Текст книги "Девяносто девять (СИ)"

Автор книги: odnoznachno_net

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 40 страниц)

А она сама чувствовала себя счастливой девчонкой. Очень голодной счастливой девчонкой.

Розмари, откричав положенное, ушла на кухню за едой и пригрозила, что, если увидит Линка здесь еще раз, то будет колоть Октавии снотворное, пока та не поправится. Октавия не слишком ей поверила, но Линкольн рисковать не стал: он лишь забежал на секунду и положил поверх ее одеяла белый цветок, сорванный, похоже, где-то за забором.

А потом пришел Беллами. Видимо, Розмари поручила ему принести обед, и он принес целый поднос, заставленный тарелками и стаканами. Поставил поднос поверх одеяла Октавии и присел рядом.

Выглядел он так себе: красный какой-то, испуганный, побитый. Октавии даже стало его жалко.

– Что, большой брат? – спросила она. – Плохо все?

Он кивнул, и она кивнула тоже. У нее не было злости к нему, но и прежних чувств не было тоже. Слишком ярко звучали в ушах слова: «Ты больше не сестра мне». Слишком сильно отдавался болью рубец под повязкой на горле.

– Скоро мы будем допрашивать отца, – сказал Беллами, когда Октавия принялась за еду. – Если хочешь, я могу отнести тебя, чтобы ты посмотрела.

– Я бы посмотрела, как ему оторвут его тупую башку, – с набитым ртом ответила Октавия. – А на пытки нет, не хочу.

Беллами покачал головой.

– Не пытки. Элайза попросила Рейвен сделать полиграф. Мы хотим узнать, что они задумали на самом деле.

А вот это было уже интересно. Октавия даже отложила в сторону кусок лепешки и задумалась.

– И зачем там тебе я? Я буду только бесить его, и…

«И он впадет в ярость и потеряет контроль».

– Хорошо, – сказала она. – Я в деле. Но с доком договаривайся сам: она только пятнадцать минут прогнала отсюда Линкольна за то, что он…

Искушение договорить было велико, но она не стала: каким бы ни был, он оставался ее братом. И Беллами словно понял: кивнул благодарно и, избегая смотреть на повязку, сказал:

– Начнем вечером. Я приду за тобой.

Но начали позже. Рейвен долго возилась с транзисторами и электродами, потом долго тестировала прибор, потом указывала, как именно нужно привязать пленного, чтобы все получилось. В результате допрос начали уже когда солнце окончательно село, и лица присутствующих освещало только пламя костра.

Беллами принес Октавию на руках и осторожно опустил на заранее подготовленное кресло. Их расчет оправдался: стоило отцу увидеть ее, как его лицо пошло красными пятнами, а голос начал срываться на крик.

– Что вы себе придумали, вы, мелкие ублюдки? Вы действительно думали, что сможете выжить в этом мире? Подчинить себе взрослых?

Октавия почувствовала знакомый запах и улыбнулась: Линкольн неслышно подошел и встал за ней. Отец, увидев эту улыбку, взбесился еще больше:

– Мы убьем вас, всех до единого, ясно? Морская львица не прощает предательства! Я не прощаю предательства!

Октавия посмотрела на сидящих рядом с отцом Рейвен и Элайзу. Надо же: они, похоже, помирились, во всяком случае Рейвен выглядела гораздо лучше, чем раньше, и они вдвоем склонились над какой-то железякой – видимо, тем самым самодельным полиграфом. Рейвен кивнула, и Элайза, поднявшись на ноги, принялась задавать вопросы.

– Вас зовут Чарльз Блейк младший?

– Ты прекрасно знаешь, как меня зовут, сучка!

– Вашего сына зовут Беллами?

– У меня больше нет сына!

– Вас освободил из заключения в Люмене человек Офелии?

– Не твое дело, поняла, девчонка? Тебе никогда не узнать планы морской львицы! Она сильнее вас всех, вместе взятых!

Октавия покосилась на застывшего Беллами и зашептала: «Спроси ты. Тебе он ответит».

Беллами шагнул вперед.

– Отец, – сказал он смело. – Офелия ушла на острова, оставив тебя здесь. Почему ты продолжаешь эту бессмысленную войну? Почему не хочешь сесть в лодку и уплыть туда, где твои люди?

