Текст книги "Обнажая местью (СИ)"

Автор книги: Неперелетная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

- Я приду, - отвечаю, заметив удивленный взгляд Светки, заядлой посетительницы таких тусовок, - боишься конкуренции? – добавляю громко, устремив на нее немного раздраженный взгляд, а слова девушки так и прокручиваются в моей голове, распаляя. Она мгновенно теряется, отворачиваясь, и на моих губах появляется мерзкая, кривая ухмылка, которая совершенно не подходила пай-девочке, но зато отлично смотрелась на лице уже совершенно другой «отличницы легкого поведения». Когда заканчивается последний урок, собираю вещи и, подходя к двери, чувствую на запястье пальцы Вани, ощущая при этом некоторое напряжение и враждебность, но жду парня, выходя из кабинета вместе с ним последними пару минут после остальных. Пройдя пару метров в пустом коридоре, Ладин резко останавливается и целует меня, немного толкая к стене и прижимая к ней. Теряясь, выставляю руки вперед, пытаясь отгородиться от парня, а тот, отстранившись от губ, целует шею, и, повернув голову, я замечаю Дубровского, замершего в дверях в конце коридора. Слабо усмехаюсь, касаясь пальцами скул Вани. - Позже, - шепчу ему, видя его слабую улыбку и краем глаза замечая, как Павел Георгиевич быстрым шагом покидает коридор. *** Вот так все и разрешилось: я осталась с Ваней. Вечером, придя на вписку вместе с Ладиным, я почти открыто, таким образом, заявила о наших отношениях, которые, не принося счастья мне, возможно, радовали парня, давно желавшего получить меня. Много выпив, желая забыть Дубровского и через алкоголь, слишком часто целуясь с Ваней, я почти перестала различать реальность и выдумку, все в голове перемешалось настолько, что, признавая происходящее неправильным, просто отказывалось в это верить. Сердце по-прежнему болело, и ни поцелуи, ни объятия Ладина, почти не ощущаемые, не могли залечить эти раны, лишь сильнее надавливая на них, еще больше подтверждая мою ошибку. На вечеринке было слишком громко, музыка давила на уши, но алкоголь смягчал это. Чувствуя себя действительно опустившейся на самое дно, глядя на то, как другие курят травку, ведут себя по-другому, превращая это место в какой-то притон, я, всеми силами желала уйти отсюда, но продолжала оставаться на квартире, слабо понимая, что происходит. Под утро распрощавшись с друзьями Ладина, кладу голову на его плечо, медленно шагая в неизвестном направлении и стараясь не отключиться. Еле встав с утра, поворачиваю голову в сторону спящего Ваньки, ощущая его пальцы на своем плече и вспоминая прикосновения Дубровского. Если от касания второго исходило тепло, то от пальцев Ладина на душе становилось гадко, противно. Не ощутив белья, совершенно не помня прошлую ночь, но догадываясь о своем времяпровождении, зажмуриваюсь, отрицая это, думая, что все вокруг – очередной кошмар. Но, разлепив веки снова, понимаю, что ад, который сейчас творился, был создан лишь по одной причине, зависящей от всего лишь одного человека. От Дубровского. - Пойдем в школу? – шепчу тихо, глядя на тело Вани, медленно просыпающегося и изучающего меня. - У меня есть идея получше, - отвечает он с кривой улыбкой и, притянув меня к себе, целует висок, пальцами скользя по оголенному позвоночнику. Оглядываю стены, понимая, что нахожусь у Ладина в квартире, и совершенно не осознавая, как оказалась здесь. Урок о чрезмерном употреблении алкоголя был мною явно не пройден, а эта ошибка повторилась снова, успешно стерев память. - Не стоит, - отвечаю я тихо, ощущая себя загнанной в собственную ловушку. - Ты уверена? – я чувствую в его голосе едва заметную грубость и, резко отпрянув, укрываюсь одеялом. - Идем в школу, - твердо говорю, быстрым шагом покидая комнату. Понимая, что нахожусь у Вани, боюсь столкновения с его родителями и маленькой сестрой и ощущаю стыд, представив, что происходило в комнате Ладина, когда за стенкой спала его семья. Посмотрев на часы расфокусированным взглядом, еле различаю, что время приближается к одиннадцати. Черт, опоздание. Велика вероятность того, что учитель станет звонить родителям. Быстро возвратившись в комнату, стараясь не глядеть на Ваню и подавить внутри себя эту неприязнь, нахожу