Текст книги "Девяносто девять (СИ)"

Автор книги: odnoznachno_net

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 40 страниц)

Сама она каждый день купалась в реке за оградой Люмена, то же самое делали и остальные воины. Но как вывести за ограду ту, кто отказывается даже на минуту покидать комнату?

– Послушай, – сказала Алисия, опуская ладонь на колено Элайзы и чувствуя дрожь ее тела. – Я прикажу, чтобы сюда принесли ванну, хорошо? Ты должна… Должна промыть все, что прячешь под одеждой. Я знаю, что ты каждый день умываешься, но… Этого недостаточно, понимаешь?

Господи, как же она ненавидела себя за то, что говорила. Элайза смотрела на нее испуганным зверьком, словно ей предлагали не ванну, а гильотину. И – кто знает? – возможно, для нее это было именно так.

– Я помогу тебе, хорошо? – тихо сказала Алисия. – Ты просто сядешь в ванну, и все, а остальное… Остальное я сделаю сама.

Элайза ничего не ответила, но и это уже было победой. Если бы она отказалась, пришлось бы действовать как-то иначе, и Алисия понятия не имела, как именно.

Она отдала указания, и вскоре двое воинов внесли в комнату ванну. Настоящую, акриловую, – в Люмене их использовали для хранения питьевой воды. Следом за ванной принесли ведра с подогретой на кострах водой. Ведер было очень много – часть воды вылили в ванну, часть оставили рядом.

Когда с приготовлениями было покончено, Алисия снова подошла к Элайзе и взяла ее за руку.

– Идем, – тихо сказала она. – Обещаю, тебе не придется ничего делать. Я все сделаю сама.

Элайза послушно слезла с подоконника и подошла к ванне. Подняла ногу, собираясь залезть внутрь прямо в одежде, но Алисия остановила ее, развернула лицом к себе и положила руки на плечи.

– Посмотри на меня, – попросила, – нужно раздеть тебя, понимаешь? Это нужно, чтобы промыть твои раны.

Элайза так быстро замотала головой, что Алисии пришлось схватить ее за щеки.

– Послушай меня, – она прижалась лбом ко лбу Элайзы. – Послушай мой голос. Это я. Я здесь, с тобой. Ты в безопасности. Нужно снять одежду и после сесть в ванну. Потом я накрою тебя простыней, хорошо? Ни ты, ни я не будем видеть твое тело. Никто не будет его видеть.

Она почувствовала, что Элайза больше не двигается, и убрала руки. Сделала маленький шаг назад, закрыла глаза.

– Смотри. Я не вижу тебя. Клянусь, я не буду их открывать. Просто дай мне сделать то, что нужно. Я не стану смотреть, обещаю.

Алисия вытянула руки и нащупала бока Элайзы. Пальцами подцепила майку и потянула ее вверх. Медленно, очень медленно, и очень осторожно.

– Закрой глаза тоже, – попросила она. – Не надо смотреть.

Она не знала, послушалась Элайза или нет, но уже одного того, что она дала себя раздеть, было достаточно. Это заняло много времени: Алисия заставляла себя не спешить, чтобы не напугать еще сильнее. Она бросила майку в сторону, расстегнула застежку юбки, стянула ее вниз и помогла Элайзе переступить.

– Хорошо, – сказала она, выпрямившись. – Теперь нащупай руками ванну и залезай в нее. Хотя, нет. Подожди, я проверю.

Вода оказалась не слишком горячей, и Алисия, нащупав руку Элайзы, положила ее на край ванны.

– Теперь залезай.

Услышав плеск, она отвернулась и открыла глаза. Поискала взглядом, чем бы прикрыть, и просто стянула с кровати покрывало. Обернулась и резким движением накинула его на ванну, так, что только голова Элайзы осталась неприкрытой.

– Видишь? – опустилась на колени и заглянула в испуганные глаза. – Все хорошо. Ты в безопасности.

Элайза медленно кивнула, и Алисия засунула руки под покрывало. Она двигалась очень медленно, нащупывая кожу и не отрывая взгляда от широко открытых глаз.

«Дьявол, – подумала она, ощутив под пальцами несколько порезов. – Надо бы на них посмотреть, а еще лучше – чтобы Розмари посмотрела».

