Текст книги "Маршал грозового мира (СИ)"
Автор книги: Юста
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)
***
Мой помощник умер. Не думал, что это произойдет так быстро, но теперь ничего уже не поделаешь. Остался только Проводник и совсем мало времени. Я проводил пятерых, осталась ещё парочка, а полицейские, кажется, что-то начали подозревать. Я слишком красочно писал о тебе, но иначе я не мог, да и ты это одобрял. Ничего, я все успею.
***
Помощник вернулся очень кстати. Человека в нем больше нет, зато есть рабочие руки и исполнительность, а это как раз то, что мне нужно. И ещё у него красивый почерк. Но вопросы все ещё остались, правда, теперь они уже толковые, ведь он понимает в нашем с тобой деле даже больше, чем я. Это приятно. Когда мы проведем седьмого, мы вместе запишем всю эту славную историю, сохраним тебя на страницах моего дневника, а затем он проводит меня и окончательно уйдет сам.
***
Вот и седьмой покинул этот мир. Полиция до сих пор шумит, пытаясь понять, кто же все это сделал, но мне они не страшны. Мне осталась только одна дорога, но перед тем, как двигаться по ней, я должен запечатлеть тебя здесь, а затем уничтожить все, что пытался сделать против тебя Хасдент. Он думал, что тебя возможно победить. Глупости. Тебя не остановит ни один маг этого обветшалого мира, и лишь того ты пощадишь, кто преклонится пред тобой. Несколько капель крови в чернилах, перо в левой руке, неживой помощник за спиной. Проводник, я готов.
***
История Гиретте Хусту, оболочки для могущественнейшей силы этого мира.
Он стал единым целым со мной, когда мне не было и года. Тогда я этого не осознавал, лишь принимал как должное то, что воспринимаю мир совсем не так, как мои сверстники. Мое взросление началось с того момента, потому что он не мог позволить себе жить в теле глупого и бессмысленного ребенка. Меня многие не понимали, но меня понимал он, а значит, я мог жить полной своей жизнью. Потом появилась она. Не такая чуткая, но проницательная, она сумела уловить то же самое, только в отличие от меня, молчавшего до восемнадцать лет, она уже в одиннадцать начала говорить всем о том, какая она есть. И это стало спасением для меня. Пока все смотрели на неё, я рос и креп, а внутри меня рос и развивался он.
Мы были неразлучны. Он, я и она. Правда, она не совсем понимала, что именно происходило, но готова была принимать все, если это исходило от меня, а значит, его она приняла с той же легкостью. Наши родители пытались как-то вмешаться в это, особенно старались нажимать на неё, поскольку она ещё не привыкла давать отпор, и у меня не оставалось другого выхода. Я прибег к его помощи, впервые превратившись в Проводника, и провел их за ворота другого мира. Она плакала, а потом перестала, поняв своим чутьем, что так было нужно. Мы остались втроем. Вернее, был ещё один, но и он скоро уехал, оставив нас втроем. Наступило самое прекрасное время. Мы делили его на троих, и я ощущал себя самим собой, но в соединении с ним и с ней. О другом я и не мечтал.
А затем появился он. Трусливое ничтожество, уверенное в том, что ему подчинены все тайны мироздания. Мало того, он был уверен ещё и в том, что все, что не вписывалось в его рамки мира, не должно существовать. Он замахнулся на святое. Он попытался уничтожить связь нас троих – и я взбунтовался, пробуждая всю дикость своей истинной натуры. В те дни я сошел с ума. Поддавшись на провокацию, я сам искорежил нашу связь. Единое целое перестало существовать. Она превратилась в обычного человека, он спрятался глубоко внутри меня, а я стал Гиретте Хусту. И я даже не убил того, из-за кого все это началось, потому что пребывал в безумии и не осознавал, что происходит. Несколько шагов отделяли меня от бездонной пропасти: я мог бы влиться в триллионы серых душ, бродящих по этому миру, навеки потеряв связь с Проводником. Но этого не случилось. Я очнулся – в тот самый день, когда она погибла от его руки.
