Текст книги "Дракон и солнце 2. Снег к снегу (СИ)"

Автор книги: StarGarnet

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 46 страниц)

Джон обернулся, отпуская плечо эльфа и позволяя обмякшему телу соскользнуть с клинка. Алтарь по-прежнему высился в конце зала, полускрытый веером лучей из узких окон-бойниц, а перед ним стояла пара здоровенных тварей – когтистые лапы, жесткая пластинчатая кожа, длинные хищные рыла, набитые зубами. Даэдроты. Самые уродливые рептилии, каких Джон видел в своей жизни, и намерения их были далеки от дружественных.

Чему удивляться. Если уж сам Молаг Бал любезно предупредил его, что просто не будет…

Твари ринулись к нему и Джон, метнувшись в сторону, подрубил одной из них лапу под мышкой. Проскочив к чудовищу за спину, он крутанулся на пятке и вогнал острие клинка врагу под лопатку, пропоров толстенную шкуру. Даэдрот взревел и захлебнулся, а потом медленно и неотвратимо, как дерево в лесу, стал заваливаться на спину. Схватив меч обратным хватом, Джон глянул в сторону алтаря и крикнул:

– Вульд!

Крик пронес его на десяток шагов вперед, и Длинный Коготь удалось спасти, не дав ему остаться под огромной тушей, но у алтаря уже возникли два новых даэдрота, бодрые, улыбчивые, полные энтузиазма. Мельком оглянувшись назад, Сноу увидел, что побежденная тварь лежит бесформенной грудой, а вторая, не обращая внимания на происходящее, спокойно пристроилась к телу Виртура и угощается свежатиной. К счастью, бедняга эльф к этому времени уже был мертв.

Джон выдохнул, поворачиваясь к гадам, и снова применил все ту же тактику: проскочить, развернуться, добить в спину.

И еще двое появились у алтаря. Теперь противников стало четыре.

Простой подсчет подсказал ему, что если на каждого убитого будут появляться двое в подмогу, скоро его просто накроют количеством. Да и Виртура, как приманки, надолго не хватит. Тварюга, что успела к столу первой, уже сожрала от него треть вместе с доспехами.

Значит, убивать их нельзя…

– Вульд! – снова крикнул он, и Слово Силы внесло его наверх, к галерее. Вцепившись в перила с внешней стороны, нависая над залом, он заново оглядел четырех даэдра, пытаясь понять, как с ними управиться.

Твари топтались внизу и тоже явно размышляли, как поступить с увертливой дичью. Наконец одна из них лениво почесалась и отправилась отнимать остатки эльфа у собрата. Другая целеустремленно двинулась к лестнице на галерею, сотрясая своими шагами Собор, а третья распахнула пасть, дохнула с присвистом, и в Джона полетел клубящийся зеленый шар. Спасаясь от неведомой штуки, он перескочил через перила и увидел, как шар врезается в стену, разбрызгивая капли. Камни Волкихара зашипели и оплыли, словно разъеденные кислотой.

Несколько капель долетело до него и попало на рукав. Джон посмотрел на мелкие дырочки, а потом на даэдрота, который сотрясал галерею, двигаясь прямо к нему.

Не надо с ними драться, подумал он. Надо просто уничтожить алтарь…

Он снова перемахнул через перила, нависнув над залом, и крикнул:

– Вульд На Кест!

Его метнуло по воздуху и стукнуло о стену – к счастью, не так сильно, как прежде о ворота. Теперь алтарь возвышался прямо перед ним, а за его темной громадой лежал весь Собор. Двое рептилий – и плевавшаяся, и та, которую так и не пустили к эльфу, – упрямо двинулись к нему. Они явно не собирались упускать добычу снова, а Джон, в свою очередь, не хотел ждать, пока они дотрусят до него на своих корявых лапах. Поспешно вдохнув, он рявкнул в сторону алтаря:

– Ри Вааз! – и с пугливой надеждой услышал, как захрустело основание этой мерзости. Неужели это все-таки окажется просто?..

И он повторил заветные слова:

– Ри Вааз!..

Алтарь треснул и стал схлопываться сам в себя, кровь из чаши расплескалась по полу. Джон поднял глаза и увидел, как валится вниз башка в рогах, а вдалеке, на галерее, маячит за перилами обиженная зубастая морда.

