Текст книги "Я слышу плач за горизонтом (СИ)"
Автор книги: NUna MOon
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 43 страниц)
– Сука, Mary. Сколько же от тебя проблем, мелкая засранка! – наконец негромко выругался пират.
Спустя мгновение я почувствовала, как перестаю ощущать землю под ногами: я за доли секунды оказалась перекинутой через плечо мужчины, что, естественно, не могло остаться не прокомментированным мной.
– Отпусти меня! Я же сказала, я останусь здесь! ВААС!
Если бы не майка на пирате, я бы исцарапала ему всю спину. Я правда всем сердцем не хотела покидать Еву, седьмое чувство выло о том, что ничего хорошего из этого не выйдет. А гребаный ублюдок в лице Монтенегро этого либо искренне не понимал, либо ему было просто плевать на человечкие муки. Скорее всего, дело было во втором.
Ваас скинул меня на переднее сидение и, предчувствуя мое рвение вырваться из машины, тут же преградил мне путь, берясь за бортик машины и склоняясь ко мне, от чего я невольно запрятала голову в плечи.
– Сиди и не рыпайся. Еще один такой вброс, и я всех твоих любимых дружков, которых ты так рвешься спасти, выставлю в ряд в ебучем алфавитном порядке, накину им мешки на голову и буду отстреливать одного за другим, по очереди, просто так. Окей?
Такой аргумент смог меня угомонить: я тяжело вздохнула, отводя раздраженный взгляд от пирата. Дверь с моей стороны сильно хлопнула, так как мужчина вложил в этот жест всю накопившуюся злобу. Когда же Монтенегро занял водительское сидение, все, что я могла сказать ему, было негромкое, но искреннее:
– Какой же ты ублюдок…
– Ты такого стоишь, – усмехнулся мужчина и завел мотор.
***
Оказавшись в ненавистном мне лагере вновь, я была благополучно заперта в комнате главаря пиратов, в ожидании тяжелых новостей о состоянии Евы. Здесь я до второй половины дня плавилась от жары, что поднялась над островом, задыхалась от сухости воздуха, ибо пират был убежден, что я действительно могу попытаться сбежать из окна, несмотря на то, что его покои находились этаже так на пятом или шестом. Главарь пиратов без зазрения совести и капельки милости оставил меня здесь на весь день, плотно закрыв окна, настолько плотно, что моему ослабевшему от голода и нервов организму не удалось отпереть их.
Виновник торжества исчез на весь день, не оставив ни следа, ни малейшей информации о том, куда он смотался и как долго его не будет. Однако в этот раз я ждала этого ублюдка с нетерпением, обойдя по всему периметру его хоромы раз десятый: только он мог предоставить мне новости о моей подруге, поэтому я каждый раз с замиранием сердца бросала взгляд на входную дверь, стоило за ней послышаться чьим-то шагам. Но единственным, кто пришел за эти несколько часов, был незнакомый мне на лицо пират: он принес мне тарелку с супом и удалился, попутно с опаской пропустив в комнату большую кошку. Я приступила к трапезе, настороженно проследив за траекторией Адэт, но тигрица даже не взглянула на меня – она медленно и грациозно прошла к своему любимому месту у подоконника, где было чуток прохладнее.
Так как я понятия не имела, сколько мне еще так просиживать задницу, я решила отвечься от тяжелых мыслей банальным чтением: я давно заприметила небольшую стопку книг на столе пирата, и мне стало интересно, что же его привлекает в литературе. Триллеры? Детективы? Психологические романы? А может, что-то научное или наоборот – из области фантастики? Я рассмотрела каждую книгу: все они были уже довольно старые, с пожелтевшими или выцветшими страницами, где-то они и вовсе были вырваны «с корнями». Возможно, эти книги изначально принадлежали вообще не Ваасу, а кому-то из его пленников, самых первых пленников, которых он осадил лет 8-10 назад, а заинтересовавшие его внимание произведения решил оставить себе. Но это было лишь моим предположением, от которого кстати холодок пробегал по коже: насколько нужно быть двинутым на голову, чтобы хранить вещи убитых тобой людей, спать возле них, смотреть на них каждый день и даже мысли не допустить, чтобы убрать их в какой-нибудь заброшенный чулан или попросту выкинуть, ведь они явно напоминают тебе о тех людях, которые со страхом смотрели тебе в глаза перед самой смертью…
«Ладно. Хватит лирики».
