Текст книги "Камень сердолик (СИ)"

Автор книги: РавиШанкаР

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)

***********************************************************************************************

Камень сердолик

https://ficbook.net/readfic/6127723

***********************************************************************************************

Направленность: Смешанная

Автор: РавиШанкаР (https://ficbook.net/authors/54522)

Беты (редакторы): Ехидная Зараза, ANR1

Примечания автора:

Попаданец, да. Слэш, да.

Предупреждения на месте.

Не стоит есть кактус!

В одной из побочных сюжетных линий есть инцест (герои – двоюродные братья).

========== Пролог ==========

Ранним солнечным утром Клим Белецкий спустился вниз к почтовым ящикам, чтобы забрать почту. Не то, чтобы он ожидал каких-то неприятностей, просто какая-то сволочь повадилась периодически запихивать в почтовые ящики рекламные листовки совершенно бредового содержания в огромном количестве, и это… бесило. Клим во всём любил порядок, поэтому листовки из ящика периодически извлекал и подвергал ни в чём не повинную печатную продукцию безжалостному уничтожению. Ну, бесила она его. Бывает.

Клим в свои двадцать два года был человеком на диво организованным и даже в чём-то педантичным, в его однокомнатной квартирке царил практически армейский порядок, все вещи находились на своих раз и навсегда определённых местах, и не терялось никогда и ничто. И в его жизни не было места глупым мечтаниям и фантазиям, Клим всё и всегда просчитывал наперёд и ошибался крайне редко. И никаких неожиданностей он не любил, нахлебался в своё время и мечтаний, и неожиданностей…

Мать Клима, Наташенька Белецкая, была созданием хрупким, воздушным и крайне мечтательным. Как иногда говорят – не от мира сего. Ей замечательно жилось под крылом любящих, замечательных родителей, которые обеспечивали единственную дочку от и до, так что пошлые жизненные реалии не отвлекали её от хрустальных мечтаний.

Наташенька считала себя особой талантливой и высокодуховной, она прекрасно музицировала, писала стихи и неплохо рисовала. И образование получала соответствующее – обучалась на философском факультете… Нет, она не собиралась в дальнейшем становиться Кантом или Шопенгауэром, но ведь это так красиво звучало… К тому же приличная девушка должна иметь высшее образование, разве не так?

Итак, Наташенька вроде бы училась, вращалась в богемных кругах, где с жаром обсуждала новые тенденции в искусстве и особенности театральных постановок, читала собственные стихи и восхищалась чужими, могла поддержать любой разговор на тему живописи, как классической, так и современной, обсудить модный роман или театральную постановку, к тому же внешне девушка была мила – волнистые белокурые волосы, карие глаза с поволокой и губки бантиком… Неудивительно, что в желающих познакомиться поближе недостатка не было.

Нравы в богемной среде были достаточно свободными, а Наташенька – достаточно безалаберной, чтобы в один прекрасный день оказаться беременной непонятно от кого, да ещё и на таком сроке, когда аборт делать было малость поздновато.

Родители Наташеньки, поохав и посокрушавшись, решили, что девочка будет рожать, потому как отрицательный резус-фактор – это серьёзно, после первого аборта можно не забеременеть вообще, а уж малыша они как-нибудь воспитают. Наташенька же только обрадовалась, что всё благополучно разрешилось, будущий малыш представлялся ей этакой милой куколкой, которую можно будет одевать в розовые костюмчики с кружевами и рюшами и не торопясь прогуливаться с нарядной коляской в ближайшем парке, или сидеть на скамеечке, читая Фета или Тютчева, пока малышка будет мирно спать.

Да-да, Наташенька была уверена, что у неё будет девочка – хорошенький белокурый ангелочек с милым и спокойным характером, ангелочек, который не будет доставлять никаких хлопот и только выгодно оттенять Наташенькину красоту и молодость.

Клим жестоко разочаровал мамочку-мечтательницу. Он родился мальчиком, белокурых локонов не имел, напротив, волосики малыша были цвета воронова крыла, глаза – неопределённого жёлто-коричневого цвета, да ещё к этому прилагался вполне себе выдающийся носик с заметной горбинкой, в будущем обещавший стать просто-напросто орлиным. Клим не походил ни на кого из материнских ухажёров, так что Наташенька была не только разочарована, но и озадачена.

