Текст книги "Девяносто девять (СИ)"

Автор книги: odnoznachno_net

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 40 страниц)

Но не Элайзу. Только не ее.

– Я знаю, что ты жива, Кларк. Где бы ты ни была, ты жива, и я найду тебя.

Кларк… Это было так знакомо, так близко. Раньше, в том мире, где еще существовали полные имена, в мире, где они имели значение, это было ее фамилией. Алисия Кларк, верно? Да, кажется, именно так ее звали. Но теперь это короткое и броское «Кларк» напоминало совсем о другом. О войнах, о противоречиях, о сложном выборе, о крови, смерти, и о… любви. Простой, незатейливой, не несущей за собой ничего героического и даже, наверное, не видимой другими людьми. И оттого еще более ценной, еще более важной.

Кларк. Алисии нравилось, как это звучало, как перекатывалось на языке, как расплывалось по губам тенью улыбки – то снисходительной, то нежной, а то вдруг сердитой и яростной.

Если Элайза права, и в прошлой жизни они действительно были – Лекса и Кларк – значит, они совершили немало ошибок. И как знать, возможно, в этой, другой жизни им удастся избежать этих ошибок.

«Если только мы сумеем остаться в живых».

Алисия вздрогнула. Эйдена и Дэймона не было слишком долго, из-за кустов не доносилось никаких звуков, и это настораживало.

Она удобнее перехватила меч и медленно двинулась вперед, прислушиваясь и оглядываясь по сторонам. Но сражаться не пришлось: не успела она дойти до кустов, как к ней навстречу вышел Эйден. Покрытый кровью и с ножом в руке.

– В чем дело? – спросила она холодно.

– Из-за него мы шли слишком медленно, командующая. Я решил эту проблему.

По ее спине пробежал холодок. Все верно, так? Поступок настоящего командира? Или… Или уже нет?

– Напомни мне три качества командующего, Эйден, – сказала она строго.

– Мудрость, сила, смелость, – без запинки перечислил он.

– Что еще?

– Справедливость.

Под ее суровым взглядом он вытянулся в струну, но глаз не отводил. Смотрел снизу вверх, смело и открыто.

– Ты считаешь свой поступок справедливым, Эйден? – спросила Алисия.

– Да.

– Объясни.

Ее губы сжались в узкую полоску, ноздри расширились от старательно сдерживаемого гнева. И меч, который она держала в руке, не был опущен вниз, а по-прежнему смотрел клинком вперед, готовый нанести удар.

– Он сказал, что очень любит детей. Что на ночном привале придет ко мне, и между нами случится то, о чем ты никогда не должна будешь узнать. Когда он наклонился ко мне, я проткнул ему горло.

Алисия опустила меч. Ее жгло изнутри, как будто от горла до груди воткнули раскаленный металлический прут. Слева послышался шум: кто-то ломился через кусты.

– Ты не закончил работу, – сказала она сквозь зубы и сделала шаг в сторону.

Дэймон шел к ним, вытянув вперед руки. Его глаза стали белесыми, а грудь залило кровью из раны на шее. Эйден удобнее перехватил нож и встал в стойку. Алисия молча смотрела.

Она смотрела, как Дэймон приближается, как Эйден отступает назад, а потом быстрым движением делает шаг в сторону, вперед, оказывается за спиной Дэймона и бьет его ногой под колено.

Но удар оказался недостаточно сильным: вместо того, чтобы упасть, Дэймон лишь пошатнулся и с ревом повернулся к Эйдену. Алисия видела, что тот растерялся, но продолжала смотреть. Дэймон наступал, Эйден пятился, и неизбежное случилось: он споткнулся и упал, а Дэймон навалился на него сверху.

Борьбы не было, шума не было тоже, Алисия увидела как Эйден изворачивается, не давая Дэймону вцепиться в себя, и, вытащив руку, бьет его ножом в затылок.

Она подошла и встала над ними: над мальчиком, придавленным телом взрослого мужчины.

– В чем была твоя ошибка? – строго спросила она.

– Я должен был ударить не под одно колено, а под оба, – приглушенно прохрипел Эйден. – Тогда бы он упал.

– Нет, – Алисия ухватила тело Дэймона за плечи и стащила его в сторону. Подала руку Эйдену, помогла подняться. – Твоя ошибка была в том, что ты не пробил ему голову сразу, пока он еще не обратился.

