Текст книги "На исходе дня. История ночи"

Автор книги: А. Роджер Экерч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 38 страниц)

III

Приближаются сумерки, Приближается ночь.

Помолим же Бога о защите От злых духов,

Чье коварство особенно В темноте опасно.

Анджей Тшэцески (ок. 1558)²⁴

«Ночь принадлежит духам» – предостерегала пословица. Негостеприимное вечернее царство, с его жуткими видениями, пугающими звуками и ядовитыми испарениями, влекло к себе полчища демонов и духов, которых драматург эпохи Стюартов Джон Флетчер именовал «отродьем черным мрака» (black spawne of darkness). Небо было их империей, ночной воздух – земным доменом²⁵. Разумеется, не было никого ужаснее Сатаны, князя тьмы, злодеяниям которого несть числа; они становились повсеместно известными благодаря развитию печатного дела, ибо рассказы о них неоднократно появлялись как в популярных трактатах, так и в научных текстах. «Каждый день доходят известия, – писал некий немецкий священник в 1532 году, – об омерзительных преступлениях, совершенных дьяволом. Там тысячи людей умерли; там корабль со многими людьми пошел ко дну; там вымирает целая земля, город, деревня». Апокалипсический дух христианства и, в частности, пророчества, предрекающие Армагеддон, заставляли людей верить, что Сатана сейчас более, чем когда-либо, готов к нападению. Страх порождали и его власть наказывать грешников, и его способность отбирать у смертных души. «Палач Господа» – так именовал его Яков I (1566–1625). Темный по своей природе, Сатана искусно принимал ряд обличий, часто – черной собаки или ворона. Несмотря на то что молва приписывала ему способность появляться в любое время суток, люди верили, что он предпочитает ночной мрак. Некоторые писатели, такие как елизаветинец Томас Нэш или англиканский епископ Джереми Тэйлор, полагали, что Господь запретил дьяволу появляться при дневном свете. Нэш писал о ночи: «В наказание нам наш Создатель сделал ночь его [дьявола] особым владением и царством». «Ночь, пути ада, время воцарения Сатаны», – звучала предупреждением немецкая вечерняя молитва²⁶.

Конечно, ночь лучше всего соответствовала дьявольским замыслам. Ночной мрак очень напоминал ад – вечный дом Сатаны, где пламя не давало света и «мерзейший дым» слепил глаза «душными испарениями». Отвергнув свет Божиего слова, дьявол окружил себя тьмой, в буквальном и переносном смысле. Одна лишь ночь усиливала его мощь и вдохновляла его дух. Человек же ни в какое другое время не был столь уязвим, слеп и одинок, как ночью, когда его можно было легко застигнуть врасплох²⁷. В самом деле, темнота стала нечестивым царством Сатаны на земле, его темной провинцией, откуда велась нескончаемая война против царства Христова. Полчища Сатаны включали отряды демонов, бесов, домовых и ведьм, и все они для живших в ту эпоху людей были столь же реальны, сколь и их предводитель. «Мир Тьмы, – предупреждал правовед сэр Мэтью Хейл в 1693 году, – иногда поражает нас жуткими формами, гнусными запахами, мерзкими вкусами и другим оружием ангелов зла». Темное могущество демонов было чудовищно. Являясь людям в «различных видах», сообщал кальвинистский проповедник Джеймс Кафхилл, они «лишают их покоя, когда те бодрствуют; тревожат их сон; калечат их члены; забирают здоровье; поражают болезнями»²⁸.

Как и повсюду в Европе, в топографии практически любого британского селения отражался потусторонний мир. Многочисленные места, названные в честь самого князя тьмы, служили традиционным предостережением в равной степени местным жителям и неосмотрительным странникам. Так, было хорошо известно, что в «Дьявольских ложбинах» возле шотландского прихода Таннадайс Сатана однажды «оставил поразительные свидетельства своего присутствия и могущества». В деревне в Эссексе дерзкий дьявол сбросил церковный шпиль, который прихожане воздвигли днем. Несмотря на предложение одного джентльмена закупить новые материалы, никто так и не осмелился взяться за восстановительные работы. Нечисть населяла не только дома, демоны обитали в прудах, лесах и церковных дворах. «Эти места так пугают в ночное время, – писал французский правовед Пьер Ле Луайе в 1605 году, – особенно простолюдинов». Столетие спустя некий автор в журнале Spectator утверждал, что «в Англии не найдется ни одной деревни, где бы не было привидения, ни одной церкви, рядом с которой не обитали бы призраки; любой общинный выгон имеет свой собственный круг фей, и вряд ли вы встретите пастуха, который не видел духов»²⁹.

