Текст книги "Сorvum nigrum (СИ)"

Автор книги: zhanna_12_09

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 48 страниц)

– Я приду еще раз в следующем месяце. Чаще нельзя, – быстро проговорила посетительница и стремительно направилась в сторону выхода.

Стук ее каблучков отражался от стен, пропитанных запахом плесени и сырости, а плащ развивался за спиной, словно крылья гигантской летучей мыши. В конце коридора ее встретил охранник, которого все звали Барри, хотя настоящим именем его было Фредерик. В Азкабане вообще много чего было довольно странным. Например, заключенным не разрешали мыться и вместо душа охранники раз в неделю использовали Очищающие заклинания. Иногда они чинили тюфяки при помощи Репаро.

– Если хочешь и дальше получать теплые вещи и вкусную еду, то не задавай подобных вопросов той, кто явно за это платит, – скрипучий голос из соседней камеры вернул Гарри к реальности и он побрел обратно к своему лежбищу. – Могут ведь и зелья понадобиться. Только вот когда выйдешь, если выйдешь, шли к черту таких друзей!

В словах соседа был смысл, как подумал Гарри. Девушка была в зале суда и дала показания, после которых его и напоили Веритасариумом. Дальше мысли путались, но с каждой минутой он все яснее видел лицо девушки в своих воспоминаниях и ее черное платье под самый подбородок. В голове всплыли еще два имени из разговора: профессор Снейп и Ярослав. Кто эти люди он не знал, но Гарри они казались настолько знакомыми, будто он каждый день произносил их до того, как попал сюда. Так же его интересовали некие вестники, которые следили за зельем. Если они вестники, то они должны о чем-то оповещать, а не следить. Слежкой и охраной чего-либо занимаются охранники или авроры. Гарри сам восхитился от того, как легко ему было рассуждать на эту тему, только вот недоумевал, почему он помнит о том, кто что должен делать, но ничего не может вспомнить о собственной жизни.

Гарри вспомнил о гостинцах и незамедлительно натянул поверх робы теплую кофту, снова уселся на свое место и достал пирожок. Принюхался. Ничем подозрительным он не пах и желудок тут же дал сигнал, что совсем не против подкрепиться этим аппетитным зажаренным угощением. Он все еще был достаточно теплым, а когда Гарри откусил первый кусочек, то чуть не застонал от удовольствия – мясная начинка оказалась сочной и непередаваемо вкусной. Пирожков в пакете оказалось еще одиннадцать штук, так что он решил растянуть удовольствие хотя бы на три дня, ведь при таком холоде они не должны испортиться. Шоколад Гарри решил не трогать пока что, почему-то ему показалось, что лучше всего съесть кусочек после очередного патруля дементора.

Он так и не спросил имени незнакомки, но она пообещала прийти еще, так что узнает в следующий раз, а может к тому времени он уже и сам все вспомнит. Леди что-то говорила, что зелье было лучшим из возможных, а значит память должна вернуться в самое ближайшее время. Гарри обнадеживал себя, думая о том, что скоро узнает о том, кто он и ему станет легче. Доедая четвертый пирожок он вспомнил, как несколько заключенных завидовали его забвению, мол так быстрее приспособишься к жизни в заключении и не будешь знать чего лишен, ни по ком не будешь скучать. Может быть и правда было бы лучше ничего о себе не знать? Покинуть эти стены и прожить жизнь другим человеком, свободным от ошибок прошлого.

Комментарий к

Мне будет интересно узнать ваше мнение, так что черкните мне пару строк в комментарии))

========== Часть 55 ==========

«Бонусная» часть от лица Ярослава. В ней я попыталась отразить его чувства и мысли, однако не уверена, что получилось то, что нужно. Пишите комментарии, спрашивайте и я отвечу. Приятного чтения))