Несколько секунд они смотрели друг на друга, а потом Алисия велела:

– Оботри нож и приведи себя в порядок. Пора идти дальше.

«Справедливость, – думала она, снова отмеряя ногами ярды между раскаленными от жары рельсами. – Иногда эта тварь приходит в таком жутком обличье, что рядом с ней меркнет все, что мы ради нее делаем. Из Эйдена получится хороший командующий. Вот только цена, которую он за это заплатит, будет очень высока».

***

– Эй, большой и сильный, – позвала Октавия. – Посмотри, может, это сгодится?

Он подошел и посмотрел. Вилы с проржавевшими зубьями – почему бы и нет? Если наточить, то получится неплохое оружие.

– Берем.

За прошедшие несколько часов они успели обыскать десяток домов, но нашли только пару ножей, просроченные консервы и топор без древка. А теперь вот еще вилы – так себе вооружение для людей, собирающихся пройти две сотни миль.

– Как думаешь, дети в порядке? – спросила Октавия, когда они вдвоем двинулись к следующему дому. – Поскорее бы сбыть с рук этот детсад, верно?

Линкольн пожал плечами. Он не привык рассуждать категориями «поскорее бы» или «сбыть с рук». У них был приказ доставить детей в целости и сохранности, и он собирался сделать все, чтобы этот приказ выполнить.

– Смотри, колонка, – он показал на другую сторону улицы. – Может, помоемся?

Октавия с радостью согласилась и кинулась бежать, на ходу сбрасывая одежду и пошвыряв на асфальт все найденное оружие. Линкольн не смог удержаться от улыбки, глядя как она, с силой нажав на рычаг, подставляет лицо искрящейся на солнце струе воды, как, откинув в сторону волосы, намывает шею и выгибается, пытаясь сделать так, чтобы вода стекала по позвоночнику.

– Помоги же мне, – позвала она, смеясь. – Разве не в этом обязанность мужа?

Он засмеялся, глядя, как вода стекает по ее обнаженной груди, и пошел к ней, готовый качать ручку колонки хоть до завтрашнего вечера, но какое-то предчувствие заставило его замереть на мгновение, а потом броситься бежать с отчаянным воплем: «Октавия!»

Сзади, из садика заброшенного дома, прямо на нее надвигались мертвецы. Она не видела их, увлеченная купанием, и ничего не слышала из-за шума льющейся воды. Линкольн бежал изо всех сил, но мертвые успели раньше: когда он последним отчаянным прыжком достиг колонки, один из них уже вцепился гнилыми пальцами в обнаженное мокрое плечо.

Октавия закричала, вырываясь, и Линкольн схватил ее, с силой отбрасывая назад, за собственную спину.

– Оружие! – скомандовал он. – Беги за оружием!

У него в руках не было ничего. Ни ножа, ни топора, ни даже ржавых вил – они все бросили, спеша к воде, и теперь ему нечем было драться. Но за спиной была Октавия, и это меняло все.

Линкольн отпрыгнул от протянувшего к нему руки мертвеца и ударил его ногой, разбрызгивая вокруг мерзко воняющую гниль. Другого он отпихнул, а третьего ударил в челюсть, сворачивая ее и обнажая кости скелета. Он отступал назад, следя, чтобы мертвые не смогли его окружить, и надеясь, что Октавия уже далеко, и взяла оружие, и готова к бою.

– Ли-и-и-нк! – услышал он отчаянное, и понял, что там тоже беда. Развернулся, чтобы бежать, и увидел полуголую Октавию, отбивающуюся вилами от десятка окружающих мертвецов.

Внутри что-то взорвалось и налилось яростью. Он рванулся, пробивая себе дорогу, споткнулся, перекатился, не обращая внимания на исцарапанное плечо, и побежал, крича во всю глотку, чтобы привлечь к себе внимание мертвых, атакующих Октавию.

Но им, похоже, было плевать на его крики: кольцо сжималось, и его девочка была в чертовой ловушке.

С диким воплем Линкольн врезался в круг мертвецов, кулаком разбил череп ближайшего, другого двинул ногой, и, отобрав у Октавии вилы, принялся крутить ими, отгоняя мертвых дальше.