Там, где ученые авторитеты мыслили общими категориями, народное сознание наделяло демонов индивидуальными чертами. Сельские жители были осведомлены о злобных выходках местных духов, известных в Англии под такими именами, как Йоркский Баргест, Долговязая Марджери и Джинни Зеленые Зубы. Среди общепризнанных истязателей были волшебные существа. В Англии их так называемым королем был Робин Добрый Малый; он имел репутацию обманщика, и в числе его выходок было то, что он уводил ночных путников с дороги в болота и чащи. В этом персонаже черпал вдохновение Шекспир, создавая образ эльфа Пака в пьесе «Сон в летнюю ночь» (ок. 1595)³⁰. С эльфами были тесно связаны блуждающие огоньки, озорные бесы, что распространяли по ночам над болотами свет, который люди, на свою беду, ошибочно принимали за пламя фонаря. «Фонарь дьявола» (the Devil's lontun) – называли их в некоторых областях Англии. «Ignis fatuus, – писал Сэмюэл Батлер в 1663 году, – есть пагубный огонь, который околдовывает и заманивает людей в омуты и топи»³¹.

Феи и эльфы трактовались по-разному: как призраки или падшие ангелы; некоторые из них считались добрыми, зато другие уносили в качестве добычи домашний скот, урожай и даже маленьких детей. «Честные люди, – если можно доверять свидетельству некоего путешественника, посетившеего Уэльс, – до смерти боятся этих маленьких человечков». Как сообщал Томас Кэмпбелл в 1777 году, в Ирландии «доверчивость широко раскрыла рот и охотно проглотила всю эту эльфийскую мифологию». Ни одна часть Британских островов не была свободна от какой-нибудь нечисти – брауни[9]9
  Брауни (brownies) – один из типов фей, в существование которых верили в Шотландии и в Северной и Восточной Англии; считалось, что они заботятся о домашнем хозяйстве.


[Закрыть], пикси[10]10
  Пикси (pixies) – один из типов фей, по поверьям обитающих в Северной Англии; считалось, что они сбивали прохожих с пути.


[Закрыть] или других мифологических персонажей. Говорили, что добби[11]11
  Добби (dobbies) – ласковое прозвище хобгоблинов в Йоркшире и Ланкашире. Похожи на брауни, но еще большие проказники.


[Закрыть], обитавшие возле башен и мостов, нападают, сидя верхом на лошадях. Дуэргары, крайне зловредный вид эльфов, обитали в северных районах Англии, в Нортумберленде, а шайка келпи в Шотландии сбивала людей с толку у рек и переправ. Практически каждый европейский народ верил в существование подобного маленького народца, устраивающего злобные выходки по ночам. Фолиоты[12]12
  Фолиоты (foliots) – в итальянской мифологии: духи, которые могут обращаться воронами, зайцами и черными псами. Подобны полтергейстам.


[Закрыть], тролли или эльфы – их силы намного превосходили лилипутские размеры. «Если обращаться с ними неподобающе, – писал путешественник в Вестфалии, – эти могущественные маленькие духи жестоко мстят – они украдут, исковеркают и разрушат все, что попадется им под руку»³².

