Текст книги "Камень сердолик (СИ)"

Автор книги: РавиШанкаР

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)

Ала и Адрастея прожили в домике нимфы уже полгода, малыш, похищенный у жрецов, был совершенно здоров, рос и развивался на диво быстро. Он встал на ножки в четыре месяца, начал уверенно ходить и бегать в пять, бегло заговорил ещё через месяц, был он на диво ловким и сообразительным, но… Ала знала, как развиваются дети в её мире, малыш, к которому привязались и бывшая воровка, и пленённая нимфа, рос и развивался слишком быстро. И женщина поняла, что малыш вырастет и состарится куда быстрее, чем она.

Она с печалью спросила об этом Адрастею, но нимфа лишь заломила руки и с печалью сказала, что так оно и есть, и что малыш теряет свои годы даже быстрее, чем Ала.

– Неужели ничего нельзя сделать? – горько спросила Ала.

– Я бы поделилась своим собственным бессмертием, но не могу! – в отчаянии воскликнула нимфа. – Проклятый Хронос предвидел такое, и это умение он у меня отнял!

– Неужели ничего нельзя сделать? – вздохнула Ала, глядя на резвящегося перед домом малыша. Он забавно лепетал сам с собою, строил домики из песка и усаживал на их крыши привлечённых его лепетом пёстрых бабочек, которые нисколько его не боялись.

– Он и мне стал дорог, как родной сын, – вздохнула Адрастея, – но я не могу ничего сделать. А вот ты – можешь.

– Что? – горячо спросила Ала. Она действительно полюбила мальчика, который называл их с Адрастеей «намале», то есть «мамочка». Ала же дала ему имя Ами, от Амитола – радуга. Назвала она его так, потому что у маленького Ами стала проявляться склонность творить чудеса, и первым чудом, которое он создал, была повисшая прямо внутри домика крохотная радуга. Всёго на минуту, но и это было великим достижением для такого крохи… Ала тряхнула головой, отгоняя воспоминания, и переспросила нимфу:

– Что я могу сделать? Говори!

– Ты можешь принять на себя и его потерянные годы, – вздохнула Адрастея. – Таково свойство этого места для смертных. Тогда мальчик будет расти и взрослеть медленнее… Но ты… Ты умрёшь уже через два года.

– Пусть, – быстро сказала Ала. – Делай. Пусть Ами проживёт подольше. Может быть, потом ты сможешь придумать, как ему помочь…

И Адрастея совершила обряд, после которого годы Алы стали утекать ещё быстрее…

***

Два года прошли быстро. Слишком быстро. Да, теперь Ами рос медленнее, но в два года он выглядел на все шесть, а умом развивался куда быстрее. Молоко Амальфеи пошло ему на пользу, это был крепкий, здоровый и красивый мальчик, Адрастея рассказывала ему истории о богах-олимпийцах, учила метать копьё и стрелять из лука, играть на странном инструменте – кифаре. Нимфа была существом насквозь мирным, но, как поняла Ала, в её прежнем мире когда-то входила в свиту Артемиды – богини-охотницы, вот и научилась всякому-разному. А ещё Ами обожал бегать и играть с козочкой Амальфеей, которая оказалась на диво умной для козы, только что говорить не могла.

Сама же Ала обучала малыша Фаэрской письменности, рассказывала об их прежнем мире – то, что знала сама. А знала она, если обходить и смягчать скользкие моменты, не так уж и много… Но историю о том, что в прежнем мире у него остался отец, она Ами рассказала, посчитав нечестным скрывать такое.

И однажды Ами, подметив, что его милая намале становится всё старше, а чувствует себя всё хуже, тихо сказал:

– Нам нужно уйти отсюда… Я не хочу однажды проснуться без тебя, намале.

Адрастея, услышав эти слова, почернела лицом и покинула домик, ничего не сказав. Вернулась она только тогда, когда набегавшийся за день Ами уже мирно спал. Она взглянула в глаза Але, превратившейся в беззубую седую старуху, которая и ходить-то уже могла, только опираясь на клюку:

– Вам нужно покинуть это место. Может быть, тогда к тебе вернутся твои годы, Ала. Тебе остались считанные дни, твоё старение ускорилось, даже новая туника, которую ты надеваешь с утра, к вечеру превращается в лохмотья. А когда ты умрёшь, Ами тоже не проживёт долго. Завтра с утра вы уйдёте.