–

Впервые я увидел Гарри задолго до того, как Николас официально представил его нашему сообществу. Маленький лохматый волчонок-отшельник, он часто поднимал голову к небу, устремляя взгляд далеко за облака. Я никогда не забуду эти глаза, полные отчаяния, так же как и не забуду того, что он никогда не плакал, не разговаривал сам с собой, задаваясь вопросом за что его так все ненавидят, просто продолжал всматриваться в синее небо своими глазищами, в которых боль уже давно смешалась со смирением. Я не был единственным, тем, кто присматривал за ним время от времени. Мы все видели как он растет. Были свидетелями его позора, уличных драк и спонтанного колдовства. Николас запретил нам быть для мальчишки доброй феей-крестной, но однажды я не удержался и вырубил поганца Дадли. Толстяк пропахал мордой около полуметра, а потом еще несколько месяцев ходил со содранной щекой. Я не понимал почему Ник не хочет, чтобы мы отгоняли от него этих наглых холеных деток, а он не потрудился нам объяснять. Спрашивать что-либо резона не было – приказ, есть приказ.

После ухода дяди из Ордена меня больше не загружали такими пустяками, как присмотр за мальчишкой и я просто выкинул его из головы, так что встреча на собрании Вестников стала для меня полнейшим шоком. Маленький затюканный малыш вытянулся, стал почти такой же высокий и грозный, как его дед. Зеленые глаза сверкали, ловя отблески пламени камина и порождали в душе ощущение страха и предвкушающего трепета. Его взгляд задержался на мне всего на одно мгновение, но этого хватило, чтобы я понял, кем он стал. Лицо его утратило былую миловидность и невинность, стало хищным, внушающим уважение. Судя по тому, как он был напряжен, он не отдавал себе отчета в том, насколько грозным и опасным выглядит. Мне оставалось лишь догадываться о том, что он должен был пережить, чтобы Николас, как уже догадывались все, выбрал его своим преемником. В том, что он переплюнет в жестокости и кровожадности нас всех я ни капли не сомневался.

–

Церемония посвящения готовилась долго и тщательно, но в последний момент что-то пошло не так. Я видел как наша кровь, стекавшая на пол, устремлялась к Гарри и мне чертовски не нравилось то, что происходит, однако вмешиваться было слишком поздно. Громоздкий ритуал не потерпел бы скоропалительных изменений, а может в том и был расчет Николаса. Уже в который раз я сталкивался с жестокостью и беспринципностью своего главаря, но все еще не мог понять отчего он так жесток со своим собственным внуком. Смотреть на то, как Гарри мучился, было ужасно. Почти час его тело корежило под звуки наших голосов. В какой-то момент я почувствовал, как чуждая сила ломает меня изнутри, выстраивая из обломков нечто новое. Противиться этому не вышло. С Эмили произошло примерно тоже самое, как я понял. Она не захотела открыться ни сразу, ни гораздо позже, когда связывала нас не только работа и странная церемония. Могу лишь предположить, что она что-то увидела. То, о чем лучше вслух не говорить.

–

За праздничным столом Гарри выглядел растерянным и подавленным – эти чувства отдавались во мне горьким привкусом. Они, словно свежая рана, не давали насладиться праздником в полной мере. Несмотря на зверский аппетит и жажду, все вставало поперек горла. Чуть позже Николас попросил меня приглядеть за Гарри и как бы мне не хотелось отказать, я не смог, потому что понимал, что отныне пойду за ним даже в ад. Что бы он ни сделал и чего не пожелал, я пойду за ним и помогу. Закрывая глаза я видел даже не веревки, а якорные цепи, связывающие нас. Ни мне ни Эмили ситуация не пришлась по вкусу, но, к сожалению, нашего мнения никто не спрашивал. Судя по ходу ритуала и тексту древних песен, ничего подобного не должно было случиться. Даже спустя столько времени я все еще не понимаю, что тогда произошло, но отлично помню одно – ощущение неотвратимой тьмы. Она поселилась в моем сердце и голове, не давая мыслить рационально. Тогда еще никто из нас не знал, что в теле Гарри застрял кусочек чужой души.