Его разобрало злорадство, но веселиться было еще рано. Более того, дрожавший под ногами пол словно бы призывал задуматься, а не упустил ли он чего-то важного. Алтарь хрустел и рушился, и вроде бы все шло, как надо, ведь он сделал то, что советовал Дюрневир, вот только… почему Молаг Бал молчит, словно все это – сущий пустяк?

А может, не стоит торчать у алтаря, когда тот того и гляди провалится в подземелья? Может, лучше пробиться к дверям, пока еще не поздно?

Хищные даэдра, подобравшиеся совсем близко, растопырили когтистые лапы и теперь загораживали своими тушами проход. В надежде проскочить мимо он снова рискнул использовать любимый удобный “Вульд!”, но горло все-таки свело от слишком частых Криков и он даже не стронулся с места. Натужно кашляя и с трудом удерживая баланс на пляшущем полу, он метнулся в сторону, уходя от удара тяжелой лапы, кувырком нырнул под ногами у второй твари, перекатился и поднялся – лишь для того, чтобы оказаться в тесных объятиях третьего даэдрота, который как раз успел спуститься с галереи.

Порождение Обливиона сгребло его, смяло, словно скатывало снежок; Сноу булькнул, чувствуя, как все внутри него непоправимо разламывается и разрывается, и на миг перестал понимать, что делает. Когда способность соображать к нему вернулась, он даже сумел удивиться, обнаружив, что Длинный Коготь успел отхватить чудищу уродливую морду.

Джон рухнул на пол рядом с мертвым врагом, чувствуя, как внутри мерзко скребутся и хрустят сломанные ребра, вставая на место и срастаясь. Он обернулся, ожидая очередной атаки, и увидел, что алтарь развалился окончательно, а следом за ним начал разъезжаться пол. Обломки ухнули в черную яму, а еще раньше туда же, видимо, провалились и оба даэдрота.

Неужели все, понадеялся он, но ворчание за спиной напомнило ему о самом первом враге, который, кажется, как раз доел Виртура…

Последнее ребро с щелчком встало на место, легкие заработали, но Крики ему все еще не давались. Джон занял оборонительную позицию, глядя, как монстр топочет к нему, а потом, решив, что ждать слишком опасно, все-таки метнулся в сторону, обходя неповоротливого противника. Пол ходил ходуном, скользили сапоги, измазанные в алтарной крови, весь Собор грохотал, но спасительный выход был уже совсем рядом – в трех шагах, в двух, одном… Протянув руку, он вцепился в кольцо и дернул дверь на себя.

Она даже не шелохнулась. Даэдрот за его спиной кровожадно зашипел, и Джон обернулся, готовясь к новой неизбежной схватке. Твари оставалось до него рукой подать, когда Собор тряхнуло, как встряхивают тряпку от налипшего мусора, пол провалился, и их обоих бросило в непроглядную тьму.

Падая вниз, он еще успел увидеть, как разлетаются осколками окна-бойницы и внутрь начинает струиться туман Обливиона. На одно крохотное, кратчайшее мгновение ему померещилось вверху что-то странно знакомое, будто бы виденное прежде – острые грани, яркий, полуденный блеск солнца, – но все тут же заволок туман. Словно тулово какого-то неведомого громоздкого зверя, он втиснулся следом в провал, окутал Джона – и рассеялся, оставив лишь беспросветный мрак.

Кувыркаясь в потемках, он горько подумал о том, что с ним, кажется, провернули ту же хитрость, что он сам – с Мираком. Однажды Дюрневир оптимистично предположил, что при встрече с ним Молаг Бал может помереть от смеха, и Джон вдруг с ужасом осознал, что, кажется, это его единственная надежда.

– Ох ты ж, упал. Какие мы неуклюжие, – послышался тягучий голос, и Джон прямо на лету сжался в комок, спасаясь от мучительной боли во всех костях и поранившись при этом собственным мечом, который по-прежнему сжимал в руке.

Падение кончилось внезапно и ужасно. Его почти размазало о каменное дно, где плескалась кровь Обливиона. Распластавшись на боку, он почувствовал, как в рот ему затекает знакомая смолянистая жидкость с железным вкусом. Еле шевелясь, он приподнялся, не желая снова нахлебаться этой дряни и остаться совсем уж без всякой надежды на спасение… хотя какая тут могла быть надежда?

Глянув вверх, он увидел далекое пятно мутного света.

