурачьё, – юношу перекосило. – Снимай, тебе говорят. До тебя что, ничего так и не дошло?

Только сейчас Никита понял, что держит посуду загипсованной рукой, и не чувствует никакой боли – а пальцы шевелятся ловко и быстро. Он испугался, но вида не подал.

– Чем я гипс дома сниму? – нарочито удивился. – Это молоток надо – а шуметь начну, соседи услышат.

Иерем покачал головой и выразительно посмотрел на походный рюкзак, куда бывший студент уже убрал серп. В животе у Скворцова похолодело.

«Он и про это все знает», – пронеслось в голове. Негнущимися пальцами расстегнул замок. Вынул оружие, аккуратно подцепил гипс с краю.

Пропитанная раствором затвердевшая лента разошлась, как бумажный лист. Никита поднял руку, покрутил кистью. Складывалось впечатление, что травма ему просто приснилась. Собеседник остался доволен.

– То, что ты держишь в руках, – кивнул он на серп, – источник твоей регенерации. Ближайшие пару столетий вряд ли у тебя будут проблемы со здоровьем. Да и потом тоже – если будешь достаточно умен.

Никита не верил своим ушам. Пару столетий? Что за чушь несет этот тип? Но ведь с рукой гость оказался прав... и про серп знает откуда-то. А главное, очень кстати помог избавиться от милиционеров. Скворцов решил слушать внимательнее, и ничему не удивляться.

– Сейчас дособираешь вещи, и ровно через час выйдешь из дома. Много не бери – только самое основное. Поедешь на электричках, тебе надо выбраться сначала из области. Потом двинешься на юг. Через два дня ты должен быть в Астрахани. Билеты уже в рюкзаке.

Никита ошеломленно посмотрел на вещмешок, стоящий у ног. Когда он их туда положить-то успел?

Иерем продолжил:

– Снимешь там квартиру на первое время – чтоб тебя никто не видел.

– У меня не хватит денег, – осмелился возразить подопечный.

– Хватит, – Крылатый вперил в него бледно-голубые, блеклые глаза, раздраженный тем, что его перебили. – Там будешь ждать меня, и никуда не высовывайся.

– Понял, – поспешил согласиться беглец.

– Вот и отлично, – сказал гость вкрадчиво. – И не забудь – от твоего послушания зависят судьбы оочень многих людей. Допивай свой чай, остынет скоро.

Никита посмотрел на кружку, а когда поднял взгляд, комната была пуста.