Текст книги "Я слышу плач за горизонтом (СИ)"

Автор книги: NUna MOon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 43 страниц)

– …Он так сказал нам! Не обессуй, док.

– Йоу, Клейтон, сколько дури в тебя вместится?!

– Заткнись блять, – гадко усмехнулся один из пиратов. – Надо напороться про запас. Таких вечеринок, как вчера, походу, теперь нет смысла ожидать.

– Сучка сбежала, сверкая пятками, – повысил голос второй, хотя их разговор и так шел на повышенных тонах. – Ну а Ваас всех на уши поставил. От этой сучки столько проблем, а отдуваться нам!

– Кто сбежал? – вдруг послышался безмятежный голос Доктора Эрнхарда, который явно растягивал губы в легкой улыбке.

«Слава Богу, с доком все в порядке…» – пронеслось в голове.

– Товар Вааса. Русская пленница, – ответил первый, по имени Клейтон. – За ее задницу таких бабок обещали, а в итоге что? Глаз да глаз за этой сукой нужен.

Пират прервался, чтобы щелкнуть зажигалкой и закурить.

– Ты свидетель, Джон? Скажи, малая не от мира сего! Сколько раз ей уже удалось избежать гнева босса? И бляха сбежала же в итоге!

Я не смогла сдержать лезущий вверх уголок губ. Больно мне льстил этот недоумевающий и недовольный тон, с которым пираты отзывались обо мне.

– И где же пленница Вааса сейчас? – все также улыбаясь, уточнил док, судя по звуку, наливая в стакан воды.

Он был рад новости о моем спасении и даже не скрывал этого, однако шестерки Вааса не зря славились своей тупостью.

– Я еще раз объясняю тебе, мужик: по этому вопросу мы и здесь, – в угрожающе ехидном тоне ответил Джон, громко выпуская сигаретный дым изо рта.

Затем он принялся растягивать слова, чтобы воспроизвести атмосферу напряженности.

– В чем соль. Босс тут приказал наведаться к тебе, старик, мол, ты та еще лживая падаль, – он усмехнулся и, по-видимому, спрыгнул с кухонного стола, на котором вальяжно рассиживался. – Сказал, ты можешь прятать девку у себя… Так что давай решим это дело мирно, мужик, и не будем ляпать эти и так обшарпанные обои кровью, мм?

– Почему же Ваас решил, что его товар у меня?

Я уже успела напрячься всем телом, в то время как док был все так же абсолютно спокоен, словно не верил в угрозы пирата или не боялся их.

– Ко мне за последние три года никто кроме ваших людей не заходил.

– Он нам не отчитывается блять, – бросил Джон, но его тут же перебил более мирно настроенный Клейтон.

– Да хуй его знает, док! Ваас думает, вы давно знакомы с этой потаскушкой. И всего-то.

Я автоматом прикоснулась к ожогу на ребре, вспоминая допрос Монтенегро. И по телу пробежала дрожь от осознания того, что пират так и не поверил в мои слова.

«Он перевернул все наоборот. Не я обманула его, а он меня. Ваас все это время строил из себя наивного идиота, но ради чего? Почему сделал вид, что поверил в мою ложь?»

В раздумьях я невольно упустила часть разговора.

– …Там наверху никого. Green House проверили от и до. Ему больше негде ее прятать, Джон.

Судя по звуку, Клейтон неспешно спускался со второго этажа, так как его голос звучал уже отдаленнее.

– Хэй, док, у меня швы походу разошлись, сделай с этим что-нибудь, а! – обратился он к алхимику.

– Ла-адно… – снисходительно усмехнулся Джон, но, скорее всего, смена его настроения была связана с принятием наркотика. – Я вижу, ты честный мужик. По глазам вижу…

Послышалось недовольное шипение Клейтона, когда Эрнхард принялся по-новому зашивать его рану. На время в комнате повисло молчание, прерываемое кашлем Джона и шипением Клейтона.

– Как на поминках, мужики! – вдруг бросил Джон, азартно хлопнув в ладоши. – Давайте, раз уж сидим, скоротаем время охуительной историей, а?

– Расскажи-ка доку, что было утром.

