Текст книги "Я слышу плач за горизонтом (СИ)"

Автор книги: NUna MOon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 43 страниц)

Ваас что-то говорил. Много говорил. Он всегда растягивал длинные речи перед тем, как причинить людям боль и, как правило, убить… Но поверить в то, что Ваас грохнет блондинку, я не могла. И дело было не в том, что я верила в их «любовные отношения», о которых пиздела Крис, а в том, что она просто-напросто была удобна для Монтенегро. Судя по рассказам Денниса, она преданно выполняет приказы главаря пиратов, она жестока и хладнокровна, как и сам Ваас, она отличный боец и отличная подстилка. К тому же, она была идеальной игрушкой, которой он мог манипулировать. Нет, Ваас определенно бы не убил ее.

– …И ведь ты не глупая девочка, Барби. Ты же все понимаешь, да? – обманчиво успокаивающе рассуждал пират, обходя девушку. – Вижу… Вижу, что понимаешь. Твои глаза всегда говорят мне правду. Ты никогда ничего не скрывала от меня… – Ваас сел на корточки напротив Крис.

Она подняла раскаивающийся взгляд на пирата. Ваас улыбался. Значит, он зол. Монтенегро протянул руку к лицу девушки, аккуратно стирая упавшую на ее щеку слезу, на что блондинка по-щенячье прильнула к ладони пирата.

– И я ценю твою честность, детка, очень ценю… Ты охуенная, знаешь об этом? – прошептал он, и ее глаза заблестели от слез.

Я впервые видела, чтобы эта психопатка плакала.

– Реально охуенная. Вот только… Почему ты сейчас находишься таком положении, Крис? – голос пирата похолодел, рука упала на его колено. – Не отвечай, детка. Я знаю ответ. Я вижу его в твоих обманчиво-чистых глазах… – остаток фразы Ваас словно прохрипел, а затем поднялся на ноги.

Секундная пауза и по всему помещению раздается звук удара. Удара по лицу Крис.

– ТЫ СЧИТАЕШЬ МЕНЯ ИДИОТОМ?! Наивным смешным мальчиком блять?! Все это время ты скрывала от меня свой ебаный косяк! – пират ткнул в мою сторону пальцем. – Скрывала, что из-за тебя, суки лживой такой, девчонка сбежала в тот раз! Хотя ты прекрасно знала, как это важно для меня и все равно скрывала!

Ваас схватил ее за подбородок, выкрикивая уже что-то на испанском. Блондинка отлично понимала этот язык. А вот я – нет.

Из глаз девушки брызнули слезы, но она мужественно продолжала делать вид, что не плачет. В свое оправдание она выкрикивала обрывки фраз, все так же на испанском. Монтенегро грубо перебивал ее, либо пощечинами, либо своим ором. Этот шум продолжался не так долго, как казалось мне в тот момент. В конце-концов, настал тот переломный момент, когда пират достал из одного из своих берцев охотничий нож. В этот момент я действительно запаниковала, вжавшись в угол, чтобы притвориться гребаным атрибутом мебели. И при виде ножа в глазах девушки впервые проскольнули страх и недоверие. Она тоже не могла поверить, что Ваас может убить ее.

Ваас обошел девушку, встав у нее за спиной, и, взяв ее запястье, с громким стуком опустил руку Крис на поверхность стола. Ваас отвязал красную повязку со своего бицепса и приказал Фостер открыть рот, после чего своеобразный кляп оказался стиснутым между ее зубами. Блондинка не оказывала никакого сопротивление, и это поражало меня больше всего: только капелька холодного пота медленно стекала по ее виску, а в глазах отражался страх и покорность… Так присущая домашним зверушкам.

