Текст книги "Девяносто девять (СИ)"

Автор книги: odnoznachno_net

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 40 страниц)

«То, что скрыто».

Ворота открылись, деревянный помост упал поперек рва, и прибывшие вошли внутрь.

***

Маркус тревожно вглядывался в лица входящих, пытаясь распознать своих. Это было довольно трудно: сейчас каждый из прибывших с Густусом напоминал скорее землянина, нежели небесного. Наконец он разглядел в толпе Джаспера, а следом за ним увидел Рейвен, обоих Миллеров и Атома.

– Привет, тыловые крысы, – первым поздоровался Нейт, демонстрируя Маркусу покрытую запекшейся кровью и кое-как перевязанную порванной футболкой руку. – У вас найдется кусок земли, на который мы сможем уронить свои задницы? Клянусь, эта обезьяна, – он указал на Густуса, – вытянула из нас все жилы за эти двое суток.

– Если ты хочешь спать, то советую забыть об этом на ближайшее время, – ответил Маркус. – Элайза все еще жива, и мы должны немедленно отправляться на помощь.

– Прекрасно, – заявила Рейвен, бросая на землю автомат и падая следом. – Обсудим это через несколько часов, потому что слово «немедленно» сейчас точно не сработает.

Следом за ней на землю посваливались и остальные. Только теперь Маркус понял, как сильно они устали: он никогда раньше не видел, чтобы люди засыпали мгновенно, вповалку, в неудобных позах и прямо на холодной утренней земле.

– Друг мой, – позвала его Индра. – Оставь их в покое. Нам нужно обсудить, что мы будем делать дальше.

Маркус покорно прошел за ней по дороге, переступая через спящих людей, и вошел в здание с табличкой «Церковь Св. Христофора». Именно здесь в последние дни они организовали штаб обороны. И именно здесь они с Индрой стали друзьями.

– Скажи мне, что вы уже бывали в таких переделках. Мне нужно что-то, на что я смог бы опереться.

– Я могу сказать одно: пока не было Люмена, пока не было альянса, было еще хуже.

Маркус посмотрел на сидящую на полу церкви и натачивающую меч Индру и поежился: сильные темнокожие руки так ловко и сильно орудовали точильным бруском, что становилось не по себе: будто это не сталь заострялась под настойчивыми движениями, а человеческое тело или душа.

Он подумал: а осталось ли вообще что-то человеческое в этих людях? Прожить пять лет среди смерти и войн… Не означает ли это превратиться в животное?

– Тебе нужно научиться использовать меч, Маркус из небесных людей. Когда альянс будет восстановлен, первое что запретит командующая – это огнестрельное оружие.

– А ты думаешь, альянс восстановится? – обрадовался Маркус. Это была та самая надежда, которой ему так не хватало все эти дни. – Думаешь, мы сможем…

– Я уже сказала тебе, – недовольно перебила Индра. – Альянс образовался благодаря командующей, но если на смену ей придет другая или другой – это ничего не изменит. Новый мир создан, и мы не позволим ему погибнуть.

Она снова принялась точить меч, а Маркус отошел в сторону и начал разглядывать некогда богатое, а теперь обветшалое убранство церкви.

– Ты не собираешься идти к ней на помощь, верно? – спросил он, не глядя на Индру. – Когда ты говоришь, что кровь будет отплачена кровью, ты имеешь в виду не спасение, а месть.

Ответа он не получил. Только громче стали звуки, издаваемые точильным камнем, да тяжелое дыхание Индры. Он смотрел на алтарь с дарохранительницей, на обветшалую и осыпавшуюся местами фигуру Христа, и в голове само собой возникало полузабытое:

«Господь – свет мой и спасение моё: кого мне бояться? Господь крепость жизни моей: кого мне страшиться? Если будут наступать на меня злодеи, противники и враги мои, чтобы пожрать плоть мою, то они сами преткнутся и падут».

– Ты веришь в бога? – спросил он, снова повернувшись к Индре и успев поймать ее взгляд исподлобья. – Или верила?

