Текст книги "Девяносто девять (СИ)"

Автор книги: odnoznachno_net

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 40 страниц)

– Туда, где мы сможем целоваться не на глазах у всех.

План сработал, и они долго стояли в стороне от дороги и целовались, с удовольствием лаская губы друг друга. Элайза никак не могла расслабиться: она напряженно прислушивалась к тому, что происходит на дороге, но звуков оттуда не доносилось: видимо, все было в порядке.

Вернувшись, они оседлали мотоцикл и поехали дальше.

Этот чертов план, который Элайза ненавидела всей душой, сработал еще дважды, а на третий раз дал сбой. Уже темнело, когда Алисия объявила последний перед ночевкой привал, и Элайза снова попыталась увести ее в сторону, но стоило ей взять Алисию за руку, как та притянула ее к себе и обняла, заглядывая в глаза.

– Что ты от меня прячешь?

Элайза приоткрыла рот. Она не знала, что ответить – лгать было невозможно, но и правду говорить было еще рано. Она снова попыталась отвлечь Алисию поцелуем, но это не сработало:

– Кларк, какого черта происходит? Что ты от меня прячешь?

Она оглянулась: Октавия, Линкольн и Беллами стояли рядом с джипом, потупив взгляды. А из багажника доносился еле различимый шум.

Вздохнув, она на мгновение прикусила губу и посмотрела на Алисию:

– Обещай, что не будешь кричать слишком сильно.

– Что. Ты. От меня. Прячешь?

Элайза кивнула, и Линкольн открыл багажник и извлек из него вырывающееся тело Рейвен.

И тогда Алисия начала кричать.

***

Она никак не могла поверить в происходящее. Боги, да они, должно быть, спятили! Кларк, должно быть, просто сошла с ума, раз провернула такое за ее спиной!

– Ты понимаешь, что натворила? Почему ты не сказала мне сразу? Как тебе вообще пришло в голову брать ее с собой и прятать в багажнике?

Элайза стояла, опустив голову, и остальные делали то же самое: словно нашкодившие дети, получающие выговор от матери. А Алисия все никак не могла остановиться.

– А вы? Вы чем думали? Что, если военные придут раньше, чем мы успеем вернуться? Что будет тогда? Аня даже не будет к этому готова!

– Я оставила ей записку… – пробормотала Элайза.

– Записку? – всплеснула руками Алисия. – А если она ее не нашла? Если она ее не прочитала, Кларк? Что будет тогда?

– Тогда Маркус скажет ей на словах все, что происходит, – вмешалась Октавия. – Послушай, мы не могли поступить по-другому. Она наш друг, и…

Алисия не верила своим ушам.

– Она вас пре-да-ла! – по слогам произнесла она. – Понимаете? Она сдала нас со всеми потрохами, и теперь армия военных движется в сторону последнего убежища Нового мира! Боги, вы когда-нибудь научитесь думать не только о каждом отдельном человеке, но и обо всех вместе? Кларк! Ты же обещала, Кларк!

– Лекса, послушай, – Элайза попыталась взять ее за руку, но Алисия не позволила. – От того, будем мы там или нет в момент нападения, уже ничего не изменится. А Рейвен нужна нам для того, чтобы запустить ракеты.

– Да? Правда?

Алисия в несколько шагов преодолела расстояние до сидящей на песке Рейвен и вынула кляп из ее рта.

– Ты поможешь нам запустить ракеты? – насмешливо спросила она.

В ответ на нее посыпались ругательства. Рейвен долго и обстоятельно объясняла, куда они могут засунуть свои ракеты, а также свою дружбу, и багажник чертового джипа, и все остальное.

– Видишь? – Алисия повернулась к Элайзе. – Она не станет помогать. И чего ты добилась, притащив ее с собой?

– Я сохранила ей жизнь!

Элайза наступала, а Алисия пятилась, глядя в пылающее гневом лицо.

– Можешь сколько угодно называть нас идиотами, Лекса, но Рейвен – наш друг! Мы не могли просто отдать ее на заклание, понимаешь? Я сказала, что буду поддерживать тебя, сказала, что буду выбирать тебя, но это не значит, что я собираюсь позволять тебе убивать людей налево и направо! Хочешь наказать ее? Отлично! Когда вернемся, собери совет, устрой суд, вынеси приговор, но не смей решать сама, кому жить, а кому нет! Ты не имеешь на это права!

