Текст книги "Лю Яо: Возрождение клана Фуяо (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 78 страниц)

Из-за этого юноши много раз втихаря обсуждали таинственную родословную Королевы монстров. Они верили, что она вполне могла являться воплощением майны. Иначе, как еще она могла произвести на свет такое болтливое яйцо?

С безжизненной на вид «увядшей травой» Чэн Цянь вернулся во двор. Стоило ему подойти ко входу, как его лицо против воли исказилось – ранее, когда он был в лесу, один из людей Чжан Дасэня ударил его по спине дубинкой, побеждающей демонов. Тогда он не успел увернуться. Теперь на его коже, скорее всего, красовалась «метка сороконожки», причинявшая ему сильную боль при малейшем движении.

Чэн Цянь хотел было обернуться, чтобы посмотреть, но стоило ему слегка пошевелить шеей, как он почувствовал, что его спина вот-вот расколется надвое. Ему оставалось лишь поблагодарить судьбу за то, что в этот день он был одет в темную одежду и мог спрятать эти следы.

С некоторым трудом придя в себя, Чэн Цянь, наконец, вошел. Он все еще казался немного напряженным.

Маленькая Лужа стояла во дворе с несчастным лицом. Кто-то нарисовал у ее ног круг из заклинаний, превратив землю в клетку, призванную удерживать ее на месте. Тонкая и тесно связанная резьба, требовавшая минимального количества штрихов, скорее всего, являлась работой старшего брата. Из метода обучения их младшей сестры можно было сделать вывод о том, что глава клана был строг с другими, но снисходителен к себе.

На шее Лужи висел свиток. Это были те же самые писания «О ясности и тишине», что заставляли ее братьев желать смерти много лет назад. Эта штука была для них поистине пагубной вещью, чье влияние уходило корнями в далекое прошлое. Говорили, что у Хань Юаня, при одном лишь взгляде на нее, начинала болеть голова.

– Третий брат! – Лужа выглядела так, словно увидела своего спасителя в лице Чэн Цяня. Она поспешила окликнуть его. – Третий брат, помоги!

Чэн Цянь бросил на нее быстрый взгляд и подошел ближе.

– Ли Юнь в комнате?

С сердцем, полным надежд, Лужа поспешно кивнула головой.

– Да, да, второй брат – это…

Из дома неподалеку послышался голос Ли Юня.

– Почему ты вернулся так поздно, что ты там делал?

Чэн Цянь издал в ответ неопределенный звук. Не заботясь о Луже, он повернулся на слова брата.

Лужа вскрикнула:

– Ах! Третий брат, не уходи, выпусти меня, мне нужно в уборную, я сейчас обмочу штаны!

Она использовала этот трюк так много раз, что никто из ее братьев больше не попадался на него. Чэн Цянь покачал головой. Вдалеке распахнулось окно. Ли Юнь высунул голову и безжалостно ответил девочке:

– Сделай это, только не забудь прибрать за собой.

Лужа была в шаге от того, чтобы разреветься.

– Нет! Второй брат, третий брат, я еще так молода! Я не хочу заучивать эти трудные писания! Ты не можешь так обращаться со мной, наш учитель на небесах будет убит горем!

Чэн Цянь не мог пошевелить головой, поэтому ему пришлось развернуться полностью. Он улыбнулся ей и ласково проговорил:

– Он не будет плакать, маленькая сестричка. Учитель обращался с нами точно так же.

Надежды Лужи были разрушены.

Проигнорировав ее завывания, Чэн Цянь прошел прямо в комнату Ли Юня и закрыл за собой дверь, чтобы не слышать шума. Когда он обернулся, то сразу же сменил позицию и заговорил в пользу сестры.

– Ей всего шесть или семь лет, почему ты так жесток с ней? Эти заклинания дело рук Императрицы, не так ли? В прошлом наш учитель никогда не запирал его в Традиционном зале.

Комната Ли Юня была полностью заполнена клочками бумаги и перепутанными книгами, духовными травами и амулетами, разбросанными повсюду. Услышав эти слова, Ли Юнь высунул голову из кучи мусора и сказал:

– У нашего клана нет верного метода совершенствования, но мы научились поглощать Ци примерно в то же время, что и другие заклинатели. Подумай об этом. В прошлом наш старший брат только и делал, что игрался, но уже через три-четыре года он начал с успехом прогрессировать. Как ты думаешь, почему так?