Вторым неприятным моментом было то, что малыш отнюдь не был тихим ангелочком. Он громко кричал, часто пачкал подгузники, шумно срыгивал после кормления и вообще требовал к себе неусыпного внимания. К этому Наташенька была не готова и, едва оправившись от родов, предпочла вернуться к друзьям в увлекательный богемный мир, оставив маленького Клима на дедушку и бабушку. Те приняли внука безропотно, к тому же они в отличие от мамаши-стрекозы искренне полюбили мальчика… и лет этак десять всё шло прекрасно.

Наташенька нашла себе постоянного мужчину – владельца художественной галереи «Артесса», который всерьёз влюбился в белокурую мечтательницу, у неё всё было замечательно, к тому же она получила всё, к чему стремилась – возможность стать хозяйкой художественного салона, этакой Нинон де Ланкло нашего времени. Родителям она звонила редко, появлялась у них ещё реже, сыном не интересовалась совершенно. А в свои редкие визиты она с некоторым недоумением смотрела на некрасивого черноволосого мальчика со слишком длинным носом, не понимая, как она – такая красивая и талантливая – могла произвести на свет такую посредственность.

Что же касается Клима, то маму он обожал, она казалась ему неземной прекрасной богиней, а то, что он живёт не с ней, а с бабушкой и дедушкой, мальчик воспринимал спокойно – ну, не живут скучные посредственности рядом с райскими богинями… К тому же бабушку и дедушку он тоже любил, совсем другой любовью – не небесно-обожающей, а земной и тёплой.

Клим был насквозь обычным – учился средне, занимался в спортивной секции, вёл обычную мальчишечью жизнь… и, может быть, так бы и прошло его детство, но судьба подкинула мальчику большую подлянку. Бабушка и дедушка возвращались с дачи и в их старенькую «Волгу» врезалась на всём ходу грузовая фура. Неопытный водитель, мокрый асфальт… Несчастный случай. Бывает.

Старики скончались, говоря сухим протокольным языком, «до прибытия «Скорой». А Клим… Клим фактически остался сиротой. Наташенька, которая к тому времени успела родить своему мужчине хорошенькую белокурую малышку, которой занимались, в основном, няня и гувернантка, совсем не хотела брать сына в уже состоявшуюся семью. Она его не знала, не любила, не хотела… Да и муж её не горел желанием воспитывать чужого ребёнка. Но и бросать мальчика на произвол судьбы было как-то не по-людски.

И так онемевший от свалившегося на него горя мальчик, ожидавший от мамы хоть какой-то поддержки и помощи, оказался в платной закрытой школе-интернате для мальчиков. Нет, школа была хорошая, воспитатели и учителя к ученикам относились, как положено, уровень преподавания был высокий плюс спартанские условия жизни. Школа себя позиционировала, как кадетский корпус, большое внимание в ней уделялось точным наукам и начальной военной подготовке. Загружены ученики были до предела, так что у подростков не оставалось времени на глупости и переживания.

Климу сначала было тяжело, очень тяжело. Поступок матери он воспринял, как предательство, но он справился. Справился, но что-то внутри него перегорело и надломилось. Внешне это был спокойный, выдержанный мальчик, идеальный ученик, любящий порядок, учителя его хвалили, соученики уважали, но… близких друзей у Клима не было. И не потому, что с ним никто не хотел дружить. Клима уважали, он был вполне доброжелателен и приветлив, держался со всеми ровно, но в душу к себе не пускал никого. Уход бабушки и дедушки, фактический отказ от него матери… это было слишком больно, и Клим поклялся себе, что больше не будет привязываться ни к кому.

