Текст книги "Немцы в городе (СИ)"

Автор книги: Wind-n-Rain

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)

Некоторое время Ландерс теребит пустую чашку в руках, опустив глаза и поджав губы. Стас с интересом разглядывает его – этого необычного человека, который вот так, сквозь пару фраз, вдруг перестал его бесить и заставил проникнуться сочувствием. Необъяснимым и таким простым человеческим сочувствием. Теперь вся кривая их со Шнайдером взаимоотношений как на ладони – Ландерс потерял с ним связь по доброй воле, но через сожаление, а Шнай всё это время хранил память об этой связи фантомно, сюрреалистично, прекрасно осознавая её иллюзорность, никогда не требуя большего, и при этом не обвиняя друга ни в чём. Это кем надо быть, чтобы на протяжении десятилетий считать самым близким человеком того, кто, может быть, и сам считает себя таковым, но никогда в этом не признается? Не иначе как блаженным.

Стас поднимает взгляд на Ландерса, сидящего спиной к открытой двери кабинета, и беззвучно матерится. В дверях стоит Шнайдер. По румяным щекам и снежинкам на волосах видно, что он только что с улицы и вряд ли пробыл здесь долго, но всё же, что-то он наверняка успел услышать.

– Привет, Пауль, – говорит он в спину до этого момента не подозревающего о его присутствии Ландерса. – Рад наконец тебя увидеть.

Они очень долго обнимаются без слов, без лишних движений, пока Ландерс не вырывается из объятий друга.

– Увидимся позже, мне пора, – бросает он и смывается прочь.

Шнайдер проходит вглубь помещения и усаживается на стул, где только что сидел Пауль – прямо напротив в Стаса.

– И что он тебе рассказал? – его руки сложены в замок возле рта, в его глазах вызов и отчаяние одновременно.

– Всё, – твёрдо и односложно отвечает Стас.

– Понятно. И что теперь?

– В смысле?

– Теперь у тебя есть целых две причины меня ненавидеть – за то, какой я есть, и за то, что скрывал от тебя это.

– Теперь мне страшно.

– Страшно, что связался со мной? Понимаю. Понимаю, – Шнайдер опирается локтями о поверхность стола и опускает лицо в раскрывшиеся ладони.

Кажется, будто его плечи мелко дрожат, или это не кажется. Когда же его дыхание становится поверхностным и прерывистым, сомнений не остаётся – он плачет.

Стас поднимается со своего места, обходит стол и, оказавшись позади сидящего Шнайдера, обнимает его за плечи, зарываясь носом в сырые от снега кудри.

– Страшно, что ты вообще мог не дожить до этого дня, что тебя вообще могло не быть... Не быть у меня.

Шнайдер берёт ладони парня в свои и, прижимая к лицу, продолжает рыдать уже в них.

Когда они выходят на улицу, уже смеркается. В их планах поужинать в “Арарате”, поехать домой и пораньше лечь спать. Внезапно дорогу к выходу с территории преграждает офис-менеджер Машка, без верхней одежды, она сходу налетает на них, пугая своим мелким ростом и громким голосом:

– А куда это вы собрались? Особенно ты! – она тычет пальцем прямо в грудь Шнайдеру. – Тебя Флаке зачем сюда вызвал? Ангар уже освободили, и все в сборе!

– Какой ангар? – непонимающе вопрошает Стас.

– Складской! Номер тринадцать! Флаке распорядился распределить всё содержимое оттуда по соседним, чтобы освободить место для ваших репетиций, и сейчас у вас, – она снова тычет пальцем в Шнайдера, – там собрание! Быстро!

Сами не понимая, почему они слушаются эту чернявую шмакодявку, двое спешат к указанному складскому помещению, где их уже ожидают пятеро немцев во главе с Ландерсом и скучающая в сторонке Диана.

– Мне заказали концерт, – с ходу заявляет Пауль, – но у меня нет музыкантов, так что извините, ребят, как бы вам ни была неприятна эта затея, но придётся вспомнить школьные годы. Инструменты я заказал, и для тебя, – он поворачивается в сторону Шнайдера, обворожительно улыбаясь, как ни в чём ни бывало, – самая лучшая ударная установка уже в пути. Инструменты доставят через четыре дня, и тогда начнём репетиции. Отказов не принимается!