Но это было невозможно, и Алисия, вынув на минуту руки, намылила ладони и снова засунула их под покрывало. Она понимала, что вода растворит мыло, понимала, что толку от такого мытья будет немного, но это было лучше, чем ничего.

Тело Элайзы было напряженным, будто сделанным из камня. Где бы ни касалась ее Алисия, она ощущала только жутко напрягшиеся мышцы и дрожь.

– Тише, – успокаивающе шептала она. – Это я, я здесь, я не сделаю тебе больно. Все хорошо, ты в безопасности.

Нужно было сделать еще одно, но Алисия отчаянно боялась этого. Как только ее руки приближались к бедрам, глаза Элайзы расширялись еще больше, становились практически черными от ужаса.

«Я не знаю, чем она это делала, – сказала ей Розмари утром, пряча взгляд. – Но у Элайзы там тоже были повреждения. И, как бы это ни было ужасно, их тоже надо промыть».

Вот только как? Как коснуться ее там, если она даже прикосновения к рукам выносит с большим трудом? Как коснуться ее там, где было, судя по всему, больнее всего?

– Смотри на меня, – снова попросила Алисия, приблизив лицо к лицу Элайзы. – Смотри на меня, слышишь? Слушай мой голос. Ты здесь, ты со мной, ты в безопасности. Все хорошо. Я рядом. Больше никого нет, только ты и я. Просто слушай мой голос, смотри на меня. Я здесь. Я с тобой.

Она говорила и говорила, тихо, ласково, пока руки под покрывалом делали все, что нужно. И Элайза послушно смотрела, и, похоже, слушала: во всяком случае, она не вырывалась, и не кричала, вот только тело ее по-прежнему было натянуто, будто струна, но другого Алисия и не ждала.

Закончив, она с облегчением выдохнула и вытащила руки из-под покрывала.

– Теперь нужно встать, – сказала, взяв ведро с водой и закрыв глаза. – Встань и отбрось покрывало, а я оболью тебя водой, чтобы…

И тут все рухнуло. Сначала она услышала плеск, потом – вой, а затем – грохот. Открыла глаза, роняя ведро и разливая воду, и увидела Элайзу, в ужасе отползающую по полу куда-то в сторону.

Бросилась к ней, подскользнулась и упала рядом, вскрикнув от боли в еще не зажившей до конца руке. Еще один рывок – и они вдвоем оказались в углу: мокрые, напуганные, покрытые каплями неизвестно откуда взявшейся крови.

– Кларк, – вырвалось вдруг у Алисии. – Кларк!

Она обхватила руками и ногами обнаженное, трясущееся тело, она ладонью прижала к своему плечу голову, она сжимала так сильно, как только могла, и слезы текли по щекам, и грудь раздирало от бессилия и ужаса.

Но вдруг что-то изменилось. Вой, тяжелый, непрекращающийся вой, стал как будто другим, и Алисия поняла, что Элайза плачет.

Первый раз за все эти семь дней.

– Кларк… Боже мой, Кларк…

Она прижимала ее к себе, она укачивала ее, как ребенка, чувствовала, как вздрагивает от рыданий мокрое тело, и понимала: это шаг вперед. Это на самом деле шаг вперед, потому что то, что может выходить наружу только криком, невозможно выдержать, а то, что выходит слезами, выдерживать можно, а значит, можно и вылечить.

Прошло много времени, прежде чем Элайза перестала рыдать, и Алисия смогла подняться и, взяв ее на руки, отнести в постель. Она уложила ее на спину и посмотрела на открывшуюся на плече рану: из нее мелкими каплями вытекала кровь.

– Я принесу повязку, – сказала, ежась от холода в промокшей насквозь одежде, но Элайза не дала ей уйти. Схватила за руку и крепко сжала, не отпуская.

Это тоже было что-то новое, и Алисия осторожно порадовалась этому.

– На несколько секунд, хорошо? Досчитай до десяти, и я снова буду здесь, рядом.

Десяти секунд хватило на то, чтобы, оскальзываясь, добежать до стула, схватить полотенце, банку с антисептиком и пластырь, убедиться, что упавшее покрывало промокло, и вернуться обратно.

– Видишь? Я здесь. Все в порядке.