– Да? Ты действительно так думаешь? – теперь наступала Алисия. Песок скрипел под ее подошвами, и ярость в груди только разрасталась. – Я несу ответственность за людей, которые поручили мне свои жизни! И я имею право решать, кому жить, а кому нет!

– Черта с два! – закричала Элайза в ее лицо. – Черта с два, ясно? Ты не бог, ты не имеешь права решать такие вещи одна!

Кто-то подскочил к ним и оттолкнул друг от друга, словно они были настоящими противниками, готовыми к драке. Алисия оскалила зубы.

– Октавия, не лезь.

– Да, конечно, – с ехидством произнесла та. – Мы тоже в этом участвовали, помнишь? И тоже должны получить свое, если уж ты решила всех наказывать.

Алисию разрывало изнутри от злости. Она увидела, как к Октавии присоединились Линкольн и Беллами, и обратила свой гнев на последнего:

– Это была твоя идея? Это ты придумал спрятать ее от меня?

– Нет, – крикнула Элайза. – Нет, Лекса! Это я. Все это придумала я! Я не могла позволить тебе убить ее, понимаешь? Между нами и без того очень много смертей! Еще одну я бы просто не выдержала!

Они ругались еще очень долго. Октавия защищала Элайзу, налетала на Алисию как молодая кошка, готовая расцарапать лицо. Розмари отпускала ехидные комментарии, Линкольн следил, чтобы дело не дошло до драки.

Когда все выдохлись, оказалось, что ехать дальше уже поздно: солнце давно село, и нужно было устраиваться на ночлег. Рейвен заперли в джипе по просьбе Вика, Йонас и Истэка, не принимавшие участия в ссоре, развели костры.

Алисия велела всем спать и села у одного из костров, положив рядом меч. Она больше не могла ругаться и спорить: силы закончились окончательно.

***

Они сидели у костра, согревая его теплом замерзшие ладони. Остальные спали, уставшие после стычки: Линкольн и Октавия прямо на песке, завернувшись в одеяло, Рейвен и Вик – в запертом снаружи джипе, Мерфи и Розмари – в пикапе, остальные – возле второго костра.

Молчали. Алисия после всего случившегося могла только сипеть, а Элайза просто не хотела разговаривать.

В ее голове продолжался спор: верно ли она поступила, забрав с собой Рейвен, верно ли она поступила, ничего не сказав Ане. В ушах звенело: «Что, если они нападут, пока мы будем шляться по пустыне, а, Кларк? Что, если они уничтожат и Индепенденс тоже?»

– Ты знаешь, что я люблю тебя? – спросила вдруг Элайза, и Алисия удивленно покосилась на нее. – Я могу кричать на тебя, бить тебя, ненавидеть, но я все равно люблю тебя. Знаешь ли ты об этом?

– Знаю. Я тоже.

Боги, неужели когда-нибудь настанет благословенное время, когда они не будут по разные стороны тяжелых решений? Неужели когда-нибудь они смогут просто быть вместе, и… ничего не решать?

– Мне кажется, это именно то, что мы должны изменить в этой жизни, – сказала Элайза. – Мы должны научиться быть рядом и решать вместе.

– Вот только ты решила все за меня.

Это было правдой, и спорить тут было не о чем. Элайза вздохнула и возразила:

– Ну, я же сказала «научиться», верно?

Она увидела улыбку, скользнувшую по губам Алисии и, наклонившись, поцеловала ее – легонько и нежно. На душе стало легче, и рука сама собой потянулась, чтобы обхватить ладонь и сплести пальцы.

– Если бы я сказала тебе сразу, что бы ты сделала? – спросила Элайза.

Алисия долго молчала, прежде чем ответить. Куталась в наброшенное на плечи одеяло, разглядывала искры костра.

– Думаю, я бы велела казнить ее, Кларк, – сказала она наконец. – А потом мы бы отправились в Неваду искать ракетные комплексы.

– То есть разница только в том, осталась Рейвен в живых или нет?

– Получается, так.

Элайза вздохнула, крепче сжимая холодные пальцы. Вот в этом-то все и дело: хоть в той жизни, хоть в этой, суть не менялась, и решение чаще всего сводилось только к жизни или смерти. А остальное шло своим чередом.