Она отложила точильный камень и осмотрела меч в лучах света, проникающего сквозь разбитые витражные стекла. Поднялась на ноги, убрала меч в ножны и сказала:

– Не тебе спрашивать, во что я верю, Маркус из небесных людей. Все вы, добровольно согласившиеся пойти в бункер на потеху зрителям, все вы, – убийцы, насильники, предатели, – каждый из вас пошел против воли бога. И я не знаю, наказал он нас за то, что мы смотрели на все это, или вас – за то, что позволили это сделать с собой. Но когда я пришла домой и увидела своих мертвых детей, когда я увидела как они идут ко мне, вытянув руки, когда я проткнула их головы ножом, именно тогда я поняла, что мне все равно, кого и за что он наказал. Если бог есть – я не хочу для себя такого бога.

Маркус остановил ее, опустив руку на плечо.

– Индра…

– Нет, – она рывком сбросила его руку. – Я не пущу тебя в свою душу. Нечего тебе там делать.

Он покачал головой.

– Я знаю, и не пытаюсь туда залезть, поверь. Я только хотел сказать, что ты права: все мы, каждый из нас, оказавшихся в бункере, пришли туда по своей воле. Но я не был ни насильником, ни убийцей, ни предателем.

На непроницаемом лице Индры невозможно было ничего рассмотреть. Ни интереса, ни отвращения, ни злости, – вообще ничего.

– Я пошел в бункер, потому что меня попросили об этом. Попросила мать одной из заключенных, и я не сумел ей отказать.

– Почему? – спросила Индра. – Почему не смог?

– Потому что эта девочка совершила поступок, за который ее осудили, но по правде говоря, судить ее было не за что.

Впервые за все время он разглядел на лице Индры тень эмоций. Чуть прищуренные глаза, чуть напряженные губы, чуть искривившиеся брови. Он снова коснулся рукой ее плеча, и на этот раз она не сбросила его ладонь.

– Что она сделала?

– Помнишь историю, случившуюся шесть лет назад? Когда спятивший подросток пришел в школу с отцовским ружьем и убил восемнадцать человек?

Индра кивнула. Впрочем, еще бы она не помнила: об этом тогда гудели все телеканалы и газеты.

– При задержании этот подросток был ранен и его доставили в госпиталь святого Марка. Приставили охрану, доступ имел только лечащий врач и санитарка, меняющая белье и моющая полы в палате.

Маркус замолчал и Индра вопросительно посмотрела на него.

– Она убила этого подростка, – слова давались ему с трудом, будто наждаком скрипели по горлу. – Положила подушку на его лицо и держала ее там, пока он не умер. Ей дали пятнадцать лет, которые потом заменили пятью годами в бункере.

– Это была небесная девчонка? – спросила Индра сквозь зубы. – И ты восхищаешься убийцей? Убийцей, которая задушила беззащитного?

– Нет. Она убила того, кто отнял жизни восемнадцати детей. Она подарила покой восемнадцати парам родителей. Она подарила покой и мне тоже.

Он отвернулся, убирая руку с плеча Индры, и снова посмотрел на статую Христа.

– Я до сих пор верю в бога, потому что надеюсь, что мой сын сейчас сидит на его коленях и смеется, глядя на все, что мы сотворили с нашими жизнями. Но еще больше я верю в девчонку, которая смогла откликнуться на просьбу убитых горем родителей и сделать то, что принесло им успокоение.

Еще несколько секунд в церкви царило молчание. Маркус смотрел на статую, а Индра – он чувствовал – смотрела в его спину.

Потом он обернулся и сказал: резко, с силой, удивившей даже его самого:

– Когда остальные вместе с Густусом придут сюда, я заберу каждого, кто будет готов идти со мной, и отправлюсь на аванпост. Если я найду ее живой, то заберу и приведу сюда. Если я найду ее мертвой, то принесу сюда ее тело. Если для того, чтобы она осталась живой, я должен буду умереть, то я это сделаю не задумываясь. Я совершил ошибку, позволив ей выйти за ворота и вскрыть себе вены. Я совершил ошибку, позволив ей остаться в лагере. В третий раз я этой ошибки не совершу.

Он смотрел на Индру, а она смотрела на него. Долго, мучительно долго, отчаянно долго. И лежал на полу точильный камень, и блестела сталь клинка, убранного в ножны, и белые глаза Христа смотрели на них из алтаря церкви.