Столь же распространены были и бестелесные духи умерших людей. Привидения, называемые также фантомами, призраками, видениями, по ночам часто принимали вид, который имели в земной жизни. Но считалось, что иногда они могли одеваться в белое и принимать форму животных. Поскольку, согласно христианской традиции, выход на свет божий был для них закрыт, они почти всегда являлись после наступления сумерек. «Господь дал день живым, – заметил Титмар Мерзебургский, – а ночь – мертвым». Некоторые неупокоенные души несли вести о приближающейся смерти. Другие были самоубийцами, приговоренными к вечному странствию между миром живых и загробным царством. Порой призраки возвращались с того света в места, где некогда жили, чтобы исправить ранее совершенные несправедливости. В 1718 году Джеймс Уитни из Траубриджа, по слухам, дважды видел у своей кровати призрак умершей подруги, которую он когда-то бросил. «Он дважды – рассказывал сосед, – в разное время хорошо увидел призрак своей бывшей возлюбленной в том платье, которое она носила во время его ухаживаний; она смотрела на него со строгим выражением лица и исчезла, а его свеча тут же погасла»³³.

Многие общины страдали от многократных появлений призраков, как это было в случае с привидением из Багбэри в Шропшире или уилтширским Псом из Уилтона. Фантомы являлись столь часто в деревне Блэкберн в графстве Дарэм, жаловался епископ Френсис Пилкингтон в 1564 году, что никто из представителей власти не решался усомниться в их подлинности. Обычным местом обитания призраков были оживленные днем перекрестки, ведь они часто служили местом захоронения самоубийц. Призрак ткача, наложившего на себя руки в Эксетере в 1726 году, неоднократно являлся на перекрестках. «Можно с уверенностью утверждать, – писали в газете, – что молодая женщина по соседству, увидев его тень, была так напугана и потрясена», что умерла два дня спустя. Иногда казалось, что опасность подстерегает повсюду. Даже городской житель Пепис опасался, что в его лондонском доме может обитать привидение. Фольклорист XVIII века Джон Бранд вспоминал, как мальчиком слышал множество историй о ночном призраке, который скитался по улицам Ньюкасла-на-Тайне в обличье злобного мастифа³⁴.

Другими обитателями ночного царства были банши в Ирландии, чьи гнетущие завывания предвещали смерть; ар-каннеры (ar cannerez), французские прачки, известные тем, что топили прохожих, которые отказывали им в помощи; вампиры в Венгрии, Силезии и других частях Восточной Европы, которые высасывали кровь своих жертв. По замечанию некоего поэта XVI века, ночь, возрождая мертвых, угрожала смертью живым. Даже в 1755 году власти маленького городка в Моравии приказывали выкапывать тела предполагаемых вампиров, чтобы проткнуть каждому сердце, отрезать голову и предать труп огню. В течение XVI и XVII веков отчеты о волках-оборотнях наводняли большую часть Центральной Европы, а также часть Франции, граничащую со Швейцарией, особенно в областях Юра и Франш-Конте. Хирург Иоганн Дитц был свидетелем того, как в северогерманском городе Итцхое толпа деревенских жителей, вооруженная копьями и кольями, преследовала оборотня. Атакам вурдалаков периодически подвергался даже Париж. Предполагали, что именно оборотень варварски расправился с группой путников, среди которых были священники, на дороге в Нотр-Дам-де-Грас в 1683 году³⁵.

Но, конечно, в эпоху раннего Нового времени во всем христианском мире считалось, что наибольшую опасность представляют ведьмы; эта идея оставила свой трагический след в истории – «охота на ведьм» велась с целью полного их истребления. Вслед за паникой, имевшей место в начале XV века, последовала волна судебных расследований и казней, захватившая XVI и XVII века, и избежали ее лишь некоторые части Европы, главным образом Италия, Испания и Португалия. Наиболее лихорадочно «охота на ведьм» шла в Юго-Западной Германии, Швейцарии, во Франции и в Шотландии. В Англии в 1542 году колдовство стало преступлением, карающимся смертной казнью. В XVI веке достаточно высокий уровень преследований отмечался в графстве Эссекс, но наивысшей силы они достигли в середине 1640-х в Восточной Англии, когда казнили почти 200 человек. Невозможно подсчитать точное число европейцев, приговоренных к смерти по обвинению в ведовстве. До 30 тысяч человек могли лишиться жизни в период с XV по XVII век. Судя по отчетам современников, чаще всего обвинения предъявлялись одиноким небогатым и немолодым женщинам, перебивавшимся чем Бог пошлет и ведущим обособленное существование. Мало того что эти женщины пребывали в нужде, их к тому же считали злобными. «Сии жалкие создания, – писал в 1584 году Реджинальд Скот, – внушают окружающим такую ненависть и такой ужас, что никто не осмеливается обидеть их или отказать в их просьбах». Перед их кознями были беззащитны зерно, скот и даже погода. Рассказывали, что в Амстердаме на одну горничную напали четыре странно одетые женщины, забросали ее кирпичами, при этом они постоянно повторяли: «Мухи на твое лицо!»³⁶.