Я уже не жалею её. С ней произошло самое лучшее, что только могло случиться: она ушла, не успев влиться в обычный мир и сохранив ещё крохи ценнейшей связи с ним. А самое главное, она сумела оттеснить настоящего меня и вернуть мне его. И с того самого момента я и он снова стали единым целым, чтобы действовать вместе и вести тех, кого надо провести.
Мы хотели разузнать тот метод, каким он убил её, и мы хотели в первую очередь провести его. Мы немного ошиблись, когда пытались заполучить его метод, так что это оттянулось до проведения последнего из круга. Но зато мне стали ясны все правила круга. В него входит обязательно семь, связанные одним, и этот один должен выжить, в то время как остальные обязаны умереть. В тот момент, когда душа покидает седьмое тело, автору круга дается сила большая, чем все, чем он владел до того. Можно менять центр, но он должен оставаться центром, иначе все рухнет.
В те дни, когда нам с ним как раз требовалась помощь, пришел он. Больной и истощенный, восхищающийся не тем, кем надо, но желающий приобщиться ко всем сокровенным знаниям. Он ценил меня, а я начал ценить его. Вместе мы совершили несколько проводов, и я понял, что должен соединить его с ним, чтобы сделать одного умелого Проводника. Нас снова стало трое, как в безвозвратно ушедшие прекрасные времена. Только вот он отличался от неё, поэтому не получилось того идеального соединения, и он умер, не сохранив себя ни на каплю. Тем не менее, нас снова стало трое.
Мы проводили остаток людей, мы завершили круг, и в руках у нас оказался весь метод. Я получил ту силу, о какой мечтал: теперь я мог провести себя, а его запечатать в этих строках. Правда, как провести его, я не знал, ведь он уже умер, а задействовать для этого его не хотелось. Поэтому я оставил это на усмотрение судьбы, а сам занялся запечатыванием его, в то время как он стоял позади меня и внимательно наблюдал за этим.
И вот оно, великое запечатывание, великая формула, то наследие, которое останется от меня на вечную вечность.
Он начинает просыпаться по кругам. Каждый становится все шире и шире, каждый раз дается все больше и больше силы, пока наконец он не пробуждается и не дается в руки. Круг необходимо чертить тем самым методом, который добыли мы втроем. Семеро вокруг одного. Либо в начале, либо в конце должен стоять тот, чья внутренняя сила особенно велика. Если с него начинается, то завершается все его кровью. Если им завершается, то начинается все с его крови. Если мал потенциал, то потребуется семь кругов, если внутри больше энергии, то хватит и пяти или даже трех. Когда чертишь круг, нужно обращать большое внимание на знаки судьбы и как можно меньше задействовать личной выгоды. В первую очередь – справедливость. Никто из семи не должен быть вовлечен в круг просто так.
Когда он снова проснется, в этом мире наконец-то наступит справедливость. Потому будет лучше, если с момента запечатывания до момента пробуждения пройдет немного времени. Самое лучшее – семь лет. Но я всего этого не увижу и на это не повлияю – я лишь встречу возле ворот тех, кого доставит к ним следующий Проводник. И тот день станет для меня самым счастливым во всей моей жизни.
И помните: легенды не лгут. Легенды живут своей жизнью, пряча в себе порой самые могущественные силы этого мира. Сборники легенд – это сильнейшее оружие, которым можно победить целую армию. Кто хочет стабильности, тот должен сжечь все эти сборники. А кто хочет спасти этот мир, тот должен читать и впитывать в себя – может, найдет кого-то, кто подобен ему и кто сможет проникнуть внутрь души, стать вторым Проводником.
Я заканчиваю. Последние песчинки падают вниз, жизни отмерен срок. Великое счастье – уходить, зная, что тебя проводит он. Вам всем ещё придется испытать это счастье. Вы не представляете себе, как это прекрасно, и вы будете сопротивляться. Не надо. Благодарите его за подаренную милость, склонитесь перед ним, и он подарит вам то, что есть высший смысл жизни.
