Текст книги "Лю Яо: Возрождение клана Фуяо (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 78 страниц)

Закрой свой рот

Когда Янь Чжэнмин покинул гору Фуяо, ему не было и семнадцати лет. Когда ему исполнилось двадцать, он сосредоточился на владении мечом. Он стал старше, но внешне почти не изменился.

Теперь его изначальный дух ступил в «Божественное Царство», и годы больше не оставляли на его лице свой след. Однако характер и манера поведения юноши были уже не те, что раньше.

Двое детей-привратников с подозрением переглянулись. Гора Фуяо была персиковым источником, куда редко забредали посторонние. Никогда прежде они не видели никого настолько сильного и, как назло, мастера не было дома.

Один из мальчишек почтительно поклонился до земли и, не поднимая глаз, вежливо сказал:

– Наш глава только вчера отправился в путешествие. Мы не знаем, когда он вернется. Боюсь, господа бессмертные пришли не вовремя. Могу ли я узнать ваши имена, чтобы в будущем доложить мастеру?

Этим детям было около двенадцати-тринадцати лет. Они были по-детски круглолицы и ребячливы. Стоя от гостей на расстоянии в несколько шагов, дети даже не осмеливались поднять на них взгляд.

Янь Чжэнмин поперхнулся. Ему хотелось сказать: «Неужели вы не узнаете меня?» Но прежде, чем эти слова слетели с его губ, он вдруг обнаружил, что не мог вспомнить имена этих служек.

Словно он внезапно вернулся в прошлое. После сотни лет пути, все происходящее казалось ему каким-то нереальным.

Есть выражение: «Ушел из дома юношей, вернулся стариком». Похоже, теперь оно обрело совершенно иной смысл.

Вдруг, один из служек моргнул и удивленно произнес:

– Ах, брат Тэнхуан¹, этот человек так похож на нашего молодого господина!

¹ 藤黄 (ténghuáng) – млечный сок, выделяемый деревьями рода Garcinia в Восточной Индии. Имеет желтый или желто-красный цвет и употребляется в медицине и приготовлении желтых водяных или масляных красок и лаков.

О да, ребенка звали Тэнхуан. Теперь Янь Чжэнмин вспомнил, что все эти дети были слугами семьи Янь. Когда он уходил из дома, его семья провела среди слуг тщательный отбор. Эти дети, в конце концов, должны были отправиться с ним. Чтобы сэкономить время, он дал им всем имена цветов, как в палитре. В те годы он был невероятно избалованным, люди вокруг него приходили и уходили, но ему было совершенно наплевать. Если кто-то исчезал, его имя тут же забывалось, таким бессердечным он был.

Уже очень давно никто не называл его «молодой господин». Едва услышав эти слова, гости рассмеялись.

Ли Юнь улыбнулся и сказал:

– Более ста лет назад гора Фуяо была запечатана, но для вас минули всего лишь сутки. Похоже, вы еще не знаешь, чем закончился этот долгий день. Он больше не молодой господин, он – глава. А я Ли Юнь. Помните меня?

Тэнхуан удивленно распахнул глаза. Какое-то время мальчик пребывал в полном недоумении.

– Сто лет?

Его взгляд бесцельно блуждал вокруг, пока, наконец, не зацепился за большую софору², росшую у подножия горы. Это было крепкое и пышное дерево.

² Софора японская, или Стифнолобий японский – листопадное дерево; вид рода Стифнолобий семейства Бобовые.

Тэнхуан долго смотрел на него и вдруг пробормотал:

– Его посадил глава клана перед тем, как уйти. Мастер сказал, что вы вернетесь, когда на нем появится несколько годовых колец…

Теперь это дерево стояло, увенчанное листьями.

Тэнхуан посмотрел на свои руки, тщетно пытаясь что-то подсчитать на пальцах, но он не умел считать. Затем он поднял голову и изо всех сил постарался отгадать всех присутствующих:

– Ты второй… второй дядя. Третий дядя! Но ведь третий дядя прибыл на гору вместе с мастером только в прошлом году, разве нет? А теперь он такой взрослый и высокий… боже мой...

Его взгляд упал на Лужу, и мальчик прикусил язык.

– Я – Хань Тань, – произнесла девушка.

Пусть у Тэнхуана и были предположения об этих внезапно повзрослевших за ночь людях, но он так разволновался, что едва не заработал несварение.