– Ты должна заплатить за свою ошибку, детка. Но я слишком не хочу выбивать твои прекрасные белые зубки… – прошептал Ваас, склонившись над девушкой, чтобы стереть ее слезы…

А потом рука пирата дернулась. Резким и отточенным движением, в котором не чувствовалось ни малейшего сомнения или душевного колебания…

Даже сквозь кляп я услышала, как завопила Крис. Из ее покрасневших глаз брызнули новые слезы, а сама она завозилась на стуле, как одержимая бесами. Ваас отпустил руку девушки и отошел от стола, открывая мне вид на жуткую картину из-за его спины…

На столе растекалась лужа багровой крови. Она уже медленно стекала на пол с неприятным хлипким звуком. Нож, воткнутый всей длинной лезвия в поверхность стола, отделял руку девушки от ее пальца. Увидев это, я захлопнула рот рукой, чтобы не закричать во все горло и не привлечь внимание пирата. Я тут же отвернулась, чтобы не выблевать собственный желудок.

Девушка прижала к груди руку с четырьмя пальцами, плача навзрыд и крича от боли в кляп. Абсолютно спокойный Ваас вернулся к девушке, чтобы вытащить из ее рта ткань. И тогда на всю комнату раздались ее рыдания. Но продлились они не долго, ибо Монтенегро они раздражали – он схватил девушку за волосы и притянул ее лицо к своему.

– Заткнись нахуй! ЗАТКНИСЬ НАХУЙ!

И Фостер заткнулась. Она скулила себе под нос, лишь бы угодить этому психопату.

Мое сердце бешено колотилось. И я знала, что Ваас его слышит. Я была больше не в силах смотреть на это все и отвернулась, смотря в дверной проем. Мне хотелось вдохнуть в легкие побольше воздуха, но дыхание никак не получалось выровнять. По телу несколько раз прошла судорога. А я все так же молчала, не издала ни звука, прикрывая дрожащие губы ладонью.

Боковым зрением замечаю, как Ваас проводит какие-то махинации на подоконнике, но из-за его спины я ничего не видела. Крис склонила голову, уронив ее на поджатые колени, и прижимала к себе окровавленную ладонь. Вся ее и так красная майка пропиталась темно-алой кровью. Лица девушки я не видела: длинные волосы были растрепаны и свисали до голеностопа.

Я медленно сползла по стене и осела на пол, поджав к себе колени. Мои пальцы зарылись в густые волосы, нажимая на виски. И уже вскоре почувствовала, как в меня впивается хищный взгляд. Я прикрыла глаза, мечтая проснуться. Послышались тяжелые неспешные шаги. На секунду я задержала дыхание, а затем продолжительно выдохнула, выглядывая из-под упавших на лицо волос. Сердце остановилось, когда я увидела эти чертовы берцы. Я физически ощущала на себе сверху пристальный взгляд пирата. Присев передо мной на корточки, он не перестал мне казаться таким большим и устрашающим. Я осмелилась поднять испуганные глаза на его лицо.

Его зрачки расширены до предела. И дело тут было далеко не в плохом освещении. Я бросила взгляд на подоконник, где минуту назад пират что-то делал. На нем явно виднелась белая дорожка, вернее то, что от нее осталось. Он закинулся. Теперь он еще более опасен и непредсказуем…

Неровное дыхание коснулось моего уха, упав с расплывшихся в легкой улыбке губ:

– Я уже говорил тебе, что такое безумие?

Комментарий к Jealousy

mi novia* – моя девочка

gatito* – киса

querida Mary* – дорогая Мари

========== Hurt and trust ==========

В очередной раз я почувствовала резкую боль, стоило кнуту вновь обжечь мою спину, оставляя после себя кровавую полосу огромных размеров и задевая уже полученные секунды ранее. Я вскрикиваю настолько громко, насколько позволяют оставшиеся силы и охрипший голос. Во мне похоронено чувство гордости и желания быть (или, может, казаться?) непробиваемой. Так продолжалось удара до десятого: стоило кнуту пройтись по моей спине, и я зажмуривалась, смыкая челюсти, чтобы не издать ни единого звука. Сколько вообще этих ударов мне довелось так стойко вынести, я не знала, так как сбилась со счета, который хоть как-то отвлекал мой мозг от этой невыносимой пытки. В любом случае, теперь все было иначе – я уже не стыдилась демонстрировать всю физическую боль через душераздирающие вопли и периодически вылетающую из моего рта нецензурщину.