***
Байонис и Хор закончили чтение, а затем понимающе переглянулись.
– Без пары бутылок не разберешь, – вынес хладнокровный вердикт Маршал. – Но вина у нас нет, так что придется работать своей головой. Вернее, головами. Может, нам и удастся что-то понять, не запутавшись двести раз.
Хор просто кивнул. А затем они вернулись к первой странице.
– Видимо, вся первая запись идет о сестре Гиретте, – начал Мальс, пока Байонис, хмурясь, перечитывал. – Она ушла из дома, не поладив, видимо, с братом, но он уверен, что она вернется.
– Согласен, – кивнул Маршал. – Вторая – это о Хасденте. А третья, думаю, сделана после того, как Моул Хусту погибла.
– «Ему не жить», – медленно повторил Хор. – Да, так и есть. Но дальше начинаются странности.
– Раздвоение личности у него начинается, – хмыкнул Байонис, вглядываясь в строчки четвертой записи. – «С этого дня Гиретте Хусту более не существует – остается мститель, демон… Проводник». Видимо, и раньше у него были какие-то проблемы с этим, но улеглись, а при таком стрессе всколыхнулись с новой силой, и мирный человек превратился в серийного убийцу.
– Хасдент погиб, – продолжил Мальс, переходя к пятой дневниковой записи. – И Гиретте это очень понравилось. А ещё он окончательно отрекся от прошлой жизни, провозгласив себя Проводником, и решил, что в него вселился некий дух, вышедший из легенды. Это ведь та самая легенда, верно?
– Да, о демоне, который протягивал людям орудия убийства и отходил в сторону, а затем наблюдал за смертями. Вы читали её? – Маршал чуть прищурился. Хор отрицательно покачал головой. – А я вот читал, когда заварилась вся эта каша семь лет назад. И никакой дух в меня не вошел. Сама легенда, надо сказать, написана громоздким языком и полна нелогичности. Вяд ли она имела особый сакральный смысл. Просто Гиретте воспринял её особенно остро и начал мстить. Это наложилось на его сумасшествие.
– «Но для начала я должен понять, что он попытался сделать против меня, и подарить это тебе», – принялся читать дальше Мальс. – В дневнике он обращается на «ты» к своей «второй личности», Проводнику, а «он» – обозначает Хасдента. В «Истории» уже все перепутано, но здесь более-менее ясно. Гиретте решил раздобыть метод Хасдента – и начал свою серию.
– А дальше – самое интересное. Таинственный помощник, у которого какая-то опасная болезнь. Ведь мы не раз предполагали, что Кей – наследник Проводника, и дневник на это намекает, хотя слова о болезни и последующей смерти помощника меня сильно смущают.
– Жаль, нет никаких слов о том, как этот помощник оказался у Гиретте, – с досадой произнес Хор. – Это могло бы дать хоть какую-то наводку.
– А наводка здесь есть, – возразил Байонис. – Говорится, что этот человек восхищался Хасдентом, который, прошу заметить, не очень-то был известен, предпочитая хранить большинство изобретений в тайне. Напрашивается вывод, что помощник ранее работал с Хасдентом.
– И после его смерти начал сотрудничать с его убийцей? – недоверчиво спросил Мальс. – Как-то это не вяжется. Восхищаться одним – и с легкостью переходить к его врагу?
– Я не исключаю, что этот помощник тоже имел какое-то психическое расстройство, – Маршал задумчиво перечитал всю запись. – Иначе он вряд ли встал бы в пару с Проводником, разве не так? Нам нужно проверить всех, кто ассистировал Хасденту: быть может, найдем пересечения с нашим кругом подозреваемых. Ведь все, кто летел на «Рассекающей», имели отношение к Грозовому Миру, где жил Гиретте.
– «Мой помощник умер», – перешел Хор к следующей записи. – Вот это самое странное, пожалуй, из всего, что я могу воспринять.