– Я понимаю тебя, Маркус из небесных людей, – сказала Индра, протягивая ему руку. – Мертвые в прошлом, живые – в настоящем. И в наших силах сделать так, чтобы вторые не превратились в первых.

Маркус кивнул, пожимая протянутую руку. В горле его стоял комок, а в глазах блестели слезы.

– Итак, – они сели прямо на пол, втроем – он, Индра и Густус. – Я заберу с собой десяток вооруженных людей, этого будет достаточно для того, чтобы скрытно добраться до аванпоста.

– Добраться не трудно, – сквозь зубы проговорил Густус. – Но что ты будешь делать дальше? Командующая не позволит идти в Розу, пока не будет уверена в безопасности этого решения.

Маркус кивнул и усмехнулся, бросив взгляд на Индру.

– Да, это я уже понял, – подтвердил он. – Но мы не пойдем в Розу. Мой план – идти в Люмен.

– В Люмен? – в исполнении Индры это прозвучало почти как «В задницу дьявола?» – Зачем?

– Эл рассказала мне, каким способом она проникла в самый центр Лос-Анджелеса. По высоковольтным проводам, окутывающим практически весь город. Мой план таков: мы все приходим в Люмен, забираемся на вышки и проводим там сутки, проверяя, идут ли за нами морские. Если нет – мы уходим в Розу. Если да – по проводам добираемся до метро, оттуда – обратно в Люмен, и повторяем все еще раз.

Густус медленно поднял руку и также медленно постучал согнутым пальцем по макушке. Этот стук, видимо, должен был означать, что Маркус сошел с ума.

– У вас есть идея получше? – спросил тот. – Мы не можем привести их всех сюда, потому что за ними могут следить. Мы не можем оставить их на аванпосте, потому что рано или поздно их там перебьют. Если есть предложения получше – давайте их обсудим.

– У меня есть предложение.

Маркус оглянулся: оказывается, рядом с ними уже какое-то время стоял бесшумный Титус. Черт, этот мужик в рясе с лысиной, покрытой татуировками, пугал, похоже, всех кроме самого себя. Он регулярно повторял, что хранит наследие командующей, и никто не мог понять, что конкретно это означает.

– Мертвых уже не вернешь, – продолжил Титус, оставаясь стоять, и Индра с Густусом вдруг тоже поднялись на ноги, подчиняясь. – И мы должны действовать по законам Люмена. Сегодня мы соберем конклав, на котором выберем нового командующего.

Маркус молчал, ожидая потока возмущения со стороны Индры и Густуса, но никакого возмущения не было. Была молчаливая покорность, смешанная с отвращением.

– Командующая еще жива, – Маркус решил возражать за всех. – Разве возможно выбирать новую при том, что текущая жива?

Титус медленно кивнул, глядя на Индру. На Маркуса он не смотрел вовсе.

– Ты присягала на верность Люмену и должна исполнить свой долг до конца.

Маркусу показалось, что он снова в какой-то измененной реальности. Столько разговоров о ценности командующей, о том, как много она сделала для создания нового мира, и вот – они уже готовы бросить ее умирать.

Он видел, что Индре не нравится происходящее, но понимал, что ей придется подчиниться. Так и вышло.

– Маркус из небесных людей, – строго сказал Титус. – Когда начнется конклав, это будет означать, что под Розой не должно быть чужих. У тебя есть два часа на то, чтобы увести отсюда своих людей. После этого вы окажетесь вне закона нового мира.

Ну, вот и все. Иллюзия всеобщего единения и братства разрушилась, едва успев родиться. Если вы не с нами, то вы против нас. А здесь, под Розой, они точно оказались чужими – кем и были с самого начала.

– Мы уйдем, – сказал Маркус сквозь зубы. – Уйдем и приведем назад вашу командующую и всех из ваших, кто остался в живых. И тогда, возможно, вы задумаетесь о том, что законы, не проверенные временем, можно и должно менять. Иначе вместо нового мира вы получите старый. И он будет еще хуже чем был.

***

Беллами смотрел на нее, и она с легкостью могла представить, о чем он думает. Верить или нет? Подчиниться или рискнуть?

Алисия ждала молча. Она знала, что одно неверное движение, одно неверное слово, – и ее убьют, а голову отрежут и притащат Салазару как доказательство. Но почему-то ей было плевать на опасность. Она думала об Элайзе.

