Текст книги "Камень сердолик (СИ)"

Автор книги: РавиШанкаР

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

Поздним вечером в дом, где жили дядя с тёткой и Палый Лист, пришли жрецы Небесной Благодати со стражниками. Они предъявили родственникам анонимный донос, в котором говорилось о том, что Палый Лист отъявленный еретик и хранит у себя запрещённые книги. Перепуганные дядя с тёткой быстренько открестились от племянника, а помянутые книги были найдены в его комнате в результате обыска. Были это всего-навсего исторические сочинения, правдиво описывающие историю появления Гортанов на Фаэ, но это уже была безусловная ересь. Книги эти, кстати, Палому Листу подарил Янгиль, и юноша, хоть и понимал, что нужно их спрятать получше, не сделал этого, потому что после отъезда частенько перелистывал страницы, которых касался любимый.

Дяде с тёткой жрецы Небесной Благодати сделали устное внушение, и Палый Лист был арестован и заключён в храмовую темницу, обвинённый в ереси. Там он долгое время дожидался суда, молча терпел издевательства охраны и ждал, что Янгиль подаст о себе хоть какую-то весточку. Только мысли о любимом поддерживали его.

По правде сказать, Палый Лист чувствовал себя всё хуже. Приступы тошноты становились всё чаще, болела поясница, а на ту жидкую размазню, что подавали узникам в качестве еды, он и смотреть не мог. Юноша не понимал, что с ним происходит, но однажды во время особенно сильного приступа ему послышался детский плач. И доносился он не откуда-то снаружи, а словно изнутри.

Как бы ни был наивен Палый Лист, но о некоторых особенностях физиологии Фаэров он знал. Юноша понял, что любовь к Янгилю не осталась без последствий – у него будет малыш. Теперь ему стало понятно, почему он так плохо почувствовал себя после отъезда Янгиля. Пока второй отец был рядом – всё было в порядке, а когда юноша остался один, то малыш страдал от отсутствия второго отца.

Как только Палый Лист понял, что с ним происходит, он поклялся себе, что у него будет малыш от любимого. Во что бы то ни стало.

========== Глава 36. Палый Лист. Часть вторая ==========

Как только Палый Лист понял, что с ним происходит, он поклялся себе, что у него будет малыш от любимого. Во что бы то ни стало.

Для того, чтобы малыш появился на свет, нужны были силы, и Палый Лист с трудом впихивал в себя противную тюремную еду, которая, несмотря на свой вкус, была всё-таки сколько-нибудь питательна. Палый Лист заставил себя двигаться, следить за собой и поддерживать в порядке одежду и волосы настолько, насколько это было возможно. Он подолгу разговаривал с малышом – говорил, какой он красивый и хороший, что у него самый замечательный на свете татта, что его любят и ждут. Следившие за камерой тюремщики стали даже испытывать к заключённому некоторую жалость – они решили, что красивый знатный юноша тронулся умом из-за жестоких условий заключения. Не все Гортаны имели каменное сердце, к тому же Палый Лист даже в таком жалком положении выглядел красивым и невинным, что несколько тюремщиков засомневались в анонимном доносе. Но они были мелкой сошкой среди жрецов и сделать что-либо для оправдания юноши просто не могли. Но один из тюремщиков принёс в камеру два старых, но довольно прочных и тёплых одеяла, второй стал добавлять в отвратительную бурду кусочки мяса и немного фруктов, а третий, полукровка-Фаэр, воспитанный жрецами, по ночам водил Палого Листа в купальню, чтобы тот мог немного помыться в тёплой воде. К тому же этот тюремщик принёс юноше смену белья и тёплую рубашку – сам-то юноша отправился в темницу буквально в том, в чём был, и первое время ужасно мёрз в холодном сыром каземате.

Что характерно, все трое делали это совершенно безвозмездно, ничего не требуя взамен, за что несчастный заключённый был им искренне благодарен.

Благодаря этой небольшой помощи Палый Лист стал выглядеть и чувствовать себя лучше. Конечно, постоянная слабость никуда не делась, но она стала хотя бы переносимой. Юноша и не догадывался, что будь с ним любящий супруг, всё было бы гораздо легче, а так малыш был вынужден использовать только его энергию и дар.