– Бля, после вчерашнего движа проснулся – рожа опухшая, в горле, как кошки нассали, голова раскалывается и…

– Про покупателя, идиот!

– Твою же мать, точно! Окей, док, вот тебе охуительная история.

Я тоже с интересом прислушалась.

– Этим утром за сбежавшей сучкой должен был явиться покупатель. Вернее, его шестерка, чтобы забрать товар. Однако эти ебланы приперлись за пару часов до назначенного срока, а все наши после вчерашнего лежали в отрубе и нам с похмелья было откровенно похуй, че нужно этим хуям с горы. Ну да ладно… Босс тоже был не в настроении, отрывался вчера похлеще многих, столько «возвратов» полегло, мы эти кишки никогда не отмоем… Короче, Ваас встал не с той ноги, а когда вышел на площадь и узнал о прилете этого пидорка с континента, разбудившего всех гулом своему сраного вертолета, был уже готов прострелить ему бошку. Вышел, главное, и такой:

– Хули так рано, amigo? Твой босс не знает о такой хуйне, как часы, или это ты такой непунктуальный блять?

– Точняк! Мы тогда все как один охуели и аж протрезвели на месте, – усмехнулся Клейтон и пояснил. – Ну знаешь, босс никогда за все то время, по крайней мере, что я знаю его, не хамил клиентам. Похуй, что шестерке, но все же ебучему клиенту!

– Да дальше еще круче, – продолжил Джон. – Они там обменялись парой фраз, и босс какого-то хуя достал глок и приставил его к обосравшейся роже парня! А через секунду пацан уже стоял на коленях, а Ваас ему че-то пытался вдолбить в голову, как он это умеет делать…

– Этот мужик умеет надавить… У меня лично от него мурашки по коже, – недовольно буркнул Клейтон.

– Заткнись. Прикол в том, док, что парнишка еще пытался объясниться с боссом, но Ваас от этого взбесился, схватил мудака за грудки и выкрикнул тому в лицо что-то по типу:

– Меня не ебет, чего хочет твой ебучий босс, hermano! От меня он получит только хуй и пулю в голову, а не гребаную девчонку, окей, amigo?!

– А потом он застрелил этого посредника к хуям собачим! – заржал Джон, и его омерзительный смех подхватил Клейтон, чей смех был высоким и скрипучим.

– Помнишь, что он сказал? – сквозь смех, спросил Клейтон.

– Это мой остров! Мои ебучие правила, парни! Мой чертов товар! А вы блять мои люди! Так что пошли эти материковые крысы нахуй, когда пытаются лезть в мою, сука, империю!

– Не, ну боссу респект, – отсмеявшись, продолжил Джон. – Умеет он на хую вертеть этих богатых свиней…

Слушая все это, я медленно, но верно онемевала, как физически, так и морально.

«Ваас застрелил человека моего покупателя еще до того, как узнал, что я сбежала? То есть осознанно. То есть намеренно. Но к-как… Как такое возможно? Все это время он так рьяно вбивал в мою голову мысль о том, что продаст меня, что часики тикают и уже совсем скоро приедет покупатель. Даже в нашу последнюю встречу это были его последние слова! В его голосе звучала такая искренняя ненависть… Тогда зачем? Тогда зачем это все?! Неужели его не страшат последствия такой выходки? Или… Он передумал? Тогда когда? В какой момент это произошло? И как на самом деле долго он жил с этой мыслью?..»

«– Запомни, Mary, твоя жизнь всегда была моей…»

Опять его гребаный голос!

«– Смирись нахуй и перестань бороться! »

Его крик каждый раз отзывается эхом, давя на виски.

«– Как бы ты не старалась помочь себе – это тщетно, пока существую я, окей?»

Только слыша один его голос изо дня в день я словно подвергалась насилию. Даже осознавая, что все его слова сейчас являются лишь отголосками моих воспоминаний, я все равно не могла избавиться от эффекта присутствия, его присутствия, чувствуя, как он морально добивает меня, находясь при этом очень и очень далеко.

«– И я продам тебя блять. Утром же. Так что смирись, сука. Смирись!»