Разумеется, в самой идее существования ведьм и других ночных демонов не было ничего нового. Бесчисленные упоминания о «внешней тьме» и «тени смерти» в раннехристианских текстах лишь укрепляли древние представления о ночи. В IV веке отец церкви, святой Василий Великий, писал, что некоторые рассматривали «мрак как злую силу или, скорее, как само зло». Неудивительно, что большая часть событий в «Беовульфе» (VIII в.), одном из самых кровожадных произведений староанглийской литературы, происходит ночью. А главный злодей эпоса, Грендель – «этот громаднейший из ночных кошмаров, что выпадал на долю его народа», – яростное чудовище, которое ждет, пока темнота не поглотит окрестности, чтобы отправиться на поиск новых жертв³⁷. И все же Западная Европа не была подвержена всепоглощающей тревоге даже перед лицом самых жутких сверхъестественных созданий вплоть до позднего Средневековья, когда ночное время стало, по выражению французского историка Робера Мюшамбле, до крайности демонизированным (la nuit diabolisee). Современный автор исследования о древних призраках решительно утверждает: «Мы должны быть осторожны и не слишком драматизировать страх темноты в Средние века. В ту эпоху вполне можно было насладиться покоем прекрасной ночи, не испытывая ужаса». Средневековые ведьмы и привидения были довольно безобидными. Согласно официальным отчетам, в Англии до 1500 года точно было известно лишь о нескольких совершенных ведьмами преступлениях, а именно «двух или трех смертях, сломанной ноге, парализованной руке, нескольких разрушительных ураганах и нескольких заколдованных гениталиях». «Макбет», впервые поставленный на сцене, вероятно, в 1605 или 1606 году, был одной из самых ранних английских пьес, где изображались зловещие колдовские деяния³⁸.

Однако к тому времени Сатана уже превратился в грозную персону. Дьявол больше не был лишь досадной помехой, ныне он рассматривался христианскими богословами как могущественный противник Бога в борьбе добра и зла. Сатана привлекал к себе на службу полчища ведьм, каждая из которых заключала торжественное соглашение с князем тьмы. Обретая тем самым могущество, ведьмы устраивали ночные сборища, первоначально именовавшиеся «синагоги», а впоследствии – «шабаш», для совершения обрядов поклонения дьяволу. Помимо того что в дьявольских ритуалах они предавались разврату, ведьмы еще и пожирали маленьких детей – их плоть давала способность летать. В 1610 году женщина из Эйкса, обвиняемая в ведовстве, описывала шабаш так: «Иногда они ели плоть маленьких детей, которые были убиты и зажарены на другой синагоге, а иногда младенцев приносили еще живыми, ведьмы похищали их из домов». Ведьмы были виновны не только в причинении вреда магией своим соседям (maleficium), им также предъявлялись обвинения в ереси, в чем особенно усердствовали представители высших социальных слоев; таким образом, они были врагами и человека, и Бога³⁹.