– О нет, – протянул голос, – это уже не Волкихар. Это моя Гавань. Будь как дома, Довакин.

Джон здорово сомневался, что владения Молаг Бала ограничиваются этим колодцем, но знакомиться с окрестностями и уж тем более быть как дома не желал. Впрочем, ему не нужно было лишнее подтверждение того, что он в Обливионе. Запретное Слово, изглодавшее ему душу до дыр, на время унялось и не высовывалось, успокоенное безвременьем. А может, даже слегка струхнуло, чуя рядом силу большую, чем оно само. Против Молаг Бала оно было бесполезно.

– Лук не отдам, – сипло заявил Сноу.

– Я, конечно, могу просто тебя прихлопнуть и забрать его, – лениво проронил Принц, – а могу подождать, пока сам помрешь… проявить выдумку…

– Кажется, кто-то забыл, что я вампир, – упирался Джон, в порыве отчаяния и впрямь решивший довести Молаг Бала до колик.

– Это легко исправить, – задумчиво высказалось чудовище, даже не хихикнув. – Но вот в чем штука: учить уму-разуму зарвавшихся вампиров куда интереснее, чем хлипких смертных. Дольше, разнообразнее. Ты сам будешь молить, чтобы я забрал лук, а тебе подарил смерть полегче. Правда, и после смерти ты попадешь ко мне, – тут он наконец-то засмеялся, но Джона это не обрадовало. Не тот это был смех, совсем не тот…

И зачем я всю дорогу ныл насчет лука, в отчаянии подумал Сноу. Ах, если бы лук, лук – это хорошо… И вот лук наконец-то есть, а дела – хуже некуда.

– Твоя жена плачет, зовет тебя, – неодобрительно сказал Молаг Бал. – А ты упираешься, убогий. Что тебе Тамриэль? Обливион повсюду. Отдай мне лук – и я верну тебя домой прямо сейчас.

“Ты его план номер три.”

Слова Харкона прозвучали в его голове так отчетливо, словно древний вампир только что повторил их, наклонившись к самому уху Джона.

– Нет, – безнадежно ответил Сноу.

– Значит, будет по-плохому, – театрально вздохнул Принц Господства. – Что ж, посиди тут, подумай. Когда-нибудь я за тобой вернусь.

Теперь понятно, где и у кого Харкон набрался такого изысканного обхождения, подумал Джон и тут же задался вопросом: а почему Молаг Бал просто не забрал лук у Виртура?

Может, потому, безнадежно вздохнул он, что решил не суетиться и получить все сразу: и лук, и прямой доступ в другой мир. А еще потому, что все это его забавляет.

Послышался странный, какой-то ржавый скрежет и Джон нервно встрепенулся, оглядываясь. Но далекий, слабый свет наверху не достигал дна колодца, и понять, что было причиной мерзкого звука, не получалось.

Что-то кольнуло его. Джон дернулся, отодвигаясь назад и чувствуя спиной новые уколы. Поднявшись на колени, он вслепую отмахнулся клинком и услышал железный лязг, а Длинный Коготь, отлетев от препятствия, чуть не вырвался из руки. Боги, только бы не потерять его… он же обещал не терять… обещал Старому Медведю…

Его снова укололо, на этот раз сильнее. Какой-то шип, растущий прямо из стены, вонзился ему в бок и продолжал продвигаться внутрь, медленно и неумолимо. Кривясь от боли, Джон подался в сторону, но другой шип впился ему в плечо, еще один – в бедро, и сразу три уткнулись в спину. Его будто снова убивали его же собратья. Руку пришпилило к боку, пальцы онемели на рукоятке меча, и обещание больше не терять фамильное сокровище вдруг показалось давно приснившимся сном.

Ни увернуться, не отодвинуться. Шипы были повсюду, только темнота и шипы, и запах крови. Даже сидеть на цепи и то было приятнее… Отчаяние, которое он тогда испытывал, сейчас сошло бы, пожалуй, за умиротворение.

Его спасли с башни, но сюда… сюда никто не придет. Ни Серана, ни драконы, ни даже Призрак.

Призрак! Джон вдруг осознал, что родной волк, получается, заперт здесь вместе с ним, и снова дернулся, пытаясь освободиться, но иглы, пронзившие его насквозь, не дали сдвинуться с места. Он запрокинул голову, ища в высоте мутное пятнышко света, и в который раз безнадежно спросил сам себя, почему же с ним вечно такое случается.