– Наверное, плохи оба способа, – призналась она. – И мой – спасать всех и каждого, и твой – убивать тех, кто пошел против тебя. Может быть, истина где-то посередине?

Алисия усмехнулась:

– Может быть. Но на самом деле, сейчас уже жизнь или смерть Рейвен ничего не решает, тут ты права. Теперь все зависит от того, успеем ли мы вовремя.

Элайза с легкостью различила спрятанную за ее словами обиду, и она хорошо понимала природу этого чувства.

– Я не стану просить прощения, – сказала она тихо. – В сложившейся ситуации я выбрала то решение, которое позволило сохранить преданность тебе и жизнь Рейвен. Я не стала перекладывать это на тебя, я решила сама.

Алисия вздохнула, сжимая ее пальцы.

– Я не виню тебя, Кларк. Я просто хочу, чтобы ты больше доверяла мне, вот и все. Но ты права: если бы ты сказала мне все в резервации, я бы убила Рейвен, не задумываясь. Поэтому… – она прикусила губу. – Поэтому, думаю, нам обеим предстоит многому научиться друг у друга. Мне – не принимать быстрых решений, а тебе – доверять.

Пронзительное ощущение нежности и счастья затопило Элайзу с головой. Она притянула к себе Алисию и поцеловала, будто говоря: «Спасибо. Спасибо за то, что ты такая. Спасибо за то, что ты здесь, со мной, и готова меняться».

– На каждом привале Линкольн и Октавия включали маяк и подавали сигнал, – сказала она. – Есть шанс, что военные отправятся за нами в пустыню, минуя резервацию.

По лицу Алисии было видно, что она в такой шанс не верит. И Элайза продолжила:

– Мы успеем вовремя, Лекса. Мы обязательно успеем, и закончим эту дурацкую войну, и принесем нашим людям мир.

Спине было холодно несмотря на накинутое одеяло, и Элайза придвинулась еще ближе и забралась под одеяло к Алисии, а второе набросила сверху. Прижиматься к горячему телу было приятно, и хотелось сидеть так очень долго, и целоваться, и забираться ладонями под пыльную одежду.

– Я думала о том, что ты сказала мне вчера, Лекса. Ты была права: я готова брать, но не готова отдавать. Думаю, когда Офелия сделала все это со мной, я действительно потеряла возможность контролировать себя, контролировать собственное тело, и это убивает меня больше всего.

– Ты хочешь сказать… – Алисия не договорила, а только обняла ее еще крепче, прижимая к себе.

– Чертово тело предало меня, – прошептала Элайза. – Я не хотела, чтобы оно отзывалось на ее действия, но оно отзывалось!

– Кларк… – губы Алисии невесомо коснулись ее щеки, виска, уха. Она целовала так легко, так ласково, что буря в груди успокаивалась, становилась тише. – Ты ведь живой человек, правда? Не вини себя за то, что не можешь контролировать. Я знаю, что она хотела, чтобы ты… Поддалась ей. Но ты не поддалась. Ты выдержала. Понимаешь?

– Вот только мое тело…

– Оно реагировало так, как должно было, так, как привыкло. И потом… Скажи мне, разве нет никакой разницы?

Элайза вздрогнула, когда рука Алисии забралась под ткань рубашки и погладила живот.

– Скажи, тогда это было также? Или все-таки иначе?

Ласковая ладонь ощупывала все, до чего могла дотянуться. И живот, и ребра, и грудь, спрятанную под тканью бюстгальтера. И Элайза вдруг поняла, что хочет сказать ей Алисия: да, это было иначе. Господи, конечно, это было иначе!

Она выгнулась навстречу ласкающим ее пальцам и закрыла глаза. Алисия целовала ее щеку, оглаживая сквозь ткань налившуюся жаром грудь, и это точно, определенно было иначе!

– Погладь еще, – попросила она, забираясь на колени Алисии и чуть откидываясь назад, чтобы ей было удобнее. – Пожалуйста.

В тишине пустыни было слышно только потрескивание поленьев костра, и казалось, что они одни во вселенной – спрятанные под двумя одеялами, раскаленные то ли от жара, то ли от нахлынувшего желания.