Она с сомнением посмотрела на собственную промокшую одежду, но снимать не стала. Присела на самый краешек кровати, чтобы не намочить, и оторвала от полотенца узкую полоску.

– Надо обработать ранку, – объяснила в ответ на вопросительный взгляд Элайзы. – Я аккуратно.

Это не заняло много времени: через несколько минут рану украшала свежая повязка, а тело Элайзы было насухо вытерто полотенцем.

Странно: то, что еще час назад было нельзя, теперь вдруг стало можно. Можно смотреть, можно вытирать, можно даже касаться пальцами без страха, что за этим последует крик или вой.

– Раздевайся, – услышала Алисия тихое, и не поверила своим ушам. – Ты вся промокла.

Она внимательно посмотрела на Элайзу: не передумает ли? А потом стащила через голову тунику и бросила ее на пол. Туда же полетели и промокшие брюки.

Вот только накрыться было нечем, а холод все сильнее заявлял свои права, покрывая кожу мурашками. Подумав, Алисия взялась за край простыни, на которой лежала Элайза, и потянула медленно, показывая, что хочет сделать.

Элайза перекатилась, подчиняясь, и Алисия накрыла ее частью простыни, и легла рядом, и обняла осторожно, медленно, не встретив никакого сопротивления.

– Так лучше? – тихо спросила она.

– Да.

Они лежали, прижавшись друг к другу, и трепетная, почти осязаемая нежность скользила между ними. Алисия осторожно гладила волосы Элайзы, и легко дышала, будто сбросив с плеч тяжелый, невыносимый груз. Она понимала, что это еще не выздоровление, что путь, который им придется пройти, будет длинным и сложным, но теперь она знала: они смогут это пережить. Как бы то ни было, они обязательно смогут.

========== Глава 26. Ens causa sui ==========

– Главное, что нам нужно понять: будем мы двигаться общей колонной или разобьемся на группы, – сказал Вик. – И в том, и в другом варианте есть свои риски, примерно одинаковые.

Тариус, сидящий рядом с ним за столом, наморщил лоб.

– Какие риски?

– Если будем идти одной колонной, то при прорыве трупаков уязвимыми окажутся все. Если разобьемся на группы, то боевой силы в каждой группе будет меньше, но и при прорыве меньше людей погибнет.

Маркус внимательно посмотрел на лежащую перед ними карту и внес свое предложение:

– Что, если двигаться общей колонной, пустив по краям группы охранения, а по верхам – снайперов?

Вик кивнул. Это звучало разумно, но ему по-прежнему не нравилась идея идти всей огромной толпой.

– Худшее, что может случиться – это паника. Если женщины и дети начнут разбегаться в разные стороны от страха, не помогут ни снайперы, ни охранение.

– Прикажем им не разбегаться, только и всего, – прорычал лидер клана Севера, Йонас. – Они же не идиоты.

Вик едва удержал язвительный комментарий. Будь перед ним не лидеры кланов, а рядовые командиры, он бы рассказал, кто из присутствующих идиот, но сейчас этого делать было нельзя.

– Если на глазах матери трупы начнут разрывать на части ребенка, тут уже будет все равно, идиотка она или нет. Инстинкты сработают быстрее разума.

Он еще раз просмотрел списки.

– Итого у нас тысяча триста мужчин и восемьсот… – он сделал паузу. – Будем считать, гражданских. Женщины, дети, старики, раненые – все, кто не сможет держать оружие и сражаться. Тысяча триста – это полноценный полк, будем считать два батальона пехоты и артиллерийский дивизион.

– Пусть ударный отряд пробивает проход, а остальные под прикрытием следуют за ним, – предложил Тариус. – Допустим, не всей толпой, а группами по пятьдесят человек. Не забывайте еще, что у нас мало раций, и управлять всем этим будет довольно сложно. Плюс к тому нам надо везти с собой телеги с барахлом, иначе всю эту толпу нечем будет кормить и лечить.

– Согласен, – кивнул Вик. – Тогда схема будет такая: впереди пойдет ударный отряд из сотни бойцов, дальше – артиллеристы, которые будут, постоянно меняя позиции, поддерживать ударный отряд огнем. После – слоеный пирог из гражданских и боевых групп. И только в самом конце – обозы с барахлом.