Еще удар, и я кричу громче: ублюдок прошелся прямо по самой глубокой ране, а я уже представила, с каким удовольствием запихаю эту плетку ему в задницу. Сзади раздается противный смешок, словно пират успел прочесть мои мысли. Он что-то вякнул мне на ломаном русском о том, что моя спинка, несмотря на все это месиво, все еще остается сексуальной, а потом выкинул пиздец какую предсказуемую шутку про бдсм. Как жаль, что этот ублюдок стоял не передо мной: с каким бы удовольствием я посмотрела на него после того, как плюнула бы в его уродливую физиономию… Послав мучителя куда подальше, я показала ему одной из связанных рук средний палец.

– И у вас еще есть силы дерзить, милочка? – противно усмехнулся мой мучитель и осуждающе поцокал языком, подходя на шаг ближе. – Неужели всю эту «воспительную работу» нам с вами придется повторить заново, мм?

Он вновь замахнулся своей игрушкой, и я всем телом прочувствовала, насколько этот удар оказался сильнее предыдущих. Я зашипела сквозь стиснутые зубы, сжав кулаки до побеления костяшек и сдерживая стон от невыносимой боли.

«Не окажу этому гандону такого удовольствия!»

По моему лбу медленно стекала капелька холодного пота, неприятно щекоча кожу. Руки давно затекли, находясь подвешенными у меня над головой. Еще несколько ударов, сопровождающихся маниакальными усмешками пирата, я сдерживала вопль и слезы от боли, до крови искусав свои губы.

– Бля, закругляйся, Антонио! Мы же не хотим, чтобы принцесса превратилась в хуй пойми что, правда?

На пороге пыточной послышался до боли знакомый голос. Его обладатель вальяжной походкой своих грубых берцев оказался где-то позади меня, возле ублюдка по имени Антонио, который за последние полчаса исполосовал всю мою спину. Я услышала довольную усмешку Монтенегро и его завороженный моим видом голос.

– Хотя знаешь, amigo, выглядит охуенно! Не, реально охуенно! Отличная работа, мужик.

– Я родился художником, босс, – ответил мой мучитель, довольный собой.

Я почувствовала, как в мою спину впиваются две пары зеленых глаз и рассматривают эти кровавые узоры как какое-то гребаное произведение искусства. Больные ублюдки. Впрочем, созерцания стараний Антонио-художника длились недолго. Обменявшись с ним еще парочкой не касающихся меня фраз, Ваас приказал подчиненному свалить в туман, и уже вскоре мы остались только вдвоем в этом полутемном, холодном помещении…

К слову, здесь я отбывала свое наказание по приказу самого Монтенегро. Причина? Все слишком просто. Еще когда я была на свободе, Ваасу доложили о моей выходке на пирсе, буквально в тот же день. Рассказали о том, что это я была виновницей сорванной сделки и помогла сбежать ценному «товару» в лице двух моих подруг. И еще больше Вааса выбешивал тот факт, что ракъят охотно мне в этом помогли, расстреляв к чертовой матери всех пиратов на том пирсе и освободив оставшихся там пленников. Монтенегро давно выжидал подходящего момента, чтобы отыграться на мне за эту выходку, из-за которой он понес колоссальные убытки, и вот теперь, после жестокого решения вопроса с Крис Фостер, он принялся за меня.

Я ведь уже говорила о том, что Ваас закинулся дурью? Мне уже довелось один раз наблюдать Монтенегро в нетрезвом состоянии, и закончилось это для меня опухшей от кровоподтеков рожей… Но никогда прежде я не видела его в состоянии наркотического опьянения, и от этой неизвестности по моей коже пробегал холод…

***

Часом ранее

Когда мы покинули бар и вышли на свежий воздух, где громкие биты уже не так долбили по ушам, Ваас грубо припечатал меня к бетонной стене, вцепившись в мое горло мертвой хваткой. После того, как этот псих отрубил палец своей белобрысой подружке и бросил ее в вип-комнате на саму себя с окровавленной рукой, я и так уже была на взводе, а стоило Монтенегро направить свой гнев в мою сторону, как эмоции окончательно накрыли меня с головой. Он сжимал мое горло, не давая доступ кислороду, и кричал, долго кричал. Выкрикивал оскорбления и ругательства, угрозы и насмешки. Я цеплялась за его руку, молила остановиться, пока в легких еще оставался воздух. А потом в глазах потемнело, и я чуть не потеряла сознание, хватая дрожащими губами воздух.