– Но как? Ты же сама говорила, что это невозможно… – вздохнула Ала.

– Я нашла выход, – заметила Адрастея. – Встаньте завтра с рассветом, я соберу вам вещи в дорогу… и выйдите из домика. Едва вы ступите за порог – вас перенесёт назад… А родная кровь притянет Ами к тому, кто является его отцом. У вас всё будет хорошо.

– Что ты задумала? – вскинулась Ала и хрипло, по-старчески закашлялась.

– Ничего, – улыбнулась нимфа. – Спи.

И Ала заснула. А когда проснулась, уже наступил рассвет и завтрак стоял на столе. А рядом со скамьёй лежали набитые котомки, короткий меч и дротик для Ами.

– Намале? – удивлённо подбежал к ней проснувшийся Ами. – Что это значит?

– Нам нужно одеться и позавтракать, – как могла спокойно сказала Ала, уже понявшая, что случилось нечто непоправимое и безвозвратное, – намале Адрастея сказала, что сегодня мы отправимся в путешествие.

– Здорово! – хлопнул в ладошки ребёнок. – А намале Адри отправится с нами?

Ала покачала головой. Она давно бы уже выбежала из хижины, чтобы посмотреть, что там с Адрастеей, но помнила слова нимфы, что едва она ступит за порог – окажется в своём мире. А если её тогда перенесёт одну, без Ами?

Поэтому она накормила мальчика, и оба они снарядились в дорогу.

– Идём же, – сказала Ала. – Пора…

Ами вложил ладошку в руку Алы, и они ступили за порог.

И в этот краткий миг Ала увидела Адрастею – бледную и словно прозрачную, стоявшую у глиняной чаши, наполненной багряно-золотой жидкостью с разноцветными просверками. Рядом с нимфой стояла такая же полупрозрачная коза Амальфея.

«Так вот как выглядит ихор – кровь богов…» – растерянно подумала Ала. Она хотела что-то сказать, броситься на помощь, поблагодарить, но Адрастея что-то прошептала бледными губами, и ихор в чаше вскипел, поднялся, словно вихрь, подхватил Алу и Ами, и повлёк прочь из Серого Тупика.

«Наконец-то посмертие…» – прошептали им вслед бледные губы Адрастеи, а потом Серый Тупик перестал существовать.

*Нимфа Адрастея – героиня греческих мифов. Укрыла на своём острове маленького Зевса, которого его мать Рея спрятала от отца Хроноса, имевшего дурную привычку проглатывать собственных детей сразу после рождения. Вместо ребёнка Рея подсунула супругу камень в пелёнках. Адрастея кормила Зевса молоком из рога божественной козы Амальфеи, отсюда и пошло выражение «рог изобилия». То, что Адрастея была одной из нимф-охотниц в свите Артемиды и проклятие Хроноса – вымысел автора.

**Ихор – жидкость, заменяющая богам кровь. Греки считали, что именно ихор источник бессмертия. Нимфы, хоть и младшие, но божества, так что логично предположить, что ихор заменяет кровь и им.

========== Глава 46. Личные сложности ==========

Внимание, пока не бечено!

Всю эту историю Клим услышал за несколько вечеров, проведённых у костра. Ала и не собиралась ничего скрывать – она как-то безоговорочно поверила им, потому что поверил Ами. И в этом была некоторая сложность.

