Текст книги "Лю Яо: Возрождение клана Фуяо (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 77 (всего у книги 78 страниц)

Экстра II

Однажды, ремонтируя мебель в зале Неизвестности, Нянь Дада и Ю Лян стали свидетелями того, как их второй дядюшка с ревом спускался с вершины горы, будто сбежавшая дикая собака.

– Оставь меня! Я хочу уйти в уединение… уйти в уединение… – кричал он.

Нянь Дада и Ю Лян удивленно переглянулись. В конце концов, они еще не знали, что значит «уйти в уединение».

Прежде, чем звуки его голоса стихли вдали, Ли Юнь, словно ветер, влетел в безымянную пещеру, лежавшую на полпути со склона и, протянув руку, ловко запечатал вход.

Но в следующее же мгновение с неба опустился сияющий меч, полностью разрушив запрет, созданный неизвестным старейшиной. Глава Янь, наконец, показал свое истинное лицо. Лицо человека, одержимого жаждой убийства.

Полный обожания Нянь Дада легко толкнул Ю Ляна локтем и воскликнул:

– Боже мой, твой учитель действительно хорош.

Но Ю Лян предпочел промолчать.

Порой ему казалось, что они с Нянь Дада должны были поменяться учителями. Так они смогли бы избавиться от чувства, что один из них ошибся дверью.

Спасаясь от неминуемой гибели, Ли Юнь завыл еще громче:

– Мастер! Старший брат собирается убить человека! Прошу вас, откройте же глаза и посмотрите на это! Вы так рано ушли. Никто, кроме вас не в силах его контролировать. Больше некому отвечать за ваших учеников. А теперь он обрел власть и может одной рукой закрыть все небо... Боги, помогите!

Нянь Дада был ошеломлен. Впервые он услышал такие отчаянные вопли.

Ю Лян поднял голову и посмотрел вверх, увидев в горном лесу красный отблеск. Это Лу... Нет, младшая тетушка Хань Тань и белый журавль спокойно проскользнули мимо. Спустившись ниже, девушка заняла удобное место, желая понаблюдать за шумихой, чтобы при этом не попасться никому на глаза.

Сколько еще раз жизнь подарит им такой изощренный опыт? Когда городские ворота охватывает пожар, даже рыбе в пруду приходится не сладко¹.

¹  城门失火，殃及池鱼 (chéngménshīhuǒ, yāngjíchíyú) – когда городские ворота охватывает пожар, рыбе в пруду приходится плохо (обр. при большом несчастье даже малому трудно уберечься).

Но Ю Лян был совершенно спокоен. Решив последовать примеру своего старшего, он заставил Нянь Дада опустить голову и быстро закрыл двери зала Неизвестности. Две пары глаз: одни сверху, другие снизу, с любопытством подсматривали в щель между створками.

Похоже, для осиротевших детей это была очень долгая история. Одним словом, все это случилось из-за того, что Ли Юнь напился дешевого вина, так что, преследовали и били его совершенно заслужено.

Это были первые дни праздника середины осени. Кроме Чэн Цяня, все на горе немного выпили. Увидев у Ли Юня книгу о различных заклинаниях, Чэн Цянь хотел было одолжить ее, чтобы прочитать. Но как только он открыл ее, из книги выпала «закладка». В этот момент второму брату можно было смело отравляться в нирвану… Это оказалась та самая записка, которую Ли Юню передал Янь Чжэнмин. Записка об «Эликсире чистого сердца».

Разумеется, Чэн Цянь сразу же узнал почерк их старшего брата. Однако он не стал принимать это близко к сердцу. Он просто спросил.

Услышав его слова, Ли Юнь жутко растерялся. Юноша уже был изрядно пьян, и вопрос поставил его в тупик.

– Старший брат! Старший брат, это не моя вина, что у тебя снова неприятности!

Чэн Цянь удивился, но не сказал ни слова.

Он лишь случайно упомянул об этом, и, услышав ответ, захотел узнать, что это было.

Но позже… На следующий же день Чэн Цянь отправился в уединение на вершину горы, чтобы попрактиковаться с мечом. За все это время он так и не появился у дверей павильона Цинъань.

