Текст книги "Немцы в городе (СИ)"

Автор книги: Wind-n-Rain

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 38 страниц)

– Станислав Константинович, Вы куда, Вам назначено?

Бойкая Фрау выскакивает из-за своего рабочего стола и преграждает путь в кабинет гендиректора мощными плечами.

– Отвали Шнай, времени нет, – недовольно бурчит Стас, пытаясь оттолкнуть непоколебимую Фрау в сторону.

Бесполезно – она и так-то никогда не была слабачкой, а “программа детокса” и ранняя весна только пошли ей на пользу. С тех пор, как Диана полностью отдалась общественной деятельности, место ассистентки гендира в списке должностей комбината, а заодно и рабочее место за огромным столом в приёмной, заняла Фрау Шнайдер. Иногда двери в приёмную поутру всё же открывает Кристоф, но редко. Все думают, это случается лишь потому, что у новенькой ассистентки из-за бурной личной жизнью не всегда есть время на наведение утреннего марафета.

Хитро прищурившись, Фрау всё же отходит в сторону и возвращается к панорамному окну. Когда-нибудь она вернёт себе утраченное, по крайней мере, всё к тому идёт.

– Здрасьте, – Стас прикрывает за собой дверь.

В кабинете трое: Линдеманн, Флаке и Володька. И никто не покинет этих стен, пока план не будет готов. Пришло время для серьёзной работы, и чтобы не терять зря времени, начинают с самого простого. Володька выводит на самый большой из имеющихся в кабинете мониторов своё произведение: он распечатал план-схему здания райотдела ФСБ, каждого этажа и всех хозяйственных помещений, от руки накалякал на них каких-то стрелочек, крестиков и ноликов, а затем вновь отсканировал. Ну не умеет человек работать в пейнте, что поделаешь!

На дело решено идти в пятницу ночью. По информации от Кирилла, как раз на следующие выходные у генерала намечен вояж по отдалённым районам области, и в городе его не будет до понедельника. Расслабленные отсутствием высокого начальства сотрудники наверняка разбредутся по домам пораньше, и в здании останется лишь смена охранников. По плану на пятницу намечена проверка канализационных труб, а значит можно будет беспрепятственно исследовать каждый этаж, включая подвал – ведь трубы пронизывают здание от крыши до фундамента сразу несколькими стояками. Операция по подмене сантехников из муниципальной службы на нужных людей вызывает никоторые опасения, но без риска в таком деле никак. Кирилл обещал задержаться в пятницу на работе – он часто так делает, и подозрений это не вызовет. Дело за малым – ускользнуть от наблюдения. Здание утыкано камерами, как ёжик иголками. Есть два способа ликвидировать риск попасться под объектив: нейтрализовать охрану вместе с дежурным оператором, или же подменить изображение с камер на фейковое. Решено проработать оба сценария – кто знает, как пойдут дела... Финальной точкой мероприятия станет вскрытие сейфа. Найти умельцев, его установивших, было не трудно – Кречетов, как и все люди “из девяностых”, предпочитает жить по понятиям, в тонкости работы с высокими технологиями особо не вникая. Оказывается, у него даже нет собственного доверенного программиста – в случае чего он передаёт дело помощникам, а те привлекают халтурщиков из числа собственных знакомых. Над сейфом трудились двое, было это давно, и оба уже и думать забыли о том заказе – по отчётности он проходил как казённый, а не личный. Что и говорить: пара угроз заставила обоих дрожать, аки листы на ветру, а пара тысяч евро – выкладывать информацию быстрее, чем Флаке успевал её усваивать.

– Кто в кабинет полезет? Там раковины нет – я проверял по схемам. Только батареи центрального отопления. – Володька рад снова быть вовлечённым хоть во что-то, кроме хождений по избиркомам да общения с электоратом.

– Пускай Флаке лезет. Он с сейфом быстрее всех управится, а если его засекут – притворится Слендерменом! – Стас считает, что это смешно. – Ну не обижайся, я просто подумал, что у тебя личные мотивы – тебе и карты в руки...

– Я не обижаюсь. Ты прав. И насчёт личных мотивов – тоже. Поэтому в кабинет пойдём мы с Дианой – вот у ж у кого мотив так мотив, и Риделя захватим для самоуспокоения. Если засекут – в комнате будет уже два Слендермена.