Что изменилось за одну эту ночь? Не алкоголь же, не наркотики ударили в голову Вааса, заставив его так внезапно изменить свое решение, свой план, который он вынашивал с нашей первой встречи, свое предвкушение куша, который он получил бы за меня? Я думала, что Ваас больше не удивит меня, но этот псих оказался еще более непредсказуемым.

«– …От меня он получит только хуй и пулю в голову, а не гребаную девчонку, окей, amigo?!»

«Чертов псих…»

Я просто отказывалась верить во все это, приложив ладонь к лицу, до боли сжимая ей губы и нос, и отрешенно смотря в сторону.

Просто… Какого черта?

Комментарий к Pestilence

После сцены драки на заднем дворе, кто-то написал мне в личку, что теперь шипперит Марию и Крис. Что ж, это… Довольно интересно xD

========== Revelations ==========

После ухода людей Вааса я встретилась с Доктором Э – он очень обрадовался моему возвращению, завидев в дверном проеме, ведущем на кухню, и заботливо обнял за плечи. Первыми его словами были сожаления о нашей последней встрече – он взволнованно рассказывал мне, провожая до гостинной, о своих переживаниях после того, как оставил меня по приказу главаря пиратов. Я не стала вдаваться в подробности того, что произошло со мной за последний день на свободе: мне было важно поскорее проведать девчонок под особняком. Они тоже переживали из-за моей пропажи, я была уверена в этом. А потому я даже не присела возле старика, с улыбкой поблагодарив его, и списала свое нетерпение на спешку к подругам.

Покинув особняк, я кинулась в сторону пологой тропинки, ведущей ко входу в пещеру. Вот он, знакомый скалистый коридор, темный и холодный, и точно такой же песок под ногами, точно такие же проростки тропических растений, любящих тень и сырость, но все равно не менее прекрасные. Несколько быстрых шагов – уже вижу не вдалеке свет от костра и мелькающие тени человеческих силуэтов на пещерных стенах, слышу приглушенные девичьи голоса, которые тут же замолкают, стоит мне сделать пару шагов в пещеру.

– Только не говорите, что уже похоронили меня, – усмехнулась я, видя их лица, и приглашающе раскинула руки для объятий.

От холодных стен огромной пещеры эхом отозвался прокатившийся счастливый визг девушек, а затем я чуть не упала на мягкий песок, когда они кинулись мне на шею. Я бы могла сделать им замечание, что их крик может быть услышан кем-то посторонним снаружи, однако в тот момент я решила не занудствовать, а наконец-то почувствовать себя счастливой, почувствовать себя не одинокой и полностью отдаться этому чувству…

Мы до вечера просиживали задницы у костра, и меня заваливали вопросами о том, что все это время со мной происходило в лагере Вааса. Я вкратце описала им все те ужасы, творящиеся на его острове, и девушки кривили гримасы отвращения, а порой ахали, прикрывая приоткрытые губы ладонью. В особенности эмоциональна как всегда оставалась Элис. И это было связано не только с ее натурой, но и с тем фактом, что девушка, так же как и я, была свидетельницей деяний Вааса и могла лучше всех здесь присутствующих представить, что я пережила и могла еще пережить рядом с этим человеком.

Разумеется, при повествовании я избежала те тяжелые подробности, связывающие меня с Оливером. Я также не стала вдаваться в подробности наших вечных перепалок и изредка душевных разговоров с Монтенегро: незачем девушкам знать о том, что мои отношения с пиратом вышли за рамки взаимоотношений пленницы и работорговца и теперь находились на никому, даже мне и самому Ваасу, неизвестной стадии…

– Когда ты не вернулась в назначенное время, мы не знали, что и думать, – говорила Ника, сидевшая напротив меня.

Ее лицо отливало ярко-оранжевым цветом и расплывалось из-за высокого пламени костра.

– Доктор Эрнхард ничего не знал о тебе, – добавила Настя.

– А несколько дней назад пришел и сказал, что вы приезжали сюда с главарем пиратов, – взволнованно продолжила Ника. – Тяжело вздохнул и сказал, что ты в плену у пиратов. И не просто у пиратов, а на острове Вааса. Вот тогда мы испугались не на шутку.