– Не принимается, – отзывается Тилль откуда-то из глубины ангара, – если даже Я согласен петь, то у вас, ребята, просто нет выбора – будете играть! Такого нового года этот город ещё не видывал! Сегодня мы с Хайко перелопатим загашники, выудим из небытия наши старенькие хиты – те, с которыми мы блистали на школьных площадках в своё время, и составим программу шоу. Ну а лицом пиар-кампания будет Ландерс – всё-таки, он единственное узнаваемое лицо из нас, в буквальном смысле. И, если верить нашей юной офис-менеджерке, поклонников у данного лица хватает даже здесь. Так что стартуем не с нуля!

– Ой чёрт! – подаёт голос до этого тихо стоящая в стороне уткнувшись в свой айфон Диана. – Тут пишут, что на Новый Год Кречетов организует грандиозное мероприятие в центре города! Все соцсети только об этом и трещат!

Взгляды всех собравшихся медленно, но неуклонно переводятся на Круспе.

– Так, значит? А вот это уже вызов! Я буду не я, если наше мероприятие наделает шуму меньше, чем генеральское!

– Можно поинтересоваться, Круспе, зачем ты увязался с нами? – шёпотом спрашивает Шнайдер сидящего напротив него Рихарда, пока Стас удалился к барной стойке полупустого “Арарата”, чтобы, не дожидаясь официантки, сделать заказ.

– Ты поработать мне дашь или нет? Уж и сходить с ними никуда нельзя – да не бойся ты, не отобью я твою зазнобу, он, знаешь ли, не в моём вкусе.

– Я не об этом, зачем ты вообще постоянно к нам липнешь? – с раздражением не унимается Шнай.

– А у меня, может, друзей нет, не думал об этом? Только и остаётся, что к вам липнуть: Стасян, вроде, парень не плохой, ну а ты... Ты просто меня не прогонишь.

Шнайдер на секунду задумался, не отрывая взгляда от дерзкого и непривычно свежего Круспе. Вдруг, глаза того округляются, а рот приоткрывается – совершенная физиономия Рихарда скривляется в выражении недоумения, притом что всё это время его глаза сквозь линзы очков не отрывались от экрана планшета.

– Эй, Рих, ты чего? – с беспокойством треплет его за плечо Шнай, – обиделся, что ли?

Тот лишь молча разворачивает экран планшета в сторону собеседника.

“Провокацией грозит обернуться заявленное руководством ММК новогоднее мероприятие. По сведениям из надёжных источников, запланированный на новогоднюю ночь рок-концерт в клубе “Галактика” может быть отменён местными органами правопорядка как нарушающий статью 6.21 КоАП РФ. Группа гражданских активистов выступила с требованиями к городской прокуратуре проверить содержание текстов малоизвестной и никому не интересной группы Раммштайн, чей концерт и заявлен в качестве гвоздя мероприятия в вышеупомянутом клубе на новогоднюю ночь. Реклама концерта уже заполонила все городские соцсети, среди пользователей которых немало несовершеннолетних. Напомним, что спонсором концерта является Мценский Мебельных Комбинат, контрольный пакет акций которого принадлежит иностранным инвесторам. В очередной раз с прискорбием отмечаем, что иностранный капитал снова пытается вклиниться в общественно-политическую жизнь одного из российских регионов, преследуя своей целью раскол в обществе, и особенно, в кругу наших наименее защищённых сограждан – подростков. Комментарий отца Дементия, настоятеля церкви святой Алёны Арзамасской: “Очевидно, что супостат не успокоится, не разложив нашу молодёжь, наше будущее окончательно. В борьбе с сатанинскими влияниями чужеземцев, мы, церковные служители, призываем население области объединиться вокруг светских властей нашего региона, дабы дать достойный отпор иноземным завоевателям”. Официальных комментариев со стороны представителей прокуратуры пока не поступало. Мы будем следить за развитием событий”.

– Это статья с первой страницы самой крупной городской газеты, Круспе, – дочитав, констатирует Шнайдер.

