Текст книги "На исходе дня. История ночи"
Автор книги: А. Роджер Экерч
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 38 страниц)
Ничто так не искушает и не заряжает жизненной энергией молодого человека, как благоприятная обстановка ночи, действие вина и женские чары.
Бакхилид (V в. до н. э.)12
Несмотря на строгие меры, ограничивающие сексуальную активность, ночь была благоприятным временем для того, чтобы заводить разного рода романтические отношения. Как Церковь, так и государство осуждали внебрачные связи, секс до свадьбы и супружеские измены. Законы, свободно проведенные в жизнь на закате Средневековья, после Реформации оказались в зоне повышенного внимания со стороны Католической и Протестантской церквей. С точки зрения христианского учения даже публичное проявление чувств – поцелуи и ласки – считалось грехом. Генуэзец Ансальдо Чеба предупреждал: «Нет другой страсти, которая бы столь препятствовала горожанину в приобретении и применении тех добродетелей, что необходимы для благополучия его республики, чем чувственная любовь»13.
Безусловно, существовали различия в отношении к сексуальным связям, прежде всего между городом и деревней. Социальная принадлежность также имела значение. В большинстве состоятельных семей Европы было принято необычайно строго контролировать процесс ухаживания за молодой девушкой. «Даже в нашей провинции люди с положением и весом в обществе стремятся к тому, чтобы их дочери выходили замуж за мужчин, которые их ни разу не видели», – замечал колонист из Массачусетса. По сравнению с Центральной и Северной Европой, где на отношения полов смотрели более терпимо, обычаи у средиземноморских народов отличались консерватизмом. Но эти различия затрагивали не характер отношений, а степень их интимности. Повсюду неженатые люди не могли демонстрировать свои чувства на публике. С регулярными свиданиями мирились только тогда, когда отношения переходили в стадию формального ухаживания и пара открыто заявляла о своих чувствах. Сексуальные контакты были запрещены, исключения делались изредка в тех случаях, если речь шла о скором заключении брака. Когда Агнесс Беннет из Девоншира дразнили по поводу ночи любви, проведенной с ее женихом Джорджем Пирсом, она ответила, что «это было не так, как между двумя влюбленными… что они были безвозвратно избраны в супруги друг другу»14.
Не соблюдать принятые правила поведения было рискованно, особенно это касалось женщин, ибо их сурово наказывали. В дневное время надзор со стороны соседей и необходимость работать сводили на нет возможность сексуальных отношений между людьми средних и низших сословий. «Свет и похоть – смертельные враги», – замечал Уильям Шекспир. Если не считать пивных, надежные укрытия были малочисленны даже в сельской местности. В леске неподалеку от Тура Жак-Луи Менетра и его компаньон «заметили молодого пастушка и юную пастушку в действии». Запаниковав, паренек сбежал голышом, оставив свою возлюбленную, чем не преминул воспользоваться Менетра: «Я развлекся с девчонкой наполовину с охотой, наполовину насильно». В другом случае самого Менетра и некую замужнюю даму застали в момент близости, хотя, казалось бы, они были «не на виду», на склоне холма возле Бельвиля. «Это преподало мне урок», – признавался он позже15.
Ночь же, напротив, казалась любовникам особенно привлекательной. «Удовольствие, в котором отказывает день, всегда таит в себе тьма», – витийствовал поэт Томас Йалден. Валлийская поговорка звучала более откровенно: «Похотливые и дурные любят долгие ночи». Темнота не только предоставляла «для любви то время, которое день не может ей позволить», она еще и давала любовникам естественное укрытие. «Ночь ослепляет все завистливые глаза», – замечал анонимный автор произведения «Царство вожделения» (Lusts Dominion; 1657). Поля, церковные дворы, подвалы и сараи становились местом воплощения любовных желаний. Так, в 1682 году в Массачусетсе Томас Уэйт и Сара Гоуинг отправились в заброшенную пивоварню. В городах влюбленных влекли парки и аллеи. В 1656 году Питер Хейлин писал о мужчинах и женщинах на Пэлл-Мэлл в Орлеане: «Если только тепло и сухо, вы точно обнаружите их там, парочками, в любой час ночи». Годились и плохо освещенные улицы. В XVIII веке путешественник, посетивший Рим, записывал: «В самую темень тайные любовные свидания на улице довольно часты у людей низшего сорта». Действительно, независимо от статуса римские парочки в случае приближения к ним прохожих с фонарями, стремясь оградить свое уединение, как правило, требовали: «Уберите свет!» (Volti la luce!)16.