К сожалению, интересы главаря пиратов мне не было суждено узнать, ведь все книги были написаны на испанском языке, одна так вообще являлась творчеством французкого автора.
– Вот же полиглот, – усмехнулась я, пытаясь прочесть то, что написано на переплете толстой обложки, и попутно вспоминая о навыке Монтенегро пиздеть на стольких языках.
И я не могла не признаться себе в том, что в этом пират был мастером своего дела и что за такое умение его можно искренне похвалить. Единственной доступной для моего понимания книгой было какое-то произведение Стивена Кинга на английском языке, поэтому его я и взяла в охапку, чтобы рухнуть на постель пирата и погрузиться в захватывающий, пускай и мрачный, мир знаменитого писателя. Слово через слово я как-то понимала, о чем там было написано, суть была ясна, но атмосфера происходящего в главах никак не погружала в себя, так как у Кинга довольно сложный язык, особенно для тех, кто не является прирожденным носителем английского, в том числе и для меня.
– Адэт? Кс-кс-кс, – спустя какое-то время позвала я тигрицу.
Та подняла на меня свою полосатую морду, с интересом впившись в меня глазами и навострив большие кисточки ушей.
– Вот скажи, скоро придет твой мудак-хозяин? Я помираю от жары, – простонала я, обмахиваясь неинтересной, как оказалось спустя час чтения, книгой.
Тигрица только махнула хвостом, кладя голову на пол и периодически посматривая на меня исподлобья. Я вернулась к чтению и уже вскоре подобралась в главе, где были подробно описаны тела мертвых людей: цвет их кожи, запах из распахнутых ртов и их бездушный взгляд… В тот момент я убедилась, что читать эту книгу было не самой лучшей идеей, учитывая те опасения, которые меня так гложили на протяжении всего дня…
– Я больше не могу думать о ней! – вновь простонала я, отбрасывая книгу на кровать, и запустила пальцы в волосы, вспоминая о холодном, бездыханном теле Евы.
– Я схожу с ума…
Я откинулась поперек кровати, свесив голову с ее края, и тут же почувствовала, как кровь приливает к голове, делая мое состояние еще хуже. Но я пролежала так до пика, до самой точки кипения, пока не ощутила, как что-то мешает мне нормально вздохнуть – это был пузырек алой крови, который уже был готов вытечь из носа. Только тогда я пришла в себя и неспешно перевернулась на бок, возвращая голову на покрывало, и быстрым движением вытерла ладонью кровь из носа, чтобы, не дай Бог, не испачкать выцветшую простынь пирата. В противном случае, отборного трехэтажного мата и дальнейших шуток про ПМС со стороны Монтенегро было бы не избежать.
– Чертова мазохистка…
Судя по положению солнца, было около пяти часов вечера. Я почувствовала, как меня клонит в сон, и стоило мне опустить тяжелые веки, как я тут же провалилась во тьму. Последним, что я увидела, были внимательные желтые глаза тигрицы.
***
Gustavo Santaolla – All Gone (Seasons)
Старая заброшенная хижина посреди глубокого леса. Пружинная кровать без матраса, выкрашенная в зеленый цвет, опрокинутая табуретка с потрескавшейся краской, пыльные тумбы и стол с порванной клеенчатой скатертью в крупную клетку. В лицо бросился белый свет, исходящий от большого открытого окна. Дневной свет был настолько ярким, что разглядеть что-либо на улице оказалось невозможным.: словно сама хижина существовала в параллельной реальности. Однако я отчетливо слышала за ее пределами звуки дикой природы: завывания ветра, шелест листьев, трели насекомых и порой даже пение птиц. В хижине отсутствовал выход на улицу: никаких дверей, щелей, пролазов.