Тяжелую новость нельзя было откладывать в долгий ящик – я решилась рассказать о смерти Евы только спустя несколько часов, когда радость от долгожданной встречи успела выветриться и перестала опьянять иллюзией полноценного счастья. Сказать, что девушки были шокированы – это ничего не сказать. Значит, Доктор Эрнхард ничего им о ней не рассказывал, и мои слова оказались для девушек громом среди ясного неба…

Они не держали слез: вздыхали, тихо всхлипывали, прятали мокрые покрасневшие лица в локти и ладони. Я же перегорела. Просто сидела по-турецки напротив, прикрыв глаза. Столько моих слез было подарено Еве, столько раз я обвинила себя в ее смерти – если я снова погрязну во всем этом, то не смогу уже выкарабкаться.

Я знала, что Ева простила меня. Однако рана в душе все еще безостановочно кровоточила, заливая сердце темно-алой жидкостью.

Я не простила себя.

И только жажда мести утоляла мой голод, возобновляла силы. Родниковая вода уже не справлялась с этим, зато пиратская кровь вызывала внутри непонятное, напитывающее удовлетворением чувство, заставляя разбившееся сердце биться хоть чуточку чаще…

***

Несколько дней я провела вместе с ракъят в Аманаке. Я успела полностью восстановить физическое здоровье и набраться сил, а потому мое обучение продолжалось в еще более быстром темпе. Оружием в моих руках на этот раз оказались два охотничьих ножа. С этими двумя острыми братьями совладать было куда сложнее, нежели чем с той ненавистной мне перезарядкой автомата. Мой мозг просто отказывался думать одновременно за обе руки, сжимающие клинки: я вечно запутывалась в движении и направлении махов и тем самым теряла подходящий момент для атаки.

– Агх! – в который раз я свалилась на каменистую поверхность пляжа от сильного толчка противника.

– Вставай!

В нескольких метрах от нас, на упавшем стволе пальмы, вальяжно рассиживался Деннис Роджерс, опираясь на руки позади и подставляя лицо палящему в зените солнцу.

– Как я завалю его, если он весит раза в два больше меня?! – раздраженно вбросила я, пока поднималась с острых камней, пытаясь отдышаться.

Соперник напротив, молодой воин ракъят, был на голову выше меня и был обладателем довольно крепкого телосложения. Только глаза у него были добрые.

– Он гораздо крупнее тебя, Mary, – ответил темнокожий, спустив со лба солнцезащитные очки, оперевшись локтями о колени и пристально посмотрев мне в глаза. – Но тигр настолько же крупнее него, насколько ловкий заяц уступает в размерах хищной птице.

Отдышавшись, я приняла боевую позицию, неуверенно смотря на паренька напротив. Сжимаю рукояти охотничих ножей, и противник тут же атакует. Отражаю его удар привычным, заученным ответным блоком. Отхожу на шаг в ожидании нового нападения.

– Преимущество твоего меньшенства в твоей быстроте и ловкости. У него есть сила, а у тебя – юркость. Если твой враг представляет для тебя исключетельно физическую опасность, твоя задача – найти его слабые места, задействовать свои преимущества и приблизить клинок как можно ближе к противнику…

Мелодичный и неспешный голос Денниса раздается где-то сбоку, в то время как я отражаю очередную атаку, но уже снизу. Внимательно слежу за траекторией вражеского клинка. Левой рукой отбиваю снизу, правой – сверху, еще раз левой – снизу, пока оба лезвия противника не оказались блокированы моими клинками над головой. Мои руки были скрещены, как и у противника, беспощадно напирающего. Спустя секунды, когда сил сдерживать напор клинков не осталось, я последними силами оттолкнулась ногами от камней, тем самым отдаляя вражеские ножи, и гибко извернулась всем телом на все 360°, слушая протяжный лязг лезвий.

– Доберись до его слабых мест, и тебе откроется прямой путь к победе. Не следи за клинком врага, а смотри ему в глаза: в них ты прочтешь его дальнейшие действия и поймешь, что нужно отразить, а куда нужно будет бить…

Делаю, как диктует Роджерс. Тонкие пальцы непроизвольно отбивают непонятный ритм по рукояти. В этот раз решаю атаковать первой. Замах – отбит, замах обеими кинжалами – отбит.