Так продолжалось два месяца. Палого Листа бросили в темницу и словно бы забыли о нём. Он и не догадывался, что это была обычная тактика жрецов – отправить жертву в невыносимые условия, дать испытать ужас и отчаяние, а уже потом, «дозревшей», вызывать на допрос, чтобы притворным сочувствием и ласковыми словами заставить признаться в несуществующих преступлениях и оговорить других. Обычно с неопытными юношами его возраста такая тактика сбоев не давала, не заставляя жрецов прибегать к особым методам допроса – так они скромно именовали пытки. Нет, жрецы Небесной Благодати не были садистами и особые методы допроса применяли с неохотой, сокрушаясь и скорбя о закосневшем в своих заблуждениях еретике. Мало кто мог выдержать особые методы и не сломаться, а уж кто не ломался – для тех существовала Ловушка Заблудших, за крепкими стенами которой нераскаянный еретик исчезал навсегда.

Да, Палый Лист ничего не знал о методах добрейших жрецов, но он понимал, что просто так его никто не отпустит, и томился неизвестностью, единственной его отдушиной были разговоры с неродившимся малышом. Он чувствовал любовь крошечного существа, и это помогало ему держаться.

Ровно два месяца спустя после ареста двери камеры Палого Листа разомкнулись, и вошедший тюремщик сказал:

– Собирайся. Тебя желает видеть брат Иммаир. Расскажешь ему о своих заблуждениях.

Палый Лист молча последовал за тюремщиком. У него было такое чувство, что его уже ведут на казнь. Он ожидал чего угодно – брани, пыток, насилия… Но только не того, что увидел.

Тюремщик помог ему подняться по высокой крутой лестнице, и впервые за два месяца Палый Лист оказался в чистой просторной комнате, которую ярко освещали солнечные лучи. Под ногами его оказался мягкий пёстрый ковёр, тюремщик подвёл его к удобному креслу и довольно мягко усадил в него. Кресло стояло напротив большого стола, за которым, в таком же кресле сидел добродушного вида ещё молодой Гортан с длинными волосами, собранными в хвост и пронзительными умными глазами, полускрытыми стёклами круглых очков. Гортан был одет в тёмно-синюю мантию с белой опушкой и белым же капюшоном, сейчас откинутым назад, на груди его, на золотой толстой цепочке висел разделённый круг, перечёркнутый молнией – символ жрецов Небесной Благодати, посвятившим свою жизнь не молитвам, а борьбе с ересью.

На столе не было ни плетей, ни игл, ни каких-либо атрибутов, с которыми братья-жрецы при случае управлялись весьма ловко, наставляя еретиков на путь истинный, зато стояла ваза с фруктами, кувшин со свежесваренным бодрящим напитком совершенно удивительного аромата и несколько тарелочек с сырными лепёшками, печеньем и пирожками.

Палый Лист сразу же понял, что перед ним не простой жрец-дознаватель, а кто-то из высших чинов, и испугался. Неужели его преступление в глазах жрецов столь велико? Или такой странный приём обозначает, что жрецы решили объявить его невиновным?

– Здравствуй, заблудшее дитя, – сказал жрец. – Меня зовут брат Иммаир, а ты ведь у нас…?

И он назвал Палого Листа по имени.

Палый Лист подтвердил, что его зовут именно так. Он вновь почувствовал слабость и дурноту, к тому же ароматы хорошей, вкусной еды подействовали на него не лучшим образом. Впервые за долгое время юноша почувствовал мучительный голод. Жрец, взглянув на него, тонко улыбнулся и заметил:

– Если ты голоден, дитя, то можешь вкусить еды и питья. Извини, что тебя не призывали ко мне так долго, но, увы, все наши братья заняты молитвами и неустанной борьбой с ересью. Но я думаю, что мы с тобой сможем разрешить то небольшое недоразумение, что с тобой произошло ко взаимному удовольствию.

