Текст книги "Камень сердолик (СИ)"

Автор книги: РавиШанкаР

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

Брат-расследователь не привык врать себе. Он понял, что и сам впадает в ересь, ибо мальчишка не просто вызывал у него жалость. Мальчишка нравился ему. Нравился до такой степени, что вера в Небесную Благодать стала казаться кандалами на ногах. Хотелось разбить эти кандалы, схватить мальчишку за руку, увести ото всех, скрыть, уберечь… Растить вместе с ним его дитя…

Брат Иммаир постился несколько дней, он проводил дни и ночи в молитвах, он надеялся получить ответ на свой вопрос – что с ним не так? За что он проклят? Почему вера его тает? Почему он сам готов впасть в ересь?

Надеясь хоть как-то облегчить участь мальчишки, он доложил Высшим братьям о его гнусной родне, надеясь, что в подвале Храма прибавится жильцов. По правде сказать, он надеялся увидеть этого Янгиля, надеялся увидеть, как братья бичуют его и вгоняют иглы под ногти, надеялся увидеть, как истекает кровавой слюной его лживый гнусный рот, как корчатся, пытаясь сорвать с горла удавку эти мерзкие пальцы, которые написали донос…

Увы… Когда он поинтересовался у брата Закеля, почему до сих пор не арестованы родственники Палого Листа, то получил ответ:

– Они раскаялись и пожертвовали три четверти имущества Храму. Мы позволили им покинуть город и начать новую жизнь. К тому же, их сын Янгиль заключил брак, и часть богатого приданого своей невесты тоже пожертвовал на Храм. К тому же, не доказано, что он – отец ребёнка этого юноши, виновен он лишь в ложном доносе… Естественно, если бы этот юный еретик был невиновен, мы дали бы делу ход… Но ведь виновен, не так ли, брат Иммаир? В этом нет сомнения. Значит, если даже он и выступит с обвинением против своей семьи, оно не будет иметь силы.

Брат Иммаир только поклонился, оставаясь внешне бесстрастным, хотя внутри его бушевала буря. Он примерно представлял себе размеры наследства Палого Листа и понимал, на какую астрономическую сумму обогатился Храм. На душе было тошно. Брат Иммаир всегда соблюдал жреческий устав, был постником и аскетом, ни единой крупицы чужого золота никогда не прилипало к его рукам . Если он убеждался в невинности обвиняемого – он освобождал его, не требуя мзды от семьи, а отпустить виновного его не могли заставить никакие горы золота. До него доходили слухи о роскоши, в которой живут многие Высшие братья, но он никогда не придавал им значения. И вот теперь – такое явное доказательство мздоимства и корыстолюбия.

В суровой душе брата Иммаира стали появляться мысли, не приличествующие жрецу Небесной Благодати, и он стал мало-помалу приходить к определённому решению… Тогда-то он и вызвал к себе Палого Листа.

***

Палый Лист вошёл в кабинет брата Иммаира, в котором абсолютно ничего не изменилось… кроме самого расследователя. Он выглядел измождённым и невыспавшимся, словно его грызло какое-то глубокое внутреннее переживание. Но когда он поднял голову и взглянул на юношу, его взгляд потеплел. Длилось это буквально мгновение, после чего брат-расследователь снова надел маску прежнего бесстрастия.

– Я вижу, что лучшие условия пошли тебе на пользу, дитя, – довольно мягко произнёс жрец. – Я справлялся о твоём здоровье у брата Никело. Он говорит, что с тобой будет всё в порядке. Но я призвал тебя не за этим.

– Вы хотите моих показаний? – тихо спросил Палый Лист. – Я…

– Нет! – отрезал брат Иммаир. – К тому же теперь, имея на руках столь несомненное доказательство твоей вины, я не нуждаюсь в твоих показаниях. Они не будут рассматриваться по закону. К тому же, твои опекуны покинули город, а твой кузен удачно женился.

– И вы им это позволили? – вырвалось у Палого Листа.

