Текст книги "Демон-хранитель (СИ)"
Автор книги: TsissiBlack
сообщить о нарушении
Текущая страница: 52 (всего у книги 70 страниц)
Глава 109 Крестные для принцев и весна в мэноре.
Когда малышам исполнился месяц, Делинталиор разрешил их показать строго ограниченному кругу лиц – самым близким друзьям и родственникам, причем с неконфликтной магией.
Младенцы, одетые в отороченные кружевами костюмчики родовых цветов, мирно покачивались в резных люльках около разряженных в пух и прах матерей, их отцы раскланивались с именитыми гостями (Министр с супругой и наследником, седой директор Хогвартса в компании неизвестного молодого человека, лорды Принц и Малфой, леди и лорд Блэк, дон Борджиа с супругом, королева Майя с сыном и отчего-то весьма довольный собой и окружающими Цепеш), Балтазар зорко следил, чтобы никто не приближался к драгоценным отпрыскам ближе необходимого, а Делинталиор с Сириусом скромно стояли в сторонке, готовые к любым неожиданностям.
– Какая прелесть, дорогая, – совершенно изменившаяся после рождения сына Беллатрикс склонилась над колыбелькой с племянником. – Вылитый Малфой, ничего от тебя нет. Глаза хоть не зеленые? – лукаво, шепотом спросила она, за что получила веером по руке.
– А у твоего? – ехидно вернула любезность Нарцисса, припомнив сестре ее школьное увлечение мессиром.
– Карие, как у нас с Марволо, – улыбнулась Бель, просовывая под шелковую подушечку оберег, как и положено по традиции. – Кто станет крестным?
– Северус еще не решил. Крестной я бы взяла Майю, но, боюсь, она не согласится.
– Возьми Дракулу, не ошибешься, – хихикнула леди Гонт и, шурша юбками, отошла ко второй колыбельке.
– Такой же глазастый, как его папашка, – заметила она. – Ути, деточка золотая моя, какой красавец. Вы еще не рассматривали возможность помолвки, Роззи?
– Помилуй, Бель, какая помолвка? Блейзи еще и года нет!
– Если что, то мы с Дэймоном первые претенденты, – она кивнула в сторону серьезного трехлетнего малыша, держащегося за руку своего знаменитого отца.
– Я подумаю, дорогая.
– Еще раз поздравляю с первенцем.
– Спасибо, Бель.
Прием был недолгим. Первым заголосил Блейз, требуя пищи, и порозовевшая Розалинда заворковала над ним, подхватила на руки, удаляясь из зала и по пути ослабляя корсаж. Мессир сторого-настрого запретил кормить ребенка чем-либо, кроме материнского молока, которое передавало тому часть семейной магии. Никто с ним не спорил.
С интервалом в полминуты пискнул Драко, и Нарцисса тоже поспешно попрощалась с гостями.
– Мессир, – на выразительном лице самого древнего вампира этого мира было написано самодовольство, – разрешите поздравить.
– Разрешаю. И знаешь, что, Влад? Или держись от моих малышей подальше, или становись их крестным.
Цепеш от неожиданности вытаращил глаза, отчего стал выглядеть довольно забавно.
– Что?
– Габриэля среди них нет, это понятно, – ухмыльнулся Балтазар. – Так почему бы и не стать нашим крошкам магически назначенным отцом?
– Ты серьезно?
Балтазар закурил, и полные, чувственные губы его изогнулись в издевательской ухмылке.
– Дай-ка подумать, Цепеш. Я тебя знаю… пять тысяч лет, не меньше. Не всегда с хорошей стороны, правда, но это мелочи. Ты сильный, ответственный… ммм… – он затянулся, – будет на кого положиться, если что.
– Что «если что», – глупо переспросил вампир.
– То.
– Балтазар, послушай…
– Это ты послушай, Влад, – красивое лицо демона вдруг оказалось предельно близко, как будто он собирался поцеловать своего собеседника. Зеленые глаза, обычно такие холодные, что от их взгляда стыла и так не слишком теплая вампирья кровь, были тревожны. – Не давай их в обиду, ты понял? Никому и никогда. Особенно Марволо.
– Он не посмеет, – хрипло отозвался граф. – Он не…
– И тем не менее.