– Кто будет прикрывать отход и взрывать баррикады? – спросил Маркус.

– Решим. Меня больше беспокоит, сколько времени потребуется на организацию такого похода.

Все вдруг замолчали и стали смотреть за спину Вика. Он оглянулся: к ним стремительной походкой приближалась командующая в сопровождении двух стражников.

Лидеры встали и поклонились, Алисия махнула рукой.

– Я слышала конец твоей фразы, Вик, – сказала она. – И могу дать тебе ответ. Нам не понадобится много времени для того, чтобы подготовить поход. Послезавтра утром в этой части Лос-Анджелеса не должно остаться ни одного живого человека.

Вик в изумлении открыл рот, и она объяснила:

– Индра и Густус вернулись. Послезавтра военные с острова будут здесь.

Одним днем ранее

– Как ты поняла, что Спарк – предатель? – спросила Элайза.

Алисия пожала плечами. Ей не хотелось воспоминать о Спарке, не хотелось думать, хотелось так и сидеть рядом на траве и смотреть в чистое, без единого облака, небо.

Сегодня Элайза впервые согласилась выйти из комнаты, а затем – из Люмена. Алисия взяла с собой тридцать человек сопровождения, и теперь знала, что за ними из кустов и с веток деревьев наблюдают тридцать пар внимательных глаз.

– Он был в списке военных, и сначала я не обратила на это внимания, потому что он уже был мертв, а потом подумала: что, если именно он освободил пленных? А потом они убили его за случившееся на побережье, или за то, что он не хотел уходить с ними, или за что-то еще.

– И все? – удивилась Элайза.

– Спарк вызвал меня на бой после того, как было принято решение пощадить пленных. На следующее утро либо он убил бы меня, либо я – его. Он рассчитывал на победу, но если бы он одолел меня, то ему пришлось бы казнить пленных, так? Поэтому он их выпустил. А дальше – черт их знает. Скорее всего, он отказался идти вместе с ними, и они убили его, только и всего.

Элайза кивнула, принимая ответ, и Алисия аккуратно обняла ее за плечи.

– Когда нам нужно будет покинуть Люмен? – спросила Элайза.

– Когда ты будешь к этому готова.

Это было трудное решение, но его пришлось принять. Алисия понимала, что тащить Элайзу сквозь зараженный Лос-Анджелес – это провальная затея. Вид новых ужасов и смертей лишь усилит травму, и неизвестно к чему приведет. По ее приказу сотни людей ежедневно укрепляли баррикаду и несли вахту, но ее больше беспокоили не мертвые, а живые.

Мерфи теперь охраняли как зеницу ока. Рядом с ним постоянно было пятеро стражников из особого списка, подготовленного Алисией. Она не знала, достаточно ли этого, но ничего другого сделать пока не могла.

– А Роза?

– Там Блейк-младший. Октавия выразила желание вернуться туда, но я запретила. Она, Вик и Маркус должны быть здесь.

Алисия потихоньку радовалась, что Элайза задает вопросы. Это означало, что ее вновь начала волновать судьба ее людей. А еще это означало, что выздоровление продолжалось.

– Им нужно выбрать нового лидера, – сказала Элайза, и радость испарилась. – Я больше не смогу им быть.

– Почему?

Глупый был вопрос, и Алисия понимала это, но хотела услышать ответ. Элайза отодвинулась от нее, сбрасывая с плеча обнимающую руку, и обхватила собственные колени.

– Разве ты не видишь? – с горечью спросила она. – Я больше ни на что не способна. Я даже не могу увидеться с друзьями, не могу посмотреть им в глаза, поговорить с ними.

– Почему? – снова спросила Алисия.

– Потому что все это произошло из-за меня. Потому что я повела их в этот кошмар, я привела их в плен, я не смогла спасти Джаспера.

Она могла бы перечислять до бесконечности, но Алисия остановила ее:

– Хватит. Ты смотришь в прошлое и видишь там только мрак и боль. Посмотри в будущее, и увидишь другое.