Один из мальчиков откровенно спросил:

– Молодой господин теперь глава клана? А как же глава Хань? И четвертый дядя. Разве они не вернулись вместе с вами?

Стоило ему только произнести эти слова, как лица гостей тут же помрачнели. Тэнхуан был умен и наблюдателен. Усмотрев реальное положение вещей, он тут же отвесил своему другу оплеуху.

– Ты слишком много болтаешь, иди на гору скажи всем, чтобы прекращали лениться, наш молодой господин… тьфу, наш глава вернулся.

Гора Фуяо оживилась. Все тут же побросали свои обязанности и стеклись к воротам, посмотреть на гостей. Кто бы мог подумать, что они всего лишь лягут вздремнуть, а когда проснутся, мир изменится?

Даже журавль, обитавший в Тайном зале, слетел к ним. Эта птица обладала душой. Даже несмотря на то, как сильно Лужа изменилась за эти годы, он все еще помнил ее.

Потершись о девушку головой, он вытянул шею и посмотрел вниз, на подножие горы, словно ожидая кого-то еще.

Лужа смутно помнила гору Фуяо. Она молча плелась в хвосте и все смотрела на знакомый и в тоже время совершенно чужой пейзаж. Задумавшись, она молча опустила голову.

– Что случилось, девочка? – спросил идущий рядом мужчина.

Подняв глаза, Лужа увидела, что это был Тан Чжэнь. Они не были знакомы, но в Печати перерождения Тан Чжэнь спас ее от великого наставника. Его вполне можно было назвать другом.

Девушка еще немного помолчала, но в итоге заставила себя улыбнуться.

– Старший, мне уже больше сотни лет, я не маленькая девочка, – сказала она.

–  Столетний красный журавль с несформированными костями вполне себе может считаться маленькой девочкой.

Услышав слова «красный журавль», Лужа тут же перестала улыбаться. Девушка вздохнула и прошептала:

– Я не настоящий красный журавль.

– Что ты имеешь ввиду? – осведомился Тан Чжэнь.

И хотя он постоянно задавал вопросы, он вовсе не выглядел удивленным. Казалось, он вообще ничему не удивлялся.

Лужа не была похожа на своего второго старшего брата, на уме у которого всегда было множество различных хитростей. Она не слишком бдительно относилась к людям. Кроме того, Тан Чжэнь всегда был в тесных отношениях с кланом Фуяо, потому она без стеснения произнесла:

– Моя мать была королевой демонов из Долины, что лежит на заднем склоне горы, но мой отец не был королем. Я потомок королевы и обычного человека.

Тан Чжэнь, похоже, не ожидал от нее такой прямоты. Сперва он даже растерялся.

– Говорят, что после рождения, я более ста лет провела в яйце.  Все вокруг считали меня мертвой. Моя мать вторглась на Небесную платформу и вскоре умерла, оставив меня там. Я никогда не видела своего отца. Фамилию дал мне мастер, а имя – старший брат. Правда, слышу я его только пару раз в год. Братья всегда зовут меня «Лужей». Похоже, они вспоминают мое имя только тогда, когда им нужно меня отругать.

Она жаловалась, но в ее словах сквозило полное равнодушие. Ее речи забавляли Тан Чжэня, и печать болезни, казалось, исчезла с его лица.

Лужа вытерла нос и сказала:

– Во всяком случае, второй старший брат сказал, что мой отец просто не хотел девочку. Я всего лишь неоперившийся цыпленок, нет смысла мне сочувствовать. Теперь я вернулась на гору Фуяо, но я не уверена, что буду готова встретиться с обитателями Долины демонов на праздновании Нового года. Если король демонов увидит живую зеленую шапку³, что он подумает?

³ 绿帽子 (lǜmàozi) – зеленая шапка (обр. о рогах, якобы наставленных обманутому мужу).

Тан Чжэнь ненадолго остановился и открыл было рот, собираясь утешить ее, но прежде, чем он успел хоть что-то сказать, Лужа моргнула и высмеяла саму себя.

– Но ничего страшного. Я слышала, что сердце короля демонов размером с острие иглы. Он всегда хотел убить меня, даже когда я была яйцом, но теперь у меня есть старший брат. Он не посмеет ничего со мной сделать. Если он увидит, на что я способна, то лишится дара речи, и я смогу отомстить! Ха-ха, если он умрет, может быть, я стану следующей королевой демонов!

