Текст книги "Я слышу плач за горизонтом (СИ)"
Автор книги: NUna MOon
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 43 страниц)
Удивительно. Я и не могла представить, что оставшись без присутствия Вааса в его лагере, я буду чувствовать такую тоску и опустошенность. Я даже часто вспоминала те редкие моменты, когда мужчина не вел себя как мудак. Нет, это не были воспоминания какой-то влюбленной маленькой девочки. Это всего лишь было тем, чего мне так не хватало в этом страшном месте, при условии, что теперь я знала об этом человеке больше, чем он хотел, чтобы я знала…
А знала я, что слова пирата, которым я так безоговорочно верила все это время, оказались такой же гнусной ложью. И от этого было невыносимо больно…
Какого черта мне было так больно?
Наступила ночь третьего дня. Адэт привычно лежала кверху животом возле подоконника, где было не так жарко, хотя ночи здесь ощутимо прохладные. Я же сидела на полу, припав лопатками к бортику кровати, по-турецки поджав ноги к себе. Ждала. Думаю, не стоит объяснять, кого. До этого пират приходил только в глубокую ночь, ближе к рассвету: сквозь сон я чувствовала за спиной, как пират рухает на матрас и тут же вырубается, даже не ворочась. Утром его уже не было, даже место на постели оставалось холодным. Сколько он спал? Пару часов? Впрочем, по нему это было видно: темные круги под глазами, резкие, нервозные движения, херовое настроение и вечные вспышки агрессии на подчиненных…
Но теперь я его дождусь – больше нет смысла откладывать этот тяжелый для меня разговор. Я не знала, как он отреагирует на мои слова, что он скажет, проявит ли хоть каплю эмпатии или же наоброт – разозлиться и прикажет засунуть язык в задницу, прикажет молча терпеть это все.
Плевать. Пусть мечется, пусть орет, пусть сносит мебель…
Только бы не молчал, как все эти дни.
***
– Чего не спишь, принцесса?
Утонув в своих мыслях, я не сразу заметила, как в комнату зашел главарь пиратов. На секунду мы встретились с ним сонными исподлобными взглядами, пока он не прошел мимо, и я не услышала характерный скрип матраса. Сонливость как рукой сняло, когда я вспомнила, зачем сидела так пол ночи – где-то с минут десять я тупо пялила в одну точку, не зная, с каких слов начать. Вся моя решимость внезапно улетучилась. Ваас же тем временем не подавал признаков жизни, развалившись на своей кровати. Собравшись с духом, я тихо спросила:
– Спишь?
На это последовала затянувшаяся пауза, а затем усталый вздох. Ваас уселся на край кровати так, что его берцы оказались возле моих ног, скрещенных на полу.
– Хотя бы обувь снял…
– Ближе к делу, принцесса, – пират зевнул в ладони и поймал мой удивленный взгляд. – Что так пялишься? По твоей роже очевидно, что ты хочешь что-то спросить. Так валяй, – махнул он рукой, сложив пальцы в замок и опираясь локтями о колени.
Его выжидающий взгляд, прожигающий мою макушку, давал понять, что меня действительно слушают, а покрасневшие белки – что оппонент может вскоре отрубиться.
– Как моя семья? Вы так и не связались с ней?
Я нервно застучала пальцами по холодному полу, каря себя за то, что в нерешимости спросила совершенно не то.
– Нет, даже не стали запариваться.
– И не надо.
– Что это ты так, amiga? Моя принцесса от нас уезжать не хочет?
Не видела лица пирата, но, судя по голосу, он был удивлен и… Доволен.
– Нет, просто… – я растерянно пожала плечами, в одну секунду анализируя всю свою жизнь. – Проведя столько времени на этом острове, я не могла не вспоминать о своем недалеком прошлом. И с каждым днем я все больше понимала, что, видимо… – тяжело вздохнув, я попыталась собраться с мыслями. – Оказывается, мне и не к чему возвращаться, Ваас.
– Неужели мою бунтарку кто-то обижает? – иронично заметил Ваас, вливаясь в разговор.
Он приподнял меня за локоть и усадил возле себя.
– Ни за что блять не поверю в это.
Я усмехнулась: нервы шалят.