– Они пожертвовали большую часть твоего наследства Храму, – пояснил брат Иммаир. – А твои слова, даже если бы ты и дал показания против них не имеют силы, ибо ты еретик и нераскаянный грешник. А после… после того, как дитя появится на свет, ты будешь осуждён. Пока ты носишь дитя капитул не будет судить тебя, ибо дитя невинно, а устав наш не позволяет подвергать невинных суду. Но потом…

– Брат Никело, – всё так же тихо сказал Палый Лист, – сказал мне, что нас разлучат с моим ребёнком. Что он будет воспитываться при Храме.

– На твоём месте я думал бы, прежде всего, о крепкой верёвке, которая тебе грозит, – сухо сказал брат Иммаир.

– Моя жизнь всё равно разрушена, – грустно сказал Палый Лист, – но мой малыш… Я не хочу ему такой судьбы…

В глазах юноши загорелся странный огонёк, он вскочил со стула и упал на колени перед жрецом.

– Брат Иммаир! – горячо воскликнул он. – Вы кажетесь мне честным и разумным! Пожалейте не меня, ибо я не достоин жалости! Пожалейте невинное дитя! Прошу вас, сделайте что-нибудь! Я не хочу такой судьбы для своего ребёнка! Я готов ко всему, пусть меня повесят, но мой малыш… Прошу вас, позаботьтесь о нём!

Брат Иммаир опешил. Не то, чтобы перед ним никогда не ползали на коленях подследственные, но никогда они не вызывали у него ни малейшего сочувствия, ибо были насквозь виновны. «Он тоже виновен…» – шепнул внутренний голос, но какой-то другой, незнакомый голос возразил: «Не может быть виновен никто в своей природе… Фаэры отличаются от Гортанов, почему их судят так же, как судили бы Гортанов…»

Но он справился с собой, мысленно приказав голосам замолчать.

«Это всё глупость, я просто попал под обаяние этого еретика, – подумал брат-расследователь, – не стоило мне вызывать его, не укрепив свой дух бичеванием…»

Но в этот момент Палый Лист поднял свои огромные прекрасные глаза на брата-расследователя. Глаза, в которых дрожали непролитые слёзы. Он был так прекрасен в этот момент, что броня, в которую заковал свою душу брат Иммаир, стала трескаться с удвоенной силой.

– Прошу вас… – прошептали самые прекрасные губы на свете, – помогите моему ребёнку… Может быть, найдётся достойная семья Фаэров… бездетная семья, которая приютит его и будет заботиться о нём… Я готов на всё ради этого…

– На всё?! – нахмурив брови, прорычал брат-расследователь и вдруг, неожиданно, одним сильным движением поднял Палого Листа с колен и накрыл его губы своими. Палый Лист только испуганно ахнул, но этого мгновения хватило жрецу, чтобы опамятоваться. Он осторожно отодвинул Палого Листа от себя и довольно бережно усадил в кресло. А потом укоризненно произнёс:

– Не стоило этого делать. Или ты хочешь, чтобы я считал тебя шлюхой, которая готова лечь под любого?

Палый Лист покачал головой и прошептал:

– Вы же знаете, что это не так… Я просто хотел, чтобы хоть кто-то защитил моего малыша…

И тут брат Иммаир сделал то, чего сам не ожидал от себя.

– Я постараюсь, – сказал он. – Но ты должен понять, что не увидишь своего ребёнка. Никогда.

Палый Лист всхлипнул и тут же судорожно закивал:

– Пусть так. Лишь бы с ним было всё в порядке.

Брат Иммаир задумчиво кивнул, а потом вызвал стражника и велел отвести Палого Листа обратно в его камеру. А потом подошёл к окну, прикоснулся кончиками пальцев к своим губам и улыбнулся… так не улыбаются жрецы.

***

Дни потекли за днями. В общем, всё шло довольно размеренно – Палого Листа сносно кормили, водили на прогулки, его продолжал посещать брат Никело, ему даже принесли кое-какие книги, в основном назидательного характера, но попадались между ними и неплохие рассказы о путешествиях и описания разных провинций Фаэ. Самочувствие Палого Листа постепенно ухудшалось, по мере того, как росло внутри него дитя. На лице выступили некрасивые буроватые пятна, ноги стали отекать, сильно увеличился живот, волосы потускнели и потеряли блеск. Настои и отвары брата Никело помогали, но плохо, и Палый Лист чувствовал себя всё хуже и хуже.