Любой, кто решил бы подняться на вершину горы, чтобы «помешать его уединению», должен был приготовиться к тому, что Шуанжэнь сбросит его вниз. Вершина горы Фуяо, похоже, превратилась в царство холода и снега. Еще пара дней, и жители лежавшей у подножия деревни начали бы рассказывать страшные истории о том, что «у хозяина священной горы умерла жена, и волосы несчастного побелели за одну ночь».

Янь Чжэнмин места себе не находил. Он ничего не мог поделать с Чэн Цянем, потому у него попросту не осталось другого выбора, кроме как заполнить собой горы и долины², отправившись выслеживать во всем виноватого Ли Юня.

² 漫山遍野 (màn shān biàn yě) – заполнять горы и долины (обр. в знач.: заполнять собой всё; быть повсюду).

– Помогите! Убивают! Младшая сестра! Третий брат! – кричал Ли Юнь.

В глухом горном лесу Лужа, притворяясь мертвой, гладила по шее белого журавля.

– Сдается мне, вернуться на задний склон горы и отправиться сражаться в Долину демонов будет куда безопаснее, тебе не кажется? – с тревогой произнесла девушка.

Белый журавль потерся о ее ладонь, будто поддержав решение Лужи вернуться и узурпировать трон.

Ли Юнь издал свирепый рев, но звучало это так, словно кто-то пытался прирезать свинью.

– Вы бессовестные люди... Лужа! Я приложил столько усилий, чтобы поставить тебя на ноги, а ты бросаешь меня на произвол судьбы... Сяо Цянь! Неужели у тебя хватит духу позволить старшему брату, которого ты сам вынудил и соблазнил, пойти из-за тебя на такое преступление?! Ах, ах! Старший брат, это была ошибка. Я бы не посмел. Пожалуйста, пощади мою собачью жизнь...

Но вдруг, вой Ли Юня и разрушения Янь Чжэнмином внезапно прекратились. Нянь Дада с сомнением посмотрел вверх и увидел своего грациозного учителя, похожего на изгнанного с небес небожителя. Чэн Цянь стоял на огромной скале с мечом в руке и холодно наблюдал за этим фарсом.

– Похоже, мой учитель явился, чтобы спасти мир, – произнес Нянь Дада.

Глава Янь, не растеряв при этом своего высокомерия, в миг превратился из холодного, как лед³, дьявола в мягкого и скромного юношу в белых одеждах. Он опустил брови⁴ и воскликнул:

³ 冷若冰霜 (lěngruòbīngshuāng) – холодный, как лёд и иней (обр. в знач.: быть бесчувственным, равнодушным).

⁴ 低眉 (dīméi) – опустить брови (обр. в знач.: покориться, подчиниться).

– Сяо Цянь...

Чэн Цянь непонимающе посмотрел на него.

Янь Чжэнмин нервно ковырнул землю носком сапога. Весь его вид говорил о «снисхождении и уговорах». Он сдержанно кашлянул:

– О, забудь об этом, я все тебе объясню.

Чэн Цянь усмехнулся и медленно ткнул Шуанжэнем в землю, приготовившись внимательно слушать.

Янь Чжэнмин облизнул сухие потрескавшиеся губы. Он прекрасно знал, что последствия употребления «Эликсира чистого сердца» были слишком ясны. Здесь нечего было объяснять. Но, что бы Янь Чжэнмин ни сказал, чем больше он бы ни рассказывал, Чэн Цянь становился все мрачнее и мрачнее.

Глава Янь на мгновение лишился дара речи. Наконец, решив, будь, что будет, он поставил себе цель идти до конца. Юноша указал на Ли Юня и толкнул его вперед.

– Это он добавил масло с уксусом⁵, чтобы посеять смуту. Я передал ему эту записку, чтобы попросить сделать для меня несколько обычных пилюль! Ли Юнь, ты так желаешь принести в мир хаос? Я ведь и дня не могу прожить без глазных капель, не так ли? С самого детства твои помысли были нечисты, потому ты так ничего и не добился!

⁵ 添油加醋 (tiānyóu jiācù) – добавлять масло и уксус (обр. приукрашивать факты, искажать действительность, преувеличивать).

Янь Чжэнмин имел невероятный талант выдавать черное за белое и, указывая на оленя, называть его лошадью⁶.

⁶ 指鹿为马 (zhǐ lù wéi mǎ) – показывая на оленя, называть его лошадью (обр. выдавать черное за белое, сознательно извращать истину, дурачить).