– Давай, amiga, я жду твоей исповеди. А то меня уже порядком подзаебало, что ты знаешь обо мне дохуя много, а я о тебе – ни черта.
Еще один нервный смешок. Я пялила в одну точку, мотая головой, и не знала, что блять я должна говорить. Не знала, каково это – делиться наболевшим.
Теперь я еще больше понимала Вааса. Понимала, насколько некомфортно он чувствовал себя во время наших разговоров, когда я затрагивала тему его прошлого.
– Окей, это будет сумбурно и вообще не факт, что понятно… Но я попытаюсь.
Наконец, взяв себя в руки, я начала выстраивать слова в предложения.
– Вообще, родителей своих я не знаю. Биологических родителей. Они отказались от меня еще в больнице, сразу после родов. Причину, кстати, тоже до сих пор не знаю, – пожала я плечами, вновь улыбаясь.
Пошла защитная реакция, пошла родимая…
– Ну да ладно, в любом случае, мне повезло. Наверное… Сейчас не уверена. Меня приняли в другую семью спустя где-то, может, пару месяцев. И как бы поначалу все было хорошо, хотя… Возможно, я просто была глупым и наивным ребенком, который смотрел на жизнь сквозь розовые очки… Не знаю. В какой-то момент… Все стало рушиться…
Уголок губ Вааса дернулся вверх: его забавляли мои намокшие глаза на фоне натянутой защитной улыбки, но вопреки этому он продолжал внимательно слушать. За одно это я была ему безгранично благодарна…
– Мои приемные родители увлеклись бухлом, скажем так. Начались ссоры, скандалы, драки. И с каждым годом мне становилось страшнее, ведь…
Я попыталась выровнять дыхание, чтобы не предстать перед пиратом в роли конченой плаксы, но выходило у меня все равно херово.
– Ведь я тоже начала попадать под раздачу. Причем, это была мать, она всегда была более агрессивна, чем отец… А потом я повзрослела. Научилась давать отпор. И вот тогда насилие… Физическое насилие… Оно надо мной прекратилось.
Я подняла глаза на мужчину, неосознанно ища в его взгляде одобрение. Ища в нем гордость. Гордость за его маленькую девочку, однажды научившуюся постоять за себя, ставшую сильной…
– У меня никого не было, кроме семьи, Ваас…
Пират без лишних эмоций провел пальцем по моей щеке, стирая упавшую слезу. Я не знала, что он чувствовал от моих слов, но мне было достаточно того, что он слушал меня.
– Я столько лет жила мыслями о том, что однажды все наладиться, но… Точкой невозврата стала ночь, когда она в очередной раз напилась и у нее поехала крыша.
В моей голове невольно раздались крики из прошлого – все внутри меня похолодело.
– Ей только нужен был повод вцепиться мне в глотку. Малейшее неповиновение… И она была готова придушить меня там, в этой гребаной ванной… Она чуть не убила меня… Мать, воспитывающая меня всю мою жизнь, чуть не убила меня! Господи…
– Эй, Mary, посмотри на меня, посмотри…
Сквозь тяжелые воспоминания я расслышала успокаивающий голос Вааса. Пират обхватил мою голову руками, припав к ней лбом. Его губы все так же были расплыты в легкой улыбке, а в глазах горело такое до боли знакомое безумие.
– Ты здесь, Mary, ты со мной. Ты – это я, а я – это ты. Смотри, hermana, ты почти отказалась от своего прошлого. Тебе лишь осталось забыть о своих дружках, принцесса, и тогда ты полностью освободишься от его влияния… Но знаешь, в чем прикол, а? В том, что нет у нас с тобой прошлого, Mary, нет прошлого и нет будущего. У нас с тобой, amiga, есть только настоящее. Есть только мы, hermana. Мы оба отказались от семьи и гребаных моральных принципов, оба искали другой жизни, пытались спастись, но посмотри, как низко мы пали.
– Я не хочу возвращаться домой, Ваас… Но это не значит, что я останусь на твоем гребаном острове.