Мужчина не хотел обижать девочку, вызвавшую у него какое-никакое сочувствие. Но ее амбиции были слишком велики. Тан Чжэнь поспешно проглотил то, что собирался сказать и с улыбкой произнес:

– Вот и правильно!

Получив одобрение, Лужа тут же побежала вперед и похлопала Нянь Дада по спине.

– Племянник, пусть мертвые и не возвращаются, но твой отец был заклинателем с изначальным духом. Пока изначальный дух жив, он все еще может перевоплотиться. Когда тебя официально примут в клан, я отведу тебя в библиотеку. Должен же быть хоть какой-то способ!

Нянь Дада посмотрел на девушку покрасневшими глазами.

– Спасибо, младшая тетушка.

Раньше он был шумным и играл две роли одновременно, но теперь, пережив такую трагедию, юноша, похоже, совсем угас.

Нянь Дада смотрел на великолепные пейзажи горы Фуяо, и в его глазах внезапно вспыхнул огонек. Однако он не спешил терять голову от этой красоты, юноша подумал: «Это случилось потому, что я был бесполезен?»

Чэн Цянь невольно оглянулся и тут же заметил болезненный взгляд своего ученика. Сердце юноши внезапно забилось быстрее.

Похоже, путь каждого молодого человека всегда начинается с мысли: «Я бесполезен». Мир вращался и, казалось, круг поколений сделал полный оборот. И так будет всегда, он будет начинаться снова и снова.

Вдруг, Янь Чжэнмин схватил его и оттащил в сторону.

– Эй, почему ты постоянно следишь за тем, что он делает? Почему бы тебе не уделить больше внимания мне? – недовольно прошептал он.

Чэн Цянь лишился дара речи.

Теперь он начинал жалеть о том, что сказал в «горчичном зернышке», ведь его старший брат, который прекрасно умел уступать, теперь совсем обнаглел⁴.

⁴ 蹬鼻子上脸 (dēngbízi shàngliǎn) – забираться на лицо через нос (обр.в знач.: обнаглеть, зарваться, сесть на шею).

В конце концов, гора Фуяо была священным местом для самосовершенствующихся, она мало подходила для веселья и танцев.

Вечером того же дня Янь Чжэнмин созвал всех во дворик перед Традиционным залом и устроил незатейливый ужин.

Повара, готовившего для них, некогда лично отбирала семья Янь. Но теперь, подавая блюда, он, казалось, пребывал полном замешательстве. Молодой господин горы Фуяо и его младшие братья все еще хотели есть?

В мгновение ока они превратились в настоящих совершенствующихся, не нуждавшихся ни в пище, ни в вине!

Когда ужин был в самом разгаре, Чэн Цянь сунул что-то себе за пазуху и вышел из-за стола.

От горы Фуяо до горы Тайинь было больше пятидесяти ли, однако полет на мече занял всего мгновение.

Витавшая вокруг развалин массива кровавая аура до сих пор не рассеялась. Люди разошлись, но никто из них так и не соизволил похоронить погибших. Трупы одиноко лежали на земле, ожидая, когда мир превратится в единое целое.

Во тьме виднелась фигура Хань Юаня.

Услышав чьи-то неторопливые шаги, Хань Юань слегка склонил голову набок. На его лице застыло мрачное выражение, и нельзя было рассмотреть, был ли это он сам, или его внутренний демон.

Чэн Цянь взял Шуанжэнь в руку, молча подошел к нему и нащупал за пазухой бумажный сверток.

Бумага была еще теплой, и на ней проступало небольшое масляное пятно. Чэн Цянь бросил сверток в Хань Юаня, сдул пыль с ближайших камней, оставшихся от Массива десяти сторон, и сел.

Хань Юань развернул сверток и увидел внутри блестящие конфеты из кедровых орехов. От угощения исходил сладкий аромат османтуса. Каждая конфета была размером с большой палец, но они до сих пор не слиплись друг с другом.

Демон некоторое время молчал, совершенно ничего не выражая. А после взял одну из конфет и сунул в рот.

У Хань Юаня было очень худое лицо с явно выступающими скулами, от чего он казался суровым и безжалостным. Сунув в рот лакомство, он слегка надул щеки. Он был весь в крови. Даже пробуя конфету на вкус, Хань Юань оставался очень серьезным. Он хмурился, и на его лице то и дело проступало обиженное и враждебное выражение, будто ему подсунули не сладость, а лекарство.