Палый Лист с трудом удержал руку, которая потянулась к вкусной еде. Почему-то ему казалось неправильным брать что-либо у этого жреца, какое-то смутное ощущение опасности не позволяло принять слова брата Иммаира на веру. И он тихо ответил:

– Я готов ответить на все ваши вопросы, брат Иммаир. Но можете задавать их прямо сейчас – я не голоден.

Жрец отечески улыбнулся, кивнул и стал расспрашивать Палого Листа о книгах, найденных в доме. Но юноша, предполагая, о чём его будут спрашивать, твердил, что совершил ошибку, купив запрещённые книги в Книжном ряду рынка. И что купил он их за бесценок у неизвестного мужчины, сильно припадавшего на правую ногу и закутанного в плащ с накинутым капюшоном, так что он, Палый Лист, не разглядел ни лица, ни фигуры продавца. А в своих заблуждениях он искренне раскаивается и готов понести наказание.

Лицо жреца осталось спокойным, лишь глаза заледенели, и он заявил:

– Жаль мне тебя, юноша, вижу, что в ереси ты закоснел и не желаешь сказать правду.

– Но я уже сказал её… – прошептал Лист, полный решимости не выдавать любимого Янгиля.

– Что же, – сокрушённо покачал головой жрец, – ты сам сделал свой выбор. Идём же, я покажу тебе, что ждёт тебя, ежели ты продолжишь упорствовать. Лишь неизречённая милость Небесной Благодати не позволяет мне сразу же применять жёсткие методы к столь юному существу.

И брат Иммаир встал из-за стола и поманил Палого Листа за собой. На негнущихся ногах юноша последовал за жрецом, а тот, подойдя к стене, провел по ней рукой. Часть панели отъехала в сторону, и за ней обнаружилась дверь, которую и распахнул жрец, ещё раз поманив юношу за собой.

Палый Лист подошёл. За дверью обнаружилась просторная комната с толстыми стенами и без единого окна. Тем не менее, комната была ярко освещена большим количеством светильников, и разглядеть её можно было во всех подробностях.

На противоположной стене, на особых крючьях, были развешаны начищенные до блеска клещи, свёрла, большие и малые иглы с ручками, какие-то приспособления, напоминавшие маски с трубками, пилы, долота… и много ещё чего, о чём Палый Лист не имел ни малейшего понятия. Справа, у стены, стояла низенькая лавочка, а рядом с нею жаровня на ножках, полная тлеющих углей, слегка подёрнутых пеплом. Рядом с лавочкой стоял столик, на котором в большом порядке были расставлены какие-то баночки, иглы разных размеров, щипчики, соединённые друг с другом кольца с винтами. Кольца были разной толщины: от совсем маленьких – на палец, до довольно объёмных, которые можно было нацепить на запястье или лодыжку. Там тоже предметы непонятного предназначения, от одного вида которых у юноши по спине потёк холодный пот. Слева у третьей стены стояла лавка с вделанными в неё кольцами и отходящими от них цепями. Другие цепи разной толщины лежали в углу, свёрнутые в аккуратные клубки. Над лавкой же строго по ранжиру были развешаны плети и кнуты весьма зловещего вида. Самым толстым, пожалуй, при должном замахе можно было даже перебить руку или ногу.

Наконец, в центре комнаты находилось что-то вроде стола с валиком в изголовье, на валик была намотана толстая верёвка, которая тянулась к металлическим кольцам, вделанным по четырём углам стола. Рядом со столом на странном постаменте стояла железная клетка, повторявшая очертания стоящей фигуры. Изнутри к решётке клетки были приварены десятки, если не сотни трёхгранных тонких шипов.

И это было только то, что юноша заметил первым взглядом. Он сразу же опустил глаза, не желая рассматривать ужасные приспособления, так как понял, что добрейший брат Иммаир привёл его в пыточную.

– Не нравится? – мягко спросил жрец. – Смотри же, юноша. Вот эти приспособления, мы именуем их «фаэрская обувь», способны превратить косточки твоей стопы в кашу за считанные минуты. От этого сложно излечиться, хромым ты останешься на всю жизнь… Или вот, прекрасный способ развязать язык – сие приспособление называется «неспящий страж». Нераскаянного грешника помещают вот на это приспособление, и вскоре боль от неудобной позы заставляет его кричать… А вот «клетка еретика» – если я нажму вот здесь… смотри же, что будет.

