Текст книги "Маршал грозового мира (СИ)"
Автор книги: Юста
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц)
Дар ухудшался – сравнительно медленно, однако неуклонно. Мальс все глубже проникал в нюансы их системы, выспрашивал у всех знакомых информацию о людях, которые остались без магии, и чем дальше он продвигался, тем более неутешительной становилась картина. Хор пытался поговорить об этом с отцом, с братом, с Ричарделями, но получал в ответ “заботливые”, а на деле равнодушные советы не переживать из-за этого. Никто рядом не желал признавать того, о чем говорил, буквально кричал юный Мальс. И это его злило. Это пробуждало в нем характерное для их семьи упрямство и нежелание становиться частью системы.
Снижение уровня резервов остановилось. Его уже не считали выдающимся в плане дара Ричарделем, но таланты позволяли занять высокое положение среди военных. Согласно гороскопу. Слово “гороскоп” к тому времени уже начало неимоверно раздражать Хора: он не понимал, как можно ссылаться на столь неавторитетный источник при утверждении будущей стези ребенка, родившегося в знатных семьях. Упрямство все росло. Его возражений, его исканий, его вопросов не желали замечать – что ж, Мальс решил поступать так, чтобы весь его путь выступил протестом против этой системы.
Резко ухудшились результаты по учебе. Хор саботировал уроки, а на все нотации отвечал вызывающей усмешкой. После долгого разговора с сыном Арктер Хорана попросил главу семьи Ричардель перевести Мальса обратно в родную фамилию. Это случилось как раз десять лет назад, и это было небольшой победой: во всяком случае, он уже не следовал пути, предопределенному гороскопом. Новый наследник семьи Хорана усиленно работал, желая достигнуть успехов на своем направлении, и продолжал искать информацию, продумывая, как смог бы подняться наверх, чтобы изменить то, что его возмущало: нерациональность системы в определении профиля детей.
В шестнадцать лет магия исчезла совсем. Хор отнесся к этому спокойно: чего-то подобного он ждал. А спустя три года Арктер Хорана объявил старшему сыну, что тот не справляется с обязанностями наследника, и невозмутимо отправил Мальса в Квемеру, в Центр Одаренных, сам занявшись воспитанием и обучением младшего, Ровиаса.
Так Хор очутился на самом низу – но все ещё считал, что впоследствии поднимется, дабы все изменить. В Центре его держали дела, связанные с кольцами памяти, и ещё – это он осознал чуть позднее – дружба с Раль. Она сумела стать единственным близким человеком для него, решительно пройдя сквозь ту стену, какой Хор отгораживался от других людей: элемент поведения наследника, помноженный на сдержанность и привычку больше обороняться, чем идти на контакт. Практически со всеми знакомыми он не сохранил хороших отношений, поскольку со своим видением системы оказался далеко от них.
А с семьей дело обстояло ещё сложнее. Старший сын остался в памяти многих Хорана бунтарем и скандалистом, источником ссор. Младший брат, Ровиас, всегда становился на сторону отца, и оттого их отношения особенно накалились. Одна лишь мать по-доброму относилась к Мальсу, но она его жалела, надеясь, что когда-нибудь он вернется. Мягкая по характеру, почти безвольная, Нэри Хорана во всем разделяла точку зрения мужа, потому и считала сына несчастным из-за того, что он потерял дар. Она его не понимала, только жалела. И потому тоже оказалась за стеной, которую Хор возвел вокруг себя.
– Я проконтролировал работу наших и теперь могу быть свободен, – в комнату шагнул Иушнице уже с более дружелюбным выражением лица, отрывая его от размышлений. – Вообще-то следует признать, что моим молодцам капитан и не нужен, однако устав в армии – первое дело. Вы просветили своего ученика или это сделать мне?
– Просветил, разумеется, – улыбнулся Маршал. – И даже кое в чем просветился от него, но это уже тема для разговора между нами. Садись, официальности и скрытности закончились. Мне бы хотелось, чтобы между вами с Мальсом сложились дружеские отношения: в конце концов, ему же быть следующим Маршалом.