– Именно, Mary. Мы не смогли найти приют на этом острове, amiga, не смогли обрести покой, не смогли найти лучшей жизни и уже не сможем найти, hermana, а знаешь почему? Потому, что остров уже не отпустит тебя, querida, я не отпущу тебя. Ты уже пустила здесь корни, ты приросла к этому клочку земли. Безумие острова уже давно овладело тобой, тебе лишь нужно принять это и жить дальше, amiga, ведь каждый ебаный прожитый день здесь – это, сука, подарок фортуны… Но ты хоть представляешь, что обрела? Раньше твоя жизнь всецело зависила от «близких» тебе людей, которым в действительности было насрать на тебя. Раньше ты была слаба, Mary, не могла защитить себя – ты блять не могла лишить человека жизни даже в тот момент, когда он был готов сделать это с тобой… А все потому, что ты была заперта в этих сраных жизненных рамках, как беспомощная крыса, – злобно выплюнул Ваас, шипя каждое слово мне на ухо.
Однако я знала: его очередная вспышка гнева направлена не в мою сторону, а в свою. Ваас в который раз мысленно провел параллель между нами, невольно узнавая в том напуганном, глупом и наивном человеке, готового на все ради блага семьи, самого себя…
– Общество требует вас сдерживать себя, руководствуется гребаными моральными принципами. Но никто в этом ебаном стаде не говорит вам, почему. Никто не говорит вам, как… А теперь ты свободна, Мария. Ты пришла к истине. И эта истина – я. И поверь, у нас еще будет столько времени впереди, столько великих дел amiga…
Я почувствовала улыбку, тронувшую губы пирата. Улыбку, всегда напоминавшую мне животный оскал. Хищный, азартный, недобрый… Он коснулась моего уха, опаляя щеку горячим дыханием, однако, вопреки жару, тело вздрогнуло, а кожа покрылась толпой холодных мурашек.
– Я покажу тебе, насколько, сука, быстро можно достичь успеха, если делать то, что желаешь, mi querida Maria…
Как много «нас» в его словах. Я слушала его, и мое сердце разрывалось от того, что я знала – пират лжет.
Не было никаких «нас».
– Ты… Ты двуличен, Ваас, – цежу сквозь зубы, а он смеется еще больше.
– Если я двуличен, amiga, то нетрудно догадаться, кто мое второе лицо, а?
Он отстранился, в последний раз проводя ладонью по моей щеке – я же дернулась в сторону, как ошпаренная.
– А вот лица тех, кому ты так доверяешь сейчас, исчисляются десятками, amiga.
– Неужели? – нервно усмехнулась я, пока пират отдходил к окну и поджигал сигарету.
Ваас устроился на подоконнике и посмотрел на меня так, словно заранее знал, что одержит победу в любом споре. Вот только он еще ни о чем не догадывался…
– А как же Сара?
При упоминании этого имени лицо пирата не проявило никаких эмоций, за исключением появления тусклого огонька в глазах.
– Вот ты ничего не рассказывал о том, что не стал отправлять ее видео для выкупа, не стал искать ей покупателя. Ты ничего не рассказывал о том, что хотел оставить ее на острове, в своем лагере, что ты ей чуть ли душу не изливал о ракъят, о своей сестре. Неужели потому, что из нее так же пытались сделать воина?
На этом моменте Ваас заметно помрачнел, медленно затягиваясь и смотря мне в глаза. Теперь он понял, что я обо всем узнала. Я же чувствовала себя использованной наивной дурой: глаза были на мокром месте, но я продолжала держать с пиратом зрительный контакт, потому что блять я все еще наивно желала увидеть в глазах пирата что-то, что скажет мне:
«Да, он открылся вам обеим. Но в тебе он смог разглядеть что-то большее, чем гребаного воина ракъят!»
С каких пор мне было важно это?! С каких блять пор я не хотела делить этого ублюдка с кем-то, делить ни телом, ни душой?! С каких пор во мне проснулось желание быть оставаться для него кем-то особенным, кем-то, сука, значимым?!
– Ты ничего не рассказывал, нет… А вот она все рассказала. Прям там, в горящем здании. Ты ведь видел ее среди ракъят, ты бы ее точно не пропустил глазами… Знаешь, было очень интересно послушать.
– Маша.