– И одна фигуристая мэдхен, – зачем-то вставил Тилль перед тем, как выдохнуть струйку белого дыма в приоткрытое окно.

– Радуйся, что Ридель тебя не слышит. С юмором у него плохо, сам знаешь.

– Кстати о мэдхен и о Риделе. Я никому из них двоих не могу со вчерашнего вечера дозвониться, – вспоминает Стас. – Хотел спросить, как там Дианка после дебатов – вы видели? Генерал вчера лично на ТВ припёрся. Но её телефон вообще отключен, а Риделевский просто не отвечает.

– Странно... – Тилль уже не шутит. – Самое время начинать волноваться.

– Ты что здесь делаешь? Совсем сдурел? – заметив несвежего Риделя во вчерашней одежде в коридоре возле стойки регистратуры, Диана окунается в негодование. Её планом было улизнуть до официального времени выписки, чтобы не столкнуться с Олли и избежать неизбежного – неудобного разговора. – Ты что, всю ночь здесь проторчал? Собака со вчерашнего дня не кормлена, не гулена!

Она даже не обращает внимание на любопытные взгляды: люди вокруг счастливы хоть какой драме, больница редко радует своих постояльцев подобными реалити-шоу, и некоторые наиболее шустрые больные уже записывают огненные речи девушки на свои смартфоны. Ещё бы – местная знаменитость орёт на охранника, или кто он ей, а тот стоит, глазки опустив, хвост поджав...

Поняв, что отвечать он не намерен, она вихрем несётся к дверям, а он лишь молча плетётся следом.

Уже в машине она, всё ещё пребывая в ярости, долго не может отдышаться.

– Дай сигарету, – не обнаружив своей пачки на месте, Диана наконец обращается к уже положившему ладони на руль и готовому ехать Оливеру.

– Не дам, – отвечает он, продолжая смотреть прямо перед собой.

– Чего-о? – от такой наглости глаза девушки становятся круглыми, как пятаки. Она не видит себя со стороны, а иначе заметила бы, как прядь светлых несвежих волос выбилась из хвоста и торчит в сторону, словно какая-нибудь антенна из головы пришельца. Картину дополняет подпорченный за ночь беспробудного медикаментозного сна макияж: тональник скатался по коже хлопьями, от помады не осталось и следа, а тени и тушь неравномерно осыпались на щёки тёмными крошками. – А ты не охрене-ел?

Ридель трогается в путь, аккуратно выводя машину с больничной стоянки на шоссе.

– Успокойся, тебе нервничать нельзя. Тебе теперь вообще ничего нельзя, даже мне перечить. То есть можно, но...

Чёрт, неужели он знает? Диана отчётливо помнит, как умоляла врача и медсестёр ничего ему не говорить. Кто он ей? По закону – никто, а значит и докладывать о её состоянии ему не обязаны. Неужели проболтались? Или он сам догадался? Ридель и Эйнштейн – это конечно разные фамилии, но после вчерашнего докумекать до очевидного смог бы даже Олли. А может, медики специально? Ну типа, чтобы спровоцировать драму... Да не, это было бы уже слишком. Пока девушка судорожно соображает, что ответить, как себя вести, Ридель снова удивляет:

– Наверное ты ещё не знаешь, но ты беременна.

Диана отворачивается к оконному стеклу со своей стороны и корчит такую рожу, что увидь её кто из едущих навстречу водителей, потерял бы он управление и врезался бы в ближайший столб. Но встречка пуста, и обходится без эксцессов. Хотя... Ридель и сарказм. Намёк, попытка. Что это, если не эксцесс? А он, не поведя и бровью, продолжает удивлять:

– Я помню, ты мне говорила, что не можешь, поэтому наверное это станет для тебя сюрпризом. Но врачи не могут ошибаться. Сперва я думал, у тебя рак, но они сказали, что это всего лишь плод. Ты должна это знать, главное – не переживай...