Я осторожно прошла вглубь комнаты по древесным скрипучим, мокрым от влажности воздуха половицам. Деревянные стены хижины, уже поросшие в отдельный углах мхом, были освещены источником белого света. Оказавшись возле стола, я легонько провела пальцами по клеенчатой скатерти, рассматривая на ее порванной ткани следы от больших когтей и засохшие капли крови, слившиеся с цветом клетчатого узора…
Словно по щелку пальцев в голове отдало такой резкой болью, словно мозг разорвался на тысячи маленьких частей, и я услышала искаженный в пространстве и времени голос Денниса Роджерса.
– Джунгли говорят через война… Путь ведет к сердцу джунглей… Следуй по пути…
Где-то эхом отзывались эти слова, снова и снова. Через доли секунды я вновь зашипела от боли и схватилась за волосы, вновь ощутив появившуюся головную боль. Пульсации мозга отдавали в самые виски, в ушах раздавался громкий звон и писк, но даже этот звук не мог заглушить голос Денниса в голове. Он называл несвязанные между собой слова, настолько быстро, что я не успевала улавливать суть того, что он хочет донести до меня, он произносил их то громко, то тихо, сливался вместе с долго не проходящим эхом от его предыдущих слов, и это просто сводило меня с ума. Хватаясь за уши, со скрипом зубов я с трудом поднялась с колен и отошла подальше от гребаного стола.
Голос темнокожего тут же оборвался на полуслове. Воцарилась тишина: такая необходимая мне в ту минуту тишина. Тяжело дыша, я неуверенно убрала ладони от ушей. Я настолько была рада этой гробовой тишине внутри себя, что не сразу расслышала за окном все тех же поющих птиц.
Я еще раз оглядела помещение – белый свет из окна падал по середине комнаты, отчетливо вырисовывая в воздухе витающие крапинки пыли. Все здесь осталось неизменным, но теперь не выглядело таким безопасным, как минуту ранее. Что-то внутри не давало покоя, в душе нарастала паника, а седьмое чувство подсказывало не расслабляться. И тут я автоматом подняла голову вверх – на обвалившемся потолке, сквозь щели которого пробирались белые лучи с улицы, растекалось темно-алое пятно, словно там, на крыше, лежала чья-то туша, и ее кровь стремительно сочилась в хижину. Я ошарашенно впилась глазами в это разрастающееся с каждой секундой пятно крови и не могла пошевелиться. С потолка упала первая капля, упала прямо мне на щеку, и я со вскриком шарахнулась в сторону, вытирая ее тыльной стороной ладони.
– В этом… Райском аду… – вдруг раздался со стороны окна хриплый голос Вааса. – Нет места живым душам…
– Успокойся, Маш. Это просто сон… – дрожащими губами прошептала я, не отрывая взгляд от белого света. – Просто такой же ненормальный сон из тысячи таких же, где тебе слышатся голоса из прошлого. Блять, как же стремно…
Решившись подойти к окну, за которым царилась полнейшая неизвестность, я с опаской остановилась в паре метров от него, прислушалась – помимо шелеста листьев и гула ветра я расслышала чьи-то приближающиеся шаги. По звуку они были шаркающие и неровные, словно тот, кто двигался к моему окну, не мог ровно устоять на ногах. Я прищурилась от света и невольно подступила на шаг ближе, чтобы рассмотреть хоть что-то за пределами хижины…
Внезапно все звуки сошли на нет.
Не успела я осознать это, как на окно навалился обезумевший человек – я с диким криком отскочила назад, чудом успев увернуться от его протянутой руки, и вжалась в стену, трясясь всем телом. Я оцепенела от ужаса, как только узнала в этом человеке Денниса. Он размахивал когтистыми руками, на которых набухли сотни фиолетовых вен и капиляров, словно он пытался добраться до меня, но перелезть через окошко не мог. Темнокожий обернулся бледным, мертвым цветом кожи. Она была покрыта незажившими рубцами, укусами и кровоточащими ранами. У этого монстра, по-другому его назвать было нельзя, были абсолютно пустые глазные яблоки. Деннис рычал, плеваясь слюной, как шакал, и клацал окровавленной челюстью, царапая то древесину стены под окном, то воздух перед собой.
– Д-Деннис, – шепнула я сама себе, прикрывая рот рукой. – О… О, Господи…
***
Я проснулась в холодном поту.