Элайза почувствовала пальцы Алисии на своей спине и выгнулась, помогая ей расстегнуть застежку. Подвигала плечами, сбрасывая вниз расстегнутую рубашку и лямки бюстгальтера, и, задрав голову, посмотрела на звездное небо.

Алисия ни о чем не спрашивала, она накрылась одеялом с головой, и там, под ним, целовала грудь Элайзы – неумело, неловко, но, боги, как это было прекрасно, как это было нежно и сладко – чувствовать влажность ее губ, и кончик языка, и лоб, упирающийся куда-то под шею.

Стало очень жарко. Элайза сбросила одно из одеял и притянула к себе голову Алисии. Поцеловала коротко в припухшие губы и попросила шепотом:

– Возьми их в рот и поласкай языком. Пожалуйста.

Она едва сдержала стон, когда Алисия снова наклонилась, и влажная мягкость укутала затвердевший сосок, и язык скользнул по его кончику, посылая по всему телу едва заметные удары тока и слабости.

Никто до этого момента не делал это так, никто не ласкал грудь Элайзы с такой осязаемой нежностью и бережностью, и ни с кем она не испытывала настолько сладкой истомы, расслабляющей мышцы и проникающей глубоко внутрь.

Алисия подняла голову и посмотрела на нее, словно спрашивая: «Я все делаю правильно?», и Элайза поцелуем вобрала в себя этот вопрос, расплавила на собственном языке, и обняла за шею, и прижалась грудью, царапаясь ею о жесткую ткань рубашки.

– Медленно, – тихо напомнила Алисия. – Помнишь? Мы договаривались, что будем двигаться медленно.

Да, но ей уже не хотелось медленно. Ей хотелось быстро, и страстно, и прямо сейчас. Но рядом у костра спали люди, и они бы наверняка услышали, и назавтра было бы очень трудно смотреть им в глаза.

– Еще немного, – попросила Элайза. – Совсем чуть-чуть, хорошо?

Она тесно сжала бедрами бока Алисии и снова поцеловала в губы, забравшись ладонями в копну волос на затылке. Тело двигалось словно само по себе, и она поняла, что творит, только после хриплого вопроса:

– Кларк, какого дьявола ты делаешь?

Глаза Алисии горели огнем, в них плескалось столько желания, что Элайза окончательно теряла голову. Оказалось, что все последние секунды она двигала бедрами вперед-назад, будто оседлав Алисию и ведя в этом страстном танце.

– Нам нужно остановиться.

– Да. Нам нужно.

Алисия обняла ее и повалила на песок вместе с одеялом. Повозилась, расправляя непослушные складки жесткой ткани, так, чтобы одно одеяло оказалось под ними, а второе прикрыло сверху. И потянула брюки Элайзы вниз.

Едва ли она понимала, что делает, иначе не забыла бы расстегнуть молнию, и Элайза проглотила нервный смешок, торопясь помочь, стягивая брюки до колен и за шею привлекая Алисию обратно, вынуждая ее лечь сверху, впиваясь губами в ее губы.

Она почувствовала ладонь между своих бедер и напряглась, ожидая страха, но страха не было: только неумолимое «хочу» и не менее яростное «немедленно».

– Помоги мне, – прошептала Алисия, обжигая ее ухо дыханием. – Помоги сделать так, чтобы тебе не было больно.

Элайза взяла ее руку в свою и принялась управлять ею, проглатывая готовые сорваться с губ стоны. Наверное, со стороны их возня под одеялом выглядела нелепо, но для нее это было самым чудесным, самым романтичным и сладким приключением, которое только можно было себе представить.

– Вот так, – шепнула она, продолжая двигать ладонью. – Не надо входить, просто погладь меня вот так.

Алисия выдохнула что-то неразборчивое в ее ухо, и продолжила двигаться, теперь уже сама, подстраиваясь под хаотичные движения бедер, прижимая их к одеялу собственным телом.

– Это не очень удобно, правда? – хрипло спросила она, не останавливаясь.

– Опустись ниже, – выдохнула Элайза. – Немного.

Через секунду она поняла, что это была не слишком хорошая идея: теперь губы Алисии касались ее груди, а ладонь получила больше простора и двигалась так, что шум в ушах стал еще сильнее, чем раньше. Очень хотелось кричать, стонать, выпустить наружу все непристойные звуки, застывшие в горле, но рядом по-прежнему спали люди, и Элайза зажала себе рот ладонью, не надеясь больше на силу воли.