В Англии, Нидерландах и отдельных районах Скандинавии беспокойство по поводу ночных шабашей никогда не распространялось слишком широко. Тому было множество причин, начиная с последствий Реформации и заканчивая своеобразием английской судебной системы: ведьмам ставились в вину конкретные злодеяния, но не участие в демонических собраниях. При этом в глазах англичан они по-прежнему оставались агентами Сатаны и в этой ипостаси вызывали большой страх. Один историк метко заметил, что «в Англии ведьм вешали, в то время как на континенте их сжигали» – и сжигали по распоряжению светской власти или клерикалов, хотя народ, пребывающий в страхе перед ведьмами, зачастую предпочитал английский способ казни. Обвинения в ереси редко звучали в английских судах, но аресты стали настолько обычным делом, что на протяжении XVI и XVII веков жертвами колдовских чар были признаны несколько тысяч умерших или погибших, а также многие потерявшие зрение, искалеченные или бесплодные люди. Из приходских книг Ламплафа (графство Камберленд) за период с 1658 по 1662 год следует, что из 55 смертей, не вызванных «преклонным возрастом», как минимум семь человек были «заколдованы», еще четверо были «испуганы до смерти эльфами», один был «заведен на водопой блуждающим огоньком» и три «старые женщины», осужденные за ведовство, были «утоплены»⁴⁰.

Существует ли разумное объяснение оголтелой «охоте на ведьм» в Европе? Хотя исследования в этой области концентрируются на определении специфических условий и обстоятельств, в которых получила развитие «охота на ведьм», большое внимание уделяется изучению общих тенденций – таких как религиозные конфликты, изменения в законодательной системе и развитие книгопечатания. Общество того времени переживало стремительные, многочисленные и разнообразные перемены, отразившие развал феодальной системы, что, естественно, порождало сильную тревогу. Особенно с конца XV века войны, голод, природные катаклизмы, эпидемии чумы неизменно усиливали чувство подавленности у людей, и без того постоянно противостоящих разным бедствиям. Беспомощные, неспособные планировать свою жизнь, они стремились обнаружить виновников своих несчастий и персонифицировать их – Сатану и его приспешников. Немало таких «злодеев» находили среди одиноких нищих, странствующих по стране. Зажатые в тисках отчаяния, общины проецировали свои тревоги на самых уязвимых членов общества. В 1737 году очевидец писал о повальном голоде в Польше: «Это бедствие так подавило дух людей в Каминеце, что они воображают, будто по ночам по улицам ходят привидения и призраки мертвых, убивая всех, до кого дотронутся или с кем заговорят». Разумеется, злые духи являлись чаще всего именно (курсив мой. – А. Р. Э.) ночью, когда люди чувствовали себя столь уязвимыми⁴¹.

Редкие скептики открыто насмехались над идеей существования демонических существ. Они настаивали, что за большей частью рассказов о сверхъестественном стоят скрипящие двери и плохо подогнанные оконные рамы, а лешие представляют собой не что иное, как далекое свечение болотных газов. Реджинальд Скот в трактате «Разоблачение колдовства» (The Discoverie of Witchcraft; 1584) и Джон Уэбстер в сочинении «Обнаружение предполагаемого колдовства» (The Displaying of Supposed Witchcraft; 1677) поднимали ведьм и злых духов на смех. Как и немец Иоганн Вайер, автор труда «О значении демонов» (De Praestigiis Daemonum; 1563), они относили демонические злодеяния к библейским временам. Некоторые критики на самом деле в глубине души были агностиками, готовыми поверить в призраков, но только не в легионы привидений, о которых судачили их сторонники. Мало кто из скептиков осознавали себя истинными отступниками. «Россказни про колдовство неимоверно быстро пустили корни и прочно прижились в сердцах людей», – сокрушался Скот. Но даже самые непоколебимые критики признавали, что и разумные люди часто становились жертвами сверхъестественных видений. Французский священник Ноэль Тайльпье в 1588 году допускал, что восприимчивы к ним не только женщины, дети и «наивные глупые простолюдины», но также путешественники и пастухи – «люди, сталкивающиеся лицом к лицу с первозданной природой»⁴³.

IV

Меньше пей да домой поскорей.

Английская поговорка⁴⁴

То, что запуганные суевериями люди принимали за злодеяния вредных духов, зачастую было просто ночными происшествиями. Возможно, причины таких бедствий, как утопление, поломка экипажа или неудачные падения, искали именно во встречах со сверхъестественным. В Западной Англии, например, о жертвах несчастных случаев, «вызванных» блуждающими огоньками, говорили: «Уведен пикси». «Когда страх, плохая видимость и предчувствия человека сходятся вместе, чтобы обмануть его, – писал Тайльпье, – он может повстречать какое угодно и сколь угодно странное видение»⁴⁵.