Так прошло несколько лет. Все эти годы Клим жил в школе, домой его не ждали даже на каникулы, мать предпочитала вносить дополнительную оплату и не париться больше ни о чём. Общение с «семьёй» ограничивалось двумя открытками: на Новый Год и на день рождения и одним денежным переводом, довольно солидным, кстати. Но Клим спокойно переносил это отчуждение, в школе ему было спокойно, здесь всё шло по раз и навсегда заведённому порядку: уроки, дополнительные занятия, секции, экскурсии, выезд в летний лагерь и чтение запоем в остальные летние месяцы. В июле и августе школа пустела, на месте оставались лишь проживавшие там же кочегар и сторож Виктор Иванович и его супруга, школьный завхоз Марина Петровна, да ещё кто-нибудь из учителей или воспитателей. Как правило, в школе кроме Клима всё равно кто-то оставался на лето – по разным причинам. Клим это переносил спокойно, устав за год от шумной коллективной жизни, он радовался малолюдью и ослаблению строгого режима.

И ему совершенно непонятна была жалость, мелькавшая в глазах Марины Петровны. Что он там, дома, не видел? А здесь можно было выйти в город, сходить в кино, поесть мороженого или пиццу, просто погулять, а вернувшись – помочь дяде Вите красить классы, разгружать машину с угольными брикетами, чинить проводку в кладовой… Да мало ли ещё что. А ещё у школьного кота Гондураса появлялась очередная глубоко беременная подруга, приносившая в конце концов несколько маленьких пищащих комочков. Сердобольная Марина Петровна ругала Гондураса кобелём, но кошку подкармливала, а когда у котят открывались глазки – всех раздавала в хорошие руки. После этого подруга исчезала в неизвестном направлении, а Гондурас, выполнив очередную миссию по продолжению рода, возвращался к своим прямым обязанностям – ловить крыс в подвале и дразнить проходящих мимо собак.

А ещё можно было зайти в библиотеку, выбрать книгу и почитать. Несмотря на всю свою любовь к порядку и организованности, Клим обожал фэнтэзи и фантастику, перечитал всю классику – Азимова, Хайнлайна, Желязны, Сапковского, Толкина… да много всего перечитал. Волшебные миры манили, будоражили сердце, но, закрыв очередной томик, Клим напоминал себе, что вокруг него – реальность, и реальность не слишком-то к нему благосклонная.

Так всё и шло, Клим жил себе и жил, благополучно сдал ОГЭ и перешёл в десятый класс… но тут его нашла прабабушка.

В одно прекрасное июльское утро Клима, уже нацелившегося после завтрака отправиться гулять по городу, задержала улыбающаяся Марина Петровна, которая сказала:

– Клим, там к тебе пришли, зайди в кабинет директора.

Клим недоумённо поднял бровь. Мать? Интересно, зачем?

– Там к тебе бабушка приехала, – сказала Марина Петровна, увидев недоумение мальчика.

– Моя бабушка умерла, – спокойно ответил Клим. – Давно. А кто мой отец – я не знаю.

– Ой, – ласково сказала Марина Петровна, – сходи уже. Там разберёшься.

Клим недоумённо пожал плечами, но в кабинет директора пошёл. Так он и познакомился с Софией Милорадовной Белецкой, которая ему приходилась не бабушкой, а прабабушкой, бабушкиной мамой. Жила она далеко, в глухой деревне и отношений с семьёй не поддерживала, когда-то накрепко поссорившись с дочерью из-за неподходящего зятя. А вот теперь приехала к Климу.

Директор, Сергей Викторович быстро ввёл Клима в курс дела, потом как-то неловко потёр руки и сказал:

– Ну, вы здесь пообщайтесь пока.

И быстрым шагом покинул кабинет.

Клим искоса взглянул на пожилую женщину, совершенно не похожую на деревенскую жительницу. Да, чувствовалось, что бабушка очень стара, но держалась она прямо, как молодая. Не просто седые, а какие-то белоснежные волосы были уложены в аккуратную причёску, чёрное платье с брошью-камеей у ворота выглядело немного старомодно, но достойно, в руке бабушка сжимала трость с набалдашником в виде головы грифа, на смуглом лице ярко выделялись жёлтые, ястребиные глаза и такой же длинный, с горбинкой, нос, как и у Клима. Да, то, что они были родственниками, просто-таки било в глаза, удивительно было и то, что на прабабушку внешне не походили ни дочь, ни внучка, а вот Клим – просто одно лицо, с поправкой на возраст, конечно.