– Нет, – покачала головой Элайза. – Ничего другого не будет. Я – это больше не я. Та я, что была раньше, погибла в бункере, она просто перестала дышать и умерла, не дав Офелии…

Алисия испуганно вздрогнула. Первый раз за все время Элайза произнесла это имя. Первый раз заговорила о том, что произошло.

Но ничего страшного не случилось: ни слез, ни криков. Она только сильнее обхватила колени и принялась покачиваться туда-сюда, будто стараясь успокоиться.

– Ты сильная, Элайза, – сказала Алисия, не шевелясь. – Ты с самого начала была очень сильной, и остаешься ею. То, что случилось, изменило тебя, но не убило. А все, что не убивает нас, делает нас сильнее.

– Нет. Не все.

Она перестала качаться и вдруг поднялась на ноги. Алисия с удивлением посмотрела на нее.

– Я хочу уйти, – она ожидала услышать что угодно, но только не это. – Хочу уйти прямо сейчас.

– Обратно в комнату?

– Нет. Я хочу уйти из Люмена и больше никогда не возвращаться обратно.

***

Она всего лишь сказала то, о чем непрерывно думала все последние дни своей жизни. Понимала, что больше не сможет быть ни лидером, ни другом, ни любовницей. Офелия уничтожила все ценное, что было у нее, было в ней. Ничего не осталось.

У нее отняли даже тело. Она до сих пор с трудом могла к нему прикасаться – каждое касание вызвало всплеск отвращения, каждое касание заставляло вспоминать, а воспоминаний она не хотела.

– Ты собираешься оставить свой народ? Ты собираешься оставить… меня?

– Да.

Офелия оказалась права и в этом: теперь, когда Элайза смотрела на Алисию, когда чувствовала ее рядом, их как будто было трое. Тень сумасшедшей твари преследовала их, забиралась вместе с ними в постель, шла рука об руку, ее шепот слышался в каждом произнесенном слове.

И Элайза знала, что это не изменится. Прощальный подарок от Офелии всегда будет преследовать ее. Преследовать их.

– Куда ты пойдешь? – спросила Алисия.

– Не знаю. Куда-нибудь, где нет живых, где нет никого, кроме мертвых.

Она стояла, твердо опираясь на ноги, и смотрела на Алисию сверху вниз. А та не шевелилась, не пыталась остановить, вообще ничего не пыталась сделать.

– Сядь, – попросила она. – Прежде чем ты уйдешь, мы ведь можем поговорить, верно?

– Если о том, чтобы я осталась, то нет.

– Нет. Не об этом.

Элайза пожала плечами и послушно села обратно на траву. Она больше не хотела смотреть на Алисию: боялась, что если посмотрит, то не сможет сделать того, что должна.

– Когда Офелия сделала это со мной в первый раз, я подумала, что это просто ошибка. Даже не ошибка, а… неудача. Первый секс с моим парнем тоже был не очень хорош, и я подумала, что так оно и должно быть, в первый раз.

Алисия говорила тихо, приходилось прислушиваться, чтобы разобрать ее слова.

– Но потом случился второй раз, и третий, и четвертый. И я стала понимать, что иначе не будет. Что это такой способ заявить свои права на меня, присвоить меня себе. И что это для Офелии важнее всего остального.

– Что «это»? – спросила Элайза.

– Власть.

Слушать было трудно, очень трудно, но почему-то слова Алисии не пробуждали мрак внутри, не рвали его наружу, а, наоборот, как будто приглушали, размазывали.

– Она хотела победы надо мной, хотела подчинить меня себе, хотела обладать не мной, а командующей. Ей нравилось думать, что днем я отдаю приказы сотням воинов, а ночью она отдает приказы мне.

– Почему ты позволяла ей это?

Она услышала вздох Алисии, тяжелый вздох, говорящий, что и ей нелегко дается этот разговор.

– Думаю, мне так сильно хотелось любви, что было почти все равно, каким образом мне ее будут давать. Думаю, я настолько была уверена, что по-другому и не бывает, что я просто подчинилась и давала ей то, чего она хотела.

Алисия помолчала немного, и добавила:

– А ты – нет.

– Что? – вспыхнула Элайза.

– Ты не подчинилась, не дала ей то, чего она хотела. Она получила только то, что смогла взять силой, и больше ничего.