От последних слов Иушнице едва заметно помрачнел, однако быстро выправился и как ни в чем не бывало заметил:
– Я никогда не против дружеских отношений с начальством. Однако… разрешите мне наладить их без вашего участия? Мы ещё успеем поболтать, сколько нам угодно, а тесные знакомства я люблю заводить в положении один на один.
– Звучит так, словно ты хочешь не говорить, а драться, – усмехнулся Байонис, выглядя, впрочем, совсем безмятежно. – Идите, я взял с собой несколько важных бумаг, чтобы не скучать в дороге.
Иушнице приоткрыл дверь перед Хором, как перед дамой, и тоже усмехнулся. Они вдвоем прошагали мимо всех обитателей кают: Бьюкенен по-прежнему спал, Виррен читал книгу, Тора вышивала, Маскэрэ не отрывался от окна, Лейнор задумчиво сидел и едва посмотрел в сторону проходящих людей, а Толл и Ферчазейро вообще не шелохнулись, мраморными статуями глядя друг на друга.
По узкому переходу адмирал провел Мальса в служебную гондолу. Исполнялась очередная мечта детства, только вот не могли не настораживать обстоятельства её исполнения. Желание Иушнице поговорить наедине выглядело логичным, если не считать места беседы. Впрочем… в пассажирском отделении набралось слишком много людей, и было бы невежливо просить кого-то уйти, оттого-то адмирал и увел Хора сюда. Что ж… Кажется, это действительно не представляло никакой опасности, хотя сам факт откровенного разговора без свидетелей на двадцатой минуте знакомства продолжал смущать.
Иушнице прошел в служебное отделение и почти сразу же свернул направо – туда, где особенно стучало и гудело. Ещё одна дверь. Адмирал поспешно завел туда своего спутника и завозился с замком, закрываясь, позволяя Хору внимательно изучить удивительную комнату. Здесь было жарко. Взгляд почти всюду натыкался на блеск начищенной меди, из которой изготавливалось большинство деталей для энергетического механизма дирижаблей.
Именно тут находился его центр, отгороженный от вошедших небольшой оградой высотой до пояса. В ней существовал проход, сейчас закрытый. В центре, посреди сплетения труб, подмигивавшего светом разных лампочек, красовалась правильная пятиугольная призма из цельных листов меди с посеребренными ребрами. От неё, как аорта от сердца, отходила крупная труба, далее ветвящаяся на более мелкие. Сбоку на призме имелась шкала в виде полукруга, по которой металась стрелка, а внизу горели две маленькие лампочки и тускнела пыльным стеклом третья. Полученных до Центра Одаренных знаний хватило, чтобы сделать однозначный вывод: перед Хором находился батерс, главная деталь дирижабля. Вещь, имевшая отношение к завязавшейся недавно неприятной истории.
– Здесь немного шумно, но нам не помешает, верно? – нарушил молчание адмирал.
– Верно, – невозмутимо подтвердил Хор, поворачиваясь от механизма к собеседнику. – Так о чем же вы хотели поговорить?
– О себе и о вас, – не стал ударяться в конкретику Иушнице. – Маршал хотел бы, чтобы мы подружились и я стал вашей опорой в случае его смерти. Оную, увы, надлежит включать в расклад, ибо возраст дает о себе знать, а лекари не способны одолеть все без исключения болезни. Так вот, вам следовало бы кое-что учесть. До вас преемником Байониса Эссентессера считался я.
Хор вздохнул.
– И оттого я вам так не по нраву?
– Нет, – адмирал покачал головой. – Я не имею к вам ненависти. Любви, кстати, тоже. Наоборот, вы решили мою неопределенность, поскольку я не считался официальным преемником, но готов был заменить Маршала. Я говорю сейчас вам об этом, чтобы между нами не существовало никаких недомолвок. А то потом вам скажут, что вы заняли мое место и я из-за того смертельно на вас обозлился. Посеять вражду между людьми на деле довольно просто.