– Да, кажется удивительным, если брать дальнейшие записи, – лицо Маршала стало напряженным. – Однако, возможно, Проводник использовал некую метафору. Кто знает, вдруг под смертью он понимал некое преобразование – например, то, что помощник сошел с ума и тоже начал отождествлять себя с Проводником, забыв собственную личность. Или тебе больше нравится считать, что Кей когда-то умер, а затем восстал из мертвых?
– С ним нельзя что-либо точно утверждать, – с чувством сказал Хор. – Но, возможно, вы правы. «Помощник вернулся очень кстати. Человека в нем больше нет, зато есть рабочие руки и исполнительность, а это как раз то, что мне нужно», – прочитал он строки из следующей записи. – С одной стороны, это походит на описание того, кто перестал считать себя за личность и принялся выполнять все приказы Проводника. С другой стороны, это походит и на описание восставшего мертвеца.
– А тебе не кажется, что человек, от которого остались только рабочие руки и исполнительность, не смог бы потом проворачивать столь сложные операции? – Маршал был настроен скептически. – Если только у Гиретте совсем все в голове не перепуталось, я бы мог предположить, что Кей – не его ученик, а ученик того самого помощника. Нашел его после смерти Проводника, узнал все необходимое, а затем – убил, подчищая за собой следы. Но это только версия. Вполне вероятно, что с этим помощником мы сейчас и боремся, а Гиретте писал в своем дневнике полный бред из-за расстройства личности.
– Все может быть, – уклончиво ответил Хор и прочел вслух начало последней записи: – «Вот и седьмой покинул этот мир». Проводник закончил свою серию убийств, а затем решил кончить и с собой, но предварительно – этот странный ритуал «запечатления» его второй сущности на страницах дневника. Хотелось бы знать, сколько в этом правды, а сколько – сумасшествия.
– «Мне осталась только одна дорога, но перед тем, как двигаться по ней, я должен запечатлеть тебя здесь, а затем уничтожить все, что пытался сделать против тебя Хасдент», – вместо ответа зачитал следующие строки Байонис. – Видишь, он не собирался сохранять этот метод. С запечатлением, конечно, все очень мутно. «Он думал, что тебя возможно победить. Глупости». Можно сделать вывод, что Хасдент начал придумывать свой метод именно из-за Гиретте, опасаясь его. Хотя это, конечно, может быть фантазия Проводника, решившего, что он способен заставить всех бояться. «Тебя не остановит ни один маг этого обветшалого мира, и лишь того ты пощадишь, кто преклонится пред тобой. Несколько капель крови в чернилах, перо в левой руке, неживой помощник за спиной. Проводник, я готов». Неживой помощник – почему он о нем так говорит? Себя же Гиретте не считал мертвым.
– Спросите у него, – мрачно вздохнул Хор. – Здесь больше безумного бреда, чем чего-то полезного, а «Историю» я уже боюсь перечитывать.
– Как раз она и важна здесь, – заметил Байонис. – Остальные записи мало что нам дают, за исключением намеков на помощника, которые, правда, ещё надо разгадать.
– Тогда давайте попробуем хоть что-то в ней понять, – Мальс задумчиво перечитал про себя заглавие. «История Гиретте Хусту, оболочки для могущественнейшей силы этого мира». Нечего сказать, милое название.
– Для начала, – нахмурился Байонис, – желательно определить, что тут с местоимениями. Есть сам Гиретте, есть «она» – его сестра, и есть немалое количество тех, кто обозначается местоимением «он». Я так понимаю, что это Проводник, Хасдент и помощник. Хотя мог быть ещё один, но здесь уже не определишь.
– «Он стал единым целым со мной, когда мне не было и года», – прочитал первую фразу Хор. – Да, а потом Гиретте утверждал, что этот подозрительный дух вошел в него после прочтения легенды. Сомневаюсь, что ему было меньше года тогда.
– Да, но я склоняюсь к тому, что Гиретте, сочиняющий четвертую-пятую запись, и Гиретте, намеревающийся запечатлеть «Историю», – два разных человека. Его сумасшествие прогрессировало, это видно по дневнику, а значит, менялись и убеждения. В любом случае, нас отсылают к тому, что автор этих строк был с самого детства избран для взаимодействия с якобы могущественнейшей силой этого мира.