«Чертов Стивен Кинг…»
За окном был поздний вечер, шумели пираты Вааса. Последнего же в комнате до сих пор не было, хотя окна на улицу уже были открыты, и спальню наполнял свежий морской воздух, а занавески плавно струились по полу. Я присела на край кровати, пытаясь отдышаться, Адэт тут же напряглась, быстро вскинув голову, но поняв, что мои резкие движения не являлись попыткой побега, успокоилась. Когда замок входной двери щелкнул, и в комнату зашел главарь пиратов, тигрица покорно проводила его взглядом до самого подоконника, на который Ваас по-хозяйски уселся, доставая пачку сигарет.
– Ну надо же, – усмехнулся он, доставая зажигалку. – Принцесса соизволила проснуться… А чего мина такая занудная? Оленёнку кошмары снятся? – наигранно взволнованно спросил пират, получая мой раздраженный взгляд исподлобья.
Я с удовольствием представила, как толкаю его с этого гребаного окна, и его внутренности размазываются по холодной земле… Вот только столкни я чудом Вааса в действительности, и с его смертью у меня проблем станет в десять раз больше.
– Вы, женщины, так забавно злитесь, – уже не так натянуто улыбнулся он, выпуская дым изо рта и опираясь локтями о свешенные с подоконника ноги. – Не знаю, конечно, каким конченым долбоебам кажутся ваши надутые губки чем-то милым, но понять их наслаждение вашими недовольными личиками я еще могу.
Я промолчала.
– Моя сестра, – понизил голос пират, словно говорил о чем-то секретном и сокровенном, стирая с лица улыбку. – Не такая, как другие женщины. Она размышляет не как вы, не примитивно. Ее действия невозможно предугадать, ваши же – любой раскусит в два счета… Ведь всем известно, кто по своей сущности женщины на самом деле, мм? Вы еще страшней в гневе, чем мужчины. Вы не воюете в открытую, нет, вы, сука, как хитрые лисицы, строите козни за спинами своих врагов, нападаете с тыла, пуская в ход когти, и действуете скрытно, без огласки, чтобы никто не раскусил ваши замыслы. Все просто, Mary, – пожал плечами Ваас, вновь затягиваясь и с прищуром пробежав по моему лицу глазами. – Вы, женщины, – по натуре просто лицемерки. И прекрасно этим пользуетесь. И это похвально. Не, реально похвально, amiga. Как говорится, на войне все средства хороши.
– Так говорится про любовь, Ваас, – ответила я, уводя усталый взгляд в сторону.
Пират вновь затянулся, задерживая дым в легких, и продолжил, смотря куда-то перед собой.
– Вот, принцесса… Я же говорил. Вы все одинаковые. Все думаете только об одном, у вас больше нет других целей в жизни. Любовь… – процедил пират, словно пробуя это слово на вкус.
Было непривычно слышать это слово из его уст.
– Почему вы все так гонитесь за ней? – спросил Ваас, поднимая на меня глаза, в которых читалось искреннее непонимание.
Я внутренне растерялась, не зная, что ответить. Вообще, в те редкие минуты, когда Монтенегро проявлял человеческие чувства при воспоминаниях о семье, я в принципе не знала, как реагировать на его слова.
– Это же… Так бесполезно, Белоснежка. Подумай сама: любовь делает вас такими слабыми. Вами можно манипулировать и потакать, давать пряник и тут же бить хлыстом, определять и указывать ваше гребаное место. Сколько не посмотришь этих ебучих голливудских фильмов: везде любовь приносит только страдания. Хах… А ведь вам, лицемерным мазохисткам, это, сука, и нужно… – он по-турецки согнул одну ногу, кладя ее на подоконник, чтобы периодически выглядывать в окно. – Все женщины ревут из-за любви, но все женщины мечтают ее обрести. Не находишь это странным, Mary?.. Ах да, извини, забыл. Ты ведь одна из них, – усмехнулся пират.
– «Одна из них», – раздраженно процитировала я. – Чертов сексист…
– Не, amiga, я вовсе не сексист. И я не ненавижу женщин… – усмехнулся пират и вновь обернулся к окну, когда с улицы донесся гогот его подчиненных. – Я ненавижу всех людей. Этому есть термин, а?