– Обними меня за пояс, – велел он так яростно, что она не посмела ослушаться. – Я делаю шаг, ты делаешь шаг. Поняла?

Ржавые зубья вил входили в головы, с легкостью протыкали глазницы и выходили наружу с мерзким чмокающим звуком. Линкольн ярд за ярдом продвигался вперед, понимая, что всем этим шумом они привлекли еще мертвецов, и скоро их станет совсем много, и тогда останется только повалить Октавию на землю и накрыть своим телом в надежде, что мертвым окажется достаточно только его, и что до нее они не сумеют добраться.

Он не хотел умирать. Дьявол, он совсем не хотел умирать! Особенно теперь, когда в его жизнь вошла эта девочка с огромной душой и безрассудным нравом. Особенно теперь, когда эта девочка стала его женой, его надеждой, самой его жизнью. Он не хотел умирать.

– Faciam ut mei memineris! – заорал он, из последних сил разбрасывая мертвецов черенком от вил. – Faciam ut mei memineris!

Она плакала за его спиной, он чувствовал влагу, стекающую по его спине и смешивающуюся с потоками пота, но ее руки держали его за пояс, и эти маленькие руки, и слезы, и идиотское «Не умирай. Пожалуйста, не умирай» заставляло его снова и снова крутить черенком, отбивая все новые и новые атаки.

И вдруг совсем близко раздался выстрел. Линкольн не поверил своим ушам, а Октавия за его спиной испуганно вскрикнула. За первым выстрелом последовал еще один, а потом еще.

А еще через мгновение он увидел командующую.

Она шла прямо сквозь толпу мертвецов – величественная и страшная, и от ударов ее меча с плеч слетали головы, и пули из пистолета в другой ее руке разрывали черепа на ошметки. Линкольн рванулся к ней, втыкая вилы в очередную смердящую голову, и заорал еще громче, и – откуда только силы взялись? – ногой ударил мертвого с ямой вместо носа.

– За мной, – скомандовала она, оказавшись рядом. И он поразился тому, как спокойно звучал ее голос. Спокойно, уверенно и властно.

Она шла впереди, расчищая дорогу, а Линкольн с прижавшейся к спине Октавией черенком отбрасывал мертвецов, нападающих с флангов. Он не понимал, куда они идут, но верил, что командующая знает, что делает. И не напрасно: через несколько минут они дошли до ступенек какого-то дома, и дверь открылась, впуская их внутрь, и снова захлопнулась, отсекая чавкающе-воющий шум и запах смерти, в очередной раз прошедшей мимо.

– Командующая, – Линкольн почувствовал, как Октавия отпустила его, и рухнул на оба колена. – Командующая…

Он тяжело дышал, его переполняла такая бездна чувств, что они едва умещались в его большом усталом теле. Но он услышал:

– Где дети?

И поднялся на ноги.

– Они в безопасности, – быстро сказала Октавия, снова прячась за его спиной. – В нескольких милях отсюда.

– Хорошо. Эйден, забаррикадируй дверь. Останемся здесь на ночь, а с утра заберем детей и двинемся дальше.

– Куда дальше? – голос Октавии звучал обиженно и как будто расстроено.

Тень усмешки скользнула по лицу командующей.

– Туда, где обитает великий Дух.

***

Если бы дороги были расчищены, до точки назначения они бы добрались часов за пять, не больше. Но – увы – двигаться приходилось по пустыне, то и дело объезжая каменные гряды и расщелины.

Тем не менее, Мерфи наслаждался ездой. Он сидел за рулем старого пикапа, кузов которого был наполнен канистрами с бензином, и с удовольствием переключал рычаг коробки передач, объезжая препятствия.

– Ты знаешь, куда ехать? – спросила его сидящая рядом Индра.

Он показал на компас, привязанный к зеркалу заднего вида.

– Северо-запад, – усмехнулся. – Пересечем Долину Смерти, а там посмотрим, как пойдет. Возможно, придется бросить машины и идти пешком.

– Люди хотят есть, – она говорила как будто в никуда, ни к кому не обращаясь. Это раздражало.

– Перебьются. Мы не можем останавливаться, аккумуляторы тогда точно сдохнут.

Мерфи глянул в зеркало на колонну следующей за ним техники. Великое переселение народов, иначе и не скажешь. А следом наверняка тащится толпа мертвяков, привлеченных шумом моторов.