– А вы хотели бы носить звание Эссентессера? – поинтересовался Хор. – Раз уж мы решили говорить друг о друге…
Иушнице на минуту задумался, а затем ответил:
– В детстве я об этом, разумеется, мечтал, но происхождением не вышел, и даже высокий пост в армии мне не светил. Сейчас я понимаю, что должен находиться на своем месте, а роль Эссентессера неразрывно связана с магией, магии в ней бывает даже больше, чем армии. Поэтому я не против остаться просто адмиралом, командиром воздушной эскадры Объединенного Мира. А место Маршала пусть занимает тот, кого серьезно готовили именно к этому.
– Не могу назвать себя подобным человеком, – пожал плечами Хор. – Как вы уже знаете, на протяжении целых десяти лет я занимался чем угодно, только не военным делом.
– Ничего, – махнул рукой Иушнице. – У вас есть талант, желание и достаточно времени, чтобы подготовиться ко всем тяготам положения Эссентессера. В плане простых военных вещей без примеси магии я вас поддержу, можете не беспокоиться.
– Спасибо, – кивнул Хор. – Скажите… вы упоминали, что родом не вышли для Маршала. Можно ли узнать вашу изначальную фамилию?
Иушнице только усмехнулся.
– Лейгебэл. Ничего не говорит? И правильно. Эта фамилия не относится к влиятельным и знатным, её представители нередко умирают от голода в грязи и нищете. Собственно, моя бабушка и умерла. Мне ещё повезло, что родители получили неплохой доход и сумели воспитать всех нас четверых. А мне удалось потом пробиться на службу в полицию Грозового Мира, и с той поры начался подъем вверх. Кстати, – он сощурился, – я заметил, что вас не очень обрадовали мои слова, касающиеся полиции. Так не любите нас? – адмирал выделил последнее слово, показывая, что не считает себя полностью отделившимся от той службы.
– Вас я уважаю, – ответил Хор, тоже выделив местоимение.
– Похоже, – заметил с новой усмешкой Иушнице, – это исключительно из-за того, что я веду дружбу с теневиками и вообще ушел в армию. Я повторяю свой вопрос. Вы не любите полицейских?
– Некоторых, – по-прежнему сдержанно отозвался Хор.
– А точнее? – адмирал явно не собирался сдаваться.
– Тех, кто слишком любит свое положение, – на длинные фразы Мальса сейчас не тянуло.
– То есть вам не нравятся полицейские, гордящиеся своими заслугами?
– Своим положением, – бесстрастно поправил его Хор. – Я не беру в расчет заслуги. Я рассматриваю невыразимую гордость людей от осознания того, что они – служители порядка, служители закона. Как будто это само по себе означает великую роль человека в общественной жизни.
– Закон, – негромко повторил адмирал. – Вы произносите это слово так, как будто оно для вас клетка, досадная помеха, ограничивающие рамки, и ничего более.
– Для меня – да, – лаконично ответил Хор. – Для других людей он, безусловно, более важен.
– Вот, значит, как, – с неприятной улыбкой протянул Иушнице. – Вы у нас, выходит, самый умный, выше всех, да?
– Нет, – качнул головой Мальс.
– Тогда почему все должны соблюдать закон, а вас это не касается? – кажется, налаживание контактов привело к прямо противоположному результату. Что ж, они собирались говорить друг о друге – так пусть адмирал хорошенько узнает будущего союзника. Или начальника. Первое не всегда сочетается со вторым, второе не всегда означает первое.
– Закон – это рамки. А рамки нужны тому, кто не умеет их выстраивать самостоятельно.
– И ещё тем, кто их выстраивает неверно, хотя уверен в собственной правоте, – язвительно прибавил Иушнице.
– Безусловно, – кивнул Хор. Его, в отличие от собеседника, не настолько волновала тема, чтобы не суметь сохранить спокойствие.
– Так вы, выходит, непогрешимый? – выражение синих глаз стало презрительным.
– Нет, ошибки есть у всех.
– Тогда объясните, каково ваше положение в этой системе, – потребовал слегка запутавшийся адмирал. – Вы сказали, что для вас закон – всего лишь помеха.