Сказав это, он едва сам себе не поверил. Сперва он во всей красе демонстрировал свою слабость, но в тот момент, как он согласился, что во всем виноват Ли Юнь, его настроение тут же переменилось.

Ли Юнь высунул голову из пещеры, вход в которую был только что уничтожен заклинателем меча, и подумал: «Может, еще не поздно предать этот клан?»

Но Янь Чжэнмин злобно посмотрел в его сторону.

Ли Юнь тут же вжал голову в плечи и решительно наступил на горло собственной совести.

– Не так ли? Сяо Цянь, пилюли, о которых просил меня старший брат, были средством от расстройства живота. Это помогает лучше приспосабливаться к новому климату. К «Эликсиру чистого сердца» это не имеет никакого отношения! Это все я... я… я… Я не знал, что говорю. Согласно правилам клана, я заслуживаю того, чтобы глава собственноручно убил меня... Ой!

Прицельным ударом изначального духа Янь Чжэнмин ловко опрокинул Ли Юня на землю.

Внутренне Чэн Цянь все больше и больше закипал, но внешне он по-прежнему был спокоен и безразличен. Он чувствовал, что Янь Чжэнмин не только не желал признавать свою ошибку, но и научился врать, не моргая.

К этому Чэн Цянь привыкнуть не мог.

Увидев, что юноша развернулся, намереваясь уйти не попрощавшись, Янь Чжэнмин поспешно окликнул его:

– Подожди, что ты собираешься делать?

Но Чэн Цянь даже не оглянулся.

– Старший брат, я собираюсь спуститься с горы и отправиться в путешествие на сто лет.

Янь Чжэнмин опешил. Он, наконец, почувствовал, что шутка вышла из-под контроля.

Ли Юнь и прятавшаяся в отдалении Лужа были ошеломлены. Не в силах больше занимать позицию стороннего наблюдателя, Лужа вместе с белым журавлем спустилась вниз. Если ее маленький старший брат действительно решит уйти, на горе Фуяо не останется никого, кто смог бы пресечь злодеяния главы.

Но даже этого будет недостаточно!

– Третий брат, не уходи! – закричала девушка, и ее крик казался таким пронзительным, что любой, кто услышал бы ее голос, непременно разрыдался бы.

Губы Янь Чжэнмина слегка шевельнулись, и в глубине его сердца поднялось странное неуловимое чувство. Их младшая сестра не зря появилась на свет. И пусть обычно она только и делала, что бездельничала, но в нужный момент она твердо стояла на своем.

Лужа тут же расправила крылья, преграждая Чэн Цяню путь. Лицо девушки было залито слезами.

– Если хочешь уйти, возьми меня с собой!

Янь Чжэнмин лишился дара речи.

С ума сойти! В этом клане не было никого, кто не переметнулся бы на сторону противника!

Вдруг, посреди всего этого хаоса, с заднего склона горы донесся пронзительный крик. Все участники ссоры разом замерли и прекратили скандалить.

Чэн Цянь вскочил на клинок и всего за несколько мгновений оказался на вершине. В глубине далекой пещеры было неспокойно. Из-за сильной вибрации по поверхности всегда неподвижного холодного омута пошли белые волны.

– В чем дело? – тихо спросил Чэн Цянь.

Янь Чжэнмин на мгновение прислушался и задумчиво произнес:

– Похоже, в Долине демонов что-то произошло... Как странно.

В этот самый момент они увидели, как холодные воды омута разделились надвое, и в образовавшемся проходе появилась Цзыпэн чжэньжэнь. Казалось, она совершенно не изменилась за эти сто лет. Взгляд старой курицы все еще был острым как у сокола, однако, теперь для стоявших перед ней заклинателей он больше не имел той устрашающей силы.

Янь Чжэнмин снисходительно посмотрел на нее, ожидая, что она скажет. Его лицо оставалось холодным и равнодушным, но не трудно было догадаться, что юноша блефовал.

Кто знает, узнала ли Цзыпэн в молодом человеке того, кто сто лет назад грозился сделать из ее перьев метелку. Она посмотрела на стоявшую неподалеку Лужу, а после вежливо поклонилась и сказала:

– Не так давно в Долине демонов вспыхнуло восстание. Король монстров погиб. Но вам не стоит в это лезть. Я прошу главу на время закрыть проход на гору.