Чэн Цянь задумчиво произнес:

– Но ведь дело не в писаниях?

– Не говори так, – Ли Юнь достал из какого-то угла схему меридианов. На ней были круги и точки, оставленные повсюду заметки, от которых у Чэн Цяня начала пульсировать голова.

– Несколько дней назад я обнаружил, что в писаниях «О ясности и тишине» может быть сокрыта какая-то тайна.

Только тогда Чэн Цянь понял, что все эти годы он был так непочтителен к «Священным писаниям о ясности и тишине, скрывающим какие-то тайны». Он тут же спросил:

– Какая тайна?

– Я пока этого не знаю, – беспечно отозвался Ли Юнь, – это то, что хранилось в нашем клане тысячелетиями, разве я могу так быстро найти ответ? Я заставил Лужу читать их, ради эксперимента.

Чэн Цянь промолчал.

Когда он выглянул в окно, то увидел Лужу, «ради эксперимента» сидевшую в кольце заклинаний с уныло опущенной головой и поджатыми губами. В руках она вертела священные писания. Ее фигура была настолько жалкой, насколько это вообще было возможно.

Чэн Цянь вздохнул.

– Ладно, это не впервые, когда ты используешь нас, чтобы «что-нибудь попробовать». Она ничего не потеряет, просто читая все это, но... как насчет ее чудовищной ауры?

Ли Юнь с досадой почесал затылок.

– Я как раз собирался сказать тебе об этом. Она становится все больше и больше, эти заклинания, возможно, не смогут долго сдерживать ее. Так как мы собираемся приготовить снадобье, мне все еще нужна «увядшая трава». Я искал ее весь прошлый год, но так и не смог найти. Если с этим действительно ничего нельзя поделать... Мне придется придумать способ продолжить поиски за пределами острова.

Услышав это, Чэн Цянь улыбнулся ему.

Ли Юнь смутился:

– Что?

Чэн Цянь сунул руку за пазуху, вытащил небольшой бумажный пакет и положил его на стол. Кончик сухой травы выглядывал из обертки.

Когда взгляд Ли Юня упал на сверток, он невероятно удивился. Он схватил растение в руки, и его голос дрогнул от переизбытка эмоций.

– Где ты это взял? Это основной ингредиент для снадобья поглощения энергии. Если что-то подобное есть на острове, люди должны были обнаружить его, как только оно впервые проросло... Подожди-ка.

– М-м-м, я его нашел, – отмахнулся Чэн Цянь, – хватит спрашивать. Все хорошо, пока ты можешь его использовать. Я пойду.

Закончив говорить, он повернулся, собираясь уйти, но Ли Юнь вдруг схватил его за плечо. Чэн Цянь немедленно подавил стон, боль от легкого прикосновения едва не заставила его упасть.

Ли Юнь был практически вне себя.

– Подожди! Что случилось?

В последние годы, по мере того как Чэн Цянь рос, его «плохая привычка» в этом отношении также становилась все более и более очевидной. Если он что-то и пронюхал, то не стал бы обсуждать это с другими и в ближайшие дни сам бы обо всем позаботился, так что, раны на его теле стали почти постоянным явлением.

Он лишь тайком приходил за лекарствами и ничего не говорил, даже когда его спрашивали. Только потому, что он часто полагался на Хань Юаня, способного выведать у кого-то какую-либо конкретную информацию, Янь Чжэнмин и другие могли понять: что он делает, его причины и кому он перешел дорогу.

– Ничего... Ой. – Чэн Цянь подавил боль и слегка пошевелил плечом, чтобы Ли Юнь мог это увидеть. – Возможно, я встал сегодня не с той стороны кровати, к тому же, по мне немного постучали дубинкой. Не говори Императрице, я не хочу, чтобы он ворчал…

Говорят, что днем нельзя ругать людей, а вечером – призраков. Прежде чем Чэн Цянь закончил фразу, занавеска на двери во внутренние покои слегка шелохнулась. Грациозно, держа в руке книгу, вошел Янь Чжэнмин.

Янь Чжэнмин посмотрел на него с фальшивой улыбкой и спросил.