Помимо всего прочего, темнота создавала атмосферу интимности, в которой слова любви произносились свободнее. Слабый свет свечи или лампы сближал парочки как физически, так и эмоционально. Один итальянский писатель заявлял: «Темнота облегчила задачу высказать все». Видимость ухудшалась, и важную роль начинали играть слух, прикосновения и запахи, в большей степени способные вызывать эмоции. «Речь милой серебром звучит в ночи», – восклицает Ромео, обращаясь к Джульетте[46]46
Перев. Т. Щепкиной-Куперник.
[Закрыть]. Правда и то, что погашение свечи или лампы в смешанной компании было действием, «заряженным сексуальностью». Когда Эстер Джексон в массачусетской таверне затушила свечу, другая женщина воскликнула, что «она бесстыжая потаскуха или бесстыжая жена». Эстер, хотя и была замужем, быстро вышла на улицу рука об руку с моряком17.
Несмотря на строгую мораль, адюльтеры были довольно распространенным явлением. В Англии «Темным негодником» (Dark Cully) называли женатого человека, который встречался со своей любовницей «только ночью из-за страха разоблачения». «Прелюбодей ожидает сумерков», – предупреждал писатель, перефразируя строку из Книги Иова[47]47
Сравни: «И око прелюбодея ждет сумерков, говоря: „ничей глаз не увидит меня"…» (Иов, 24:15).
[Закрыть]. Судя по дневниковым записям, отнюдь не одна супружеская пара нарушила обет верности. Батт Халер из Базеля, будучи женат и имея двоих детей, увиваясь за молоденькой женщиной, танцевал в ее доме на каталонских коврах, «для того чтобы не беспокоить ночью соседей». Совершенные под покровом тьмы адюльтеры были постоянным источником насмешек в литературе, от комических рассказов Джеффри Чосера до неистовых эпопей Даниеля Дефо и Генри Фил-динга. Страницы романов, пьес, строки стихов содержат немало историй о ночных связях, персонажах, ошибочно принятых за других людей или перепутанных постелях. Некоторые «случайные приключения», естественно, были намеренными. Автор произведения «Ошибка в темноте» (Mistaking in the Dark; 1620) писал:
Сочинения Боккаччо, Саккетти и других итальянских писателей изобилуют сценами ночных свиданий. Популярными персонажами были неверные жены, привечающие любовников в отсутствие ничего не подозревающих мужей. Действия хитрой прелюбодейки подчинялись неким стандартным правилам, включавшим подкуп слуг и запирание дверей спальни на засов. Любовникам же всегда наказывали приходить в темноте, дабы избежать любопытных взглядов соседей18.
Супружеские измены Пеписа казались бесчисленными, ибо он редко упускал возможность потискать чью-то жену или вдову, если та была не прочь. Легкой добычей становились горничные вроде Деб Уиллет, которая перед сном вычесывала ему вшей. «Сегодня вечером я hazer [приневолил] Деб tocar [потрогать] mi [мою] штучку рукой, после чего я почувствовал упругость в нем – к большому удовольствию», – записал он, смешав несколько языков, в августе 1668 года. Даже по относительно легкомысленным стандартам времен Реставрации, многие поступки Пеписа были импульсивны и безрассудны. За то время, пока он вел дневник (1660–1669), у него имелись сексуальные контакты более чем с пятьюдесятью женщинами, причем с некоторыми – неоднократные, а собственно совокупление – более чем с десятью из них. Как деловой человек, которому часто приходилось посещать различные окраины Лондона, он имел особые преимущества в плане использования укромных местечек; некоторые из любовных свиданий Пеписа происходили прямо в пути, за занавесками наемных экипажей. И все-таки свои самые страстные встречи Пепис зачастую приберегал на темное время суток. Визиты в дептфордский дом «миссис Бэгуэлл», супруги корабельного плотника, наносились ночью, и чем темнее она была, тем лучше. Пепис писал об одном из июньских вечеров: «Поскольку стало темно, я, как и было условлено, andar а lа [пришел пешком в] дом Бэгуэлл; и там, после игр и besando [поцелуев], мы отправились a su cama [в ее постель] и там fasero la grand cosa [свершили великое дело]». Во время другого визита он сначала «погулял взад и вперед по полям, пока полностью не стемнело». Менее удачным было вечернее посещение другого «прибежища» – причала «Старый лебедь» на Фиш-стрит-Хилл, где он обнаружил свою возлюбленную Бетти Митчелл сидящей у дверей. «Было довольно темно, я остался и поговорил с ней немного, но no bezar la [без каких-либо поцелуев]»19.