– Пошел к черту, недоносок, – выплюнул Блейк. – Думаешь, я поползу за ними, как побитая собака? Не дождешься! Вы не сможете держать меня в плену вечно. Я снова вырвусь на свободу и сделаю из всех вас мертвых! Всех до единого!

– Но зачем? – повторил Беллами. – Зачем тебе все это?

– Зачем? – его лицо исказилось усмешкой. – Потому что все вы – преступники военного времени. А я подчинялся, подчиняюсь и буду подчиняться только армии США, и больше никому.

Вокруг воцарилась тишина. Октавия сидела, широко открыв рот, Беллами застыл, пораженный, и только Элайза, повернувшись к Рейвен, сказала:

– Отключай его. Я все поняла. Завтра мы отдадим его в Люмен, и пусть делают с ним что хотят.

***

Время тянулось будто резиновое, несмотря на то, что Алисия по уши загрузила себя работой и делами, выделив за двое суток лишь несколько часов на сон. Как и было договорено, каждые три часа она получала через гонцов короткие записки от Элайзы. Изучала их со словарем, улыбалась и снова шла работать.

«Mi piaci molto***»

«Ho bisogno di te****»

«Senza di te non posso più vivere*****»

Все это сбивало дыхание и заставляло тело наливаться теплом и сладкой истомой. Но Алисия выходила за дверь комнаты, и тепло исчезало, заменяясь холодом.

Индра и Густус ушли, взяв с собой по десятку воинов с оружием и запасом продовольствия. Огненный клан выбрал нового лидера – Алисия одобрила этот выбор. Детей Нового мира разделили, отправив к родителям и приставив к каждому охрану. Сотни жителей с утра до ночи укрепляли забор, охотились, разделывали добычу и собирали походные сумки. Люмен готовился к осаде.

Когда на исходе второго дня стало темнеть, Алисия отдала последние указания Титусу и велела седлать лошадей и готовить сопровождение. Она наскоро обмыла водой уставшее тело и натянула брюки, привычно застегнув поверх ножны с кинжалом. Подумала и распустила по плечам волосы – чтобы дать голове отдохнуть. Приняла поводья из рук конюшего и, сопровождаемая тридцаткой воинов, отправилась в путь.

На месте ее ждал раскинутый на поляне походный шатер, внутри которого был только стол с картой и пара стульев. Она заняла один из них и приготовилась к ожиданию.

Но долго ждать не пришлось: совсем скоро снаружи послышался шум, и воин громогласно объявил:

– Лидер Небесного клана, командующая.

Алисия улыбнулась и пошла навстречу входящей в шатер Элайзе.

– Приветствую, командующая Нового мира.

– Приветствую, командующая огнем.

Они стояли и смотрели друг на друга. Повинуясь ранее отданному приказу, воин вышел из шатра, и – Алисия знала – отошел, как и все остальные, на двадцать футов, образуя живой заслон вокруг. Они остались одни, но Алисия не решалась сделать еще один шаг, не решалась сделать то, о чем мечтала в редкие минуты отдыха, когда читала короткие записки.

Элайза выглядела иначе, чем в Люмене. Она собрала волосы на затылке и вместо кожаных штанов была одета в джинсы, а вместо туники – в футболку. В футболку, тесно облегающую высокую пышную грудь.

– Так и будешь смотреть? – услышала Алисия, и почувствовала, как загораются огнем ее уши. – Или все-таки поцелуешь меня?

Они шагнули друг к другу одновременно, и утонули в жарком объятии, в горячем поцелуе. А потом так же быстро отстранились и посмотрели друг другу в глаза.

– Надо поговорить, – сказала Элайза.

– Надо, – согласилась Алисия.

Сели за стол, подальше друг от друга, чтобы избежать соблазна. Элайза рассказала о сведениях, полученных от Блейка, Алисия – о том, что отправила на разведку Индру и Густуса.

– И что ты думаешь? – спросила она. – «Подчиняюсь только армии США». Что, черт возьми, это означает?

Элайза вздохнула: ей явно не хотелось объяснять, но Алисия знала, что она все же сделает это.

– Помнишь, Офелия сказала, что на Сан-Клементе – ее люди? А ты говорила, что туда ушли военные, бросив Лос-Анджелес.