– Все хорошо? – спросила Алисия. – Я могу остановиться, или…

Вместо ответа Элайза с силой двинула бедрами, вжимаясь в ее пальцы, и прикусила кожу ладони, и задрожала всем телом.

– Что? Что такое? Я что-то…

Господи, она была похожа на испуганную девчонку, и Элайза притянула ее к себе, и поцеловала, крепко сжимая шею. В ушах по-прежнему звенело, а тело наливалось приятной истомой.

– Помнишь, я говорила, что финал может быть разным? – улыбаясь, прошептала она. – Это был как раз он.

***

– Черт, они там трахаются, что ли? – Рейвен прильнула щекой к стеклу, пытаясь рассмотреть хоть что-то под двигающейся кучей одеял у костра. – Нашли время.

– Завидуешь? – усмехнулся лежащий на заднем сиденье Вик. – Ползи сюда, если хочешь, устроим свое шоу. Правда, вести придется тебе, но…

– Заткнись. Мне надоели твои тупые шутки.

Она лгала и хорошо понимала это. На самом деле, его «тупые шутки» были единственным, что все еще примиряло ее с этим миром. Рейвен совсем не ожидала, что ее оставят в живых после сделанного, и уж тем более не ожидала, что с ней будут пытаться разговаривать.

Это было странно: как будто она действительно имела для них значение. Но в это слишком трудно было поверить после всего, что случилось.

Может быть, если бы они начали судить ее, это было бы легче. Но они не судили: как будто приняли причины ее поступка и стали думать не о том, как ее наказать, а о том, как спасти ей жизнь.

– Эй, Рейвс, – позвал ее Вик. – Поможешь мне переместить ноги? Кажется, я больше не чувствую левую.

Она хотела огрызнуться, но осеклась и полезла к нему через переднее сиденье джипа. Взялась обеими руками за упакованную в шину ногу и подвинула ее, стараясь сделать это максимально осторожно.

– Спасибо, – Вик вдруг схватил ее за руку и опрокинул на себя. – А теперь просто полежи со мной.

Можно было вырваться, можно было стукнуть его по голове или, в конце концов, двинуть ногой, но Рейвен почему-то не стала этого делать. Послушно легла рядом, с трудом умещаясь на узком сиденье, и позволила Вику обнять себя за плечи, и сама обняла его за живот, чтобы не свалиться к чертовой матери.

Она ждала, что он станет говорить, но он молчал. Она слышала его ровное дыхание, чувствовала его сильную руку, и отчего-то ей становилось с каждой секундой все более тоскливо и грустно.

– Я облажалась, да? – вырвалось у нее вдруг. – Я снова облажалась.

– Ничего. Мы все исправим.

Рейвен сжала губы, чтобы не заплакать. Это «мы все исправим» было таким веским, таким мужским, таким теплым. И то, что Вик больше ничего не добавил, как будто делало его слова еще более сильными, внушающими… надежду?

А что, если все действительно можно исправить? Что, если она не успела все уничтожить?

– В прошлой жизни, – начала она, и споткнулась, глотая подступающие к горлу слезы. – В прошлой жизни Лекса и ее люди взяли Финна в плен, чтобы пытать его, а после убить. Я дала Кларк нож и попросила вытащить его. Но она… Она воткнула нож в его сердце.

– Знаю. Я тоже это вспомнил.

– Я знала, что она сделала это ради него, что она не могла его спасти, а могла только облегчить его мучения, но… Но мне было все равно. Я так ненавидела ее тогда, мне было так больно, Вик. Я не могла смотреть ни на нее, ни на Лексу, потому что знала, что именно они – причина смерти Финна.

Она помолчала, сглатывая новую порцию слез, и выпалила:

– А теперь мне кажется, что причиной смерти Финна был сам Финн.

Вик вздохнул, она ощутила щекой, как поднялась и опустилась его широкая грудь. Он покрепче прижал ее к себе и ладонью погладил макушку.

– Рейвс, – тихо сказал он. – Все ошибаются. Вопрос только в том, останешься ли ты в живых достаточно долго, чтобы все исправить.