Однако главарь пиратов не собирался позволить мне так просто отделаться – он отпустил мое горло, дав мне несколько жалких секунд на то, чтобы прокашляться и набрать ртом воздух. Мои колени подкосились, а пальцы свела судорога. Мне было очень страшно. Слезы рекой стекали по моим щекам, вызывая на лице пирата довольный оскал. Когда я немного пришла в себя, Ваас вновь припечатал меня к стенке и устроил самый настоящий допрос. Разумеется, не без физического насилия…

Этот ублюдок хотел знать лишь одно: где я прячу, цитата, «его гребаный товар в лице моих шлюхообразных подружек». Блять, осмелилась бы я рассказать ему об этом? Да никогда. Хотя мне было больно, очень больно: я чувствовала, как боль растекается по всему моему телу, стоит Ваасу только приблизиться ко мне и замахнуться. И я была рада тому, что у Вааса не оказалось с собой ни глока, ни ножа, который пират оставил воткнутым в стол возле пальца Фостер. Но я уперто молчала, и когда сил на то, чтобы ответить хоть что-то у меня в принципе не осталось, на грозный вопрос пирата «Теперь будешь говорить, сучка?», который он задавал уже в сотый раз, я смогла только отрицательно замотать головой, держась рукой за живот, по которому раз шесть прилетал кулак главаря пиратов.

И тогда Ваас притащил меня к Антонио. Да, к тому самому, кто измывался кнутом над моим ослабевшим телом еще около получаса. Но Монтенегро привел меня сюда не для того, чтобы его подчиненный выбил из меня нужную ему информацию, нет.

Если бы Ваасу действительно была важна инфа о местоположении моих друзей, даже сомневаться не стоит, этот конченый садист бы ее достал. И после лицезрения инцедента с Фостер я отлично понимала, что Ваасу ничего не стоило бы за пару минут отыскать тот же самый нож и начать медленно отрезать мне по пальцу сначала на руках, потом на ногах, затем перейти к другим частям тела… Не хочу в принципе догадываться о том, что бы этот человек мог сделать со мной. Ваас мог придумать любую пытку, какая только придет в его больной мозг, ему правда ничего не стоило бы разговорить меня. В конце-концов, я далеко не железная…

Нет, Ваас привел меня в пыточную совсем не ради этого. Но тогда зачем? Все еще проще, чем я могла бы себе представить – опьяненному наркотиком сознанию Вааса всего лишь навсего требовалось зрелище – красота, смешанная с кровью.

«Красота» в понимании его больного мозга.

Ваас бросил меня на старый диван и навис сверху, опираясь о колено возле моего бедра. Где-то рядом с нами я слышала посторонний мужской голос – это был довольный от предвкушения пытки Антонио, который явно занимался этим делом не один год и питал маниакальную страсть к пытанию людей. Я чувствовала, как по моему виску стекает капля крови, пачкая волосы: скорее всего, ударилась затылком, когда Ваас толкнул меня к стене, этот же придурок в своем неадекватном состоянии явно силы не рассчитывал. Как иронично – Ваас не бил меня по лицу в этот раз, видимо, ему в падлу вновь отвозить меня к Эрнхарду…

Я была на грани потери сознания, когда почувствовала грубое прикосновение к своему бедру.

– Тс-с-с, принцесса… – нагло усмехнулся главарь пиратов, стягивая с меня шорты, а затем за ними вслед полетела и моя майка. – Мы просто немного повеселимся, окей?

Даже в таком побитом состоянии я все еще умудрялась оказывать сопротивление этому ублюдку, но его это только забавляло.

– Убери руки блять!

Когда горячая ладонь пирата проскользнула вдоль моей спины и коснулась застежки моего лифчика, я дернулась, чтобы оттолкнуть нависшего надо мной мужчину, но резкая боль тут же пронзила мой живот в районе солнечного сплетения, куда не раз за эту ночь прилетал кулак этого ублюдка.