Дракула несколько долгих мгновений смотрел в глаза существу, которое тоже знал долго и не с самой лучшей стороны, потом взглянул на своего потомка, склонив голову к плечу, тот слушал своего тестя, перевел взгляд на пустую колыбельку Блейза и кивнул:
– Я согласен. Одно условие.
Балтазар вздохнул, мысленно готовясь отказать в очередной просьбе отдать на воспитание еще не родившегося Габриэля, но Цепеш его удивил:
– Крестной должна быть Майя, у меня нет твоего запаса мощи, я не потяну один три рода, если… «если что».
– Сделаю все от меня зависящее, – оскалился демон. – За мной должок, но мнение относительно Ван Хелсинга я не поменяю.
– Знаю. И все же мне выгоднее с тобой дружить, Валтассар, – тонкие губы Дракулы изогнулись, и из-под них показались кончики острых клыков.
– Ты будешь замечательным крестным, Влад.
– Благодарю.
***
Время летело все быстрее. Таял снег, расчищая песчаные дорожки в саду, с моря подул холодный ветер, наследники обзавелись крестными и первыми зубками, Нарси и Роуз самозабвенно ворковали над ними, а Северус с Люциусом льнули к своему демону, будто спеша жить, чувствовать и любить.
Делинталиор подолгу сидел на подоконнике, глядя на почерневший сад, и мечтал о моменте, когда яркая весенняя зелень станет предвестником возвращения Дро. Он каждый день благодарил Вседержителя за то, что тот привел их с Дроданом в этот дом. Дал защиту, род, почти семью. Вспоминая, как страшно ему было после первых слов отца, отрекающегося от него, как плакал он на сильном плече своего орка, боясь, что и тот оставит его, и тогда останется только умереть, Делли улыбался. Сейчас все слезы, метания и страхи казались такой глупостью! Ведь если есть на свете Дро, способный держать в руках меч, и он сам, тоже далеко небесталанный, и есть любовь отчаянная, настоящая, от которой сильно бьется сердце, то чего еще можно бояться? Смерти? Господин как-то сказал, что и в посмертии по-настоящему любящие друг друга не расстаются. Сплетясь душами, они проходят через Врата, и если не испугаются, не отрекутся друг от друга, то родятся вновь.
Делинталиору хотелось верить, что они с Дро прошли свои первые Врата, не отказавшись от любви в угоду глупым предрассудкам, не разомкнув рук и не нарушив клятв. Что же до ожидания, то за этот неполный год он повзрослел больше, чем за всю прошлую жизнь. Ласковая насмешливость Северуса, которого Дракон почему-то звал Тхашш, холодноватая забота Люциуса, ненавязчивая внимательность господина, хлопоты вокруг маленьких принцев, сотни прочитанных книг из огромной библиотеки, десятки бессонных ночей, посвященных раздумьям, пробудившийся Иссинавалль, – все это осело на самом донышке его души, делая мудрее и спокойнее. Недавние истерики и нежелание жить, страх, боль и неуверенность отошли куда-то в сторону, оставив свою вечную жертву в относительном покое. И даже то, что от орка не было больше ни одного письма, не вызывало тревоги. Делли точно знал, что если бы с Дроданом что-то случилось, то он бы обязательно об этом узнал. Почувствовал бы.
Лопались липкие почки в саду, взгляды Тхашш и Хссаш заволокло туманом, который можно было развеять только старым, как мир, способом, все чаще по ночам мэнор не спал, впитывая каждым камешком их стоны и обещания, буквально переполняющую хозяев любовь, превращаясь практически во второй Иссинавалль.
Делинталиор теперь улыбался, прислушиваясь к тихому звону дрожащих стекол и страстной вибрации стен, к тихим вздохам, пробивающимся даже сквозь плотную сеть защитных чар. Демон наслаждался любовью своих принцев, и рвущуюся из него магию было не удержать никаким заклятьям.
Снова встали перед внутренним взором эльфа широкие плечи, тугая коса, змеей спадающая до самой талии, крупные ладони, в которых легко помещались обе его узкие ступни, жаркий, голодный взгляд желтых глаз, в которых отражался огонь пылающего костра, белоснежные клыки, чуть выступающие из-под тонких губ, горячий живот, весь исчерченный шрамами, жадные, но осторожные ласки чуть шершавого языка…
Четыре года постоянной жажды. Четыре года тянущей, невозможной тоски друг по другу, которую не в силах были заглушить ни те несколько сорванных украдкой поцелуев, отдававшихся болью в солнечном сплетении, ни десяток робких прикосновений к зеленоватой плотной коже, ни бесконечные мечты, оборачивающиеся наутро стыдными стонами и мокрым бельем.