Он не раз с ужасом пытался представить, каково пришлось Нуминексу. Каково было Арье умирать посреди пустого океана? Теперь он все узнает сам.

“…а если застряну я – Нуминекс за мной когда-нибудь придет?..”

Нет. Не придет. Уж точно не сюда.

А где-то далеко плачет Дени. Остаться последним Таргариеном – ужасно…

Но он ведь Джон Сноу, а Джон Сноу мертв. Его вообще не должно быть в мире живых – хоть в Тамриэле, хоть в Вестеросе. И пусть этот тупик совсем не похож на ту ледяную, полную бликов расселину, но с задачей навеки схоронить мертвеца он справится так же успешно. В Обливионе нет времени; мелькнуло еще одно мгновение, повторилось снова и снова. Каждое было мимолетным, каждое длилось годы.

Ему мерещилось, что он снова болен оспой и мучается в жару, как в далеком детстве. Мерещились ледяные тюремные камеры в Стене и винтерфелльская крипта. Время от времени его снова стискивала хрустальная расселина, и солнце светило сквозь острые грани пролома, и тем страшнее было потом возвращаться в темноту жуткой ямы. Разум плавал по волнам прошлого, будто нарочно выискивая самые мрачные и болезненные воспоминания, и чем дальше, тем чаще он начинал тонуть, погружаясь в кромешный бред. Ему казалось, что кровь Обливиона поднимается со дна колодца, готовая захлестнуть его окончательно, раз и навсегда. Он обещал Дени вернуться, но вернуться отсюда ему не по силам.

“…и вот так, на драконьем хвосте, наш Довакин спасся из страшной-престрашной ямки…”

Не в этот раз.

Он запрокинул усталую, почти не способную думать голову и положил ее на длинную иглу, пролегшую под затылком. Колени немели в холодной крови Обливиона, рука отнялась, но пальцы – он это знал, – все еще упрямо стискивали знакомую рукоять. Безжизненно вися на иглах, он вдруг задался безумным вопросом: а что сказал бы на все это Безумный Бог? Партурнакс советовал никогда о нем не вспоминать, но теперь все советы стали бессмысленными.

Разум снова попытался уплыть в забытье, но, цепляясь за краткий момент прояснения, Джон упрямо пытался думать. В который раз в своей жизни он вспомнил слова, произнесенные Шеогоратом в тронном зале: “Кто сможет остановить огненную бурю? Ты, Джон Сноу? Да ведь ты умер!”

Как же хохотал тогда Энн Мари…

И сейчас, вдоволь насмеявшись, он сказал бы: ты умер, смирись с этим. Тебе, покойнику, тени за чертой, подарили еще один шанс побродить по миру, но на деле ты уже давно лежишь в той расселине, потому что ты – мертв.

Мертв, совсем как Дени, обмякшая в его руках. Распахнутые глаза смотрят в неведомую пустоту, и единственное, что еще движется в ее лице – тонкая струйка крови, текущая изо рта.

Джон тяжело перекатил голову, царапая затылок об иглу, пытаясь вырваться из очередного морока. Дени жива… Жива, потому что он нарушил ход времен.

Тид-Аран, Рана Во Времени. Он создал ее, когда вернулся в прошлое с помощью Кель, и с тех пор Партурнакс сторожит ее, потому что она опасна. Потому что прошлое – неслучившееся будущее – все еще скрыто в ней, как зародыш в яйце, и эта угроза исчезнет только вместе с ним, ее создателем.

Он вспомнил ворчание умирающего Алдуина: “Ты сидишь на моем месте.” Вспомнил слова Дюрневира в Каирне – странные и страшные слова о том, что его душа поймана в три клетки: времени, проклятия и смерти.

Старый дракон с самого начала видел в нем того, кем он и был, – мертвеца, который по незнанию ранил Время, а потом, став вампиром, был и вовсе из этого Времени выброшен.

Я должен быть там, в Тид-Аран, понял Джон, поникая, опуская голову. Я уже там, с самого начала; мне просто надо с этим смириться. Я обещал Дени, что вернусь, но вернуться я смогу только как тень за чертой, как призрак…

Призрак.

Жить в волчьем теле – так ли это плохо? Уж точно не хуже, чем остаться здесь и висеть на ржавых иглах, будто на клинках Железного Трона.