–

Я не мог привыкнуть к этому ощущению – постоянному присутствию Гарри и Эмили в моей жизни. Я больше не был одинок, утратил внутреннюю тишину и спокойствие. Это угнетало с каждым днем все больше. Я чувствовал ответственность за мальчишку больше, чем за Эмили, которая, в отличие от Поттера, неплохо себя контролировала. Его эмоции вихрились, закручивались, сплетались с моими, вызывая всплески беспокойства и агрессии. Неприятия мира. Я снова чувствовал себя подростком, обуреваемый гормонами и сомнениями. Трезво оценивать происходящее становилось все сложнее. Мне и раньше приказывали присматривать за ним, но после ритуала я сам чувствовал необходимость в этом. Меня тянуло к нему, рядом с ним я чувствовал себя целым, однако внутренние противоречия приводили в ужас. Вместо собственных ощущений я порой оказывался в буре чужих эмоций, которые не удавалось подавить, уговорить себя успокоиться. Я часто терял контроль над собой и это пугало. Когда ощущаешь себя на четырнадцать, когда настроение в день меняется по десять раз, когда самый безобидный взгляд воспринимается как вызов – это сводит с ума. Я все прекрасно понимал и осознавал, но такое длительное давление на психику порой «выстреливало» в самый неподходящий момент. Казалось, что я очутился в эпицентре шторма и мне ничего не оставалось кроме как отдаться на милость стихии. Тогда это показалось мне верным решением.

–

Непреодолимое сексуальное влечение к ним обоим застилало мое сознание с каждым днем все сильнее. Желание сжигало меня изнутри, этот голод не поддавался контролю. Эффект оказался потрясающим с физической точки зрения. Еще ни с кем мне не было так хорошо. Я знал, я чувствовал, чего каждый из них хочет; практически слышал их мыли. Это знание одновременно делало меня сильнее и слабее. Вопреки бессонным ночам, я чувствовал себя бодрым и полным энергии. Эмили еще до начала всей этой кутерьмы объяснила кто она и в чем ее особенность, однако практика превзошла все теории. Самым большим минусом в сложившихся личных отношениях оказалось то, что я все больше привязывался к ним обоим. Тяжело считать посторонним человеком того, кто дарит тебе незабываемые ощущения.

Гарри ощущался одновременно как младший брат, сын, лучший друг, любимый человек. Мне нравилось смотреть на то, как он спит, ест, пьет, улыбается. Я мог наблюдать за ним часами. Лавина чувств, которая обрушивалась на меня время от времени, выбивала из колеи. Это можно сравнить с неожиданным ударом под дых. Определиться с тем кто он для меня я так и не смог. Казалось что он – это я. Часто я видел себя в его поступках, слышал себя в его словах и не хотел, чтобы он прошел по моему пути. Была в нем та безуминка, которая уже однажды толкнула его встать против всего мира, чтобы отстоять себя и он непременно сделает это снова. Я поступил примерно так же, уехав в Англию, бросив семью. Потом конечно сотню раз пожалел, но ничего изменить уже не мог. Вернуться было бы полнейшей глупостью.

–

С первого дня меня беспокоило отношение Гарри к Драко. Каждый раз, когда он слышал его имя, внутри поднимался гнев и ярость. Однажды это вылилось в ужасающие последствия. Я почти успел вовремя. Драко был жив, но сильно помят. Пришлось принимать меры, писать Николасу; Николь вызывала наших колдомедиков – парень впал в кому. Я спешил как только мог и то, что я увидел, заставило посмотреть на Гарри под другим углом: он оказался не просто жестоким – беспощадным. Он не собирался совещаться и просить совета у кого бы то ни было – он почувствовал опасность и отреагировал, словно дикий зверь. Голые инстинкты, которые ему предстояло усмирить.

–

Я понимал, что мальчишку нужно было наказать. Он и сам мучился чувством вины. В этом был весь Гарри – бросался в бой, а после сокрушался. Николас просил меня сделать его сильнее и я взялся за работу с еще большим усердием. Из класса он выползал, а иногда и ночевать там оставался, не в силах встать на ноги. После избавления от крестража его чувства походили на рваные ошметки ранее цельного полотна. Может он и не замечал изменений, или обманывал сам себя, но меня обмануть он не мог. Его чувства метались из крайности в крайность. Мои чувства метались вместе с ним.