Лучше ему становилось только во время бесед с братом Иммаиром, который приглашал его примерно раз в седмицу. Они разговаривали о пустяках, играли в «сорок квадратов» – сложную настольную игру, в которой каждая фигура имеет своё название и ходит по особенному, брат Иммаир приносил юноше сладости, которых юноше хотелось просто нестерпимо. У него вообще были странные желания – то он наскрёб мела с белёного окна и съел, то стал сильно солить кашу, то, найдя во дворе какой-то камушек, старательно помыл его и несколько дней носил за щекой, посасывая словно леденец. А сладкого ему хотелось больше всего, однако его кормили, хоть и сытно, и довольно вкусно, но без всяких лакомств. И это было понятно – он же в храмовой тюрьме находится, не хватало ещё братьям-жрецам кормить лакомствами преступников.

Тем удивительнее было, когда брат Иммаир во время одного из допросов неожиданно протянул ему небольшой кусочек коричневого сгущённого древесного мёда. Вообще, брат Иммаир вёл себя странно – ругал Палого Листа, поучал его, называл еретиком, а потом успокаивался враз и доставал доску для «сорока квадратов» или кувшин со сладким отваром, или небольшой мешочек со сладостями и рассказывал о разных незначительных происшествиях в городе. Кроме того, иногда он подходил к Палому Листу и клал ему руку на плечо… а иногда и на живот, если видел, что юноше совсем плохо… и что странно, после этих прикосновений становилось легче.

Но всё подходит к концу, подошёл к концу и срок его беременности. Однажды на прогулке Палый Лист попытался встать со скамьи, на которой всегда сидел, укрытый одеялом. Живот его так увеличился, что юноше было трудно передвигаться, но неутомимый брат Никело говорил, что ему нужно регулярно бывать на воздухе, и охранники с теми же невозмутимыми лицами осторожно выносили Палого Листа во дворик, усаживали на скамейку и укрывали ноги одеялом. Так он сидел положенное время, глядя на солнечные блики в листве и мысленно рассказывая малышу очередную сказку, всё время добавляя, как любит его. «Не забывай меня, – всегда прибавлял Палый Лист, – и будь счастливым». Он не сомневался, что капитул братьев приговорит его к повешению, но с тех пор, как брат Иммаир пообещал, что позаботится о малыше, Палый Лист уже не задумывался о своей судьбе. Главное – что с малышом всё будет в порядке – так он думал.

И когда живот юноши пронзила острая вспышка боли, он громко закричал, зовя стражников, ибо понял – скоро его малыш появится на свет.

Комментарий к Глава 38. Палый Лист. Часть четвёртая

Уффф… Следующая глава будет последней, посвящённой истории Палого Листа…

А теперь – о грустном. У автора завал на работе и следующая глава будет только в субботу)))

Подождите немного, мои дорогие!

========== Глава 39. Палый Лист. Часть пятая ==========

И когда живот Палого Листа пронзила острая вспышка боли, он громко закричал, зовя стражников, ибо понял – скоро его малыш появится на свет.

Стражники торопливо прибежали на зов, и на их бесстрастных лицах юноша впервые разглядел что-то вроде волнения, но задумываться об этом ему было некогда. Его тело скрутило сильной болевой судорогой, и дальнейшее он воспринимал фрагментами, сквозь призму этой боли.

Стражники подхватили Палого Листа на руки и быстро, но стараясь не трясти, понесли внутрь.

Палый Лист помнил только бесконечную лестницу, по которой они спускались вниз. Там, в самых глубоких подземельях Храма, он ещё никогда не бывал, но сейчас ему точно было не до любопытства. Тем более, что он не понимал, каким образом малыш появится на свет – ведь внешне Палый Лист оставался мужчиной, несмотря на растущий живот, и родить ребёнка так, как женщина, был не способен. Но новая судорога выбила все мысли из головы вообще.

Наконец лестница закончилась, стражники пронесли юношу по длинному коридору и внесли в очень чисто прибранную комнату, ярко освещённую множеством светильников. Там его уже ждал брат Никело и ещё двое незнакомых Палому Листу жрецов – довольно молодых, но с такими же бесстрастными, как у стражников, лицами.