– Надо подумать, как будем отбиваться от трупов, которые ползут за нами, – сказал он вслух. – Пять сотен человек быстро не убегут, без шансов.

Индра покосилась на него и он раздраженно спросил:

– Что? Удивляешься, почему я не предлагаю их всех бросить? Может, дерьмовый парень Мерфи перестал быть таким уж дерьмом?

Ответ был неожиданным.

– Я не думаю, что ты был дерьмом, Мерфи из небесных людей.

– Ой, да ладно, – рассмеялся он, перекрикивая шум трущейся о песок резины, доносящийся из открытого окна. – Ты ничего обо мне не знаешь.

– Я смотрела ваше шоу. Пока его еще транслировали. И дерьмом в вашей сотне был вовсе не ты.

Если бы она вдруг вскочила на ноги и исполнила веселый танец, Мерфи и то удивился бы меньше. Индра смотрела их шоу? И не считала его дерьмом? Да как такое возможно?

– А кто был? – спросил он быстро.

Она скривилась: сморщила лоб, оскалила зубы и будто бы прошипела в ответ:

– Небесная девчонка.

– Элайза? С чего бы вдруг?

Индра отвернулась, но Мерфи все равно смотрел на ее коротко стриженный затылок, и ему казалось, что он видит ее искаженное отвращением лицо.

– Она предала вас всех, Мерфи из Небесных людей. Вы думали, что она одна из вас, но вы ошибались.

– Что? – только сумасшедшим усилием воли он заставил себя не вдавить в пол педаль тормоза. – Что ты несешь?

Принцесса – не одна из них? Глупость, бред сумасшедшего. Да, у них бывали стычки. Воспоминание об одной из них до сих пор иногда ноет на шее в дождливые дни, а бедняге-Стерлингу уже и вспоминать больше нечего. Но они подчинялись ей, потому что она совершенно точно была за них, одной из них. Как же иначе?

– Говори, или я остановлю чертову тачку, – заорал Мерфи. – Слышишь меня, ты, воплощение спокойствия? Говори!

Индра повернулась к нему лицом и процедила сквозь зубы:

– Кто из вас смотрел телевизор с обращениями Джахи? Только девчонка. Кто из вас слушал его, когда телевизор завесили простыней? Только девчонка. Кто из вас постоянно рисовал что-то в альбоме, но никогда не показывал рисунки на камеру? Опять девчонка.

Мерфи сжал зубы.

– Хочешь сказать, она таким образом общалась с ним?

– Я все сказала, Мерфи из Небесных людей. Знаю только, что один из жителей Люмена рассказал как-то, что в проповедях Джахи каждый раз было зашифровано послание. Он был математиком в прошлой жизни и смог разгадать код. Больше я ничего не скажу. Думай сам.

Машина стремительно двигалась по пустыне, колеса поднимали тучи пыли, а в открытое окно бил жаркий ветер. Джон Мерфи давил на педаль газа и вспоминал.

– Почему ты так ненавидишь военных, Джон? Разве они сделали тебе что-то плохое?

– Если бы ты знал что-то важное, что-то, что знаешь один ты, ты бы поделился этим с кем-то перед лицом смерти?

– Куда ты пойдешь, когда нас выпустят? Поедешь домой? Или отправишься в путешествие?

Дьявол, теперь все ее слова казались подставой. Просто так рассуждала или пыталась выяснить коды? Или всего лишь хотела знать, запомнил он их или нет?

– Не получается, – сказал он вслух. – Если бы принцесса была на стороне военных, она бы…

«Она бы что, Мерф? Она бы собрала команду для поисков Офелии? Она бы привела всех в бункер, где их уже ждали? Она бы ушла из Люмена за день до нападения?»

– Дьявол, – снова сказал он. – Сука. Чертова сука.

Нога сама собой сильнее нажала на газ, и Мерфи до боли в пальцах вцепился в руль.

– Она знает о точке встречи? – спросил он сквозь зубы.

– Надеюсь, что нет, – вздохнула Индра. – Очень надеюсь, что нет.