– Ну, здравствуй, Клим, – невозмутимо произнесла прабабушка. – Прости, что раньше не навещала… Не могла, извини. Не думала, что всё зайдёт так далеко. Теперь мы будем видеться чаще, если ты захочешь, конечно…

– Зачем? – с той же невозмутимостью спросил Клим. – Я вам столько лет не был нужен, зачем вдруг понадобился?

– Нужен, – отозвалась прабабушка, – очень нужен. Поверь, не могла я раньше объявиться.

– А сейчас что изменилось? – с той же спокойной интонацией спросил Клим.

– Многое, молодой человек,– отрезала прабабушка. – Но об этом тебе пока знать рановато, уж прости, не моя воля. Понимаю, ты и на мать обижен, и на меня свою обиду переносишь…

– Да ни капли, – ответил Клим. – Смысл обижаться-то? Меня ж не на улицу выкинули, могло быть и хуже. Матери я не нужен от слова «совсем», только вот вам зачем-то понадобился.

– Климушка, – неожиданно ласково произнесла прабабушка, – поверь, всё ты поймёшь. А сейчас я просто хотела тебя в гости пригласить. Поживи у меня, может, узнаем друг друга получше… Увы, опеку над тобой мне не отдадут – при живой-то матери, да и старая я уже… Но это не значит, что ты мне не нужен. Поживи у меня, всё наладится…

– Нет, – с арктическим холодом в голосе отрезал Клим. – Извините, София Милорадовна, никуда я с вами не поеду. Мне и здесь хорошо.

Старая женщина глянула на Клима – остро, так что у него по спине пробежались мурашки – и сказала:

– Что ж… На нет и суда нет. Характер-то у тебя нашенский. Ладно, давай хоть пройдёмся, поговорим…

С этого момента Клим стал переписываться с бабушкой – редко, пара писем в год, не больше. Он и ей посылал поздравление с Новым годом, получал теперь посылку ко дню рождения… и всё. Привязываться к прабабушке он не хотел. Она очень старенькая, она тоже умрёт, как и дедушка с бабушкой, и он снова останется один…

Прошло ещё несколько лет. Клим успешно окончил школу, в военное училище не пошёл, в институт сразу не поступил, на бюджетное баллов не хватило, а платное… Мать дала понять, что оплачивать его высшее образование они с мужем не обязаны, к тому же дела у арт-галереи шли не так блестяще, как раньше… Клим не стал ни на чём настаивать, отслужил в армии, продал квартиру дедушки и бабушки, половину вырученных денег отдал матери, остатка хватило на однушку не в самом лучшем районе, кое-какую мебель и ноутбук. После этого свои отношения с матерью он счёл законченными, устроился охранником в банк и зажил спокойной, размеренной и одинокой жизнью. С Софией Милорадовной он продолжал переписываться, но отношения их так и не потеплели, оставаясь ровно-прохладными. В деревню к ней Клим ехать не имел ни малейшего желания.

И вот теперь он держал в руках письмо, написанное прабабушкой. И ощущение того, что прежняя жизнь кончилась, никак не отпускало Клима.

========== Глава 1. Наследство ==========

Клим методично изничтожил поганые рекламные листки, разорвав их в клочья и спустив в мусоропровод. После этого он поднялся в квартиру, сжимая в руках злополучное письмо. Открывать его не хотелось, он примерно догадывался, что там могло быть, и это было неприятно. Но делать было нечего, и Клим, устроившись на кухне, вскрыл письмо.

На клеёнку выпало несколько листков бумаги, исписанных твёрдым убористым прабабушкиным почерком, который так легко было представить с «ятями» и твёрдыми знаками. Бумага была плотной и шелковистой, приятной даже на ощупь, и пахло от письма тоже приятно – то ли лавандой, то ли ландышем.