Тот короткий поцелуй – значил ли он хоть что-то? Или это был просто момент, который они разделили друг с другом? И, что еще важнее, нужно ли ей, Алисии, чтобы этот поцелуй что-то значил?

С Офелией все было иначе. Она тогда была моложе на половину чертовой жизни среди мертвецов и, наверное, от этого была смелее. Куда легче любить, когда не успел познать боль и горечь потери. А после… Нужно немало смелости и отваги, чтобы посметь рискнуть еще раз.

Да и стоит ли? За эти пять лет Алисия хорошо выучила урок: каждый, кто становится ей дорог и важен, автоматически попадает под удар, автоматически становится мишенью. Враги были, есть и будут всегда. И приблизить к себе кого-то – значит обречь его на вечную опасность. А вместе с ним и себя тоже.

– Я не могу принимать таких решений сам, – сказал вдруг Беллами, и Алисия спрятала улыбку. – Ты будешь говорить с морским львом. Пусть он решает.

На это она и рассчитывала. Понимала: шавки Салазара не возьмут на себя смелость решать, они предпочтут оттащить ее королю и отдать ответственность ему. Что ж, отлично. По крайней мере, она сможет еще раз посмотреть в эти мерзкие злые глаза и, возможно, забрать с собой хоть кого-то из его свиты.

Она покорно позволила себя разоружить, тем более, что большая часть оружия осталась за стеной, надежно закопанной в лесу. Не то чтобы она всерьез рассчитывала вернуться, но как знать – вдруг звезды будут милосердны?

Беллами сам связал за спиной ее руки. Стянул как следует, до боли, но Алисия стерпела и это. Она удивилась, когда он нагнулся к ее лицу и спросил шепотом, чтобы остальные не слышали:

– Моя сестра жива?

Алисия медленно опустила веки, отвечая взглядом: да. Жива. И Беллами кивнул с благодарностью.

– Выдвигаемся, – отдал он приказ, снова в секунду став суровым и злым. – Организуйте коридор до ворот морского мира, мне не нужны неприятности по дороге.

Они вышли за ворота лагеря и двинулись вперед: сначала десяток солдат, затем – Алисия с заломанными назад руками, вокруг нее – еще солдаты, и сам Беллами, приставивший дуло автомата к ее спине.

– Только дернись, и я убью тебя несмотря на всю чушь, которую ты сказала.

Но она и не собиралась дергаться. Шла вперед, шаркая подошвами ботинок по пыльному асфальту, морщилась от чувствительных тычков в спину и погружалась в воспоминания.

– Командующая, Офелия из морских людей просит разрешения поговорить с вами.

– Пусть войдет.

Стража расступилась, впуская Офелию внутрь зала ассамблеи. Стоящая перед картой Алисия сделала знак рукой: «Оставьте нас». Она не оборачивалась, но точно знала, что недовольный Титус, оглядев Офелию с ног до головы, выходит и плотно закрывает за собой дверь, оставляя снаружи стражу.

Она стояла, вытянувшись в струну и ждала. Ждала, когда теплые ладони коснутся ее плеч, погладят и скользнут на живот, сцепляясь в замок. Когда губы коснутся затылка и шевельнутся, шепча: «Я скучала по тебе, моя королева».

Дьявол, Алисия терпеть не могла, когда Офелия так ее называла. Но просить, требовать, даже умолять было бессмысленно.

– Разве тебе не сказали, что через полчаса я должна буду принять здесь лидера клана огня? – спросила Алисия.

– Сказали. Только плевать я хотела на то, что и кому ты должна.

Невыносимо. Алисия развернулась и прижалась к Офелии, неловко стукаясь металлическим нагрудником о медальон, висящий на ее шее. Нашла губами кожу щеки, поцеловала и отстранилась, заглядывая в глаза.

– Почему рядом с тобой я всегда чувствую себя глупой девчонкой? – спросила она.

– Потому что так оно и есть? – улыбнулась Офелия.

Она притянула Алисию обратно и поцеловала – с силой, с яростью, будто завоевывая, присваивая, забирая себе. Расстегнула ремешки нагрудника и позволила ему упасть вниз с бесстыжим металлическим звуком.