С улицы доносились голоса пиратов и лай псов. Играла музыка: классическая, мать ее, музыка. Кто это был: Бетховен? Моцарт? Я не разбираюсь… Но что-то было в ней такое несвойственное всем этим людям и одновременно что-то очень близкое им. В особенности Ваасу. С минуту мы просто молчали, даже не смотря друг на друга. Пират курил, глядя на улицу, я же комкала между пальцев белую простыню. Каждый думал о чем-то своем…
– Так что насчет твоей сестры? – подала голос я. – Раз ты считаешь всех женщин такими однотипными, то чем она отличается от нас?
Ваас ненадолго задумался.
– Знаешь, Mary, я скажу тебе чем. Она – полная противоположность тебя, – снисходительно улыбнулся пират, разворачиваясь ко мне.
Я непонимающе подняла бровь: было по правде интересно послушать про семью Монтенегро, пока он был настроен говорить о ней, ведь пират далеко не всегда откровенничал ни со мной, ни с кем бы то ни было еще.
– Я знаю все твои действия наперед, принцесса, ведь ты очень предсказуема, а вот она – нет – это раз. Я всегда знаю, что ты чувствуешь, как бы ты ни пыталась это скрыть, в особенности твой страх. Я вычислю его даже с закрытыми глазами, amiga. Моя же сестра отлично блять прячет свои эмоции за маской. С самого, мать его, детства я так и не смог научиться читать ложь в ее глазах – это два. Ну а три: я верчу тобой, как мне это угодно, заставляю тебя делать то, что нужно мне. Но ее – не заставит никто, Mary. Никто, даже я… А знаешь почему все так вышло, Mary?
Он дал мне несколько секунд на размышления.
– Потому что в отличие от нее ты не освободилась от гребаной любви, amiga. Ты слаба. Ты просто белая засранка с материка, выросшая в окружении любви и нежности блять, не знающая ни боли, ни чувства предательства. Ты не знаешь, что такое жизнь, реальная, сука, жизнь.
Внутри что-то кольнуло в самое сердце. Было обидно слышать такие слова от чужого человека, ведь мужчина и понятия не имел о том, какой на самом деле была моя жизнь до приезда на Рук Айленд…
Но я промолчала, не стала идти на контакт. Ведь если за столько лет я даже самой близкой подруге не решилась излить душу, то Монтенегро не был даже последним в этом списке.
Он был никем…
– Моей сестрице похуй на всех. Она пользуется людьми, а не привязывается к ним… Ты все еще не освободилась от любви к своим дружкам – людям, которым ты на самом деле нахуй не сдалась, которым поебать на твою любовь, Mary. Ведь переверни ебучая судьба все по-другому, и окажись кто-либо из них на твоем месте, и тебя без сомнений бросили бы гнить здесь, в моем лагере, а сами спасали бы свои шкуры. Ты думаешь, это я хочу сломать тебя? Я изо дня в день делаю тебя слабее? Но, amiga, будем честными, окей? Тебя убивают они – заставляют постоянно думать о себе, вызывают в тебе чувство вины, делают из тебя марионетку в руках других людей, Mary, таких как я! – повысил голос пират и вдруг спрыгнув с подоконника, размахивая руками. – Ведь за их, сука, никчемные жизни ты блять жертвуешь собой! КАКОГО ХУЯ ТЫ ТВОРИШЬ, А?!
– Ты видишь в любви только слабость! – взрываюсь я в ответ. – В этом твоя проблема. Поэтому ты так боишься ее, да, Ваас? Не любви, нет – своей сестры. Ведь она бездушная, а потому для нее ничего не представляет угрозу? Угадала? – с прищуром впившись в пирата требовательным взглядом, спросила я.
Я намеренно дала ему несколько секунд на ответ, но тот упорно молчал, сверля меня нечитаемым взглядом.
– Ты никогда не задумывался над тем, что, если любовь взаимна, она может горы свернуть? – уже спокойнее спросила я.