– Законы Объединенного Мира – да, больше помеха, чем нечто полезное, – не стал отрицать Мальс. – Законы морали, чести и долга для меня имеют немалое значение, но иногда они идут вразрез с правовой системой нашей страны. Это первое. Я не люблю, когда законом, правилами, нормами человек ограничивается и контролируется настолько, что не может действовать хоть отчасти самостоятельно. Это второе. Я допускаю, что некоторых ограничивать можно и нужно: некоторых – но не всех. И третье: меня раздражают люди, которые превозносят законы выше небес.
– То есть полицейские, стремящиеся к их выполнению? – разумеется, неприязнь во взгляде и голосе Иушнице не угасала.
– То есть полицейские, мыслящие только ими. Ставящие выше всего эту ноту, букву, четчайшие правила – и заменяющие свой разум одной-единственной нотой или буквой.
– Но позвольте, – насмешливо приподнял бровь адмирал, – при исполнении служебных обязанностей полиции и полагается себя так вести, она – часть армии, а в армии устав священен.
– Во-первых, – Хор скрестил руки на груди, – даже уставу иногда не стоит повиноваться слепо, хотя это имеет отношение лишь к крайним случаям. Во-вторых, полиция работает не с врагом, которого нужно убивать без пощады, а с обычными жителями страны, и тут уж не распишешь всего устава, как следует поступать. Слишком много тонкостей. И меня раздражает, когда рассудительные люди на них плюют, ставя во главу угла закон. Да, некоторые без него действительно могут навредить. Но кому-то он – помеха.
– Послушайте, Мальс, вы ведете к несовершенству всей правовой системы в целом, к тому, что никакие своды правил не могут предусмотреть всех мелочей. Это известно всем, кому довелось столкнуться с неправдой. Однако смысл ли вам критиковать, если вы сами вряд ли знаете, как это изменить к лучшему?
– Я не критикую, – пожал плечами Хор. – Я объясняю, почему я не считаю закон прописной истиной и почему не люблю, когда его возводят в высший ранг. К правилам нужно подходить с рассуждением.
– Ко всему нужно подходить с рассуждением, – на губах адмирала снова появилась усмешка. – К жизни вообще.
– Да – и не заменять слепо это рассуждение буквой закона, – с легким раздражением бросил Хор. – Мы живем в стране, система которой имеет очень много недостатков, из-за которых страдают люди, и превозносить эту систему я не намерен. И жить, ориентируясь на нее полностью, тоже не намерен.
– Видимо, у вас был плохой опыт встреч с полицейскими, – тихо сказал Иушнице.
– Видимо, – уже хладнокровно согласился Хор.
– Вести себя так, конечно, для вашей гордости лучше, но вот для людей, которые находятся рядом с вами, – хуже, – так же без эмоций произнес адмирал и быстро прибавил вдруг: – Хотите увидеть батерс?
– Я его уже вижу, нет? – двинул бровью Мальс.
Иушнице покачал головой:
– На расстоянии – не считается. Думаю, вы не раз мечтали подойти поближе и прикоснуться к этой вещи. Одно из самых известных изобретений магической науки Облачного Мира, распространившееся во все остальные Миры. Нам следует благодарить облачников за их щедрость, остальные регионы не спешат облагодетельствовать чужаков.
– Для чего вы мне это говорите? – Хора слегка смутил этот его монолог, хотя в тоне этого не слышалось. – Раз уж мы ведем откровенный разговор, то я не вижу смысла в фразах о ничего не значащих вещах.
– Я б не назвал батерс ничего не значащей вещью, – невозмутимо отбил последние его слова адмирал. – Так вы хотите взглянуть на него поближе или нет? Я два раза не предлагаю.
Хор без слов кивнул. Он так и не разобрался в этом стремлении собеседника, хотя, возможно, оно служило для отвлечения от ставшего неприятным разговора и восстановления душевного равновесия уязвленного Иушнице. Последний повозился с дверцей ограды и резким движением распахнул ее. Послышалось жалобное звяканье. Адмирал все так же резко указал своему спутнику на узкую дорожку к механизму, которой, видимо, пользовались все механики для починки неисправностей батерса.