Большое беспокойство взрослым доставляли отнюдь не собственные аморальные проступки, а сексуальная активность молодежи. Поведение подростков после наступления темноты вызывало всеобщую озабоченность, причем тайный побег и незаконный брак волновали в меньшей степени, чем возможности для плотской вольности. Считалось, что никакая иная возрастная группа не была столь подвержена чувственным страстям. Вне обычной работы холостая молодежь общалась по праздникам и во время других событий, когда собиралась вся община. Ночью контроль со стороны взрослых ослабевал. В 1583 году в период традиционного сбора цветов накануне Майского дня пуританин Филип Стаббс жаловался: «Я слышал, и этому можно доверять… от людей, имеющих солидный вес и репутацию, что из 40, 60 или 100 девушек, идущих на ночь в лес, едва ли треть возвращается домой неиспорченными». Кроме ярмарок и праздников, молодых людей привлекали свадьбы, когда пение и танцы длились чуть ли не всю ночь. «Взгляните, насколько более развратен и пьян вечер, чем утро, как много в нем порока, невоздержанности и невоспитанности», – бушевал священник Майлс Кавердейл в XVI веке. В Нидерландах прохожий иностранец обнаруживал парочки, «танцующие ночь напролет», после того как «их отцы, матери и все остальные ушли спать»20. В 1618 году представители католического синода в Армаге (Ирландия) высказывали возмущение по поводу частого исполнения «непристойных песенок и жестикуляции», которая «была бы недопустима даже на праздничном собрании». «Темные дела, – утверждали они, – состоят в союзе с мраком»21.
Прядильные посиделки предоставляли регулярные возможности для веселья и ухаживаний в зимний период на территории большей части Европы. Парни составляли компанию девушкам в домах и в хлевах, помогали работать, слушали истории, а возможно, и подыскивали подходящего брачного партнера. Посетивший в 1677 году остров Гернси путешественник писал о незамужних женщинах: «Эти смотрины они используют для осуществления далеко идущих замыслов, а именно повстречаться или сблизиться с ухажерами, которые обычно не торопятся заключать помолвку, а после этих встреч многие пары женятся». Молодые люди во Франции время от времени получали разрешение присутствовать даже на девичьих посиделках. В XVI веке Этьен Табуро отмечал: «На сих девических собраниях можно обнаружить большое количество юношей и любовников». Шли часы, и вскоре прядение и вязание уступали место играм вроде жмурок и разговорам, изобилующим «грязными двусмысленностями (double entendres)». Популярно было и пение, только негромкое, чтобы не напугать скот. К вящему беспокойству взрослых, некоторые песни были откровенно эротического содержания. Среди молодежи был любим ритуал, когда девушка роняла свою ручную прялку, чтобы посмотреть, кто же из поклонников поднимет ее. Серьезнее были претензии, когда кто-либо из парней внезапно тушил свет, «показывая тем самым, что единственная их цель – завершить темные делишки», как утверждал французский кюре в конце XVII века. Власти с тревогой говорили о возможности группового соития22.