Он еще немного подержал сверток в руках, а затем отчаянно высыпал все его содержимое себе в рот, вместе с крошками.

Чэн Цянь посмотрел на него с видом человека, у которого разболелись зубы, и осведомился:

– Хочешь пить?

– Воды, – прохрипел Хань Юань, – я сейчас умру.

Чэн Цянь щелкнул пальцами. Находившаяся в воздухе влага собралась воедино и превратилась в неприглядного вида чашку. Чэн Цянь аккуратно взял ее в руки и протянул брату.

Хань Юань вздохнул и сказал:

– Первой сладостью, которую я когда-либо пробовал в своей жизни – были эти кедровые конфеты.

– Их дал нам старший брат.

Хань Юань посмотрел на юношу и продолжил:

– Тогда это показалось мне чем-то невероятным. Я думал, что если в мире действительно существовали такие вкусные вещи, то маленький нищий непременно разбил бы себе голову в желании их украсть. Но кто мог знать, что ты так просто отдашь их мне. В то время я был таким наивным, я решил, что ты хорошо ко мне относишься.

Чэн Цянь засмеялся:

– Ни то, ни другое. Тогда мне просто не понравился старший брат, и я не хотел есть его еду.

Хань Юань помолчал немного и с улыбкой произнес:

– Я так и думал… Все хорошо? – внезапно осведомился он.

Чэн Цянь знал, что он говорит о горе Фуяо. Он даже явился к ее подножию, чтобы послушать голоса этого места.

– Все совсем как раньше. Подожди, пока не вернешься и не увидишь все своими собственными глазами.

Хань Юань снова замолчал, а затем странно улыбнулся и сказал:

– Не дразни меня, маленький старший брат. Помнишь, что мастер сказал тебе перед смертью? «Те, кто свершил непростительные грехи, должны быть уничтожены своими братьями». Ты пробовал конфеты?

Чэн Цянь повернулся к нему и с уверенностью посмотрел на молодого человека:

– Неужели ты считаешь, что тебе нет прощения за твои грехи?

Выражение лица Хань Юаня едва заметно изменилось. Мгновение спустя Чэн Цянь заметил, что Хань Юань трусливо сбежал, и теперь с ним разговаривал демон.

Внутренний демон Хань Юаня лениво посмотрел на него.

–Управление небесных гаданий превратилось в стаю крыс. Сдается мне, что дела у императорского двора совсем плохи. Грядет восстание. Я был зол, но в глубине души я чувствуя себя свободным. А грех это или нет, решать вам.

Чэн Цянь покачал головой. Уклонившись от ответа, юноша поднял глаза к небу, глядя на холодный свет луны.

– Я вернусь завтра.

– Завтра я хочу поесть той молочной каши, – начал Хань Юань, поглаживая живот. – От сладкого я себя плохо чувствую. И принеси мне половину курицы.

Чэн Цянь молча взмахнул рукой. Шуанжэнь взвился вверх, сверкнул, как падающая звезда, и исчез.

К тому моменту, как он вернулся на гору Фуяо, ужин уже закончился. Чэн Цянь сразу же направился в Цинъань, где его все это время ждал Тэнхуан.

Мальчик выглядел слегка взволнованным. Шагнув вперед, Тэнхуан принял из рук Чэн Цяня меч и тихо сказал:

– Молодой… Глава уже здесь.

– О, я пришел лишь для того, чтобы изучить камень исполнения желаний, оставшийся после старшего наставника, – нетерпеливо откликнулся Янь Чжэнмин, изо всех сил пытаясь утаить истину.

Бросив взгляд на легендарный камень из Башни отсутствия сожалений, юноша увидел стоявший на нем кувшин вина, но так ничего и не сказал.

– И что ты выяснил? – небрежно осведомился он.

Янь Чжэнмин перевел взгляд на Тэнхуана, которого только что перевели в Цинъань.

Мальчик был юн, но умен не по годам. Он быстро понял, что помешает, если останется здесь, и поспешно сбежал, сославшись на какой-то несуществующий предлог.

– Что ты делал? – спросил Янь Чжэнмин.

Чэн Цянь не ответил ему и только улыбнулся.

Но Янь Чжэнмин и сам все понял, он больше не задавал вопросов. Юноша легко хлопнул ладонью по протянутой к кувшину руке и сказал:

– Даже не думай, вино не для тебя. Налей мне чашку.