Каждая ласка, каждое прикосновение с хотя бы легким намеком на интимность, причиняли боль. Отец знал, о чем говорил, когда шипел сквозь зубы: «Ты еще приползешь ко мне, орочья шлюха. Пусть каждое мгновение твоей развязности обернется болью. Я заставлю тебя лизать мне сапоги, умоляя взять обратно, позор рода, развратная маленькая дрянь».
Какое счастье, что Дро не знает эльфийского! Орк не стал спрашивать, что изволит шипеть господин звездочет Его Величества, а подхватил на руки рыдающего возлюбленного и повернулся к плюющемуся ядом родителю широкой спиной, не опасаясь ни стрел, ни проклятий. Уж Делли-то он защитить сумеет. Потом долго гладил поникшие, вздрагивающие плечи, сцеловывал горькие, отчаянные слезы и просил прощения. За то, что посмел поднять глаза на него, за то, что вообще родился.
Глупый. Разве кому-то было бы лучше, если бы в огромном Упорядоченном было меньше на одну любовь? Разве стал бы кто-то от этого счастливее? Каждый украденный у проклятия поцелуй, каждый страстный стон своего орка Делли хранил в памяти, как самое счастливое, самое светлое воспоминание. И какое кому дело, что после того, как обезумевший от страсти Дро склонился к нему, вылизывая подрагивающий живот, и страстно выдохнул «Делли!», заливая его грудь своим густым семенем, он неделю провалялся в страшной лихорадке, а там, где кожи коснулось выплеснувшееся наслаждение, еще полгода кровоточили страшные язвы?
Он помнил и бесконечную вину в желтых глазах, боязнь лишний раз обнять, приласкать. Помнил плотные слои ткани, в которые Дро заворачивал его, не смея даже глядеть на свое сокровище. Надеялись ли они когда-нибудь разделить ложе, насладиться друг другом, дать выход тому выматывающему, мучительному томлению, которым было пронизано каждое невольное прикосновение? Наверное, да, если так и не сделали шаг со скалы, держась за руки, не шагнули за край, а решили жить.
И вот теперь… Теперь Его Темное Величество, который вовсе, может, и не величество, но явно более сильный и родовитый маг, чем его отец, смешал с ним свою кровь, отгоняя страшный недуг.
Только бы вернулся Дро! Не потерялся в снежной пустыне чужого мира, нашел путь назад, к нему. И тогда… При мысли о том, что будет «тогда» и «если», у Делинталиора сладко подводило живот, кровь бросалась в лицо, не минуя и других, менее приличных, мест. Пусть только он вернется, пусть поймет, что… пусть услышит.
***
Весна выдалась удивительно жаркой. Уже в апреле глубокий снег сошел, растопленный по-летнему горячими лучами, и замковый сад снова ожил, переждав зиму. В мае зацвели деревья и страстно запели соловьи. Их трели отзывались в сердце ноющей тоской, будили воспоминания, будоражили и так неспокойную кровь.
Делинталиор стоял у окна, наблюдая, как раскачиваются на легком ветру тяжелые ветви яблонь, как кружат вокруг них пчелы, и острый слух его улавливал болтовню обеих леди, занятых вышиванием, шорох газеты, которую как раз читал господин, тихое позвякивание колбочек в кармане у Северуса, скрип пера Люциуса, проверяющего счета. Это было то самое тихое послеобеденное время, когда дети спали, а взрослые собирались вместе, чтобы просто заниматься каждый своим делом, краем глаза наблюдая за остальными.
Вдруг за спиной у эльфа стало очень тихо, будто мир закончился, рассыпался в прах, а потом вдруг ожег всей скопившейся в нем чувственностью. Всем своим существом Деинталиор почувствовал ЕГО, но боялся обернуться, чтобы убедиться, что это лишь иллюзия.
Время остановилось. Оно повисло в серебряной паутине и звенело, раскачиваясь, на одной чистой и высокой ноте, сердце замерло… и вдруг понеслось вскачь, заставляя медленно обернуться, чтобы убедиться, что это действительно происходит. Сейчас. На самом деле.