Хор неторопливо шагнул к проходу и опустил ногу на дорожку. В тот же момент он на мгновение потерял равновесие, как если бы поверхность находилась ниже, чем казалось. Мальс поспешно выправился, поймал усмешку на лице Иушнице – а не для этой ли сцены все задумывалось? – непринужденно пожал плечами – впрочем, нет, это было бы слишком мелочно, – и двинулся дальше. На третьем шаге лампочки в механизме замерцали беспорядочно мутноватым светом, а медь заблестела особенно резко и неприятно. Хор моргнул, надеясь, что все станет нормальным, однако что-то ярко, до рези в глазах вспыхнуло, и он почувствовал, как валится куда-то вниз. Звучал озабоченный голос Иушнице, но он стремительно тускнел на фоне накатывающегося беспамятства.
***
Бывают такие люди, хорошие, приветливые, доброжелательные, но постоянно включащие в мозгу странную реакцию: стыд и неловкость в ответ на самые обычные их слова и действия. В приятном разговоре об этом можно забыть и непринужденно беседовать, однако стоит наступить малейшему несогласию, и ты уже начинаешь чувствовать себя виноватым, а от спокойного тона собеседника веет строгим нравоучением, хотя, возможно, он и не хотел того. Просто в разуме какая-то особая статья, отвечающая за странности, приказывает смущаться от любых речей этого человека. Чем это вызвано – Раль не знала, но на нее подобным образом действовали два человека.
Соунтис Зорренд, занимавшаяся с «крылатыми» одаренными практическими занятиями и иногда читавшая лекции по магии. Молодая, но талантливая преподавательница была младше некоторых учеников Центра, а с Раль имела разницу в возрасте где-то восемь лет. Соунтис нравилась окружающим, неплохо знала о жизни одаренных и, наверное, могла бы в ней что-то поменять, однако она, как и большинство молодых педагогов, не имела права вмешиваться в основы системы, потому только улыбалась ученикам и говорила на те темы, какие подразумевал её предмет. Соунтис объясняла все просто и доступно, но при том четко, и требовала той же четкости в ответах учеников, и потому Раль всегда смущалась, когда её спрашивали. И совсем тихо, порой неразборчиво произносила первый и второй законы энергии, относящиеся к любому виду энергии, в том числе и к магии: она никуда не исчезала, а лишь превращалась, и могла идти от тел с большей концентрацией к телам с меньшей концентрацией лишь при действии сторонней силы.
А ещё Раль заставляла чувствовать постоянное смущение сама сиятельная директриса Центра, Ли Ханненсдон, когда-то назвавшая себя Ли Хан и давшая Мальсу идею стать Хором. Именно благодаря этой женщине Адилунд превратилась в Раль. Она знала, что директриса – хороший человек, который больше всех остальных в руководстве заботится об учениках, но это не мешало краснеть при пристальном взгляде Ли и её словах, обращенных к ней.
И вот сейчас Адилунд Мистераль мялась перед Ли Ханненсдон, не зная, как толком себя вести. Поправляла и без того затянутую прическу, крутила в пальцах волосок, пыталась взглядом излучать почтение и кивать в ответ на все слова директрисы. А меж тем говорила та совсем немного.
– Я читала письмо вашего брата, леди Мистераль, – Ли перешла на новое обращение совершенно невозмутимо, словно всегда говорила так ученице. – Ваши способности не вызывают сомнений, а значит, я не имею права чинить вам препятствия на том пути, который подходит вам больше всего. С этого дня вы переходите под покровительство семьи Мистераль, поздравляю.
Раль, вернее, Адилунд, в десятый раз кивнула, стараясь внушить себе, что от этого непринужденного тона не нужно ждать досады или нотаций.
– Поздравляю с окончанием Центра Одаренных, – директриса широко улыбнулась и протянула ей ухоженную руку с крошечными ногтями.