Брат Никело рявкнул:

– На стол! Одежду долой! – и стражники быстро положили юношу на стоявший посреди комнаты гладко отполированный стол, а двое жрецов быстрыми движениями сорвали, а кое-где и срезали с него всю одежду.

– Зафиксируйте его! – коротко приказал брат Никело, и, обернувшись к стражникам, рявкнул:

– Убирайтесь! Это не для ваших глаз! Убирайтесь и молитесь об этой заблудшей душе!

Стражники, пятясь, покинули комнату, аккуратно притворив за собой дверь. А помощники брата Никело быстро прикрепили запястья и лодыжки юноши к специальным креплениям на столе, которые Палый Лист заметил только сейчас.

– За-зачем?.. – с трудом простонал Палый Лист.

– Затем, что тебе сейчас будет очень больно, глупое ты дитя, – спокойно ответил брат Никело. – Если бы здесь был отец твоего ребёнка, то всё пошло бы по-другому, но его нет здесь. Хотя… Может, послать за этим… Янгилем? Уверен, для него это будет полезный опыт, да и тебе будет легче…

Палый Лист только головой покачал. Не потому, что не хотел выдавать Янгиля. Потому что он понимал, что малыш его вряд ли будет рад видеть рядом с собой того, кто предал его и его татта.

– Как хочешь, – отозвался брат Никело. – Впрочем, он слишком далеко отсюда, чтобы у нас было время его дожидаться. Обработайте живот зельем, – обратился он уже к жрецам, и те стали протирать живот Палого Листа, который просто ходуном ходил от судорог, ставших, впрочем, чуть слабее, каким-то прозрачным зельем лёгкого зеленоватого оттенка с приятным свежим запахом.

А брат Никело взял в руку тонкий хирургический и нож и мягко пояснил:

– Я не знаю, как бы это проходило, будь у тебя рядом, кто сотворил это дитя. Мне не удалось найти достоверных источников на эту тему, а те, что имеются, либо испорчены, либо непонятны нам, но… Я нашёл описание, как извлекать дитя, если оно появляется на свет, такой приём используется и при родах женщин, если что-то им препятствует родить естественным путём. Лекари называют это «разрез Эригиля»*.

– То есть, – с трудом произнёс Палый Лист, – вы разрежете мне живот и достанете малыша?

– Верно, – отозвался брат Никело. – Но если женщинам перед этим обычно дают специальное обезболивающее зелье, то с тобой… С тобой так не получится. Для мужчин такое зелье не годится категорически, его компоненты… впрочем, это неважно, главное, что я буду делать разрез Эригиля, ничем не обезболивая. Тебе придётся терпеть. Ты готов?

– Даааа… – прохрипел Палый Лист, его скрутила новая судорога. Конечно, он не был готов. Но он прекрасно понимал, что для малыша это единственный шанс появиться на свет живым и невредимым.

– Тогда я начинаю, – сказал брат Никело. – Вдохни поглубже.

Палый Лист послушно вдохнул… и тут пришла боль… Боль затопляла разум и длилась, казалось, целую вечность. Он только и мог, что мысленно твердить про себя, обращаясь к малышу:

«Всё будет хорошо, хорошо, хоро…»

Потом всё вокруг потемнело, боль, казалось, достигла своего пика и пошла на спад, а тьма рассеялась , когда Палый Лист не услышал, нет, скорее, почувствовал недовольный и сердитый младенческий крик. Где-то на периферии сознания он улавливал голоса:

– Совершенно здоровый малыш… и выглядит, как любой другой…

– А что вы хотели, бестолочи? Брат Готан, зашивай его скорее, не медли! А ты, брат Лонис, обмой младенца!

Боль возобновилась, но сейчас она казалась лёгкой и почти переносимой, а тьма перед глазами стала рассеиваться. Палый Лист собрал оставшиеся силы и прошептал:

– Покажите… покажите мне малыша…

– Что он говорит? – спросил брат Никело.

– Кажется, он просит показать ребёнка, – ответил один из братьев, доселе остававшийся безмолвным.

Брат Никело склонился к лицу Палого Листа и спросил:

– Ты действительно хочешь увидеть малыша? Может быть, не стоит? Ты не должен привязываться к нему, ребёнок принадлежит Храму.

