Текст книги "Обнажая местью (СИ)"

Автор книги: Неперелетная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

И не могу же я ему прямо сказать, не сгорев от стыда. А бесконечно любоваться на профиль в ослепительном свете солнца – та еще пытка. Кажется, либо я развалюсь на две части, либо мне придется выбирать, от чего погибнуть: жара на щеках или на всей коже. И, глядя перед собой, думая о Паше, экзаменах, Москве, я неожиданно для себя притормозила, остановившись на пару секунд. Я люблю его. Люблю. У меня все в груди буквально оживает, как только я его вижу, от поцелуев ноги подкашиваются, а безумная улыбка с лица не сходит. Но я же толком его не знаю. - Откуда ты в баскетбол хорошо играешь? - В школе в сборной был. Потом в универе. А что? – парень слегка нахмурился, но я нагнала его быстро. - Да так, мысли странные полезли, - отмахиваясь. В моем прежнем понимании любви, том самом, накопленном книжками, фильмами и прочей литературой, главные герои не сходились за пару месяцев. В моем понимании любви для нее требовалось, как минимум, полгода, чтобы познать человека, все его интересы и характер. А тут такое… Как задумываешься о том, что пришлось пережить за эти два месяца, так и тянет присвистнуть, и, хоть теперь все и расположилось на своих местах, мне постоянно мерещится что-то странное, будто сомнение, однажды зародившись, не покидает до сих пор. Еще и словечки бабы Клавы все покоя не дают. - Поделишься? - Да думаю с Настей встретиться, устроить девичник, всякие, - жестикулируя пальцами, - девчачьи штучки. Раз ты не хочешь со мной спать, - добавляя. Провокация срабатывает не совсем так, как хотелось, и вместо какого-то выплеска эмоций и страсти Дубровский лишь криво ухмыляется, словно хмыкнув. - Не отпустило? – спрашивает, останавливаясь у крыльца одного из кафе. - Нет, - качаю головой, хмурясь. - Пойдем утолять твою жажду, - открывая дверь и приглашая меня внутрь. Я неуверенно захожу, слегка замявшись и понимая, что не знаю плана Павла Георгиевича, а вышеупомянутый, осторожно взяв за локоть, подводит меня к одному из столиков в укромном углу помещения. - Ты… чего задумал? – спрашиваю, осторожно усаживаясь напротив горе-юриста. - Ты же пить хотела, нет? - Ты серьезно сейчас? – это моя вторая попытка не закатить глаза. И что-то мне подсказывает, что скоро я действительно не совладаю со своими внутренними желаниями. Солнце сквозь окно почти не пробивалось, а его лучи застревали в районе первых двух столов, почти на половине пути до наших мест. Верхнее освещение было выключено, но нехватки света не чувствовалось, наоборот, этот полумрак позволял скрыть свои мысли от внимательных глаз Дубровского. - Так во сколько ты собираешься к Насте? – спрашивает, заказав апельсиновый сок, горе-юрист, и я пожимаю плечами, уже забыв о своей маленькой лжи. Хотя мне нужно поговорить с кем-то. Очень нужно. - Наверное, в районе часов двух-трех, - неуверенно, - но до этого зайду домой. - И до скольки? - А у тебя есть какие-то предложения? – отвечая ответом на вопрос, я криво улыбаюсь, а в голове возникают непривычные нецензурные мысли. Суровцева, до чего ты, елочки-иголочки, докатилась. - Можешь ночевать у меня, а я тебя заберу, в районе девяти. Идет? Я собиралась ответить, все еще напоминая себе об отсутствии у нас конфетно-букетного периода, телячьих нежностей и прочей ванильной рекламы фильмов, как в самый последний момент Павел Георгиевич накрыл мою ладонь своей. Неожиданно настолько, что, словно ошпаренная, я всеми силами боролась с желанием вытащить пострадавшие пальцы из-под его руки. И нежно. Как-то даже слишком мягко и ласково для наших ограниченных в рамки отношений, заботливо и очень мило, что только прочистив горло, я смогла кивнуть. Мой взгляд устремился к ладоням на столе, к его большому пальцу, нежно проводящему по костяшкам, слегка массируя, а сердце решило устроить марафон, бегая по округе и поставив на уши всю армию самоконтроля. - Тебе… не нравится? – тихо произносит