– Да, я знаю, – растерянно подняв глаза, отвечает Рихард. – Это уже не вызов, это уже война.

====== 21. Срыв покровов (Через тернии к наследию) ======

– Ну и глухомань, как вообще вы планируете заманить сюда людей?

Вот уже полчаса Диана трясётся в машине, за рулём Оливер. За окном сперва мелькали спальные районы, затем – промзоны, и вот, наконец, они выезжают на абсолютно гиблый пустырь, посреди которого, как фантастический пепелац, возвышается серое невзрачное здание. Итог их путешествия – клуб “Галактика”. При ближайшем рассмотрении здание оказывается весьма крепким, вместительным; по периметру вполне можно организовать несколько сот парковочных мест; а внутренний осмотр даже обнадёжил – за десятилетия относительного пустования помещение не претерпело серьёзных разрушений, и все ремонтные работы, похоже, будут иметь реконструкционный и реновационный характер.

Дождавшись прораба, подъехавшего чуть позже, Диана и Оливер обошли всё здание уже вместе с ним, терпеливо наблюдая, как дотошный мужичок делает множественные пометки в потрёпанном бумажном блокноте. Прораб уже имел опыт работы с ММК и лишних вопросов не задавал.

– Мы стеснены в сроках, – напоминает ему Диана, – к двадцать девятому декабря помещение должно быть сдано в эксплуатацию.

– А проверяющие? А пожарная? Перед самыми праздниками у них завалы, и на новый объект никто не поедет.

Диана и Олли растерянно переглядываются.

– Упс, а об этом почему-то никто не подумал. Ну тогда... К двадцать четвёртому! Максимум! А нам пока придётся заняться наведением мостов с вышеуказанными конторами, если Вы понимаете, о чём я.

– Я всё понимаю, Диана Георгиевна, – отвечает прораб, хитровато прищуриваясь. – Помещение просторное, сегодня прикину по рабочим и стройматериалам, а завтра выставлю Вам предварительную смету. И за срочность коэффициент повышенный, разумеется.

– Буду ждать Вашего звонка, – отвечает девушка, не приминув добавить на прощание, – только имейте в виду, что за малейшие просрочки мы Вам выставим пени, перекрывающие Ваш потенциальный доход.

– Ну зачем же так грубо, дорогая, свои же люди! Давайте же действовать в интересах друг друга!

Дождавшись, когда автомобиль с прорабом скроется из виду, Диана и её верный спутник остаются одни, глядя на пустынную местность сквозь грязное окно второго этажа.

– Я не совсем понимаю, как тут всё будет устроено. Здание квадратное, а внутри вроде как круглое, выполнено по принципу амфитеатра. Вон там, – отвернувшись от окна, она тыкает пальцем вниз, вглубь, – сцена, это понятно. Но места на первом этаже не много – если разместить бар и вип-столики, то не останется пространства даже для танцпола. Но вдоль стен расположены балконы... целых четыре уровня. И они недостаточно широки, чтобы вместить столики. Кто вообще всё это конструировал?

– Балконы – это и есть танцпол. По крайней мере, я это так и вижу. Нужно будет сделать точные замеры вмещаемости, чтобы не допустить давки.

– И у нас менее трёх недель. Что-то мне это не нравится. До сих пор Тилль никого не подводил, но вдруг на этот раз он ошибся?

– Не думай об этом, у них с Флаке всегда всё думано-передумано, просто так они бы в омут с головой не бросались. И вообще, встреча с прорабом только завтра, Флаке с ребятами из службы безопасности будут здесь уже скоро: им придётся прикинуть количество необходимой аппаратуры и число сотрудников... А пока...

– Что пока? – внезапно сменившиеся интонации Оливера заставляют Диану напрячься.

– Пока мы здесь одни, такое мрачное помещение, и помощи ждать не от куда... – чуть помедлив, отвечает он, – ты могла бы... делать со мной, всё, что пожелаешь.

Диану, чьи мысли крутились вокруг тысячи насущных вещей, таких как уложиться в сроки, не прогадать на завтрашних переговорах с прорабом, не подвести Тилля, не угробить всю идею, подобные измышления не на шутку разозлили.

