Текст книги "Летописец Мертвого Бога (СИ)"

Автор книги: Вей Лодар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

Глава 9: Песнь Костяных Клинков

Страх, который почувствовал Кайен, был другим. Не таким, как в схватке с гвардейцами. Тот страх был смешан с пониманием: его враги были людьми, они могли ошибаться, их можно было обмануть. Этот же страх был чистым, первобытным. Перед ним было нечто, движимое лишь голодом и инстинктом. Нечто, с чем нельзя договориться.

Костяной Жнец издал еще один щелкающий звук, и его несуразное тело рванулось вперед. Его движения были совершенно нечеловеческими. Он не бежал, а катился, перебирая своими костяными конечностями с неестественной скоростью, его лезвия-руки скрежетали по земле, высекая искры.

В голове Кайена немедленно вспыхнул холодный, аналитический голос Райкера:

«Противник не имеет жизненно важных органов в традиционном понимании. Центральная масса, скрепляющая кости, – вероятное ядро. Конечности-лезвия имеют большой радиус атаки. Избегай прямого столкновения. Ищи структурную слабость».

Одновременно с этим яростный рев Корвуса требовал иного:

«Сломай его! Разбей на куски! Сила против силы!»

Кайен проигнорировал обоих. Он сделал то, что умел лучше всего – выживать.

Он развернулся и побежал, ныряя глубже в лабиринт гигантских костей. Он не пытался оторваться, это было бессмысленно. Он искал подходящее поле боя.

Жнец преследовал его, его костяные клинки сносили мелкие камни и обломки на своем пути. Он был быстрее, чем казался. Кайен чувствовал его приближение, слышал скрежет костей за спиной.

Он нырнул в узкий проход между двумя гигантскими ребрами, торчащими из земли. Проход был достаточно широк для него, но тварь, скорее всего, застрянет. Это была его первая ошибка.

Жнец не пытался протиснуться. Он с разбегу врезался в одно из ребер. Раздался оглушительный треск, и костяная преграда, простоявшая здесь тысячи лет, разлетелась на осколки. Тварь, не сбавляя скорости, ворвалась в проход.

Кайен понял: в этом мире даже земля была хрупкой.

Он выскочил на небольшую открытую площадку, окруженную кольцом массивных позвонков. Тупик. Дальше бежать было некуда. Он резко развернулся, впервые в жизни принимая боевую стойку по своей воле. В его руке был черный меч капитана Райкера, снятый с плеча в последние секунды бегства.

Жнец остановился в десяти метрах, его пустой череп слегка наклонился, словно изучая новую, интересную позу своей жертвы.

«Атакуй ядро, – настаивал Райкер. – Колющий удар. Используй его инерцию, когда он бросится вперед».

Кайен сделал глубокий вдох, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Он видел атаку твари еще до того, как она началась. Разум Райкера предсказывал ее с пугающей точностью.

Жнец бросился вперед. Его правое лезвие описало широкую, горизонтальную дугу, нацеленную на то, чтобы перерубить Кайена пополам.

Вместо того чтобы отступить, Кайен шагнул навстречу. Он пригнулся, пропуская смертоносный клинок в сантиметрах над своей головой. Ветер от его движения взъерошил волосы. Одновременно он выставил вперед черный меч, целясь прямо в темную, пульсирующую массу в центре костяного каркаса.

Идеальный контрудар. Техника «Укус Гадюки» из арсенала Райкера.

Но он не учел одного. Жнец не был человеком. У него не было единого тела.

В тот момент, когда меч Кайена почти достиг цели, костяной торс твари неестественно изогнулся, почти сложившись пополам. Центральная масса сместилась вверх, и меч Кайена с лязгом ударил лишь по толстой бедренной кости, не причинив никакого вреда.

Одновременно левая рука-лезвие твари, о которой Кайен на мгновение забыл, нанесла удар снизу вверх.

Реакция, спасшая ему жизнь, была чистым инстинктом, отточенным наследием Корвуса. Он не пытался увернуться или блокировать. Он просто отпрыгнул назад со всей силы, вкладывая в прыжок животный ужас.

Лезвие все равно его достало. Оно не пронзило его, но полоснуло по бедру, разорвав штанину и оставив глубокую, кровоточащую рану.