Клим вздохнул и начал читать:

«Климушка! Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже больше нет. Не знаю, расстроит ли тебя это известие, или ты отнесёшься к нему равнодушно, но известить тебя я должна. Не беспокойся, я уже достаточно пожила на этом свете, и смерть меня нисколько не пугает. К тому же, чего точно не будет – так это медленного, растянутого на месяцы угасания. Я просто усну и не проснусь – точно знаю. Не спрашивай откуда – не до этого сейчас.

Увы, ты сам не захотел побольше узнать обо мне, а сейчас уже поздно… для многого поздно, Климушка. Но я хочу, чтобы ты знал – я тебя любила. И вмешиваться в твою жизнь не хотела, да, видно, зря…

Зачем я тебе это пишу? Всё просто. Ты единственный, кто может быть моим наследником. Дочь моя, твоя бабушка, тоже могла бы, но, увы, я пережила её. Про внучку даже говорить не хочу, нет в ней ничего от нашего рода. А вот ты – на диво получился. Но сейчас не об этом.

Свой дом в деревне Низкие Ключики и всё своё имущество я оставляю тебе, Климушка. В волости я распоряжение оставила, так что с этим проблем не будет. И полгода не жди, приезжай сразу, это важно. Дом тебе покажут, ключи под порогом найдёшь. И нет, я не в маразме. Никто ко мне на участок не залезет и ключей не тронет – это я знаю точно. Только ты их сможешь взять и открыть дверь. И, прошу тебя, пока не возьмёшь в руки шкатулку – никого в дом не зови. Это важно.

Шкатулка в тайнике, тайник под моей кроватью. От угла вторая половица – нажмёшь на сучок, доска в сторону и отойдёт. Найди шкатулку, там есть кое-что, что тебе пригодится. Записи мои, ещё кое-что по мелочи и Камень. Камень на шею не надевай, пока записи мои не прочитаешь, иначе будет тебе сюрприз – не обрадуешься. Ну, ты мальчик умный, память у тебя хорошая, надеюсь, не напутаешь.

Прощай, Климушка. Жаль, конечно, что жизнь нас так развела, да что поделаешь… Таково моё проклятие, главное – чтобы тебя оно не коснулось…

Оставляю тебя с любовью, твоя прабабушка София Милорадовна Белецкая».

Клим прочитал написанное, отложил листки, потом подвинул снова и перечитал ещё раз. Неожиданно всё в глазах его стало расплываться, по лицу потекло что-то тёплое, и парень понял, что это слёзы. После смерти бабушки и дедушки он не плакал ни разу, а вот сейчас… И ещё – это было больно. Даже несмотря на то, что Клим старался общаться с прабабушкой по минимуму – это всё равно было больно.

– Прости… – прошептал он, продолжая сжимать в руках последнее письмо бабушки. – Прости… Я был не прав…

Эти слова были совершенно ненужными, жалкими, глупыми и несвоевременными, но что-то внутри отозвалось на них… и Климу стало не так больно.

А на следующее утро Клим взял отпуск за свой счёт, собрал вещи и выехал на своём стареньком «Рено» в Низкие Ключики.

***

В Низкоключинской волости его встретила женщина, одетая так, как одевались героини советских фильмов семидесятых годов прошлого века – в строгом синем костюме с юбкой ниже колена и белой блузке с рюшами. Волосы, выкрашенные хной, были уложены вокруг головы в причёску, напоминавшую булочку-косичку, кажется, она называлась «хала». На лацкане пиджака дамы была прикреплена недорогая пластмассовая брошка с женским профилем – то ли Нефертити, то ли Клеопатра. Климу, честно говоря, было по барабану – он провёл за рулём шесть часов и ужасно устал.

Звали даму соответственно – Клавдия Васильевна, лет ей могло быть от сорока до шестидесяти – точнее сложно было определить из-за странноватого макияжа – синие тени на веках, морковная помада и кирпичного цвета румяна. Но, несмотря на жутковатый, с точки зрения Клима, антураж, она оказалась женщиной добродушной и вежливой.