– «Потом появилась она. Не такая чуткая, но проницательная, она сумела уловить то же самое, только в отличие от меня, молчавшего до восемнадцать лет, она уже в одиннадцать начала говорить всем о том, какая она есть. И это стало спасением для меня. Пока все смотрели на неё, я рос и креп, а внутри меня рос и развивался он», – это был только первый абзац «Истории», а Хор уже начал путаться. – Здесь идет речь о сестре Гиретте, это определенно. Но что значит «она смогла уловить то же самое»? Имела те же отклонения в психике, что и её братец?
– Вот это вряд ли, – покачал головой Байонис. – Моул Хусту выучилась на инженера, и никто не замечал в ней никаких странностей, хотя её регулярно обследовали.
– А Гиретте тоже считали нормальным человеком, – заметил Хор. – Тем не менее, он превратился в сумасшедшего убийцу. Меня смущает в этих строках то, что Моул каким-то образом отвлекала внимание родителей от того, что происходило с её братом. Что бы могло это значить?
– А вот это как раз просто, – Байонис, похоже, особо не утруждался раздумьями. – Когда после двух мальчиков появляется девочка, на ней сосредотачивается все внимание семьи. В таких условиях Гиретте стал незаметнее, что помогло ему ещё больше сдвинуться не в ту сторону. А поскольку Моул поддерживала брата во всем, то он решил, что она тоже смотрит на мир немного иначе. Ты читай дальше. «Мы были неразлучны. Он, я и она. Правда, она не совсем понимала, что именно происходило, но готова была принимать все, если это исходило от меня, а значит, его она приняла с той же легкостью». Об этом я и говорил.
– «Наши родители пытались как-то вмешаться в это, особенно старались нажимать на неё, поскольку она ещё не привыкла давать отпор, и у меня не оставалось другого выхода. Я прибег к его помощи, впервые превратившись в Проводника, и провел их за ворота другого мира», – продолжил читать Хор. – Выходит, именно Гиретте обеспечил смерть своих родителей? Надо поднять материалы по этому вопросу.
– Поднимем, – кивнул Маршал. – Но, заметь, уже тогда он был серьезно безумен, если с легкостью согласился на смерть родителей. Странно, что после такого Гиретте смог вернуться к нормальной жизни и пару десятков лет не возбуждать ничьих подозрений. Я читал досье: когда ему было лет двадцать, он проходил лечение от психической болезни, но сумел восстановиться – врачи посчитали, что полностью. В контексте этого мне кажется подозрительным момент со смертью родителей. Если б Гиретте действительно имел отношение к этому, он обязательно выдал бы себя. Возможно, он сочинил все уже после.
– «Наступило самое прекрасное время. Мы делили его на троих, и я ощущал себя самим собой, но в соединении с ним и с ней. О другом я и не мечтал», – вернулся к тексту Хор. – Здесь, видимо, говорится, о самом пике его болезни – тогда, в молодости.
– «А затем появился он. Трусливое ничтожество, уверенное в том, что ему подчинены все тайны мироздания», – очень медленно прочитал Байонис. – Это уже новый «он» – подозреваю, врач-психиатр, который занялся лечением Гиретте. И ещё у меня есть предположение, что он как-то связан с Хасдентом… или это и есть Хасдент.
– Совмещать изобретательство и психиатрию? – вскинул брови Хор. – И как ж ему так повезло, что он в обоих случаях сталкивался с Гиретте?
– Это не совпадение, это закономерность. Понимаешь ли, Хасдент начал разрабатывать свой метод как раз из-за того, что боялся Проводника: во всяком случае, так считал сам Гиретте. Почему бы этому и не быть правдой?
– Но тогда вы признаете, что сущность Проводника действительно представляла серьезную опасность? – прищурился Мальс. – Вряд ли Хасдент был подвержен суевериям: если он видел опасность, значит, она и впрямь существовала.