Остаток пути проходит под аккомпанемент истерического немого хохота. Диана хохочет так, что не может остановиться, и прервать смехопанораму её заставляют лишь поднимающиеся из глубин пустого желудка спазмы. Ридель паркуется у подъезда и, едва заскочив в квартиру, чтобы схватить рвущегося на волю пса, тащит его гулять, оставляя девушку один на один с унитазом. Он так и не понял, что её так развеселило. Наверное, она просто обрадовалась.

Уже вечером, сидя на полу, они ужинают доставленными суши. Пока Диана отсыпалась, Оливер излазил весь интернет и теперь чувствует себя самым подкованным в вопросах беременности мужиком на земле.

– Вот, открой ротик, – к недовольно искривлённым губам Дианы тянется бамбуковая палочка с намотанным на неё куском нори и парой зацепившихся за лист рисовых зёрнышек. Всю рыбу он заботливо выковырнул и съел сам. – Сырую рыбу нельзя, там могут быть яйца паразитов...

– Фу, вот заткнись! Зачем вообще заказывать суши, если рыбу нельзя? Лучше б заказал пиццу с жареной колбасой, – бухтит девушка, пытаясь языком очистить зубы от налипших на них ошмётков водоросли. – Что, и пивом не поделишься?

– Нет конечно. Пей воду и витамины! – Оливер делает показательно крупный глоток из собственной бутылки, отставляя её подальше – туда, куда Диане не дотянуться.

Пёс бегает рядом, так и норовя уткнуться носом в накрытую поляну. Суши его не интересуют, но он явно чувствует: что-то происходит между хозяевами, и он желает быть причастным. Отчаявшиеся без толку покрикивать “Местo!”, “Сидеть!” и “Нельзя!”, хозяева в конце концов машут на Тимошку рукой – пускай безобразничает.

– А кого мы пригласим на свадьбу? – заводит совсем уж странный разговор Оливер.

– Хм... Ну родных у тебя, судя по всему, нету. Ты рассказывал, что твоя мама рано умерла...

– Почему нету? У меня есть отец и сводный брат.

– Сводный? – Диана слышит об этом впервые: говорить о прошлом в их отношениях всегда было как-то не принято. – И почему вы не общаетесь?

– Мы общаемся. После смерти мамы отец женился на другой женщине, у которой уже был ребёнок. Помладше меня. Я вообще-то в хороших отношениях и с отцом, и с мачехой, и с братом – вот их и приглашу.

Рис застревает у Дианы в горле комом обиды:

– И ты только сейчас мне о них рассказываешь?

– А ты как же? По крайней мере мои родные далеко, а твои – в двух автобусных остановках отсюда. И как долго ты собиралась нас с ними друг от друга прятать? Неужели, чтобы раскрыть свои отношения, тебе нужно было забеременеть? Или... ты и сейчас не собираешься делать меня частью своей семьи?

Щёки и лоб Дианы вспыхивают. Олли вообще-то прав. Она не рассказывала о нём никому: ни подругам, ни тем более родителям. Их отношения казались ей игрой, и теперь, глядя в пустые глазницы лишённых рыбного содержимого роллов, она вдруг понимает, что игры закончились.

– Не говори ерунды, – пытается парировать она. – Просто не хотела их волновать. У меня же неудачный брак за спиной, сам понимаешь...

Оливер ничего не отвечает. Неудобная пауза затягивается, и даже пёс, прикорнувший у батареи, словно почуяв неладное, недовольно задёргал ушами. Спасает звонок на телефон Оливера.

– Да, привет Тилль. Понятно, понятно. Нет, с нами всё в порядке. Просто Диане нездоровится, и нам нужно заменить её кем-то на предстоящие дебаты. Плевать, что Володька не умеет складно говорить! Научи его! Она никуда не пойдёт! Что? Об этом не может быть и речи! Вы с ума сошли? Я её туда не пущу! У Лоренца всю дорогу какие-то принципы, но на этот раз не ему решать. Я всё сказал!

Ридель бросает трубку и раздражённо присасывается к бутылке.

– Они планируют вылазку к сейфу в следующую пятницу и хотят зачем-то, чтобы ты пошла туда вместе с Лоренцем и... со мной.

Сердце Дианы подпрыгивает: уже в следующую пятницу! Конец всему! Список будет у них – а в этом она не сомневается. Без верного плана Флаке людей на это дело не подписал бы. И она должна быть там – она хочет, чтобы Кречетов знал, кто будет стоять за его кончиной.