И брат Иммаир поместив внутрь клетки мешок с сухой травой, нажал на кнопку на постаменте. Клетка начала раскачиваться, мешок двигался туда-сюда, и острые шипы вонзались в него. А потом жрец остановил клетку и вытащил из неё мешок. Тот был изодран в клочья.

– А ведь ты весишь больше, чем сухая трава, – заметил брат Иммаир, – нет, конечно, истечь кровью тебе не дадут, но как будет изуродовано твоё тело, юноша… Не желаешь ли назвать имя того, кто дал тебе эти книги?

Палый Лист был в отчаянии. Он прекрасно понимал, что после таких методов допроса сохранить малыша ему не удастся, но и выдать Янгиля не мог. С ужасом юноша взглянул на кошмарные орудия, в голове его помутилось, и он потерял сознание.

Очнулся он оттого что кто-то поднёс к его лицу пузырёк с чем-то удивительно вонючим и гадким. Палый Лист открыл глаза, чихнул и потряс головой. Он находился уже не в пыточной, а лежал в углу кабинета брата Иммаира на низкой кушетке, которую, входя, и не заметил. Флакон с противной жидкостью подносил ему незнакомый жрец со строгим лицом, в зелёной мантии с белой оторочкой. Увидев, что юноша очнулся, он строго сказал:

– Велики же грехи твои. Брат Иммаир полагал тебя невинным, случайно попавшим в сети еретиков. Ты же закоснел во грехе и носишь в себе плод своего распутства. Ты будешь заклеймён и наказан по всей строгости.

Палый Лист приподнялся на кушетке и, прикрыв руками живот, сказал:

– Вы не тронете моего ребёнка!

– Мы не тронем твоё дитя, даже если это и плод греха, – отозвался жрец. – Во всяком случае, пока…

Затем жрец поднялся и сказал тем же строгим тоном:

– Пусть за ним наблюдают брат Иммаир. У учёных братьев может возникнуть нужда в изучении этого отвратительного феномена. Дождитесь, пока отродье еретика появится на свет, а уж потом решим, какого наказания заслуживает этот сосуд греха.

Брат Иммаир, стоявший поодаль, лишь коротко кивнул:

– Всё будет исполнено, брат Закель.

После этого второй жрец быстрым шагом вышел из кабинета Иммаира, а тот обратился к Палому Листу:

– Сколь низко ты пал в глазах моих! Но я, как добрый слуга Небесной Благодати, буду молиться о твоей заблудшей душе. Твое место в Ловушке Заблудших, но вряд ли ты перенесёшь дорогу, и учёные братья будут недовольны, если потеряют столь ценный экземпляр испытуемого.

Палый Лист просто молчал, не в силах ничего сказать. Он понял только одно – будущее не сулит ему ничего хорошего. Но жрец на этом не успокоился. Он подошёл к столу, достал из кожаной обложки какую-то бумагу и произнёс:

– Это уже не имеет значения, ибо твоя злокозненная природа сама разоблачила тебя. Но вот – это тот донос, который был написан на тебя, юноша. Он без подписи, но, может быть, тебе знаком этот почерк?

И он поднёс бумагу с доносом прямо к лицу юноши.

Палый Лист чуть не потерял сознание вновь. Почерк, которым был написан донос, хоть и пытался писавший его изменить, был ему знаком. Даже слишком хорошо знаком.

========== Глава 37. Палый Лист. Часть третья ==========

Палый Лист чуть не потерял сознание вновь. Почерк, которым был написан донос, хоть и пытался писавший его изменить, был ему знаком. Даже слишком хорошо знаком. Из своей поездки Янгиль несколько раз писал ему. Сколько раз Палый Лист читал эти письма, перечитывал, рассматривал… Каждая буква их врезалась в его память. Конечно, почерк, которым был написан донос, был ему знаком. Это был почерк Янгиля.

Юноша снова чуть не потерял сознание. Такое чудовищное предательство подкосило его.