Кайен вскрикнул от боли и отшатнулся, чуть не упав. Кровь быстро пропитывала ткань.

Жнец не дал ему передышки. Он снова бросился вперед, его клинки заплясали в смертельном танце, нацеленном на то, чтобы превратить Кайена в кровавый фарш.

Начался ад.

Кайен не сражался. Он выживал. Он уворачивался, катался по земле, отступал. Каждый его мускул кричал от боли и напряжения. Он больше не думал о техниках. Он просто пытался не умереть. Холодный анализ Райкера и яростная мощь Корвуса смешались в его голове в единый, хаотичный поток инстинктов.

Он парировал один удар, и его руки онемели от силы столкновения. Он увернулся от другого, и осколки камня от удара лезвия о землю оцарапали ему лицо.

Он был слабее. Медленнее. Он проигрывал.

Отступая, он спиной врезался в один из гигантских позвонков, окружавших площадку. Он был в ловушке.

Жнец поднял оба своих клинка для финального, сокрушительного удара.

В глазах Кайена промелькнуло отчаяние. И в этом отчаянии родилось озарение.

Он не мог победить эту тварь. Но, возможно, он мог ее… разобрать.

Он посмотрел не на саму тварь, а на ее тень. Он вспомнил, как она была собрана – каркас из разных костей. Она не была единым целым. Она была конструкцией. А у любой конструкции есть замки.

В последнюю секунду, когда клинки уже начали опускаться, он не стал защищаться. Он прижался спиной к гигантскому позвонку и вогнал свой черный меч не в тварь, а в щель в древней кости прямо над своей головой.

Раздался скрежет.

Затем он вложил в меч не силу, а знание. Знание Райкера о точках напряжения. Он провернул клинок, используя его как рычаг.

Древняя кость, простоявшая тысячелетия, но подточенная временем и недавним ударом Жнеца, не выдержала. С оглушительным треском от нее откололся огромный кусок и рухнул вниз.

Он обрушился прямо на Костяного Жнеца.

Тварь, не ожидавшая атаки сверху, была погребена под лавиной костяных обломков. Ее смертельный удар прервался на полпути.

Кайен, которого лишь чудом не задело, отскочил в сторону. Он стоял, тяжело дыша, глядя на груду костей, под которой дергались и скреблись останки его врага.

Тварь не была мертва, но ее конструкция была сломана. Она была обездвижена.

Кайен, хромая, подошел к шевелящейся груде. Из-под обломков торчал один из костяных клинков, беспомощно царапая воздух.

Он поднял свой черный меч. В его голове не было ни голоса Райкера, ни голоса Корвуса. Лишь его собственный, холодный и уставший.

Он нанес один, завершающий удар, раскалывая темное ядро, пульсировавшее между обломками.

Движение прекратилось.

Кайен стоял в тишине, победитель. Но он не чувствовал триумфа. Он смотрел на свою кровоточащую рану, на обломки вокруг и понимал жестокую истину Диких Земель.

Каждая победа здесь – это лишь отсрочка следующей битвы. И каждая битва оставляет новый шрам.

И тут он заметил это. Из-под обломков, из расколотого ядра твари, начала подниматься слабая, серая дымка.

Третья Эпитафия. Нечеловеческая.

Глава 10: Дар Костяного Отца

Серая дымка, поднимавшаяся из расколотого ядра, не была похожа на предыдущие Эпитафии. Она не стремилась к Кайену, не излучала волю или эмоции. Она просто висела в воздухе, инертная и чуждая, как дым от костра, в котором горели незнакомые дрова.

Он подошел ближе, хромая и морщась от боли в ноге. Он заглянул в эту дымку, пытаясь разглядеть ее суть, как он разглядел рубиновый кристалл Райкера и железный комок Корвуса.

Внутри не было ничего.

Никаких воспоминаний, никаких техник, никакой личности. Лишь одно-единственное, всепоглощающее понятие. Один инстинкт, доведенный до абсолюта и ставший законом природы.

ГОЛОД.