–

Я научился на несколько часов отгораживаться, не пропускал его чувства через себя. Это стало почти фатальной моей ошибкой. Николас явился в Хогсмит. Вечером я нашел Гарри в невменяемом состоянии. За свои неполные тридцать лет я многое успел повидать, но такого чувства вины, которое испытывал Гарри, я еще не видел. Нам всем в тот день крупно повезло. Этот вечер я планировал провести с Гермионой, нам нужно было наладить контакт и о многом поговорить. Лишь поэтому я отрешился от нашей связи, хотя и чувствовал тянущее чувство в груди, зовущее меня. Ее проблема была намного больше и требовала моего участия, к тому же я был уверен, что Гарри сможет и сам справиться. Позже я смог убедиться в том, что когда дело касается Гарри – ни в чем нельзя быть уверенным. Наутро я не сдержался и врезал ему. На этом все и окончилось. Он не понимал за что, как оказалось, он вообще ничего не помнил. Мы разговорились, и я кое-что ему прояснил. Тогда я еще не знал, что с Гермионой нас свяжет нечто большее, чем мимолетный роман.

–

Я продолжал над ним измываться, выдавая почти невыполнимые задания. Мне нужно было пробудить в нем то упрямство, которое заставило бы его доказать мне, что он не полная размазня. Я хотел, чтобы ему было к чему стремиться. Гарри оказался слабым магом с большим потенциалом. Главной его слабостью было то, что он не умел учиться. Не хотел. Половину информации он не усваивал, вторую интерпретировал по-своему. Это жутко раздражало и выводило из себя. Он хотел получить высший бал, но не хотел тренироваться. Он хотел научиться чему-то новому, но интересовали его в основном шуточные и практически ненужные заклинания. Он оказался неусидчивым и капризным. Если что-то не получалось в первые десять минут он терял к этому интерес. Меня это злило. Я не понимал как человек, выросший в чудовищных условиях может так относиться к знаниям, к тому, что даст ему практически абсолютную свободу и власть. Неужели слава затмила те зачатки разума, которые так явно прослеживались в зеленоглазом мальчишке в мешковатой одежде? Несмотря на то, что я чувствовал все то же, что и он, имел возможность наблюдать за ним практически весь день, мне он становился все менее понятным.

–

Период, когда Гарри принимал зелья, рекомендованные египетскими целителями, я вспоминаю с содроганием до сих пор. Нам обоим пришлось несладко. Все чаще я завидовал Эмили, ведь она не так остро воспринимала его эмоции. Я находил Гарри в разных частях замка, забившегося в угол. Он снова стал волчонком, однако на этот раз его обуревали эмоции, которые он был не в силах сдерживать. Мне приходилось успокаивать мальца и отогревать в собственных объятиях. Прикасаясь, я чувствовал волны обожания в свой адрес, исходящие от него. Происходящее не казалось мне правильным, но наша связь заставляла отвечать взаимностью. Сопротивляться я не мог. Его прикосновения одурманивали, голос гипнотизировал, запах кожи сводил с ума.

Связь с Гарри загоняла меня в тупик. Я чувствовал себя зверем, зажатым в угол, в которого раз за разом пускают жалящие заклинания ради потехи. Его откровенно клинило; меня клинило вместе с ним. Легче становилось лишь тогда, когда мы были рядом, как можно ближе. Наша связь гудела от напряжения. Появление Ромильды усугубило и без того запутанную ситуацию. Эмили мне не помогала, но и не мешала. Удивительно, но она отлично умела себя контролировать. Хотя может мне так казалось, ведь сравнивал я с Гарри. Порой мне казалось, что ей просто на все плевать, поэтому она ничего и не чувствует. Как не прискорбно, но Эми так и осталась для меня тайной за семью печатями. Кое о чем я смог догадаться самостоятельно, мне было этого достаточно. Я чувствовал себя откровенной сволочью, но помочь ей не мог, так что, в итоге, рассудил довольно по-скотски – раз она не просит, то не стоит и пытаться.