– Что ты делаешь?

– Ты не захочешь, чтобы я произносила это вслух, моя королева.

Офелия прикусила ее губу, и это было больно, очень больно, но Алисия стерпела. Она знала, что иначе не будет, что иначе невозможно с этой женщиной, с этой любимой, безумной, чокнутой женщиной. Она знала, что в следующую секунду тонкие пальцы расстегнут ремень на ее брюках и опустят их вниз, до середины бедер, а потом она вдруг окажется прижатой грудью к стене с бесстыдно раздвинутыми ногами, а Офелия прильнет к ней сзади, и рука ее проникнет туда, где когда-то давно было бы белье, но теперь – лишь обнаженное, ничем не прикрытое, готовое к новой боли, готовое принять все, что предложат, все, что смогут и захотят предложить.

– Не шевелись, моя королева. Я все сделаю сама.

И будет холодная стена, царапающая щеку, и ощущение бессилия, и тянущая боль между раздвинутых ног, и горечь с привкусом счастья, и бесстыдное «Мне нравится, какая ты тесная, моя королева», и быстрые движения, не приносящие удовлетворения, но приносящие что-то другое, что-то более важное, более сильное.

И осознание: нравится ей это или нет, но иначе не будет, никогда не будет, и как хорошо, что есть хотя бы это, и, возможно, иначе просто не бывает, и раз не бывает, то нужно просто привыкнуть, нужно признать, что так – правильно, что так – хорошо. И однажды, когда-нибудь, возможно научиться получать от этого настоящее удовольствие, а не странное чувство бессилия, остро замешанное с болью.

Беллами дернул ее за руки, и она остановилась, вынырнув из воспоминаний и осознав, что стоит перед воротами. Как тяжело будет снова увидеть Салазара, как тяжело будет смотреть на него, зная, ЧТО он у нее отнял. Но она – командующая. И потому она не даст ему увидеть, как трудно и тяжело входить сюда после всего случившегося. Она не даст ему понять, что до сих пор иногда Офелия снится ей в тревожных снах, она не позволит ему увидеть, как боль до сих пор терзает сердце отчаянным «Я не смогла ее уберечь».

– Открыть ворота!

Металлические створки медленно раздвинулись в стороны, открывая проход. Впереди был виден коридор из вооруженных солдат, а дальше, за их спинами, виднелась ярко-синяя, с белыми всполохами гладь океана.

«Я хочу чтобы мы однажды смогли лежать с тобой в полосе прибоя, моя королева. Хочу слизывать соль с твоего тела и любить тебя в лучах закатного солнца».

Алисию провели дальше, мимо колеса обозрения (когда-то оно было главной достопримечательностью Санта-Моники, а теперь – лишь ржавым куском железа), мимо стоящих по обеим сторонам пирса солдат, и наконец, на самом краю этого чертового пирса, на самом его конце, обдаваемом брызгами волн, она увидела Салазара.

Он просто стоял там – невысокий, практически лысый, одетый в очередную дурацкую рубашку и парусиновые брюки. Как будто он все еще хозяин маленькой парикмахерской на окраине Лос-Анджелеса, как будто он всего лишь один из миллионов эмигрантов, заполонивших штаты, как будто он все еще муж и отец, заботящийся лишь о своей семье.

– Здравствуй, Алисия.

– Здравствуй, Дэниел.

Она почувствовала, как Беллами отпускает ее руки, как срезает стягивающие запястья веревки. Теперь она могла пошевелить плечами, но не стала этого делать. Застыла на месте, глядя прямо в водянистые глаза Салазара. Ждала.

– Ты пришла, чтобы я смог убить тебя своими руками? Это слишком щедрый подарок, не правда ли?

Он говорил спокойно, очень тихо, так, что приходилось прислушиваться, чтобы расслышать за шумом волн его голос.

– Я пришла для того, чтобы ты отпустил моих людей. Тебе нужны не они, а я.

– Это верно. Но считают ли они себя твоими людьми – вот в чем вопрос, дорогая Алисия.

Она не успела уклониться: он ударил резко, сильно, без замаха. Она упала, царапаясь плечом о грубые доски пирса.