– И что?

– А то, что Чарльз Блейк до апокалипсиса служил в должности майора. А теперь ответь мне, командующая, какого черта он все это время подчинялся Офелии?

Алисия ничего не понимала. Насколько она знала, Офелия никак не была связана с военными, разве что в сексуальном смысле с одним из них, в гетто для живых, где они провели несколько недель до того, как все рухнуло окончательно.

– Может, он не подчинялся? – неуверенно спросила она, и сама же ответила: – Да нет, глупость, я собственными глазами видела, как она отдавала ему приказы, и он шел их исполнять. Но тогда я не понимаю.

– А я понимаю. Похоже, на Сан-Клементе есть кто-то, кто по-настоящему отдает приказы, кто-то, кто назначил Офелию главной на побережье, кто-то, кто оставил ее здесь с поручением, которое она не успела выполнить.

Алисия молчала, и Элайза, придвинувшись к ней, продолжила:

– Подумай сама. Есть ли сейчас в Люмене бывшие военные? Наверняка есть. Откуда ты знаешь, что они не держат каким-либо образом связь с островом? Может быть, именно они и освободили пленных?

– Ерунда какая-то, – возразила Алисия. – Пять лет жить на побережье, собрав там и военных, и гражданских, иметь шпионов в Люмене, отправить туда Офелию, потом вдруг сделать ее главной… Звучит как бред сумасшедшего.

– Точно. Вроде бреда, в результате которого сотня заключенных оказывается в бункере под прицелом камер, да? Вроде бреда, в результате которого вся эта катавасия начинается незадолго до освобождения этих заключенных. Не находишь связи?

Алисия связи не находила. Ей вообще было трудно думать, когда Элайза была так близко, когда можно было протянуть руку и коснуться ее, и залезть под футболку, и…

– Послушай меня, – попросила Элайза. – Еще несколько минут, ладно? И потом можешь делать со мной все, что захочешь.

Алисия кивнула. Ее от головы до ног обдало жаром, но она попыталась сосредоточиться.

– Что, если целью все это время был кто-то из сотни? Ведь именно кого-то из нас морские начали требовать за открытие прохода. И когда Блейка и прочих освободили из Люмена, они пошли не догонять своих, а в Розу, где в это время оставались, опять же, люди из сотни.

– Хочешь сказать…

– Да. Офелии нужно было время, чтобы забрать кого-то из сотни с собой. Вот что она не успела сделать, вот что она оставила на побережье, и вот в чем, похоже, заключалось ее задание. И теперь, когда она уплыла на остров, это задание должен выполнить отец Белла.

Алисия поморщилась. Это больше не звучало как бред, а походило на стройную и логичную версию. Версию, которая многое объясняла.

– В списке было четырнадцать человек. Тех, кого я отдала Офелии, она убила. Значит, дело было не в них, а в тех, кого я НЕ отдала.

– Белл, Октавия, – перечислила Элайза. – Кто еще?

– Никто. Остальные погибли до того, как мы успели их схватить. Прости, Элайза, но если ты права, то я не понимаю, кого ищет Офелия.

Алисия встала со стула и подошла к пологу шатра. Откинула его и издала гортанный крик. Через минуту перед ней оказался один из воинов.

– Отправь гонца в Люмен, – велела она. – Передай Титусу, чтобы нашел всех, кто в старом мире служил в армии США, и запер их отдельно друг от друга. Пусть то же самое сделает каждый клан. Завтра к полудню я хочу видеть списки.

– Слушаюсь, командующая.

Она снова задернула полог и повернулась к Элайзе.

– Ты сказала, что я смогу сделать с тобой все, что захочу, Элайза из Небесных людей. Я хочу, чтобы ты разделась. Прямо сейчас.

***

Приказ был отдан, и Элайзе оставалось только подчиниться. Она послушно встала и через голову стянула футболку, бесстыдно обнажая грудь и улыбаясь при виде расширившихся зрачков Алисии. В шатре ярко горели факелы, и их света было достаточно для того, чтобы видеть не только зрачки, но и капли пота, выступившие на висках, и подрагивающие от напряжения пальцы.

– Мне продолжать? – спросила Элайза, расстегнув застежку джинсов. – Как прикажете, командующая?