Впервые я услышала свое настоящее имя, произнесенное главарем пиратов. Он спрыгнул с подоконника и неспешно направился ко мне, я же удалялась в один шаг вместе с ним. Не хотела. Как же я не хотела, чтобы он прикасался ко мне. Любое его прикосновение теперь расчитывалось моим телом, как чертова фальш…
– ТЫ ВРАЛ МНЕ, ВААС! Врал прямо в глаза все эти дни! Все! – на эмоциях я повысила голос, прикрывая дрожащие губы ладонью. – Ты обманывал точно так же, как и Деннис, и еще смел обвинять его! Ты точно так же пользовался мной, как какой-то запасной игрушкой. Ведь я такая забавная зверушка, так ты говорил, да? Я поняла тебя, на какой-то хер приняла таким, я открылась тебе, Ваас!
– Да, Mary, такой я моральный урод! Что, удивлена, принцесса?
Ваас остановился в паре метров от меня, так же начиная закипать и активно жестикулировать.
– Не нужно быть со мной искренней, окей блять? Если за ложь я тебе язык вырву, то за правду – ты лишний раз не получишь по своему милому личику. Но блять за свою никому в хуй не впившуюся искренность ты не получишь нихуя, ясно, amiga? Я не твоя мамочка, принцесса, и жалеть тебя не собираюсь, Mary! Это не твой любящий дом, сучка, а мой чертов остров блять, и если ты не поймешь это уже наконец, то сдохнешь нахуй от моей пули, окей?!
Он выжидающе смотрел на меня, тяжело дыша от гнева.
– Окей, – сухо ответила я, пожав плечами.
Слезы в один миг словно высохли сами собой.
– Знаешь? Плевать… Мне плевать на то, что ты сделал. У меня только… Будет один единственный вопрос… Почему ты купил меня, а не ее?
Я уставилась на Монтенегро, дав тому шанс сказать хоть что-то в свою защиту. Но кто я такая блять, чтобы он передо мной отчитывался, верно? Ваас молчал, отрешенно рассматривая черты моего лица: либо он не знал ответа, либо же на его языке вертелся только один – правдивый – которым Ваас делиться не собирался…
– Почему я должна гнить здесь до конца своих дней, если все это время у тебя, оказывается, была точно такая же игрушка? И, насколько мне довелось узнать, она тебя своей тупостью и упрямством не бесила, так как я, а? Могу даже поспорить, – нервная усмешка, – ей-то по лицу не прилетало, как мне. С ней ты был поласковей, а?
Ваас приблизился ко мне почти вплотную, а мне лишь оставалось грустно улыбаться, смотря на мужчину снизу.
– Хватит блять хуйню нести, окей? Ты хочешь знать, почему не рассказал раньше? Все просто – не было смысла блять. Я увидел в ней потенциал, в равной степени как и в тебе, amiga. Просто с тобой это произошло намного позже. Сама посуди: мы терпеть друг друга с самого начала не могли, потом ты неделями виляля задницей по моему острову за компанию с этими обезьянами, да еще и твое упрямство и дерзость пиздец как бесили. Так что, amigo, процесс немного подзатянулся… Почему не купил ее? Честно блять? Ни малейшего нахуй понятия, – спокойно ответил пират, пожав плечами. – Не ебу, amigo. Я просто… Так захотел. Тебе просто пора смириться с тем, что если я хочу чего-то – я получу это, Mary… И мне плевать, что из этого выйдет, amiga.
Его ладонь потянулась к моей щеке.
– Не прикасайся! – рыкнула я, перехватив руку пирата.
– Тс-с-с… – улыбнулся Ваас, наклоняясь к моему лицу. – Я не обижу тебя, Mary. Можешь больше не верить мне, но это ебаный факт…
– Пошел ты… – цежу я ему уже чуть ли не в губы, не отводя горящих глаз.
– Я не отдам тебя им, Mary. Даже если придется подорвать храм моей чокнутой сестры и ее свиты. Не отпущу, даже если мне заплатят за это бешеные бабки. Ты…
Пират приблизился до невозможности, припирая меня к стенке.
– …Принадлежишь мне, принцесса. И все зависит от тебя, hermana. Или ты добровольно остаешься со мной…
– Или?