– Слушай, Олли, я готова тебе подыграть время от времени, но не переходи границ. Мы здесь вообще-то по делу. И вообще, не могу сказать, что меня эти твои... заскоки сильно радуют.

– Заскоки?! Значит, для тебя наши отношения – это несерьёзно?

– Отношения? Какие отношения? Ты сам себя послушай. Пара спонтанных перепихонов при весьма сомнительных обстоятельствах – это не отношения.

– Но... как же так получилось, что всё это время мне казалось, будто я тебе небезразличен?

Теперь уже она не на шутку испугалась. Голос Олли чуть дрогнул, а глаза сузились в недобром прищуре, и теперь смотрели на неё, словно пытая.

– Так и есть, то есть, так и было. Ты пойми, я простая девушка, и в моём понимании нормальные человеческие отношения – это открыто встречаться и спать в одной постели. А все твои заморочки с смсками, игнорами и ролевыми играми... Это ненормально. Извини, я к такому не готова.

Она делает шаг в сторону лестницы, планируя спуститься вниз и поскорее покинуть это неприятное место, но резкий рывок заставляет её отпрянуть назад. Намертво вцепившись в её предплечье, Ридель разворачивает девушку лицом к себе, и, глядя сверху вниз, хрипло процеживает:

– А мне вот кажется, что выбора у тебя нет.

Диана никогда не видела его таким, она даже не могла представить, что он в принципе может быть таким – неконтролирующим себя, будто бы сумасшедшим, будто бы... бесноватым.

Он берёт её за горло, несильно, но достаточно, чтобы напугать до полусмерти, и долго-долго смотрит в её глаза. Вдруг, словно испугавшись сам себя, он отпускает её, она бежит прочь на улицу и не может видеть, как оставшийся на втором этаже Оливер закрывает лицо руками и часто-часто дышит.

Автомобиль оказывается запертым – они приехали на машине Риделя, и ключи, конечно, тоже у него. Первая мысль Дианы – бежать куда глаза глядят, но она быстро её отметает: вокруг одни лишь пустыри, и там точно не безопаснее, чем здесь. Можно спрятаться в здании и дождаться, когда приедет Флаке – да, она наверное так и поступит. Щелчок замков и двойной сигнал фар оповещают её о том, что машина открыта – Оливер вышел из здания и теперь направляется к автомобилю, возле которого стоит и она. Не в силах двинуться, она внимательно следит за направлением его движения – он доходит до машины и садится на водительское место.

– Залезай. Отвезу тебя домой, – слышит она через опустившееся оконное стекло.

Молча заняв место рядом с водителем, девушка смотрит прямо перед собой, не рискуя даже головой качнуть в сторону спутника.

– Прости меня, – слышит она. – Хотя нет, не прощай. Я бы точно не простил. И я знаю, что не достоин прощения. Просто знай, что я сожалею.

– Заткнись.

– Как скажете.

– Не начинай!

– Как скажете.

– Ты псих, понял! – как бы ей ни не хотелось давать слабину, но истеричные слёзы самопроизвольно проступают на покрасневших глазах, а голос предательски истончается до уровня писка. – Ещё раз тронешь меня, и я тебя убью!

– Не придётся. Я сам себя убью!

– Блин, как же ты бесишь! Надоело. Надоело! Иногда мне кажется, что ты не умеешь жить без сценария, и если жизнь не подкидывает тебе готовых шаблонов, ты рисуешь себе их сам! Вот только окружающие в твои шаблоны и сценарии вписываться не обязаны! А эти дебильные фразочки – откуда ты их берёшь? Из учебника по пафосному пиздобольству? В тебе же нет ничего живого! Отвези меня домой сейчас же!

– Слушаюсь.

– Бляяять!

Машина трогается с места.

– Диана, постой, давай поговорим!

– О чём? – не оборачиваясь, она шагает через сугробы к своему подъезду.

Оливер нагоняет её аккурат возле односторонней дороги, отделяющей подъезды от детской площадки. Стараясь не поскользнуться на обледенелой накатанной поверхности проезжей части, Диана приостанавливается, в этот же момент Оливер настигает её и бесцеремонно хватает за локоть.