Новость пришла внезапно, но в ней не было ничего удивительного. С давних времен смена власти сопровождалась кровопролитием и убийствами. Никто не мог с уверенностью сказать, был ли нынешний король тем же, что правил в тот год, когда они отправились в Долину демонов искать Хань Юаня.

Янь Чжэнмин слегка нахмурился. Он стоял на вершине горы, заложив руки за спину.

– Спасибо, что сообщили мне. Если мы можем чем-то помочь Долине демонов, прошу вас, скажите мне об этом, Цзыпэн чжэньжэнь.

Это прозвучало несколько высокомерно. Янь Чжэнмин никогда не пользовался уважением у демонов долины. Но все же Цзыпэн знала, откуда у него эта уверенность.

Нынешнее поколение клана Фуяо было не слишком процветающим, но их сила была поистине беспрецедентна. Заклинатель меча, достигший уровня «Божественного Царства». Заклинатель с полубессмертным телом, переживший множество Небесных Бедствий. Лужа, унаследовавшая опыт трех тысяч лет совершенствования. Даже самый никчемный из них уже вовсю совершенствовал свой изначальный дух, опираясь на «девять звеньев»... Не говоря уже о том, что на Южных окраинах, запугивая всех вокруг, поселился великий демон Хань Юань.

Цзыпэн какое-то время наблюдала за тем, как Янь Чжэнмин боролся со своими эмоциями. Столько времени прошло, откуда ему было знать, как теперь обстоят дела? Сто лет пролетели, словно по щелчку. В тот год Хань Мучунь уже почти превратился в призрака. Даже будь в его руках печать главы, он не смог бы запечатать всю гору. Тогда ему пришлось придумать правило, призванное не пускать его учеников на задний склон. Ведь, если бы Небесное Чудовище проявило себя, даже душа Господина Бэймина не смогла бы вернуться и восстановить равновесие.

В своем мире она прожила один единственный долгий день, а в мире людей в это время сменилась солнце и луна.

Стоявший перед ней человек был гордым и сдержанным, а его манера держаться делала его похожим на настоящего наставника. Он больше не был тем ребенком, которого она когда-то знала. Цзыпэн могла лишь поприветствовав его сложением рукавов⁷.

⁷ 敛衽 (liǎnrèn) – стар. приветствовать сложением рукавов (о женщинах), женское приветствие (поклон) со сложенными и спрятанными в рукава кистями рук. 

– Спасибо, глава.

Затем она медленно возвратилась в холодный омут.

Во всей этой неразберихе Чэн Цянь ненадолго забыл о своем гневе.

– Она попросила запечатать гору? – спроси он.

– Просто установить запрет. Не думаю, что кто-то осмелится заявиться в горную пещеру, – ответил Янь Чжэнмин.

Услышав его самодовольный вздох⁸, Чэн Цянь, наконец, вспомнил, что они все еще находились в состоянии холодной войны. Он тут же отвел глаза и иронично произнес.

⁸ 好大的口气 (hǎodà dekǒuqi) – представляет собой насмешку над каким-то хвастливым действием или непрактично завышенными требованиями.

 – Ах, старший брат снова пытается выглядеть внушительнее.

У Янь Чжэнмина от страха земля ушла из-под ног. Он вынужден был продолжить претворяться, пытаясь найти выход из положения.

– Нет... нет, гора Фуяо переживает не самые лучшие времена. В прошлый раз учитель потратил часть своей души, чтобы предотвратить назревающую в Долине демонов катастрофу. Ты не можешь оставить свой клан в такой момент!

Чэн Цянь посмотрел на него, а затем развернулся и зашагал прочь.

Янь Чжэнмин бросился следом за ним, выкрикивая всю дорогу:

– Куда ты? Назад в павильон Цинъань? Вот и правильно, старший брат согреет для тебя чашку сливового чая... Мне есть, что тебе рассказать. Ты и в самом деле такой избалованный... Сяо Цянь, подожди меня!

Ли Юнь многозначительно молчал.

Проводив братьев взглядом, он медленно повернулся к Луже, все еще смотревшей на холодный омут в глубине горы.

– Сестрица, на что ты смотришь? Я ухожу.