– Или ты еще раз перебьешь меня и ощутишь на своем красивом личике ВСЕ ПОСЛЕДСТВИЯ! – рявкнул главарь пиратов, ударяя кулаком об стену.
Я вздрогнула и вновь подняла глаза на мужчину.
– И все же. Почему я?
Пират отстранился, устало вздохнув, и убрал руки в карманы.
– Мне… Просто интересно, – брезгливо кивнула я, сложив руки на груди.
– Я выбрал тебя, hermana. Надеюсь, это все блять?
Выбрал. Слово-то какое… Словно я была гребаным украшением на аукционе, но никак не живым человеком, способным на чувства и эмоции.
– Выбрал меня, значит… Не поверишь, Ваас. Но Деннис однажды уже сказал мне то же самое, – процедила я пирату в лицо и, обогнув его, быстрым шагом направилась прочь из его комнаты.
========== Way, sadist and death ==========
Shipwrecks – Deep Diamonds (George Georgia)
Надо же.
Теперь, спустя столько времени, будучи обведенной вокруг пальца всеми ублюдками, творящими анархию на этом острове, я могла признаться себе в истинной причине вхождения на путь воина. Этой причиной было…
Желание почувствовать себя нужной.
Не столько нужной себе, сколько окружающим. Хотя бы одному человеку в этом мире…
Маленькому ребенку, застрявшему в глубине моего сознания, не было суждено испытать этого чувства за всю свою жизнь. Он никогда не испытывал тепла матери, никогда не мог не смотреть на этот мир со страхом в ангельски-голубых глазах. В своей жизни он встречал только предательство, только его.
Теперь этот ребенок превратился в чудовище – в моего внутренного зверя, сотканного из боли, недоверия и животного страха.
Ракъят подарили мне возможность почувствовать себя особенной, почувствовать себя нужной, значимой. Но это было иллюзией – я не приняла эту возможность. Ведь с самого начала прекрасно знала, что в действительности, меня всего лишь используют, как и тех, кто был до меня.
Ваас, он…
Я почувствовала, что по-своему нужна ему. Еще в тот день, когда мы все еще искренне ненавидили друг друга. В ту ночь, когда я прочла его, как открытую книгу. В ту ночь, когда мужчина сжимал пальцы на моем горле и цедил о том, что ему не сдалась моя жалость, что он не нуждается ни в чьем сочувствии.
Да, я плохо помню ту ночь из-за одурманивающего наркотика… Но взгляд Вааса я запомнила на всю жизнь. Потому, что никогда не видела его таким…
Впервые я осознала свою значимость в жизни другого человека. Это было… Неописуемо странное чувство. Чувство чего-то неправильного, немного пугающего. Было ли это связано с тем, что в русской рулетке этой жестокой жизни на долю моей привязанности выпал конченый садист? Я не знала ответа, но ничего не могла поделать с катящимися по щекам слезами.
Слезами стыда. Стыда за эгоизм. Все это время моя душа преследовала цель не спасти друзей и даже не отомстить за смерть подруги, а утолить жажду собственной важности.
Слезами обиды. Обиды на Вааса. За ложь, за отлично отыгранную роль. За то, что вывернул мою душу наизнанку и втоптал в грязь. За то, что не оправдал моих же наивных ожиданий…
Слезами того самого ребенка. Одиночества, такого знакомого одиночества…
Не почувствовав на запястье останавливающей хватки главаря пиратов, я быстрым шагом покинула его комнату, громко хлопнув дверью. Слезы предательски покатились по моим щекам, и сколько бы я не утирала их ладонью, тихо матерясь себе под нос, их это не могло остановить. Гребаные эмоции. Чертовы бабские гормоны. Будь оно проклято все!
Темный коридор. Давящая тишина. Быстро спускаясь по винтовой лестнице, я даже не прислушивалась ко звукам на этажах, наплевав на банальную осторожность. Все в тот момент казалось таким бессмысленным. Теперь, когда все точки над i были расставлены, я была готова бежать, бежать с чистой душой, с которой упал огромный груз, и имя этому грузу – выбор стороны, на которой я готова сражаться. Ни ракъят, ни Ваасу я больше не могла доверять, однако первые, в свою очередь, помогали мне в поисках друзей, а потому выбор стороны был очевиден.