Ами сразу и безоговорочно принял своего татта, а уж Палый Лист просто светился от счастья. За эти несколько дней юноша похорошел несказанно и сейчас походил на эльфа из сказки. А уж Ами… Ами был просто в восторге – как же, столько всего нового, ранее невиданного… Маленький мирок, которым был Серый Тупик за свою коротенькую жизнь любознательный Ами сумел изучить до последнего камушка, а тут… Бескрайний лес, длинная дорога, небо, не затянутое серым маревом, звёзды по ночам, дружелюбные спутники татта, смешные тильги, и, самое главное – новый друг, с которым можно было играть, болтать и учинять всяческие каверзы. Да-да, Ами и Руши подружились практически сразу, а два неугомонных ребёнка… да ещё ребёнка со способностями чудотворцев – это были нехилые сложности. Хорошо хоть, что оба вполне понимали, если им запрещали что-то, и эти запреты обойти не пытались. Но фантазия у обоих была неограниченная, а ум пытливый, вспомнить хотя бы тот случай, когда лихая парочка, отправившись нарвать ягод с ближайших кустов, обнаружила в них самку даруша с капканом, впившимся в лапу. Оба мальчишки моментально прониклись тяжёлой долей хищницы и со слезами притащили своих татта помочь бедной кисе. Если учесть, что у кисы из пасти торчали клыки длиной с ладонь, и она была жутко раздражена на всех двуногих, то спасение должно было выглядеть феерически. Палый Лист с Климом чуть не поседели, когда оба сорванца подлетели к рычащей хищнице и принялись наглаживать ей ушки и шею, шепча, что сейчас их татта уберут противную железяку.

Самое странное, что дарушша (так называли на Фаэ самок даруша) вроде бы их поняла, прекратила рычать и огрызаться, прикрыла глаза и покорно протянула переднюю лапу, вместе с впившимся в неё капканом.

Разжать стальные челюсти оказалось не так уж и сложно, Клим это сделал на одном адреналине, а после запулил мерзкую железяку куда подальше. А Палый Лист после этого залил несчастную лапу каким-то жуткого вида зельем, после чего она перестала кровить и гноиться буквально на глазах.

А после этого дарушша облизала личики мальчишек, коротко уркнула, как-то по человечески помотала головой, глядя на Клима и Палого Листа, ехидно рыкнула на ощетинившихся М’Хаши, и бесшумно растворилась в лесных зарослях.

Пацанов после этого отчитали ВСЕ. И те вроде бы прониклись, извинились и обещали что ни-ни… но шальные огоньки, мелькавшие в глазах неугомонной парочки, явно показывали, что жизнь их татта прежней не будет уже никогда. Но ни Клим, ни Палый Лист на это не жаловались.

Кстати, когда Клим спросил Палого Листа, не хочет ли он вернуться к Лесным Сёстрам вместе с Ами, тот, скромно потупив ясные очи, заявил, что чувствует – не всё давно потерянное отыскалось. Камушек, подслушавший этот разговор, заявил, что Палый Лист прав и процитировал Марка Твена,* после чего уже и Клим задумался – не были ли слухи о казни брата Иммаира, собственно говоря, лишь слухами и более ничем?

Сложнее было с Алой. Нет, в женский коллектив она вписалась без проблем, ножом и луком владела в достаточной мере, чтобы сойти за наёмницу, и вообще вроде была весела и часто шутила, но… Клим видел тоску в её глазах, когда она смотрела на Ами, болтающего с Палым Листом. И он понимал, в чём дело. За годы, проведённые в Сером Тупике, Ала привязалась к Ами, как к родному, она пожертвовала ради него годами своей жизни, она была для него светом в окошке, самой главной, самой любимой намале… А сейчас… Нет, Ами не перестал любить Алу, он так же ластился к ней, так же стремился поиграть и пообщаться… но теперь в его жизни много чего появилось, помимо девушки… и Ала начала тосковать. Додо и Унор, дежурившие у костра две последние ночи, говорили, что девушка почти не спит – выбирается из повозки, смотрит на костёр, сидит и молчит, а на все вопросы отвечает, что у неё просто бессонница разыгралась.

К тому же, у Клима возникло стойкое впечатление, что Ала была неравнодушна к брату Иммаиру, оттого-то и взялась так охотно выполнять его просьбу. А сейчас она встретилась с тем, кого жрец действительно полюбил. Полюбил настолько, что пожертвовал для него всем, что имел – репутацией, карьерой и жизнью. И это тоже было сложно для неё. Мысль «Чем я хуже?» могла зародиться в хорошенькой головке Алы в любой момент… если уже не зародилась… а куда могут завести такие размышления, Клим примерно представлял.

Эти мысли разделял и Камушек, с которым Клим посоветовался в первую очередь.

«И что делать?» – спросил в заключение Клим.