– Я пойду! А ты не смей мне указывать! Вообще никогда, понял!

Она выходит из себя, что ей не свойственно: неужели гормональные взрывы – не такие уж и сказки? Немного успокоившись, она продолжает, уже куда мягче:

– Сам подумай, Олли. Всё идёт так, как мы и планировали. Покончим с Кречетовым и всё – можно жениться! Разве не об этом мы договаривались? Для меня очень важно быть частью... всего этого. И вообще, – гнев с новой силой захлёстывает её, – что-то когда меня пытали в Обоснуево, тебя это не сильно волновало! И когда меня заперли в подвалах ФСБ – тоже. А тут – ишь, разволновался. Флаке верно рассуждает: и у него, и у меня к этому козлу личные счёты. Нам и ставить точку.

Диана ставит многоточие, швырнув палочки в ёмкость с соевым соусом, отчего тёмные брызги разлетаются по полу. Оливер ничего не отвечает на её истерику. Он испуган. Он понимает, что она права: кто он ей, чтобы указывать? Никто. Но кто она ему? Теперь – всё. И даже больше. Вместо вербальных увещеваний он пододвигается ближе и обнимает невесту за плечи.

– Только не говори никому пока, ладно? – шепчет она в его домашний свитер.

– О чём?

– О ребёнке. Не хочу, чтобы знал кто-то.

– Суеверная?

– Едва ли. Просто я хочу закончить это дело в привычном статусе – чтобы никаких поблажек, никакой чрезмерной опеки, понимаешь? Хочу сама себе доказать, что могу. Это важно. Окей? Окей?

– Ну, окей, – соглашается Ридель, не уверенный, что говорит правду. – А ещё Тилль сказал, что если ты не сможешь пока ходить на дебаты, то тебя некем заменить. Мол, Володька – не оратор, стушуется, всё испортит.

– Да прям, – девушка отстраняется от Олли с таким взглядом, с которым обычно кричат “Эврика!”. – Кажется, у меня идея! Довезёшь меня завтра до женской консультации? Только Володьку предупреди – с нами поедет.

Диана уже крепко спала, когда её телефон подал признаки жизни. Оливер никогда прежде так не поступал, но на этот раз не смог совладать с собой: чувство собственничества настолько эволюционировало в нём за последние сутки, что он, не долго колеблясь, взял её трубку и открыл сообщение, пришедшее от неизвестного абонента. “Ты доигралась, сучка. Ты ответишь за всё, за каждого моего бойца я отпилю тебе по конечности. Останешься обрубком ползать по земле и молить о пощаде! И даже твои боссы, даже твой головорез тебя не спасёт. Это конец, тварь!!! 11”.

Стерев сообщение, Оливер откидывается на подушку, cо скрипом сжимая одеяло между пальцев. Флаке прав – это личное. Уже настолько личное, что касается не только её. Для него это тоже личное. Они пойдут на дело вместе, и уж он проконтролирует, чтобы генерал не ушёл от возмездия. А ведь всего минуту назад он собирался позвонить отцу и похвастаться новостью. Радость откладывается – месть снова выходит на первое место. Генерал прав – это конец. Его конец.

====== 37. Финишная прямая (Володькин дебют. Накануне вылазки) ======

Диана и раньше видела дебаты по ТВ. Раньше – когда, ни сном ни духом о том, что её ожидает в будущем, коротала вечера с родителями и с телевизором, потом с мужем и с телевизором, потом – одна и с телевизором. Позже, когда ей самой пришлось переквалифицироваться в публичного деятеля, она смотрела их как обязанность – неприятно видеть себя со стороны: все недостатки через экран выпирают гипертрофированно. И лишние килограммы, и блестящий от софитов лоб, и неподходящая характеру мероприятия одежда. Бедные знаменитости – как они только переживают это, смотреть на себя со стороны снова и снова, тут одно из двух: либо они слепо в себя влюблены, либо у них железные нервы. Диана из телевизора Диане вне телевизора кажется нелепым чудовищем. Особенно голос: слышать свой голос извне – незнакомый, чужой и такой противный – настоящая пытка. Сегодня её не пытают. Они с Оливером на диванчике, плед в ногах, пёс носится рядом, радостный воцарившемуся в квартире миру и согласию. Сегодняшний эфир на областном канале грозит стать бомбой: ещё бы, фактически – это первая дуэль двух действующих кандидатов в губернаторы. Их первая личная встреча – сегодня перед зрителем кандидат Иванов собственной персоной будет вынужден противостоять кандидату Генералу.