***

Вытянувшаяся процессия медленно двигалась по пыльной дороге, ведущей вдоль горного хребта. Элайза шла впереди, повесив на шею автомат и положив на него руки. Рядом с ней тяжело дыша шагала Рейвен, следом на тачке, найденной в сторожке парка аттракционов, двое воинов везли Вика. На его ноги были прилажены шины, а поверх они были забинтованы от щиколоток до бедер, и Розмари шутила, что он снова стал похож на мумию.

Элайза видела, что Рейвен хочет поговорить, но боится. Получалось, что случившееся в бункере окончательно уничтожило всю вину и стыд между ними, но теперь стало еще сложнее, еще горче. Как будто рядом шла свидетельница кошмарного унижения, позора, поражения, и Элайза отчаянно боялась, что Рейвен заговорит именно об этом.

Но, оказывается, она думала о другом.

– У тебя не бывает так, что в голову лезут воспоминания, которых там быть не должно? – спросила Рейвен.

– Бывает. Мне кажется, таким образом мы вспоминаем прошлые жизни.

– Да, но… – Рейвен замялась. – Вчера я видела во сне, будто мы живем на космической станции, и я работаю механиком, а Вик приходит ко мне и просит помочь что-то починить. А потом… Потом я увидела тебя.

– Меня? – удивилась Элайза.

– Тебя. Не в космосе, а на земле, только это была какая-то странная земля, как будто малообитаемая, знаешь? И вроде мы с кем-то воевали, и меня ранили, и Финн был рядом, но… Но я знала, что он больше не мой. Он был твоим в этом сне.

«Он был твоим» царапнуло изнутри, но чувство вины не всколыхнулось, не сдавило виски, как бывало раньше. Как будто все это было слишком давно.

Элайза молчала, тяжело переступая ногами по пыльной дороги, и Рейвен продолжила:

– Если это была прошлая жизнь, то я не понимаю, почему все повторяется? Почему мы опять должны проживать то же самое, снова?

Их нагнал Маркус, и ей пришлось замолчать, но оказалось, что он слышал конец разговора.

– Мне тоже лезут в голову похожие картины, – сказал он, пристраиваясь между ними. – Только тебя, – покосился на Элайзу, – в той жизни звали Кларк, а командующую – Лексой. И мне все больше кажется, что мы должны что-то изменить здесь, в этой жизни, иначе так и будем мотаться по кругу и совершать одни и те же ошибки.

– Что изменить? – спросила Рейвен.

– Не знаю. Картинки, которые приходят ко мне, они все – про выживание, про борьбу, войну. Может быть, в этой жизни нам нужно суметь обрести мир?

Элайза усмехнулась, поглаживая пальцами цевье автомата. Мир, как же. На земле, наполненной монстрами? Мертвыми монстрами, и, что куда страшнее, живыми?

– Я очень надеюсь, что Алисия знала, куда нас отправить, – продолжил Маркус. – Что в этой точке встречи мы сможем найти безопасное место и прекратить эту бесконечную борьбу за жизнь.

– На твоем месте я бы не слишком на это рассчитывала.

Она вспомнила долгую дорогу на отцовском джипе, вспомнила, как они ехали по бесконечному хайвею и слушали музыку Брюса Спрингстина. «Девочка, без тебя я словно барабанщик, не находящий ритма», и «Надеюсь, ты придешь, чтобы остаться». И отец подпевал, смешно качая головой и барабаня пальцами по оплетке руля, а Элайза ела мороженое и высовывала руку в открытое окно, чтобы ловить ладонью потоки ветра.

Вскоре после того, как они проехали очередной маленький городок, отец свернул с шоссе на Восток, Элайза увидела табличку «Independence reservation» и от удивления чуть не подавилась мороженым.

– Пап, что это?

– Форт Индепенденс, – ответил он, паркуясь у череды высоких сосен и доставая сумку с заднего сиденья машины. – Или, иначе говоря, форт «Независимость».

– Спасибо, пап, я умею читать, – поморщилась Элайза. – Я спрашиваю, зачем мы здесь?

Он только улыбнулся и вышел из машины, и ей ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.

До высоких кованых ворот они шли пешком. Людей вокруг не было, только горы да высокие деревья, чуть привядшие от жары. Элайза почувствовала, как кроссовки натирают ноги, и ей окончательно разонравилось это странное путешествие.

– Пап, а когда мы поедем домой?

– Я – завтра, а ты – через полгода.

– Что?!