Первой мыслью Элайзы было: «Какая разница?» Но потом она поняла, что разница есть. Что если она сумела выдержать, сумела не поддаться, сумела не дать Офелии желаемого, то это означает, что чертова сучка забрала не все. Что-то еще осталось, что-то она сумела сохранить, сумела оставить себе.

– Линкольн и Октавия женятся сегодня вечером, – глухо сказала Алисия. – Они попросили меня скрепить их союз. Я прошу тебя остаться и присутствовать при этом. А потом ты вольна поступать так, как считаешь правильным. Если захочешь уйти – я не стану тебя останавливать.

***

Вик предложил помочь ему одеться. Это было так странно: как будто в их жизнь, наполненную мраком, на один день вернулось что-то другое, что-то из прошлого. Вот только в гардеробе Линкольна не нашлось ничего, что сгодилось бы для свадьбы.

– Обалдеть, – сказал Вик, осматривая лежащие в шкафу джинсы, кожаные брюки, короткие куртки и бесконечное количество драных футболок. – Я, конечно, понимаю – апокалипсис, и все такое, но уж один приличный костюм можно было бы сохранить?

Линкольн пожал плечами. Если бы он мог предполагать, что этот костюм понадобится, то, наверное, сохранил бы. Но последние пять лет он думал о чем угодно, только не о любви, не о том, что сумеет встретить кого-то, кто легко и быстро войдет в его сердце и останется там навсегда.

Черт, да он даже плохо помнил, как надо делать предложение! Вчера вечером он просто отвел Октавию в сторону, посмотрел ей в глаза и надел на палец сделанное в кузнице кольцо. Оно было медное и очень маленькое, и пришлось как раз впору.

– Что это, большой и сильный? – испугалась она.

– Хочу, чтобы ты стала моей женой.

«Жена». Еще одно слово, которое в новом мире оказалось как-то не у дел, и, возможно, именно поэтому вызывало столько эмоций. Октавия не стала кричать и бросаться ему на шею, и он был очень благодарен ей за это. Она просто посмотрела на него своим слегка девчоночьим взглядом и сказала:

– Хочу, чтобы ты стал моим мужем.

Командующая согласилась их поженить, и даже поздравила Линкольна, когда он пришел с этой просьбой, но было видно, что мысли ее прочно заняты чем-то другим.

– Как там Элайза? – спросил Линкольн, когда Вик закончил выбирать из имеющихся в наличии штанов самые приличные.

– Все так же. Днем получше, ночью похуже. Сегодня первый раз согласилась выйти из комнаты, и Алисия увела ее за ворота.

Линкольн знал, что Вик по-прежнему каждую ночь проводит на полу у покоев Элайзы. Никто не понимал, зачем ему это, но со временем привыкли и стали относиться с уважением. Стражники даже начали выдавать ему спальник, чтобы он мог хоть ненадолго закрыть глаза.

– Почему ночью похуже?

Вик бросил в Линкольна футболку.

– Потому что ночами она все еще кричит. Уже не так, как раньше, но все равно. Слушай, Линк, давай пройдемся по Люмену – может, у кого-то найдется рубашка? Раз уж ты женишься, то надо сделать это хотя бы не в футболке. И еще: тебе обязательно нужно побриться.

Линкольн внимательно посмотрел на него, но возражать не стал. Задумчиво почесал подбородок, потрогал пальцами щетину и кивнул.

***

– Платье? – засмеялась Октавия. – Шутишь?

– Господи, Октавия, но это же свадьба! Конечно, нужно платье.

Они сидели на кровати в шатре Рейвен и обсуждали предстоящее. Рейвен злилась, что Октавия ни капли не волнуется: если бы она выходила замуж за Финна, то уже с ума бы сошла от радости, а Октавии как будто все равно: сидит, поджав под себя ноги, почесывает горло под повязкой, и смеется как ни в чем не бывало.

– Почему ты так к этому относишься? Это же событие, разве нет?

Октавия пожала плечами.

– Уничтожение Офелии – событие, наше с Линком бегство из бывшего лагеря – событие. А это… Просто командующая скажет красивые слова, мы поцелуемся, и пойдем в свой шатер, только и всего.

Она сказала это весело и громко, но Рейвен почему-то ей не поверила.