Это было не человеческое чувство голода, не пустота в желудке. Это был космический, фундаментальный принцип. Голод, что заставлял черные дыры поглощать звезды. Голод, что заставлял пустыню поглощать жизнь. Голод, что заставлял Костяного Жнеца вечно искать и пожирать. Это была Эпитафия чистого, незамутненного хищничества.

Кайен почувствовал, как волоски на его затылке встали дыбом. Поглотить это? Нет. Это было бы не поглощением. Это было бы стиранием. Эта первобытная, бездумная сила просто сожрала бы его собственную личность, оставив лишь оболочку, ведомую вечным поиском пищи.

Он отступил. Впервые он столкнулся с наследием, которое было слишком опасно даже для него.

Его взгляд упал на свою ногу. Рана была глубокой, кровь уже пропитала штанину и стекала в сапог. Боль становилась острее, превращаясь из жгучей в тупую, пульсирующую. В Диких Землях такая рана была приглашением на пир для любого хищника в округе. Запах его крови разносился ветром, и скоро на него сбегутся твари куда хуже, чем одинокий Жнец.

Нужно было действовать.

Он оторвал от своей туники длинный кусок ткани и туго перетянул бедро выше раны, чтобы замедлить кровотечение. Затем, игнорируя протесты своего тела, он принялся за работу.

Он не стал трогать обломки гигантского позвонка. Вместо этого он подошел к останкам Костяного Жнеца. Его разум, все еще подключенный к аналитическим способностям Райкера, видел в этой груде костей не просто мусор, а ценный ресурс.

Он выбрал одно из лезвий-рук твари. Оно было невероятно прочным и острым. Используя его как нож, он начал срезать с костей остатки почерневших, жестких сухожилий. Это была отвратительная работа, напоминавшая его худшие дни в качестве Падальщика, но сейчас он делал это для себя.

Затем он нашел несколько тонких, игольчатых костей, похожих на шипы. Он отломил несколько штук.

Собрав эти жуткие трофеи, он, хромая, покинул поле боя, оставив серую Эпитафию Голода висеть в одиночестве над останками своего носителя. Он не оглядывался.

Ему нужно было укрытие. Безопасное место, где он мог бы переждать, пока рана не затянется. Он вспомнил пещеру, в которой отдыхал ранее, но возвращаться назад было слишком опасно. Он пошел вглубь Диких Земель, ориентируясь по гигантским костяным аркам, ища любую расщелину, любую нору.

Через час мучительной ходьбы, когда он уже был на грани потери сознания от боли и потери крови, он нашел его.

Это был вход в гигантский, полый рог, торчавший из земли под углом. Вход был узким, а внутри было темно и пахло вековой пылью. Идеально.

Забравшись внутрь, он завалил вход несколькими крупными камнями, оставив лишь небольшую щель для света. Наконец-то он был в относительной безопасности.

Он сел, прислонившись к изогнутой внутренней стенке рога, и размотал повязку. Рана выглядела плохо. Края были рваными, и она все еще сочилась кровью. Обычный бальзам, который он выменял у Грея, здесь бы не помог. Нужны были швы.

И у него было все необходимое.

Стиснув зубы до скрипа, он приступил к самой ужасной процедуре в своей жизни. Он взял одну из костяных игл и продел в нее жесткое, как проволока, сухожилие Жнеца. Это была его хирургическая игла и нить.

Первый прокол кожи заставил его вскрикнуть, закусив губу до крови. Боль была невыносимой, но он продолжал. Он не думал. Он действовал. Он видел перед собой не свою ногу, а кусок мяса, который нужно было починить. Он шил, неумело, грубо, стягивая края раны. Кровь и пот смешивались, капая на пол пещеры.

Когда последний, седьмой шов был наложен, он был почти без сознания. Рана была зашита. Уродливо, криво, но она была закрыта. Он туго перевязал ее остатками чистой ткани.

Изможденный, он откинулся назад. Его тело дрожало от пережитого шока. Он выжил. Снова. Он сразился с неведомой тварью, использовал окружение, чтобы победить, и сам зашил себе рану инструментами, сделанными из врага.

Он посмотрел на свои руки – они были в его собственной и чужой крови, в грязи и костяной пыли. Он больше не был просто Кайеном-Падальщиком. Он был чем-то большим.