Неизвестно, какими методами Флаке и компания “натаскивали” Володьку на ведение диалога, но выглядит он... Прилично. Володьку причесали, приодели и даже научили не бояться камер. И всё же в нём нет главного – уверенности. Едва встретившись взглядами с распираемым чувством собственной важности усачом, Володька отводит глаза, и, заметив это, Кречетов расползается в наглой ухмылке. В своих прогнозах дебаты он уже выиграл. Ведущий представляет новый сценарий передачи: сегодняшний эфир даст возможность кандидатам пообщаться с избирателями на равных. От ведущего право задавать вопросы переходит в зал, и первый же вопрошающий интересуется у кандидата Иванова: исходя из каких таких побуждений тот дерзнул позариться на пост начальника региона, не имея за спиной сколь-либо серьёзного опыта управленческoй деятельности? Мол, генерал прошёл все ступени карьерной лестницы в качестве силовика и вот уже не первый год руководит областным отделением ФСБ, а Вы что же? Ожидаемый вопрос, на который Володька выдаёт неожиданный ответ: с каких пор кабинетные генералы дают фору отставным боевым офицерам? Широкой публики этот факт мало известен, и Владимир не стесняется огласить его ещё раз во всеуслышание: в восьмидесятых он, будучи солдатом-срочником, отправился добровольцем в Афганистан, где за несколько лет дослужился до офицерского звания и после вывода войск был уволен в запас с несколькими боевыми наградами в звании майора ВВС. Кречетов парировал разницей в возрасте – мол, щегольнуть Афганистаном ему не позволяет хотя бы тот простой факт, что его первые шаги в службе пришлись уже на эпоху после развала Союза. Тогда кто-то из зала поинтересовался, где был будущий генерал в девяносто пятом и в девяносто девятом – уж не в Чечне ли? В Чечне Кречетов не был, и потому парировал нападку аргументом, что политика делается не в окопах, а в высоких кабинетах. Избери электорат на высокий пост никому не известного старого служаку – и тот провалит миссию сразу же. Разве сможет он выбивать федеральное финансирование на расходные статьи областного бюджета? Да он даже не знает, как это работает! Ни знакомств, ни навыков. К ходу беседы подключается пёстрая группка разновозрастных женщин. Одна из них, что помоложе, задаёт генералу наивный в своей простоте вопрос: сколько государственных медицинских учреждений находятся на обеспечении у регионального бюджета в данным момент? Не удивившись тому, что Вадим Олегович даже не знает общего числа государственных больниц, поликлиник и медицинских центров в городе, зрительница демонстрирует публике несколько скриншотов из инстаграма его родных. Информация о том, что жена генерала лечит нервное расстройство в частной израильской клинике, а дочь и вовсе – уехала рожать генеральского внука в США, в то время как сам генерал предпочитает поправлять здоровье исключительно в ведомственных пансионатах Подмосковья, не произвела эффекта разорвавшейся бомбы, но наглядно показала отношение великочинного кандидата к родной медицине. “А доверенное лицо Иванова, Дианка, вообще у меня набл... лечится! В женской консультации по месту прописки!”, – выкрикивает бойкая немолодая женщина из той же группки и, поняв, что болтает лишнего, утыкается взглядом в пол под одобрительный гул большей части собравшейся в зале аудитории.

“Приехали”, – шепчет Диана, заливаясь краской. В выступающей она узнаёт свою врачиху, да что там – она же сама и уболтала её вместе с коллегами выступить на телевидении в качестве группы поддержки их любимого кандидата! Оказывается, для того, чтобы опозориться на всю область, даже не обязательно самой в телек лезть. После таких заявлений её же завалят звонками. Все: от подружек до родителей. Вот тебе и секрет...