– Размахивать палкой может и глупая обезьяна… Пока она не направит свои умения в нужное ей русло. Вот тогда обезьяна становится человеком, а человек становится дéла своего мастером…

– Что это значит? – спрашиваю я, тяжело дыша, и не отвожу глаз от противника, пока мы очерчиваем между собой невидимую окружность, ступая ногами по острым мелким камешкам.

– Ты ничего не сделаешь ему, атакуя отточенными ударами, если не знаешь теорию их применения. Сила тела дана не многим, Mary, не стоит расчитывать только на нее. Либо ты действуешь на скорость, либо ты действуешь мозгом. Целься в глаза, шею и сердце.

– Что если это будет, скажем, нога? – все так же набираясь сил, спрашиваю я и не отвожу глаз от противника, который, судя по всему, уже успел восстановить силы и ждал команды атаковать.

– Такой опытный воин воткнет в тебя нож целой рукой, преодолев боль в раненой голени. Никогда не надейся на удачу, Mary, – голос Денниса уже приобрел холодящую кожу серьезность. – ХВАТИТ СЛОВ! НАПАДАЙ! – его команда была адресована уже не мне.

Татуированный воин подчиняется приказу лидера и замахивается ножом, нанося удар. Я отбиваю в привычном темпе и, не дожидаясь нового удара, атакую сама. Один из моих клинков направляется к шее парня, и тот мастерски перехватывает мое запястье. Внезапным махом ноги я выбиваю из его второй руки оружие, и то с характерным лязгом падает на пляжные камни. Пользуясь секундным замешательством противника, я без замешки ударяю его коленом в солнечное сплетение, отталкиваю на землю, попутно вырывая из его ослабшей хватки свою руку, и, навистнув сверху, приставляю к его вздымающемуся кадыку наточенное лезвие кинжала.

Воин ошарашенно смотрел в мои глаза – считанные секунды два синих шара излучали злобу и жажду крови… Однако пелена с глаз тут же рассеялась, стоило мне разглядеть через нее напряженное лицо молодого человека, в чье горло впивался кончик острого лезвия.

Быстро опомнившись, я сморгнула, поспешно убрала лезвие и отскочила на несколько шагов назад, растерянно и даже как-то напуганно смотря себе под ноги. Я бросила взгляд на поднявшегося на ноги воина ракъят, чья грудь вздымалась так же быстро, как и моя, затем перевела его на Денниса. Сердце бешено колотилось.

«Что это было, черт возьми, Маш? Ты явно перестаралась…»

– Отличная работа, – Деннис широко улыбнулся, горделиво задрав нос, а затем хлопнул в ладоши и неспешно поднялся с насиженного места, разминая руки и спину, – Ты готова двигаться дальше.

Мне оставалось только на миг натянуть фальшивую безмятежную улыбку и вновь растерянно увезти глаза к шумящему морю.

***

Деннис все чаще стал засиживаться со мной возле костра темными вечерами. Он находил идеальный момент для личных разговоров, пока гиганский костер полыхал в центре Аманаке, а ее жители танцевали вокруг огня и играли на ашико* и ардине* и что-то весело выкрикивали. Но их музыка действительно была волшебной, в особенности для моих ушей: сколько себя помню, меня всегда привлекали этнические мотивы. И мы так общались чуть ли не часами, до самой ночи, словно не замечая всего этого шума и гама вокруг нас. Вот только разговоры эти всегда были об одном и том же, словно Роджерс упорно пытался вдолбить в мою голову свою идеалогию. Сначала лидер с усталым вздохом падал возле меня, усаживаясь поудобнее, посмеивался, указывая пальцем на людей его народа, и наконец задавал мне какой-нибудь риторический вопрос.

– Симпотичные, правда? – отшутился он, нахально ткнув пальцем в сторону двух смуглых туземок, болтающих в сторонке, – Я мог бы выбрать любую из них… Но моя душа принадлежит одной.