– Покажите… – прошептал Палый Лист на пределе сил. Брат Никело нахмурил брови и покачал головой, но потом всё-таки кивнул и сказал:

– Поднеси ему ребёнка, брат Лонис.

Помощник жреца приблизился, и Палый Лист увидел сморщенное красное личико, прилипшую к крохотному лобику прядь тёмных тоненьких волосиков, недовольно оттопыренные губки и упрямо сжатые кулачки с крохотными, словно игрушечными, пальчиками. Глаза малыша были зажмурены, но, когда его поднесли поближе, он открыл их и издал громкий недовольный крик.

Палый Лист смотрел на своё дитя и не мог наглядеться. Глаза новорожденного оказались двухцветными, как у Фаэра, и имели необычный сиреневый оттенок, носик был крохотным и вздёрнутым, щёчки – пухлыми. Сын показался Палому Листу самым прекрасным малышом на свете, и он прошептал:

– Можно я поцелую его… Один раз, только один… Я не буду больше просить…

И он завозился, пытаясь подняться. Но не смог – запястья юноши были всё ещё прикованы к столу.

Брат Никело нахмурился уже совсем недовольно, но всё-таки сказал:

– Хорошо. Я не хотел причинять тебе лишних страданий, но раз уж ты так просишь, дитя, кто я такой, чтобы отказывать…

И он снова кивнул жрецу, державшему на руках сына Палого Листа.

Крохотное личико оказалось совсем близко, и Палый Лист поднял голову, прикоснувшись губами к бархатной нежной щёчке. Словно цветочный лепесток поцеловал. Малыш слабо заулыбался беззубым ротиком, а Палый Лист смотрел на него, не отрываясь, стремясь запомнить каждую чёрточку маленького личика.

«Не забывай меня…» – послал он отчаянный мысленный зов.

Взгляд ребёнка стал серьёзным и осмысленным, и Палому Листу на миг показалось, что его дитя всё понимает и тоже прощается с ним… Но нет, что может понимать новорожденный младенец, он забудет всё это, забудет навсегда, и Палому Листу никогда не удастся увидеть своего малыша… никогда больше.

– Унеси дитя, брат Лонис. Кормилица в приюте готова?

– Всё сделано, как вы приказали, брат Никело, – отозвался второй жрец. – Это надёжная, проверенная женщина.

– Это хорошо, – задумчиво сказал брат Никело. – Уноси.

Палый Лист жадно смотрел на сына, не замечая ничего вокруг, а потом… потом малыша унесли, и вокруг неожиданно не стало ни света, ни воздуха…

Очнулся он уже в своей камере, рядом сидел молодой жрец в бирюзовой мантии с неширокой белой оторочкой по подолу, капюшону и рукавам. Выглядел он усталым, но когда Палый Лист открыл глаза, на лице жреца появилась радость, которая тут же сменилась всегдашней невозмутимостью.

– Ты очнулся, еретик, хвала Небесной Благодати! Брат Никело был прав, корень ясменника смог нивелировать побочные эффекты…

– Я… что со мной? – просипел Палый Лист. Голос ему повиновался с трудом, горло казалось сухим, словно несмазанное колесо у старой повозки.

Молодой жрец напоил его из маленькой чашечки с длинным носиком и сказал:

– Нервная горячка. Ты был между жизнью и смертью, но хвала брату Никело, он искусный целитель. Если бы не его экспериментальное зелье, ты бы уже был в аду, но неизречённая милость Небесной Благодати и искусство брата Никело дадут тебе возможность искупить свои грехи, еретик! Я и другие помощники братьев-целителей ухаживали за тобой три седмицы, но сейчас ты пришёл в себя и скоро будешь достаточно здоров, чтобы предстать перед капитулом Высших за свои прегрешения.

– Не лучше ли было оставить всё, как есть, и не тратить силы на то, чтобы вылечить меня? Мне ведь всё равно грозит виселица… – сказал Палый Лист, не испытывая привычного страха перед жрецами. Он потерял всё, ради чего стоило жить, чего же теперь бояться?

– Ты не прав, еретик! – важно ответил юный жрец. – Если бы ты умер, то умер бы нераскаянным, а Небесная Благодать в святости своей радеет о каждой заблудшей душе.