Он был выжившим в Диких Землях.

И пока он проваливался в тяжелый, лихорадочный сон, в глубине его души, рядом с рубиновым монументом и запертым железным идолом, что-то изменилось. Его собственная сущность, до этого бывшая лишь серым, пустым пространством-тюрьмой, начала обретать форму. В самом ее центре, из пустоты, начал расти крошечный, едва заметный кристалл. Не красный, не железный. А прозрачный, как слеза.

Его собственная Эпитафия только что зародилась. Она была почти пустой, на ней была лишь одна-единственная, первая гравировка.

Выживание.

Глава 11: Кристалл в Пустоте

Сон Кайена был лихорадочным, рваным одеялом, сотканным из боли и воспоминаний. Он снова был в Отстойнике, чувствуя на себе презрительные взгляды. Он снова стоял перед Стариком Греем, ощущая его жадность. Он видел ярость в глазах Корвуса, ледяной расчет в стойке Райкера, и бездумный, всепожирающий голод Костяного Жнеца.

Образы кружились в хаотичном вихре, угрожая разорвать его рассудок. Он был на грани, тонул в чужих жизнях и чужих смертях.

Но в самом центре этого урагана было нечто новое. Тихое, неподвижное ядро. Точка спокойствия. Воспоминание о том, как он сам, своими руками, зашивал свою рану. О том, как он обрушил кость на своего врага. О том, как он выбрал побег вместо верной смерти.

Все эти разрозненные моменты были связаны одной нитью, одним упрямым, непоколебимым фактом.

Он выжил.

Это простое осознание стало его якорем. Вихрь воспоминаний начал замедляться и рассеиваться, уступая место знакомой серой пустоте его души.

Он вновь парил в своем внутреннем мире. Но на этот раз все было иначе. Пустота не ощущалась больше чужой или враждебной. Она была его частью. Он чувствовал ее границы, ее текстуру. Это была не тюрьма для чужих наследий. Это был его дом.

Его взгляд обратился к трем монументам, парящим в центре.

Величественный, рубиновый кристалл капитана Райкера сиял сложным, интеллектуальным светом. Он был источником порядка, стратегии и смертоносной точности.

Рядом с ним, подавленный и тусклый, висел уродливый железный комок Корвуса. Он излучал грубую, примитивную силу и ярость, которую Кайен теперь держал под контролем.

А между ними было нечто новое.

Крошечный, почти незаметный кристалл. Он не был ни красным, ни железным. Он был абсолютно прозрачным, как капля чистейшей родниковой воды. Он не сиял, а скорее мягко светился изнутри ровным, спокойным светом. И в отличие от холода Райкера и жара Корвуса, этот кристалл излучал едва уловимое тепло. Тепло жизни.

Это была его Эпитафия.

Он приблизился к ней, рассматривая единственную, первую гравировку на ее поверхности. Простое слово. Его первая истина. Выживание.

Что оно значит? Что оно дает? Это не было техникой, не было оружием.

Он сосредоточился на своем кристалле, и в ответ тот слабо пульсировал. Кайен почувствовал, как тонкий, едва заметный поток энергии исходит от него. Эта энергия не была направлена наружу. Она текла внутрь, в саму ткань его души. Она была как бальзам, успокаивающий хаотичные вибрации двух других Эпитафий. Она укрепляла его собственную волю, делая ее стержнем, вокруг которого вращались чужие наследия. С ее помощью подавлять ярость Корвуса стало легче. Анализировать знания Райкера, не рискуя потерять себя, стало проще.

Это был фундамент. Основа, на которой он мог строить все остальное.

И это было не все.

Поток энергии, исходящий от его кристалла, начал просачиваться за пределы души, в его физическое тело. В своем трансе Кайен смог «увидеть» свою раненую ногу. Он увидел рваные ткани, воспаленные мышцы, инородные швы из сухожилий. И он увидел, как его собственная, внутренняя сила окутывает рану. Она не творила чудес, не заживляла ее мгновенно. Она делала нечто более тонкое. Она ускоряла естественные процессы. Клетки делились быстрее. Кровь эффективнее боролась с заражением. Ткани медленно, но верно начинали срастаться.