Кроме медиков в зале присутствуют и другие вечно обделённые государством бюджетники – учителя. От бывшей Дианиной школы делегировали Маринку, её подружку, и когда ей предоставляют слово, Диана неосознанно сплетает крестиком пальцы на обеих руках. “Я работаю в школе учительницей младших классов. Моя зарплата с учётом надбавок за профразряд и ведение внеклассного кружка – восемнадцать тысяч рублей”, – начинает свою невесёлую историю Марина, – “Я одна воспитываю сына-подростка, он учится в этой же школе. А сын господина Кречетова учится в Великобритании. И с чего бы мне верить в его компетенцию относительно финансирования учреждений народного просвещения в нашей области?”, – вопрошает она, сильно тушуясь под камерой и немного заикаясь. “Моя жена – талантливая бизнесвумен! Только благодаря ей мы можем учить наших детей где угодно!”, – почти орёт генерал, – “А у Иванова, насколько мне известно, вообще детей нет!”. Право ответить дают Иванову, но тот, изрядно смутившись переходом на личности, так и не успевает ничего сказать. “Вот именно! Нет детей – значит и воровать не для кого!”, – выкрикивает кто-то из зала, порождая волну разрозненных смешков.

Перешедшее в горячую фазу шоу уходит на рекламу, Оливер уходит на кухню делать чай, а Диана наслаждается просмотром сверхкреативных роликов от “Мира Крепежа”, “Мира Дверей”, и “Маникюрного салона “Кассиопея”, всё глубже и глубже зарываясь в плед. Она-то думала, что выступать с трибуны – это страшно, но наблюдать за выступлениями своих знакомых – в двести раз страшнее.

После перерыва генерал меняет тактику, уводя дискуссию с остросоциальной в нравственную плоскость. “Всем известно, кем спонсируется предвыборная кампания уважаемого господина Иванова: иностранными набежчиками, выкупившими за бесценок наше предприятиe и сделавшими его оплотом разврата! Все помнят позорное новогоднее выступление этой так называемой “группы”, а по факту – сборища иноземных сатанистов, но подобное у них там в порядке вещей! По их предприятию даже трансвеститы ходят, и вообще неизвестно, какие ещё бомбы готовит это сообщество для нашей молодёжи! Всё это тлетворно, владыка не даст соврать!”. Кречетов, истово крестясь, обращается за поддержкой к митрополиту, лично пришедшему поддержать скрепного генерала. Владыка Дементий, лишь недавно избранный митрополитом, а в недавнем прошлом – настоятель храма святой Алёны Арзамасской, в речах, как оказалось, не силён. Не поднаторел ещё. Он бухтит что-то про разложение, пропаганду содомии и полную бездуховность. Володька неожиданно и бесцеремонно прерывает речь священнослужителя: “Пусть для начала уважаемый господин Кречетов объяснит, как вообще стало возможным, что некогда народная собственность в виде некогда процветающего мебельного комбината в центре города сперва оказалась в упадке, а затем, простояв в руинах почти двадцать лет, была, по его же словам “за бесценок” продана иностранным инвесторам? Продана кем? Действующим губернатором, чьим приемником господин Кречетов себя и позиционирует, и почему за бесценок, если цену устанавливал муниципалитет? А про новогодний пожар лучше бы товарищ генерал и не упомянал – доказательства подлога и видео с признанием подставного свидетеля легко найти в интернете!”. Переждав шумиху, вызванную его выпадом, он продолжает: “И насчёт бездуховности – на нашем комбинате трудятся несколько сот человек, обычных жителей Мценска, которым новые рабочие места позволили содержать свои семьи. Расскажите им о бездуховности и разложении, и посмотрим, что они вам ответят!”. Пока в зале шумят, Кречетов не перестаёт выкрикивать в микрофон что-то про “западных наймитов”, “купленных агентов”, и “продавших родину за тридцать серебрянников”. Митрополит же, воспользовавшись неразберихой, по-тихому покидает аудиторию, сославшись на дела служебные. “Выбирая меня вы выбираете закон!”, – Кречетов переходит уже к лозунгам. “Расскажите нам поподробнее про ваш закон”, – парирует внезапно осмелевший Володька. “Например про то, как вы незаконно удерживали нашу сотрудницу в своих застенках с нарушением всех законных норм, в результате чего двое ваших сотрудников, двое ваших непосредственных подчинённых попали под следствие, и следствие до сих пор не окончено – дело ждёт слушания в Конституционном суде. Или московских проверяющих из службы внутренней безопасности тоже кто-то купил?”.