Оказавшись на улице, я незаметно проскользнула мимо зевающего охранника, который сидел на деревянном стуле в обнимку с АК-47, морщась от холода. Недалеко от главных ворот я пролезла через давно запримеченную мной дыру в заборе и засела в густой листве. Оставалось только осторожно проползти мимо парочки нетрезвых снайперов, что не составило особого труда, и уже вскоре я добралась до другого конца небольшого острова.
Пирс был пуст. Длинная полоса неба над бесконечным морем вдалеке становилась светлее буквально на глазах. До скольки я ждала пирата в эту ночь? Часов до четырех, а может, он вернулся даже ближе к пяти… И рассвет медленно давал о себе знать этой тусклой желтой полосой над горизонтом.
Я забралась в первую попавшуюся моторную лодку и завела ее – все, как на автомате. И вот лодка уже плыла в сторону острова Рук. Холодный, ночной ветер развевал мои волосы и обветривал намокшее от слез лицо. Морские волны завораживающе пенились и синхронно отдалялись друг от друга под лодочным движением, создавая симметричные узоры. Дикие джунгли, великанские горы и безлюдный пляж становились все ближе и ближе с каждой секундой. Но несмотря на мой побег из лагеря Вааса, я так и не почувствовала себя в безопасности: в этом мире больше нет человека, который защитит меня от невзгод и жестокости людей этого острова.
Одиночество. Вот оно, реальное одиночество, мой главный страх – я посреди бесконечного океана. Что значат эти клочки земли с обеих сторон? Ничего они не значат – они ничтожны в сравнении с этой глубокой, бесконечной пустотой, пожирающей большие корабли и маленькие лодочки. Пустотой, поглотившей мою душу.
Трясясь по морским волнам, я всеми силами старалась не думать о том, что произошло: взглядывалась в черты острова, прислушивалась к шуму моря, к заведенному мотору. Даже мысленно напевала все песни, что знала. И все ради того, чтобы вновь не окунуться с головой в вспоминания о главаре пиратов, о ракъят, о Деннисе, о Саре, не вспоминать ни о чем.
– Господи… – сорвалось с моих губ, и я на миг прикрыла глаза, погружаясь во тьму. – Позволь забыть мне это чувство… Хотя бы на пару минут…
В какой по счету раз я, будучи давно неверующей, произносила имя Господа после того, как ступила на этот проклятый остров? В моих глазах Рук Айленд стал пристанищем для потерянных душ, стал Раем и Адом в лице Великана, чья голова, из легенд ракъят, теперь их остров.
Остров Рук – то место, где тебе остается только молиться. Заранее зная, что никакой Бог тебя не услышит…
Нога ступила на остывший песок, зарываясь в него пальцами. Передо мной предстали темные джунгли и далекие вершины гор, на которые уже упал тусклый рассвет. Как бы мне хотелось полюбоваться им, как бы хотелось протянуть к нему руку…
«Не оборачивайся. Не нужно лишний раз смотреть на этот гребаный остров…»
Тяжело вздохнув, я направилась вдоль берега, пачкая ступни в мокром песке и оставляя за собой маленькие следы, которые тут же смывали морские волны. Совсем скоро я почувствовала на щеке теплое свечение и не выдержала – обернулась, щурясь от выглянувшего клочка солнца.
Не останавливаться и идти. Но куда? После нашего разговора остался такой осадок, что желанием встретиться с Деннисом я не горела. Что Ваас, что Роджерс – оба упали в моих глазах. Хотя кто я такая здесь, чтобы вообще рот открывать, правда? В тот момент не хотелось ничего: ни быть этим чертовым воином, ни носить это татау, ни получить эту гребаную силу…
Я положила курс к особняку Доктора Эрнхарда, к друзьям – единственным отголоскам прошлого, единственным соломинкам, удерживающим меня от безумия этого острова. И хотя наши отношения давно были натянутыми и среди них я бы не смогла найти поддержки и понимания, я все равно предпочла провести эту ночь возле них. Будем честными, дело тут было уже далеко не в дружеской привязанности…
Я боялась одиночества. Боялась остаться одна.