– В этой истории много всего загадочного, – со вздохом произнес Байонис. – И все же я думаю, что началось не с Хасдента, а с Гиретте. Слишком уж необычным выглядит его сумасшествие в сочетании с тем, что он сумел провести семь идеальных преступлений, не привлекая внимания полиции. Я не имею в виду те письма в газету, я говорю о наличии улик и подозрений. А их просто не было. Если б не шедевры эпистолярного жанра от Проводника, мало кто заподозрил бы злой умысел в смерти некоторых из его жертв. Не каждый умный человек смог бы такое провернуть. А у него – получилось. Если тебе угодно, я вижу в этом нечто мистическое, удачу, подаренную человеку с совершенно необычным взглядом на мир.
– То есть вы признаете наличие «могущественнейшей силы во вселенной»? – с легкой долей сарказма поинтересовался Хор.
– Не могущественнейшей, но силы. Ты помнишь запись о смерти Хасдента? – Байонис вытащил первый листок. – «Даже магия не может сотворить такого с человеческим разумом – а я сумел, и спасибо тебе за это, Проводник». Здесь сделан акцент на неком особом умении Проводника, которое словно бы выше магии. Сомневаюсь, что он написал бы такое, если бы все проворачивал исключительно благодаря своим стратегическим способностям.
– Послушайте, но ведь это противоречит основным законам магии, той нерушимой основе, на которой стоит вся наша теория. Магическая энергия не может влиять на разум, а что ещё могло стать оружием Проводника?
Маршал невесело усмехнулся:
– Я ничего не знаю кроме того, что Алика Хусту уничтожила дневник, выучив наизусть все записи, чтобы пересказать их как важный материал для расследования, а Мэйл Иушнице позволил ей это сделать.
– Вы хотите сказать, – прошептал Мальс, – она сделала это, чтобы уничтожить то, что запечатлел на этих листах её брат?
Маршал сделал значительную паузу.
– Во всяком случае, она относилась к этому очень серьезно. Как и Мэйл. Удивительно, что за все годы нашей дружбы он не захотел посвятить меня в эту историю. Боялся, что не поверю? Может, справедливо боялся и, наверное, считал, что нет смысла рассказывать, раз уж дневник уничтожен.
– В таком случае, – осторожно заметил Хор, – адмирал должен был полностью увериться, что и таинственный помощник ему ничего не сделает за смерть Гиретте. И он имел эту уверенность, а иначе постоянно чувствовал бы себя в опасности – раз уж решил отнестись со всем вниманием к этому.
– Погоди-ка, – выдохнул Маршал, и в его взгляде блеснуло осознание. Он промчался по последним записям и с легким волнением зачитал: – «Когда мы проведем седьмого, мы вместе запишем всю эту славную историю, сохраним тебя на страницах моего дневника, а затем он проводит меня и окончательно уйдет сам». Ты видишь? Проводника должен проводить помощник.
– Вы хотите сказать, – ахнул Хор, – что помощник и есть Мэйл?
Байонис резко качнул головой.
– Это было бы слишком. Однако Гиретте – тот, для кого на первом месте ритуал, а значит, он готовил свою смерть. И специально для этого отсылал письма в газету – видимо, по ним Проводника и нашел этот таинственный помощник. Возможно, пожар стал частью ритуала, а Мэйл именно в это время появился в доме. Но однозначно в этом стоит искать зацепку. Так что нам необходимо поднять все материалы по этому делу – вдруг какие-то мелочи подойдут к этой картине. Заметь, что адмирал погиб именно сейчас, когда все стало так серьезно, когда Кей начал ритуальные убийства. До тех пор, насколько я понимаю, он тренировал свое умение…
– На политических противниках Рондера Мистераля, – выпалил Хор, которого до сих пор уязвляло отношение Маршала к его теории о покровителе. – Хотя мог бы заняться кроликами или мышами. Поймите же, те старые убийства произошли не просто так!