“Все козыри одним махом, ну кто так делает...”, – думает Диана, высовывая нос из-под пледа. Время передачи подходит к концу и ведущий с видимым облегчением объявляет окончание дискуссии и прощается с телезрителями. Такого кошмара от этого эфира никто не ожидал, и прежде всего – сам генерал. Неожиданностью стало одно: сегодняшнее представление – бесспорная победа кандидата Иванова. Диана никогда не верила в то, что это возможно, но сегодня впервые перспективы избрания Володьки-матерщинника на главный пост региона обрисовались ей не просто возможными, но даже весьма вероятными. Хотя, если всё пойдёт по плану, до выборов генерал может и не дотянуть. Роковая пятница всё ближе, и чувство смутной тревоги подкатывает к горлу, заглушая собою даже тошноту токсикозную.

Настал вечер пятницы. Завтра утром, когда город будет ещё отсыпаться после рабочей недели, список из сейфа станет достоянием Лоренца. Станет ли он достоянием общественности или предметом торга – пока неизвестно. Но цель обозначена, и на повестке дня, точнее ночи – вылазка в районное управление ФСБ.

Цеха ММК, работают круглосуточно, кроме дней профилактики раз или два в месяц. Функционирование в несколько смен – стандартный режим работы производственных предприятий. Дорогостоящие высокотехнологичные линии и быстро портящийся без должной обработки материал – это не офис с его компьютерами и принтерами. Цеха простоя не терпят. Однако и офисное здание компании, несмотря на поздний час, не спит: во многих кабинетах горит свет, то там, то здесь наблюдается движение. Работников проинформировали, что начальство в полном составе сегодня на месте. На самом деле, кроме охраны в здании лишь Пауль, Фрау и Машка – это именно ей пришло в голову назвать их совместную миссию операцией “Один дома”. Их задача на предстоящую ночь – обеспечить полную видимость того, будто все: и Линдеманн, и Флаке, и все остальные находятся внутри здания. Данные с внутренних камер наблюдения подменены загодя, в кабинете гендира не умолкают телефонные звонки. Всё призвано отвлечь внимание наблюдающих – а за ММК постоянно наблюдают. Нельзя, чтобы кто-то из генеральских ищеек сосредоточился на реальном местоположении высокого руководства комбината. И пока троица организует в приёмной на третьем этаже что-то вроде центрального штаба, координируя действия всех участников грядущих событий между собой, основной состав выдвигается на дело.

Тем временем Рихард и Ирина удобно обосновались на просторной лоджии её квартиры. Правда, для того, чтобы сделать это местечко уютным, Рихарду сперва пришлось освободить его от скопившегося хлама. На помойку отправились две старые тумбочки, рассохшиеся и потемневшие от плесени, рулон выцветшего линолеума, мешок с шубами, чей вид шокировал до отвращения (это соседка попросила у себя подержать, она ими саженцы по весне укрывает, оправдывалась Ирина, а на вопрос “Где соседка?”, скромно отвечала “Год как померла”). Вдогонку полетели ящик с отсыревшими и оттого абсолютно нечитаемыми университетскими учебными пособиями и тяжеленная люстра, у которой из пяти плафонов сохранились целых три, но проводка внутри изгнила настолько, что за восстановление раритета взялся бы лишь сумасшедший. Избежав мусорного бака, по углам жилых комнат квартиры перекочевали пара лыж (пригодится, на лыжах ходить – полезно для здоровья, даже если не умеешь, да и не хочешь, да и времени совсем нет), дюжина трёхлитровых банок с соленьями (Ирина сама консервировала – “закатываниe банок” успокаивает похлеще вязания на спицах) и самокат (остался от прежних владельцев, самой не нужен, а выбросить жалко, и Круспе решил забрать его себе). После трудоёмкой уборки, когда окна и пол лоджии были очищены от вековой грязи, Круспе застелил протёртое деревянное покрытие купленным на рынке неподалёку толстым ковром, вынес туда же два складных стульчика из кладовой, один журнальный столик, до этого бесцельно мозоливший глаза в гостиной, и всю необходимую технику. У дома удобное местоположение: он последний в ряду квартала относительно новых высоток, а лоджия выходит на речку и поля, ещё совсем белые – на полях снег сходит медленнее всего, даже медленнее, чем в лесах. От соседей их отделяют надёжные кирпичные перегородки: таким образом Круспе, убедившись, что их самих никто не засечёт, организовал на лоджии Ирины собственный пункт наблюдения. На одной линии – связь с офисом, координирующим взаимодействие ячеек операции, на другой – связь с Линдеманном и Флаке, уже выдвинувшимися в путь, на третьей – связь с Олли, ждущим своего момента в укрытии, и ещё на одной – связь со Стасом, которому в очередной раз удалось уговорить своего друга на содействие. Но изюминка секретного балконного пункта – устройство управления квадрокоптером и широкий монитор, транслирующий передаваемое дроном видео. Пока дрон у Олли, и когда придёт момент – его запустят над Управлением, и наблюдение за отсутствием или наличием внешних угроз станет обязанностью Круспе.