«Поговори с ней, – отозвался Камушек. – Она неглупа, она всё поймёт. Собственно говоря, она и так всё понимает, но её переполняют эмоции. Видишь ли, когда я её исцелил, то малость не рассчитал… и мы получили вместо относительно спокойной молодой женщины девчонку с бьющими через край гормонами. И этот гормональный взрыв может быть очень опасен… и не только для неё… учитывая латентную Фаэрскую кровь».

«И о чём говорить прикажешь?» – мрачно вопросил Клим.

«В данном случае, честность – лучшая политика», – отозвался Камушек и более пока на связь не выходил. Клим сердито сплюнул. Всё-таки не артефакт ему достался, а зараза своенравная, даром что Душа Фаэ. Но, по зрелом размышлении, Клим решил, что Камушек прав, и постарался найти момент для приватной беседы, что оказалось не так легко. И Ала, и Клим всё время были не одни.

Кстати, что касается Палого Листа, то он, поглощённый радостью от появления сына, этой тоски Алы не замечал. Нет, он относился к девушке с величайшим почтением и благодарностью, даже восхищался ею, и просто лучился счастьем и дружелюбием, но вряд ли Але было от этого легче. Значит… значит разговор был необходим.

И уже на следующую ночь Клим помог Палому Листу уложить Руши и Ами – друзья теперь и спать предпочитали исключительно вместе, и решил посидеть у костра. Вообще-то, дежурить была очередь Нур-Тура, но Клим сумел его уболтать и отправить спать, уверив, что если что – Капелька всех разбудит. Нур-Тур покивал и согласился, днём он чувствовал себя неважно, хоть и храбрился. Палый Лист, выбравшийся из шалаша на шум, дал Нур-Туру какое-то укрепляющее зелье и отправил спать.

Так что, когда полчаса спустя всё утихло, Клим сидел у костра, любовался вечерним небом, и думал, что время для разговора с Алой самое подходящее, может быть, она захочет посидеть у костра и в эту ночь.

И точно, Клим уже начал задрёмывать, когда у костра появилась Ала. Выглядела девушка невыспавшейся и грустной. Кивнув Климу, она устроилась у костра и стала смотреть на пламя, не говоря ни слова.

– Ала, – мягко сказал Клим, – нам надо поговорить.

– О чём? – грустно спросила бывшая воровка. – О том, что я, вернувшись, чувствую себя чужой и лишней? О том, что Ами удаляется от меня? О том, что вы все меня только терпите? Об этом, что ли?

– Полегче, – сказал Клим, и поразился тому, как жёстко прозвучал его голос. – Не додумывай за других того, чего у них и в мыслях не было. Ты вернулась в родной мир, но изменились и мир, и ты, понимаешь? Ничего уже не будет так, как прежде. И какой будет твоя жизнь – зависит только от тебя.

Ала опустила голову, помолчала, а потом грустно сказала:

– Наверное, ты прав, Хранитель. И я тебе кругом должна за спасённую жизнь…

– Я не спасаю жизни в долг, – отрезал Клим. – Я спас тебя потому, что мог. Скажи мне, что тебя так тревожит, не молчи. И мы попробуем в этом разобраться. Не держи всё в себе, тебе станет легче…

– Может быть… – вздохнула Ала и неуверенно продолжила, – собственно говоря, я всё уже сказала… Ами… Он мне стал как сын, а сейчас… Сейчас у него есть татта, есть Руши… есть весь этот мир… Мне кажется, я перестала быть нужной ему…

И девушка тихонько всхлипнула.

«Что ж ты натворил, Камушек, – проворчал мысленно Клим, – была маленькая разбойница со стальными яйцами, а сейчас… Просто сентиментальный роман какой-то…»

«Тут ты прав, – неожиданно отозвался Камушек. – Но возрастные изменения были очень глубоки – вот и не подрассчитал я. Да, это поведение несвойственно её прежней личности, но с этим можно справиться. Глупее Ала не стала, просто эмоциональнее. А значит пробуй дальше. Ты до неё достучишься, я в тебя верю…»

«Ну, спасибо, родной ты мой, за доверие…» – иронически отозвался Клим, но Камушек по своему обыкновению, на подколки и неудобные рассуждения не отреагировал никак. Поэтому Клим сделал так, как подсказывала интуиция – приобнял Алу за плечи и стал поглаживать по волосам. Никакого сексуального подтекста, ни Боже мой, просто желание успокоить и привести мысли в порядок. Как ни странно – помогло, во всяком случае всхлипывать Ала перестала. И Клим, собравшись с мыслями, начал говорить.