И он поднял указательный палец, явно подражая кому-то из братьев и стремясь выглядеть старше и значительнее. Это выглядело… забавно, и если бы Палый Лист мог смеяться, он бы рассмеялся. Но и это умение он уже утратил. К тому же перед глазами вновь возникло крохотное личико, и душу оцарапала нестерпимая боль.

– А что… – начал он вопрос, но тут в камеру вошёл брат Никело и одним движением пальца отослал целителя прочь.

– Не задавай лишних вопросов, – сказал он. – Ты всё равно не получишь ответов. Забудь обо всём, что с тобой было, и подумай о своей судьбе, своих грехах и раскаянии.

– Грехи… – горько усмехнулся Палый Лист. – Немного же я нагрешил.

– Достаточно, чтобы быть повешенным высоко и сразу, – сухо ответил брат Никело, поставил на столик рядом с кроватью Палого Листа несколько склянок с какими-то зельями и продолжил:

– Не спрашивай. А лучше усни. Тебе нужны силы. И помни – никаких вопросов. Не смущай юного брата – он всё равно не ответит тебе. Это запрещено.

И с этими словами он покинул камеру, а юный жрец вновь устроился у постели больного.

***

Прошло несколько дней. Физически Палому Листу стало лучше, но душа… Он не мог не думать о малыше, но это было так больно… Но спорить с помощниками брата Никело было бессмысленно. Они чётко выполняли всё, что было предписано – поили юношу зельями, заставляли есть пить, а когда он немного окреп – стали заставлять вставать с кровати и двигаться. Палый Лист не спорил. Постепенно он погружался в какое-то отупелое равнодушие ко всему, потому что знал твёрдо – жить ему незачем. Нужно только дождаться приговора… и тогда всё закончится.

Мало-помалу брат Никело решил, что рядом с Палым Листом не требуется постоянного присутствия его помощников, и юноша всё чаще оставался в камере один. Он не знал точно, сколько прошло времени, не знал, день сейчас или ночь… Палый Лист просто медленно угасал душевно, выгорал, оставаясь пустой оболочкой.

Но однажды дверь камеры отворилась, и в неё торопливо вошёл… брат Иммаир. Палый Лист даже выпал из своего обычного безразличного состояния, он очень давно не видел брата-расследователя, во время болезни тот не навещал его, что же привело его сейчас?

– Мне пора на суд? – единственное, что пришло в голову юноше.

– Нет, – быстро ответил брат Иммаир, и Палый Лист отметил, что жрец выглядит плохо, словно и сам тяжело болен. – Но ты должен встать и одеться.

И он протянул Палому Листу длинную тунику, мантию коричневого цвета – такие носили младшие жрецы-работники и мягкие короткие сапожки.

– Быстрее, – сказал брат Иммаир. – Ты ведь хочешь видеть своё дитя?

*Кесарево сечение.

Комментарий к Глава 39. Палый Лист. Часть пятая

Отпусти меня, чудо-трава!

Очень хотела обойтись без лишних сантиментов, но не получилось. Так что будет ещё одна глава про Палого Листа.

========== Глава 40. Палый Лист. Окончание ==========

– Быстрее, – сказал брат Иммаир. – Ты ведь хочешь видеть своё дитя?

Палый Лист сжался. Неужели брат-расследователь решил поиздеваться над ним столь жестоко? Но было не похоже, что жрец шутит. Он резко прошипел:

– Мне некогда тебя уговаривать! У нас есть всего полчаса, чтобы покинуть Храм. Потом… потом будет поздно…

Палый Лист торопливо вскочил и стал одеваться. Он не испытывал страха. Ничего страшнее смерти с ним случиться не могло, а смерть и так грозила ему в этом проклятом месте. Поэтому он быстро снял длинную полотняную рубаху, бывшую единственной одеждой, натянул тунику, сапожки и накинул плащ.

– Я готов, – тихо сказал юноша. – Что нужно делать?

– Накинь капюшон, – быстро сказал брат Иммаир. – И молчи, молчи, что бы ни случилось.

Палый Лист послушался, и жрец, торопливо оглядев его и поправив плащ, распахнул дверь. Коридор был пуст. Палый Лист хотел было спросить, куда подевалась стража, но брат Иммаир посмотрел на него столь грозно, что все слова застряли у юноши в глотке.