Затем он соболезновал по поводу моих друзей и в сотый раз обещал помочь с поисками. Я кивала болванчивом, не отводя глаз от завораживающих танцев возле костра. Потом Ден легонько подталкивал меня в плечо и хвалил за видимые успехи в тренеровках с оружием, не забывая напомнить о пути воина, ведущем в сердце джунглей, и о татау, которое теперь принадлежало мне.

После начиналась его любимая часть – я же ее просто не выносила. Ден переходил к теме пиратов и, разумеется, не мог не упоминать в своих речах об их главаре. Каким дерьмом он его только не поливал: вещал об его безграничной жестокости и немилости, называл ублюдком и подлым псом. Как будто я сама не знала об этом. От Денниса я также узнала некоторые подробности из жизни Вааса, о которых пират упорно не хотел мне рассказывать: о том, что он родился на этом острове, что мог стать великим воином ракъят, но оказался, по словам Роджерса, лишь жалким предателем, променявшим семью и племя на деньги и наркоту, переметнувшись на сторону некоего Хойта Волкера…

Желания обсуждать прошлое Вааса у меня почему-то не было, несмотря на то, что самого пирата, в те моменты, когда он был готов поделиться своим прошлым, я слушала с особым вниманием. Не знаю почему, но внутри гложило очень неприятное чувство, стоило мне подумать, что я стану обсуждать скелеты в шкафу Вааса вот так, у него за спиной. Казалось бы, что в этом ужасного? Но мне действительно не хотелось отдаваться словам Роджерса, как чистой правде, и тем более не хотелось высказывать своего мнения по поводу поступка главаря пиратов.

Только Ваас и Цитра знают, что тогда произошло в их жизни, что все так печально обернулось.

И никому, даже чертовому Деннису Роджерсу и уж тем более мне, не строить дагадки и не судить этих двоих…

К моему же сожалению, Ваас не выглядел в моих глазах подлым псом, который предал семью. Это тоже сыграло свою большую роль. Как бы мне ни хотелось в своем сознании окрасить этого человека во все черное, словно смолу, и поджечь, я не могла развидеть его белые пятна: слишком сильно они выделялись на всем том плохом, что он совершил на моих глазах. И это заставляло меня злиться на саму себя. Какого черта я оправдываю этого ублюдка, какого черта вижу в нем что-то хорошее после всего, что он сделал мне и моим друзьям? Однако стоило мне вспомнить о том, как он говорил со мной о семье, и все вопросы отпадали разом. Ваас не казался мне предателем и иудой только по одной причине.

Он не был счастлив.

Деньги и наркотики, которые, по словам Денниса, стали главной целью главаря пиратов, к сожалению или к счастью, не сделали его счастливым. Я видела его глаза той ночью, видела, что они излучают.

Ваас ненавидит пиратов, над которыми влавствует. Для него они лишь стадо безмозглых баранов, нуждающихся в простом пастухе, нежели в ком-то большем, в ком-то величественном, а Ваас всем сердцем хотел быть величественным.

Ваас ненавидит остров, на котором прожигает свою жизнь. День сурка тянется бесконечно долго, каждый день начинается с мысли о том, что «лучше бы ты вчера просто сдох от передоза и не видел этого всего…», а затем ты выходишь на улицу и наблюдаешь все те же мерзкие рожи вокруг, те же звуки, запахи. И так на протяжении уже как десяти лет.

Ваас ненавидит сам себя. Порой он срывается на подчиненных без какого-либо повода, он пускает в ход костяшки пальцев или надавливает на курок… Но в момент кульминации опьяняющей ярости словно наступает осознание: «Что ты делаешь? Посмотри на себя! Кем ты стал!», и пирату остается только набрать больше воздуха, потереть переносицу и уйти. Скрыться, остаться в одиночестве, чтобы не показывать душевную слабость при воспоминаниях о том, как он пришел к этой жизни и кто сделал его таким монстром…

А еще в глазах пирата читалось смирение: несмотря на всю ненависть к своему существованию, Ваас искренне не жалел, что покинул племя. Это значит, что он не был счастлив и там, с семьей. И в моей голове невольно всплывал лишь один вопрос.

Был ли этот человек счастлив хоть когда-нибудь?