– Давай поговорим! Что между нами происходит?

Девушка припоминает все предыдуще “подвиги” её преследователя. На секунду ей становится страшно: а что, если в витье верёвок из раболепного Риделя тоже есть свой лимит? А что, если в один прекрасный момент он перестанет относиться к ней как к своей желанной женщине, и начнёт относиться как, например, к врагу? Или как к обидчице? Как к помехе? Как к Коляну?

– Отпусти мою руку, – выцеживает она сквозь зубы и с силой вырывает локоть из его хватки.

Взгляд его темнеет, зелёные глаза с расширенными зрачками словно застилает туча, уголки губ сжимаются в недоброй ухмылке. Теперь уже испугавшись окончательно, девушка делает шаг на проезжую часть, и тут же поскальзывается, сделав крутой поворот на каблуке. Оливер подхватывает уже готовое пасть навзничь тело за воротник и вырывает его на себя – в сию же секунду выруливающий из-за угла дома автомобиль визжит тормозами на том самом месте, где она вот-вот должна была растянуться; водитель не справляется с управлением на гололедице, и внезапную машину заносит в сторону чуть поодаль от того места, где они стоят. Вслед за визгом тормозов к какофонии окружающего пространства добавляется визг иной, животный – повернувшись на звук, растерянная парочка видит скулящую на обочине собаку: неуправляемый автомобиль сбил несчастное животное, отбросив его в сторону палисадника, и скрылся прочь. Не сговариваясь, оба свидетеля происшествия спешат к собаке: пёс вроде жив, он жалобно повизгивает, часто дыша и глядя на суетливых людишек обезоруживающим, вытягивающим всю душу взглядом – таким, на который способны только собаки. Оливер молча опускается на одно колено и ощупывает пса – тот продолжает скулить, но не сопротивляется прикосновениям незнакомца.

– Напоролся на ограду палисадника, – констатирует Ридель, как бы в доказательство демонстрируя Диане измазанную в собачьей крови ладонь, – распорол бок и переднюю лапу об острые края.

Немного отойдя от шока, вызванного столкновением с автомобилем, собака пытается встать, но тут же снова падает в снег, оставляя на нём свежие кровавые разводы и подтверждая свою неспособность к самостоятельному передвижению.

– Тих-тих, – убаюкивающе нашёптывает Ридель, берёт податливого пса на руки, не боясь запачкать куртки, и вопросительно смотрит на девушку: – Ну и куда его теперь?

– Ладно, – помешкавшись отвечает она, доставая из кармана пальто ключ от кодового замка подъезда, – идём.

Расстелив на полу кухни старую застиранную простыню, она наблюдает, как Ридель укладывает пса, который оказался некрупным чёрным беспородным кобелём, и принимается с видом знатока осматривать повреждения на грязной шкурке.

– Зашить надо? В ближайшем зоомагазине ветеринар только по нечётным дням дежурит, хочешь, отвезём его в центральную ветклинику?

– Не надо пока – крупные сосуды не задеты, обойдёмся пластырями и перевязкой. Тащи всё.

Стоя за спиной Риделя, Диана наблюдает, как тот ловко орудует примитивными средствами из домашней аптечки: обрабатывает обе раны перекисью водорода, заклеивает их спортивными белыми пластырями и перебинтовывает в несколько слоёв эластичными бинтами. Возвышаясь над Оливером, сидящим возле даже не предпринимающего попыток сопротивляться болезненным процедурам послушного животного, она поглащена целой палитрой противоречивых чувств. Ещё несколько минут назад она готова была бежать от этого человека хоть на край света, ибо он представлялся ей опасным, ненормальным психопатом, а вот теперь он, перемазаный грязью и собачьей кровью, сидит на коленях в её кухне, и возится со зверьком, не обращая внимания ни на неё, ни на что-либо вокруг, лишь тихонько нашёптывая усталому псу: “Тих-тих, тих-тих”. Диана бессильно опирается о стену, не зная, что делать дальше и как себя вести. Ридель, тем временем, уже закончил с процедурами, и теперь лишь поглаживает пса изящной ладонью, наблюдая, как тот прикрывает глаза и ныряет в беспокойный, сопровождаемый рефлекторными подёргиваниями лап и тихим скулежом, сон. Наконец, кухонное пространство погружается в абсолютную тишину.