Тем не менее значительная часть прядильных вечеринок в какой-то мере контролировалась родителями. Напротив, стихийно организованные в сараях и хлевах молодежные танцевальные вечеринки были лишены подобного надзора. «Приди, мы будем пить ночь напролет, а женатые пусть все проспят», – читаем в балладе XVII века. Парочки в испанском городе Куэнка проводили ночи в танцах и веселье в склепах. В Кембридже (Массачусетс) 20 парней, в основном белые и чернокожие слуги, развлекались по ночам в течение четырех месяцев, танцуя и потребляя сидр и ром бочонками. (Днем же, утверждал современник, «те же молодые люди должны были проходить мимо девушек как квакеры и не замечать их вовсе».) Религиозные и светские власти критиковали молодежные танцы за то, что их устраивали тайно и они противоречили установленным порядкам. Так, власти Берна эдиктом 1627 года заклеймили «непристойные песни и танцы, проводимые вечером и ночью», а один английский писатель вопрошал: «Найдутся ли такие поцелуи и лобзания, такие сексуальные прикосновения и тисканье друг друга, найдутся ли столь грязное ощупывание и нечестивое трогание, которые бы не практиковались на этих танцульках?» Возможностей для проказ становилось тем больше, чем было темнее. «Никогда не пляши в темноте» – предостерегала пословица XVII века. Неудивительно, что власти деревень порой пытались ограничить встречи молодежи дневным временем, веря, подобно немецкому пастору, что «девушкам и юношам» в «надлежащее время суток» следует «отправиться домой к своим мастерам, господам и хозяйкам». В начале 1600-х годов в швейцарском городке Виль пытались ввести правило, согласно которому поклонник мог посещать одну девушку только пять раз в год и все ухаживания должны заканчиваться до наступления темноты23.
Поразительно, насколько охотно молодые пары бросали вызов темноте. Элизабет Дринкер волновалась о своем сыне: «Если парень находит объект ухаживаний далеко от дому, ему следует делать свой визит коротким, а не шагать две мили домой пешком одному в темноте; ведь должен иметь для него хоть какое-то значение риск повстречать злонамеренных личностей или подхватить простуду». Но такие опасности редко останавливали. Для молодежи темные ночи отнюдь не были устрашающими. Как повествуется в балладе XVIII века «Блуждающие девы из Абердин», девицы надевали белые передники, служившие для ухажеров опознавательным знаком. «Вот девушки прекрасные сияют нам в ночи», – говорилось в стихотворении. В глостерширской общине Дерсли мужчины «вытаскивали подолы своих рубах». Поговаривали, что эти так называемые фонари Дерсли служили проводниками для всех желающих присоединиться к компании женщин24.
Темными ночами молодые мужчины радовались возможности показать свою силу. В стихотворном произведении, написанном Джоном Добсоном, прославляется мужество деревенского парня по имени Робин.
Поздно ночью, когда все общественные мероприятия заканчивались, появлялось больше возможностей для близости – шанс проводить «свою избранницу домой в темноте». Так, в XVII веке йомен Леонард Уиткрофт после танцев охотно прошел со своей подругой из Дербишира несколько миль, провожая ее домой. «Ночью возвращались домой вместе, и немало слов любви было сказано между нами, и не было нехватки в проявлениях этой любви». В произведении «Жизнь простого человека» (The Life of Simple Man; 1904) работник Тьеннон с теплотой целует свою возлюбленную Терезу после того, как они вместе побывали на veillee и возвращались домой под мелким холодным дождем, благодаря чему дорогой он мог продемонстрировать свою отвагу. «В эту темную зимнюю ночь с ветром и дождем мое сердце было наполнено голубым небом», – свидетельствует он25. Такова была сила слепой любви, проявляемая промозглыми вечерами французской сельской молодежью.
IIIПостель – это лучшее место для ухаживаний.
Бардус Аохвид (нач. XIX в.)26
Отчасти как реакция на проявление сильных чувств у юношей и девушек, а также как попытка взрослых контролировать их действия, в раннее Новое время возник обычай «связки» (bundling). Общий его смысл состоял в том, что парам позволялось оставаться вместе на ночь в доме родителей девушки и не вступать при этом в половой контакт. Bundling – промежуточное звено в цепи ухаживаний – следовал за периодом сватовства, когда юноша и девушка уже встречались на публике и могли прогуливаться вдвоем. Как только заигрывания вызывали взаимные чувства, молодым разрешалось «связываться». Впрочем, это не предполагало никаких обязательств, хотя надежды на брачный союз в данном случае были высоки.