Но как ему вернуться хотя бы в собственную смерть? Мучительно пробиваясь сквозь тягучий туман, затянувший мысли, Джон попытался вспомнить, что говорил тогда в Каирне Дюрневир.

“…когда ты проснешься, ты снова будешь в Нирне, ведь там осталось твое тело, твой якорь… Песчинки твоей души здесь… Тебе не уйти от Каирна и будущего у тебя нет.”

Каирн тянул его к себе во сне, но Тид-Аран – о, как хорошо он помнил это даже сейчас, – не желала отпускать и наяву. Его кровь вмерзла в ее лед, его тело все еще лежит там, в одном из времен. Призрак вдвоем с Арьей еле справились, пытаясь спасти его из ловушки.

Но что, если ему не удастся, если он так и останется здесь? С Молаг Балом все ясно: он будет мучить его, пока не добьется своего, – для этого у Принца Даэдра есть вся вечность. А вот Партурнакс… устав ждать, он может отправить за луком другого Драконорожденного. Ведь мы созданы, чтобы сражаться в Обливионе…

Дени. Он отправит сюда Дени.

И она погибнет ради того, кого уже и на свете-то нет. И все будет напрасно…

Он снова поднял голову вверх и уже без всякой надежды, принимая судьбу, подумал: я должен быть там, где должен быть. Должен отпустить Призрака. И отпустить себя. Ради Дени.

Джор. За. Фрул…

Сухие губы шевельнулись, но Крик так и остался внутри. Слова Драконобоя, которые он впервые обратил внутрь, против самого себя, не были ту’умом, от которого раскалывались небеса; они были шорохом бабочек под черепом, тихой колыбельной, обещавшей покой, и глухой колодец вдруг откликнулся эхом, бесконечно швыряя в него собственный слабый вздох.

Он даже не удивился, когда в темноте забрезжило. Умирать легче, чем кажется. Еще легче, когда ты и так трижды мертв. В колодец пролился солнечный свет, и острые ледяные грани знакомо блеснули против ясного голубого – такого счастливого – неба. Уже почти, почти…

Иглы исчезли и он обмяк, оседая наземь, звякнув мечом об лед.

– Призрак, – почти неслышно позвал он. Пробитые легкие свистели, пока раны неторопливо стягивались. Волк не появлялся.

Джон оглядел мерзлые стены и ему показалось, что они какие-то прозрачные. Вглядевшись, он увидел смутные пятна за толщей льда, и чем дольше он смотрел, тем отчетливее становились две фигуры, терпеливо, со скрываемым волнением ждавшие его за чертой.

Белый дракон и белый волк. Будто воплощения двух частей его собственной души, звавшие третью – Джона Сноу – обратно в жизнь.

Не веря собственным глазам, он поднялся на ноги и шагнул вперед, прямо сквозь ледяной морок. Тид-Аран отпустила его без возражений, не держала, как в первый раз, и следующий шаг привел его на снежную заплатку, так и не тающую в этом лесном закутке под горой.

– С возвращением, Довакин, – раздался голос Партурнакса.

Джон запнулся и остановился в нерешительности, внезапно холодея от мысли, что все это может быть еще одной ловушкой. Сможет ли он вообще когда-нибудь поверить, что сумел спастись из лап Молаг Бала?..

Призрак, пугливо косясь исподлобья, бочком подтрусил к нему и жалобно засопел. Джон бухнулся перед ним на колени, глядя в алые глаза и снова будто уносясь под крону чардрева в богороще Винтерфелла. Если и это обман… зачем тогда вообще жить?

Призрак ласково лизнул его в щеку и тут же расстроенно заплевался, пытаясь избавиться от крови Обливиона, запачкавшей ему всю пасть. Сноу засмеялся, понимая, что на самом деле хочет плакать – но почему-то не получается.

– Драконобой, – несчастно промолвил Партурнакс. – Да ты совсем спятил, малыш.

Белый дракон смотрел на него с искренним состраданием, и Джон, вдруг вспомнив горькие всхлипы в Соборе, с мольбой потянулся к нему, забыв меч в снегу.

– Что с Дени? – прохрипел он. – Она плакала! Что с ней?

Его одолевал кромешный ужас. Что там случилось? Что могло заставить дракона плакать?..