Дубровский, останавливаясь, но я, не в силах произнести ни слова, резко замотала головой. - Продолжай, - так же тихо. Этот жест сейчас кажется мне даже интимней нашей близости, несмотря на то, что в детстве меня держали за руку родители, позже Света, Настя, Ваня и множество других людей. Но никто не касался меня так. - Ты в порядке? - осторожно. - Не знаю, - отвечаю медленно, но предельно честно, - ты впервые меня за ладонь держишь... так. Мне даже страшновато слегка. - Порой мне кажется, что тебя специально растили социопатом. - Возможно, - усмехаюсь, - если жара продолжится, может, сходим на речку? - Посмотрим, - улыбается и не убирает свою ладонь, когда официантка приносит нам апельсинового сока. И, даже если я и хочу закатить глаза, я чувствую себя безумно счастливой. *** Контакты на букву "П". Папа, Пирогов, Платунова. Пальцы замирают над последней фамилией, неуверенно кликая на контакт. Останавливаются над значком звонка. Не решаются. И что я ей скажу? Прости, что из-за меня твой парень пострадал, ты пострадала, мы поругались, но мне нужна твоя помощь, так как я не знаю, что мне делать? Настя, понимаешь, я не знаю, как все объяснить, но...? Мы с ней помирились, но я по-прежнему чувствую стыд и вину, а последняя так и обхватила горло веревкой, медленно душит и улыбается. Мне нужно разобраться, окончательно отрезать то ненужное, что все еще цепляется за меня, став второй кожей. Необходимо избавиться от сомнений. Пальцы возвращаются к списку контактов, продолжая листать, и задерживаются на букве "К". Нажимают вызов. Дубровский уже уехал по своим делам, и из окна не видно его машину, а я как-то предательски себя ощущаю, обманывая его и искренне надеясь, что эта проделка сойдет мне с рук. Я ведь не могу постоянно метаться, иначе меня разорвет, хотя уже сейчас я чувствую, как тело трещит по швам, разваливаясь на две части. - Жень? - голос Светы слегка удивленный, но сохраняющий спокойствие. - Мне нужна помощь. - Приходи. И через полчаса я вновь в квартире Клиповых, в теплой атмосфере травяного чая, доброй семье, которая из года в год казалась мне идеальной. - Что случилось? - после дополнительной порции тети Наташи я была готова к недельной голодовке, а Света потащила меня к себе, запирая за собою дверь. - Ну, - сажусь на ковер напротив нее, как в детстве, - даже не знаю, с чего начать. - Вываливай, - взяв подушку, Клипова садится напротив меня, внимательно глядя в глаза. И, вздохнув, я рассказываю все. Начиная от первых тайных поцелуев до собственной глупости с Ваней, упоминаю слова бабы Клавы и Москву, а так же то самое напряжение, что было утром в кабинете астрономии. Не утаивая ничего. Так, как все на самом деле, признавая собственную глупость и ошибки. - Я не думала, что все так плохо, - произносит, после длинного рассказа, Света, и я нервно сжимаю губы в одну линию, - и что ты выберешь? - Я не хочу выбирать. - Знаешь, - Клипова выпрямляется, - у меня есть теория насчет океана парней. Ну, со мной так работает, по крайней мере. Я хмурюсь, хотя уголки губ слегка ползет вверх, а в голове прокручивается начальная школа, когда Света была особенно ярка и сильна в выдумках и оригинальных идеях. - Существует несколько типов парней. Помнишь, - она сжала губы, вспоминая, - Рому... Денисова? Тот, у которого шрам на левой ноге? - Светловолосый? - напрягая память. - Да, нравился мне в классе шестом. Так вот, он относится к тем, которые открывают океан парней. - Свет, что-то совсем туманно. - Ну, благодаря ним ты начинаешь проявлять интерес к мальчикам. Типа первой любви и все такое. Он открывает тебе океан парней, в которых ты можешь видеть своего мужа и так далее. Большая часть из этого океана - какие-то капельки, не особо важные, скажем, простые "бывшие", с которыми не срослось или же не могло срастись. - Допустим. - И есть третий тип парней. Те, кто закроет этот океан. Когда ты не можешь больше смотреть на другого так, как на него, думать о другом так, как о нем, целовать и прочее. Он