– Все эти годы я хотел спросить у тебя только одно, – медленно сказал Салазар. – Кем ты себя возомнила, девочка? Ты действительно решила, что можешь управлять тысячами взрослых людей?

Алисия сплюнула сгусток крови и поднялась на ноги. Она знала, что больше он не станет бить, и смотрела смело и открыто.

– Я стала их командующей, потому что кроме меня некому было это сделать. И у меня тоже есть вопрос к тебе, Салазар.

Он поднял брови, вопросительно глядя на нее.

– Готов ли ты погибнуть вместе со мной и всеми людьми этого побережья? Или тебе достаточно будет моей смерти?

Тень усмешки пробежала по его лицу. Алисия молча ждала, а он так же молча смотрел – не на нее, а куда-то за ее спину.

– Задай свой вопрос не мне, – сказал он наконец. – Ты пришла говорить с морским львом, и на твой вопрос сможет ответить только морской лев.

Она ничем не выдала своего удивления. Знала: нужно обернуться. Нужно обернуться и посмотреть на того, кто на самом деле все это время стоял за обманом, за предательством, за пустыми обещаниями. Но ей нужна была еще секунда для того, чтобы справиться с собой.

Но она не успела. Человек, стоящий позади нее, заговорил, и от звука этого голоса подкосились ноги, и только безумное усилие, безумное напряжение воли помогло Алисии остаться стоять.

– Здравствуй, моя королева. Я скучала по тебе. А ты?

========== Глава 19. Damnatio memoriae ==========

Элайза вот уже несколько часов сидела в шатре Алисии, крепко связанная и слегка охрипшая от бесконечных ругательств, которыми она то и дело награждала приставленных к ней охранников. Эпитет «тупая обезьянья жопа» был самым мягким из того, что им пришлось услышать, и невозмутимости этих воинов можно было просто позавидовать.

Страшно было представить, как далеко могла уйти за это время Алисия и что с ней могло за это время случиться.

Подумать только! Сдаться морскому льву, чтобы тот освободил их людей. Гениальный план, просто гениальный!

Утешало только одно: похоже, Линкольн и Октавия все же отправились с Алисией, иначе Октавия давно бы вломилась в шатер и освободила ее из этого унизительного заключения.

– Эй, тупая башка, – прохрипела Элайза, услышав за стеной какой-то непонятный шум. – Сходи хотя бы посмотри, что там происходит!

Но идти никуда не пришлось. Через минуту полог шатра отодвинулся и внутрь вломилась целая толпа.

Маркус, Рейвен, Миллер младший, Джаспер, Атом, – Элайза едва не разрыдалась, увидев их живыми и здоровыми.

Охранники попытались оттолкнуть бросившегося к ней Маркуса, но остальные продемонстрировали автоматы, и им пришлось отступить.

– Ты цела? Цела? – как заведенный повторял Маркус, освобождая ее ноги и ощупывая их. – Ты точно цела?

– Буду, если ты прекратишь давить на мои раны, – Элайза отпихнула его и попыталась подняться. Безуспешно: ноги не просто болели, но еще и затекли от долгого сидения в одной позе.

Джаспер подскочил и помог Маркусу поднять ее. Теперь она могла стоять, опираясь на их плечи и поджимая раненую ногу.

– Где командующая? – спросила Рейвен. – И какого хрена тебя связали?

Элайза коротко объяснила, «какого хрена», даже не пытаясь выбирать выражения. Ее куда больше интересовало другое.

– Сколько вас здесь?

– Их сорок семь, – послышался снаружи голос Вика. – Я только что пересчитал.

Элайза взвизгнула от счастья, и если бы могла, бросилась бы ему на шею. Но он понял, подошел и сам забрал ее из рук Маркуса и Джаспера.

– Привет, принцесса. Я так понимаю, тебе тоже не дали поиграть в героя?

– От нее есть новости? – быстро спросила Элайза, обнимая Вика за шею.

– А как же. Полный набор новостей. Но тебе лучше посмотреть на это самой.

Он подхватил ее на руки и вынес из шатра, прямо в столпотворение вопящих, обнимающихся и радующихся людей. Среди которых Элайза увидела Октавию.

– Я тебя убью! – хотелось закричать, но вырвался только хрип. – Какого черта ты не пришла меня освободить?