Он немного волнуется перед дебютом: волнуется за то, справится ли с управлением аппаратом, за своих товарищей, за общий успех мероприятия. А больше всего он волнуется за Ирину: связавшись с ним, она поставила свою карьеру, всё своё будущее под угрозу, а позволив воспользоваться своей лоджией – её дом и Управление удачно разделены лишь неширокой речкой – и вовсе подписала себе приговор в случае провала .

Ирина тоже волнуется, и как ни пытается, ей не удаётся этого скрыть. Если б не волновалась, оделась бы потеплее, уселась на один из двух стульчиков с кружкой кофе и наслаждалась пространным видом и свежим воздухом. Но она мечется из комнаты в комнату, меняя халат на платье, платье на джинсы и свитер, меняя остывший чай в кружке на горячее какао, которое тоже вскоре станет остывшим, так и не став выпитым, и то и дело поглядывая на телефон. Завтра у неё законный выходной, но обретённая за месяцы знакомства с Рихардом паранойя не позволяет расслабиться. Ей всё кажется, что вот сейчас позвонят и скажут: “Ирина Валерьевна, Вы...”. Вместо многоточия она готова подставить любое слово: “уволена”, “арестована”, “убита”, а телефон всё молчит и молчит...

– Сядь, пожалуйста, – во время её очередного забега на лоджию, Круспе удаётся ухватить хозяйку за рукав. – Садись и отдыхай. Скоро самое интересное начнётся.

Серёга долго не решался принять предложение друга провести ночь вместе, но в конце концов убедил себя, что это и в его интересах тоже. С комфортом обосновавшись на даче, друзья запаслись пивом и закусками и приготовились к долгому внеурочному дежурству. Серёге предстоит отслеживать информацию, что идёт по внутренним каналам его отделения, ведь если хоть кто-то из его сослуживцев заподозрит нетипичную активность в здании Управления, сообщение об этом сразу же будет распространено среди сотрудников. Фактически, Серёга рискует всем – не только погонами, но и свободой. То, на что он идёт – государственное преступление, но назад пути нет: он уже подписался на дело, выдав схему коммунальных работ в здании. Серёга толком ни о чём и не думает: он запретил себе думать о жене, о дочках, о кредите за квартиру. Если б он умел, то помолился бы. Он бы попросил Высшие Силы сделать так, чтобы всё поскорее закончилось, чтобы эта ночь осталась в прошлом, а люди, которые стоят за его другом, в свою очередь сделали прошлым самого генерала, и чтобы ему, несчастному Серёге, уже никогда ничего не угрожало. Но он – работник спецслужб, и он знает, что так не бывает. Он знает, что молиться бесполезно. Всё, что они со Стасом сейчас могут делать – это быть внимательными и ждать. Пиво делает ожидание чуть более уютным, но оба прекрасно осознают: всё – мираж. Правда за теми, кто сейчас направляется к зданию Управления, всё и вся зависит только от них.