– Прикол в том, существует ли она вообще, принцесса? – усмехнулся пират, словно я выглядела в его глазах наивной и неопытной дурочкой. – Ты правда веришь в то, что существуют люди, которые примут все твои грехи, рано или поздно не откупятся от тебя?
– Да! – поспешно кивнула я, разводя руками. – Да, Ваас, это так! И мои друзья тому подтверждение. Ты не можешь ничего судить ни обо мне, ни о них и выдавать это за горькую правду. Что, очередная попытка надломить во мне что-то? Лишить меня надежды, цели, смысла жизни или еще чего? Забудь.
Ваас тихо рассмеялся, склонив подбородок к груди.
– Ни черта ты обо мне не знаешь, Ваас… – раздраженно процедила я, прожигая дыру в пирате.
Мужчина резко замолчал – с минуту он вглядывался в черты моего лица, пронизывал насквозь, заставляя мурашки пробегать по моему телу…
До тех пор пока уголок его губ не дрогнул.
– Я смотрю на тебя и вижу себя, – вдруг произнес главарь пиратов, как-то грустно улыбнувшись. – Того, кем я был когда-то о-очень давно…
Его слова и взгляд, в котором впервые за тенью хладнокровия и похуизма промелькнула жизнь, в котором я наконец-то лицезрела настоящие, истинные эмоции, выбили меня из колеи. Мое сердце словно остановилось от того, каким я его увидела в тот момент.
– Мы с сестрой абсолютно разные. Знаешь, немного странно это признавать, но поэтому мы так похожи, Mary. Мы с тобой… Ох, ты снова злишься, Mary. Я понимаю, ты злишься. Злишься на мои слова, потому что отказываешься в них верить. Отказываешься верить в то, что на самом-то деле твои близкие всю твою жизнь не чувствовали к тебе ничего того, что ты испытывала к ним. Окей, я понимаю. Понимаю… Ведь без семьи кто мы блять такие? Когда-то я так же был готов на все ради сестры. Я убил впервые ради сестры… – произнес он охрипшим голосом, потирая переносицу. – Но этого, как видишь, этой суке было мало! – развел руками пират, словно говоря, мол «Посмотри, где я из-за нее! Посмотри, кем я стал!».
– Твою ж… – сорвалось с моих губ.
Я невольно свела брови и увела взгляд, чувствуя горечь в душе. Пират хмыкнул, устало махнул руками и уронил их на колени, откидывая голову на оконную раму.
– Н-нет, у нас не может быть ничего общего… – замотала я головой, чтобы отогнать навязчивые мысли, словно хотела убедить в этом не пирата, а саму себя. – У нас с тобой, Ваас, нет нихера общего.
Я отказывалась верить в то, что имею хоть что-то общее с этим человеком.
– Если ты попадешь в руки моей сестры, то вскоре станешь такой же, как и я, принцесса. Не нужно тебе проходить через все то, через что прошел я. Да даже если ты так веришь в искренность твоих дружков! – повысил голос пират, когда я открыла рот, чтобы возразить. – Поверь, они не стоят того… Ты встала в ряды повстанцев, начала ставить мне палки в колеса. Ты блять убивала людей, моих, сука, людей. И еще называла меня бездушным ублюдком, стыдила блять, упрекала!.. Но, несмотря на все это дерьмо, ты все еще не ебучий воин, perra, запомни это, – процедил мужчина, бросив на меня испепеляющий взгляд. – И только поэтому ты сейчас жива и сидишь в ожидании покупателя, а не гниешь в земле с простреленной черепушкой, как те десятки таких же верных псов моей сестры… И знаешь? Я рад, что остановил тебя от ошибки, Mary, – вздохнул пират, но голос его все еще был достаточно твердым и убедительным. – И не позволил моей долбанутой сестре заполучить очередную марионетку. Пускай ты меня никогда и не поймешь.
– Да, Ваас, не пойму. И никогда не прощу тебе то, что ты выбрал для меня в качестве альтернативы… – процедила я, сжимая белую ткань.
Слезы были готовы навернуться на глаза при мысли, что уже утром за мной приедет покупатель. Что уже гребаным утром я полечу в неизвестном направлении навстречу рабской, развратной жизни. В свои 20 лет. Я ненавидела Вааса. Да, ненавидела. Он превратил мою жизнь в кошмар. И не собирался его прекращать.