Лужа слегка нахмурилась. В этот момент она выглядела очень серьезной, будто стояла на пороге какого-то важного решения.

– Что случилось? – спросил Ли Юнь.

Лужа подняла голову.

– Второй брат, я хочу отправиться в Долину демонов.

Ли Юнь остолбенел.

– Я – Небесное Чудовище, унаследовавшее демоническую пилюлю. Почему я должна наблюдать за тем, как Долина демонов погружается в хаос? В клане демонов тоже много хороших. Заслуживают ли они быть впутанными в эту войну? Те старые ублюдки только и делают, что чешут языками, говоря, что я приношу несчастья.... Но это не так, и я собираюсь позволить им хорошенько себя рассмотреть!

Говоря это, Лужа выглядела так, словно была с ног до головы объята пламенем, и Ли Юнь на мгновение лишился дара речи.

Три дня спустя весь клан Фуяо собрался на заднем склоне горы. В руках у Лужи была целая куча различных амулетов, о действии которых девушка совершенно ничего не знала. Цена каждого из них была просто заоблачной. Янь Чжэнмин безостановочно ругался, вынужденный прибирать за ней беспорядок:

– По-моему, тебе просто нечем заняться. Хорошему человеку незачем желать главенства над всеми птицами... Если тебя там побьют и оставят реветь на улице, домой с жалобами можешь не возвращаться!

– Я хочу быть Небесным Чудовищем и королевой монстров! – сердито заявила Лужа.

– Глупости. Небесное Чудовище. Ты с самого детства была у нас на виду… ох, будь же благоразумнее. Ты можешь просто прийти в Долину демонов и назвать имя своего старшего брата. Никто из демонов не осмелится вызвать недовольство заклинателя меча. – вздохнул Ли Юнь.

Не поднимая глаз, Чэн Цянь внезапно прервав его болтовню.

– Мне лучше пойти с тобой.

Прежде чем Лужа успела возразить, Янь Чжэнмин пронзительно закричал:

– Что? Ни за что!

Но несколько мгновений спустя глава Янь и сам подумал об этом.

– Если ты пойдешь, я тоже пойду! – сдавшись, воскликнул юноша.

Лужа предусмотрительно молчала.

Ее поход превращался в однодневное семейное путешествие. Вдруг, высоко в небе промелькнул силуэт огромного черного орла. Какое-то время птица плавно парила в вышине, а после спустилась на землю. Бросив на Янь Чжэнмина и остальных опасливый взгляд, орел медленно приземлился на другом берегу холодного омута. Его тело было окутано темной энергией, и вода в омуте пошла волнами.

Орел протяжно закричал, а затем произнес голосом Хань Юаня:

– Я слышал, эти несчастные в Долине демонов снова недовольны своей судьбой? Мне пришлось одолжить тело этой птицы. Если не сможешь победить этих отбросов, то погибнешь и больше никогда не вернешься домой!

С этими словами орел резко закричал и, взмыв в воздух, приземлился рядом с Лужей, окинув девушку высокомерным взглядом. Вдруг, птица смиренно склонила голову и неохотно позволила Луже коснуться себя.

Лужа... Хань Тань тут же распахнула свои огромные крылья, и небо вспыхнуло яркими красками. В тот день она вошла в Долину демонов в сопровождении огромного орла и трех старших братьев, держа в руках целую гору амулетов.

– Я собираюсь завоевать весь мир! – громко произнесла Лужа и, не оглядываясь, взмыла вверх, заслонив собой все небо и поднимая ветер. Наивная маленькая королева.

– Мир? Что за ерунда. Это горная глушь. Ты должна вернуться в день празднования Нового года. Нечего болтаться снаружи. Ты меня слышишь? Или я сломаю твои птичьи лапы! – недовольно произнес Янь Чжэнмин.

От его речей Лужа покачнулась и упала в холодный омут.

…ее завоевательный поход начался с унизительного падения лицом в грязь.

Экстра III

В жизни у Тун Жу было лишь два ученика: Цзян Пэн и Хань Мучунь.

Цзян Пэн был воспитанником покойного друга Тун Жу. По просьбе своего приятеля мужчина взял мальчика к себе. Цзян Пэн не хотел забывать своего первого наставника и согласился учиться у Тун Жу лишь из-за его громкого имени. Мальчик был многогранно одарен, честен и немного наивен, но никогда не таил зла на других. Больше полугода он проводил в странствиях. Он уважал Тун Жу, но никогда не был близок к своему новому учителю.