телефон, валяющийся на полу посреди одежды и других вещей. Кажется, ночка действительно была бурной. Сглатывая и стараясь подавить страх, смотрю на экран, но не вижу ни одного пропущенного вызова или сообщения. - Мы ведь не курили? – спрашиваю парня немного взволнованно, думая о последствиях вписки только теперь. - Только кальян, - отвечает он, потирая виски. Моя голова готова взорваться от боли в бесплодных попытках найти объяснение происходящему и вспомнить вчерашний вечер. Войдя в ванную, бросаю взгляд на свое словно слегка опухшее лицо и шею, на которой виднелись едва заметные синяки от укусов Ладина. Едва слышно вздыхаю, закрывая глаза и считая до пяти, думая, что это поможет мне успокоиться. Выйдя из ванной, готовлю нам обоим быстрый завтрак, замечая на Ваню, смотрящего на меня с невинной улыбкой, и она никак не вяжется с парнем, с которым я оказалась в постели. - Ты такая заботливая, - шепчет он, подойдя ко мне и поцеловав лоб, но от этого я ощущаю лишь неприятные мурашки, хотя тепло, исходящее от парня, пытается пробиться внутрь, согреть. - Спасибо, - отвечаю, слабо улыбнувшись и приступая к еде. Я окончательно запуталась. Я не понимаю, что делаю сама, чувствуя месть, которая доминирует во всей этой ситуации, заставляя меня творить все более глупые поступки и медленно погружаться все глубже и глубже в эту тьму, охватившую меня. *** Добравшись до школы на автобусе, вхожу внутрь, немного нервно оглядываясь и ощущая прежний стыд. Из всех уроков по времени оставалось лишь право, но на него идти я не хотела. Опоздав на урок, стучусь, открывая дверь и чувствуя последний поцелуй Ладина на своей шее, который лишь портит мое и так ужасное настроение. Вижу мрачный взгляд Дубровского, не сказавшего нам ни слова, и собираюсь сесть за свою парту, замечая Настю и удивленно хлопая глазами. - Суровцева, - произносит Павел Георгиевич, указывая мне уготованную пустую парту перед учителем. Весь класс пишет контрольную работу, и гробовая тишина, царящая в помещении, лишь добавляет напряжения. Не слушая преподавателя, присаживаюсь к Платуновой, на что Дубровский реагирует лишь молчанием, хмуро проводив взглядом. - Есть запасная ручка? – спрашиваю у подруги, не зная, как заговорить с ней. Та кивает, подавая мне и чистый листок, и на этом наш разговор заканчивается. Начинаю делать тесты, понимая, что голова, отключившись и все еще не отойдя от вчерашнего, выдавая мне какие-то затуманенные отрывки ночи, не собирается работать, а листок продолжает оставаться пустым. - Это правда? – внезапно для меня шепчет Настя, замечая мой нулевой кпд, хотя тот же самый вопрос желала задать ей я. - Что именно? – непонимающе смотрю на нее. - Что ты вчера была на вписке, - произносит подруга, подозрительно оглядев меня, а слухи о произошедшем ночью, кажется, быстро распространились по классу. Впрочем, память стерла большую часть событий, поэтому я не знала, чего именно мне стоит опасаться. Я киваю, отворачиваясь и со всей силы заставляя себя начать думать. - Я тебя не узнаю, - добавляет Платунова, а ярость внутри меня медленно закипает, собираясь вырваться наружу. Девушка несколько дней не отвечала на мои звонки. Переспала со своим учителем, по совместительству, кажется, бывшим парнем. И вместо того, чтобы накричать на нее, разрушая тишину, я лишь криво усмехнулась. - Каково спать с Дубровским? Почувствовала себя на месте «куртизанки»? – спрашиваю я, язвя, на что Настя лишь хмурится, изучая мое лицо тщательнее, и медленно, секунда за секундой она осознает, что действительно происходит со мной. Сколько боли я чувствую. - Ты так сильно ошибаешься, Женя, - она лишь качает головой, возвращаясь к тестам, но ее ответ меня не устраивает, и, отвернувшись, я устремляю взгляд на пустую доску. В итоге за оставшиеся двадцать минут до звонка я еле вывела свою фамилию и класс на краю листа. Желаю покинуть аудиторию одной из первых, вставая и кладя пустой листок на стол. Выхожу из кабинета со спокойной совестью, в последнее время находящейся в отключке, и, на свою пятую точку, натыкаюсь на Людмилу Владимировну. - Женя, можно с тобой поговорить? – спрашивает она, и, получив мое утвердительное «да», заводит в пустой кабинет, - Я сейчас вернусь. Оглядываю