– Я ненавижу тебя, Ваас, – уже не так эмоционально произнесла я, поднимая глаза на мужчину. – Просто помни об этом, когда будешь думать обо мне.
– С чего ты решила, что я стану думать о тебе, amiga? – усмехнулся пират.
– Ну ты же сам сказал: «Мы так похожи…» – с сарказмом ответила я, но голос мой звучал вполне серьезно. – Я без понятия, что произошло тогда между вами: кто из вас прав, кто виноват, да и не мне это судить… Зато я знаю, где ты теперь, среди кого и кем стал из-за сестры, – не скрываю своей неприязни. – Знаешь… Сейчас ты стал похож на нее. Она обрекла тебя на такую жизнь, полную насилия, наркотиков и убийств. Чем ты лучше ее? – без упрека спросила я, стараясь не смотреть на мужчину, не замечать его эмоций.
Главное – высказать все, что я думаю о нем. Ведь утром у меня такой возможности уже не будет…
– Ты делаешь это каждый день, с сотнями людей, продавая их в рабство. Да, возможно, они достойны такой участи… А ты был достоин? – подняла я глаза на Вааса.
Но пират ничего не ответил, продолжив смотреть на меня, и в темноте я не могла разглядеть выражение его лица. Мне стало так горько на душе от его молчания, и я не сдержала печальной ухмылки.
– Видимо, достоин. Раз я так похожа на того, кем ты был раньше, и тем не менее ты благополучно обрекаешь меня на жизнь подобную твоей.
В последнее слово я вложила все отвращение, которое накопилось во мне за эту неделю. Отвращение к Ваасу, его действиям, его образу жизни. Ко всему, что связано с ним. И мне было горько осознавать, что за эти дни, проведенные на острове, во мне зародилась частичка его безумия, пускай он ее и оборвал и был горд этим.
Монтенегро выдержал паузу, о чем-то задумавшись, и вдруг спрыгнул с подоконника, сложив руки в карманы и направившись ко мне неспешным шагом. Я напряглась всем телом, но с кровати не поднялась, продолжая восседать по-турецки и делая вид, что не боюсь его непредсказуемых действий.
«– Я почувствую твой страх с закрытыми глазами, amiga,» – вспомнились мне недавние слова главаря пиратов, и я сжала челюсти.
– Хочешь заставить меня испытывать чувство ебучей вины, Mary? – грозно процедил он.
– Хочу, – без сомнений ответила я.
Главарь пиратов остановился напротив и пристально посмотрел на меня сверху вниз, наклонив голову чуть в бок. От этого взгляда стало не по себе. Да, именно этим взглядом он посмотрел на меня в день нашей первой встречи, именно им он приструнял всех вокруг в моменты нахлынувшего безумия, именно им он приветствовал любого «гостя» на своем острове. При виде моей очередной попытки держаться стойко перед ним, у пирата загорелись глаза, и страшнее всего было то, что я не знала, чем именно они горели. В этой вечерней тьме они казались пустыми и глубокими, черными, нежели изумрудными…
Ваас сделал пол шага вперед и наклонился, резко схватив забинтованными пальцами мой подбородок. Я хотела было как-то вырваться, оттолкнуть его руку, огрызнуться, хотя бы каким-то образом воспротивиться, но что-то меня останавливало. Расстояние между нашими лицами в одно мгновение стало до неприличия ничтожным.
– А еще чего бы тебе хотелось, Mary? – прошептал он, и я почувствовала приторный запах алкоголя.
Ваас снова приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но внезапный стук в дверь заставил его опомниться. Я сморгнула, словно прийдя в себя, и шарахнулась в сторону, отталкивая ладонь пирата, тот проигнорировал этот жест, оборачиваясь ко входу, и лицо его приняло деловое и даже угрожающее выражение.
– Входи давай, заебал, – громко произнес он.
– Босс! – в комнату забежал молодой пират, без майки, но с красной банданой на голове. Он был взволнован и плохо формулировал предложения. – Извините, что помешал. Но дело пиздец срочное!
– Так не тяни кота за яйца, amigo.