По сравнению со своим старшим братом, Хань Мучунь, истинный ученик, имел куда больше оттенков¹.

¹ 浓墨重彩 (nóngmò zhòngcǎi) – букв. густой цвет – описать что-либо красочным языком с вниманием к деталям. 

Иногда Тун Жу думал, что, будь судьба Хань Мучуня более благосклонна к нему, а его юность – менее ухабиста, возможно, Мучунь никогда и не стал бы его учеником. Он мог бы вести достойную жизнь в качестве уважаемого ученого. Но даже несмотря на подобные мысли, Тун Жу высоко ценил своего драгоценного воспитанника, и это было вовсе небезосновательно.

В возрасте двенадцати лет, во время осеннего провинциального экзамена², Хань Мучунь получил почетное звание цзеюань³, и слава о нем гремела так, что слух дошел до самого императора.

² 秋闈 (Цювэй) – букв. «Осенний экзамен». Экзамены на государственную должность в провинции, проводимые раз в три года. Они продолжались 9 дней и состояли из 3 сессий, каждая из которых длилась по 3 дня.

³  解元 (Цзеюань) – звание, присваемое ученым, набравшим наибольшее количество баллов на осенних экзаменах, проводившихся во времена династии Тан. Иначе говоря, это цзюйжэнь с лучшим результатом.

В следующем году Хань Мучунь был избран для участия в Хуэйши⁴. Однако, так совпало, что, когда он был уже на полпути в столицу, отец Мучуня тяжело заболел и скоропостижно скончался. Мать мальчика умерла при родах, и отец был его единственной семьей. Не в силах сосредоточиться на учебе, Мучунь, вместе с другими домашними, поспешил в родной город на похороны. Но небеса словно решили сыграть с ним злую шутку: на обратном пути они угодили в засаду, устроенную бандитами. Головорезы перебили всех, и только Мучунь, будучи уже при смерти, был чудесным образом спасен Тун Жу, прогуливающимся мимо и собирающим травы.

⁴ 試試 (Хуэйши) – второй (столичный) этап из Императорских Экзаменов, на который допускались те, кто уже получил титул цзюйжэнь.

В народе говорили: «Мудрец всегда проживает короткую жизнь». Куда бы он ни пошел, это будет его проклятием. Возможно, Хань Мучунь родился под несчастливой звездой, но появление Тун Жу дало ему возможность свернуть с предопределенного пути. По крайней мере, так думал сам Мучунь, вспоминая эту роковую встречу много лет спустя.

Хань Мучунь стал учеником Тун Жу в возрасте тринадцати или четырнадцати лет. С тех пор, как он познал разницу между заклинателями и смертными, Хань Мучунь переключил свое внимание с получения почетного звания на самосовершенствование. Даже Тун Жу не мог не задаться вопросом, почему этот ребенок так упорствовал в своем решении.

Закончив поливать цветы у храма, Хань Мучунь небрежно спросил:

– Заклинатель или смертный… ты можешь выбрать лишь одну из сторон, почему ты пытаешься быть и тем, и другим?

– Почему бы и нет?

– Подобные вещи несовместимы. Пропасть между совершенствующимися и обычными людьми слишком велика. Если бы заклинатели вмешивались в мирские дела, разве жизнь смертных в их руках не была бы подобна жизни муравьев, а мир не погряз бы в хаосе? Какая нам польза от хаоса... Так же, как и всем людям, нам нужна одежда и предметы первой необходимости, а смертные – источник их получения. Если бы заклинатели, вроде нас, были самодостаточны, мы бы ничем не отличались от обычных людей. Нам не нужно было бы пересекать реки или взбираться на горы, чтобы получить сырье для изготовления горшков. Разве между нами не возник бы конфликт, подобный конфликтам смертных? Зачем тебе это делать? Ты хочешь, чтобы жадность и хитрость погубили нас всех?

Тун Жу понятия не имел, что его ученик так сильно опасается за мир. Он почти не узнавал в нем того отчужденного ребенка, которого когда-то взял с собой.