небольшую аудиторию, рассматривая стеллажи с папками, цветы в горшках, стены, а в пустой голове не мелькает ни одной мысли. - Павел Георгиевич, - классная руководительница приглашает в класс учителя и, сев напротив, начинает свою упрекающую речь, - Женя, я не знаю, что с тобой происходит, но ты стала прогуливать некоторые уроки. Павел Георгиевич, - она бросает взгляд на горе-юриста, - утверждал, что отпустил тебя с дополнительных из-за плохого самочувствия и предупредил учителей. Это так? Я, ощущая шаткость своего положения, неуверенно и осторожно поднимаю глаза на Дубровского, видя в них только холод. Парень едва заметно кивает, заставляя меня вздрогнуть. - Да, - сглотнув, произношу. - Как проходят репетиции последнего звонка? Ты, по словам Елены Викторовны, покинула аудиторию. Тоже плохое самочувствие? – строго спрашивает женщина, и я снова киваю. Проходит пара минут молчания, и, не оклемавшись от вписки, я чувствую слабость и усталость, а присутствие в аудитории Павла Георгиевича лишь добавляет мрака. - Пожалуй, мы должны сообщить родителям, - произносит Людмила Владимировна медленно и уверенно. Я хочу что-то возразить, приоткрывая рот, но в пустой голове не находится ни одной подходящей мысли, а апатия, словно говоря «Делайте что хотите, мне плевать», продолжает главенствовать в этой борьбе. - Людмила Владимировна, я думаю, мы сможем это уладить, - произносит Дубровский тихо, - скажем, отработкой и дополнительными занятиями. Женщина немного недоверчиво смотрит на горе-юриста, будто проверяя его слова на правдивость и искренность своим личным внутренним детектором лжи. - Под мою ответственность, - добавляет Павел Георгиевич сухо. - Хорошо, - женщина встает, - чтобы к последнему звонку все пропуски были заполнены, если ты хочешь остаться медалисткой, Женя. Я чувствую, словно меня ударили по щеке, отрезвляя, и эта резкость классной руководительницы оживляет. После ее ухода, опустив взгляд, собираюсь незаметно пройти к двери. - Какого черта ты творишь, Женя? – спрашивает Дубровский, заставляя меня остановиться. - Ставьте мне «два», - произношу равнодушно, поворачиваясь к двери, но Павел Георгиевич одергивает меня, притянув к себе. - Что с тобой происходит? – говорит он обеспокоенно, и я слабо улыбаюсь. - Переходный возраст, взросление, - с издевкой, - вы ведь ничем не лучше, не так ли, Павел Георгиевич? Он замирает, хмурясь, а я стараюсь держать слезы за маской улыбки, чувствуя жжение от ее ядовитости. Воспользовавшись моментом, выдергиваю свою руку, отходя на шаг. - Настя не бревно, да, Паш? – продолжаю свое наступление, язвя и понимая, что скоро не выдержу боли, застрявшей внутри. - Женя, я не… - он, на пару мгновений растерявшись, тянется ко мне, но истерика, давно желавшая выйти наружу, долгожданно выплескивается. - Не подходи ко мне! – кричу, а слезы стекают по щекам, - Больше никогда не подходи ко мне! Рванув к двери, будто олимпиец, отталкиваю ее и бегу по коридору к выходу из школы, а слезы продолжают литься, словно царапая кожу, обжигая ее. Комментарий к Глава 15. Постепенно исчезая в глубине Изначально глава должна была пойти не так, но персонажи сильнее автора :( Надеюсь, вам понравилось) ВАЖНО: https://vk.com/night_gusts?w=wall-73416564_759 ========== Глава 16. Вживаясь в роль ========== Легкие, кажется, отказываются принимать воздух, словно его слишком мало, чтобы спокойно вдохнуть. Выбежав из школы, пытаюсь перевести дух, почти поскальзываясь на ступеньках и чуть не падая на асфальт. Только перекошенного и расцарапанного лица тебе не хватало, Суровцева. Последняя неделя учебы словно дает о себе знать, ударяя по нервам размеренной барабанной дробью, с каждым днем лишь нагнетая и нагнетая. Если бы не слезы и боль, застрявшие в груди, я бы медленно шла вдоль здания, тихо вздыхая и признавая, что, несмотря на убитые одиннадцать лет, школа значила для меня многое. Здесь я обрела друзей, уважение, но теперь все, чего я добилась, благодаря своим же собственным поступкам, перечеркивалось последними днями. Пальцы лихорадочно стучат по бедру, пока автобус везет меня и других пассажиров домой. Оглядываясь, я изучала людей, замечая лишь уставшие и хмурые лица, и все они были настолько