Брат Иммаир, видя молчание и бледность Палого Листа, сказал даже с некоторым сочувствием в голосе:

– Вижу, что этот почерк тебе знаком. Ведь это писал сын твоего опекуна, не так ли?

Палый Лист сжал зубы и замер. Нет, любовь к Янгилю испарилась без следа, но… Что-то глубоко внутри мешало ему подтвердить слова брата Иммаира.

– Глупое дитя, – с сокрушением в голосе вздохнул жрец, – неужели ты не понимаешь, сколь абсурдна твоя верность? Я не в первый раз имею дело с анонимными доносами, и, что бы ни говорили о братьях-расследователях, я всегда стремился кончить дело справедливо. Этот донос поступил в Храм ещё два месяца тому назад…

Палый Лист вздрогнул. Два месяца тому назад было зачато их дитя… Их малыш, у которого теперь, как выяснилось, нет и не будет второго отца. Жрец же, сделав небольшую паузу, взглянул на Палого Листа пронзительными, налитыми чернотой глазами без белков и продолжил:

– Я много чего разузнал о семье твоих опекунов. Они практически не имеют собственных денег и растратили уже третью часть огромного наследства твоих родителей. А ведь ты скоро вступаешь в совершеннолетие и имеешь право потребовать от них отчёта в растрате твоих средств. Такой судебный процесс уничтожил бы доброе имя твоих дяди и тётки. Думаю, что твой кузен действовал по заданию твоих родных. Ты глупый, наивный мальчик, ему было легко влюбить тебя в себя, не так ли? Кивни, если я прав…

Но Палый Лист по-прежнему был неподвижен, словно каменный. Однако жрец не собирался отступать:

– Это ведь он отец твоего дитяти? Расскажи мне правду, тогда он будет судим за то, что растлил тебя, а твоё наказание будет не столь суровым. Хоть ты и погубил своё будущее этой противоестественной связью, но у тебя будет шанс искупить всё перед Небесной Благодатью.

Вкрадчивый голос жреца проникал, казалось, в каждую клеточку существа юноши, обволакивал, подчинял, заставлял сделать то, чего он хочет.

«Так у него же дар! – промелькнула в голове Палого Листа заполошная мысль. – Он наверняка не чистокровный Гортан! Вот как он понял, что я ношу дитя – в нём есть Фаэрская кровь и дар!»

Едва Палый Лист понял, что происходит, как он сумел сбросить с себя наваждение и тихо сказал:

– Я прошу о снисхождении… Мне очень дурно и я не всё понимаю, что вы говорите, брат Иммаир… Позвольте мне вернуться туда, откуда меня привели, и всё хорошо обдумать? Обещаю, что, придя в себя, я дам ответ на все вопросы…

Брат Иммаир не казался слишком довольным таким оборотом дела, но давить на юношу не стал. Палый Лист в самом деле выглядел слишком больным, к тому же брат Закель велел проследить за тем, чтобы мальчишка доносил ребёнка и тот появился на свет. Интриги Высших братьев… Их брат Иммаир не слишком любил, оттого и предпочёл духовной карьере скромный чин брата-расследователя, которые, несмотря ни на что, придерживались своеобразного кодекса чести, стараясь оправдывать невиновных. А вот о Высших братьях говорили всякое… Да и глупого мальчишку, погубившего собственную жизнь, жрецу было не то, чтобы жаль… но какое-то неясное, давно забытое чувство он вызывал. Может быть, дело в том, что у несгибаемого в вере жреца был когда-то любимый младший братишка, умерший примерно в возрасте Палого Листа от непонятной болезни? Брат Иммаир предпочёл не анализировать, понимая, что грешит, уже мысленно сочувствуя еретику. Он решил, что, позволив мальчишке отдохнуть, он совершит разом два нужных дела – выполнит наилучшим образом указ брата Закеля и приведёт в порядок собственные мысли.

Поэтому брат Иммаир призвал охранников и велел отвести юношу в подготовленную для него камеру.