– Не просто так, – невозмутимо подтвердил Байонис. – Он желал попробовать атаковать по-настоящему сильных противников, прежде чем начинать свой круг, который зависел от воли судьбы, а значит, мог выкинуть любой фортель, вплоть до Эссентессера Объединенного Мира, что он почти и сделал.
Мальс сделал глубокий вдох и перевел взгляд обратно на записи Алики.
– Давайте все же расшифруем до конца эту историю. «Он попытался уничтожить связь нас троих – и я взбунтовался, пробуждая всю дикость своей истинной натуры. В те дни я сошел с ума. Поддавшись на провокацию, я сам искорежил нашу связь. Единое целое перестало существовать. Она превратилась в обычного человека, он спрятался глубоко внутри меня, а я стал Гиретте Хусту». Здесь, видимо, идет описание лечения, информация о котором сохранилась в архивах о душевнобольных.
– Да, описание лечения, но ограничиваться констатацией факта не стоит, – Маршал нахмурил брови. – Обрати внимание на ход этого лечения. Гиретте признается, что, хоть таинственный «он» и сделал много что, но без резкой реакции со стороны пациента это не вышло бы так эффективно. Провокация. Что значит эта провокация? Как вообще сумели избавить Проводника от его сумасшествия и на время сделать нормальным человеком? Это один из важнейших вопросов, раз уж мы решили не делать четких решений касательно второй сущности Гиретте Хусту.
– А разве в архивах не сохранилось имя человека, который его лечил? – запоздало сообразил Хор.
– Увы, не сохранилось, – развел руками Байонис. – Правда, в одной из бесед Мэйл упоминал… упоминал, что Гиретте лечился по какой-то инновационной методике, которая так и не вошла в употребление, хотя в его случае дала положительные результаты. Я склонен этому верить. Какие выводы можно сделать?
– Гиретте так напугал собой этого врача, что тот прекратил практику? – хмыкнул Мальс.
К его удивлению, Маршал серьезно кивнул.
– Прекратил практику и начал придумывать средство против Проводника.
– То есть вы утверждаете, что он и есть Хасдент?
– Это кажется мне наиболее логичным. Заметь, он переманил к себе Моул как помощницу для экспериментов – и погибла именно Моул, хотя в тот момент рядом присутствовало около пяти человек. Тебе не кажется, что это уж слишком печальное совпадение для Гиретте?
– Хасдент что, провоцировал его снова?
– Нет, – Байонис снова пробежался глазами по начальным записям. – Я думаю, что он пытался экспериментировать с его сестрой, чтобы найти средство против Проводника. Вспомни, что говорилось в дневнике. Гиретте считал их с сестрой и с второй сущностью единым целым и наверняка не раз высказывал это остальным. Хасдент решил, что у Моул схожая ситуация, но она была слабее, а потому стала прекрасным объектом для экспериментов, направленных на то, чтобы вытащить Проводника из Гиретте. А сначала целью сделалось вытащить Проводника из Моул.
– А вместо этого он вытянул из неё всю энергию и жизнь, – мрачно закончил Хор.
– Именно, – кивнул Маршал. – Смотри, что написано дальше в «Истории». «Она превратилась в обычного человека, он спрятался глубоко внутри меня, а я стал Гиретте Хусту». То есть Моул уже не была восприимчивой к этим материям, она отдалилась от всей этой странности с Проводником. В общем, не существовало разницы, проводить эксперименты на ней или на постороннем человеке. Это и стало причиной её смерти и пробуждения Проводника, который начал запугивать Хасдента. А тот уверился, что его метод не работает, начал бояться и ощущать стыд из-за Моул, и все это в итоге привело к его гибели, в то время как Гиретте считал, что это полностью заслуга «могущественнейшей силы в мире».
– Выглядит логично, – неторопливо произнес Мальс. – Тем не менее, это сплошные предположения, не подкрепленные чем-то определенным.