– Похоже, останусь, – с горечью прошептала она. – Благодаря тому, что вы дали мне такую возможность.

Ей было стыдно и горько: она предала их, а они оставили ее в живых, защитили от командующей, и даже – Господи! – успокаивали, говоря, что все еще можно исправить. Разве она заслужила это? Разве она достаточно важна для этого?

– Знаешь, – услышала она, – мы можем потратить чертову кучу времени на то, чтобы разбираться, кто прав, кто виноват, и почему так вышло. Но я мужчина, Рейв, и я не умею делать такие вещи. Я знаю тебя, и знаю, что ты давно уже поняла свою ошибку. Думаю, ты поняла это, когда Элайзу насиловали на твоих глазах, верно?

Слезы все-таки прорвались наружу, и Рейвен спрятала лицо под мышкой Вика, чтобы он не заметил. Но он все понял, конечно: слишком тряслось ее тело от рыданий, слишком мокрой стала футболка под ее щекой.

– Когда ты несла всю эту чушь в больнице, это как будто была не ты. Рейвен Рейвс, уверенная в правильности своего поступка, не стала бы объяснять, почему так сделала. Она послала бы нас всех глубоко и надолго и умерла бы, зная, что поступила верно.

Он был прав, и от этого было еще тяжелее. Рейвен плакала, вспоминая, как просила Офелию остановиться, как просила ее оставить Элайзу в покое, и как в висках у нее звучало отчаянное: «Это ты виновата. Все это из-за тебя».

А потом, когда их освободили, все стало еще хуже. Она не могла смотреть на Элайзу, не могла говорить с ней, не могла слышать о ней. Каждый взгляд, каждое слово вонзалось в грудь невыносимым чувством вины, и хотелось просто сдохнуть, чтобы прекратить это.

Ей говорили: «Элайза кричит каждую ночь», и она до крови прикусывала губу, чтобы не закричать в ответ. Ей говорили: «Она не ест, не спит. Будто привидение», и ей ужасно хотелось взять нож и отрезать к чертям собственные уши.

Потом Элайза ушла из Люмена, и стало как будто легче. Но вместо нее пришли военные, и Рейвен пришлось спасаться вместе с остальными, и смотреть, как падают один за другим сраженные выстрелами люди, и видеть, как разлетаются в стороны куски разорванной плоти, и как среди всего этого хаоса Алисия отдает команды, и занимает место на сторожевой башне, и лицо ее кажется белым рядом с черным стволом автомата, и оно, это лицо, спокойно, настолько спокойно, что выглядит мертвым.

– Когда ты успела сделать маяк? – спросил вдруг Вик. – Мы же почти все время были вместе.

Она сделала его, когда индейцы привезли их в резервацию и утащили Вика и Индру в больницу, а она на несколько часов осталась одна, в шатре, предоставленная самой себе.

Соединяя детали и перекручивая провода, она думала о том, что этот самодельный маяк, возможно, поможет другим группам выживших найти их. Вдруг у кого-то из них была рация, и тогда они…

– Когда до меня дошло, что сигнал маяка увидят в первую очередь военные, я хотела его сломать, Вик. Но почему-то не сломала. Спрятала в рюкзаке среди остального барахла. Наверное, я тогда уже знала, что использую его рано или поздно.

А потом Аня привезла в резервацию Элайзу и Алисию. Рейвен, сидящая на стуле у койки Вика, притворилась спящей, но сквозь узкую щелку век видела их – счастливых, держащихся за руки, нашедших друг друга.

– И тогда меня как будто разорвало на куски, Вик. Элайза, она… Была такой счастливой, понимаешь? Она светилась. И я поняла, что ей плевать на смерть Финна, что она вся – в своей новой любви, а через него она перешагнула и забыла.

– И тогда ты пошла и включила маяк.

– Да.

Вик снова погладил ее по голове, и она снова заплакала, ошарашенная охватившим грудь чувством. Боль становилась меньше, но стыд – сильнее и жестче.

– Не знаю, чем я думала, – сквозь слезы прошептала она. – Мне показалось, что я не важна ни для кого из вас, и вы вовсе не друзья, а просто… Просто терпите меня рядом, и…

– Рейвс, – перебил он. – Хватит. Для того, чтобы покаяться, у тебя целая жизнь впереди. Все совершают ошибки, ясно? Вопрос не в том, что ты сделала, а в том, что ты сделаешь после.