Был ли тот день, когда он искренне радовался и смеялся без повода? Был ли рядом с Ваасом такой человек, который всегда бы поддержал его, всегда бы любил его, искренне и безвозмездно, и Ваас знал об этом?

«– Ты никогда не задумывался над тем, что если любовь взаимна, то она может горы свернуть?»

« – Прикол в том, существует ли она вообще, Белоснежка? – усмехнулся пират, словно я выглядела в его глазах наивной и неопытной дурочкой. – Ты точно уверена, что существуют люди, которые искренне переживают за тебя и всегда помогут тебе?»

Нет. У Вааса точно не было такого человека…

***

А в один вечер мне захотелось обсудить что-то новое. И я спросила у Денниса:

– Ну, а Крис? Крис Фостер. Кто она? Ты слышал о ней?

Роджерс скорчил недовольную гримасу, отмахнувшись, словно от мухи. Я удивленно хмыкнула, вскинув бровь. Если Деннис и ракъят знают об этой девушке, это значит, что она куда более авторитетна на острове, чем просто пиратская подстилка. Мои глаза блеснули интересом, отражая язычки пламени.

– Она еще более чокнутая, чем Ваас. Ты уже встречалась с ней?

– Да, было пару раз… – поймав на себе выжидающий взгляд Роджерса, я нехотя продолжила. – Впервые мы встретились не при лучших обстоятельствах: в отсутствие Вааса она приказала выкрасть меня. Меня приволокли в одно укромное место, там она принялась избивать меня и угрожать мучительной смертью, чуть не застрелила.

– На кой черт ты-то ей сдалась, Mary? – недовольно буркнул Деннис, отпивая из стеклянной бутылки.

– Она помешана на главаре пиратов до самых глубин своего прокуренного мозга, – усмехнулась я и тоже отпила воды из пластикового стаканчика. – Не знаю, что стукнуло в ее чокнутую белую головку, но она увидела во мне соперницу, и у нее крыша поехала с концами.

Ден громко усмехнулся, замотав опущенной головой.

Повисла минутная пауза. Я вслушивалась в этнические песнопения и рисовала веточкой волнообразные фигуры возле ступней. Земля под ногами отливала ярко-оранжевым цветом: все, что находилось в радиусе дальше двух метров от костра, было погружено в ночную тьму. Люди продолжали танцевать, барабанный ритм отбивался в том же темпе, а древесина в большом костре сгорала с громким треском.

– Крис – тот еще персонаж… – вдруг произнес Деннис, загадочно улыбаясь. – Мне не довелось встретиться с ней лично, но я видел, на что способна эта кобра. Она очень коварна, Mary, и довольно искусна в бою. Она – воплощение ада на земле. Ракъят называют ее «посланницей Вааса», все равно что «посланницей дьявола».

– Насколько она жестока?

– На ее счету сотни жизней, Mary, – лидер заметно поник. – С ее появлением, несколько лет назад, когда племя особенно теряло своих воинов под натиском мстившего Вааса, все стало еще хуже. Мы не знаем, кто она. Ходят слухи, что она попала на остров в качестве пленной. Не знаю, на сколько это правда, ведь ей удалось добиться такого положения, какого не добился любой другой пленник за эти 10 лет… В любом случае, она без колебаний встала на путь убийств и грабежа, выполняла все приказы, что ей были поручены, да и сама не отказывала себе в таких прихотях, как совершить набег на повстанческую деревню.

– И много она успела натворить?

– Чаще всего это были пленения безоружных повстанцев, а затем их показушный расстрел. А вообще эта крыса редко выходит за пределы лагеря Вааса. Вот только…

Деннис вдруг замолчал, погружаясь в воспоминания.

– Вот только, «что»?

– Полгода назад сожгли одну из наших самых крупных деревень. Ночью, пока все спали. Там находилось более сотни мирных островитян – все были мертвы, когда наши воины приехали на оставшееся пепелище…

– И… Никому не удалось выбраться из огня? – взволнованно спросила я, слыша гул в ушах и крики сгорающих заживо людей.