Посреди враз опустевшей гостиной стоял его орк. Нелепый, огромный тулуп смешно топорщился на нем, как на медведе – шерсть во время весенней линьки. С огромных сапожищ текло на шелковый ковер, а из еще более, чем раньше, загрубевших ладоней выскользнула лямка какого-то подозрительного баула, упавшего на тот же многострадальный шедевр ткацкого искусства.
– Делли, – прохрипел чуть простуженный (или сорванный?) голос. – Мой свет.
Эльф качнулся вперед и замер, поднявшись на носочки, впитывая все, что можно было окинуть взглядом. Новый шрам, рассекший бровь и щеку, еще больше отросшую косу, горькие складки у губ, горящие восхищением глаза, напряженные могучие плечи, сильно бьющуюся под плотной кожей жилку… Какие-то мгновения. Что они в сравнении с годом? С пятью? И все же… Тихий всхлип. Уткнуться, зарыться носом в грубую ткань простой рубахи, привычно пахнущей костром, телом, дегтем, самим Дроданом, и услышать привычное:
– Не реви, Делли. Только не…
Почувствовать, как хрустит каждая косточка в его медвежьих объятиях, и отозваться:
– Не реву. Больше никогда, Дро, – и самому поверить в это.
Глава 110 Деллинталиор и Дродан
Последняя порция плюшек. Дальше – исключительно пи... пикантные подробности страданий и долгий путь к счастью через них. Кого напрягает флафф (как мне тут сказали, что я туда «скатываюсь»), не читайте. Значения для дальнейшего развития сюжета глава не имеет. Ах, да! Не НЦ, но ЭР точно.
– Дети мои, – торжественно произнес некоронованный Король Темной Династии двадцати лет отроду, и присутствующие едва сдержали улыбки – Тхашш явно был в ударе. – Мы собрались сегодня здесь, дабы узаконить союз двух любящих сердец…
Нарцисса и Розалинда едва сдерживали смех, наблюдая, как Северус, стоящий за высокой резной кафедрой, установленной посреди абсолютно круглой поляны Иссинавалльского леса, усиленно делает «умное лицо», как называл эту гримасу Люциус. Но Делинталиор не слышал ни пафосных слов, ни тихих смешков новой родни. Он широко раскрытыми глазами смотрел на своего Дродана, крепко держа его за руку.
Теплый ветерок доносил запахи трав и щебет птиц, живая арка, увитая прекрасными хищными лилиями, с которыми мессир сравнил когда-то самого Делинталиора, раскинулась над головой, но самым важным было не это, а широкая, твердая ладонь орка, в которой совсем терялись его собственные подрагивающие пальцы. Сам Дро за те пять лет, что прошли для него на границе, стал, казалось, еще больше, и теперь скалой возвышался рядом, желтые глаза его сияли нежностью и торжеством, на лицо то и дело набегала какая-то совершенно невероятная улыбка. Так улыбаются только дети, которые наконец-то поняли, что их любят и оберегают. Суровый воин, иссеченный шрамами, держал в своей лапище все счастье мира, каждую секунду опасаясь сжать его слишком сильно и сломать своей дурной мощью.
Новобрачные не слышали ни красивых слов ритуала, ни заклинания, связавшего их навсегда, но ощутили волну прохладной, какой-то очень чистой магии, прошившей их, и то, как предплечья заковались в высокие брачные браслеты из удивительного светло-сиреневого металла, вызвавшие у присутствующих восхищенный вздох.
Подарки, поздравления – все это шло мимо сознания. Дродан видел только розовеющие от смущения щеки своего… мужа, его яркие синие глаза, ощущал дрожь гибкого тела, прильнувшего к нему, и только, когда Балтазар надел на них двоих странный медальон на длинной цепочке и, сказав: «Удачи», дернул за красивую подвеску, крутнувшийся вокруг мир отвлек их друг от друга.
Они оказались в крошечном деревянном домике. В нем было всего две комнаты, небольшая кухня и широкое крыльцо, выходящее в лес. В настоящий дикий лес. Оглядевшись и обнюхав каждый угол, подозрительный орк достал из поясного мешочка карту и внимательно ее изучил. Они прибыли в один из малонаселенных миров Упорядоченного, принадлежащий Темной Империи. Это была забытая Вседержителем колония, сюда уезжали отшельники, стареющие маги и воины. Этот тихий зеленый мир идеально подходил в качестве дома двум изгнанникам, пристанища, в которое можно было бы возвращаться.