Обжитая человеком еще с XI века, большая часть Европейского континента в доиндустриальную эпоху продолжала оставаться опасной и при дневном свете. Сегодня лес покрывает 21 процент территории Италии, а в 1500 году эта доля составляла 50 процентов, хотя полуостров считался одним из самых густонаселенных на континенте. Крутые склоны холмов, бурные потоки и густой подлесок пересекали пастбища, луга и деревни. Даже там, где земля была расчищена под сельскохозяйственные угодья, пни и канавы оставляли шрамы на усыпанной камнями почве. Зияли глубокие ямы от вырезанных на топливо больших кусков торфа. В некоторых районах Англии, Уэльса и Шотландии поверхность земли была испещрена действующими или заброшенными шахтами, каменоломнями и угольными карьерами, причиняющими «общественное неудобство, так как жизнь людей часто подвергается опасности», как сетовал один шотландский священник⁴⁶. Немногим лучше были и дороги. Даже в середине XVIII века сэр Джон Парнелл жаловался: «Едва ли можно предпринять путешествие, чтобы при этом не преодолевать чрезвычайно неудобные, если не сказать опасные участки дороги, даже в самых равнинных районах Англии»⁴⁷.

Плохая ночная видимость в сочетании с опасностями, которые таила в себе местность, – такова была формула бедствий. Автор XVII века Исаак Уоттс замечал, что случаи, когда «путешественники становились жертвами предательских ночных теней», были бесчисленными. Усугубляло ситуацию и то, что поздней ночью человек в наименьшей степени способен справляться с разного рода проблемами не только из-за желания спать, но и из-за изменений в химических процессах организма. Бдительность и рефлексы, как правило, ухудшаются. Игнорируя «приказ» природы спать, писал флорентийский философ Марсилио Фичино, «человек, без сомнения, борется с порядком мироздания и в особенности с самим собой»⁴⁸. Темной ночью даже уверенные в себе местные жители могли ошибиться дорогой, оступиться и упасть в яму или овраг. В 1739 году в Абердиншире пятнадцатилетняя девушка погибла, так как отклонилась от своего обычного маршрута, который проходил через церковный двор, и упала в свежевырытую могилу. Житель графства Йоркшир Артур Джессоп, возвращаясь холодным декабрьским вечером от соседей домой, потерял равновесие и рухнул в каменоломню. Ночь была «настолько чрезвычайно темной», что и другие люди тоже «потерялись и не могли найти дороги», записывал Джессоп в дневнике. Отделавшись синяками и ранами на ноге и спине, он избежал травм, которыми, по обыкновению, пестрели отчеты коронеров[13]13
  Kopoнер — должностное лицо, расследующее случаи насильственной или внезапной смерти.


[Закрыть], – таких как раздробление черепа и сломанные кости. Уильям Коу в 1721 году хвастался, что после десятилетий ночных прогулок остался невредим и не имел ни одного перелома. И все же этот саффолкский фермер был знаком с ночными шишками и царапинами: он не только поскальзывался и запинался, но и падал с лошади, а однажды упал даже с крутого обрыва. Иногда природный ландшафт поглощал своих жертв, не оставляя следов. Так, например, в 1682 году житель Уэйкфилда Джеймс Уилкинсон замешкался по дороге домой и таинственным образом исчез. Он жаждал выпить несколько кружек эля и проигнорировал совет друга «перейти болото, пока еще не слишком темно». Уилкинсон так и не добрался до дому. Недели поисков «по всему болоту, в шахтах и в реке», записал преподобный Хейвуд, были «напрасными»⁴⁹.