– Агх, черт! – я сдавленно зашипела, хватаясь за живот, а после беспомощно обмякла в руках довольного этим пирата.

Он что-то продолжал издевательски нашептывать мне на ухо, но я уже не разбирала его слов…

Я уже не чувствовала ничего. Ни когда пират откинул мой лифчик в сторону, ни когда на несколько секунд задержал плотоядный взгляд на моем теле, а затем собственнически припал к моей шее, оставляя на ней очередную отметину, ни когда он отстранился, отходя в другую часть комнаты и обмениваясь непринужденными фразами с Антонио, словно я здесь не живой человек, а всего лишь комнатное растение. Пока пират копашился в каком-то шкафу, я кое-как перевернулась на бок, прикрывая руками оголенную грудь, и слезы вновь покатились по моим щекам. Дрожа всем телом, я попыталась подняться с дивана, но Ваас уже оказался рядом – он сам грубо схватил меня за локоть и поставил возле себя. Мне было так стыдно стоять практически обнаженной перед этими двумя: жалкая, напуганная и униженная маленькая девочка возле больших и страшных мальчиков.

В руках главаря пиратов была какая-то выцветшая белая ткань – он заслонил меня собой от пожирающего взгляда Антонио и накинул ее мне через голову, с «заботливой» аккуратностью продевая мои руки в рукава этого «недо-савана». Сил сопротивляться уже не осталось, да и что-то мне подсказывало, что если я не начну подыгрывать больным желаниям закинувшегося дурью Вааса, то он с радостью пустит мне пулю в лоб, а если и пожалеет об этом, то только на утро. Я бросила взгляд на свое одеяние – его с уверенностью можно было назвать простой тряпкой, белой и из тонкой, полупрозрачной ткани, из-за чего никакие части моего тела она толком не прикрывала. Еще эта «штора» имела длинные рукава и доходила мне, высокой девушке, чуть ниже колена. Откуда это тряпье взялось в пыточной мерзавца Антонио и для чего он вообще его использует, мне даже знать не хотелось…

Когда Ваас закончил, он оглядел мой вид и, похоже, был более чем доволен. Я не хотела даже смотреть на этого человека: меня изнутри пожирала бессмысленная обида на него, поэтому я смотрела в сторону, тяжело дыша. Заметив на моем заплаканном лице выражение полной отчужденности и ненависти, пират приблизился, беря мое лицо в свои ладони и заставляя меня посмотреть на него. Он прикоснулся к моему лбу своим, и тогда я подняла глаза – его зрачки полностью заполнили радужку, погружая меня во тьму.

– Ты так долго терпела боль и страх ради одобрения моей ебанутой сестры, – прошептал Ваас, проводя большим пальцем по моей щеке.

В черноте его глаз я разглядела раздражение и печаль.

– Потерпи теперь ради меня. Окей, belleza?

Он долго смотрел в мои глаза, пытаясь найти в них смирение и сострадание. Но там была лишь пустота – я без эмоций смотрела сквозь пирата, пока и вовсе не опустила глаза, прикрывая их. Пусть Монтенегро думает, что хочет. Я не желала ни видеть его, ни слышать его голос.

Когда мы остались наедине с Антонио, я вновь почувствовала страх: все же, Ваас был единственным человеком, который мог как угрожать мне, так и защитить, но сейчас он добровольно отдал меня на растерзание своему подчиненному, а я даже не знала, что меня может ожидать. Я стояла напротив, прикрывая руками обнаженную под тканью грудь, и старалась делать вид, будто его хитрая ухмылка из-под махнатых усов нисколько меня не пугает.

Это был невысокий, подкачанный мужчина, на вид ему было под шестьдесят, а может, его морщины на лице были последствием не возраста, а дурных привычек. Помимо длинных кучерявых волос, у Антонио была густая темная эспаньолка, уже наполовину поседевшая, и подсознательно я не могла не сравнить ее с эспаньолкой Вааса, ведь вторая, как бы тяжело это ни было признавать, была куда привлекательней хотя бы засчет своей ухоженности. Голос и испанский акцент у этого пирата чем-то напоминали мне предсмертные хрипы умирающего тюленя – другими словами, от одного только слова, произнесенного пиратом, хотелось заклеить ему рот скотчем. Но, очевидно, я была не в том положении, чтобы это сделать.