Вопреки широко бытовавшему мнению и несмотря на повсеместную распространенность этого обычая в Новой Англии, bundling не был американским изобретением. Его происхождение покрыто мраком, но ясно, что истоки следует искать в европейских крестьянских традициях. Что касается Британских островов, то наиболее популярен этот обычай был в Уэльсе. Даже в конце XVIII века местный житель утверждал, что «во многих городках страны традициям bundling остаются верны». На Оркнейских островах в Северном море парни и девицы, как правило, встречались на куче снопов, называемых «длинной кроватью» (lang bed);, в южной части Шотландии говорили, что bundling был «обычаем именно этой местности», хотя шотландская Церковь сопротивлялась его распространению. В 1721 году, представ перед церковным судом за то, что делил постель с Изобел Миди, работник Дункан Маккарри протестовал: «Были и многие другие, которые возлежали вместе так же, как и мы». В Ирландии один путешественник тоже обнаружил традиционный подход к ночным визитам «у простого люда»27.
Свидетельства касательно Англии более разнообразны. То, что bundling (или «засиживание») было популярно на севере, не подлежит сомнению. В 1663 году, например, Роджер Лоу, молодой торговец тканями из Ланкашира, устроил «на некоторое время засиживание» с Мэри Нэйлор. «Это была первая ночь в моей жизни, которую я провел без сна за ухаживаниями», – бегло записал он в дневнике. Гораздо позже городской чиновник из Йоркшира заметил, что «в этой стране существует практика, когда парни и девушки с согласия глав их семей или иных старших остаются ночью наедине». Что касается других частей страны, то сведения о таком обычае существенно разнятся. К примеру, в деревне Даллингхэм (Кембриджшир) Уолтер Эпплйард регулярно навещал свою подругу в доме ее матери. Согласно одной записи, он «много раз оставался там на всю ночь и много раз – на большую часть ночи и не допускал, чтобы она ушла спать; иногда с ними сидела служанка, а иногда – никого вовсе не было». Томас Тёрнер из Сассекса дважды проводил ночь со своей будущей невестой, а Уиткрофт неоднократно проделывал то же самое со своей возлюбленной из Дербишира. «Я остался на всю ночь снова с моей драгоценной и главной радостью, выражая ей мою любовь различными сладостными способами»28.
Повсеместно в Европе практиковались различные формы bundling среди простонародья. Исключение составляли средиземноморские культуры, где привычным способом ухаживания были ночные серенады в исполнении молодых людей. Bundling существовал в Скандинавии и в некоторых местностях Нидерландов, где был известен под названием «болтовня» (queesting). Ночные ухаживания в неменьшей степени были приняты в Германии и Швейцарии; действительно, один из сельских священников после объезда паствы отмечал в своем отчете, что среди молодежи обычай под названием «движение на свет» (zu Licht gehen), то есть к спальне возлюбленной среди ночи, «рассматривался как право и свобода» парня. А в Савойе XVII века современник писал об обычае albergement: «Совершенно нормально для молодых крестьян ночью оставаться допоздна в компании девушек на выданье и, ссылаясь на то, что их дома находятся далеко, просить о гостеприимстве и стремиться разделить с девушками постель», в чем, как правило, «девушки не отказывают»29.
Ночная форма ухаживания, по-видимому, повсеместно следовала единой схеме, что свидетельствует в пользу общности европейской народной культуры. Для юношей излюбленным временем посещения были субботние и воскресные вечера. Причем некоторые проникали в спальни девушек через незапертые окна, освещенные свечами. Как пелось в одной кембриджширской песенке: «Хоть ярок лунный свет в ночи, / Тебя влечет огонь свечи»[50]50
Перев. А. Сагаловой.
[Закрыть].
Немецкий трактат утверждал, что молодому человеку, имеющему гордость, обязательно следовало забраться в дом возлюбленной, дабы доказать свою доблесть. В то же время почти всегда встреча молодых проходила с разрешения родителей. В самом деле, среди прочих преимуществ обычай bundling позволял поставить процесс ухаживания за дочерьми под контроль30. Разумеется, некоторые парочки встречались тайно, пока родители спали, но риск был очень велик; к тому же существовала угроза для парня быть принятым за вора. В 1717 году священник из Сомерсета, разбуженный от сна, заметил при лунном свете двух парней, пересекающих двор. Он выстрелил в обоих (одного убил) только для того, чтобы убедиться – незваные гости отправлялись любезничать с его служанками. Современник свидетельствовал: «Таков был обычай – посещать служанок, пока господин и госпожа были в постели, а те [служанки], чтобы приветить своих кавалеров, имели обыкновение припрятывать пиво, эль, сидр, хлеб и сыр для своих ночных приключений»31.