– О ком ты говорил?

– Кхм... Старший брат.

К счастью, Янь Чжэнмин, казалось, не был заинтересован в продолжении этого вопроса. Он переложил старую книгу в другую руку и повернулся к Ли Юню.

– То, о чем ты упомянул ранее. Я действительно планировал вернуться на гору Фуяо в ближайшем будущем. Недавно я кое-что понял, поэтому решил поискать подтверждение в наших древних записях. Даже при том, что в нашей библиотеке царил беспорядок, и вещи никто никогда не сортировал, мы могли бы найти там некоторые сведения, унаследованные нашим кланом. Кроме того…

Он слегка нахмурился

– В прошлом году я увидел, что Юй-эр и другие успели подрасти, поэтому я отослал девочек обратно. В то же время я попросил их доставить письмо домой, но ответа до сих пор не последовало. Остров Лазурного Дракона не запрещает отправлять и получать письма. За все это время от них не было ни малейшей весточки, может быть, что-то случилось в дороге. Я хочу вернуться туда и все проверить.

– Но тебе, вероятно, не позволят так свободно покинуть остров после того, как ты вошел в лекционный зал. – тихо пробормотал Ли Юнь. – Как насчет того, чтобы Сюэцин или Чжэши отправились вместо тебя? Я слышал, что Сюэцин обрел чувство энергии некоторое время назад? Неужели он не сможет войти в библиотеку?

– Не каждый, кто способен чувствовать энергию, может войти в библиотеку. Тогда медная монетка и я были ведомы самим мастером, – Янь Чжэнмин покачал головой, – забудь об этом, мы не спешим разобраться с методом совершенствования нашего клана прямо сейчас. В будущем, когда мы вернемся, у нас будет много времени на это. Я позволю Сюэцину отправить письмо домой и съездить к горе Фуяо, чтобы проверить, как обстоят дела.

Пока они обсуждали это, Чэн Цянь собрался было сбежать без их ведома. Но не успел он дойти до выхода, как в комнату ворвался Хань Юань и чуть не приложил его дверью по носу.

– Эй-е, Сяо-Цянь, что ты здесь делаешь! – Очень открыто объявил он о местонахождении Чэн Цяня, после чего последовало еще одно громкое восклицание. – Старший брат, у меня есть две замечательные новости!

Янь Чжэнмин бросил на Чэн Цяня резкий взгляд, отступил на шаг, нахмурился и слегка поднял руки.

– Говори медленнее, ты меня слюной забрызгаешь.

Хань Юань коротко и беззаботно рассмеялся, сообщив:

– Уголька Чжана кто-то избил. Его лицо распухло, как маньтоу, даже шеи больше не видно.

Взгляды Янь Чжэнмина и Ли Юня непроизвольно обратились к Чэн Цяню. Чэн Цянь только сухо кашлянул и сделал вид, что смотрит на пейзаж за окном.

– Кроме того, – продолжал Хань Юань, – в порт прибыл большой корабль. Я навел справки. Кажется, тот симпатичный мужчина по фамилии Чжоу вернулся.

Чжоу Ханьчжэн?

В конце концов Чэн Цянь отказался от своих планов уйти. Он прислонился к двери и молча стоял в стороне, бессознательно положив ладонь на свой деревянный меч.

– В прошлом он вернулся к открытию лекционного зала, и я предполагаю, что на этот раз на острове тоже должно произойти что-то важное, – уверенно сказал Хань Юань.

Каждый раз, когда он сообщал о чем-нибудь, он всегда мнил себя рассказчиком. Трое его братьев не желали потакать ему, поэтому Хань Юань мог только насмешливо улыбнуться и сказать:

– Я слышал, что лекционный зал собирается провести грандиозное соревнование. Победители удостоятся чести войти во внутренние залы, предназначенные для учеников острова Лазурного Дракона, чтобы продолжить свои тренировки.

«Я ничего не сделал»

Чэн Цянь не интересовался новостями. Его никогда не волновали такие бессмысленные вещи, как соревнования с другими, потому что в этом не было необходимости.

Когда он стал старше, его гордое сердце было испытано изрядной долей сомнений в себе и в результате стало еще более стойким. Теперь в глазах Чэн Цяня существовало лишь два типа людей: те, кто не мог сравниться с ним сейчас, и те, кто не сможет сравниться с ним в будущем.