Она остановилась и посмотрела на него, широко открыв рот. Полгода? А как же школа? Друзья? Мама, в конце концов? Он с ума сошел?

– Идем.

Ворота открылись, и им навстречу вышел мужчина. По названию форта Элайза уже поняла, что увидит, но все равно опешила: мужчина был индейцем, его лицо отливало бронзой, а собранные в хвост волосы напоминали цветом воронье перо.

– Здравствуй, Кэн.

– Приветствую тебя, Джейк Гриффин.

– По-прежнему ходишь на четырех когтях?

– А ты по-прежнему служишь силам, прикрывающим войну идеей о мире?

Элайза испугалась: ей показалось, что они сейчас накинутся друг на друга, но ничего такого не произошло. Наоборот, Кэн шагнул к отцу и обнял его, похлопывая по спине.

– Это твоя дочь? – спросил он, закончив с объятиями.

– Меня зовут Элайза, – быстро ответила она.

Кэн покачал головой.

– Дочь, бегущая впереди отца, или очень плохая, или, напротив, очень хорошая. Что означает имя Элайза?

– Оно ничего не означает, – сказал отец. – Это имя не для охоты, а для жизни.

– Имя для жизни – важнее имени для охоты, Джейк Гриффин. Но я не стану оспаривать традиции твоего народа. Сегодня ты мой гость, и мы будем радоваться твоему появлению.

Он первым пошел внутрь резервации, а Элайза поймала отца за руку и заставила посмотреть на себя.

– Пап, что происходит? Ты пошутил, когда сказал, что собираешься оставить меня здесь на полгода?

– Нет, милая, я не шутил. Эти люди научат тебя тому, чему не сумеет научить больше никто. Ты останешься здесь на шесть месяцев, а после я заберу тебя.

– Почему ты думаешь, что в этом Индепенденс мы не будем в безопасности? – спросил Маркус.

– Потому что до апокалипсиса там была резервация американских индейцев, и мне кажется, они уж точно выжили в этой каше и вряд ли будут нам рады.

– Почему?

Элайза пожала плечами. Потому что они другие? Потому что, скорее всего, они восприняли случившееся как дар небес, пославший на землю очищение? А еще потому, что далеко не все они радовались чужакам даже пять лет назад.

***

К магазину запчастей они пришли ранним утром. Первым, кого увидела Октавия, был Атом, привалившийся спиной к двери и крепко спящий. Она разозлилась так, что едва сдержала крик ярости, подпрыгнула к нему и ударила ногой. Он заорал, откатываясь в сторону, а она ударила еще раз.

– Спать на посту? – с гневом спросила она, нависая над ним. – Ты спишь на посту?

Он поднялся на ноги, ругаясь сквозь зубы, и посмотрел на их группу. Открыл рот от удивления и замер, когда командующая вышла вперед.

– Где дети? – спросила она холодно.

– В-внутри, – заикаясь, ответил он.

Она взглядом заставила его отойти и вошла в магазин, Октавия поспешила следом.

– Командующая!

– Это она! Командующая!

Дети накинулись на нее все разом, облепили со всех сторон, и Октавия чуть не расплакалась, глядя, как Алисия обнимает их – обеими руками, которых, конечно, не хватало на всех, но которые поочередно гладили их головы, и щеки, и плечи.

Это было похоже на возвращение мамы домой, и, возможно, для некоторых детей это было именно так. Они галдели наперебой, рассказывая, как шли сюда, как хотелось пить, как Беллами ходил на охоту, но ничего не принес, и как они просились пойти с ним, но он запретил, оставив их здесь.

Линкольн подошел и обнял Октавию сзади, прижав к себе.

– Ради такого зрелища стоило терпеть все лишения, верно? – прошептал он.

– Да, – она не могла оторвать взгляда от счастливых детских лиц и впервые в жизни подумала о том, что и у нее тоже может быть такой же малыш, у нее и у Линкольна.

Когда гвалт утих, командующая кивнула Эйдену, и тот передал Линкольну пистолет.

– Мы идем на охоту, – объяснила она коротко. – Остальные остаются здесь.

– Я с вами, – голоса Октавии и Беллами зазвучали одновременно, но если на нее командующая посмотрела равнодушно, то на него – с плохо скрываемым презрением.