Палый Лист очень удивился, когда назад его повели совсем не тем путём, но ему было не до праздных размышлений. Но камера, в которую его привели, его всё-таки удивила. Она была более просторной, сухой и комфортной, с крохотным окном под самым потолком, забранным частой решёткой, более того, в ней даже была настоящая кровать с двумя одеялами и столик со стулом. На столике стояла тарелка с куда более аппетитной на вид кашей, чем та, к которой уже успел привыкнуть юноша, стакан и кувшин с напитком.

Палый Лист удивлённо посмотрел на охранника и прошептал:

– Но ведь меня… меня не отсюда забрали.

Охранник мрачно ответил:

– Приказ брата Иммаира. Теперь ты будешь находиться здесь, еретик. Можешь поесть и отдохнуть, так что можешь располагаться.

С этими словами охранник посмотрел на юношу с некоторой брезгливостью во взгляде и покинул камеру. Юноша вздохнул. Хоть этот охранник и не был из тех троих, что помогали ему, но стало понятно, что весть о том, что он носит ребёнка, уже дошла до всех жрецов. Теперь для жрецов Небесной Благодати он не просто еретик. Он гадкое, грязное существо, осквернившее своё тело сношениями с мужчиной. Но ведь это неправильно, несправедливо! Фаэры отличаются от Гортанов, так почему они судят их по себе?

Но что же делать? Как же теперь быть? Палый Лист скрипнул зубами. Он просто не мог позволить себе потерять своего малыша. Сейчас, оставшись, наконец, в одиночестве, Палый Лист понял, что его малыш волнуется и напуган. Поэтому он попытался успокоиться, заставил себя поесть… по правде сказать, это было нетрудно, после той бурды, которую он ел раньше, обычная каша с добавленным в неё сиропом медовых деревьев показалась юноше райской пищей. Итак, Палый Лист заставил себя поесть, а потом лёг на кровать и принялся тихо разговаривать с малышом, рассказывая ему сказку. Так он и заснул незаметно, а когда проснулся, почувствовал себя куда лучше. И вновь задумался о том, как быть дальше.

Выдать Янгиля? Тогда жрецы возьмутся всерьёз не только за него, но и за дядю с тёткой. Да, скорее всего Янгиль не сам задумал этот ужасный план, его уговорили… заставили…

Палый Лист усилием воли задавил эти мысли, поставив себя на место Янгиля. Смогли бы его уговорить предать любимого человека? Нет. Значит, Янгиль не любил его, а сразу действовал по указке семьи, чтобы убрать кузена, а потом вместе с дядей и тёткой унаследовать его деньги. Так, может быть, стоит рассказать обо всём жрецу? Тогда и дядю с тёткой, и Янгиля ждёт суровое наказание. Так он отомстит предателю за свою сломанную жизнь.

«Но чем я буду лучше их? – пришла в голову мысль. – Что я скажу моему малышу, если он спросит меня, где его второй татта? Что я предал его? Предал и отдал на расправу палачам? Нет!»

Палый Лист вскочил и начал мерить шагами комнату. Сон отлетел от него окончательно. Новая мысль пришла на смену старой: «Но если я буду молчать – они могут применить пытку. Я не должен этого допустить. Это может навредить малышу… Нет, я не позволю… Я люблю его. Моё дитя предал второй отец, но я его не предам. Ни за что».

Палый Лист сел на кровать и закутался в одеяло. Он чувствовал, как волнуется и беспокоится его дитя, и изо всех сил постарался успокоиться. Даже стал петь потихоньку колыбельную песенку. Простые, повторяющиеся слова мало-помалу расслабили его, и Палый Лист задремал…

На следующее утро он ожидал нового вызова к брату Иммаиру, но его не последовало. Палый Лист был удивлён, однако это помогло ему собраться с силами в ожидании нового допроса.

Дни проходили за днями, но брат-расследователь всё не вызывал его к себе. Обращение же тюремщиков с юношей было вполне сносным. Кормили его довольно вкусно, в камере было тепло, он мог мыться в маленькой купальне ежедневно, и через день его выводили на прогулку в маленький внутренний дворик Храма, окружённый глухими стенами. Во дворике росло одинокое дерево, окружённое островком мягкой травы, всё остальное было замощено гладкой каменной плиткой, но Палый Лист, давно не видевший дневного света, был рад и этому. К тому же в ветвях дерева свили себе гнездо маленькие птички, и Палый Лист, присев на скамейку, часто наблюдал за ними.