Спина Чэн Цяня болела так сильно, что ему больше не хотелось задерживаться здесь.

– Если тебе больше нечего сказать, то я ухожу.

– Погоди, мы еще не закончили, останься, – произнес Янь Чжэнмин, прежде чем повернуться к Хань Юаню. – Ты уже завершил свои ежедневные занятия с тридцатью деревянными амулетами?

Хань Юань замешкался.

Увидев его замешательство, Янь Чжэнмин вскинул бровь.

– Тогда какое отношение это соревнование имеет к тебе? Приступай немедленно!

Хань Юань удрученно высунул язык и не осмелился сказать больше ни слова.

Глава их клана уже не был таким, как раньше. Он вырос из маленького мальчика, игравшего роль тщеславного нарцисса, в тщеславного нарцисса, обладающего властью.

Пять лет назад, подвергнувшись унижению в лекционном зале, глава клана Янь, казалось бы, принял нелогичное решение, совершенно не заботясь об общественном мнении. Он упрямо настаивал на том, что клан Фуяо должен совершенствоваться через чтение писаний, сохраняя традицию укрепления меридианов посредством вырезания амулетов. Даже если им придется идти по чужим стопам и в спешке выстраивать собственную основу для самосовершенствования, они все равно должны будут потратить дополнительное время на выполнение этих двух заданий.

Янь Чжэнмин по этому поводу высказался слегка самоуничижительно: «Я дожил до этого возраста, но кроме лица, доставшегося мне в награду от родителей, у меня нет больше ничего, что имело бы какую-либо ценность. Какое право я имею менять тысячелетнюю традицию нашего клана? В любом случае, даже если в ней нет никакого смысла, это все равно то, что оставил нам наш мастер».

Эта последняя фраза тронула Чэн Цяня, заставив единственного человека, способного противоречить словам главы клана, перейти на другую сторону.

Ни Ли Юнь, ни Хань Юань никогда не могли похвастаться особой точкой зрения, потому они довольно быстро согласились. Таким образом, этот вопрос решился сам собой.

Последние пять лет доказали, что решение Янь Чжэнмина, казавшееся абсурдным, на самом деле было правильным.

После того, как они научились поглощать Ци, формирование основы совершенствования оказалось непростой задачей.

Как только люди вступали на тропу самосовершенствования, они каждые три года подвергались какому-либо испытанию. Каждый раз они переживали нечто сродни небольшому Небесному Бедствию, способному привести к ужасным последствиям, будь они недостаточно осторожны. В лучшем случае их последующее развитие застряло бы в одной точке на несколько лет. В худшем – они бы испытали отклонение Ци.

Это было неотъемлемой частью жизни обычного человека, вступившего на путь самосовершенствования.

Мучунь чжэньжэнь никогда не призывал своих учеников формировать свою собственную основу.

Если бы он не ушел так неожиданно, то скучные дни в Традиционном зале, наполненные заучиванием заклинаний и священных писаний, продолжались бы еще много лет. Этот процесс был долгим и утомительным. Сразу увидеть результат не представлялось возможным. Но когда они повторяли этот ритуал ежедневно, благодаря непрерывным усилиям, их меридианы крепли.

Это было похоже на поговорку: «Заточка топора рубке дров не помеха»¹.

¹ Здесь используется фраза 磨刀不誤砍柴工 (mó dāo bù wù kǎn chá igōng). Это китайская идиома, которая означает «подготовка не задержит фактическую работу».

Таким образом, стоило им действительно приступить к построению своей собственной основы при помощи обычных средств, используемых другими людьми, они смогли бы прогрессировать намного быстрее. Даже если это и не было бы сразу заметно. Поэтому, когда они столкнутся со своим испытанием, их опыт будет намного лучше, чем у других людей.

Но с дровами, выставленными прямо перед ними, сколько людей в мире захотят продолжать точить топор?

После того, как Янь Чжэнмин приказал Хань Юаню идти, он махнул Чэн Цяню рукой, призывая того следовать за ним.

Лужа, все еще сидевшая на корточках посреди двора, сразу же обрадовалась появлению старшего брата. Она смотрела на Янь Чжэнмина горящими глазами, как птица, которую долго держали в клетке.