– А в данном случае даже имеющийся у нас документ не может ничего подтвердить, поскольку написан сумасшедшим, – пожал плечами Байонис. – Все равно выводы основываются лишь на умозаключениях. Двигаемся дальше. «И я даже не убил того, из-за кого все это началось, потому что пребывал в безумии и не осознавал, что происходит. Несколько шагов отделяли меня от бездонной пропасти: я мог бы влиться в триллионы серых душ, бродящих по этому миру, навеки потеряв связь с Проводником. Но этого не случилось. Я очнулся – в тот самый день, когда она погибла от его руки». Смотри, ещё один важный момент, ответ на вопрос, который ты не задал, хотя определенно должен был. Ведь Гиретте встречался с Хасдентом, когда тот принял себе на работу Моул, и ты мог бы спросить, почему бывший пациент не узнал своего врача. А не узнал он потому, что забыл все о своей болезни и своей одержимости Проводником. Это Хасдент все понял. А Гиретте осознал лишь потом, когда уже в нем проснулась вторая сущность.
– То есть, лечение свелось к тому, что он как бы потерял память, а потому стал жить обычной жизнью? – наконец догадался о сути этого предположения Хор.
– Да. А потом смерть Моул разом все в Проводнике пробудила, и Грозовой Мир получил серийного убийцу. «И с того самого момента я и он снова стали единым целым, чтобы действовать вместе и вести тех, кого надо провести», – процитировал Маршал. – «Мы хотели разузнать тот метод, каким он убил её, и мы хотели в первую очередь провести его». Разумеется, речь идет о методе Хасдента и самом Хасденте, которого желали убить. «Мы немного ошиблись, когда пытались заполучить его метод, так что это оттянулось до проведения последнего из круга».
– Круг, – выдохнул Мальс. – Это то, ради чего следует читать все остальное, путаясь и увязая в дебрях логики сумасшедшего. – Он торопливо подался вперед, чтобы лучше видеть текст, и принялся читать дальше: – «Но зато мне стали ясны все правила круга. В него входит обязательно семь, связанные одним, и этот один должен выжить, в то время как остальные обязаны умереть». Это как раз про центр круга. Семь человек – но у нас… у нас… – Мальс на минуту задумался, подсчитывая в голове количество жертв.
– Шестеро, – быстрее сработал Маршал. – Значит, остался тот, кого мы должны спасти. «В тот момент, когда душа покидает седьмое тело, автору круга дается сила большая, чем все, чем он владел до того». Подозреваю, что здесь Гиретте говорил чистую правду, даже если делить на сто его заверения о могущественности доставшихся ему сил. И я думаю, что именно это сейчас Кей и проворачивает, дабы прорваться ещё дальше в своем владении магией.
– Остался всего один, – повторил Мальс мрачно. – Мы потеряли время.
– Мы потеряли бы его, даже если бы знали обо всем этом, – отрезал Маршал. – Вряд ли у нас получилось бы ставить преграды Кею.
– Вряд ли? – вскинул брови Хор. – Но ведь мы могли бы проверить все догадки, связанные с Гиретте, узнать больше о его жизни и его семье, – может, это дало бы шанс. А вы говорите – не получилось бы. Вы что, думаете, что мы не сможем получить никакой реальной пользы из этих бумаг? Вернее… – произнес он уже тише, глядя на слишком спокойное лицо Байониса. – Вы думаете, что мы не сможем получить реальной пользы, пока не столкнемся с Кеем лицом к лицу.
– Я просто жду твоей свадьбы, – невозмутимо произнес Маршал. – А пока занимаю себя другими головоломками. Однако мы говорили о круге и его закономерностях. «Можно менять центр, но он должен оставаться центром, иначе все рухнет». Видимо, речь идет о том, что этот центр должен быть связан со всеми жертвами.
– Кей выбрал его сам, – нахмурился Хор. – Я отказался от этой роли, но, думаю, он выбирал из нас троих. – Его мозг лихорадочно заработал. – И если брать связь со всеми жертвами, то Хемин отпадает, ведь она не имела никакого отношения к Мэшмету Зорренду и адмиралу Иушнице. Раль тоже не встречалась с адмиралом. А я… Я вообще не знал Виорди Мистераль, – разочарованно закончил он. – Что же выходит, был выбран какой-то другой центр?