Она поняла, что Алисия смутилась, и мысленно выругала себя. Черт побери, слишком расслабилась, слишком соскучилась, решила, что теперь уже можно смеяться. Оказывается – нет, еще рано, слишком все напряжено, слишком неустойчиво.

– Прости, – попросила она серьезно. – Я сказала глупость.

Алисия шагнула к ней, но остановилась, не дойдя. Элайза поразилась этой ее способности мгновенно превращаться из командующей в невинную девушку при любых, даже не самых сильных эмоциях. Или это только она так на нее действовала?

– Хочешь, чтобы я разделась? – мягко спросила она. Дождалась неуверенного кивка и продолжила: – А я хочу, чтобы разделась ты.

Она видела желание, ярко вспыхнувшее в зеленых глазах, но и румянец, окрасивший щеки, она видела тоже. Отвернулась, расстегнула «молнию» на джинсах, и, наклонившись, стянула их вниз. Один за другим сняла ботинки, и выпрямилась, обнаженная.

За ее спиной что-то происходило: она слышала металлический звук, будто Алисия расстегнула пряжку, затем – шуршащий, как будто ткань терлась о кожу, потом звуки пропали вовсе, осталось только потрескивание пламени на факелах, да шелест полога шатра от налетающих порывов ветра.

Элайза никак не могла решиться обернуться. Она понимала, что увидит, и понимала, что это будет означать, и тревожилась, сможет ли справиться. Глубоко вдохнула, выдохнула, и повернулась на сто восемьдесят градусов.

Алисия стояла спиной к ней, полностью обнаженная, и одежда ее была сложена на столе аккуратной стопкой, и опущенные руки не прижимались к бокам, а как будто были расслаблены. Элайза подошла и обняла ее сзади, смыкая ладони на животе, но тут же почувствовала, как напряглись под ее руками мышцы: как будто за мгновение от расслабленности не осталось ни следа.

– Что такое? – спросила она, убирая руки и за плечи разворачивая Алисию лицом к себе. – Что-то не так?

Зеленые глаза смотрели испуганно, и это никак не сочеталось с тихим «все в порядке». Тело Алисии явно говорило, что все совсем не в порядке, и Элайза подумала, что, кажется, понимает, в чем проблема.

– Мы сможем преодолеть это, – прошептала она, прижимаясь к Алисии и целуя ее щеку. – Вместе, хорошо? Мы сможем это сделать.

– Я не уверена, что хочу это преодолевать.

Элайза отстранилась и посмотрела на нее. И снова подумала, что слова и движения тела не сочетаются между собой: губы говорили «нет», но тело буквально кричало «да».

– Ты боишься, я понимаю, – сказала Элайза. – Но если ты продолжишь в том же духе, однажды тебя просто разорвет от не реализованных желаний, понимаешь?

Алисия нахмурилась, и Элайза поцеловала складку, образовавшуюся между ее бровей.

– Обещаю, это не будет больно. Если ты скажешь мне остановиться, я остановлюсь в любую секунду, клянусь. Даже если мне больше всего на свете будет хотеться продолжить, я услышу тебя и остановлюсь.

Она не шевелилась, давая Алисии обдумать услышанное. Видела, как та колеблется, и понимала причину этих колебаний. Нелегко довериться кому-то после того, как тебя использовали на протяжении многих месяцев. Нелегко поверить, что тебя можно услышать, когда твои крики и просьбы игнорировали. Нелегко открываться, когда тебя били в самое открытое и беззащитное.

– Откуда ты… – Алисия запнулась, но Элайза поняла и ответила:

– Меня научил Финн, – сказала она тихо, не отводя взгляда от зеленых глаз. – Он показал мне, как можно любить собственное тело и тело другого человека. Просто обладать и любить – это не всегда одно и то же, понимаешь? И я хочу любить тебя, а не обладать тобой.

– Любить? – переспросила Алисия.

Элайза кивнула.

– Когда мы занимались любовью в первый раз, мне казалось, что это уже было между нами. Мне казалось, что я помнила прикосновения твоих рук, твой запах, твое тело. Как будто все это было моим уже очень-очень давно, и, касаясь тебя, я вспоминала, каково это – быть так близко к тебе, и мне хотелось стать еще ближе. И сейчас я хочу того же.