– Эффект неожиданности. Эти крысы напали подло, «со спины», под покровом ночи. И пираты… – Роджерс тяжело вздохнул. – Они окружили деревню по периметру и стреляли по всем, кто успевал выбежать из огня и дыма. Мы приехали на утро, быстрее было никак… Я до сих пор помню эту картину, Mary.

Ден бросил на меня такой непривычный для его образа растерянный взгляд, и шокированно зашептал.

– Там не осталось никого в живых. Все трупы обгорели. Бóльшую часть не смогли опознать даже семьи умерших. А… А на воротах была надпись, как сейчас помню, надпись кровью: «Бойтесь не огня, а Фостер!». Сомнений нет, это она была организатором того кошмара.

– Сука… – сорвалось с моих губ, и я не знала, что еще сказать.

***

Тем утром мы вышли с Никой из пещеры. Сезон дождей на Рук медленно отступал, солнце стояло в зените и обжигало кожу палящими лучами. Мы расположились недалеко, у подножия горы, где находился особняк Эрнхардта.

– Погоди-погоди… Нет-нет, покажи еще раз! А… А, вот так! Нет? Да как ты это делаешь, Маш?!

Ника старательно повторяла движения, которые я ей показывала. Это были самые простые, но эффективные на практике удары в случае самообороны, которым меня научили ракъят. Азы, так скажем. Их я отточила наизусть и была рада поделиться ими с подругой – с ее-то упрямством, ей удалось выучить всю технику быстрее, чем мне несколько дней назад. Мы весело проводили время вместе. Казалось, сейчас мы были вовсе не в плену острова Рук за тысячи миль от дома. Мы подшучивали над нелепыми движениями друг друга, вся серьезность сошла на нет, и наконец мы опустились до того, что просто стали корчить рожи и изображать из себя ниндзя, размахивая руками и издавая вопли раненых тюленей.

– Ну окей, на сегодня урок окончен, а то это уже чертова клоунада… – сказала я и завалилась на песок, прикрывая глаза.

В считанных метрах от нас шумело море, а над головой парили стайки крикливых чаек. Между мной и подругой повисла тишина: я удивилась пропаже типичной для Ники болтливости, но не стала начинать разговор первой. Хотя девушка уже как час выглядела словно сама не своя: все время отвлекалась, погруженная в раздумья, и как будто собиралась с мыслями, чтобы что-то спросить.

– Маш?

«Черт, этот ее тон никогда не приводил к чему-то хорошему…»

– Что? – не открывая глаз, спросила я.

– Я знаю, тебе… Не очень приятно обсуждать это все, но как человек, переживающий за тебя, я обязана поинтересоваться…

– Ник, ближе к делу, – нервно бросила я.

Всю сонливость как рукой сняло.

– Ты меняешься, Маш.

Меня словно облило ледяной водой.

– Я… Я понимаю, все это ради того, чтобы помочь остальным, но… Тебе не кажется, что это уже выходит за рамки нормальности?

Ее плохо скрытый упрек в голосе заставлял напрячь кулаки, но я сдержала эмоции, продолжая безучастно лежать и выслушивать это все. И Нике мое игнорирование так же не понравилось, ее голос стал громче, и я почувствовала на себе ее прожигающий взгляд.

– Эти убийства, это оружие, эти… Татуировки… Ты уверена, что в этом есть смысл?

– У тебя есть план получше? – спокойно задала я встречный вопрос, хотя внутри нарастало раздражение. – Говори, я с удовольствием выслушаю твой план.

Я приоткрыла глаза и бросила холодный взгляд на девушку, негромко добавив:

– И буду не против, если ты добровольно выдвинешь свою кандидатуру на мое место, Ника.

Девушка ничего не ответила на это. Да и что она могла ответить? Сказать: «Маша, бросай все это, забей ты уже болт на наших друзей!»? Или, может: «Маша, я же ни черта не пытаюсь понять тебя. А давай-ка я вместо тебя попробую стать ебучим воином, и теперь уже ты будешь капать мне на мозги и обвинять еще в чем-то, мм?»

Меня колотило изнутри от одной ее фразы.

«– Ты меняешься, Маш.»

– Так, сука, ради кого я меняюсь? – процедила я и замолкла, в ожидании ответа.