Балтазар толково израсходовал таким тяжелым трудом заработанные деньги, подбирая им жилье. Принять такой дорогой подарок гордый орк отказался, сурово заметив, что не для того мерз и тосковал по своему Делли, чтобы теперь принимать такие дары.
– Тебе нравится, мой прекрасный?
– Дро, – тихий шепот, – мой Дро… я за тобой… с тобой… мне и на снегу, в лесу…
– Чшшш… не лопочи. Радостно мне, что мой ты теперь. Не верится до сих пор.
– Обними меня, Дро. Неужели… неужели можно теперь? Все можно, а? Дрооо…
– Красивый мой… нежный… боязно. Ты такой… такой…
– Чего бояться теперь? Я твой… весь твой, без остатка. Пять лет, Дро… долгих пять лет.
– Девять, мой свет, да только не важно это теперь. Нежность, тоска сердца моего…
– Не будет больше тоски, и печали не будет, правда? Поцелуй меня крепче.
– Делли…
Тихий шорох леса за окном, пение птиц, запах высушенной солнцем травы, теплый ветер, развевающий темно-золотые волосы, скрип половиц, прогибающихся под их тяжестью, большая деревянная кровать.
Свадебные черно-золотые шелка, в которых всегда заключают брак представители Темной эльфийской династии, ложатся на пол, тканая вышитая рубаха, способная вместить десяток эльфов за раз, присоединяется к ним, как и сапоги тонкой выделки, как и наборной пояс… два пояса, две пары сапог…
Сердце бьется где-то в горле, чуть шершавые ладони нежно проводят по хрупким плечам, зарываются в золотые волосы, губы, такие нежные – везде. На шее, груди, животе, большой горячий язык проводит влажную полоску от пупка до самого горла, а потом осторожно, самым кончиком проскальзывает между сладких, желанных губ. Тонкие пальцы теребят тяжелую черную косу, касаются широких плеч, покрытых татуировкой, скользят по спине, до самой поясницы.
Тяжелое, горячее дыхание опаляет шею, кожа к коже, дрожащие ресницы, пылающие щеки, узкие ладони, первыми скользнувшие ниже, сдавленный рык, жадный поцелуй, горячий, нетерпеливый…
– Делли…
Тихий стон, такой сладкий, исчезающие остатки одежды, судорожно впивающиеся в широкие плечи пальцы, глаза с туманной, жадной поволокой, пересохшие губы, стройные белые ноги, такие длинные, что им по силам охватить массивного супруга, жар внутри, снаружи…
– Дро… Дро-дан… ну же, Дро…
– Ты… погоди. Не торопи… агрххх…
Дрожащие от волнения губы, зажмуренные синие глаза, повисшие на ресницах слезы, шепот прерывающийся, отчаянный:
– Не больно, мне не больно, Дро… я не боюсь… не… а… ахх…
– Прости… давай не будем? Подождем? Делли…
– Большой, горячий… будем, еще и каааак… О, Праматерь! Ссссс…
– Больно-таки…
– Неудобно… как он туда? О, майская королева! До чего же ты… вот не зря не разрешают эльфам с орками страсти порочной предаваться! Помереть же можно!
– Прости… я…
– Люблю я тебя, Дро… знал бы ты, как.
– Хороший мой… ммм… вкусный… помереть-то можно, только от этой самой любви.
– Еще чего… а… ах… да… вот здесь. Уже не больно.
– Делли…
– Молчи… о, Эру… до чего ты горячий…
– Делли, не могу… не могу… сладкий ты… слааад-кий…
Глаза огромные, будто в душу глядящие. Нет никаких сил терпеть жар этот, эту нежность. Не задавить бы…
Зарычав, излиться глубоко, остро, ощутить на шее укус, знать, что теперь… навсегда. Лежать можно так, дыхание сбившееся слушая, а потом опуститься к поджавшемуся животу, к стыдливо сведенным бедрам, руку отнять, возбуждение прикрывающую, жадно облизать, взять полностью, услышать всхлип. Коготки розовые, по плечам скребущие, все равно шкуре дубленой вреда не причинят. Сладко… Вылизать всего, ровно котенка слабого. Муж. Единственный. Любимый. Солнце ясное.