Сторожили его новые тюремщики, строго выполнявшие все приказы и не вступавшие с юным узником в разговоры без крайней необходимости. Но они и не стремились как-то обидеть или унизить юношу, хотя прекрасно знали о его положении, просто выполняли порученный приказ. Однако Палый Лист с ужасом понимал, что если приказ переменится, они с теми же спокойными лицами подвергнут его самой изощрённой пытке или жестокой казни. Это были словно куклы, готовые выполнить любой приказ тех, кто стояли выше их по положению, и Палому Листу оставалось только гадать, как можно было добиться от живого существа столь выдающегося бесстрастия и послушания.

В те дни, когда у Палого Листа не было прогулок, к нему приходил брат-целитель, низенький полный старичок с добрым лицом и короткими пегими волосами, забавно стоящими торчком вокруг обширной лысины. Двухцветные глаза его говорили о большей доле Фаэрской крови, но Палый Лист, видя, с каким почтением к целителю обращаются его тюремщики, сделал вывод, что среди братьев-жрецов этот странный полукровка занимает совсем не последнее место.

Целитель расспрашивал Палого Листа обо всех нюансах его состояния, задавая такие вопросы, от которых юноша краснел, бледнел и начинал заикаться. Порой ему казалось, что этот добрейший старичок куда хуже въедливого брата-расследователя. Брат Никело, так звали целителя, вёл подробнейший дневник, в который записывал все изменения в состоянии юноши, и частенько восторженно говорил:

– Сколь мне повезло наблюдать такое редкое явление! Да и вам повезло, юноша, что брат Иммаир, обладая некоторым количеством крови Фаэра, сумел распознать ваше состояние! Поверьте мне, если бы не это и не редчайшие записи, доставшиеся мне… по случаю… вы бы сейчас чувствовали бы себя куда хуже, а возможно…

Тут он осёкся и продолжил уже другим голосом:

– В источниках, виденных мною, говорится о том, что в случаях, подобных вашему, всегда необходимо присутствие второго отца рядом… Если бы не описание этих зелий… и не моё искусство… Ох, боюсь, что всё могло бы быть куда хуже… Но если всё разрешится благополучно, то это будет подлинная сенсация! Такого не было много лет!

Брат Никело и в самом деле поил Палого Листа зельями, навешивал на него какие-то камушки и бусинки – то на ремешках на шею, то в виде браслетов на запястья… Между прочим, всё это действительно помогало, обмороки и головокружения почти прекратились, отступила слабость… И Палый Лист стал задумываться – а что с ним будет дальше? Вряд ли отпустят жрецы, Палый Лист был готов к чему угодно, но что будет с его малышом? Если учесть предательство Янгиля, то у него просто нет ни единой родной души, которая могла бы позаботиться о ребёнке. К тому же с ним вряд ли возятся только из доброты и благородства, похоже, малыш зачем-то нужен братьям-жрецам. Какая его ждёт судьба? Что с ним сделают?

Малый чувствовал волнение отца и беспокоился, но Палый Лист ничего поделать с собой не смог. Он отчаянно волновался, и наконец, дошёл до того, что напрямую спросил брата Никело о своей дальнейшей судьбе.

Лицо брата-целителя сразу стало серьёзным, исчезла всегдашняя добрая улыбка:

– Ты ведь понимаешь, дитя, что твоя вина велика и наказание будет суровым? Я не могу сказать, каким будет приговор капитула братьев, но к прежней жизни ты не вернёшься никогда.

Палый Лист кивнул, но не смог сдержать следующего вопроса:

– А мой малыш? Что с ним будет?

– Невинное дитя не преследуется по закону, – отозвался целитель, – тебе не стоит беспокоиться об этом. Он вырастет под присмотром и в истинном почитании Небесной Благодати, и если она будет к нему милостива, то он будет возвышен и наденет мантию жреца.