– Вы останетесь здесь, – повторила она. – Линк со мной, Октавия за главную. Если не вернемся к закату, уходите дальше на Северо-восток, к горам Иньо, к поселению Индепенденс.

Линкольн ухватил ее за руку, пресекая дальнейшие споры, и Октавия неожиданно для себя самой подчинилась. Она поцеловала его, обняв за шею, и шепнула в приоткрытые губы: «Возвращайся».

Он кивнул и вышел следом за командующей.

– Что произошло? – послышался сзади голос Беллами. – Где вы их нашли?

– Это они нас нашли, – огрызнулась Октавия. – А ты где был, пока Атом дрых на посту?

Не хотелось смотреть на него, не хотелось говорить с ним, но он подошел к ней, и говорить пришлось.

– Октавия, – тихо сказал он. – Может, хватит уже? Я совершил ошибку, и признаю это. Ты не можешь вечно на меня злиться.

– Скажи это людям, которые погибли из-за твоей ошибки.

– Но если бы я не предупредил вас, погибло бы еще больше!

Он протянул к ней руку, но она отпрыгнула, сердитая и кривящая губы в презрительной усмешке.

– Если бы ты не привел за собой военных, у нас бы было больше времени на то, чтобы уйти. Вот об этом я тебе и говорю, Белл. Ты не умеешь признавать свои промахи, ты постоянно ищешь оправдания вместо того, чтобы признать ошибку. И пока не научишься признавать – не подходи ко мне, понял? Я не хочу с тобой разговаривать.

Она отвернулась и пошла в угол магазина, где счастливый Эйден что-то рассказывал собравшейся вокруг него кучке детей. Наверное, он говорил о том, как они с командующей выбрались из ада Люмена, и Октавия была не прочь тоже послушать.

***

Cумка почти до краев наполнилась дичью, и Алисия решила сделать передышку. Они с Линкольном забрались на крышу веранды одного из домов, проверили окна и улеглись прямо на горячий шифер, давая мышцам отдых.

– Как тебе удалось спастись? – спросил Линкольн.

– Густус вытащил меня, Эйдена, и еще троих. Остальные погибли, отбивая атаку.

Он не стал спрашивать о судьбе Густуса, и она была благодарна ему за это. Его смерть тяжким грузом лежала на сердце, как и смерти всех остальных, сложивших головы за Люмен.

– Нам предстоит пройти две сотни миль, – сказал Линкольн, помолчав. – Через горы, через степи и заброшенные города. Дети не смогут идти быстро.

– Знаю.

Она хорошо понимала, о чем он спрашивает, но ответа у нее не было. Найдет ли она в резервации то, что ожидает найти? И кто знает, что произошло там за последние три года? Возможно, единственным, что она встретит там, будут мертвые.

– Основная группа направится туда, – сказала она вслух и повернулась на бок, чтобы солнце не било в глаза. – Индра должна их привести. Всех, кто остался.

– Что, если они придут туда раньше нас?

– Это ничего не изменит. Если там есть живые, их примут. Если нет… Тогда они примут бой.

Ей отчаянно хотелось спросить про Элайзу, но было страшно. Что, если они встретили ее, а потом потеряли? Что, если они знают о ее судьбе что-то плохое? Пока есть неизвестность, есть и надежда, так?

– Прошлой ночью я видел свою смерть, – сказал Линкольн, и Алисия удивленно посмотрела на него. – Меня казнили за грехи моего народа, и Октавия видела мою казнь.

Алисия молчала, ожидая продолжения.

– Эти люди… Небесные. Они заставили меня задуматься о том, верно ли мы поступали, пытаясь выжить. Возможно, месть и кровь не были хорошей основой для построения нового мира. И, возможно, если мы не остановимся, то все закончится так же, как в моем сне.

Он замолчал, а Алисия прикусила губу, задумавшись. Как он догадался, о чем она думала? Как будто прочел ее мысли: «Привести людей к точке встречи, убедиться, что они в безопасности, и начать готовить поход на Люмен. Убить каждого из тех, кто напал. Каждого, кто пролил кровь народа Нового мира».

– Предлагаешь спрятаться и жить, опасаясь нового нападения? – спросила она. – Они не оставят нас в покое, они будут преследовать нас, пока не получат желаемого.