Вик повернул голову и поцеловал ее мокрую от слез щеку. Царапнул щетиной, но Рейвен было плевать. Она знала, что прямо сейчас, в эту секунду, получила прощение.

И была готова на все, чтобы получить его и от остальных тоже.

***

Линкольн и Октавия пришли, чтобы сменить их на посту. И если первый хранил сосредоточенное молчание, то вторая не удержалась от насмешки:

– Как провели время? – спросила она, улыбаясь. – Не замерзли?

Элайза проглотила смешок, а Алисия так посмотрела на Октавию, что та должна была немедленно провалиться под землю. Но вместо этого она добавила:

– Надеюсь, мы тоже не замерзнем.

Пришлось хватать Алисию за руку и тащить за собой, прежде чем она ответит. Идти в наскоро натянутых брюках было не слишком комфортно, но часы, проведенные вместе, определенного того стоили.

– Я бы многое отдала сейчас за удобную постель, – улыбнулась Элайза, глядя, как Алисия расстилает одеяло в кузове пикапа. – А еще за горячий душ.

– Ты прекрасно пахнешь. Мне нравится твой запах.

Они улеглись, кое-как устроившись на жестковатой поверхности, и накрылись одеялом. Здесь было холоднее, чем у костра, зато можно было лежать рядом, и обниматься, и слизывать с губ короткие поцелуи.

– Может, мне завтра поехать с Йонасом или Истэкой? – улыбаясь, спросила Элайза. – Боюсь, провести весь день, обнимая тебя сзади, будет непросто.

– Ты можешь сесть за руль, если хочешь.

У великой командующей по-прежнему были проблемы с легким юмором, но сейчас это даже умиляло. Элайза поерзала, пытаясь устроиться удобнее, и положила голову на плечо Алисии. Они лежали вдвоем, смотрели на звезды и разговаривали – шепотом, чтобы не разбудить спящих в кабине Мерфи и Розмари.

– Когда все закончится, мы возьмем палатку и уедем в Йосемити, – сказала Алисия. – Я хочу провести несколько дней только с тобой.

– Со мной и парой сотен трупов? – усмехнулась Элайза.

– У меня есть меч. Я сделаю из них окончательных трупов, прежде чем они найдут нас.

Она была такая смешная, похожая на пятилетнего мальчишку, готового защитить свою девочку от любых передряг. И Элайза прижалась к ней покрепче, и поцеловала напряженную щеку.

– Я люблю тебя, знаешь?

– Да. Знаю.

Им удалось поспать совсем немного: как только над пустыней начал заниматься рассвет, Алисия объявила подъем, и все торопливо начали собираться. Погасили костры, снова положили в кузов пикапа канистры и рюкзаки, проверили уровень топлива в бензобаках.

Все было быстро и слаженно, заминка возникла только из-за Рейвен: Вик сказал, что не позволит больше запихивать ее в багажник, и она поедет с ним в джипе.

Алисии это не понравилось, но Элайза умоляюще посмотрела на нее, и ей пришлось согласиться. Колонна двинулась в сторону Лас-Вегаса.

***

Беллами крутил руль пикапа, и Мерфи это не слишком нравилось, он предпочел бы управлять машиной, а не сидеть рядом с Розмари на узком сиденье. Но его ноги все еще болели как тысяча жареных чертей, и он физически не смог бы давить на педали.

Зато Розмари оказалась веселой теткой: минуты не проходило, чтобы она не отпустила очередную шутку, доводящую Мерфи до слез.

– Может, хватит упражняться в остроумии? – мрачно спросил Беллами через час после выезда. – Мы вообще-то серьезным делом занимаемся.

– Правда, мальчик мой? А я думала, мы едем в Вегас спустить пару сотен.

Мерфи снова засмеялся, а Розмари подмигнула ему.

– Каково это – понимать, что теперь не ты один знаешь коды? – спросила она. – Наверное, как гора с плеч?

– А что это меняет? Если бы Рейв осталась в резервации, тогда это имело бы смысл, а теперь мы либо запустим ракеты, либо нет, а кто введет код – значения не имеет.