Спасали сигареты. Гарри, глядя на меня, стал чаще прикладываться к папиросам. Я чувствовал, что его это успокаивает. Мысли его становились легкими, как выдыхаемый дым. Я же курил пачками. В один прекрасный момент он задал давно назревающий вопрос: люблю ли я его? Хотелось честно ответить, что нет. Хотелось сказать, что связь наша создана искусственно. Хотелось обвинить его во всех грехах, но я не смог. Он ведь, по сути, ни в чем и не виноват. Мы оба лишь пешки в чужой игре. Гарри в этой партии суждено стать ферзем, а мне бы просто остаться на доске и не сгинуть с остальными. Я настолько запутался, что даже самому себе не мог ответить со стопроцентной откровенностью.

–

Когда Эмили смогла отыскать второй крестраж, мне в срочном порядке пришлось сократить свое общение со всеми. Тяжелее всего было Гарри. Даже короткий контакт с этой чудовищной вещью влиял на меня странным образом. Была ли виной тому моя психическая нестабильность или что-то еще, но приступы гнева захлестывали, заставляя говорить и делать то, чего я не хотел. Порой я сам не понимал что творю – меня бросало из одной крайности в другую. Самое странное заключалось в том, что тьма, навеянная крестражем, не исчезала после его разрушения, она лишь осела где-то внутри меня, дожидаясь удобного момента, чтобы вновь о себе напомнить.

–

Когда начались бесконечные встречи и разработка плана по устранению угрозы в лице Темного лорда, я практически каждый день уходил из школы, чтобы собирать интересующую нас информацию. Порой меня заменял кто-то из штата под оборотным зельем, чаще всего в выходные дни. Благодаря чувствительности Эмили мы смогли заполучить почти все кусочки души Темного лорда. Эти богомерзкие предметы действовали на меня угнетающе, пробуждали в моей душе все самое темное. Порой мне казалось, что ничего светлого во мне уже не осталось. Чувства побеждали разум.

–

На период временной недееспособности Гарри, Николас перепоручил всю его работу мне; Эмили страховала. Жить в таком темпе было трудно. Главная сложность заключалась в том, что работали мы в абсолютно разных стилях. Несколько раз мне приходилось подражать его работам, об этом мне не хочется вспоминать, но иногда, обычно в самый неподходящий момент, эти воспоминания всплывают на поверхность. После того, как мне впервые пришлось убить человека настолько жестоким и мучительным способом, я не мог спокойно смотреть на Гарри, на его безмятежное лицо, когда он спал. Я не верил, что человек, умеющий так искренне улыбаться и испытывать неподдельные эмоции способен на такое изощренное в своей жестокости убийство. Эти его две ипостаси не срастались в моем сознании. Я старался не думать о том, на что он способен. Судя по всему, жестокость и беспринципность Николаса передалась Гарри в полной мере и увеличилась, сплетаясь с магловской прозорливостью, ведь все убийства приносили хороший доход. Он умудрялся найти выгоду там, где ее казалось бы и не должно быть. Николас был в восторге от этой особенности своего внука и предрекал Вестникам достойное будущее. Я же не был в этом так уверен.

Не представляю как, но у Гарри появилась новая игрушка, с которой он развлекался до определенного момента. И, почему-то, мне было неприятно знать, что, забеременев, Ромильда находилась на порядок ближе к нему, чем я. Сначала я не воспринял девчонку всерьез, прекрасно чувствуя для чего она ему понадобилась, но после того, как осознал, что отныне эта малолетка навсегда станет частью его семьи, меня переклинило. Искусственно созданная связь укоренилась в моем сознании, заставляя признавать Гарри если не возлюбленным, то близким другом. Я неистово ревновал, но показывать это постыдное чувство не собирался. Вместо этого я стал думать о том, как разорвать опостылевшую связь.