Взгляд Чэн Цяня упал на камень. В детстве он часто сидел за ним, копируя всевозможные священные писания. Юноша закрыл глаза. Он мог с легкостью посчитать, сколько на нем было выбоин. Чэн Цянь аккуратно опустил ладонь на гладкую поверхность. От камня отражался свет, делая руку юноши белой, как нефрит.

Янь Чжэнмин сказал ему, что пришел сюда, чтобы посмотреть на этот камень, но это был всего лишь предлог. Впившись взглядом в ладонь Чэн Цяня, он одним глотком осушил чашку и подумал, что неплохо было бы все же разделить это вино с младшим братом.

– Хм-м? – нахмурился Чэн Цянь.

– А? – рассеяно спросил Янь Чжэнмин.

– Я чувствую, как внутри что-то течет, – ответил Чэн Цянь.

В прошлом этот камень часто напоминал пруд с водой, но это была стоячая вода. Однако теперь Чэн Цянь чувствовал, что что-то внутри него переменилось, там что-то двигалось.

Услышав эти слова, Янь Чжэнмин вынул из рукава маленькую бутылочку, вылил из нее несколько капель водянистого травяного сока и растер его по гладкой поверхности. Травяной сок тут же образовал на камне тонкую пленку, толщиной всего в один чи.

Сквозь пленку поверхность камня, казалось, увеличилась во множество раз. Теперь они могли рассмотреть его со всех сторон.

– Что это? Это сделал второй брат? – спросил Чэн Цянь.

– Одно из немногих полезных изобретений. Это называется «Сок слепых листьев». Обычно он используется для различного рода трюков, всего пара капель способна увеличить любую вещь в несколько раз.

Подождав немного, они увидели, что образовавшаяся на камне пленка осталась спокойной. Долгое время внутри нее не происходило никаких изменений.

Но стоило только Чэн Цяню приблизиться, как поток воздуха от его дыхания коснулся лица Янь Чжэнмина, и мысли главы клана окончательно спутались.

Янь Чжэнмин посмотрел на профиль Чэн Цяня и тут же вспомнил о его происхождении. Он поспешно отступил назад, закашлялся и сказал:

– Столько лет прошло, может, тебе просто показалось?

Затем его взгляд обратился к павильону Цинъань.

– Здесь все также тихо. Мне всегда казалось, что в этой бамбуковой роще живут духи. Это место прекрасно подходит для уединения.

Но стоило ему только произнести эти слова, как Янь Чжэнмин тут же пожалел об этом. Он действительно собирался остаться здесь, но он вовсе не хотел, чтобы его голос звучал так взволнованно.

Сейчас он не был похож на старшего брата. Он вел себя как обычный ученик.

Будучи старшим из братьев, он всегда чувствовал, что такое поведение неуместно.

Но Чэн Цянь совершенно не уловил его намека.

– Ты хочешь отправиться в уединение? – рассеянно спросил он.

Янь Чжэнмин замолчал.

Что за бесчувственный болван.

 Чэн Цянь, казалось, о чем-то задумался и благоразумно произнес:

– Ведь верно, с тех пор, как ты вошел в «Божественное Царство», ты только и делаешь, что бегаешь кругами. У тебя попросту не было возможности, наконец, успокоиться и укрепить его. Кроме того, создавая тот деревянный меч, я еще не слишком хорошо понимал значение этого клинка. Теперь ты должен доработать его. В чем дело?

Янь Чжэнмин мрачно посмотрел на юношу.

Вдруг, ни с того ни с сего, Чэн Цянь спросил:

– Это все еще из-за деревянного меча?... Но мы ведь уже все выяснили, разве нет?

Он не только был бесчувственным, но и имел особый талант говорить глупости.

Окончательно рассердившись, Янь Чжэнмин поднялся на ноги, держа в руке кувшин вина.

– Размечтался. Ты решил вспомнить прошлое? Смотрю на тебя и зло берет. Я ухожу.

Чэн Цянь поспешно повторил в мыслях весь их разговор и, словно опомнившись, окликнул его:

– Старший брат!

Янь Чжэнмин с надеждой остановился.

В это время ночи были полны холодной росы⁵. Чэн Цянь мысленно произнес: «Он пришел сюда в такой час, ничего толком не сказал, а теперь засобирался уходить?»