Каждый раз, когда Янь Чжэнмин видел ее, у него возникало чувство, будто он смотрит на себя в прошлом. Это было странно. «Никто не познает милости своих родителей, пока не вырастит собственного ребенка». Щелкнув пальцами, он послал молнию, созданную его собственной Ци, точно в заклинания под ногами Лужи. В безупречном круге образовалась брешь, через которую и просочилась энергия, создав внутри небольшой вихрь.

Стоило ей только освободиться, как девочка тут же плюхнулась на землю. Затем она вытянула шею и протяжно произнесла, с неизвестно откуда взявшейся небрежностью:

 – Мама, ай-ай-ай-ай. Это старое тело полностью истощено!

Услышав это, Янь Чжэнмина замер. Увидев, что дело принимает дурной оборот, Лужа поспешно вскочила на ноги, вытерла лицо маленькими грязными ручками, которыми только что похлопывала себя по заду, и притворилась невинной, не обращая внимания на свою неряшливую внешность.

– Хе-хе, спасибо, старший брат!

От каждого ее движения у Янь Чжэнмина непрерывно подергивался глаз. Наконец, не выдержав, он взмахнул руками и развернулся, чтобы уйти.

– Если она осмелится вырасти такой, как Тан Ваньцю, я вышвырну ее из нашего клана несмотря ни на что.

– Она не вырастет, – успокоил его Чэн Цянь. – Она все-таки дочь Королевы монстров. Я слышал, что отпрыски рогоносцев обычно не слишком уродливы.

Янь Чжэнмин промолчал, с укоризной посмотрев на Чэн Цяня.

Ему ничуть не полегчало.

Открыв дверь в свою комнату, он холодно кивнул Чэн Цяню, приглашая его войти. Чэн Цянь замешкался. Даже несмотря на то, что аромат в комнате Янь Чжэнмина стал намного мягче после ухода Юй-эр, Чэн Цянь все еще не мог удержаться от чихания.

Он потер нос, глядя на цветы на столе, всегда остававшиеся живыми при помощи заклинаний, и на мгновение восхитился глубоко укоренившейся утонченностью главы своего клана. Он втайне вздохнул и почувствовал, что больше не сможет ходить здесь как попало.

Чжэши поднялся на ноги.

– Глава клана.

– Тебе здесь делать нечего, можешь идти. Завтра, когда закончится лекция, скажи Сюэцину, пусть придет ко мне. Мне нужно, чтобы он кое-что сделал.

Чжэши послушно вышел из комнаты. Янь Чжэнмин закрыл за собой дверь, скрестил руки на груди и прислонился спиной к косяку. Обращаясь к Чэн Цяню, он произнес:

– Раздевайся.

Чэн Цянь застыл на месте.

– Поторопись, – бесстрастно добавил Янь Чжэнмин, – ты ждешь, что я тебя раздену?

– Я не такой...

Видя его нежелание сотрудничать, Янь Чжэнмин нетерпеливо шагнул вперед, собираясь исполнить свою угрозу и «казнить его без суда».

Чэн Цянь увидел его решимость и с неохотой принялся раздеваться, намеренно пытаясь вызвать у Янь Чжэнмина отвращение.

– Старший брат, я не мылся три дня. Ты не боишься осквернить свой взгляд?

Удивительно, но Янь Чжэнмин не клюнул на приманку. Он протянул руку, чтобы стянуть одежду, которую Чэн Цянь так не хотел снимать, и увидел синяк, простиравшийся от левого плеча до правого бока. Его спина почти почернела, лопнувшие кровеносные сосуды расползлись, как паутина. В сочетании с бледной кожей это создавало поистине ужасное зрелище.

Кроме этого, на теле Чэн Цяня было много других ран различной степени тяжести. Некоторые из них имели более глубокие цвета, в то время как другие, казалось, скоро исчезнут. Умение поглощать Ци вовсе не означало, что они могли практиковаться исключительно в медитации и быть полностью свободными от мирских потребностей. Но, после того как они начали свой путь к самосовершенствованию, их разум и кости полностью очистились. В отличие от обычных людей их было не так легко ранить, к тому же, раны не оставляли шрамов. За исключением тех, что еще не успели затянуться.