– Иди за мной! – приказал брат Иммаир. – Опусти голову, смотри только под ноги, не поднимай глаз! И ни звука!

Палый Лист кивнул и мелкими семенящими шагами поспешил за широко шагающим братом Иммаиром. Они прошли по коридору, преодолели одну лестницу, другую… Пару раз их останавливали стражники на постах, но брат Иммаир показывал им какую-то пластинку, которая висела у него на шее на витом кожаном ремешке, и они безмолвно пропускали брата-расследователя и его спутника.

Ещё коридор, ещё лестница… Наконец, оба оказались в просторном дворе Храма, под холодным ночным небом. Двор тоже был почти пуст, только у ворот дежурили стражники, да тихо фыркали привязанные под навесом у кормушек верховые тильги.

– Садись на тильга, – коротко и тихо, но отчётливо произнёс брат Иммаир. – Мы уезжаем.

– Мой… – вырвалось у Палого Листа, но жрец перебил его:

– Заткнись! Его здесь нет! Уже нет! Молчи и делай, как я скажу!

Палый Лист молча подошёл к навесу, выбрал невзрачного с виду, но явно выносливого и быстрого тильга, на которого указал ему брат-расследователь, и вскочил в седло. Брат Иммаир тоже вскочил на рослого и явно злобного тильга и приказал Палому Листу:

– За мной!

Палый Лист повиновался. Он был, как в тумане, всё казалось ему сном, бредом, он не понимал, с какой стати фанатичный жрец вдруг взялся ему помогать, но… Брат Иммаир предложил отвести его к сыну, и Палый Лист почему-то ему верил.

У ворот их остановили стражники, брат Иммаир спокойно показал ту же самую пластинку, и они расступились. Только один из них – явно главный в ночном карауле – спросил:

– Неужто дело веры до утра не потерпит, брат Иммаир?

– Приказ Высших братьев, – коротко ответил расследователь. – С этим не спорят.

– Точно так, брат, – отозвался стражник и велел распахнуть ворота.

Брат Иммаир тронул поводья, и его тильг лёгкой рысцой преодолел невидимую черту, отделявшую Храм от остального города. Палый Лист последовал за ним, ожидая чего угодно – криков, поднятой тревоги, удара копья в спину, но ворота Храма за его спиной спокойно закрылись, и брат Иммаир, полуобернувшись, сказал:

– А теперь – быстрее. Нам нужно покинуть город как можно скорее.

Расследователь ударил своего тильга пятками в бока, Палый Лист последовал его примеру, и два всадника с тихим цоканьем понеслись по улицам спящего города. Улицы его были пустынны, окна лавок закрыты ставнями, кое-где горели фонари, ходили сторожа, которые, видя мантии жреца и послушника, даже не пытались остановить всадников. Кроме сторожей они один раз увидели на улице мужчину в одеждах целителя в сопровождении ученика и охранника, а второй раз проехали мимо пожилой повивальной бабки, которую сопровождали молоденькая ученица в белом чепчике и тоже здоровенный охранник с дубинкой. Ну, да, у них есть ночной пропуск, всем прочим страже попадаться не стоит… Ни целитель, ни повитуха не обратили никакого внимания на спешащих по своим делам жрецов – в городе все чётко знали, что жрецов Небесной Благодати не стоит отвлекать по пустякам.

В таком темпе брат Иммаир и Палый Лист быстро достигли затворённых на ночь городских ворот, расследователь разбудил сонную стражу, насмерть при этом перепугав, так что у них даже пропуск не стали требовать, просто отворили узкую калитку слева от ворот, предназначенную именно для таких случаев.

И только когда послушные тильги вынесли беглецов за ворота, Палый Лист поверил, что побег и свобода – это не сон и не бред, а самая настоящая явь.

– Быстрее! – вновь приказал брат Иммаир. – К утру наш побег обнаружат и будут искать! Нам нужно быть в безопасном месте, иначе тебя не просто повесят, а четвертуют после пыток! Поторопись!

– Мой сын! – крикнул в ответ Палый Лист. – Где мой сын?

– Если хочешь взять его на руки, – рявкнул расследователь, – делай, как я скажу!

И он яростно хлестнул тильга, пуская того в галоп.