– На мой взгляд, – продолжал Хань Мучунь, напевая себе под нос какую-то мелодию, – это пустая трата времени, пытаться подружить всех со всеми... Я слышал, что чем ты сильнее, тем скорее ты сможешь вознестись, но я обошел все девять этажей библиотеки и не нашел ни единого упоминания о тех, кому бы это удалось. Эй, учитель, может быть, «вознесение» на самом деле просто морковка?

– …Что?

– Морковка! Та самая, которую мы вешаем над головой осла, чтобы заставить его идти вперед. Если бы все заклинатели были ослами с морковкой, висящей над их головами, ни у кого бы попросту не осталось сил, чтобы беспокоить мир смертных! – сказал Хань Мучунь.

– Полная чушь, – не в силах больше выносить бред, что нес его ученик, Тун Жу, в конце концов, отвесил ему затрещину. – Что насчет приемов, которые я просил тебя выучить? Есть ли прогресс?

– Для тебя я даже заучил их задом наперед! – с гордостью объявил, свалившийся в лужу, Хань Мучунь.

– Твой разум – вот что сейчас работает задом наперед! – возмутился Тун Жу. – Какой в этом смысл, если ты не собираешься практиковаться в их использовании, маленький негодяй!

Хань Мучунь был гением, но ленивым. Занятия для него были подобны заточке лезвия. Он всегда учился ровно до того момента, пока Тун Жу, с неохотой, не признавал его результат, и никогда больше не прикладывал никаких усилий. Казалось, он тратил больше сил, играя в эти игры, чем на самом деле вкладывал энергии в учебу.

Видение Тун Жу о гордом наставнике и его драгоценных детях превратилось в исчезающий сон.

И, так как Цзян Пэна зачастую не было дома, в клане Фуяо оставался лишь один ученик. Тун Жу наблюдал, как растет его воспитанник, и вскоре обнаружил, что не может быть с мальчиком достаточно строг. Время от времени он ловил этого маленького негодяя слонявшимся без дела, и несильно его ругал.

– Сяо Чунь, ты уже должен был понять, что заклинатели, подобные нам, сами выбрали трудный путь. Мы, как и смертные, ограничены возрастом и потому не можем позволить себе тратить так много времени на обучение. Человеческие возможности действительно разнообразны, и ты, несомненно, принадлежишь к числу благословенных. Однако с возрастом ты поймешь, что удача и преданность на самом деле куда важнее природного потенциала.

Хань Мучунь сдержал улыбку и сердечно передал мужчине чашку чая.

– Учитель, твой чай.

Тун Жу увидел, что мальчик пропустил его слова мимо ушей. Тогда он взял книгу, лежавшую неподалеку и, даже не прикоснувшись к чашке, безжалостно ударил Хань Мучуня по голове.

– А теперь ты подлизываешься?! Какая новая философия научила тебя этому?

Удар Тун Жу не был сильным, и Мучунь лишь слегка откинул голову назад.

– Я учусь не потому, что мне нравится учиться, – улыбнулся в ответ Мучунь. – На самом деле, я бы с радостью стал простым садовником, но мой отец всегда был слаб здоровьем и часто говорил, что не доживет до моего успеха. Вот почему я хотел сосредоточиться на экзаменах, чтобы добиться высокого положения и, наконец, успокоить его... Но теперь, когда мой отец ушел, моя единственная семья – это ты, учитель.

Взгляд Хань Мучуня упал на чашку с чаем, легкая рябь мешала ему рассмотреть в ней выражение лица учителя.

Тун Жу почувствовал, как его сердце слегка дрогнуло при слове «семья».

Губы Хань Мучуня скривились в усмешке, и мальчик продолжил:

– Вот почему я решил, что хочу заботиться об учителе, и когда…

Он хотел было сказать «когда ты состаришься, я буду продолжать заботиться о тебе», но вспомнил, что Тун Жу не состарится, поэтому он за доли секунды изменил то, что собирался произнести:

– Когда придет весна, ты увидишь, как прекрасны цветы на горе Фуяо. Тренировки тоже станут легче, если у тебя будет хорошее настроение!

...Так он все еще хотел стать садовником.

Сердце Тун Жу смягчилось, но его лицо с этим, кажется, не согласилось, поэтому мужчина просто сдался и закатил глаза.