Едва взглянув на него, Янь Чжэнмин тут же отвел взгляд.

Казалось, что его самого безжалостно избили. Сердце болело так сильно, что готово было вот-вот разорваться. Даже его собственная спина начала пульсировать от боли.

Странный беспричинный гнев на Чэн Цяня вскипел внутри Янь Чжэнмина.

Его грудь то поднималась, то опускалась, пока он пытался заставить себя успокоиться. На это потребовалось время.

– Ложись на кровать, – наконец, произнес Янь Чжэнмин. Он безуспешно пытался сдержаться и обиженно добавил. – Если бы ты, ублюдок, был на два года моложе, я бы избил тебя так, что даже мастер бы не узнал.

Чэн Цянь несколько раз безуспешно пытался повернуть голову, но вскоре сдался и послушно лег на живот, позволяя своему старшему брату применить лекарство. Он все еще пытался объяснить.

– Ты про ушибы? Они всегда кажутся большими, но на самом деле я в порядке... Ай!

– Все еще в порядке? – голос Янь Чжэнмина сделался холодным.

Чэн Цянь не осмеливался злить его еще больше, потому он просто зарылся лицом в простыни и сосредоточился на том, чтобы стерпеть боль.

Дубинка, побеждающая демонов, естественно, обладала убийственной божественной энергией. Если бы ее владелец не был настолько некомпетентен, неспособный извлечь даже десятую часть своей силы, эта штука могла бы разрушить все внутренности Чэн Цяня одним ударом.

Ругательства вертелись на языке Янь Чжэнмина, но, когда они уже собирались слететь с его губ, он не смог издать ни единого звука. После стольких переживаний сердце Янь Чжэнмина, лишенное сочувствия, наконец-то вновь ожило.

Нынешний Янь Чжэнмин, с его, на самом деле чувствительным нутром, точно знал, как Чэн Цянь заработал каждую из своих ран.

Теперь же, оглядываясь назад, он понимал, что ненависти и обид было недостаточно. Янь Чжэнмин не мог отрицать, что Чэн Цянь, будучи самым юным среди них всех, подтолкнул его к этому.

Чэн Цянь никогда ни в чем не критиковал своего главу. Его позиция всегда была неизменна: если ты можешь это сделать, сделай это сам. Если не можешь – я сделаю это за тебя, даже если мое тело будет разрушено, а кости раздроблены.

Каждая рана на теле Чэн Цяня была пощечиной Янь Чжэнмину. Из-за этого он не осмеливался позволить себе ни минуты отдыха.

В самые трудные дни Янь Чжэнмин ночами не смыкал глаз, потому что видел Чэн Цяня в своих кошмарах.

От теплых простыней Янь Чжэнмина исходил успокаивающий аромат, проникающий в тело. Последние несколько дней Чэн Цянь провел в ожидании подходящего момента, чтобы сорвать «увядшую траву», так что теперь он был совершенно измотан. После того, как он лег, ему не хотелось двигаться ни на сантиметр.

Закончив обрабатывать раны, Янь Чжэнмин посмотрел на тонкую талию юноши и не мог не задуматься о том, что у него на шее висит печать главы клана. «Даже если меня нет рядом, все равно есть Ли Юнь. Даже Хань Юань старше тебя, так почему бы тебе просто не быть, как Лужа, оставаясь в блаженном неведении? Почему ты так себя истязаешь? Почему бы не полагаться на своих братьев чуть больше?»

И все же, хотя он мог бы сказать эти слова кому угодно, он не мог сказать их Чэн Цяню, чья усталость сделалась очевидной, стоило только ему расслабиться.

Несмотря на то, что все эти годы они доверяли друг другу свою жизнь, Янь Чжэнмину было трудно даже сказать «спасибо», не говоря уже о таких поучительных словах.

Пережив внутреннее смятение, Янь Чжэнмин лишь коротко произнес:

– Чжоу Ханьчжэн вернулся, но он не останется надолго. Несмотря ни на что, ты должен стерпеть это и ни в коем случае не высовываться, слышишь меня?

Чэн Цянь что-то сонно пробормотал в ответ, явно относясь к чужим словам как к ветру.