К его изумлению Партурнакс смущенно, словно некстати вспомнив глупую шутку, закряхтел, пытаясь не хихикать:

– С ней все хорошо. Ей просто… было неловко. За свое поведение.

– Что? – моргнул Сноу.

– Мы еще поговорим, – успокоил его дракон. – Но сейчас ты здесь оставаться не можешь… Ох, горе ты мое, – он вдруг отчаянно всплеснул крыльями, вспушив елки по соседству, – да как ты мог?! Мы тянули тебя сюда… помаленьку, потихоньку… ждали, пока ты поддашься… знал бы ты, как крепко сидит в тебе жизнь! А потом раз! – и сразу Драконобой! Ты меня так в могилу сведешь, – слезно пожаловался он и Призрак добавил к этому упреку убедительное поскуливание.

– Тянули? – тупо переспросил Джон. – Сюда?

Партурнакс кивнул.

– Я пытался перехватить тебя сразу, как распался алтарь и с Волкихара сошел туман, но не справился. Кросис.

Джон обернулся к Тид-Аран и сказал:

– Ее надо закрыть.

– Надо, – согласился Партурнакс. – Когда мы все подготовим.

Стянув с плеча лук, Сноу бросил его на снег:

– Забери его. Спрячь куда-нибудь. Пожалуйста… Видеть его не хочу.

– Я бы тебя обнял, – признался Партурнакс, – но боюсь помять.

– Ты все-таки попробуй, – бледно улыбнулся Джон, и дракон, осторожно протянув крыло, обхватил его когтем на сгибе. Прижавшись к исполинской челюсти, пластинчатой и теплой, Джон на миг почувствовал искреннее счастье, но потом на него накатила чугунная усталость, и все на свете потеряло значение.

– Вот говорю же, – вздохнул Партурнакс, убирая его от щеки и опуская на землю, – не можешь ты тут оставаться. Приключения совсем тебя доконали.

Джон вяло посмотрел на него и увидел, что глаза у старого интригана на мокром месте – но даже такое невероятное зрелище оставило его почти равнодушным. Усталость давила его, сминала в бесформенный комок, и все, чего ему хотелось, это просто лечь и исчезнуть.

– Я за ним присмотрю, – раздался знакомый басок и Джон узнал голос Сангвина.

С трудом обернувшись, он увидел, что Принц Разгула стоит у портала в Обливион, а в руках у него – любимый горшок Арнгейра, в котором цветет зимняя роза.

– Всего одно крохотное усилие, – подбодрил его Сангвин, – и сможешь отдохнуть.

Джон тяжело моргнул, ухватился за Призрака и побрел к порталу в Забвение. На полпути он наклонился, качаясь, и подхватил меч. Уж обещал, так обещал…

========== Глава 45. А между тем в Вестеросе – 4 ==========

Дрогон снизился и бережно опустился на стену Штормового Предела. Хозяйственно потоптался лапами и удовлетворенно кивнул, отмечая, что стена и не думает подаваться под его немалым весом.

– Какая толстенькая, – басовито промурлыкал он и почесался унизанной шипами челюстью о серые камни.

– Не царапай имущество, – хихикнула Дени и помахала рукой страже, неуверенно приближавшейся к визитерам с обеих сторон.

– Она зачарована, – проворчал Дрогон, – долго пришлось бы царапать, – и снова с удовольствием почесался.

Королеву приветствовали со всеми почестями, возможными по случаю непредвиденного визита. Гордо выпрямив стройную спину, Дени прошествовала к лорду Джендри и тот, с трудом сдерживая довольную улыбку, проводил ее в замок. Дрогон, фыркнув на всех для острастки, улетел разбойничать в море.

– Как идут дела? – спросила Дени, устроившись в кабинете лорда Штормовых Земель, в котором Джендри явно бывал реже мейстера.

– Прекрасно идут, – юный Баратеон наконец разулыбался без оглядки на всякий там дворцовый этикет. Ему не терпелось поделиться чем-то, чем он очень гордился. – Мы тут… развиваем, – важно сообщил он, все еще пытаясь соблюсти загадочность.

– О, – прыснула Дени. – Джендри, я знаю. Драконы уже давным-давно проболтались.