Она ждала, что Алисия сама сделает первый шаг, но этого не случилось. Наоборот: Алисия как будто замкнулась еще сильнее, и отодвинулась, и прикусила нижнюю губу.

– Поговори со мной, – попросила Элайза, отступая. – Просто поговори со мной, если можешь.

Теперь между ними было несколько футов, и было ясно, что для Алисии так проще, комфортнее, более безопасно. Элайза подумала, было, одеться, но решила, что покажет этим собственный страх, и не стала.

– Хочешь, дам тебе одежду? – спросила она.

Алисия покачала головой. Она стояла, вся сжавшаяся, напуганная, и кожа ее обнаженного тела была бледной как никогда.

Молчание повисло между ними тяжестью и напряжением. Элайза смотрела ласково, с нежностью, показывая, что торопиться не нужно, что она будет ждать столько, сколько потребуется. И через несколько минут Алисия все же заговорила.

– Я не знаю, почему мне так страшно, – чуть слышно сказала она.

– А разве так важно, почему? Мне кажется, важнее, чего именно ты боишься.

Алисия вздрогнула и сглотнула. Похоже, она едва удерживалась от того чтобы заплакать, и Элайза понимала: слишком много напряжения, слишком много невысказанного.

– Я боюсь, что все это снова окажется ложью, – услышала она. – Боюсь, что чувств будет слишком много и я не сумею с ними справиться. Боюсь, что ты разочаруешься во мне, когда… – Алисия запнулась. – Я знаю, как управлять тысячами людей, знаю, как вести бой и как побеждать. Но я… Я не умею быть с кем-то. Думала, что умею, но оказалось, что нет.

Элайзе отчаянно захотелось шагнуть к ней и обнять, прижать к себе, успокоить, но она хорошо понимала: нельзя. И она просто смотрела. Смотрела на рассыпавшиеся по плечам волосы, высокий лоб с каплями пота на нем, на приоткрытые губы, на острый подбородок. А ниже – шея, покрытая румянцем, и косточки ключиц, и сильные руки, и тонкие длинные пальцы, подрагивающие то ли от волнения, то ли от холода, проникающего в шатер.

– А что, если тебе не нужно ничего уметь? – спросила Элайза. – Что, если мне не надо, чтобы ты что-то умела?

Алисия удивилась, моргнула, будто не веря в возможность такого предположения.

– Что, если мне достаточно просто быть рядом? Что, если мне достаточно того, чтобы рядом была ты?

– Даже… такая?

В грудь ударило потоком нежности, и эта нежность разлилась по всему телу, и заставила прикусить губу, чтобы не улыбнуться, чтобы не сделать этот чертов шаг вперед, который все еще – Элайза знала – нельзя было делать.

– Посмотри на меня, – попросила она тихо. – Разве я убегаю в ужасе? Разве я прячусь или хочу подчинить тебя себе? Я просто стою здесь, рядом с тобой, и то, что ты можешь позволить себе быть слабой сейчас, делает тебя еще ближе, еще важнее. Ты нужна мне, Алисия. Даже если ты никогда не осмелишься приблизиться, ты все равно будешь мне нужна.

Она говорила правду, и, сказав это, поняла, что Алисия поверила. Она сделала шаг вперед – маленький, чуть заметный, но за ним последовал второй, и третий, и вот уже она совсем близко, и можно почувствовать на губах ее дыхание, а на груди – нежность ее волос.

– Я не знаю, смогу ли, – выдохнула она в губы Элайзы. – Но я хочу попробовать.

Она вдруг повернулась спиной и застыла, сложив на затылке ладони. Элайза зачарованно провела кончиком пальца по татуировке, струящейся вдоль позвоночника, коснулась едва заметных углублений на пояснице, аккуратно убрала со спины Алисии пряди волос.

– Нам не обязательно делать это так, – сказала она, целуя обнаженную шею. – Мы можем…

– Нет, – хрипло прервала ее Алисия. – Это должно быть так. Я почему-то знаю, что должно.