Янь Чжэнмин посмотрел вниз и понял, что глаза маленького ублюдка закрылись. Голова Чэн Цяня была слегка повернута в сторону, ресницы едва заметно подрагивали. Под глазами у него залегли темные круги. Даже оставшийся в нем дух юности был подавлен его усталостью.

Янь Чжэнмин вздохнул, собрал свои лекарства и, не издав ни звука, распустил волосы Чэн Цяня. После, подняв его одежду, он накрыл юношу тонким одеялом. Глава клана отошел в сторону, намереваясь посидеть в тишине и помедитировать.

Но, проведя так некоторое время, Янь Чжэнмин, все-таки, не мог удержаться. Ему казалось, что, если он не задаст этот важный вопрос, он вообще не сможет спокойно медитировать. Поднявшись, он подошел к постели, чтобы толкнуть Чэн Цяня.

– Эй, ты действительно не мылся в течение трех дней?

Затылок Чэн Цяня красноречиво демонстрировал его убийственные намерения.

Нрав Янь Чжэнмина уже давно перестал быть таким беспокойным, как во времена их жизни на горе Фуяо. Использование медитации в качестве замены сна было для него обычным явлением. Но именно в этот день, перед рассветом, его разум внезапно встревожился, и он открыл глаза.

Краски ночи еще не исчезли с неба, когда Чэн Цянь ушел. С того самого дня, как Янь Чжэнмин познакомился с ним, Чэн Цянь никогда не спал до восхода солнца. Простыни еще не успели остыть.

Янь Чжэнмин какое-то время сидел молча, сосредоточившись на попытках обдумать все произошедшее. Казалось, он еще не сталкивался ни с какими испытаниями, но все равно не мог успокоиться, несмотря ни на что... будто что-то вот-вот должно было произойти.

Взмахом руки он зажег лампы, несколько раз прошелся по комнате и достал из-под абажура три медные монеты.

Янь Чжэнмин не был знаком с гаданиями. Он видел, как его учитель делал это раньше, но всякий раз, когда он пытался спросить об этом, Хань Мучунь никогда не соглашался учить его, говоря лишь: «Предвидение будущего – это кульминация Дао и начало невежества. Это нечестная практика, нет никакой необходимости тебе знать об этом».

Неужели на острове Лазурного Дракона должно было произойти что-то важное?

Три медные монеты заплясали между его ловкими пальцами. Повертев их пару мгновений, он очистил свой разум и сел, приготовившись молча читать священные писания «О ясности и тишине».

Как и следовало ожидать, Чжоу Ханьчжэн был предвестником несчастья. От его присутствия никогда не было ничего хорошего.

Информация, добытая Хань Юанем, вскоре подтвердилась. На следующий же день в лекционном зале было объявлено о проведении грандиозного соревнования. Таинственный и так редко встречающийся левый защитник и правый защитник с лицом сборщика долгов, также прибыли сюда, чтобы поприсутствовать на этом знаменательном событии. Было объявлено, что все, кто мог поглощать энергию Ци, должны были участвовать. Те, кто не хотел сражаться, могли попросту сдаться и признать поражение, в противном случае, все они должны были выйти на бой. Победители могли удостоиться чести войти во внутренние залы острова Лазурного Дракона, читать древние записи и слушать лекции старших учеников.

Пока сверху излагались бесконечные правила, Чэн Цянь сидел на земле, не поднимая головы, и вырезал заклинание на деревянной дощечке размером с ладонь.

Янь Чжэнмин бросил на него быстрый взгляд и небрежно объяснил Хань Юаню.

– Это «Нити марионетки». Ношение его на себе может помочь предотвратить беду. Это один из семи великих видимых талисманов, он довольно известен. Всего здесь сто восемь резных штрихов, каждый из которых взаимосвязан с другими. Штрихи никогда не должны прерываться, ошибки недопустимы... Смотри, эта маленькая засечка разрушила его.

Казалось, что-то задело кончик ножа Чэн Цяня, его духовная энергия внезапно вырвалась наружу. Хань Юань почувствовал, как в лицо ему ударила влага, быстро рассеявшаяся в воздухе. Его глаза расширились от благоговения.

Янь Чжэнмин лениво наклонился и похлопал Чэн Цяня по плечу.

 – Ты научился чувствовать энергию шесть или семь лет назад, но уже осмелился попробовать семь великих чар. Ты действительно слишком требователен, медная монетка.