– Эх, – скис молодой лорд. – А я-то хотел похвастать ремесленными достижениями…

Разумеется, она знала. Одавинг с Салокниром просто не могли не расхвастаться. Исследуя новый и загадочный мир, они нашли чудо-травки, из которых можно состряпать чудо-смесь, добавить в плавильный ковш и получить чудо-металл. Так, по крайней мере, утверждали сами хитроумные ящеры. Дейенерис здорово подозревала, что одними травками там дело не ограничивалось и на свой конкокт драконы наверняка что-то нашептали. А то и в чугунок подышали и поплевали, с них станется. Тем не менее, сталь выходила и впрямь особенной и, как прежде валирийская, она тоже получила имя – штормовая.

– Но, – важно надул щеки Джендри, подливая ей вина в бокал, – наши изделия слишком хороши, чтобы доставаться всем подряд.

– Так что вы ломите цены, обираете набитых золотом бездельников и богатеете, – кивнула Дени. – Знаю, знаю. Я вам налоги скоро подниму. Поскольку Железный Банк никуда не делся, как и долг Ланнистеров.

– В самом начале я не верил, что смогу справиться, – честно признался Джендри. – Но дела и впрямь идут на лад.

Дейенерис качнула головой.

– Люди тебя любят, – заметила она. – Им весьма льстит, что Лорд-Кузнец знаком с их жизнью и все еще помнит, каково приходится простому люду. Я горжусь тем, что разглядела тебя. Но… – тут она задумчиво примолкла, с удовольствием наблюдая, как Баратеон занервничал, гадая, что же все-таки не так.

– Вас что-то беспокоит, ваша милость? Я готов ответить на любые вопросы, – сдержанно наклонил голову он, наконец-то вспомнив уроки мейстера.

– Лишь одно, – улыбнулась Дени. – Есть ли кто-то, кто любит тебя больше всех прочих – и любим взаимно?

Молодой лорд порозовел в мягком свете камина.

– Брак – решение политическое, – высказался он обтекаемо.

Что-то этот мейстер больно хорошо его учит, развеселилась Дени и повелела:

– Джендри! Хватит с меня дипломатии. Говори как есть.

– Пока нет, – надулся тот. – Мое сердце тянется к Старкам, знаете ли.

Старков у нас много, но Джон, прости, уже занят, подумала она, с трудом удержавшись, чтобы не расхохотаться. Вот бы бедняга Джендри удивился, право.

– Это радует, – хмыкнула она, – поскольку именно это я и хочу обсудить.

– Арья?.. – обрадованно выпрямился молодой лорд.

– Санса, – разочаровала его Дени. – Брак – решение политическое.

– Санса, – повторил он, словно пробуя это имя на вкус. – Для меня она нечто непостижимое.

– Леди Ледышка? – предположила Дени. Джендри неловко пожал плечом, не подтверждая, но и не отрицая сказанного.

– Она может быть милой и любит детей, – успокоила его Дени. – Кроме того она прекрасно управляется с официальными делами и приемами. И этикетом. А особенно – с танцами.

Несмотря на важность разговора Джендри поневоле рассмеялся.

– Да, – согласился он, – в этом от мейстера мало проку. Но согласится ли она? Я… я ей вообще понравлюсь?

Последние слова прозвучали совсем уж по-мальчишески и Дени умилилась этой наивности. Надо же, какие неиспорченные лорды водятся в Штормовых Землях.

Она окинула взглядом ладного молодого мужчину, сидевшего перед ней, черноволосого, синеглазого, сильного и здорового, и улыбнулась:

– А что в тебе может не нравится? Да и в конце-то концов… Арья разбирается в людях как никто.

Двусмысленно вышло, ну да ладно, смирилась она с собственной оговоркой. Вряд ли он поймет.

– Ваш союз будет полезен и благоприятен для всех нас, – сказала она, поднимаясь. – Вскоре мы приступим к обсуждению сватовства на официальном уровне.

– Это честь для меня, – снова сдержанно поклонился он.

Да, несомненно, это лучший выбор, подумала Дени. И уж точно лучше, чем Робин Аррен, который и по сей день падает в обморок каждый раз, как она пролетает мимо Орлиного Гнезда.

*

– А Джендри и не знает, – хмыкнул Дрогон, когда они приземлились на безлюдный пригорок в полях.

– Никто не знает, – довольно сощурилась Дени, глядя на солнце сквозь ресницы. – Но они же ведь не лопухи – давать людям оружие против самих себя.