Не приходится сомневаться, что алкоголь, смазочный материал жизни в ту эпоху, часто вносил свою лепту в статистику несчастных случаев. Эль, пиво и вино, доступные в любое время, в рабочие часы и на досуге, текли рекой как в тавернах, так и в частных жилищах. Несмотря на дороговизну, уровень дневного потребления эля в Англии был особенно высок в низших и средних социальных слоях, причем не только у взрослых, но и у детей. Согласно частичной переписи 1577 года, в Англии насчитывалось 24 тысячи пивных, что составляло примерно один паб на 140 жителей. Более того, пиво по обе стороны Атлантики со временем становилось все дешевле и все крепче. В 1736 году одна газета в Новой Англии опубликовала список синонимов к слову «пьянство». Среди более чем двухсот выражений были такие, как «не знает дороги домой» и «видит две луны сразу», описывающие пьяниц, бредущих домой поздно вечером⁵⁰.

Тогда, как и сейчас, люди были более подвержены интоксикации в поздние часы. Согласно клиническим исследованиям, с десяти часов вечера до восьми утра желудок и печень, как правило, перерабатывают алкоголь более медленно, чем в любое другое время, тем самым дольше удерживая его в организме⁵¹. Неудивительно, что при ослаблении видимости и бдительности за пирушками следовали несчастные случаи. В 1635 году человек по имени Керри остановился в пивной на пути в Манчестер, чтобы выпить с друзьями. Когда хозяйка наконец отказала им в очередной порции, он «поклялся, что этим вечером выпьет 10 дюжин пинт», и отправился на поиск другого заведения «далеко в ночь» – только чтобы упасть в яму и утонуть. Луи-Себастьян Мерсье описывал так «эскадроны пьяниц», поздно вечером «бредущих нетвердой походкой» из пригородов в Париж: «Напрасно полуслепой ведет слепого, каждый шаг таит опасность, обоих ожидает канава или, скорее, колеса». Человек мог сломать шею, но что еще хуже – потерять сознание и, брошенный на произвол судьбы, погибнуть. Пьяный работник из Дерби упал в канаву и так громко храпел, что его приняли за бешеного пса и подстрелили⁵².

Неизбежны были и случаи утопления. Перевернутые лодки и аварии в доках вносили существенный вклад в статистику происшествий как днем, так и ночью. В темноте моряки часто неверно оценивали силу волнений на море и могли не заметить камни, пока в них не врезалось судно. Порой привычный маршрут оказывался попросту невозможным. К примеру, герцог Нортумберленд едва не утонул, когда один из слуг загнал лошадей с экипажа с крутого берега в реку. Дождливым вечером 1733 года близ Хоршэма, в Пенсильвании, из рук молодой женщины, переходившей через бурный поток по бревну, водой был смыт младенец. По другой версии, лошадь, которую женщина вела под уздцы, увлекла мать и дитя в воду⁵³. Передвижение ночью на лошадях часто представляло опасность. И не только потому, что всадники были уже усталыми, а дороги – плохими, но и потому, что сами лошади испытывали страх. Иоганн Вольфганг Гёте так описывал дорогу вдоль итальянского побережья: «Это было место, где произошло много несчастных случаев, особенно ночью, когда лошади шарахались от каждого шороха»⁵⁴.

Городские улицы были не менее опасными, чем в сельской местности. К 1700 году население городов, каждый из которых насчитывал как минимум 5 тысяч жителей, составляло 15 процентов от 5-миллионного населения Англии, и эта пропорция чуть превышала норму в целом по Западной Европе. На фоне столицы, Лондона, который мог похвастаться 575 тысячами жителей, все провинциальные центры с населением от 12 до 30 тысяч казались маленькими. К тому времени крупномасштабная урбанизация уже изменила облик большей части континентальной Европы, от итальянского полуострова до Скандинавии⁵⁵. Города в основном напоминали кроличьи садки – узкие, тесные, темные и кривые улицы и переулки. Фасады верхних этажей, нависающие над проходами внизу, препятствовали проникновению солнечного и лунного света. Уже в начале XVII века дома в Амстердаме возвышались на четыре этажа. Прямые широкие улицы станут обычным явлением в градостроительстве лишь в XVIII веке⁵⁶.