Отложив в сторону разбитую деревянную дощечку и нож, Чэн Цянь сел неподвижно, регулируя внутренние потоки.

Янь Чжэнмин продолжил объяснение.

– Ошибки в резьбе могут быть вызваны либо недостатком практики, либо нехваткой энергии... что касается твоего третьего брата, у него как раз закончились силы. Медная монетка, почему ты вдруг решил вырезать это?

– Я просто хотел попробовать, – небрежно сказал Чэн Цянь.

Довольно скоро Янь Чжэнмин понял, почему.

Пока все возбужденно обсуждали грандиозное соревнование, Янь Чжэнмин провожал Сюэцина в порт.

– Возвращайся, как только сможешь, – наставлял его Янь Чжэнмин. – Сперва отправляйся на гору Фуяо, а потом домой. Если возникнут непредвиденные расходы, можешь воспользоваться моими средствами.

За прошедшие годы Сюэцин превратился в молодого человека, и теперь выглядел более зрело. Он записал каждый пункт и утвердительно кивнул.

– Вот и все. Ты можешь идти.

– Сюэцин, подожди!

Пока они разговаривали, к ним галопом подскакал летучий конь. Прежде чем конь успел остановиться, Чэн Цянь уже спрыгнул с него. Вид у юноши был растрепанный, вероятно, пока он спешил сюда, его со всех сторон обдувал морской ветер. Когда он приземлился, его дыхание слегка сбилось.

Сюэцин всегда был нежным и добрым, и не любил много говорить. Когда он был моложе, он ухаживал за Чэн Цянем внимательно и дотошно. По сравнению с Янь Чжэнмином, старшим братом, часто забывающим о своей роли, Сюэцин был куда надежнее, потому его отношения с Чэн Цянем всегда были хорошими.

Сюэцин улыбнулся ему.

– Я скоро вернусь, так что третий дядя должен хорошо заботиться о себе.

– Н-ну, конечно, я понял, – Чэн Цянь кивнул и достал из-за пазухи маленький хлопковый мешочек, который передал Сюэцину. – Я думал, что не успею. Носи это с собой, будь осторожен в пути.

Янь Чжэнмин, оставшийся в стороне, спросил:

– Что это за вещь, раз ты спешил доставить ее в такую даль?

Сюэцин открыл мешочек и обнаружил внутри маленькую деревянную дощечку. Когда он вытащил ее, чтобы рассмотреть поближе, Янь Чжэнмин застыл. Это был законченный амулет.

Чэн Цянь сказал, слегка смущаясь.

– Моей энергии недостаточно, поэтому я потерпел множество неудач. После стольких дней, я, наконец, с боем завершил это. Держи его при себе, но тебе все равно нужно быть осторожным в пути. Поскольку это мое творение, если ты встретишь кого-то, чей уровень будет выше, чем у меня, оно снова превратится в бесполезный кусок дерева.

Сюэцин поспешно произнес:

– Да, большое спасибо третий дядя.

Сердце Янь Чжэнмина наполнилось необычным чувством неудовлетворенности. Он подумал: «А я ничего не получил. Я столько сил потратил, чтобы вырастить этого мелкого неблагодарного негодяя, но он даже свистка для меня не вырезал». «Нити марионетки», над которым он так усердно трудился, он отдал кому-то другому, как нелепо!

Но он был уважаемым главой клана и не мог себе позволить ссориться со своим братом и младшим адептом средь бела дня. Состроив серьезное лицо, Янь Чжэнмин торжественно сказал Сюэцину возвращаться как можно скорее. Проводив его, он даже не удостоил Чэн Цяня взглядом, прежде чем сердито повернуться и уйти.

Но он едва успел сделать два шага, когда понял, что Чэн Цянь все еще смотрит в след уходящей лодке. Мысли его были неясны, он даже не заметил гнев Янь Чжэнмина. Потому глава клана Янь целенаправленно вернулся, чтобы подождать его. Только когда Чэн Цянь, наконец, с тяжелым сердцем повернулся, Янь Чжэнмин начал действовать. Он громко хмыкнул, чтобы Чэн Цянь услышал, а после развернулся и зашагал прочь под озадаченным взглядом своего младшего брата.