– Я вот людям вообще не слишком доверяю, – заворчал гигантский детка, и она утешительно потрепала его по краешку крыла. Дрогон до сих пор не простил мятежного Короля Севера за то покушение – как не простил и себя за то, что оно оказалось удачным, – и даже, помнится, как-то раз Джона нарочно уронил. Хорошо, что Салокнир успел его поймать…

– Людям не надо доверять, – промолвила она. – Надо всего лишь их знать. А Одавинг и Салокнир знают их даже слишком хорошо. Потому-то штормовая сталь бессильна против драконов.

– Славно, славно, – замурчал Дрогон, сворачиваясь на траве.

– Ты что, спать тут собрался? – пихнула его Дени.

– Я плотно поел!..

– А кто тебя просил плотно есть?

– Ну, мам!..

– Вставай, летим, хватит брюхо лелеять. Ты же не гнусный узурпатор.

*

Алхимические изыски неугомонной парочки явно включали в себя не только металлургическое направление, но и медицинское – доказательством служил Бран на костылях, привычное уже в Винтерфелле зрелище. Впрочем, сейчас его было не видать, зато на дворе суетилась Санса – тоже так себе замена. Они, конечно, оба Старки, да вот не те…

Не успела Дени сойти со спины Дрогона, как Санса кинулась в ворота встречать и расспрашивать, приятным ли было путешествие и как дела в Семи Королевствах. Драконья королева не могла не отметить, насколько отличался этот теплый прием от того памятного, самого первого.

– В Семи Королевствах все как всегда, то есть плохо, – отмахнулась Дени. – Лучше спроси меня о том, о чем хочешь спросить.

Санса зарделась, словно и не бывала замужем. Хотя, подумала королева, какой же это замуж, извините. Тирион? Рамси?.. Смешно. И еще грустно.

– А он правда красивый? – спросила Санса. – Я ведь уже и не помню…

– Красивее, чем надо, – обрадовала ее Дени. – Но тебе придется следить, чтобы он не отращивал себе пузо. И не пытался занять мой трон. Мало ли, вдруг у них это семейное.

– Значит, я все-таки выйду замуж за Баратеона, – протянула Санса с мечтательной ноткой, робкой, словно только что проклюнувшийся весенний листок. – После всего, что было, я вернулась в самое начало.

– Не совсем, – заспорила Дени. – Смею надеяться, ты стала несколько умнее… Интересно мне, детишки у вас получатся черненькие или рыженькие?

– Пусть будут и такие, и другие. Чем я хуже тебя?

– Не начинай, – фыркнула королева. – А то я полный список разверну. Чем я хуже Арьи?

– А Арья не будет против? – завела старую песню Санса.

– Драконы сказали, она никогда не выйдет замуж. Бран это подтверждает. И я склонна им верить. А теперь перестань меня допекать и отпусти наконец к детям.

*

Чудно, чудно, довольно потерла ладошки Дени. Даже согласия Джона тут, похоже, не потребуется: Санса сама рвется в брак. С тех пор, как коварная драконья королева заронила в эту рыжую головку плодоносное зерно, леди Старк все больше об этом думала – и все больше уверялась в том, что идея замужества ей все-таки по душе.

Но, настаивала Санса, обязательно, чтобы можно было помыкать!..

Что ж, учитывая катастрофу с Рамси Болтоном, понятно, откуда у нее такое стремление к безопасности. А впрочем, хмыкнула Дени, кто нынче посмеет обижать их с Джоном родню?

– Вы мои безымянненькие, – умилилась она при виде детей, сонно сопевших под присмотром бдительной няньки.

Джон, вернись, поганец. Им уже месяц от роду…

Северяне так и вцепились в ребятишек, хором требуя содержать королевский приплод в Винтерфелле. Дени не спорила: в столице было не слишком спокойно (как обычно), а Красный Замок все еще лежал в руинах (нет, не стыдно), и счастливой маме вовсе не хотелось, чтобы на голову ее потомству упал кирпич. К нынешнему времени из злополучного замка успели вытащить сотни горшков с Диким Огнем, но, даже несмотря на это, чуть ли не каждую неделю находили все новые закладки, и Дени постепенно начинала думать, что будет куда проще и безопаснее доломать то, что осталось, а потом выстроить там что-нибудь новое – в отдаленном и прекрасном будущем, когда на это будут деньги, а Железный Банк наконец-то оставит ее в покое.