– Босс сказал, что вы себя плохо вели, милочка…

Антонио толкнул меня вглубь комнаты, и я послушно прошла вперед. Ко мне он обращался исключительно на «вы» и на слабом русском. На кой черт ему нужно было ломать свой язык, если он мог свободно говорить по-английски, как делал это с Монтенегро, мне было не ясно, но в той атмосфере, где я находилась, каждое неправильно произнесенное пиратом слово и испанский акцент заставляли мое сердце колотиться от волнения.

– Придется, милочка, приподать вам урок.

Антонио подвесил мои связанные запястья за какой-то крюк, торчащий из потолка, из-за чего мне всю последующую пытку приходилось стоять на носочках. Не хочу даже думать о том, каково здесь было висеть пленникам невысокого роста – если Антонио всерьез подвешивал их к этому крюку, то у тех, скорее всего, кистевые суставы вылетали к чертовой матери. Когда я оказалась в таком положении, пират не на долго отлучился, а когда вернулся, в руках у него было ведро ледяной воды, которую он без лишних слов вылил на мою спину и бедра. Это было сделано для того, чтобы ткань прилипла к моему телу и я лучше прочувствовала последующие удары кнута. И, чего уж отрицать, для того, чтобы утолить желание этого ублюдка поглазеть на мои изгибы, просвечивающие через тонкую мокрую ткань…

***

Когда железная дверь громко захлопнулась за Антонио, я услышала приближающиеся неспешные шаги главаря пиратов. Я еще не успела толком отдышаться после всего пережитого ада, когда ощутила тепло у своей спины, исходящее от чужого тела.

– Смотрю на тебя, Mary, и думаю…

Рука пирата по-хозяйски легла на мою ягодицу, оглаживая ее, а над ухом раздался его довольный полушепот.

– Почему я раньше не отдал тебя Тони? Видела бы ты свой зад и спинку, принцесса, ты так охуенно выглядишь…

Его забинтованные пальцы поднимаются выше, к пояснице.

– Знаешь, я даже жалею, что сам не сотворил такую красоту на тебе… Но что поделать, amiga, если из меня хуевый художник.

Я чувствую его улыбку и тихий, безумный смех, когда он целует меня в затылок, как маленькую, беззащитную девочку.

Его гребаную девочку.

Если бы у меня остались хоть какие-то силы, я бы воспротивилась, дернулась в сторону, попыталась бы ударить, сделала бы хоть что-то… Но быть сначала придушенной, потом избитой чуть ли не до потери сознания, а затем испытать на себе больше десятка ударов кнутов, которые способны раздробить позвоночник к чертям собачим – это было выше моих сил. Я человек – я чувствую самую настоящую боль. А потому я никак не отреагировала на прикосновения Вааса к моей спине, только сдавленно прошипела, стоило ему задеть пальцем глубокую рану.

– Тебе больно, Mary. И это стоило того, amiga. Теперь у меня пропало все желание выпытывать у тебя инфу о том, где ты прячешь этих выродков.

– Какая приятная неожиданность… – процедила я сорвавшимся голосом.

Мне казалось, что я чувствую боль везде, в каждой клеточке своего тела. Мои подвешанные над головой руки затекли так, что, казалось, если я пошевелю ими, то нахрен вывихну суставы. Боль растекалась по всей спине и даже добралась до внутренностей, в особенности, до позвоночника. Я ощущала, как багровая жидкость из кровавых полос впитывается в мокрую, прилипшую к моему телу ткань. Мне было так херово, а я не могла даже закричать. Я мечтала только об одном – как можно скорее потерять сознание и перестать чувствовать эту боль. А лучше – просто умереть…

Ваас убрал ладонь от моей спины и оказался напротив меня – с его лица исчезла легкая улыбка, но изумрудные глаза оставались такими же безумными. Он встретился с моим уставшим взглядом и запустил пальцы в мои растрепанные волосы, убирая их с лица.