–

Гарри изменился. Между нами на какое-то время установился полный штиль. Я продолжал следить за ним, используя свой дар невидимости, чтобы ненароком не всколыхнуть в его душе очередную порцию шторма. Эмоции его текли глубокой тихой рекой. Он часто находился в задумчивости и, наверное, не отдавал себе отчета где он. Я ходил за ним невидимкой, и лишь в постели был с ним. Так наша связь стала истончаться. Я чувствовал это. Эмили таскалась за ним, ощущая его одиночество, только вот он не искал ее компании, ему все чаще хотелось побыть одному. Это было вполне взрослое и осознанное желание, которое я уважал. Но оставлять Гарри вовсе без присмотра не собирался. Мне приходилось ему врать. За это я себя ненавидел, но наша связь заставляла меня делать все, чтобы он был счастлив. Даже ослабленная, она не позволяла мне пренебречь его душевным комфортом.

–

Мари донесла до моих ушей интересную сплетню – Гарри связался с некой Эвет Розье, дочерью Пожирателя смерти. По ее словам девчонка прибыла к нам из Франции и история ее жизни не самая приглядная. Когда я узнал, что грязная шлюха, которую имели почти все волшебники Франции и некоторые из приезжих, вхожа в его дом, я впал в ярость, но довольно быстро успокоился. Насколько знаю, верить Мари можно через слово, которое при этом нужно делить на два. Да, она могла раскопать интересную информацию, но минус состоял в том, что сведения порой не отличались качеством и достоверностью, ведь получены они были от таких же сплетников.

Гарри же и вовсе впал в ступор, когда я отчитал его за связь с сомнительной дамой. Ревность, казалось бы прошедшая, всколыхнулась неожиданно даже для самого меня. Я чувствовал, что он отдаляется, но в тот вечер осознание того, что он больше во мне не нуждается, пробудило в душе огненную ярость. Мне удалось удержать язык за зубами и не осыпать его пассию грязной бранью – я понимал, что он мне не просит этого, ибо чувствовал, что Гарри влюбился всерьез. Мое сердце пело вместе с ним в тот момент, когда он вспоминал об этой шлюхе, однако радость быстро сменилась разочарованием и горечью. Хотелось выпороть сосунка за излишнюю доверчивость. Как он мог впустить в дом женщину, не наведя о ней справку? Мне ничего не оставалось кроме как попросить Мари собрать на нее досье. Если уж открывать глаза Гарри, то только имея на руках все карты. Однако еще до того, как все было готово, он смог сам убедиться в том, что из себя представляла та грязная девка.

–

Я присутствовал при каждом уничтожении крестража, и каждый раз внутри меня поднималась и разрасталась тьма. Она копошилась в душе, рассматривала, изучала, комментировала самые болезненные воспоминания. Мне стало казаться, что она всегда была со мной. Я не понимал насколько нужно быть чокнутым, чтобы разорвать свою душу на столько частей. Сначала я не был уверен в том, что это вообще возможно, но этот безумный год, проведенный рядом с Гарри показал, что в жизни возможно всякое. Благодаря связям и деньгам Николаса, а так же моей природной незаметности мы смогли добыть чашу из чертог Гринготтса. Наш план вышел на финишную прямую, когда разведка донесла, что последним крестражем, судя по всему, является змея самозваного лорда. Операция усложнялась тем, что пришлось обезопасить всех наших агентов, но сложнее всего было вывезти Нарциссу Малфой, потому что ее Темный лорд использовал как средство давления на Драко. Именно он помог нам найти тайный ход в поместье, который открывался лишь кровью Малфоя. Парень даже не пискнул, когда я цедил с его руки кровь в большую колбу. Ради матери он был готов на все и я это уважал.

Когда основных припевал Темного лорда схватили в Хогвартсе, наши люди, возглавляемые Лонгвеем, скрутили его и отправили в поместье Николаса. Воплотив в жизнь наш опасный план, я вздохнул с облегчением – скоро я уберусь подальше от этой проклятой школы. Подальше от Гарри и всего того сумасшествия, что его окружает. Подальше от себя самого. Мысль о том, что придется жить не видя его каждый день наводила на меня тоску. Я хотел уйти, но был привязан к нему, словно цепной пес. Говорят, что полюбивший некроманта не сможет полюбить никого другого, но каждый раз, смотря в эти зеленые глаза, я думал о том, что это неправда. Кажется я влюбился в него. Сложность была лишь в том, что я не понимал мои ли это чувства. Настоящие ли они?