– Ладно, – решила не спорить она. – Все равно ты не можешь выходить замуж в брюках. Это глупо!

– Командующая разрешила мне выбрать что-то из общего склада барахла. Но я не хочу.

– Почему?

И тут же поняла, почему. Октавия не хотела выходить замуж в платье, которое кто-то носил, в платье, в котором кто-то радовался и огорчался, в платье, бывшая владелица которого либо мертва, либо ходит где-то за баррикадой в поисках пищи.

– Тогда давай сходим к портнихе, – предложила Рейвен. – Миллер говорил, что здесь есть несколько: они шьют не бог весть какие наряды, но все же.

– Свадьба вечером, забыла? Никакая портниха не успеет ничего сшить.

За пологом шатра послышались шаги, как будто несколько человек разом решили наведаться в гости. Октавия инстинктивно потянулась за мачете (с недавних пор в Люмене разрешили носить оружие всем жителям), но Рейвен остановила ее, услышав:

– Приветствуйте командующую Нового мира!

Они вскочили на ноги – Октавия быстрее, Рейвен медленнее, и склонили головы перед входящей в шатер командующей. Та жестом отпустила стражу, а еще одним предложила им садиться.

– Что-то случилось? – спросила Рейвен, присаживаясь на краешек собственной кровати.

Командующая покачала головой и, придвинув ногой стул, села на него, откинув назад узкий плащ.

– Я хочу поговорить с вами о будущем, – сказала она, и Рейвен облегченно выдохнула: она боялась, что разговор будет о произошедшем в бункере. – Скоро мы покинем Люмен с тем, чтобы начать построение Нового мира в другом месте, в безопасном месте.

Она помолчала, словно пытаясь сформулировать то, что должна была сказать.

– Я бы предпочла поступить иначе. Отдать военным то, чего они хотят, в обмен на нейтралитет, после чего очистить Лос-Анджелес и остаться здесь. Но…

Снова пауза, и снова тяжелое молчание.

– Но Элайза попросила тебя этого не делать? – насмешливо спросила Октавия. – В этом все дело, да?

– Ты предпочла бы, чтобы я решила иначе, Октавия из Небесных людей? – голос командующей будто в противовес был спокойным и веским. – Ты предпочла бы, чтобы я отдала им Мерфи?

Рейвен показалось, что в этом вопросе звучала надежда. Командующая не могла не понимать, что так все и впрямь было бы проще: отдать Мерфи, получить безопасность, и пускай военные убираются обратно на свои острова и делают что хотят.

– Зачем отдавать Мерфи? – спросила Октавия. – Пусть просто скажет им коды.

Командующая вздохнула.

– Откуда тебе знать, как они используют эти коды, Октавия из Небесных людей? Откуда тебе знать, что они не обратят ракеты против Америки? Предположение Маркуса о том, что они собираются зачищать Бразилию, это всего лишь предположение. Мы не можем быть в этом уверены.

Она посмотрела на Рейвен и продолжила:

– Но я пришла говорить о другом. Нам предстоит пройти около трехсот миль, и это будет тяжелый поход. Не каждый из жителей Нового мира сможет дойти до конца. Но есть те, кого мы должны будем защитить любой ценой.

– Дети.

– Да. Дети Нового мира, один из которых однажды станет следующим командующим. Поэтому я здесь.

Рейвен ничего не понимала, Октавия, похоже, тоже.

– И зачем ты говоришь это нам? Разве мы – достаточная защита?

– При передвижении по территории, занятой противником, наибольшие шансы имеют небольшие вооруженные группы, двигающиеся скрытно. Я собираюсь отправить несколько таких групп, и у каждой из них основной задачей будет довести детей до места в безопасности.

– И ты хочешь, чтобы мы вошли в одну из групп?

Командующая покачала головой.

– Хочу, чтобы каждая из вас возглавила эти группы.

Рейвен не смогла сдержать смешок. Может, нервный, а, может, даже истерический – она не знала.

– Ты серьезно? – первой задала свой вопрос Октавия. – У тебя в подчинении тысячи обученных бойцов, но ты хочешь, чтобы группы вели мы?

Командующая кивнула.