Октавия протолкалась к ней поближе и объяснила:

– Мы только вернулись. И смотри, кого привели.

Элайза проследила за ее взглядом и не поверила своим глазам: на земле полулежал избитый, окровавленный, но почему-то ухмыляющийся Мерфи.

– Эй, детка, – его голос напугал ее даже сильнее чем вид, слишком уж слабым он был. – Я побывал в аду, знаешь? Если соберешься туда, у меня теперь есть там неплохие знакомства.

Рядом с ним появился Атом, притащивший из шатра аптечку, а Элайза посмотрела на Октавию.

– Его сбросили в яму с мертвяками, – объяснила та. – Когда мы нашли его, он успел прикончить троих вырванной из трупака костью и примеривался разбросать остальных.

Элайза вытаращила глаза.

– О да, детка, – услышала она голос Мерфи. – Я побывал в заднице дьявола и выбрался оттуда, представляешь? Буду завидным женихом в этом новом сраном мире.

– Его даже не укусили, – вмешалась Рейвен. – Только исцарапали, но что-то мне подсказывает, что это не критично.

Вик, все еще держащий Элайзу на весу, опустил ее на землю, поддерживая.

– Как вы вообще сюда попали? – спросил он.

– Это все Маркус, – Рейвен подтолкнула его вперед. – Он сказал, что земляне решили избирать нового командующего, а нам остается только собрать всех наших и идти сюда в надежде, что вы все еще живы.

– Новую командующую? – по спине Элайзы пробежал холод. – Но Алисия…

– Час назад она была еще жива, – перебила Октавия. – Мы с Линком проследили ее и моего братца с его обезьянами до ворот Санта-Моники. Дальше проникнуть мы не смогли.

Она рассказала, как попрощалась с Алисией у ворот лагеря, как вместе с остальными забралась на скалу, чтобы проследить за происходящим, как Линкольн вытащил Мерфи из ямы, а потом предложил понаблюдать за выходящей из лагеря процессией. Как на обратном пути они встретили в лесу группу Маркуса и как решили вернуться на аванпост, чтобы составить план.

Впрочем, оказалось, что план у них уже был.

– Мы хотим вернуться в бункер, – сказала Рейвен. – Это единственное безопасное место для нас. Разобьем стеклянный потолок в прогулочном секторе и получим свежий воздух. Будем по очереди выходить на охоту, и…

Она замолчала под пристальным взглядом Элайзы. А потом продолжила:

– Мы не сможем их вытащить, принцесса. Ты знаешь, что я хочу этого не меньше твоего, потому что там… Не важно. Но мы просто не сможем.

Подошедший и вставший рядом с Октавией Линкольн кивнул:

– Идти на них штурмом – это самоубийство.

Элайза покачала головой.

– Я не брошу их.

«Я не брошу ее».

– Но, Эл, у нас нет выхода, – вмешался Маркус. – Подумай сама: у них стена, у них оружие, у них несколько тысяч человек. Что мы можем сделать в такой ситуации?

Она вздохнула.

– То же, что делали всегда. Будем искать способ. Потому что спрятаться в бункер и сидеть там, словно крысы, дрожа за собственную шкуру – это не наш выбор.

– Тогда скажи, каким будет наш! – потребовала Рейвен. – Ты наш лидер, ты с самого начала была нашим лидером, и тебе решать, что мы должны делать.

Элайза посмотрела на нее и с легкостью прочла в ее взгляде презрение.

– Мы пойдем и вытащим их оттуда, – сказала она твердо. – Каждого из них. Каждого, кто на тот момент еще будет жив.

***

Ветер, доносящийся с океана, холодил лицо и руки. Под ногами поскрипывали доски пирса, а кожаный ремень на поясе отчаянно натирал кожу. Алисия стояла, не оборачиваясь, и смотрела на Салазара.

– Кого ты подсунул мне вместо нее? – холодно спросила она.

За спиной послышался смешок, очень знакомый смешок, слишком знакомый.

– Ты можешь задать все свои вопросы мне, любимая. Зачем говорить через посредника?

Алисия молча ждала ответа. И Салазар сдался:

– В толпе мертвецов нетрудно отыскать похожий типаж. Кроме того, мы были уверены, что ты не станешь слишком уж вглядываться в ее лицо.