Элайза кивнула, забыв, что Алисия не может ее видеть, и осторожно погладила ее бока, опускаясь вниз, к бедрам, и снова поднимаясь наверх. Кончики ее пальцев чувствовали беззащитно торчащие ребра, и слегка касались груди, и снова опускались вниз, давая время привыкнуть.

Алисия так и стояла cпиной к ней, с поднятыми руками и скрепленными на затылке в замок пальцами. И Элайза, встав на носки, поцеловала эти пальцы, пощекотала их языком, и снова поцеловала.

Она почувствовала под губами дрожь, поняла, что пальцы немного расслабились, и обхватила губами один из них, мягко лаская языком. Алисия глубоко вдохнула и опустила руки вниз, а Элайза, улыбнувшись, поцеловала ее затылок.

Было невыносимо приятно ощущать, как медленно, очень медленно расслабляется тело Алисии: вначале руки опустились вниз, потом плечи стали более мягкими, а затем и шея, до сих пор вытянутая, стала как будто податливее под легкими поцелуями, под касаниями языка, под едва заметными шутливыми укусами.

Дождавшись еще одного быстрого вдоха, Элайза языком обвела границы татуировки на шее Алисии, и одновременно с этим обняла ее сзади, опуская ладони на грудь.

– Мне нравится, какая ты хрупкая, – прошептала она, не двигаясь и давая привыкнуть к новому ощущению. – Нравится, как твое тело реагирует на меня.

Будто отвечая на эти слова, Алисия неосознанно двинула бедрами, прижимаясь, и Элайза едва сдержала стон. Она аккуратно погладила грудь ладонями, готовая в любую секунду остановиться, но останавливаться не потребовалось: Алисия молча вжималась в нее бедрами, и выгибала спину, и тяжело дышала в такт движениям.

– Я опущу руку ниже, – чуть слышно сказала Элайза. – Если ты испугаешься или станет неприятно – скажи, и я верну ее обратно.

Ее ладонь как будто танцевала на теле Алисии: опускалась к животу, снова поднималась наверх, и опять опускалась. Потом вдруг легко сжимала кожу на боку, и тут же принималась гладить шею. И бедра, прижимающиеся к ней, двигающиеся, словно подстраивались под ее прикосновения, соглашаясь на этот танец, позволяя вести себя, позволяя направлять и задавать ритм.

– Еще, – услышала Элайза и чуть не потеряла сознание от вихрем рванувшего от груди к голове восторга. – Я хочу еще.

Теперь обе ладони ласкали горячее, покрывающееся капельками пота тело. Элайза ясно ощущала, как изменилось дыхание Алисии: стало рваным, быстрым, тяжелым. Она поняла, что еще немного – и ее собственные колени подогнутся и она упадет прямо на земляной пол, утоптанный за последние годы множеством ног – живых и мертвых.

Мысль о том, чтобы сделать это на грязном полу, была невыносимой, и Элайза начала отступать, увлекая за собой Алисию. Один шаг, второй, третий, и вот уже под бедрами – острый край походного стола с разложенной поверх картой, и можно одной рукой сбросить эту карту на землю, а другой еще крепче прижать к себе Алисию, ложась на стол и укладывая ее сверху.

– Что ты делаешь? Это же не…

– Какая разница, будем мы стоять или лежать? Я все равно буду сзади, как ты и хотела.

Теперь она могла чувствовать на себе вес тела Алисии, и это так упоительно-хорошо, так сладко. Ее ладони снова погладили грудь и прошлись сверху вниз, но на этот раз опустились еще ниже, на бедра, и раздвинули их спокойным и уверенным движением.

– Просто полежи так, – попросила Элайза, услышав испуганный вздох. – Я не стану делать этого, пока ты не попросишь. Просто полежи так, хорошо?

Она почувствовала, как Алисия сгибает ноги в коленях, упирается ступнями в поверхность стола, и чуть-чуть приподнимает бедра. И поняла, что это и есть та самая просьба, которую она так долго ждала.

– Останови меня, если будет больно или неприятно. Останови меня, если поймешь, что больше не хочешь.

Ее пальцы почувствовали влагу, и сердце в груди дернулось, будто чокнутое, и в ушах зазвенело, и глаза сами собой закрылись, чтобы убрать зрение, чтобы отдать власть другим чувствам, чтобы усилить – как будто это было возможно! – ощущение нежной кожи под пальцами, и дрожащих ладоней, вцепившихся в ее собственные бедра.