И мой главный страх стал медленно, но верно сбываться…
***
Тихо войдя в пещеру, я проскользнула к горящему костру. Ника в обнимку с Настей посапывали неподалеку на принессенных доком простынях, рядом уместилось трио из Элис, Карины и Анжелы, а Джессика спала чуть поодаль. Сары нигде не было – значит, ночует в Аманаке. Стараясь никого не разбудить, чтобы избежать лишних вопросов и вообще из нежелания разговаривать с кем-либо, я уселась возле костра и протянула руки к пламени, чтобы согреться. Как же тошно было на душе. Я списала такое обилие эмоций на ночную атмосферу: все же в это время все мы становимся чуточку сентиментальней. Ложась спиной к костру, я думала о том, что будет завтра.
А что будет? Завтра я должна буду вновь вернуться к ракъят, как и обещала Саре, встретиться с Деннисом и как ни в чем ни бывало продолжить играть по его правилам.
«Только ради друзей терпи это унижение, Маша, » – вторил внутренний голос, в то время как рука сжимала в кулаке горсть холодного песка. «Не позволяй безумию поглотить твою душу и забыть о твоей первой и единственной цели – покинуть этот остров со всеми, кто выживет…»
Несмотря на жуткую усталось заснуть оказалось куда сложнее, чем я думала. Все те тяжелые мысли, все слова, что наговорил мне сегодня чертов Ваас, откровения Сары, бесконечное вранье со всех сторон – все стало беспощадно лезть в мою голову, буквально сводя с ума.
Я не просто поняла этого безумца. Я приняла его таким, приняла его безумие. Я приняла всех тараканов этого жестокого человека, была искренней с ним, искренней до конца. Даже блять открылась ему, ему – наверное, единственному человеку на этой планете. А сколько пыток и боли я вытерпела из-за этого подонка? Я подвергалась постоянному насилию и психическому давлению. Он накачал меня наркотой, наблюдая и улыбаясь тому, как я неадекватно веду себя. Он был готов трахнуть меня при первой удобной возможности, но даже здесь ему захотелось еще немного поиграть со мной, расстянуть удовольствие, заставить меня саму просить об этом, умолять его – заставить, как последнюю шлюху. Он играл со мной, как с полюбившейся игрушкой, но не как с живым человеком. Он довел Еву, мою самую близкую подругу, которая была мне, как сестра, до самоубийства, перед этим подсадив на наркотики, а затем привез меня «полюбоваться» ее холодным телом, жестоко обвинив в ее смерти. На моих глазах он в два счета промыл мозги Лили, настроив ее против меня, а затем застрелил ее, подобно бешеной псине…
Сколько еще он принес мне страданий?! Я не хочу вспоминать обо всем, что натворил этот ублюдок! Ни один человек на такое не способен!
Я давно смирилась с тем, что однажды поняла Вааса, что встала на его путь и пошла ему навстречу, становясь подобной ему. И сейчас, думая обо всем этом, я уже не карила себя за то, что привязалась к этому моральному уроду. Да, черт, это оказалось гребаной правдой – я действительно привязалась к нему, но до последнего отказывалась признаваться себе в этом… Нет, это не была чертова любовь: такого ублюдка как Монтенегро невозможно любить, да и не за что. Это точно стокгольмский синдром, точно он. Но почему я не ненавижу пирата, даже сейчас, после всего, что узнала? Господи, почему же я не ненавижу его…
Потому что Ваас открыл мне глаза. Он освободил меня. И я приняла его в свое сердце, как спасителя…
Ваас стал единственным, кто понял мое одиночество – я же стала единственной, кто понял его. Пират не хотел меняться, не хотел принимать перемены, пришедшие в его жизнь вместе со мной в качестве воина ракъят, не хотел казаться слабым, ведь любые чувства в его понимании – это слабость. Да, он не хотел этого, но уже не мог отказаться от меня, ведь он разглядел во мне свое прошлое. Увидел в этом юном воине того, кем он был очень давно. Увидел в моих глазах тот же азарт, ту же любовь к своим близким, которым он был вовсе не нужен. Увидел то же желание стать сильнее, желание прославиться и быть значимой. Он увидел всю эту пелену, застилающую мне глаза – пелену, которая когда-то застилала взор и ему. И если поначалу его правила игры были нацелены на то, чтобы открыть мне глаза на лицемерство ракъят, то вскоре он решился кардинально изменить ход игры.