– Я не умею быть нормальным, – Ридель говорит не оборачиваясь, не поднимаясь с колен и не поднимая головы.

Фраза эта окончательно сбивает с толку, девушка ещё сильнее вжимается в стену, когда Олли, наконец, отрывает ладонь от чёрной шёрстки и медленно оборачивается, упираясь в неё стеклянным, бессмысленным взглядом.

– Научи меня.

Он смотрит на неё так, что она чувствует: ему необходим ответ. Любой. А если он его не дождётся, то непременно кого-нибудь убьёт.

– Хорошо, – отвечает она, сползая по стенке на пол и оказываясь на одном с ним уровне. – Я заброшу твою одежду в стиралку, а ты иди в душ. А потом мы поспим. Просто приляжем и поспим.

Он едва ли умещается на её кровати во весь свой рост, но всё же кое-как.

– Нормальные люди так и делают. Обнимаются и спят. Без погонь и драмы, – приговаривает она, накрывая его одеялом и, пристраиваясь сбоку, легонько приобнимая за плечо поверх одеяла.

Ридель, как машина, запрограмированная на выполнение задачи, закрывает глаза и не шевелится. Несколько минут Диана не спускает глаз с его лица и прислушивается к дыханию, пока ей не становится очевидно – он действительно спит. Тогда она тихонько, стараясь не потревожить, поднимается с постели и как есть, в халате, следует на кухню, чтобы заварить себе чай.

– Привет, Тимош, – полутоном обращается она к спящему псу, перешагивая его на пути к плите, – Тимошкой будешь.

В одном из шкафчиков она находит старую эмалированную миску, наливает в неё воды и ставит неподалёку от “пациента”. Немного подумав, она нарезает хлеба и колбасы и кладёт всё это на газетку там же, рядом с миской.

Вернувшись в комнату уже с чаем, она проходит мимо мирно спящего Риделя на балкон и прикрывает за собой дверь. Здесь её диванчик, здесь её сигареты. Здесь её место. Сиреневые сумерки за окном обволакивают землю сном, как обволакивают они её сознание, погружая его в бесконтрольный полёт от мысли к мысли, полёт, не имеющий ни точки отправления, ни пункта назначения. Щелчок зажигалки – в её жизни нет радости. Первая затяжка – и не предвидется. Первая порция пепла падает в сувенирную керамическую пепельницу – у неё нет будущего. Вторая затяжка, а за окном всё темнее – ей нечего предложить миру. Ещё темнее за окном – она ничего не оставит после себя. Докуренная сигарета обжигает замёрзшие уже пальцы – она умрёт, и никто никогда не узнает, что она вообще когда-то существовала. Смятый окурок тушится о дно пепельницы – пусть так. Но за её спиной, в съёмной однушке, погружаемой сумерками в неизбежную тьму, её ждут двое. Тимошка, которого нужно выходить, и Ридель, которого нужно выходить. Выбора у неё нет – они оба уже здесь, она сама их впустила в свою квартирку, в свою жизнь. Придётся выхаживать. Если получится – то это и станет её “наследием”.