– И это никогда не кончится. Мы будем мстить им, потом они будут мстить нам, потом снова мы, и они, и мы… И так до тех пор, пока никого не останется. Только мертвые.

Алисия села, поджав под себя ноги. Налетевший откуда-то ветерок приятно охладил лицо и усталые руки.

– Чего ты хочешь, Линк? – равнодушно спросила она. – Хочешь, чтобы мы начали жить по-другому? Мы и начали, помнишь? Отпустили пленных, не стали устраивать казнь. И чем все закончилось?

– Знаю. Но что, если ответ заключается в чем-то другом? Что, если мы должны попробовать что-то еще? Не смерть, а жизнь.

– Не смерть, а жизнь?

– Да. Уйдем далеко в горы, будем охотиться как раньше, без огнестрельного оружия, выстроим новые города и деревни. Военные не смогут нас найти, если мы не обнаружим своего присутствия. И мы просто начнем с самого начала.

Она покачала головой.

– Ты снова стал мечтателем, Линк. Вспомни, как это было с самого начала. Вспомни, как мы пытались вести переговоры с другими общинами, как улыбались и уходили, услышав отказ. И как потом те, кто отказывал, приходили к нашим стенам с винтовками и гранатами. В этом чертовом мире если у тебя есть что-то нужное, то за тобой всегда будут охотиться. И ты хорошо это знаешь.

– Да. Но тогда… Тогда все закончится тем же, чем закончилось в моем сне. Я видел не только свою смерть, Алисия. Я видел и твою смерть тоже.

Линкольн сел и потянулся, разминая затекшие мышцы. Алисия смотрела на него, ожидая продолжения рассказа, но он молчал. То ли не хотел говорить, то ли боялся.

– Каждый из нас когда-нибудь умрет, – сказала она.

– Да. Но вопрос в том, за что и во имя чего умирать, – ответил он. – Идем. Мы обещали вернуться к закату, нужно успеть убить еще немного дичи. Нам предстоит долгий путь, так?

– Так. Идем, Линкольн из Земных людей. Возможно, однажды мы придумаем, как построить Новый мир без насилия и боли. Но пока мы будем поступать так, как должны.

Они успели вернуться до захода солнца, и Линкольн немедленно принялся свежевать дичь, а Алисия забрала у Октавии карту и забралась в стоящую посреди магазина машину. Слова Линкольна что-то разбередили в ее душе, и теперь царапались там подступающими сомнениями.

Судя по карте, путь до резервации будет долгим и непростым. А путь обратно? Что, если Элайза осталась на побережье, и за время, которое понадобится на дорогу, ее захватят в плен или убьют? И что, в конце концов, важнее – чувство долга или желание бросить все и немедленно отправиться на поиски?

***

– Эй, принцесса. Почему не спишь?

– А ты почему? – Элайза подошла и легла рядом с Виком, так, чтобы можно было видеть его лицо. – Ноги болят?

– Болят, – согласился он. – Док больше не дает мне обезболивающего, а спать с такой болью невозможно. Так что насчет тебя? Тоже что-то болит?

У нее болело в груди, но говорить об этом не хотелось. Она придвинулась ближе и положила голову на плечо Вика, утыкаясь носом в его шею. Так хотелось немного тепла, немного обычного человеческого тепла.

«Кто бы мог подумать, – усмехнулась она мысленно. – Еще несколько дней назад я бы ни за что не позволила ко мне прикоснуться, а теперь смотри-ка, тепла захотелось».

– Не беспокойся, принцесса. Она выжила, зуб даю. Такую железную тетку вряд ли удастся легко одолеть.

Элайза улыбнулась. «Железная тетка», да? Она вспоминала Алисию совсем другой – невинной, ласковой, даже нежной. С дрожащими пальцами и покрытой потом кожей.

– Откуда ты знаешь, что я думаю о ней?

– Знаю. Всякий раз, когда ты смотрела на нее, у тебя было точно такое же выражение лица.

Вик пошевелился, пытаясь устроиться удобнее, и застонал. Элайза помогла ему и снова прилегла на плечо, а он обнял ее сильной рукой и прижал к себе.

– Когда все закончится, женюсь на первой попавшейся симпатичной девушке и буду каждую ночь строгать с ней детишек, – сказал Вик. – Что скажешь? Хорошая идея?