– Ты не права, Ала. Ты действительно молодец, ты очень много сделала для Ами, ты стала ему ближе, чем родная мать, но дети растут… Ами открылся новый мир, он увидел новых людей, он любопытный, он хочет познавать новое… и у него будет долгая жизнь. Неужели лучше было бы, если бы он прожил отпущенные ему годы в Сером Тупике, как в клетке и увидел бы твою смерть?

Ала замотала головой и пробормотала:

– Нет, нет, только не это… Но ты понимаешь, Клим, моя душа словно разделилась… Одна радуется за Ами, а другая тоскует по тем временам, когда я была для него центром мира…

– Ты и сейчас будешь для него центром мира, если не будешь подрезать ему крылья, Ала. Но теперь он любит не только тебя, но и своего татта. Смирись с этим, такова жизнь. Ала, ты же умница, не дай зависти и унынию овладеть собой…

– Дело не только в Ами… – вздохнула Ала. – Понимаешь, Палый Лист… Он, конечно прекрасен… Он такой… Теперь я понимаю, почему Иммаир полюбил его. Но я…

– Ты тоже влюблена в жреца и не веришь, что он мёртв, – мягко подсказал Клим.

– Да! – быстро сказала Ала. – Но даже если он жив… Для него существует только Палый Лист. Я поняла это ещё тогда. У Иммаира, когда он говорил о нём, глаза загорались. А я… Я просто воровка, и нет у меня ни красоты, ни воспитания… Понятное дело, что он полюбил не меня.

– Ала… – вздохнул Клим. – Я понимаю, что тебе сейчас тяжело, но… Если брат Иммаир жив, то позволь ему решать самому – любит ли он по-прежнему Палого Листа или сможет разглядеть и твоё чувство. Но сначала нам нужно его спасти. Понимаешь?

– Понимаю, – отозвалась Ала, – но…

– Без «но», – заявил Клим. – В любом случае, жрец считал тебя своим другом. Недаром, с просьбой спасти Ами он обратился именно к тебе. Подумай об этом, Ала… А если не сложится… Ты сама не понимаешь и не ценишь себя. Сейчас ты молода, красива и умна… а если у нас всё получится – сможешь стать и образованной. Неужели ты думаешь, что с таким-то данными тебя никто не полюбит? Да женихов придётся палкой отгонять!

Ала тихо хихикнула:

– Скажешь тоже – палкой!

– Точно-точно, – закрепил успех Клим. – А сейчас – иди спать. Всё будет хорошо. Я обещаю.

Ала кивнула и, неожиданно потянувшись к Климу, поцеловала его в щёку и спросила:

– А твоим другом я могу стать?

– Другом – да, – честно ответил Клим.

Девушка улыбнулась, пожелала ему спокойной ночи и ушла спать. А на следующее утро в ней что-то изменилось. И явно в лучшую сторону. Клим был только рад – Ала, с его точки зрения, явно заслуживала счастья, но вряд ли счастьем её жизни будет брат Иммаир. Впрочем, кто знает…

***

Закон подлости состоит в том, что когда расслабляешься и начинаешь думать, что всё идёт по плану – вот тут-то и огребаешь очередных пакостей. Некоторое время дорога была настолько спокойной и мирной, что Клим решил было, что всё в порядке, их пока не ищут, и что им удастся добраться хотя бы до Ловушки Заблудших в относительном покое. Ошибся.

А ведь двигались они осторожно, обходя шумные тракты и большие постоялые дворы, благо Клим точно знал, как и куда следует свернуть при необходимости. Но вот этот постоялый двор, расположенный на лесной дороге, был небольшим, с виду уютным и приличным, и никаких подозрений не вызывал.