Палый Лист повторил этот маневр, и дальнейшие несколько часов до рассвета слились в одно ощущение – бесконечной бешеной скачки. Юноша был неплохим наездником, он старался не отставать, но слабость и недавно перенесённые потрясения давали себя знать всё сильнее, да и тильг его был далеко не так силён, как тильг брата Иммаира.

В конце концов, когда тильг Палого Листа начал спотыкаться на ровном месте, заполошно дыша, брат Иммаир остановился и, спешившись, сказал юноше:

– Пересядешь ко мне. Край легко снесёт двоих.

Палый Лист, у которого перед глазами уже сгущалась туманная пелена и прыгали чёрные точки, не нашёл в себе сил возражать и буквально стёк с седла.

Брат Иммаир подхватил его, мимолётно прижал к себе и бережно усадил на траву. А потом расседлал тяжело дышащего тильга, бросил седло в кусты и хлопнул тильга по крупу:

– Беги, глупыш. Ты своё дело сделал…

Тильг понятливо фыркнул и словно растворился в предутреннем тумане. А брат Иммаир подхватил Палого Листа и легко вскочил прямо с ним в седло.

«Он сильный…» – вяло шевельнулась в голове юноши мысль, но тут его одолел очередной приступ слабости и больше он ни о чём не думал, просто откинул голову назад и закрыл глаза, совершенно выпав из окружающей реальности.

Очнулся он оттого, что кто-то шлёпал его по щекам, а потом вспрыснул холодной водой.

Юноша медленно открыл глаза и увидел странный плетёный потолок какой-то непонятной хибарки.

– Очнулся, ваша милость! – раздался хрипловатый молодой голос. – Хлипковат он у вас…

В поле зрения Палого Листа оказался брат Иммаир, выглядевший на редкость взволнованным для жреца. Он отстранил незнакомого, одетого в лохмотья паренька-Гортана и осторожно помог Палому Листу сесть, а потом поднёс к его губам глиняную чашку.

– Выпей, – сказал жрец. – Это укрепляющее зелье. Лохмач варит его не хуже дипломированного целителя. Так что не сомневайся, поможет.

Палый Лист выпил зелье и в тот же миг почувствовал, как к нему возвращаются силы.

– Где мы? – спросил он. – Где мой малыш?

– Это убежище «ночных шептунов», – ответил брат Иммаир. – А малыша твоего скоро сюда привезут. Не бойся, у них передо мною долг, а долги они отдают всегда.

Палый Лист оторопел. «Ночными шептунами» именовали тех, кого более подкованный в юридической терминологии Клим назвал бы «криминальными элементами». Это были не более или менее законопослушные циркачи, а самое натуральное отребье – воры, грабители, бродяги, убийцы… Как мог свести с ними знакомство насквозь правильный брат-расследователь, Палый Лист и представить себе не мог.

– Не напрягайся, – усмехнулся брат Иммаир. – Когда-нибудь я тебе расскажу об истории нашего знакомства. А сейчас надень вот это…

И он протянул Палому Листу плетёный из ремешков браслет со свисающей с него подвеской-камушком.

– Что это? – удивился Палый Лист.

– Это работа Лесных Сестёр, так мне сказали, – ответил брат Иммаир. – Эта вещь… Она странная, но она работает. Она сможет перенести тебя с малышом в безопасное место, стоит только сжать камушек. Ты сможешь там жить спокойно и растить своё дитя, никто не сможет там обидеть тебя.

– Почему ты помогаешь мне? – тихо спросил Палый Лист. – Ведь жрецы узнают, что ты мне помогал…

– Несомненно, – кивнул брат Иммаир.

– И ты не сможешь вернуться в Храм…

– Нет.

– Но что ты будешь делать?

– Я найду, – отозвался брат Иммаир. – Всё равно в моей душе слишком много сомнений и нет прежней веры. Я больше не жрец Небесной Благодати, я отверг её.

– Но ты не ответил, – продолжал настаивать Палый Лист, – почему ты помог мне…

– Потому что я слишком Фаэр, – ответил брат Иммаир. – А ты и твоё дитя – это не грязь. Это чудо, которого не было на этой земле много лет. И ты заслуживаешь спокойной жизни…