⁵ 寒露 (hánlù) – холодные росы (один из 24 сезонов года, примерно, с 8-9 октября).

Хорошенько обдумав произошедшее, он почувствовал, что был слишком резок и решил пойти на хитрость.

– Если ты думаешь, что в другом месте слишком шумно, можешь уединиться здесь, а я буду защищать тебя, – искренне произнес юноша.

– Закрой свой рот, я слишком зол на тебя, – сердито сказал Янь Чжэнмин.

С этими словами он резко развернулся и широкими шагами направился к выходу. Однако, ему потребовалась целая палочка благовоний, чтобы, наконец, добраться до ворот павильона Цинъань. На пороге у входа во двор он остановился и стряхнул с одежд несуществующую пыль.

 «Если ты не остановишь меня, мне действительно придется уйти», – с тревогой подумал глава Янь.

Спокойно жить в павильоне Цинъань

Подошвы Янь Чжэнмина почти прилипли к земле. Чэн Цянь все еще стоял в трех шагах от него и нерешительно смотрел на старшего брата. Казалось, он был застигнут врасплох и ничего не мог с этим поделать.

Янь Чжэнмин всегда был таким, с самого детства. Если стул казался ему слишком холодным, он досадовал и отказывался на него садиться. Потому он просто вставал рядом с самым, что ни на есть, недовольным выражением лица и ждал, пока кто-нибудь из его многочисленных слуг не угадает его желание. Рано или поздно кто-нибудь особо сообразительный, наконец, догадывался, что немало экономило молодому господину слова.

К сожалению, сейчас здесь был лишь этот неотесанный чурбан Чэн Цянь, и не было никого, кто был бы хорошо знаком с этим его недостатком.

Янь Чжэнмин с минуту боролся с собой и, собрав, наконец, всю волю в кулак, отчаянно подумал: «Если уж он осмелился заговорить о таких вещах в «горчичном зернышке», разве могу я после этого быть бесстыдником?»

Вздохнув с облегчением, юноша запрокинул голову и залпом выпил вино из нефритового кувшина. Вино оказалось настолько крепким, что он внезапно обрел храбрость¹ и, повернувшись, с достоинством прошествовал перед Чэн Цянем.

¹  酒壮怂人胆 (jiǔ zhuàng sǒngrén dǎn) – пьяному море по колено.

– Сегодня я никуда не пойду, – откровенно заявил Янь Чжэнмин.

Его настроение менялось быстрее, чем погода или страницы листаемой ветром книги.

– А… Э? – ошеломленно протянул Чэн Цянь.

Янь Чжэнмин окинул его взглядом.

– Что, у тебя есть возражения?

Чэн Цянь не возражал, но не сказать, что не пытался.

Не увидев никого из слуг, Янь Чжэнмин вновь обратился к юноше:

– Скажи своему слуге, чтобы приготовил мне ванну.

Чэн Цянь на мгновение застыл, замечтавшись по неосторожности, и сердце в его груди забилось быстрее. Он тут же развернулся и двинулся прочь.

На заднем дворе павильона Цинань находился небольшой пруд с проточной водой. Вода была прозрачной и казалась приятной на вкус. На дне пруда, чуть выше того места, где в него впадал ручей, было начертано заклинание очищения, так что из него вполне можно было пить.

Чэн Цянь не стал мешать Тэнхуану или звать кого-то еще. Он собственноручно начертил заклинания, нагревая воду. В мгновение ока пруд окутал туман, превратив это место в настоящее царство бессмертных.

Чэн Цянь присел на корточки, желая проверить температуру. Юноша так долго возился, что в какой-то момент ему показалось, будто он был хозяином кошки, которой невозможно было угодить. И пусть это доставляло ему множество хлопот, он все равно терпеливо заботился о ней.

Но он понятия не имел, что все это время за его спиной спокойно стоял Янь Чжэнмин.

Выпив вина, Янь Чжэнмин набрался храбрости и, не дожидаясь, пока Чэн Цянь встанет на ноги, обнял его.

Его ладони вспотели, и юноша с невозмутимым видом вытер их о чужой пояс. Янь Чжэнмин очень старался держать хорошую мину при плохой игре², он лениво протянул:

² 打肿脸充胖子 (dǎ zhǒng liǎn chōng pàngzi) – букв. набить себе морду, чтобы выглядеть толстяком (пытаться прыгнуть выше головы, делать хорошую мину при плохой игре).