Его Эпитафия была инструментом не разрушения, а сохранения. Сохранения его собственной жизни.

Он не знал, сколько спал. Когда сознание вернулось, мир за пределами его убежища уже успел дважды погрузиться во тьму и дважды встретить рассвет.

Первое, что он почувствовал – тупую, ноющую боль в ноге вместо той острой агонии, с которой он отключился. Он осторожно приподнялся и размотал повязку. Зрелище было все еще отвратительным, но он сразу заметил разницу. Опухоль спала. Покраснение вокруг швов уменьшилось. Рана затягивалась с неестественной скоростью.

Его сила работала.

Второе, что он почувствовал – это голод. Хищный, всепоглощающий. Его тело, ускоряя регенерацию, сожгло все до последней калории. Ему срочно нужна была еда и вода, иначе он умрет не от ран, а от истощения.

Собравшись с силами, он подполз к выходу и осторожно отодвинул камни.

Дикие Земли встретили его все той же тишиной и запахом пыли. Солнце, тусклое и белое, висело в пепельном небе. Опасность никуда не делась, она лишь затаилась.

Он не мог оставаться здесь.

Нужно было охотиться. Но как? Он падальщик, а не следопыт. Он привык иметь дело с мертвыми, а не с живыми.

Он на мгновение закрыл глаза, погружаясь в себя. Ярость Корвуса была бесполезна. А вот разум Райкера... Он был не только воином, но и командиром, который водил отряды по диким местностям. Он должен был знать.

Кайен начал вспоминать. Не боевые техники, а другие знания, погребенные в рубиновом кристалле. Как находить следы. Как определять съедобные корни по форме листьев. Как искать воду, следуя за полетом определенных насекомых.

Знание было там. Разрозненное, неполное, но оно было.

Он встал, опираясь на стену рога. Он больше не был просто падальщиком с ворованной силой. Он был симбиозом. Он был выжившим, использующим аналитический ум мертвого капитана.

Закинув за спину свой черный меч, Кайен шагнул из своего временного убежища. Он больше не был жертвой, убегающей от хищников.

Он сам становился хищником. И его первая охота начиналась.

Глава 12: Закон Когтя и Клыка

Дикие Земли были обманчиво пусты. На первый взгляд, здесь не было ничего, кроме пыли, ветра и гигантских костей. Но наследие Райкера учило Кайена видеть скрытую жизнь.

Он двигался медленно, его хромота заставляла его быть осторожным. Каждый шаг был выверен. Его взгляд, направляемый памятью капитана, больше не скользил по поверхности. Он искал детали. Потревоженный камешек. Сломанная ветка иссохшего кустарника. Почти невидимый след на спрессованной пыли.

Через час поисков он нашел то, что искал. Цепочка трехпалых следов, оставленных существом размером с крупную собаку. Райкер в его голове мгновенно идентифицировал их. «Песчаный Бегун. Быстрый, стайный. Мясо жесткое, но съедобное. Опасен только в группе».

Кайен пошел по следу. Он двигался против ветра, как учил его мертвый капитан, чтобы его запах не спугнул добычу. Он научился ступать на пятку, а не на носок, чтобы шаги были тише. Он чувствовал себя чужаком в собственном теле, выполняющим незнакомые, но интуитивно понятные действия.

След привел его к зарослям колючего, почти черного кустарника, росшего у подножия массивной костяной гряды. И там он их увидел.

Стая из пяти Песчаных Бегунов. Это были поджарые, ящероподобные твари с чешуей цвета пыли, что делало их почти невидимыми на фоне ландшафта. Они что-то грызли. Подойдя ближе, Кайен понял, что это было – труп другого Бегуна, очевидно, проигравшего в борьбе за доминирование.

Закон Диких Земель во всей своей красе.

Пять против одного. Даже здоровый, Кайен не рискнул бы напасть. А в его нынешнем состоянии это было чистое самоубийство. Ярость Корвуса в его душе требовала броситься в бой, но Кайен с легкостью подавил этот безрассудный импульс. Ему нужна была одна особь. Изолированная от стаи.