На следующий день Флаке и Диана встречаются с прорабом. Продемонстрировав сметы и уже настроившись на витьё верёвок из находящихся в практически безвыходном положении из-за поджимающих сроков заказчиков, очень скоро деловой мужичок сбавляет обороты, осознав, что с господином Лоренцом фокусы с накруткой коэффициентов не пройдут. Лоренц с занудной доскональностью изучает каждый пункт сметы, самостоятельно осуществляет расчёты и крайне требовательно формулирует условия назревающего контракта. Боясь упустить заказчика накануне долгих праздников, когда всем, а рабочему люду в особенности, денежки ой как нужны, прораб, чуть побухтев и помявшись, соглашается на выставленные условия несмотря на то, что итоговая сумма сметы оказалась раза в полтора меньше изначальной. Завершив переговоры, исполнитель отправляется в офис нотариуса, где для юридического заключения сделки, его уже ждут Ольга и Стас. Флаке и Диана остаются на объекте, молча разглядывая нелепое монументальное строение, которое им приходится видеть в его нынешнем состоянии, пожалуй, в последний раз. Диана равнодушно всматривается в бетонные стены, это место ей не нравится, но, чтобы не обидеть начальника, она старается не выдавать своих чувств и лишь многозначно покачивает головой на вопрос Флаке: “Ну как тебе наша “Галактика?”. Сам Лоренц возбуждённо бродит туда-сюда, меряя пространство вокруг сооружения крупными шагами тощих длинных конечностей, его бледное лицо озарено нескрываемым, детским восхищением, он будто видит в этой уродливой постройке то, чего не видят в ней другие – подобный взгляд на всё подряд вообще ему свойственен. Сторонний наблюдатель, став свидетелем проявлений этого его живого энтузиазма, принял бы длинного за дурaчка, но Диана далека от того, чтобы одаривать господина Лоренца подобными характеристиками – она уже успела неплохо его узнать, настолько неплохо, чтобы быть уверенной: если он что-то задумал, то, во-первых, это сумасшедшая идея, а во-вторых, ей непременно суждено реализоваться. Дождавшись, когда Лоренц вдоволь набегается по периметру и немного успокоится, она решается завязать беседу, случая для которой, возможно, больше не представится.

– Флаке, а откуда взялась Машка? Я болела и многое пропустила...

– Не оправдывайся, это бесполезно, – его слова звучат вызывающе, а губы растягиваются в доброй усмешке, – просто я Машку давно знаю, и если ты с ней хоть разок пообщалась, то уже знаешь всё и про всех. Не язык, а помело.

– Ну не такое уж и помело, – продолжает гнуть свою линию девушка: ей страсть как охота услышать душераздирающую историю о сиротском приюте из уст самого Флаке.

– Я давно за Лаврентьевским интернатом приглядываю, ведь в своё время он приютил и меня – времена были непростые, а на улице я бы не выжил. Это было ещё до отъезда. Всё, что я помню из тех лет – это жуткая разруха, нищета, запуганные самой жизнью сироты и самоотверженные воспитатели, не оставляющие своих воспитанников даже в условиях полного отсутствия финансирования. Пробыл я там недолго, но мне там было хорошо. А потом я вырос большой, – он становится на цыпочки и поднимает правую руку к небу, – очень большой, и решил отплатить за добро.

– Ты всегда так делаешь, да? – улыбаясь, перебивает его Диана. – Это заметно.

– Да, характер такой – я всегда плачу по счетам. – На мгновенье Флаке задумался, растирая огромные, красные от мороза уши яркими шерстяными варежками, которые он держал на всякий случай в карманах куртки. – И счета разные бывают.

– Ты о Кречетове, да? Я уже давно подозреваю, что вы все не просто так к нему прицепились. Тут что-то личное, – она делает строгое лицо, прикладывая палец к губам, как на старом советском плакате “Не болтай!”, – не хочешь – не говори...

Некоторое время они стоят молча, щурясь от отражающихся от снежной поверхности лучей зимнего солнца.

– Он убил моих родителей.

– Что? Как? Не может быть! – с неприкрытой заинтересованностью верещит девушка, пытаясь прикинуть и сопоставить в уме даты.

– Ну, то есть в детстве я думал, что они просто разбились в автокатастрофе, но какое-то сомнение всегда прибывало во мне. Своим детским умом я ещё не мог сложить два и два, но с возрастом эта мысль развилась в настоящую навязчивую идею, и вот, когда я повзрослел и уже мог себе кое-что позволить, я занялся расследованием, нанял людей здесь, накопал необходимую информацию и получил ответ.

– Но, как такое возможно? Генерал же тогда совсем молодым был...

– Был, да; перестройка, кооперативы, затем – эпоха свободного рынка. Мои родители занялись коммерцией, а будущий генерал – рэкетом. Тогда всё общество делилось на коммерсантов, бандюг и всех остальных – тех, кто остался за бортом новой жизни. После сбыта крупной партии товара из Польши, тогда это барахло очень популярно было, мои родители отказались платить, ну и... В общем, авария была неслучайной, я точно это знаю.