–

Все закончилось до обидного быстро. Процесс растянулся больше, чем на полгода, а финал не занял и двух дней. Николас поспешил отправить Гарри подальше от родины набираться ума. Помню как сомневался в том, что ему удастся хоть что-то почерпнуть, ведь я все еще помнил как впадал в ступор от его безграмотности и заранее жалел каждого из временных учителей. Мне было известно, что Ник издевался над ним практически год, гоняя и в хвост и в гриву. Судя по тому, через что мне пришлось пройти, Гарри либо пропустил все уроки мимо ушей, либо был абсолютным слепоглухонемым нулем до этого. Каждый раз, когда он открывал рот, я для начала старался усмирить внутренний взрыв негодования, а уж потом брался объяснять. С каждым разом мне было все тяжелее, так что к концу года мы практически рассорились. Я хотел этого. Я боялся такого исхода.

–

Летом у меня было много работы, даже медовый месяц пришлось сократить, к тому же Гермиона вечно что-то штудировала. Проведя дома семь дней я вернулся в Англию и занялся делами Ордена. Я никогда не любил жестокость, как бы смешно это не звучало. Смотреть на то, как пытают Пожирателей, желая выудить из них информацию, было тошно. В то лето Вестникам перепало много всякого добра, ведь некоторые из пойманных еще не успели растратить богатства, хранящиеся в сейфах Гринготтса. Мое положение обязывало иметь холодный рассудок, продумывать на несколько шагов вперед, но признаюсь честно – это лето оказалось ничуть не легче, чем весь предыдущий год. Неосознанно, скорее по привычке, просыпаясь, я прислушивался к собственным ощущениям. Расстояние ничуть не мешало мне улавливать настроение Гарри. Смотря на то, как пытают, по кусочкам отрезая плоть, я испытывал небывалый эмоциональный подъем, радость, новизну, но прекрасно отдавал себе отчет в том, что это не мои чувства, что они принадлежат Гарри. Адреналин в крови зашкаливал. Тот день, когда Николас стремительно покинул Англию я помню как сейчас. Страх, помноженный на двое, вздымался во мне, словно Адское пламя. Я ненавидел себя за мысль о том, что если Гарри умрет, то я, наконец, стану свободным. Все обошлось, но я все еще не мог простить себе той искры надежды, когда почувствовал приближающуюся к нему смерть.

–

Дамблдор прожил еще довольно долго благодаря зелью, которое варил ему Николас. Он отдал Вестникам несколько редких книг и артефактов. Мы позволили ему составить завещание и написать несколько писем. Ничего особенного в них не было – короткое прости-прощай. Незадолго до Рождества он умер в страшных корчах: проклятье, которое медленно распространялось по коже, выжигая ее, в одночасье поглотило остатки, а затем и внутренние органы. Открывшаяся рвота уже через полчаса стала кровавой с примесью гноя и желтой пены. Я не хотел смотреть на то, как он умирает, но не мог уйти. Все то время, пока он гостил в замке Николаса, я слушал его исповеди. Он рассказывал жуткие вещи, описывал проведенные им же эксперименты. С самого детства он отличался пытливым умом и в который раз убедился в том, что благими намерениями выложена дорого в ад. Высшее благо, за которое боролся Дамблдор, было перемазано в крови. Мост в светлое будущее выстраивался из костей и плоти невинных жертв его эгоизма.

Исповедь о судьбе Гарри, рассказанная узкому кругу потомков основателей Ордена, не заставила ни один мускул дрогнуть на лице Николаса, единственное, чего он пожелал после – чтобы Дамблдор лично все рассказал Гарри. Это было первым пунктом Непреложного обета. За свою помощь и знания Николас согласился позволить Дамблдору уйти красиво. Я никогда не отличался любовью к политике, но прекрасно понимал, что он в любом случае не стал очернять имя великого светлого, учитывая что множество бывших Пожирателей смерти заняли главенствующие посты. Настало время информационной борьбы, просвещения населения и нового витка жизни для знаменитого Гарри Поттера.