Она стиснула зубы, чтобы не спешить, чтобы легонько касаться, двигая пальцами вверх-вниз, чтобы вытерпеть безумное желание проникнуть внутрь, подстроиться под ритм поднимающихся и опускающихся бедер, и дать волю собственным чувствам – яростным, диким от ожидания, долгого, мучительного ожидания.

– Тебе не страшно сейчас? – вопрос вырвался из горла с хрипом.

И ответ прозвучал с хрипом тоже:

– Мне хорошо. Мне очень хорошо.

Услышав это, Элайза больше не смогла ждать. Она опустила руку чуть ниже, и немного нажала, и легко проскользнула внутрь, не сумев сдержать возглас восторга и упоения.

Она ждала, что Алисия снова испугается, но та лишь поднялась бедрами навстречу, будто приглашая, давая разрешение, будто говоря: «Я готова. Я готова для тебя».

Там, внизу, было так влажно, так нежно, так упоительно тесно, что Элайза не смогла удержаться: ее рука будто сама собой задвигалась, с каждой секундой все набирая и набирая темп.

– Тебе… не… страшно? – задыхаясь, спросила она снова.

– Господи, нет, – простонала Алисия. – Пожалуйста, не спрашивай меня больше.

И она перестала спрашивать. Губами впилась в плечо Алисии, правой рукой сжала грудь, а левой задвигалась еще быстрее, подстраиваясь под темп ритмично двигающихся бедер.

Лежать на столе было ужасно неудобно, и лопатки болели от соприкосновения с жестким деревом, и ягодицы ныли от трения о шершавую поверхность, но какое это имело значение, пока на ней лежала и извивалась от удовольствия самая восхитительная, самая волшебная, самая хрупкая девушка на свете? Какое это имело значение, пока ее пальцы погружались в удивительно пахнущую влажность, и ласкали, и изгибались внутри, и выходили наружу только чтобы через мгновение снова ворваться внутрь аккуратным движением.

Алисия стонала, и эти стоны только усиливали ощущение восторга, наполняющее тело. В них слышалось: «я твоя», и «я хочу еще», и «господи, как прекрасно», и «сделай так снова».

Ее ягодицы прижимались к низу живота Элайзы, и снова приподнимались, и опять опускались вниз.

Секунда за секундой, минута за минутой, без смущения, без стеснения, без оков, вообще без ничего – как будто ни стен шатра не было вокруг, ни стола под ними, ни расставленных кругом факелов. Как будто остались только они вдвоем, и влажность, ставшая практически общей, и капли пота на сплетенных телах, и громкое «Я больше не могу», и тихое «Можешь, конечно же, можешь», и чувство, что это и есть счастье, и еле слышное «я люблю тебя», неизвестно кем произнесенное, но услышанное и подхваченное обеими.

***

– Мне пора возвращаться.

– Нет.

– Что значит «нет»? Мои люди ждут меня.

– Я знаю. Но не могу отпустить тебя. Не сейчас.

Они сидели на земле, поверх расстеленных одна на другую курток: внизу Алисия, а сверху, оседлав ее бедра и прижавшись животом, Элайза.

– Идем со мной в Розу? Там у меня есть постель, на которой мы сможем провести ночь.

– Ты же знаешь, что я не могу.

– Знаю.

Она наклонилась и поцеловала Алисию в припухшие губы. Шевельнула бедрами, подразнивая, и засмеялась, когда провокация удалась и Алисия с силой вцепилась в ее ягодицы.

– Мне нравится, когда ты смеешься.

– А мне нравится, когда ты улыбаешься.

И это было действительно так: Алисия и впрямь улыбалась, командующая – никогда. Улыбка делала ее похожей на юную прекрасную девушку, хрупкую и уязвимую, и Элайза была рада, что эта улыбка достается только ей одной.

– Мне немного больно, – пожаловалась Алисия, – но это другая боль, приятная.

– Главное, когда поедешь верхом, садись боком, – со смехом посоветовала Элайза. – Не повторяй ошибку, совершенную мной в прошлый раз.

Она ждала, что Алисия снова улыбнется, но та вдруг стала очень серьезной.