Родительский контроль требовал, чтобы правила ночных ухаживаний соблюдались как в одежде, так и в поведении. Основанием для подобных ограничений был категоричный запрет на половые отношения, которые уменьшали шансы девушки на замужество. От юношей в Савойе требовали приносить клятву в том, что они не посягнут на девственность девушки, а кавалеры Новой Англии непорочность «рассматривали как священный кредит». В некоторых местностях от обеих сторон ожидалось, что они будут сидеть, но чаще молодые лежали рядом друг с другом в постели девушки. Скромность требовала, чтобы юноша снял лишь камзол и туфли, если он вообще что-то снимал. В Норвегии молодая девушка, незнакомая с обычаями той деревни, откуда был ее ухажер, громко запротестовала, когда он начал стягивать куртку. «Стянешь свою куртку, – воскликнула она, – а там и брюки снимешь!» Девушки оставались в сорочках или нижних юбках, которые в Уэльсе порой связывались снизу. В Шотландии, наоборот, связывались бедра девушки с целью символически отметить важность целомудрия. Немецкий путешественник сообщал об Америке той эпохи: «Говорят, что если обеспокоенная мать имеет хоть какие-то сомнения относительно добродетели дочери, то она принимает меры предосторожности, засовывая обе ноги дочери в один большой чулок». В Новой Англии также в ходу были «доски для bundling», которые использовались, чтобы разделять молодых в постели32.
Не многие парочки умудрялись заснуть. В Нидерландах, согласно свидетельству Файнса Морисона, ночи посвящались «пирушкам и совместным разговорам». Предполагалось и физическое общение, но в малых дозах, если не во время первого визита, то в ходе последующих: оно включало в себя теплые объятия и поцелуи. «Обжимания и бесстыдства» – так это описывалось в одном валлийском стихотворении. Зачастую далее следовали формы сексуальной игры, не предполагающие соития как такового, но «подходящие вплотную к тому, что предназначено исключительно для брака», как замечал некий французский путешественник, посетивший Америку. У скандинавов довольно ясно оговаривалось, какие части тела можно ласкать, как, впрочем, и у русских. Так, в XIX веке ухажерам в некоторых российских губерниях запрещалось трогать грудь своих подружек. (С другой стороны, в одном из сел Новгородской губернии допускалось, чтобы парень трогал гениталии девушки.) Среди крестьянского населения, для которого грубые игры были равносильны выражению страсти, нежные ласки порой уступали место увесистым шлепкам. Более того, пошлепывание друг друга по задней части трактовалось как испытание здоровья любовника и его физической выносливости, что имело важное значение при выборе потенциальных суженых в сельских общинах. На случай если, несмотря на предосторожности, сексуальные игры выходили бы за пределы дозволенного, поблизости должны находиться члены семьи: порой родители бодрствовали в той же комнате, что и дуэньи, сопровождающие повсюду девушек. По большей части доверяя честности дочерей, отцы и матери всегда готовы были вмешаться, если в этом возникала необходимость. «Горе ему, – рассказывал современник, – если хоть малейший крик исходит от нее, ибо тогда все обитатели дома врываются в комнату и бьют любовника за его чрезмерную пылкость»33.
Но даже самые достойные намерения могли быть сметены внезапным приступом страсти. «В уютной постели может произойти много несчастий», – предупреждала валлийская песенка, а написанная в Коннектикуте в 1786 году баллада подтверждала: «Ни пуговица, ни шнурок, ни даже запертый замок / Не смогут вожделение сдержать»[51]51
Перев. А. Сагаловой.
[Закрыть].