– Софии Милорадовны правнучек, стало быть? – спросила она, когда Клим зашёл в здание волости, где кроме неё не было ни единой живой души, вежливо поздоровался и представился. – Извини, проформа, документик показать можешь? Мне и так видно, что ты ей родня, но порядок есть порядок…

Клим кивнул, показал паспорт женщине, она его придирчиво изучила, записала что-то в блокнот и кивнула:

– Ну, Белецкий Клим Витальевич, всё в порядке. Можешь ехать, своё наследство поглядеть. Ключ там, знаю, его София Милорадовна всегда под порог прятала…

– И вы это знаете? – удивился Клим.

– Так, почитай, вся деревня знает, – удивилась Клавдия Васильевна. – Ты что, думаешь, туда залезет кто? Не, дурных нема. Не волнуйся, всё там в целости и сохранности.

Клим слегка удивился, ему показалось, что чего-то приветливая дама не договаривает, но когда он попытался спросить об этом, Клавдия Васильевна резко скомкала разговор, отговорившись занятостью и резко перейдя на «вы»:

– Вы меня извините, Клим Витальевич, у меня ещё бумаги не разобраны. Секретарша в декрет ушла, смену ей всё никак не найти, а других специалистов в волости нет, вот и приходится – всё самой, всё самой… оптимизация, чтоб её… Вы сейчас поезжайте всё прямо и прямо вон по той асфальтированной дороге, у дуба большого направо сверните, там грунтовка, но хорошая грунтовка, ваша машинка там пройдёт, как нечего делать… Воот… С километр по грунтовке до озера, а там сами дом увидите. Не заблудитесь, одна дорога-то…

– А что, прабабушка не в самой деревне жила? – удивился Клим.

– Ну, по документам – это деревня, только не Низкие, а Высокие Ключики, просто там только один дом сохранился… Вот эти земли и присоединили к нашей волости. Так что получилось на отшибе. Так что, поезжайте, Клим Витальевич, поезжайте…

Клим понял, что его выпроваживают, распрощался с Клавдией Васильевной и снова сел за руль. Он медленно ехал по деревенской улице, высматривая помянутый дуб, но тут увидел вывеску магазина. Магазин назывался своеобразно: «Бабариха», и Клим решил выйти и купить чего-нибудь на ужин.

В магазине продавщица в синем фартуке и белой кружевной пилотке упоённо трепалась с несколькими покупательницами про какую-то Машку, которая таки залетела от хахаля, а вот муж-то на нефтеплатформе вкалывает и не знает, но, увидев вошедшего, женщины резко замолчали. Клим глянул на полки, купил какой-то местной колбасы, свежего, совершенно упоительно пахнущего круглого хлеба, десяток яиц и бутылку молока. Молоко тоже было местного производства, с бутылки улыбалась круглолицая пухлощёкая девочка лет пяти.

– Пиво, сигареты? – привычно поинтересовалась продавщица.

– Спасибо, нет, – вежливо ответил Клим. – Не употребляю.

Продавщица слегка удивилась, но бодренько пробила Климу покупки, сложила их в пакет и протянула парню.

– Спасибо за покупку, заезжайте ещё.

– Непременно, – улыбнулся Клим, развернулся и вышел.

Только вот, когда он выходил, успел услышать, как одна из покупательниц шёпотом спросила продавщицу:

– Нешто у ведьмы родня объявилась?

Но дверь за Климом уже захлопнулась, и ответа продавщицы он не слышал. Но становилось всё страньше и страньше.

***

Большой дуб и грунтовку он нашёл без труда и поехал по дороге, углубляясь в лес и удивляясь, что здесь когда-то тоже была деревня. Еловый лес выглядел мрачновато, но Клим был спокоен. Даже слова деревенской женщины о его прабабушке, как о ведьме, его не насторожили. Ну, да, прабабушка была женщиной пожилой, а в деревне развлечений маловато, вот и чешут языками.

Наконец ельник расступился, и Клим выехал на берег озера. Небольшого, но удивительно красивого, такого, что Климу сразу же вспомнилась висевшая в школьной библиотеке картина Левитана «Над вечным покоем». Одноэтажный деревянный дом стоял на высоком берегу и выглядел хоть и не новым, но на удивление крепким и ладным. Двускатная крыша, покрытая железом, резные наличники на окнах, дымовая труба с жестяным колпаком и флюгер в виде петуха на крыше, кружевные занавески на окнах… Этакий теремок. Дом Климу понравился, настроение, слегка испорченное деревенскими клушами, выправилось, и он подъехал прямо к крыльцу.