– Как жаль, Mary, что мне приходится наказывать тебя за то, что гребаные ракъят пользуются тобой. Не ты должна висеть здесь в одиночестве, а они все. Они направили тебя на этот путь, они настроили против меня… Но даже сейчас ты видишь конченого гада исключительно во мне, а не в тех, кто так легко бросил тебя в мой лагерь, прямо в мои распростертые объятия. Разве это справедливо, amiga? – спросил Ваас, и во взгляде его проскользнуло искреннее непонимание.

Но ему было не суждено дождаться моего ответа, поэтому пират приблизился и обхватил мое лицо ладонями так, чтобы мы соприкоснулись лбами и я почувствовала его горячее дыхание.

– Почему ты так ненавидишь нас, hermana? Окей, я могу понять твою ненависть ко мне, но за что ты так ненавидишь себя?

Я непонимающе подняла глаза на пирата, и тот сделал то же самое.

– Думаешь, что жаждешь свободы? Жаждешь спасти своих дружков? Жаждешь вернуться домой? Но ты жаждешь только одного, Mary, – крови. Ты желаешь пустить море крови, лишь бы это оценили те обезьяны, которые называют тебя воином. Это они пробудили в тебе эту ненависть. Они и только они. Ты делаешь все, что они скажут, подлизываешь им задницы, но взамен так и не получаешь ничего, что ожидала с такой страстью. Славы. По этому ты так сходишь с ума, я ведь угадал, amiga?

Пират смотрел сквозь меня, словно перед ним лежала открытая книга. Он читал все, что скрывалось в глубине моей души, все, во что я сама отказывалась верить и в чем не хотела признаваться себе. Ваас слегка отстранился, завороженно наблюдая за кровью, что сочилась из моей губы, а затем провел пальцем, стирая ее.

– Тебе не видать этой крови, Mary. Пусти кишки хоть всем моим пиратам – ракъят не дадут тебе того, что они так громко обещали. Они будут требовать все больше и больше, и когда ты будешь полностью опустошена и бесполезна – эти люди забудут о том, что когда-то они называли тебя своей семьей. От тебя избавятся, принцесса…

Я сомкнула губы, не в силах больше слушать слова Монтенегро, ведь он говорил о том, чего я больше всего боялась. Заметив мой страх и отчаянье в глазах, Ваас вдруг смягчился, проводя тыльной стороной ладони по моей щеке. Кажется, он отлично понимал, что я чувствовала.

– Здесь дело не в тебе, Mary. Ракъят бросали всех избранников моей сестры, amiga, бросали и не пытались и пальцем пошевелить ради них, потому что в их сердце уже давно, оочень давно поселился страх. Страх ко мне, принцесса, – к их гребаному воину, который когда-то так же верил в их любовь и преданность.. Знаешь, сколько «великих воинов» я уже отправил на тот свет? И поверь мне, hermana, я не хуже понимаю чувства каждого из них. Вот только блять знаешь, в чем различие между мной и ними? В том, что они уже давно кормят червей, amiga, а я – жив. Я жив потому, что отказался от семьи, Mary, отказался от прошлого. Если не сделаешь то же самое: если не забудешь о своих гребаных друзьях и желании спасти их задницы, если не сойдешь с пути воина и не пошлешь к хуям Цитру, то все, чего ты добьешься в конце этого пути – это искупления своих грехов, Mary. Мне придется стать твоим личным судьей в этом аду, а я не хочу этого, amiga, веришь ты в это или нет.

– Не обольщайся, Ваас, – выдавила я из себя. – Не тебя единственным я считаю ублюдком. И ракъят я давно перестала верить…

– Сколько раз я это слышал блять? Не убеждай меня в том, в чем сама не уверена, окей?

– Нет, Ваас, это правда. И мы уже говорили об этом. Ты блядский антагонист всей моей жизни. А ракъят… Они помогают мне, – менее уверенно добавила я.

– Или дают ложную надежду, если точнее, мм?

Ироничная ухмылка мужчины заставила меня потерять всю уверенность в голосе.