По обе стороны Атлантики моралисты предсказывали наихудший исход, если «пламя» находится «слишком уж близко к труту», по выражению одного французского рассказчика. Уцелевшая статистика, пусть и скудная, подтверждает, что страхи были небезосновательны. Вне зависимости от комбинации причин, которые к тому приводят, показатель численности внебрачных рождений в Новой Англии в XVIII веке значительно возрос – приблизительно в то же самое время, когда получил широкое распространение обычай bundling. Один из противников писал:
По обретении Америкой независимости почти треть невест в селах Новой Англии были беременны до свадьбы. Как, впрочем, и многие европейские девушки. «Это совершенно обычное дело, – отмечал некий путешественник в Уэльсе, – когда человек появляется на свет спустя два или три месяца после брачной церемонии, и это последствия bundling». Сколько союзов заключалось из-за преждевременной беременности, сказать невозможно. Вполне вероятным кажется утверждение некоторых историков, согласно которому пары вступали в плотские отношения только в случае, если брак уже маячил на горизонте. С этой точки зрения не столько беременность была причиной брака, сколько матримониальные планы были обязательным условием совершения полового акта. Отмечая популярность bundling в Америке, один европеец сообщал, что, как только «поклонник обещает жениться», его пассия «отдается без всякой осторожности»34.
Несмотря на протесты, периодически раздававшиеся со стороны церковных властей, в некоторых частях Европы традиции bundling сохранялись вплоть до XIX века. Без сомнения, частично своей популярностью они обязаны укоренившейся вере, разделяемой многими поколениями, что юношеские ухаживания должны проходить дома под родительским надзором. Некий немец в XVI веке записал: «Когда родителей спрашивают об отношениях между ними [молодыми], они отвечают „спящие целомудренно" (caste dormiunt); эта игра лишена низости, так как из нее подготавливаются и берут начало добрые и счастливые браки»35. К тому же, по мнению некоторых, bundling был придуман, чтобы сократить расходы семьи на «огонь и свечи» для влюбленной парочки. Впрочем, последнее утверждение никак не объясняет, почему молодежь ложилась в постель в теплые летние вечера или как влияет свет свечей на то, сидит ухажер или лежит. Ну и по крайней мере один наблюдатель размышлял, а не является ли bundling просто «хитрой уловкой с целью узнать, будет ли жена плодовитой»36.
Более очевидное объяснение столь продолжительной популярности обычая кроется в двойной функции ночных визитов. С одной стороны, они предоставляли молодым парам возможность уединиться в защищенном от любопытных друзей и соседей месте, но не всегда могли защитить их от подглядывания и подслушивания. Эбнер Зенгер, фермер из Нью-Гемпшира, следил за домом своей возлюбленной Нэб Уошберн, когда там появлялся его главный соперник Анкшен. «Я выследил, как Анкшен при всем параде еще до рассвета вышел из дома старика мистера Уошберна», – дулся Зенгер однажды утром. Но в большинстве случаев темнота и домашние стены даровали парам необычайную степень уединенности, особенно важную для той эпохи. «Давай задуем свечку» – таков был стандартный рефрен в песне под названием «Лондонский подмастерье», описывающей, как парочка любовников сбежала от любопытных взглядов «подсматривающих» прохожих37.
Но еще существеннее было то, что период bundling служил своего рода испытательным сроком, позволявшим молодым людям, «обнимаясь, и дурачась, и болтая до зари», как описывал это швейцарский пастух Ульрих Брекер, определить, насколько они подходят для брачного союза. Он с теплотой вспоминал об ухаживаниях за своей ненаглядной «Анни»: «У нас были тысячи и тысячи видов любовных разговоров». В недвижной темноте среди нежных слов и страстных объятий таился редкий шанс поглубже познакомиться с характером и темпераментом нареченного или нареченной. Современник из Новой Англии сообщал: «Девушки стремятся только понравиться и используют свою свободу в общении с мужчинами, чтобы сделать правильный выбор, ведь от него зависит их будущее счастье». Значение имела и сексуальная совместимость пары. Юноша из Кембриджшира взывал к своему скептически настроенному духовнику: «Но, викарий, ведь вы бы не стали покупать лошадь, не проехав на ней верхом, чтобы увидеть, какова она на ходу». Действительно, в ряде регионов Германии ночи ухаживаний, известные как «приветственные ночи», сменялись «стадией» более значимых «испытательных ночей», которые впоследствии могли привести к заключению брака. Если же такие ночи не заканчивались женитьбой, то, за исключением случаев беременности, они не вызывали никакого стыда или чувства бесчестья ни у одной из сторон, и каждый был волен начать новые отношения38.