Странно, но никакого забора вокруг дома не было, так что Клим прекрасно разглядел и несколько рядов грядок поодаль, и сарайчик-дровяник, и небольшую будочку-туалет с вырезанным в двери сердечком, и ещё один сарайчик…

«Как же она со всем этим одна управлялась? – с неожиданной душевной болью подумал Клим. – А ведь я мог бы приехать, помочь. Прабабушка ведь немолодая уже… Была… Ну ладно, пусть я к ней привязываться не хотел, но ведь помочь-то можно было? Чисто по-человечески?»

Продолжая запоздало корить себя, Клим выбрался из машины, подошёл к крыльцу, поднялся на него, удивившись, в каком всё поддерживалось порядке – ни одна досочка не скрипнула – пошарил рукой под порожком.

Ключ сам скользнул к нему в руки – довольно большой, кованый, с чудно вырезанной «бородкой». Клим вставил ключ в такого же старинного вида замок, повернул… дужка замка отскочила легко, как по маслу, и Клим толкнул дверь, входя внутрь.

И на мгновение остановился. Было такое чувство, что кто-то невидимый радостно воскликнул: «Наконец-то!», и эту самую радость Клим почувствовал каждой клеточкой тела.

«Да что ж это такое?» – подумал парень, но ноги уже сами несли его через полутёмные сенцы в основную часть дома.

Клим отворил ещё одну дверь и оказался в доме. В нём была всего одна комната, впрочем, довольно просторная и словно поделенная на зоны. Русская печь, шкафчик с посудой на стене, небольшой стол, рядом с которым на тумбочке притулилась одноконфорочная газовая плитка, небольшой холодильник – явно место для стряпни и хранения продуктов.

Посередине комнаты ещё один стол – круглый, покрытый вышитой скатертью, несколько стульев с высокими спинками вокруг него. Книжные полки на стене, картина в простенке между окнами, пучки каких-то трав с приятными запахами, старинный трёхстворчатый шкаф, за которым стояла аккуратно заправленная узенькая железная, с никелированными шариками, койка, круглый абажур с бахромой над столом… Под книжными полками диван – старинный, обитый кожей, с подлокотниками-валиками. Странная смесь деревенского и городского, причём городского не современного, а середины прошлого века… Но… ни телевизора, ни радио, ни телефона, хотя свет (Клим для проверки щёлкнул выключателем) исправно зажёгся.

И ещё чего-то не хватало в этом деревенском доме. Клим сначала не сообразил чего, а потом, кинув взгляд в пустой красный угол, понял – в доме прабабушки не было икон.

Может, и странно, но это Клима не напрягло. Он устал с дороги и хотел только одного – лечь и выспаться. Нет, не на узенькую прабабушкину кровать, ведь там она и умерла… наверное… Но кожаный монстр-диван выглядел достаточно широким и удобным.

Клим достал из машины купленные продукты, вскипятил электрический чайник, выпил чаю с вкуснейшим местным хлебом и не менее вкусной колбасой, удивляясь, что его всё сильнее и сильнее клонит в сон. От свежего воздуха, что ли?

Веки просто слипались, и парень, наскоро ополоснув чашку, пристроился на диване, укрывшись найденным в шкафу лоскутным одеялом. И уснул мгновенно, едва коснулся головой жестковатого кожаного валика.