При отсутствии достаточно мощных уличных фонарей темнота словно бы восстанавливала господство дикой природы в городах. До конца XVII века свет из окон домов и переносные светильники оставались единственными источниками искусственного освещения. Многие жизни унесли Темза, Сена, а также каналы вроде Лайдзеграхта в Амстердаме или Гранд-канала в Венеции – люди падали с причалов и мостов и тонули. Прохожие вынуждены были уворачиваться от быстро движущихся экипажей и повозок. А как жаловался некий посетивший Париж путешественник, ведь кучера зачастую не выкрикивали предостережений. С другой стороны, если человек выбирал путь вдоль стен, то его поджидали такие сюрпризы, как открытые погреба и хранилища угля, а сверху угрожали вывески. Только благодаря неожиданной вспышке молнии одной «очень темной» августовской ночью 1693 года купец Сэмюэл Джейк не запнулся о вязанку дров, лежащую посреди дороги неподалеку от его дома в Сассексе. Городские улицы, покрытые грязью и щебнем, были испещрены лабиринтами рвов для направления сточных и дождевых вод в канавы, пролегающие посредине или, на более широких дорогах, по обеим сторонам проезжей части. В 1720 году герцогиня Орлеанская выражала изумление, что в Париже не наблюдалось «целых рек мочи» мужчин, справлявших нужду прямо на улицах, которые и без того были загажены лошадиным и коровьим пометом. Канавы глубиной в фут и более засорялись золой, раковинами устриц и костями животных. «Я беспокоюсь лишь о том, как бы держаться подальше от сточных канав», – писал горожанин о своих полуночных прогулках. Плохая дренажная система превращала некоторые улицы в болота⁵⁷.

Лишь в XVIII веке отцы городов приступили к мощению улиц, но результаты были неоднозначными. Предпочитаемые ими каменные дорожные покрытия обеспечивали защиту от грязи и пыли, но быстро разрушались и становились неровными. Пребывая в состоянии непрекращающегося ремонта, эти мостовые заделывались разными рабочими, разными материалами и в разное время. Подобным образом обстояли дела в большинстве городов. «Не найти ни одного ровного тротуара для прогулки», – жаловался некто в Женеве в 1766 году. Хуже того, на улицы и пешеходные дорожки сваливали кучи гниющего мусора, через который пешеходы были вынуждены с трудом пробираться. Один критик писал о «печальных происшествиях», вызванных «ухабистыми, неровными или побитыми мостовыми, особенно когда те покрыты грязью, так что их практически не видно осмотрительным пешеходам днем, а уж ночью и подавно». Неудобство от заваленных отходами улиц было повсеместным для Европы, и единственным заметным исключением были нидерландские города – голландцы пользовались заслуженной репутацией блюстителей чистоты. В 1693 году в английском городке Прескот каждый четвертый домовладелец был оштрафован за сваленные перед фасадом дома кучи мусора⁵⁸.

Печально известны были потоки мочи и экскрементов, обрушивавшиеся по ночам на улицы из открытых окон и дверей. Опустошение «ночной вазы» на улицу было обычным делом. Страдая от скученности и несовершенства канализационных систем, многие города (некоторые вплоть до конца XVIII века) мирились с этой практикой или, по крайней мере, закрывали на нее глаза. Французская поговорка гласила: «Воняет, как грязь в Париже», а житель Мадрида XVII века сообщал: «Было подсчитано, что ежедневно на улицах распространяются ароматы более чем 10 тысяч куч дерьма». Скверную репутацию имели Лиссабон, Флоренция и Венеция, но жители Эдинбурга достигли вершин дурной славы за то, что превратили свои улицы в сточные канавы. Даниель Дефо защищал их привычки, отмечая, что в городе высокие здания, что он перенаселен и что жителям было позволено выбрасывать отходы только после десяти часов вечера, по сигналу барабана, выкрикнув прохожим предостережение «Гарди-лу!» («Осторожно, вода!»). Жители Марселя также обязаны были трижды предупреждать прохожих, хотя в расположенном неподалеку Авиньоне бремя ответственности было возложено на самих пешеходов, «так что, – возмущался приезжий, – это вы обязаны кричать „Гаре! Гаре!" („Осторожно! Осторожно!"), когда идете по улицам ночью»⁵⁹.