Да, решился, потому что больше не видел выхода: впервые встретив понявшего его человека, он твердо решил, что не отпустит его. И эта маниакальная одержимость приносила мне только муки, впрочем, как и самому Ваасу. Он потянул меня на дно, потянул за собой: он хотел сделать меня подобной ему, сделать из меня такого же потерянного человека, как и он сам. Человека, ненавидящего себя и окружающих, ненавидящего все свое существование. Ваас так долго сгорал в одиночку, что теперь он ни за что не оставит меня в покое. Ведь пока весь мир балансирует, мы остаемся двумя ничтожными точками равновесия.
« – Нет у нас с тобой прошлого, Mary, нет прошлого и нет будущего. У нас с тобой, amigo, есть только настоящее. Есть только мы, hermana. Мы оба отказались от семьи и гребаных моральных принципов, оба искали другой жизни, пытались спастись, но посмотри, как низко мы пали…»
Мы.
«Нас» было так много в его речах, сколько их помню. А я помнила все, что говорил Монтенегро: имели его слова особенность хорошо запоминаться и заставлять задумываться… И что с нами стало? Что стало со мной? Теперь я лежу на холодном песке, утирая запястьем вновь подступившие слезы, как в конченой Санта-Барбаре, и стараясь не разбудить тихими всхлипами остальных девушек. И все из-за этого бесконечного одиночества среди сотни людей вокруг…
Ревность. Предательство. Обида. Ущемленная гордость.
Ваас.
Бездушный ублюдок, который наплевал на все.
От одной только мысли, что все то время, что Сара провела в его лагере, он так же открывался ей, так же защищал ото всех, так же гладил по волосам, так же целовал, я сходила с ума, а к горлу подступал ком. Мне было настолько больно, хоть волосы на голове рви. И я бесилась: сколько раз мне прилетало по лицу, сколько пыток и боли я вынесла из-за Вааса. А Сара? Судя по ее словам, пират не особо отыгрывался на ней.
Почему? Почему мне приходилось терпеть это бесконечное насилие и унижения, но вопреки этому я оставалась искренней с этим ублюдком, в то время как Сара не питала к пирату ни капли того, что чувствовала я, и тем не менее не страдала, подобно мне? А может… Так это и должно работать?
Я бы отдала все, что у меня было и что еще будет, лишь бы не переживать всего того, что произошло между мной и главарем пиратов. Отдала бы все, чтобы вернуться почти на два месяца назад и не решиться стать воином…
Тогда Монтенегро никогда бы не выбрал меня в качестве своей зверушки, не стал бы моим ночным кошмаром, не стал бы частью моей гребаной жизни на острове. Я бы не узнала его прошлого, не приняла его безумие и не страдала бы так от его маниакальной зависимости ни физически, ни душевно. А при первом же случае, когда меня поймали, Ваас пустил бы мне пулю в лоб, и весь кошмар закончился.
Раньше я так боялась этого… А теперь мечтала об этом. Мечтала не ступить на путь воина. Мечтала не пролить столько крови. Мечтала не встретить безумие во плоти.
Мечтала, чтобы когда-то тогда на моем месте оказался другой человек.
Сара.
Нет, я не ненавидела ее, не презирала, не злилась на нее. Она ни в чем не была виновата. Так же, как и я. Мы обе встали на путь воина ради того, чтобы спасти друзей. Мы обе встали в ряды ракъят потому, что, к сожалению, нам единственным хватило на это смелости и… Скорее всего, отчаянной глупости. И однажды мы обе встретили Вааса Монтенегро, чье безумие и харизма были способны растоптать в наших душах мораль и человека…
Вот только у пирата получилось сломать только меня. Почему? Не думаю, что Сара, несмотря на свой твердый характер, смогла бы стойко вынести давление такого влиятельного и эмоционально-нестабильного человека, как Монтенегро. Скорее всего, у Вааса просто-напросто были другие планы на Сару, но вот какие, я и понятия не имела. Да и имело ли это значение, если моя жизнь и и так повернутая психика рушились буквально на глазах?