А во сне он мгновенно оказался нос к носу с покойной Софией Милорадовной. Старая женщина смотрела на него внимательно – без грусти, без укора, без сожаления. А потом тихо сказала:

«Мало у меня времени, Климушка… Одно скажу – плохо, что не сумела я толком тебе ничего рассказать. Придётся тебе самому. Здесь, под диванной подушкой – мешочек. В нём – камушек один. Дорогой камушек, там, где ты окажешься, за этот камушек многие готовы душу продать, да только ему они не владельцы. Ты владелец. Единственный, законный. Помни об этом. И ещё: там, в мешочке, книжечка лежит. Махонькая, с ноготок. Когда окажешься там – вытащи её и к себе привяжи. Кровью своей капни. Увидишь, что будет. Эта книжечка тебе кое в чём поможет, не во всём, правда, но поможет. Эх, не послушал ты меня в своё время, а вмешиваться я права не имела, так и мучилась… Но что уж теперь. Прости, много сказать не могу – не моя воля… Знай только одно – пути назад не будет. Как и у меня… не было. Хотела вернуться – не вышло, сильны оказались враги мои… Ну, попадёшь куда надо – разберёшься. Прощай, Климушка. Прощай…»

Клим вскочил с дивана, как подорванный. Ощущение полного присутствия прабабушки отпустило его не сразу, он завертел головой, ожидая увидеть покойницу, но комната была пуста, а за окном стояла глубокая ночь.

Клим торопливо зажег свет и сунул руку под диванную подушку. Маленький мешочек на шёлковом шнурке, как и ключ, словно сам скользнул ему в руку. Клим распустил горловину мешочка и вытряхнул на ладонь камень размером с куриное яйцо – оранжево-золотистый, словно сияющий.

«Сердолик, – вспомнил он название камня, – кажется, сердолик…»

Поверхность камня была гладкой, удивительно приятной на ощупь, внутри таинственно мерцали золотые искорки, складываясь в какую-то картинку, но картинку эту Клим не мог разобрать, как ни старался.

Потом парень вспомнил про книгу, попытался достать её из мешочка, но та не поддавалась, словно пряталась от упорных пальцев. Клим плюнул на это дело, положил камень в мешочек, затянул горловину и накинул шнурок на шею.

И тут же мир вокруг него просто исчез, сменившись другой реальностью.

========== Глава 2. Пушной зверь песец ==========

Мир вокруг Клима просто исчез, сменившись другой реальностью. Реальностью, способной вогнать в шок кого угодно.

На мгновение парень ощутил некое чувство, напоминающее чувство полёта, затем – короткую, резкую боль в шее и, наконец, рывок – и удар о землю задницей со всей дури.

Горло саднило так, словно с него содрали кожу, изо рта вырывалось какое-то жалкое сипение, всё тело болело, а вокруг нарастал свист и шум.

Клим машинально, хоть и с трудом, поднялся, огляделся… и замер. Не было вокруг него леса, не было дома бабушки, не было уютного кожаного дивана, зато… зато была площадь какого-то средневекового города, окружённая стоящими впритык друг к другу окрашенными в яркий цвет домами в несколько этажей, узкими провалами улочек и стоящим на переднем плане величественным собором, похожим и одновременно не похожим на средневековую готику, более всего напоминавшим собор Саграда Фамилия в Барселоне, незаконченное творение сумеречного гения Гауди.

Но хуже всего было то, что Клим обнаружил себя стоящим под виселицей – большой такой, добротной виселицей, на которой справа и слева от него дёргались в судорогах тела людей в разноцветной, довольно-таки богато выглядящей одежде.

Клим судорожно схватился за горло. Так и есть – рука нащупала обрывок верёвки, а над ним, на перекладине, радостно болтался ещё один. Его что, повесить хотели? Почему? За что?

Но хуже всего была толпа вокруг – орущая, улюлюкающая, что-то злобно вопящая… Толстые горожанки в одноцветных платьях с вышивкой, крестьяне в серых робах и крестьянки в полотняных чепцах, солидные бюргеры в добротных коричневых и синих кафтанах, мастера и подмастерья в кожаных фартуках, нарядные дети, нищие в лохмотьях, важного вида господа и дамы в многослойных и многоцветных одеждах, увешанные украшениями, как новогодняя ёлка шариками, солдаты в металлических нагрудниках с грубо намалёванным гербом на груди и шлемах, похожих на половинку грецкого ореха, группка задумчивых мужчин разного возраста в синих и фиолетовых мантиях – все они смотрели на дёргающиеся тела со странным восторгом и явно были удивлены и расстроены тем, что Клим не отчалил на тот свет вместе со своими невольными сотоварищами.