– Здесь так красиво, разве ты не хочешь искупаться вместе со мной?

Чэн Цянь на мгновение замолчал, но затем все же произнес:

– Старший брат, ты дрожишь?

Янь Чжэнмин не ответил.

На берегу пруда воцарилась тишина.

Чэн Цянь быстро понял, что в спешке сказал что-то не то, и тут же попытался исправить ситуацию:

– Нет, это…

Но не успел он договорить, как что-то с силой толкнуло его. Старший брат так смутился, что в его сердце тут же вспыхнула злоба, и он, не разжимая рук, прыгнул в воду вместе с Чэн Цянем. Вода была слишком теплой для Чэн Цяня, она насквозь вымочила одежду и окутала юношу с ног до головы. Чэн Цянь вздрогнул. Прежде, чем он успел открыть рот, Янь Чжэнмин уже прижал его к берегу и заглянул в глаза.

Янь Чжэнмин держал его мокрое лицо в своих ладонях и нежно поглаживал пальцами по щекам. На мгновение в мыслях у главы Яня опустело. От горячей воды поднимался пар, еще больше опьяняя его.

Наконец, решившись, он наклонился и поцеловал Чэн Цяня.

Вода в пруду была горячей, но ладони старшего брата были еще горячее. У Чэн Цяня на миг перехватило дыхание, юноша напрягся, невольно дернувшись. Но одного только этого движения хватило, чтобы Янь Чжэнмин заметил и немедленно отпустил его.

Чэн Цянь был ненамного трезвее, чем старший брат. Сейчас он больше напоминал рыбу, выброшенную на песок. Юноша задыхался, в груди немного болело. Горя от смущения, он поднял на Янь Чжэнмина полный желания взгляд, но так и не осмелился пересечь озеро Лэйчи³.

³ 不敢越雷池一步 (bùgǎn yuè léichí yībù) – не осмелиться сделать ни шагу, чтобы перейти через озеро Лэйчи (обр. не переступать границы, не сметь выходить за рамки дозволенного).

После череды напряженных размышлений Чэн Цянь, наконец, тихо спросил:

– Старший брат, ты… хочешь заняться со мной парным совершенствованием?

Янь Чжэнмин лишился дара речи. Казалось, теперь он должен был развернуться, сорваться прочь и зарыдать, чтобы полностью соответствовать атмосфере этого момента.

– Ты хоть знаешь, что такое «парное совершенствование»? – прорычал Янь Чжэнмин. И смех, и грех. – Парное совершенствование – это полная чушь! Ты мне просто нравишься, и я хочу быть рядом с тобой, понятно?

Чэн Цянь молчал.

Закончив возмущаться, Янь Чжэнмин напряженно уставился на юношу, а затем с осторожностью коснулся уголка его губ.

– Ты жалеешь об этом?

Слова «быть рядом с тобой» напомнили Чэн Цяню то, что он видел когда-то в Чжаояне. Зрелище произвело на него не самое хорошее впечатление. Тогда, даже мельком увидев подобное, он чувствовал себя невыносимо.

Это было так ужасно, что разум юноши тут же заполнили нечистые помыслы. Как в тот день, когда он, будучи еще ребенком, вошел в пещеру, ведущую в Долину демонов. Там, в долине, стоя на краю обрыва, он отчетливо чувствовал опасность, но все равно ничего не мог с собой поделать. Его непреодолимо тянуло вниз.

– Слишком много слов, – наконец, произнес Чэн Цянь.

Он так разволновался из-за запретности своих действий, что попросту разорвал промокшую до нитки одежду Янь Чжэнмина. Янь Чжэнмин на мгновение растерялся, не зная, с чего начать, поэтому за него это сделал Чэн Цянь. Юноша напряг разум, изо всех сил стараясь вспомнить, как это делали другие.

В этот самый момент он внезапно пожалел о том, что не успел внимательно изучить ту книгу. Впервые в жизни он ощутил, что значит: «Когда приходит время применять знания на практике, начинаешь жалеть, что мало читал».

И так продолжалось до тех пор, пока Янь Чжэнмин без разговоров не прижал его к берегу…

Глава Янь очень долго подавлял в себе желание. Он слишком долго терпел и теперь больше не желал церемониться.

В конце концов, он так и остался в павильоне Цинъань.