***
Хемена шагала по коридору общежития, чувствуя себя непривычно: и приятно, и слегка неловко. Впервые за полтора года обучения она возразила Сольсетену, хоть и в том, что не было её заслугой, а самое главное – промчалась мимо него, не остановившись на разговор, показала, что имеет дела поважнее беседы с ректором. Интересно, как он отреагирует на это? Предпочтет притвориться, что не заметил? Но ведь заметил же, что Хемена Ричардель сделала первый шаг к своей свободе. Может, та и осталась недоступной, и все равно этот первый шаг пьянил, нашептывая мыслям, что реальны и дальнейшие.
Неделю назад она и не верила, что попробует вырваться из запутанной неприятной истории, однако все изменилось благодаря вмешательству Мальса Хора. Он сиял впереди ярким примером, человек, который сам влиял на свой жизненный путь, сам делал выбор, не завися от воли родителей и гороскопа.
И теперь Хемена понимала, что она могла бы так же. Могла… Но сможет ли?
Приоткрытая дверь в её комнату и лучик света из проема: окна на северо-западную сторону, и обычно видно закат, но на его время иногда тянуло задернуть занавески. За полтора года старая традиция, привезенная из дома Мистералей, потихоньку выветрилась, однако в некоторых ситуациях выскакивала проблесками со дна памяти, и тогда штора скрывала розово-голубое небо за окном. Хемена поняла, что хочет это сделать и сегодня.
Она вошла внутрь и почти сразу же направилась к окну, но замерла, жмурясь от льющегося в комнату света. За столом сидел едва различаемый из-за лучей человек: черный силуэт, явно мужской, с книгой в руках. Сердце застучало.
– Хор? – тихо спросила Хемена.
– Прошу прощения, – он обернулся; голос звучал совсем иначе: хоть и спокойно, но слишком холодно. – Я Кей. Я могу завершить этот разговор в любую минуту неприятным для вас образом.
Она потрясенно застыла. С глухим стуком на пол упала выпущенная из непослушных рук сумка. Кричать не имело смсла. Напротив находился самый сильный маг, убийца, а солнце весело слепило, не позволяя разглядеть его лицо.
Кей неторопливо встал, подошел к окну и задвинул штору. Потом так же неспешно вернулся к столу и зажег светильник. На неподвижную Хемену глянуло бледное лицо со слегка раскосыми темными глазами, аристократическими чертами и зачесанными вверх волосами. Бескровные губы шевельнулись в недоброй улыбке.
– Рад вас приветствовать, леди Хемена. Садитесь. Я не люблю, когда люди стоят при разговоре. Успокойтесь, я не собираюсь вас убивать сейчас: все вы трое, нашедшие мой список в часозвоне, сейчас стоите в центре этого списка. Нет, не входите в него. В него входит ваше окружение. Так что в ближайшее время вам бояться нечего, и мы можем спокойно побеседовать на интересующие нас темы. Садитесь же.
Хемена заставила себя сделать шаг, не отрывая взгляда от Кея, а затем рухнула в кресло и тихонько охнула: с утра там оставалась недочитанная книга. Оцепенение помешало сразу же встать, и лишь после новой улыбки незваного гостя она неуклюже поднялась, взяла в руки книгу и села обратно.
– Прекрасно, – кивнул удовлетворенный Кей. – Я бы обратился со своей маленькой просьбой к Мальсу Хору – прошу прощения, к Мальсу Эссентессеру, однако он немного занят и находится рядом с Маршалом. Поэтому я пришел к вам.
– Зачем? – шепотом спросила Хемена. Она не понимала, что и для чего творит этот человек.
– Я же говорил: одна маленькая просьба, – Кей говорил спокойно, даже, можно сказать, ласково. – Дело в том, что я очень серьезно отношусь к знакам судьбы, а ваше совместное появление в часозвоне ничем иным быть не может. Я понял, что дело в вас троих. Я стер со стены и из своей головы имя Эвальда Мистераля. Он больше не может считаться центром.
Хемена вздрогнула.
– Эви? Вы… Вы хотели его убить?
– Тот, кто находится в центре, неприкосновенен, – поднял палец убийца. – Вашему брату ничего не грозило, однако сейчас мне необходим новый центр для моих дел. Кто-то из вас троих. Адилунд Раль, Хемена Ричардель, Мальс Эссентессер. Выбирайте.