– Постой, мне очень жаль, конечно, и всё такое, но в голове не укладывается – из бандюги в генералы...

– Ничего странного: когда он понял, что силовиком заработает больше, чем бандюгой, подался на службу, и он не один такой был, поверь.

– Но... то есть он знает, кто ты такой? Ну хотя бы по фамилии? Не может же он не знать?

– Естественно, он знает, в спецслужбах всё-таки не идиоты работают.

– Он знает и... думаешь, он тебя боится?

– Конечно боится, в спецслужбах всё-таки не идиоты работают – извини, повторяюсь. Поэтому на нас до сих пор ещё никто по-крупному не наехал. Он ждёт момента, не хочет рисковать по мелочи. И я тоже жду. Момента. Кстати, – Лоренц будто внезапно вспомнил что-то очень важное, – с тобой некрасиво получилось. Мы тебя подставили, честно, я не думал, что он настолько отмороженный и пойдёт на такое. Наверное, сыграл личный фактор, связь с ММК тут ни при чём. До конца дней своих буду стараться загладить свою вину. Пойдём в машину, холодно.

Уже в машине Флаке возвращается к исповеди:

– Заглажу свою вину. Вон, для начала Машку тебе подослал в личное услужение, – он нервно хохотнул.

– Кстати, о Машке. Почему именно она?

– А что, плохая? Хватка деловая, стряпуха из неё классная, верна мне в конце концов. Сейчас ещё за квартиру судится – нанял ей адвоката: нечестно, когда сироты остаются без жилья.

– Так ей же государственное полагается?

– Полагается тем, у кого нет собственного, а Машка попала в приют при живых родителях и вплоть до совершеннолетия была прописана в квартире матери. Да только мать пила и совсем с катушек слетела – и переписала квартиру на своего последнего сожителя незадолго до смерти. Теперь судимся, чтобы признать недействительность сделки и вернуть Машке права на недвижимость. Ну а пока пускай поработает на общее дело: она обещала подогнать своих однокурсников из кулинарного поработать в новогоднюю ночь у нас – хоть одним головняком меньше. Кстати, сегодня они к тебе должны прийти – возьми планы и сметы и распредели: кого на кухню, кого в бар, а кого официантами в зал.

– Где, чёрт возьми, Машка? – Диана негодует уже на своём рабочем месте, обращаясь к находящемуся в своём кабинете и вряд ли слышащему её Тиллю. – Она должна была привести каких-то своих ребят из колледжа – мы же ищем барменов и официантов на новый год, и она обещала сегодня!

– Да здесь я, не ори, – Машка вползает в приёмную, сияя на всё помещение свежим фингалом. – Ребят завтра приведу. Сегодня... Не получилось.

– Что с тобой? – из кабинета Линдеманна появляется Ландерс, и при виде разукрашенной Машкиной физиономии, его обычно лучезарное лицо мрачнеет, а после и вовсе начинает отдавать злобой.

– Да ничего, не беспокойтесь. Где мой радиотелефон? Столько дел на сегодня, – Маша изо всех сил старается не светить фингалом перед людьми, пятится, отворачивается, неуклюже пытаясь отыскать в завалах на Дианином рабочем столе свой бессменный рабочий инструмент.

– Нет, ты ответишь мне, – Ландерс с резкостью, которой никто из присутствующих от него не ожидал, хватает её за плечо и разворачивает лицом к себе. – Кто тебя? Твой парень?

– Да нет, – мямлит та, тупо таращась в пол, – нет у меня никакого парня. Сегодня после занятий меня ждали за колледжем...

– Продолжай, – не выпуская её плеча, настаивает Ландерс.

– Да ничего, побили немного, я их не знаю.

– Так не бывает. Если ждали именно тебя, то должна быть причина, – вклинивается в беседу Диана, аккуратно протискиваясь между Машкой и Ландерсом, заставляя того отпустить девчёнку, которой, очевидно, уже совсем не по себе. – Они что-нибудь сказали?