становится для тебя единственным важным. К кому ты причислишь Дубровского? Задумавшись, я смотрю мимо Светы на окно, разглядывая листву березы и синее небо. Если делить по этой системе, то, по сути, Павел Георгиевич был моим первым. Но часть души надеялась, что он же станет и последним. - Он же мой первый, Свет, - тихо отвечаю, переключившись на девушку. - Но ты ни на кого больше не западаешь? - Нет, - мотаю головой. - Тогда тебе повезло, - усмехнувшись, Клипова тянется ко мне, но в последний момент останавливается, - у меня тоже есть кое-что, о чем тебе нужно знать. Я хмурюсь. Лицо девушки изменяется быстро, вместо улыбки появляется обеспокоенность и волнение. Она неуверенно искоса смотрит на дверь, будто бы проверяя, что рядом никого нет, а потом поворачивается ко мне. - Ну, мы немного накосячили. В общем, я думала уже на выпускном об этом, но было при Пашке говорить стремно, мало ли. Мы же с Ванькой... ну, около месяца, это так мало, и я боюсь, что он бросит меня, как узнает. - Что узнает? - напрягшись. - У меня тест положительный. Добро пожаловать в мамки, елки-палки. Мой взгляд плавно опускается с ее лица на живот, и я шумно выдыхаю, пытаясь переварить и это. Мне кажется, жизнь просто издевается над нами, вот честно. Сначала она решила, чтобы пострадала я, а теперь перекидывает свой хаос на других людей. - Кстати, - Света пытается говорить спокойно, - по твоему рассказу видно, что у тебя намечается недотрах, когда у меня, - она замолкает, сглотнув. - А я ведь недавно думала, как с моим, - ее голос становится выше, а глаза Клиповой блестят, - ритмом жизни еще не залетела. Даже удивлялась, а это... Я тут же сажусь рядом, обнимая, и чувствуя ее слезы на своем плече. - Свет, все будет хорошо, - шепчу, пытаясь придать голосу уверенности, но не зная, так ли это на самом деле. Я знаю, что Ваня любит маленьких детей. Помню, как он нянчил Аню, как только ее и маму выписали из роддома, как он заботится о сестре и старается ради нее. Но как он отреагирует на это, я и предположить не могу. Тем более, кто, кроме него знает, какие чувства вызывает у парня Света. - А родители, - рыдая, - я ведь ничего не добилась еще, какая-то шлюха, - плача громче. - Тш, - пытаясь успокоить, нежно поглаживаю ее волосы, - ты никакая не шлюха. Ты очень хорошая, умная и заботливая, - неуверенно отстраняясь и, осторожно коснувшись подбородка, приподнимаю ее голову, заставляя посмотреть в глаза. - Я не буду делать аборт. Я сжимаю губы в тонкую линию, вспоминая все чертовы лекции специалистов, посещавших школу, временные стенды со страшными историями про мертвых детей. К горлу подступает ком, и, сглотнув, я медленно утираю слезы с лица Клиповой. - Не будешь, - немного тверже, - и родителям скажешь, и Ване. Но тебе самой нужно это принять, понимаешь? Может, - замявшись, - это даже к лучшему. Из тебя выйдет отличная мать, Света, если ты сама захочешь этого, - искренне. - Ваня меня бросит, - шмыгнув носом. - Не бросит. Он же своих в беде не бросает, забыла? - Я буду новой проблемой для него и семьи, мама может вы, - начиная плач заново, - выгнать. - Тетя Наташа? - я стараюсь улыбнуться. - Глупенькая, она так сильно тебя любит, что прощает тебе твои ночные тусовки. И Ваню она любит. - И внуков ждет, - добавляет в сарказме Клипова. - А вдруг ждет, откуда ты можешь знать наверняка? – пожимая плечами. Света замолкает, и я прикладываю все усилия на то, чтобы ее успокоить, стараюсь говорить что-то ласковое и доброе, и спустя время, заметно уняв нервы, девушка зевает. - Тебе пора, - произносит, и, взглянув на часы, я вижу, что время приблизилось к восьми, - знаешь, я понимаю, что тебе сложно выбрать. Хотя лично я выбора и не вижу. Знаю, ты не таких слов ждешь от меня, но… уезжай отсюда. Здесь так много всего случилось, что хочется начать все с чистого листа, отбелить репутацию что ли, - девушка хмурится, - к тому же, если у меня с Ваней не получается выбраться отсюда, то хотя бы ты сможешь. А Дубровский…он поймет. К