Под навесом хрупала свежим сеном пара упряжных тильгов, из окон тянуло настолько вкусными запахами, что Климу, да и всем остальным, жутко захотелось не походной, а домашней пищи, да и купальня на постоялом дворе точно была. Конечно, в том, чтобы мыться в озерцах и речках тоже была своя прелесть, но Клим ловил себя на мысли, что не отказался бы от тёплой воды с ароматным мылом, что уж говорить о девушках… Нет, никто никаких пожеланий не высказывал, но Ири и все прочие дамы глянули на уютный домик с такой тоской, что Клим устыдился и решил, что ничего страшного не будет, если одну ночь они переночуют под крышей в нормальных условиях. К тому же, день и впрямь клонился к вечеру. А у наёмников не было тех проблем, что у циркачей, которых далеко не все хозяева постоялых дворов пускали на ночлег.

Поэтому Клим скомандовал двигать к постоялому двору – на вывеске которого была изображенная кружка, большой каравай хлеба и тарелка с чем-то съестным, а ниже тянулась надпись местными узорчатыми буквами: «Приют странника. Ужин, постель. Цены умеренные. Завтрак бесплатно».

Ничего страшного. Ничего неожиданного.

*Знаменитая цитата – “Слухи о моей смерти сильно преувеличены”.

Комментарий к Глава 46. Личные сложности

Простите, люди добрые, мы сами не местные, помогите, кто сколько может…

Автору – на кофе, Музу – на печеньки)))

https://money.yandex.ru/to/410014057127193

========== Глава 47. Вино из Хорохха ==========

Внимание, пока не бечено!

Клим скомандовал двигать к постоялому двору, на вывеске которого была изображена кружка, большой каравай хлеба и тарелка с чем-то съестным, а ниже тянулась надпись местными узорчатыми буквами: «Приют странника. Ужин, постель. Цены умеренные. Завтрак бесплатно».

Ничего страшного. Ничего неожиданного.

Самый обычный придорожный постоялый двор – не слишком процветающий и не слишком захудалый, приличный, чистенький, при необходимости здесь и небедному проезжающему остановиться не зазорно, что уж там говорить о каких-то наёмниках…

Поэтому, когда из дверей выбежал растрёпанный парнишка лет пятнадцати и начал кланяться подъезжающим гостям, Клим ничуть не удивился. Судя по количеству тильгов под навесом, гостей было немного, а тут целая компания подъехала. Пусть и наёмники, но потрёпанными не выглядят, значит при деньгах, за постой заплатят, деньги-то у наёмников точно такие, как у вполне благонадёжных проезжающих… Все эти нехитрые размышления были прямо-таки написаны у парня на лице, и Клим тихо хмыкнул. А парнишка прекратил кланяться и выкрикнул:

– Пожалуйте, господа хорошие! Свободные комнаты имеются, примем со всем обхождением! Позвольте ваших тильгов обиходить…

– Позволим, – кивнул Нур-Тур,– отчего ж не позволить. Притомились животинки…

– А купальня у вас есть? – спросила Зия.

– Имеется, – солидно кивнул парнишка. – Большая купальня. Все вместе мыться изволите или как?

Глаза Ири, Зии и примкнувшей к ним Алы сузились, как у кошек, и парень замахал руками:

– Понял-понял, сейчас тильгов обихожу и пойду воду греть! Дамы, стало быть, вперёд?

– Ами, Руши, с нами пойдёте? – спросила Ири.

– Не, мы с татта, – хором отозвались мальчишки, но Клим заявил:

– Идите лучше с девушками, вы же носом клюёте, притомились. Не стоит в чистую постель грязными ложиться.

Строго говоря, мальчики здесь могли ходить с матерями в женские купальни лет до шести, так что ничего странного в его словах не было, да и нового ничего мальчишки не увидят – всё, что можно было разглядеть, они разглядели при совместных купаниях в речках-ручейках, да и интерес к женским прелестям у них ещё не пробудился. Только вот Руши не смолчал:

– Мы что, малыши, что ли? Пусть лучше Унор с ними идёт, он всегда говорит, что в женской купальне есть на что посмотреть. А нам там ни на что смотреть не интересно!