Чэн Цянь редко спал допоздна, но, когда он, наконец, открыл глаза, он почувствовал, что на сердце у него было хорошо. И пусть его тело немного не слушалось, но юноша не обратил на это совершенно никакого внимания. Старший брат нечасто демонстрировал свои настоящие чувства, и Чэн Цянь решил, что теперь он может делать все, что захочет.

Однако уже на третий день пребывания Янь Чжэнмина в павильоне Цинань Чэн Цянь пришел к выводу, что он больше не может этого выносить. Янь Чжэнмин постоянно досаждал ему, все время ластился и лип. Похоже, у главы клана был свой способ «привязываться» к людям. Но он был не просто навязчивым. Он бросался намеками, и Чэн Цянь тут же должен был подойти к нему, чтобы дать старшему брату возможность всем своим видом показать: «Я – твой старший брат, ты должен развлекать меня».

В случае, если Чэн Цянь не отвечал ему или подолгу не обращал на него внимания, он должен был быть готов к тому, что теперь на него будут дуться целый день.

Как говорится: «Легко пригласить бога, но трудно попросить его уйти»⁴. Глава клана Янь прожил в павильоне Цинъань всего полмесяца, но Чэн Цяню уже начинало казаться, что он попросту сходит с ума. Все это напоминало ему те дни, когда он с радостью предпочел бы просидеть все время у ледяного пруда, повернувшись лицом к стене⁵, чем болтать с заглянувшим в гости Нянь Минмином. Тогда, помимо твердости духа, он обрел бы еще и спокойствие.

⁴  请神容易送神难 (qǐng shén róngyì sòng shén nán) – легко пригласить бога, но трудно его проводить (о госте, который долго не уходит).

⁵ 面壁 (miànbì) —повернуться лицом к стене (для медитации).

В который раз проигнорированный им глава Янь, в конце концов рассердился:

– Разве не ты говорил, что никогда не забудешь о благодарности? Эти несколько дней вымотали меня! Я устал от этого! С самого детства я вынужден расти вместе с белоглазым волком⁶!

⁶  白眼狼 (báiyǎnláng)– бессовестный (букв. «белоглазый волк»).

У Чэн Цяня разболелась голова.

– Старший брат, дай мне пожить еще несколько лет.

Глава Янь так разозлился, что сбежал в бамбуковую рощу практиковаться с мечом, и едва не превратил зеленое море в облезлую тыкву. Сперва он хотел развернуться и уйти, но вечером, когда небо разразилось мелким дождем, он вновь пришел обратно, в гневе ожидая, что Чэн Цянь вернется от Хань Юаня и образумится.

Дни пролетели незаметно, и на горе Фуяо наступил сезон дождей⁷. С утра до вечера, тяжелые капли без устали барабанили по крышам.

⁷ Период с апреля по сентябрь.

Чэн Цянь как раз собирался спуститься с горы, но Янь Чжэнмин остановил его.

– Отдай ему это.

Это был первый раз, когда Янь Чжэнмин сам упомянул Хань Юаня. Юноша бросил Чэн Цяню маленькую бусинку размером с горошину.

Чэн Цянь протянул руку, чтобы поймать ее и почувствовал, как похолодели его пальцы. Витавшие вокруг него капли дождя мгновенно испарились.

– Когда-то я получил несколько таких от Западного дворца, – сказал Янь Чжэнмин. – Скоро пятнадцатое число, та самая дата, которую назначил Тан Чжэнь. Не дай ему опозориться. Не хочу, чтобы он выглядел как курица в супе⁸.

⁸ 落汤鸡 (luòtāngjī) – курица в супе (обр. промокнуть до нитки, мокрая курица).

Очевидно, в душе он всегда беспокоился об их младшем брате, но старательно делал вид, что никогда его не любил.

Но когда Чэн Цянь спустился с горы, намереваясь увидеться с Хань Юанем, первым, кого он встретил у подножия Тайинь оказался Тан Чжэнь.

Тан Чжэнь был самым тихим из гостей. Если не считать того, что Ли Юнь лично провел ему экскурсию, когда он впервые прибыл на гору Фуяо, он все это время жил в уединении и редко покидал внутренний двор гостевого домика.

Тан Чжэнь держал в руке промасленный бумажный зонтик, не желая растрачивать свой изначальный дух на защиту от дождя. Рукава его халата были мокрыми, но мужчине было все равно, он спокойно прогуливался под дождем.