Пришла весна, и Фуяо в действительности стала гораздо оживленнее, чем в прошлом. Гора была покрыта морем цветов, всюду кружили пчелы, бабочки, и птицы летали над величественным пейзажем. Хань Мучунь сидел на парящей в воздухе мотыге, неровно закатав штаны, и возбужденно махал рукой в сторону Тун Жу.

– Учитель, смотри! Я высадил для тебя целую гору цветов!

Тун Жу всегда считал себя прирожденным одиночкой. Если он и не проводил все свое время в уединении, то учился вместе с друзьями-заклинателями. Никто никогда не подходил к нему с таким дружелюбием и открытостью.

Тун Жу вспомнил о «небольшом инциденте», произошедшем пару дней назад, когда этот маленький мошенник украл у него несколько талисманов, намереваясь продать их за обычные деньги и купить алкоголь, но милостиво все простил.

Они в равной степени нуждались друг в друге, а значит, больше не были одиноки.

Приближался конец весны, и цветы начали увядать. Тун Жу хотел сохранить их подольше при помощи заклинания, но юноша остановил его.

– Пусть увядают. Они вновь расцветут в следующем году. Растения цветут весной, снег выпадает зимой. Смена сезонов – лишь часть природы. Нет необходимости защищать одно и задерживать время другого.

Опытные заклинатели проводили свое время, пересекая горы и моря, иногда пропадая на годы, но все они были излишне тщеславны. Тун Жу услышал слова своего ученика и насмешливо подумал: «Правильно, зачем быть таким гордым, находясь в уединении? Разве им не надоест одно и то же? Конечно, ничего хорошего из этого не выйдет».

Смертные смотрели в будущее лишь потому, что знали: ничто не вечно.

Хань Мучунь собрал увядшие цветы, добавил к ним меда и сделал, по меньшей мере, десять кувшинов вина, которые, в конце концов, спрятал под деревьями. Из-за этого он на неделю позабыл о домашней работе и был лично наказан учителем.

Минул еще один сезон, и спрятанное вино превратилось в восхитительное угощение. Вместе с жирными маленькими крабами, пойманными в реке с другой стороны горы, все это казалось настоящим божественным пиром.

Люди всегда стремились пожить подольше, но какой смысл жить в страданиях и беспокойстве, не имея семьи и друзей?

Тун Жу всю свою жизнь провел на горе Фуяо, с самых ранних своих лет, и никогда не задумывался о том, что стоит за стремлением к жизни. Он так привык к каждодневным тренировкам и следованию одному и тому же распорядку, что дни для него стали подобны пресной воде. Он никогда не испытывал ни боли, ни счастья.

Пока не появился Хань Мучунь.

Сто лет теперь казались кратким мигом, и этот новообретенный аромат жизни поставил Тун Жу на колени.

Сладость исходила от цветочного вина, а горечь – от того времени, когда его душа была заперта в трех медных монетах. Он мог лишь беспомощно наблюдать, как гора Фуяо превращается в безжизненную местность, где больше некому сажать цветы.

Тун Жу видел и то, как душа его Сяо Чуня вселилась в грязную ласку, маленькое пушистое существо, что каждую ночь забиралось в храм Бучжи для медитации. Его крошечные глазки медленно закрывались, будто бы он предавался созерцанию⁵, которое никто не мог понять, или заглядывал в память клана Фуяо через печать главы.

⁵ Здесь, буквально «постигал дзен». 

Тун Жу не знал, остался ли на печати его след, и не знал, видел ли что-нибудь Хань Мучунь, но особенно он не знал, что ему следовало сделать, чтобы это понять... или он только думал, что не знал.

Сладостным был лишь миг, боль же преследовала его в течение долгих лет.

Их воссоединение случилось в месте, недосягаемом для других, в Безмятежной долине. Хань Мучунь использовал свой дух, чтобы запереть последний кусочек души Тун Жу.

Это было всего лишь связывающее заклинание – несмотря на потерю своего первозданного духа и большей части своей души, Тун Жу все еще оставался Господином Бэймином. Если бы он действительно намеревался убежать, слабое заклинание Хань Мучуня превратилось бы в детскую забаву.

Несмотря на то, что тело Тун Жу было растерзано на куски, а его душа почти полностью рассеялась, он с трепетом принял наказание, ниспосланное ему с небес. Потому что жить и умереть с этим человеком для него было тем, чего он не осмеливался желать, но все равно получил.