Его слова перекрыл общий хохот, после чего три разъярённые дамы немного погоняли Унора по двору – чисто для порядку, поскольку его неистребимую склонность к кобелированию могла исправить лишь смерть. За это время тильги заняли своё законное место под навесом, парнишка удрал греть воду, а на крыльцо вышел сам хозяин постоялого двора – довольно крепкий с виду немолодой Гортан с едва намечающимся брюшком и множеством седых прядей в чёрных волосах. Одет он был вполне опрятно, в белую рубашку и кюлоты при кожаных потёртых башмаках с начищенными пряжками. Поверх белой рубахи был надет синий фартук, голова повязана чем-то вроде банданы – тоже синего цвета. Рукава закатаны, во рту трубка, правый глаз затянут бельмом, а так, в целом, физиономия вполне благообразная. Хозяин представился, как тото* Мартен и пригласил гостей внутрь.

Внутри тоже ничего неожиданного не обнаружилось – просторный, чисто выметенный зал, с полдесятка выскобленных столов и табуреты к ним, стойка, камин, в котором был прикреплён над огнём котелок с каким-то булькающим настоем, распространявший приятный травяной и одновременно слабоалкогольный запах – видно варилось что-то вроде грога. Кухня была дальше, вход в неё был прикрыт занавеской из кручёных деревянных висюлек, но запахам проникать в зал это нисколько не мешало, а запахи были такие, что в животе заворчало у всех.

Нур-Тур тут же заказал еды на всю компанию, и из-за занавески появился ещё один парнишка – помладше первого, и невысокая девушка. В чертах всех троих угадывалось явное сходство с хозяином заведения, так что тут явно царил семейный подряд. Мальчишка и девушка принялись подносами таскать еду на самый большой стол, за которым вся компания и расселась. Натаскали полный стол – и чего там только не было. Стол был даже побогаче, чем у лесных Сестёр. М-да… Неплохо на Фаэ кушают те, кто это себе может позволить.

Ополоснув руки в чашах, которые притащили расторопные детишки, все отдали должное здешней кухне, которая оказалась выше всяких похвал. Нур-Тур, расплачиваясь за ужин, даже добавил одну серебряную монетку – поварихе, на что тото Мартен ответил, что его жена и племянница будут рады тому, что господа наёмники так высоко оценили их скромные умения.

Вообще, тото Мартен вёл себя не так, как, по мнению Клима, должны вести себя канонные трактирщики – не лез с разговорами и расспросами, не предлагал выпивку, не интересовался целью проезда. Просто велел подавальщикам принести ужин и уселся за стойку, лениво пуская колечки из трубки, да вот ещё за лишнюю монету поблагодарил.

Кроме них в зале было ещё двое посетителей – это их тильги стояли под навесом. Они сидели за крайним столом и молча доедали обильное угощение, изредка перебрасываясь короткими фразами. По виду – то ли мелкие торговцы, то ли перевозчики из тех, что в одном городе закупает подешевле, а в другом продаёт подороже или доставляет по заказу грузы. Оба тоже были явными Гортанами, оба среднего возраста и совершенно незапоминающейся внешности.

Клим сам себя не понимал – вроде бы всё было тихо и благостно, но что-то царапало, не давало расслабиться. Он уже хотел позвать Камушек, но в это время прибежал первый парнишка с объявлением, что купальня готова. Девушки тут же засобирались, прихватив с собой мальчишек, которые после обильной еды стали сонными и на такой произвол не возражали.

Тото Мартен неожиданно улыбнулся и исчез за занавеской, а потом вынырнул из-за неё с подносом, на котором стояла большая глиняная бутылка грубоватой работы, с которой явно только что стряхнули паутину и пыль. Окружали бутылку пузатенькие деревянные чарочки – весьма искусно выточенные и чем-то натёртые, так что красивый узор из древесных прожилок радовал взгляд.

– Жена моя говорит, – кхекнул тот Мартен, обращая на себя внимание, – что хороших гостей сразу видать. Её-то стряпню все хвалят, а вы первые, кто ещё и приплатил. Вот, прислала угощеньице – вино из Хорохха… Двадцатый год бутылка в погребе стоит, запылилась вся… Не побрезгуйте, выпейте за женино здоровье…

– Благодарим, – степенно кивнул Унор, – только скажи, милейший, откуда у тебя такая редкость – вино из Хорохха? Его по всему Фаэ считанные бутылочки остались, говорят, сам правитель не каждый день себе может чарочку позволить… Нам за эту бутылочку, пожалуй, всего жалованья не хватит расплатиться.