– Ракъят перехватили грузовик с пленными. Никого из наших там не осталось в живых. Скорее всего, это был план Денниса. А сейчас он направляется сю…
– Окей, это все? – вдруг перебил главарь, и я бросила на его спину испепеляющий взгляд.
«Этот ублюдок не хочет говорить при мне о Роджерсе. А если это как-то связано с тем, что ракъят хотят спасти меня?»
– Еще Эрнхардт прикатил с нашими патрулирующими. Говорит, ему нужна… Вон эта, – мужчина кивнул на меня, словно до этого даже не замечал моего присутствия.
– Окей, завались. Вечно с вами, идиотами, одни проблемы!
Ваас дал жест рукой, что слушать больше не собирается. Затем он сухо бросил себе за спину, махнув в сторону выхода.
– Все, пиздуй, принцесса. Папочка занят.
Он подозвал пирата к окну, чтобы обсудить дальнейшие действия, в которые меня посвящать, естественно, никто не собирался…
Потупив взгляд, я пулей вылетела из его чертовой комнаты и быстро покинула здание. Напротив выхода маячил то в одну сторону, то в другую патрульный пират – увидев меня, он подошел, чтобы помешать мне рвануть в сторону. Но вовсе не бежать я хотела в тот момент.
– Где Эрнхардт? – остановила я его вопросом.
Пират опешил, удивленно взглянув на меня, затем бросил взгляд на верхний этаж, скорее всего, на окно главаря пиратов, и черты его лица тут же смягчились. В то же мгновение я почувствовала на затылке взгляд его гребаного босса, попутно проклиная все его существование…
– Пошли, – бросил он и кивком указал направление, зашагав в сторону главных бетонных ворот.
Быстрым шагом мы добрались до центральной площади.
– Где док, мужик?
Я вздрогнула от басистого голоса своего конвоира, стоило ему обратиться к сидящему у ворот пирату. Тот указал на недалеко расположенную хижину, где, по его словам, они разместили алхимика.
– Ему кстати девчонка была нужна вроде, – добавил он, кивнув на меня, и достал пачку сигарет.
– И без тебя знаю, идиот, – выплюнул охранник и вновь кивнул мне в знак того, чтобы я следовала за ним.
Дойдя до хижины, пират остался ждать меня снаружи. В спешке я ворвалась в хижину, закрыв ее с громким хлопком. В комнате я увидела дока. Он сидел за небольшим столом, понурив седую голову. В помещении были только мерцающая лампа, стол и два стула по обе его стороны. Я аккуратно встала напротив стола и позвала Эрнхардта.
– Доктор Эрнхардт…
– А… О, Мэри, девочка, садись, садись! – док очнулся, поспешно встал со стула, указывая мне на другой, тот, что стоял с моей стороны. – А я вот… ждал тебя… ты садись…
– Да нет, док, я постою. Правда, постою… – неуверенно произнесла я, разглядывая непонятное выражение лица старика. – Доктор Эрнхардт, что с Евой? Вы ведь приехали, чтобы сказать о ней? С ней все хорошо? Она жива? Ну же…
Пока я заваливала старика глупыми вопросами, он нервно ходил из стороны в сторону за противоположным концом стола и сжимал кулаки. Ему было нехорошо: он нервничал, лоб блестел от холодного пота, кисти поддрагивали, а глаза бегали по полу. Я замолчала, перестав давить на старика своим нетерпением. И тогда мужчина собрался с мыслями: глубоко вздохнул, неуклюже снял очки с ушей и повесил их на шею, сфокусировал взгляд и повернулся ко мне. Мы стояли как в каком-то детективном фильме: хижина выглядела как чертова комната допроса.
– Мэри, ты… – неуверенно начал Эрнхардт. – Ты ведь знаешь, что в коме люди не чувствуют боли и…
– Что с ней? – отрезала я, не смея сдвинуться с места и перестать грызть покрасневшие губы.
Док вновь нервно забегал глазами по полу, обдумывая подходящие слова. Да, я уже могла догадаться, каков ответ. Я видела его в глазах Эрнхардта. Просто отказывалась верить. Отказывалась терять надежду.