– Я не понимаю… – голос опустился до сдавленного шепота.
– Все очень просто, – покачал головой Кей. – Я всегда иду по кругу, но кругу необходима центральная, главная точка. Мне нужен человек, рядом с которым я найду всех, кто мне пригодится.
– Пригодится в качестве жертв? – это уже была какая-то грань между шепотом и порывистым дыханием. Даже сердце стучало громче слов Хемены.
– Называйте это так, если хотите, – снисходительно пожал плечами убийца. – Я использую другие термины. Независимое центральное положение гарантирует неприкосновенность. Вы, Адилунд, Мальс. Выбирайте, – повторил он.
– Я не знаю, – чуть громче ответила Хемена. – Я не имею права решать за них.
– За всех решаю я, и я определяю, кому какой выбор делать, – взгляд Кея сделался жестким. – Я могу просто кидать монетку – хотите? Но если она укажет на вас, то я не могу гарантировать безопасность Мальсу Эссентессеру и Адилунд Раль. Итак, вы намерены дать мне ответ?
– Вы не дадите мне даже времени на это решение? – с отчаянием распахнула глаза Хемена. – Это ответственность. Я не могу просто так, с ходу вам сказать, кому жить, кому умирать.
– Я повторяю, – в голосе убийцы прорезалось раздражение, – жизнью и смертью здесь повелеваю я. Ну, а ваше дело – определить, кому точно не умирать. Неужели все так сложно? Три человека. Безопасность одному ценой опасности, которая может и не оправдаться, другим. У вас есть десять минут.
Хемена сделала судорожный вдох. Три человека. Двое могут погибнуть, третий обязательно выживет. Свою кандидатуру она отставила мгновенно, вспоминая одолевавшее когда-то душу отчаяние и мысли о добровольном уходе из жизни. Если выбор Кея падет на неё – что ж… Опасность для Адилунд и Хора – слишком большая цена за собственное непоколебимое благополучие.
Адилунд и Хор. Хор и Адилунд. Потерянная три года назад названая сестра с мечтой обрести надежную семью и недавний знакомый, показавший, что на свете есть свобода. Кому из них дарить стопроцентную гарантию жизни? Кого защитить? Кто не сумеет защитить себя сам? Мальс теперь Эссентессер, находящийся возле Маршала. Защита будет, но хватит ли? Адилунд говорила, жертвой Кея становились Зорренд и Аусхассен.
– Осталось пять минут, – равнодушно сообщил Кей. Часов у него не было.
Хемена вздрогнула от этого слишком спокойного голоса, а мысли, которые подхлестнула необходимость решать быстро, панически заметались в голове. Адилунд и Хор… Есть ли ответ у загадки? Или все ответы ложны? Или все пути ошибочны и ведут в пропасть? Названая сестра находилась под защитной отца. Он был в её окружении. И если бы Кей выбрал своей целью его… Да что за мысли такие! Желать смерти родному отцу! А кому её желать? Человеку, согласившемуся ради Хемены вернуться туда, откуда он ушел и куда его не тянуло? Названой сестре, Адилунд, Ади, которой Хемена косички заплетала? Или заплетала Халана, а Хеми только командовала… Да куда опять мысли-то?
– Время истекло, – провозгласил Кей тем же тоном. – Ваше решение? Или мне взять монетку?
Хемена закрыла глаза. Её била дрожь. Из губ пугливым дуновением скользнуло:
– Хор.
========== Глава 2. Застарелое ==========
Эвальд пообещал забрать Раль где-то после обеда, а до того времени у неё было много времени и ноль занятий. И если обычно Адилунд радовала тишина, то сейчас ей не сиделось на месте, хотелось что-нибудь делать. Она вдруг вспомнила, что Эссабина приглашала на спектакль своего театра: может, и не удалось бы попасть на него, но прийти к самой Кудеснице однозначно стоило. Прийти, поблагодарить и рассказать побольше про дракона.