– Да какое расплатиться… – хмыкнул трактирщик. – Служил я в тех местах, вот и привёз несколько бутылочек. Ещё парочка-другая в подвале имеется, так что могу угостить, кого хочу… или, вон, женин каприз выполнить.

И он, ловким движением сбил горлышко глиняной бутылки и, подняв её, стал разливать густое, дивно пахнувшее вино по чарочкам. Цвет вина был густой, пурпурный, с атласным блеском, в чарочки оно наливалось с приятным бульканьем, ничего дурного, казалось, хозяин трактира не хотел, но Клим всё-таки мысленно крикнул:

«Камушек!»

«Что?» – отозвался упрямый артефакт.

«Можешь определить – он нам отравы никакой не сыпанул? Мало ли что…»

«Это хорошо, что у тебя осторожность проснулась… Только вот, интересно, как? – съехидничал Камушек. – Бутылку он при вас открыл, чарочки чисто вымытые, это я чувствую. Вино тоже не отравленное, бутылка действительно долго в погребе стояла. Так что… Всё в норме».

«Точно?» – продолжал давить Клим.

«Точно. А с чего у тебя вдруг паранойя разыгралась?» – удивился Камушек.

«Не знаю, – отозвался Клим. – Только вот что-то царапает внутри. Легонько так, но успокоиться не даёт…»

«Ясно, – ответил Камушек. – Если внутри и царапает… Тогда это серьёзно».

«Не ехидничай», – мрачно сказал Клим. Мысль о том, что он показал себя идиотом, который встревожился на пустом месте, душу явно не грела.

«Да ни разу, – уже серьёзно отозвался Камушек. – Похоже, это в тебе чутьё Хранителя начинает просыпаться. Раз так – то дело серьёзное. И если я вреда не вижу, то это не значит, что его нет. Возьми-ка у него поднос…»

Клим вежливо поблагодарил тото Мартена и принял у него из рук поднос с чарочками. И посмотрел в лицо хозяину постоялого двора. Тот владел собой хорошо, улыбался вполне искренне, только вот на виске еле заметно пульсировала жилочка. Ой, что-то здесь нечисто, точно нечисто…

Клим широко улыбнулся в ответ тото Мартену и начал плести словесные кружева, лихорадочно стараясь придумать, что делать дальше. Обвинять просто так? Простите, а какие ваши доказательства? Предложить выпить за компанию? Так кто поручится, что он заранее не глотнул противоядие? Отказаться от выпивки? Угу, наёмники, отказавшиеся от дармовой выпивки выглядят подозрительнее некуда, и нельзя поручиться, что кто-то из этих серых-неприметных не стуканёт страже или жрецам. М-даа… переночевали под крышей, ничего не скажешь…

Но тут из-за двери в купальню появилась порозовевшая Ала, закутанная во что-то вроде широкого мягкого мешка с капюшоном.

– Ага! – весело выкрикнула она. – Вы тут пьёте, а нас не зовёте?

И немедленно сунула носик в содержимое подноса. В это самое мгновение лицо её исказилось нешуточной злобой, а тото Мартен поймал удар крепким кулачком в солнечное сплетение.

– Отравитель поганый! – взвизгнула Ала не хуже сирены в тумане.

Ну, а реакция остальных была предсказуемой. Трактирщик согнулся от боли, парочка посетителей бросилась на выручку, но Рик с Зиком и Додо их скрутили моментально. Юных подавальщиков вместе со старшим парнишкой и дородной дамой с перепуганным круглым лицом Унор и Нур-Тур заперли в кладовой. Клим и глазом моргнуть не успел – команда сработала моментально.

– Ала, – мягко сказал Клим, – а теперь поясни, каким способом этот, несомненно достойный господин, намеревался нас отравить. Я знаю, что ни вино, ни чарочки не отравлены. Тогда как?

– Вино из Хорохха, – мрачно заявила Ала. – Его ни в коем случае нельзя наливать в деревянные чарочки. В любые другие – можно. Хоть в глиняные, хоть в стеклянные, даже в золотые или серебряные… Прекрасное вино, вкусное, пьётся хорошо и никакого похмелья. Только если не из деревянной чарочки…