– Тяжелый, – счастливо. – Иди сюда. Иди ко мне, Дро.
Спрятать пылающее лицо на широкой груди, удобно устроиться в крепких объятиях, счастливо выдохнуть. Муж. Плевать на род, отца, мать. У него есть Дродан.
***
Это потом, через несколько лет, Делинталиор, возмужавший, счастливый, будет гулять по ярмарке в одном из заштатных миров. Дродан напоказ сразится с каким-то демоном из своего отряда на импровизированной арене, там же, среди толпы, и, одержав победу, полезет целовать смеющегося супруга. Его заметит знатный путешествующий эльф из Темных, брезгливо изогнет тонкие брови и невольно остановит взгляд на изящном спутнике этого дикаря.
Сердце пропустит удар, и в красивом, счастливом эльфе Глорлэдор, звездочет Его Величества, с удивлением узнает собственного сына, проклятого когда-то давно, вытравленного из памяти, считающегося мертвым.
Его Светлость, улучив момент, подойдет ближе, пытаясь понять, как отступнику удалось перебороть проклятие, и наткнется на совершенно безмятежный взгляд ярко-синих глаз.
– Сын, – хриплым голосом позовет он, но ответом ему станет лишь равнодушный взгляд, в котором не будет ни проблеска узнавания.
– Простите? Вы это мне, милорд? – в вежливой улыбке сверкнут белоснежные клыки, характерные для всех Темных.
Глорлэдор засомневается, подумает, что действительно обознался, но напряженный, готовый к броску орк подскажет ему верный ответ: это Делинталиор, его сын.
– Сын, – повторит эльфийский вельможа, чувствуя себя глупо, и получит в ответ:
– Я один на свете, милорд. Кроме супруга, – тонкие пальцы привычной лаской пробегут по мощному плечу проклятого дикаря, сдерживая его ярость, – у меня только синьор, в род которого я принят.
Изящная рука взлетит вверх, отбрасывая золотые пряди от лица, на шее мелькнет темный след от страстного поцелуя, а на предплечье – сиреневый брачный браслет. Такой можно получить только из рук Короля. Магически сильного, Темного, абсолютно уверенного в своей правоте монарха, не боящегося отката за снятие родительского проклятия. Брат не мог с ним так поступить. Кто же тогда?
Не дождавшись реакции, юный, солнечно-счастливый эльф легко потянет своего страшноватого мужа за толстую косу, и они уйдут, оставляя по себе ощущение какой-то горькой обиды на несправедливую судьбу. Жена умерла, дочь сбежала с демоном, Король понемногу сдает позиции, все катится в преисподнюю, а этот… этот смеет быть счастливым, смеяться и целовать это чудовище, отнявшее у него дом.
В какой-то момент орк обернется и оскалит клыки. Это будет предупреждением. Этот варвар не позволит больше причинить боль своему нежному мужу.
Нет, это ни в какие ворота! Кулаки сожмутся от бессильной ярости, а душу начнет терзать тоска. Лучше бы сын умер, чем так…
– Как ты, мой свет?
– Нормально, Дро.
Только по-прежнему безумно любящий своего эльфа орк знал, чего стоило супругу это «нормально».
– Я люблю тебя, Делинталиор, эльф без рода и отца.
– Я не безродный, – возмутился тот. – Я муж Дродана Неистового, слышал о таком?
– Приходилось, – хохотнул орк, понимая, что гроза миновала.
– То-то же. И не смей тянуть ко мне свои лапы, дикарь, а то мой супруг он, знаешь, какой?
– Какой?
– Ревнивый, вмиг голову открутит, притом не мне.
– А еще?
– А еще он страстный.
– Да ну? Врешь, поди, остроухий!
– И красивый.
– Точно, заливаешь! Где это видано – красивый орк? Еще и смышленый, поди?
– Да!
– Эх, вольно вам, милорд, шутки шутить! Не бывает так.
– Это у тебя, рожа зеленая, нет такого орка, а у меня – есть!
– Наглое вранье, говорю же. Наверняка он глуп, как пень. И уродлив, как…
– Дродди?
– Ммм?
– Ты самый лучший. Для меня.
Проходившие мимо гномы стали свидетелями удивительному делу: прямо посреди дороги огромный орк целовал самого, что ни на есть, благородного эльфа. И знаете что? Тот отвечал ему тем же.