Он начал наблюдать, используя терпение, которому его научили годы, проведенные в ожидании конца битв. Он изучал их повадки, иерархию. Был явный вожак – самый крупный и агрессивный, который отгонял остальных от лучших кусков. Были и подчиненные особи. И был один, самый маленький и худой, которого постоянно отталкивали. Он держался на периферии, выжидая момент, чтобы урвать хоть крошечный кусок.

Это была его цель.

Кайен медленно, бесшумно начал отступать, заходя за костяную гряду. Он не собирался нападать здесь. Он собирался устроить ловушку.

Он нашел идеальное место – узкое ущелье между двумя скалами, заваленное с одной стороны валунами. Естественный тупик. Теперь нужна была приманка.

Он вернулся к месту, где оставил Костяного Жнеца. Зрелище было отвратительным. Мелкие падальщики, похожие на многоногих насекомых, уже копошились в останках. Серая Эпитафия Голода все еще висела в воздухе, но казалась более тусклой, словно медленно рассеиваясь.

Игнорируя ее, Кайен отрубил черным мечом один из костяных клинков Жнеца. Затем он вернулся к своей ловушке. Он положил клинок в самый конец ущелья. Он не был едой, но от него исходил слабый, остаточный запах энергии смерти, который мог привлечь любопытного хищника.

Затем он занял позицию. Он затаился на вершине одной из скал, нависавшей над ущельем. Он лежал на животе, сливаясь с камнями, его черный меч был наготове.

Началось ожидание. Час сменялся другим. Солнце начало клониться к закату, окрашивая кости в кровавые тона. Нога Кайена ныла. Голод сводил желудок. Он боролся со сном.

Именно в тот момент, когда он уже был готов отказаться от своей затеи, он увидел движение.

Из-за угла показался тот самый, самый маленький Песчаный Бегун. Очевидно, его окончательно прогнали от добычи, и он отправился на поиски чего-то другого. Его голова подергивалась, он принюхивался к воздуху.

Он учуял запах. Запах смерти, исходивший от костяного клинка.

Любопытство пересилило осторожность. Тварь медленно, озираясь по сторонам, вошла в ущелье. Она подошла к клинку, ткнулась в него носом.

Это был момент.

Кайен не стал медлить. Он не спрыгнул вниз. Он сделал то, чему его научила битва со Жнецом. Он использовал окружение.

Он уперся ногами и со всей силы толкнул большой, неустойчивый валун, лежавший на краю скалы.

Камень с грохотом сорвался вниз.

Бегун, услышав шум, поднял голову. Но было уже поздно. Валун обрушился прямо на него, прижав заднюю часть его тела к земле. Раздался пронзительный, полный боли визг. Тварь была не убита, но обездвижена, заперта в ловушке.

Кайен спрыгнул со скалы, приземлившись на раненую ногу и едва не вскрикнув от боли. Он быстро подковылял к извивающейся твари. Бегун щелкал зубами, пытаясь дотянуться до него, его маленькие, черные глаза горели ненавистью.

Кайен поднял черный меч.

В его голове не было ни анализа Райкера, ни ярости Корвуса. Лишь холодная, простая необходимость.

Он нанес один, быстрый и милосердный удар, прерывая мучения твари.

Тишина.

Он стоял над своей первой добычей, тяжело дыша. Он сделал это. Он не просто нашел еду. Он спланировал. Он проявил терпение. Он обманул. Он победил, почти не используя грубую силу.

Он разделал тушу прямо там, используя острый, как бритва, черный меч. Мясо было жестким и пахло мускусом, но это была еда. Он нашел несколько съедобных корней, которые указал ему Райкер, и неподалеку обнаружил толстый, похожий на кактус, стебель, полный водянистой, горьковатой жидкости.

Разведя огонь с помощью кремня и своего ножа (еще один навык из памяти капитана), он зажарил первые куски мяса.

Вкус был ужасен. Но никогда в своей жизни Кайен не ел ничего вкуснее.

Сидя у огня в сгущающихся сумерках, глядя на звезды, которые здесь, вдали от чада городов, казались яркими и холодными, он почувствовал, как в его душе что-то меняется. Прозрачный кристалл его собственной Эпитафии слабо пульсировал, впитывая этот новый опыт.

На его поверхности появилась вторая гравировка, переплетаясь с первой.

Охота.