– Почему ты не хочешь вернуться со мной в Люмен? Ты и твои люди… Вы могли бы…

Элайза вздохнула.

– Потому что когда я рядом, ты слишком уязвима. Сама подумай: если люди Офелии будут знать, что у тебя появился кто-то близкий, как много из них захотят это использовать?

– Ты боишься за себя? – нахмурилась Алисия. – Я смогу тебя защитить.

– Я боюсь за тебя. Потому что если тебе придется меня спасать, никто не сможет поручиться за твою жизнь.

Алисия недовольно повела плечами и Элайза поцеловала ее, языком слизывая это неудовольствие с припухших губ.

– Пока мы не найдем предателей и не поймем, кого и зачем искала Офелия, нам лучше сохранять два оплота Нового мира, и ты знаешь это не хуже меня.

– Розу может возглавить кто-то другой. Не ты.

– Например? Кому ты сможешь довериться настолько, насколько доверилась мне?

Алисия промолчала. Элайза и без того знала ответ: никому. Если уж начала подозревать Титуса, то и все остальные автоматически попадали под подозрение. Если в Люмене действуют шпионы Офелии, то это могут быть кто угодно.

– И что будет дальше? – спросила Алисия. – Так и будем встречаться в походном шатре, расставив охрану на достаточном удалении, чтобы быть в безопасности и чтобы…

– И чтобы они не слышали наших воплей, – вместо нее продолжила Элайза. – Да. Пока не выясним, что затеяла Офелия и кто действует от ее имени в Люмене – да. Пока не перевезем наших людей на безопасный остров – да. Пока открыться будет означать рискнуть твоей жизнью – да.

Она снова поцеловала Алисию, пресекая дальнейшие споры.

– Когда в следующий раз захочешь провести со мной переговоры в лесу, попроси охрану прихватить покрывало, – шепнула на ухо, лаская его языком. – То, что мы делали сегодня и то, что мы делали в первый раз – не единственный способ доставить друг другу удовольствие. Этих способов очень много, и, клянусь, я собираюсь попробовать с тобой каждый из них.

*Алисия, я скучаю по тебе. Ты даешь мне силы жить дальше. Только с тобой я чувствую свет и счастье. Я схожу по тебе с ума. Ужасно хочу тебя поцеловать. Ужасно хочу тебя. Скоро.

** Я очень скучаю по тебе.

*** Ты мне ужасно нравишься.

**** Ты нужна мне.

***** Моя жизнь без тебя – пустой звук.

Комментарий к Глава 22. Dum spiro, spero

Глава посвящается безымянному герою, поправившему мой текст на предмет пунктуационных ошибок) Спасибо вам большое.

========== Глава 23. Amantes sunt amentes ==========

Рейвен и Вик ждали возвращения Элайзы. Обитатели Розы давно поужинали и разбрелись по своим шатрам, только дозорные бдительно перекликались раз в десять минут:

– Пост первый, порядок.

– Пост второй, тихо.

– Пост третий, у меня двое мертвых.

Вик согрел на костре котелок с водой и заварил чай – травы, которых в достатке насушили за предыдущий месяц, давали вполне приемлемый вкус. Он поставил кружку перед Рейвен и сел напротив.

– В бункере мне очень не хватало ощущения смены времени суток, – поделился тихо. – До отсидки никогда не любил ночи, а теперь даже сплю снаружи.

– Поспать сегодня, похоже, не получится, – Рейвен сделала глоток и поморщилась. – Тебе не кажется, что процесс передачи пленных несколько затянулся?

Вик спрятал улыбку. Он мог бы рассказать о своих предположениях на этот счет, но не стал: это жизнь принцессы, и пусть она решает, кому говорить, а кому не стоит.

– Линкольн спит прямо на земле у медпункта. Розмари запретила ему входить внутрь.

– Трахаться с девушкой, которой совсем недавно зашили перерезанное горло, было не слишком хорошей идеей, – уточнила Рейвен.

– Я больше чем уверен, что идея была не Линкольна.

Он подул в кружку и поймал на себе взгляд Рейвен.

– Что? Я по-прежнему тебя раздражаю?

– Нет. Просто подумала: еще даже двух месяцев не прошло с момента освобождения, а как сильно мы все успели измениться за это время.