В конце-концов, Ваас знал, о чем говорит, и был прав, но признать его правоту было бы равносильно обречению себя на вечный ад в компании Монтенегро. Все, через что я прошла, что я успела вынести, чему научилась и кого потеряла, все это бы в один миг перестало бы иметь значение, если бы я согласилась со словами Вааса. Желание спасти друзей теперь было тусклым огоньком по-сравнению с пылающей ярким пламенем жаждой мести и жаждой стать кем-то значимым. Эта жажда медленно пожирала мою душу и заставляла забывать о том, с чего когда-то начался мой путь – с чистого и искреннего стремления спасти друзей и сбежать от этого безумия, с обоснованного страха перед человеческой смертью и тесной связи с моими друзьями, которые должны были стать моей опорой и поддержкой…

Как мои намерения превратили меня в человека, способного убить? Как они оттолкнули меня от моих друзей – единственных близких мне людей на этом острове, единственных светлых отголосков прошлой жизни? Как привязали к этому проклятому острову и его хозяину?

Я не знала ответов на эти вопросы, но молилась. Молилась всем известным богам в надежде на то, что та поехавшая Mary, которой я стала, одумается и завершит свое главное дело – спасет друзей – и покинет этот остров, что она вернется к привычной жизни, сможет забыть все, что натворила, сможет отмыть свои руки от теплой крови и очистить разум от отголосков прошлого, от мыслей о главаре пиратов.

Я молилась, чтобы не пасть ниже, чем я была сейчас…

– Ты… Не прав, – все, что смогла еле вымолвить я, теряясь в реальности из-за нехватки сил, после чего устало запрокинула голову, обреченно простонав. – Черт, да когда же ты снимешь меня отсюда?

– Не ной, принцесса, иначе оставлю до утра так висеть, окей? – беззлобно шикнул пират, отвязывая мои запястья от крюка.

Как только веревка перестала стягивать мои руки, я почувствовала всю их тяжесть и холод, так как кровь в них долго не поступала. Ноги меня не держали, и Ваас, готовый к этому, придержал мое обмякшее тело. Я невольно прочувствовала весь контраст разгоряченного тела пирата и моего – мокрого, дрожащего, ледяного.

– Мне так холодно… – преодолевая клацанье зубов, произнесла я сорвавшимся голосом и ощутила всю тяжесть своих век.

– Воу, принцесса. Я думал, ты покрепче будешь, – усмехнулся Ваас. – Это таких воинов набирает моя горячо любимая сестричка?

– Не трогай меня… – раздраженно бросила я и попыталась отстраниться, но быстро бросила эти попытки.

Монтенегро без лишних насмешек взял меня на руки и понес в свою комнату. Идя через лагерь, он не обращал внимание на косые взгляды своих подчиненных. Однако эти люди давно привыкли к непредсказуемому поведению своего босса, и все их внимание было обращено ко мне. Вернее, их отпугивала накинутая на мое тело размахайка, грязная и пропитанная кровью. Они прекрасно знали, на что способен их главарь… Когда пират принес меня в свою комнату, он не успел даже уложить меня на постель, как я отключилась прямо у него на руках.

Наконец-то.

Такая желанная тишина.

***

Когда я проснулась, в комнате никого не оказалось, а на улице все так же была глубокая ночь, чью темноту разбавлял свет цветных прожекторов и громкая музыка. Очередная вечеринка, которую занюхнувший Ваас позволил устроить своим обезьянам.

Я аккуратно встала с постели, чувствуя боль во всем теле. Подойдя к оконной раме, где доживал свои последние годы кусок стекла, я развернулась, чтобы наконец увидеть месиво, что творилось на моей спине. Плохо высохшая ткань была порвана от ударов кнута, но ее тонкие уцелевшие полосы неприятно присохли к крови на спине, сковывая движение. Антонио не оставил на ней живого места. Как же мне хотелось поступить с ним точно так же. Со всеми ими.

В своем импровизированном «зеркале» я также разглядела целое пятнистое полотно из темных синяков, покрывших мою кожу. Однако, что стало для меня неожиданностью, так это то, что крови, которая стекала по моему виску, теперь не было, как и крови на разбитой губе. Видимо, Ваас подзапарился.