– Верно. Я и не вглядывалась.

Пирс заскрипел от легких приближающихся шагов. Алисия замерла, ожидая того самого мгновения, мгновения, о котором она так мечтала когда-то и которого теперь так отчаянно боялась.

И оно пришло, это мгновение, и Офелия оказалась прямо перед ней, и посмотрела на нее, и улыбнулась, и поправила упавшие на лоб темные волосы.

– Как тебе, любимая? – спросила она. – Согласись, я разыграла неплохую комбинацию.

Алисия пожала плечами.

– Чтобы понять, плоха она или хороша, нужно знать, чего ты хотела этим добиться. А этого я до сих пор не понимаю.

Она увидела как Офелия выпячивает нижнюю губу и чуть не завыла от отчаяния. Один бог знал, чего ей стоило сохранять выдержку. Впрочем, откуда ему было бы знать?

– А ты по-прежнему холодная и сильная девочка, верно? Командующая двенадцатью кланами, королева нового мира, – Офелия усмехнулась. – И где они, твои двенадцать кланов? Где он, твой новый мир?

Алисия повела рукой, показывая.

– Все это – новый мир, – сказала она медленно. – И до сих пор тебе не удавалось его разрушить.

– На самом деле, я уже его разрушила, – улыбнулась Офелия, делая шаг ей навстречу. – Просто ты пока об этом не знаешь.

Холодная ладонь коснулась щеки Алисии, обжигая ее горечью и болью. Холодные губы на секунду прижались к ее губам, пробудив такую бездну воспоминаний и чувств, что колени вновь едва не подогнулись. Но Алисия не шевелилась. Она стояла, словно каменная, и Офелии пришлось отступить.

– А ты выросла, – в ее голосе послышалось то ли сожаление, то ли одобрение. – Стала сильнее, да, моя королева?

Алисия молчала. Она ждала продолжения. Знала, чего хочет от нее Офелия, и не хотела ей этого давать.

«Я умру, но не задам тебе этот вопрос. Я умру, но не спрошу, за что ты так со мной поступила. Я умру, но не стану говорить то, что ты хочешь услышать».

– Неплохая выдержка, – оценила Офелия, и улыбка сползла с ее лица. – Посмотрим, что будет с этой выдержкой, когда ты увидишь остальное.

Она повернулась и пошла по пирсу к пляжу, а двое солдат принялись толкать Алисию в спину – чтобы шла следом.

На пляже было безлюдно: только несколько детей играли в прибрежных волнах, да трое взрослых загорали, лежа на широких полотенцах. И эта картина почему-то причинила даже больше боли, чем все остальное.

Выйдя на песок, Офелия скинула туфли и пошла дальше босиком. Алисия медленно двигалась за ней, ни о чем не думая и ничего не ожидая. Она была словно мертвая, словно замороженная, и, наверное, другой в этот момент она быть не смогла бы.

Но когда они вышли на бывший стадион, когда Офелия заняла свое место на трибуне, а охранники усадили Алисию рядом с ней, от замороженности не осталось ни следа.

Алисия смотрела и не могла поверить своим глазам. Все трибуны были заполнены людьми, ее людьми. Она увидела лидеров кланов, сидящих отдельно, и бывших послов, и даже нескольких гонцов, которые когда-то приносили ей ложную информацию. Все они были здесь и все они кричали, вскидывая вверх руки, глядя на происходящее внизу действо.

Там играли в футбол. Одиннадцать игроков в белой форме и одиннадцать в черной. Один мяч, двое ворот в виде рогатки.

И мертвецы, несколько десятков мертвецов, медленно перемещающихся по полю.

– Нравится? – спросила Офелия. – Мы слегка усовершенствовали игру, сделали ее чуть более интересной.

Алисия молча смотрела. Трое из игроков уже присоединились к команде мертвецов: было видно, что их форма порвана, а тела искусаны. А в еще двоих игроках она узнала небесных.

Одного из них звали Финн, она хорошо это помнила. Второго, кажется, Монти – то ли кореец, то ли китаец, она никогда не могла их толком различать. Они бегали по полю, не столько заботясь о мяче, сколько уворачиваясь от мертвецов, и было видно, что бегают они уже давно, и силы их на исходе.