–

Множество событий разделило нас, но связь уцелела и только благодаря ей я успел вовремя предупредить Николаса. В Блэк-хаус мы ввалились толпой из шести человек, один из которых был нашим штатным лекарем – мужчина, возглавляющий отдел проклятий в Мунго. Досье, предоставленное Марией опоздало всего на несколько дней – чтобы найти и раздобыть информацию пришлось поработать в архиве, где сам черт ногу сломит, а затем еще и перевести всю полученную информацию на родной английский.

Два дня я наблюдал за Гарри и охранял его. Практически все это время он спал, находясь под воздействием зелий. Часто я ложился рядом и просто разглядывал, вспоминая наш последний разговор. Не только в моей душе тьма осела навсегда, но и его душе тоже. Две крайности одной сути начали путь навстречу друг другу, и когда они сойдутся в одной точке – Гарри станет собой. Лежа там, на большой кровати, где совсем недавно он кувыркался с полоумной девкой, что чуть не убила его, я представлял через что ему еще предстоит пройти и кем он в итоге окажется. Усмирит ли он свой нрав и станет мудрым повелителем для всех Вестников или власть опьянит его, как когда-то Темного лорда, превратив в неуправляемого фанатика? Сколько еще глупостей он совершит? Лицо его казалось безмятежным, как раньше, когда он, будучи мальчишкой, убегал подальше от дома и лежал в зеленой траве, предаваясь мечтам. Тогда я так же рассматривал его лицо, пытаясь представить что его ждет. Даже в самых страшных мыслях я не мог допустить для него такого будущего.

–

Мне приходилось наблюдать со стороны за тем, как вседозволенность и безнаказанность развращают сознание Гарри. Николас запретил нам вмешиваться, но на этот раз пояснил: мальчик должен испытать все, что захочет, чтобы в будущем не было искушений. А еще он должен был научиться самостоятельно принимать решения и отвечать за собственные промахи. Лично мне он отдал еще один приказ – порвать нашу связь. На свою беду я прекрасно знал о всех его слабостях, так что выбрал самый очевидный план из всех. Миона не одобряла лжи, но не могла отказать мне как мужу и главе семьи. Перед каждой встречей я настраивал ее, убеждая, что это для его же блага. Моя жена оказалась потрясающей актрисой и свою роль исполняла блестяще. Я чувствовал волны ярости каждый раз, как встречал Гарри. Наша связь трещала по швам и в один прекрасный момент просто лопнула. Звенящая тишина накрыла меня с головой, на время оглушив. Будто ураганный ветер, бушующий вокруг меня стих в одно мгновенье.

–

Я наблюдал за тем, как он скатывается на самое дно, похоронив себя под бутылками алкоголя и наркотиками. Порой я жалел, что больше не могу почувствовать его, узнать что твориться у него в душе. Николас заставлял его работать и выполнять свои обязанности, я же, наконец, смог сосредоточится на самом себе и собственной семье. Встречались мы не часто, но Миона с каким-то грффиндорским упорством продолжала звать его на каждое мероприятие, проходившее в нашем доме. Я знал, что было между ними, пока мне пришлось покинуть страну по заданию Вестников. Это не расстроило меня, но было неприятно знать, что она выбрала именно его. Глядя на то, как он, пошатываясь от опьянения, продвигается в мою сторону сквозь толпу, я думал лишь о том, что не справился с поставленной задачей. Я должен был сберечь его, вложить в его пустую голову правильные мысли, проконтролировать его развлечения, но, вместо этого заигрался, словно подросток. Мне было противно от самого себя. Я чувствовал себя грязным, вываленным в грязи и навозе, глядя в его зеленые, такие ясные глаза. Когда-то они смотрели в небо с надеждой. Когда-то они смотрели на меня с восхищением. Сейчас же они кажутся мне пустыми и жестокими. В тот момент я не знал, что эти глаза станут последним, что я увижу в жизни. Глаза, цвета смертельного проклятия.