Беллами нарочито громко вздохнул и нажал на газ.

– Прекрати, чувак, – велел Мерфи. – Если будешь так газовать, мы зароемся в песок.

– Отвали, Мерф. Я умею водить машину.

Он снова нажал на педаль, и, конечно, передние колеса немедленно увязли. Сколько он не пытался высвободиться: включал низкую передачу, задний ход, – ничего не помогало.

– Круто, – оценил Мерфи. – Просто ас в вождении.

Он выбрался из машины, стараясь наступать на носки, и осмотрел колеса. Толкать смысла не было: увязли они основательно.

Через минуту к ним подъехали остальные: Алисия слезла с мотоцикла и первой подошла к пикапу.

– Ты что, никогда не ездил по пустыне? – спросила она у Беллами.

– Брось, командующая, – засмеялся Мерфи. – Он сказал, что знает, что делает.

Пока из багажника джипа доставали трос и крепили его к пикапу, Беллами стоял рядом с Мерфи. И вдруг сказал, очень тихо:

– Отойдем, надо поговорить.

Мерфи удивился, но пошел. Они отошли на несколько футов, и Мерфи вопросительно посмотрел на Беллами.

– Откуда она знает про коды? – спросил тот. – Кто ей сказал?

Они несколько минут стояли молча, напрягая память, но так и не смогли вспомнить, присутствовала ли Розмари хотя бы на одном разговоре о кодах. Беллами настаивал, что нет.

– Она сидела в клетках вместе со мной, отцом и остальными, – сказал он. – Потом она пошла с нами в Розу, помнишь? И после того, как она зашила Октавию, все как-то спокойно решили, что она на нашей стороне.

– То же самое можно сказать и о тебе, чувак.

– Согласен, но подумай сам: у нее не было родственников в бункере, тем не менее, она жила в нашем лагере почти с самого начала. Зачем?

– Потому что вы были клевые? – усмехнулся Мерфи, но заметил злобный взгляд Беллами и замахал руками: – Ладно-ладно, я понял. Ты подозреваешь ее. Только в чем, Белл?

Беллами наклонился к его уху и зашептал:

– Что, если она с самого начала была на стороне военных? Просто не афишировала этого до поры до времени. Шпионила и поставляла им информацию.

– Каким образом? Почтовым голубем?

– Не знаю. Но подумай сам: зачем она поехала с нами в это опасное путешествие? Только потому, что она – врач? Но в резервации осталось много людей, нуждающихся в помощи.

Мерфи пожал плечами. После того, как он напрасно оклеветал Элайзу, ему не хотелось делать поспешных выводов.

– Думаешь, она хочет добраться с нами до базы и долбануть ракетами по какой-то своей цели? Но она одна, а нас много, чувак. Это изначально обречено на провал.

– Тоже верно, – согласился Беллами. – Но мы же не знаем, не припрятан ли у нее какой-нибудь туз в рукаве.

Рядом послышался натужный рев мотора, джип дернулся как припадочный и вытащил пикап из западни. Истэка отцеплял трос, Элайза махала им рукой: «Возвращайтесь».

– Надо придумать, как это проверить, – быстро сказал Мерфи. – Не говори пока никому, не хочу обвинять человека без доказательств.

– И как ты собираешься это проверить?

– Не знаю. Но я придумаю, как.

***

Маркус шел по резервации, разглядывая происходящее вокруг, и улыбался. Ему нравились эти картины мирной жизни: женщины, готовящие еду, развешанная для просушки одежда, мужчины, неспешно складывающие дрова в поленницы.

На поляне возле шатра шамана сидели дети: белые и индейцы, вперемешку. Шаман показывал им, как сплести ручку для кинжала, и все они старательно возились с размоченными в воде лозинами.

«Приходится признать, – подумал Маркус, – что в Новом мире скорее пригодится образ жизни коренных американцев, нежели наш».

Он вошел в здание больницы и поднялся в палату Индры. Та уже пришла в себя и полулежала на кровати, отпивая что-то из кружки.

– Привет, – Маркус улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ. – Как ты?

– Лучше. Чертов мальчишка вытащил меня с того света, а я даже не могу сказать ему спасибо.

– Скажешь, когда они вернутся.

Он присел на стул и посмотрел на кружку в руках Индры.