– А если нет? – вырвалось у Палого Листа.

– Он будет служить Небесной Благодати в любом случае, – сухо отозвался целитель. – И я не вижу в сём ничего дурного. Ты же видел здешних братьев? Многие из них дети нераскаянных еретиков, но их воспитали правильно, и они довольны своим служением. И я был бы очень благодарен тебе, дитя, если бы ты впредь не задавал подобных вопросов.

Палый Лист тут же вспомнил своих новых тюремщиков и внутренне содрогнулся. Неужели и его сыну суждено подобное? Его лишат детства, сделают послушную куклу, не имеющую своей воли? Юноша усилием воли подавил в душе поднимающееся возмущение и принял подобающе скромный вид. Ему нужно было подумать.

А на следующее утро его вызвал к себе брат Иммаир.

Комментарий к Глава 37. Палый Лист. Часть третья

Мои дорогие читатели! Приношу вои извинения за то, что отклонилась от генеральной линии партии, то есть от приключений Клима и компании. Но такой персонаж, как Палый Лист оказался сложнее, чем задумывался изначально, именно поэтому я описываю его историю столь подробно. Надеюсь, что вы не в претензии. Ваш автор.

========== Глава 38. Палый Лист. Часть четвёртая ==========

Внимание, пока не бечено!

Палый Лист и не знал, какую бурю чувств вызвал в душе брата Иммаира. В безупречно логичном, холодном брате-расследователе было достаточно Фаэрской крови, чтобы почувствовать состояние Палого Листа, и он поступил строго по инструкции, вызвав одного из Высших братьев. Но потом, после того, как у него было время всё хорошенько обдумать, брат Иммаир пожалел о своём решении. Юноша ему понравился, более того, у него были все шансы на оправдание, если бы он дал показания против своих опекунов и гнусного соблазнителя-кузена. Но теперь… теперь у него не было никаких шансов. Возможно, капитул братьев и примет во внимание молодость и неопытность юного еретика, не приговорив его к позорной смерти, но и в этом случае самое мягкое, что его ждёт – Ловушка Заблудших. А это место вызывало у брата Иммаира самые неоднозначные чувства. Он даже считал, что повешение – вещь куда более милосердная. А уж судьба ребёнка…

Брат Иммаир слишком хорошо знал, через что придётся пройти малышу, его собственное безрадостное детство вспоминалось с отчётливой ясностью. В ереси была обвинена его вдовая бабушка-Фаэли, после чего его отец-Гортан немедленно расторг брак с её дочерью и отрёкся от рождённого ею сына, оставив будущего брата-расследователя с матерью без средств к существованию, фактически на улице. Предательство мужа, казавшегося верным и любящим супругом, подкосило женщину и прожила она после этого недолго, а его, растерянного мальчишку, оставшегося без единой родной души, подобрали жрецы Небесной Благодати. Так брат Иммаир оказался в Воспитательном доме при Храме… и это были очень нелёгкие годы. Но он выжил и смирил свою сущность Фаэра.

Будущему брату-расследователю пришлось научиться подчиняться строжайшей дисциплине, скрывать свои истинные чувства, терпеть наказания и подчиняться, подчиняться… Пока он не принял учение Небесной Благодати всей душой и всем сердцем. Как только он принял их, жизнь его стала куда более лёгкой, но глубинное стремление к справедливости и заставило его стать суровым расследователем, не позволявшим, тем не менее, никогда осуждать невиновных. О своей Фаэрской крови он даже не вспоминал, да и выглядел внешне как чистокровный Гортан, и, в целом, был доволен своей долей.

До тех пор, пока к нему не привели на допрос несчастного Фаэрского мальчишку, совершившего самый страшный грех, по вере Небесной Благодати. Мальчишка не только возлёг с мужчиной, но и богопротивным образом понёс от него дитя…

И тут тщательно сохраняемая вера брата Иммаира дала сбой, видимо, проснулось то, что он тщательно давил в себе – Фаэрская кровь. Не было ночи, чтобы брату Иммаиру не снились грустные глаза мальчишки на красивом, удивительно тонком исхудавшем лице.