– Лидеры кланов должны будут вести своих людей, командиры поведут воинов, а вашей задачей будет не сражаться, а прятаться. Насколько я успела вас узнать, вы вполне способны выполнить такую задачу.

– Что значит «прятаться»? – спросила Октавия.

– Это значит, что пока основная колонна будет двигаться в сторону Лас-Вегаса, вы пойдете на север. Разными путями, которые сойдутся в итоге в одной точке.

Она поднялась на ноги и подошла к пологу шатра, через который двое воинов немедленно внесли какие-то коробки.

– Это подарок для тебя, Октавия из Небесных людей. Для тебя и Линкольна. В конце концов, сегодня будет заключен первый союз между Небесными и Земными, а это, на мой взгляд, дорогого стоит.

Командующая кивнула и вышла, не сказав больше ни слова. А Октавия посмотрела на Рейвен:

– Какая-то она странная сегодня, да? Как будто чем-то расстроена.

Рейвен вздохнула и ничего не ответила. Она догадывалась, почему командующая стала такой. Если все, что она успела за пять лет узнать об Элайзе правда, то она не пойдет с ними ни в Лас-Вегас, ни на Север. Она уйдет одна, чтобы в одиночестве проживать свою боль.

***

Алисия прошла мимо площади, краем глаза отметив ведущиеся на ней приготовления. Народ Люмена заслужил праздник, заслужил передышку, и эта передышка должна стать яркой, красивой и запоминающейся, особенно если учесть, через что совсем скоро им всем придется пройти.

Она почти дошла до бывшей школы, когда ее остановил Маркус.

– На два слова, – попросил он.

– Слушаю тебя, Маркус из Небесных людей.

Он немного помялся, будто не зная, с чего начать, но в конце концов решился:

– Я понимаю, что все уже решено, но все же хочу спросить. Ты уверена, что нам стоит покидать Люмен? Идти через зараженный Лос-Анджелес неизвестно куда, бросив все, что вы построили за пять лет – не опрометчивое ли это решение?

– У тебя есть другие идеи? Мы не сможем сражаться на два фронта, когда с юга атакуют военные, а с севера – трупы.

– Да, но мы могли бы укрепиться, построить еще баррикады, и…

Алисия жестом прервала его.

– Маркус, – сказала она жестко. – Если военные привезут с собой орудия дальнобойного действия, гранатометы и прочее вооружение, то никакие баррикады не помогут нам одолеть их. Они убьют большую часть населения, а оставшимся придется вести партизанскую войну. Ты действительно считаешь это наилучшим решением?

– Нет, но…

– В таком случае, если придумаешь идею получше, рада буду тебя выслушать.

Больше ее никто не останавливал, и она беспрепятственно поднялась на платформе на верхний этаж. В комнату Элайзы вошла без стука, как привыкла это делать за последние дни. Подумала: «Это как будто стало нашим общим. Общие покои, общая постель. Вот только жизнь – разная».

Элайза рисовала. Сидела на кровати, поджав под себя ноги, и водила по листу бумаги кусочком угля. Когда Алисия вошла, она даже взгляда не подняла, так увлеклась.

– Не возражаешь? – Алисия присела рядом и посмотрела на рисунок. В пересечении теней и линий легко угадывались горы, водопады и глубокое озеро с одинокой лодкой посередине. – Что это?

– Не знаю. Какое-то место, в котором я бы хотела оказаться, наверное. Вот только… – Элайза несколькими штрихами пририсовала человеческие фигуры на берегу. – Даже здесь едва ли я буду одна.

– Тебе так сильно это нужно? – тихо спросила Алисия. – Быть одной.

– Наверное. Или я просто перестала понимать, что мне нужно.

Она отложила рисунок в сторону и легла, опустив голову на колени Алисии. Теперь, глядя сверху вниз, можно было разглядывать ее лицо: похудевшее, осунувшееся, но такое же красивое, как и раньше.

– Может быть, ты просто больше не хочешь сражаться, Кларк, – сказала Алисия. – Может быть, ты просто устала от сражений.

– Может и так.

Она лежала на спине, и золотистые волосы разметались по коленям Алисии, и она погладила их – аккуратно, нежно, не смогла удержаться. Но Элайза как будто не заметила: лицо осталось напряженным, а взгляд – устремленным куда-то вверх.