похожи, словно люди теряли свою особенность, превращаясь в толпу и серую массу. А чем я отличалась от них? Вернувшись домой, замечаю пропущенные вызовы от Ваньки, но не отвечаю, бросив почти не нужный телефон на кровать. Сажусь за стол, взяв сценарий и прогоняя его, чувствуя, что с каждой новой строчкой настроение падает все ниже и ниже, достигая абсолютного нуля. - Женя, - мама ходит в комнату, и, нервно вздрогнув, я почти подскакиваю на месте от неожиданности, - тебе посылка. Хмурюсь, непонимающе уставившись на большой и объемный конверт в протянутой руке матери. - Все в порядке? – спрашивает она, когда, взяв его, кладу на стол. Поднимая глаза на мать, вижу во взгляде матери взволнованность, а в голове хаотично решается вопрос доверия. - Все хорошо, - киваю, улыбнувшись, - повторяю свои слова, - кивнув головой в сторону сценария. И, неожиданно для меня, мама подходит, крепко обнимая и заставляя оцепенеть от этих объятий, которые впервые за последние пару дней излучают настолько сильное тепло, что оно пробивается внутрь. Я чувствую наворачивающиеся слезы и, дотронувшись до спины матери пальцами, стараюсь успокоиться. - Милая, мы с папой очень сильно любим тебя, - шепчет она тихо, поддерживая, и эти слова добивают меня окончательно, и я тону в слезах, дрожа и всхлипывая. Невольно вспоминаются люди, окружающие меня. Настя провалилась в неизвестность сразу же после того разговора, явно держа на меня обиду, но я ощущала равнодушие. Дубровского видеть было больно, а Ваня… он просто использовал меня, почти хвастаясь своей «добычей». И мне в очередной раз было все равно. Мама не знала об этом хаосе, творящемся вокруг меня, но она словно видела, что мне нужна поддержка, и эти объятия забирали часть боли, а легкие снова наполнились свежим воздухом. - Я знаю, - шепчу я, лишь крепче прижавшись к ней, словно к своему защитнику, готовому выстоять против любого врага, - я знаю. *** После объятий, слабых взаимных улыбок, я поворачиваюсь к самодельному конверту, раскрывая его и доставая несколько заданий по экологии, физике, литературе и праву. Увидев едва заметную сложенную записку достаю ее, раскрывая. «Соблюдаю твои условия. Завтра утром все должно быть выполнено и лежать на моем столе. Паша» Посмотрев на время, приступаю к работе, понимая, что в ином случае мне действительно будет уготован выговор от Людмилы Владимировны, и, в конце этой почти трофической цепи появится отец, которого, мягко говоря, такие новости не обрадуют. Смотрю на вибрирующий телефон, высвечивающий фотографию Ваньки и, выключив звук, жду, когда экран погаснет, а внутри что-то странно сжимается, словно от обиды. Я до сих пор не могла определиться касательно Ладина. Его поступки отталкивали от парня, вызывая смесь отвращения и неприятия, но терять его, почти единственного человека, который поддерживал меня, не хотелось. И выбрать из двух зол меньшее я не могла. Да, Ваня не показал себя истинным джентльменом. Но и я не была воспитанной леди. С Платуновой все было еще запутанней. Ее нечеткий ответ на мой вопрос, странное игнорирование звонков лишь усугубляли положение, постепенно отдаляя от подруги. Уставшими глазами смотрю на часы, замечая, что время приблизилось к трем утра. Вставать необходимо было в половине седьмого, а четверг считался последним учебным днем, поэтому, быстро сложив сумку, я провалилась в сон, как только голова коснулась подушки. *** - Тебе было хорошо? – голос Вани раздается прямо около моего уха, когда, ватными ногами спускаясь по ступенькам, мы медленно шагаем из квартиры, чувствуя, что наш вечер вписки был окончен. - Очень, - киваю я, совершенно не понимая, что происходит, а парень, помогая мне идти, выводит нас на улицу, под покров ночи и едва заметных фонарей. - Ко мне? – спрашивает Ладин, но его голос кажется немного расплывчатым, и, не понимая вопроса, я вновь утвердительно качаю головой, опираясь о руку друга. Медленно шагая, я прижимаюсь к парню, ощущая неприятный холод, вызванный сильным ночным ветром и стараясь спрятаться от него в объятиях Вани. Квартира друга оказывается недалеко, и, вскоре попав в подъезд, мы, тихо пробравшись внутрь, немного шатаясь из стороны в сторону, добираемся до нужной комнаты.