С такими мыслями Раль подходила к дому, где остановился театр, и поднималась по уже знакомой лестнице к комнате с “пианиной”. С Эссабиной она столкнулась прямо в коридоре: та выходила из другой двери и обрадовалась при виде гостьи, сразу же пригласив её на чаепитие в свою комнату. Адилунд, конечно же, согласилась.
– В первую очередь я учу детей, – принялась рассказывать Эссабина, когда они уселись за столик в небольшой уютной комнатке и Раль принялась расспрашивать новую знакомую. – Айт, наш руководитель, очень гармонично подбирает выступления юным артистам, но для обучения музыке несведущего человека, особенно ребенка, терпения у него не хватает. Представляете, каково музыканту с абсолютным слухом работать с теми, кто только на десятом повторе перестает перевирать ноты. Я отношусь к этому мягче, дети меня любят и считают своей Кудесницей – в общем, все стороны довольны, а зрители не устают хлопать нашим младшеньким после их песен.
– А когда я смогу их услышать? – Раль знала, что пройдет как минимум неделя, прежде чем вернувшийся член семьи Мистераль отправится куда-нибудь из Квемеры.
– Через три дня, – обрадовала Эссабина. – Я могу прямо сейчас попросить для вас билеты.
– Если вам нетрудно, – улыбнулась Адилунд. – Тогда я могу и заплатить прямо сейчас.
– Нет, – решительно тряхнула головой Кудесница. – Денег не надо. У нас хватает доходов, чтобы делать друзьям подарки.
– Друзьям подарки, – мечтательно повторила Раль. – Эссабина, да ведь вы меня совсем не знаете и уже считаете другом.
– Ошибаетесь, я знаю вашу магию, – покачала головой Кудесница, и взгляд её стал точь-в-точь как у мамы Адилунд. – Ведь у меня жил дракон, не забывайте.
– Вам следовало бы родиться в Крылатом Мире, – тихо произнесла Раль. – Скажите все же, как к вам попал дракон? Это важно. В прошлый раз я вообще ни о чем не думала, а теперь понимаю, что слишком уж много совпадений выходит.
– Мне его подарили, – призналась посерьезневшая Эссабина. – Поклонник, имени я не знаю. В тот день я выступала вместе со своими воспитанниками, мы пели, было чудесно… Когда я уже выходила из театра, подошел он, вручил букет цветов и коробку и очень быстро ушел. А в коробке оказался дракон. Я понимала, что нарушаю правила, ведь я знаю о живых механических животных, но он мне так приглянулся… Я подумала, что он создан магией того таинственного дарителя.
– А как выглядел этот даритель? – поспешила спросить Раль.
Эссабина нахмурила брови, вспоминая.
– Темноволосый, прилизанный, с короткой стрижечкой. И глазищи большие пронзительные, как у актера драмы. Манеры у него были явно не кухонные – видимо, в серьезной семье воспитывался. Это все, что я могу про него сказать.
– А он не оставил вам письма вместе с драконом? – Раль уже почти не сомневалась, что это Кей с его бесцеремонной привычкой вручать малознакомым людям ценные магические вещи.
Эссабина покачала головой.
– Нет. Я даже не поняла, почему именно мне именно такой подарок, я на выступлениях особо этого человека среди зрителей и не видела.
– Особо? – зацепилась за размытость в речи собеседницы Раль. – Или все же вообще не видели?
– Ну… – Кудесница замялась. – Во время выступлений больше переживаешь за то, как споют твои подопечные и как справишься ты сама, так что не до разглядывания зрителей. Пару раз мне казалось, что в дальнем ряду сидит именно он, но не могу ручаться, что все в точности так и было. Пение – это что-то вроде опьянения, перестаешь замечать многие вещи, и бывает сложно настроиться на нечто другое.
– Ясно, – медленно произнесла Адилунд. – Понимаете ли… В тот день я не просто так к вам пришла, но и не по театральному делу. Один не самый приятный человек, скрывающий свою внешность под иллюзией, велел мне найти в приехавшем в Грозовом Мире театре Кудесницу, чтобы вернуть дар. Я шла к вам, даже не зная, кто вы, я не представляла, о чем говорить, поэтому так растерялась, когда вошла, благо, меня выручил сам дракон.