тому же, если вы так сильно друг друга любите, расстояние не должно стать помехой. Впрочем, я лишь советую, выбор все равно за тобой. И, попрощавшись, быстро спускаясь по лестнице к выходу из подъезда, я чувствую, как, с каждым шагом, все сильнее подкашиваются мои ноги. *** Я не знаю, почему я бреду в сторону парка, а не к остановке, чтобы добраться до дома Насти. Разговор со Светой прошел не совсем так, как хотелось, а новость о ее беременности действительно немного пугала. И я не знала, чем ей помочь. Открывая список контактов, вижу, что батарея скоро будет на нуле, и быстро нажимаю на звонок. - Жень, ты все? – голос у Павла Георгиевича какой-то сонный и уставший. – Мне приехать? Молчу. Не понимаю, почему вообще звоню ему, что должна говорить. - Я уже давно не у Насти, - тихо, - я… я еду домой. - Все хорошо? – слегка обеспокоенно. - Да, все в порядке. - Тогда позвони, как приедешь. - Хорошо. Нажимаю отбой, а до дома идти меньше километра, если пройти по главной аллее парка и пересечь пару улиц. Вскоре добравшись до двери, осторожно открываю ее, тихо проходя внутрь и слыша громкие споры. Осторожно замираю на кухне, узнавая высокий, непривычный голос матери. И столь же сильный голос отца. - Почему ты не хочешь дать ей право выбора? - Потому что мы уже решили это, и давно, - спокойно, но, кажется, отец был уже раздражен. - Она не хочет ехать в Москву. - Женя поедет туда, и это не обсуждается. Ты знаешь, что у нас плохой юридический, а я не готов смотреть на то, как она впустую растрачивает все, что мы в нее вложили. - Ты говоришь так, словно наша дочь для тебя вещь! А если она вообще не хочет быть юристом? Ты никогда не спрашивал у нее, чего она хочет, когда ты вообще разговаривал с ней откровенно? Я замираю, сглотнув, а пальцы хаотично открывают дверцу шкафчика со спиртным. - Ты хочешь, чтобы она стала такой, как дочь Клиповых? Мои нервы не выдерживают, и, громко хлопнув дверцей, я быстрым шагом иду обратно к выходу, надевая балетки и кладя бутылку виски в рюкзак. Родители замолкают, и эта тишина воцаряет идиллию в нашей слишком правильной патриархатной семье. - Женя? – мама выходит из спальни. - Я уже ухожу, - бормочу, выходя на улицу и напоследок слыша попытки матери меня остановить. Слишком поздно. Уже сломалось. *** Я останавливаюсь только тогда, когда понимаю, что заблудилась. Хочется кричать, громко, всхлипывая, топать ногами и крушить все подряд, но вместо этого я достаю бутылку. Надо же, почти полная. Ничего, я быстро ее осушу. Жжется. Неприятно, немного противно, скользит по горлу, обжигая его и вынуждая кашлять, проклинать себя за нарушенное обещание больше не пить и делать очередной глоток. Это все слегка попахивает мазохизмом, а ноги кажутся немного ватными от долгих шагов вперед. Телефон сел. Вздохнув, устремляю взгляд на все еще светлое небо, еще раз промочив горло, и убираю бутылку, выходя на аллею. Не дай бог еще попасться полицейским или же чувствовать осуждение обществом. Я не знаю, куда иду, все это мне кажется настолько бессмысленным, что слезы, ранее застилавшие мне глаза, уже успели высохнуть. Нахожу деньги на проезд, сев в дальний угол и устремив взгляд на улицу. Выхожу как на автомате, медленно топая, куда глаза глядят. В последний раз отпиваю из горлышка, для храбрости, замечая, что половину бутылки успела осушить. Ноги шагают криво, и для каждой ступеньки приходится держаться за перила, чтобы не упасть. Надо будет запомнить, что с виски меня быстро уносит. Где-нибудь в голове оставить заметку об этом, если там еще найдется трезвое местечко. Первый раз пальцы промахиваются, ударяя по стене вместо звонка, и тупая боль заставляет тихо ругнуться, совершая попытку номер два. А, черт, звонок сломан. Даже написано этим до ненависти аккуратным почерком, только буквы расплываются, не давая мне прочесть. Ударяю по двери. Сначала тихо, потом сильнее, словно занимаюсь с боксерской грушей. Вижу его лицо. Конечно, как обычно прекрасное, слишком идеальное для какой-то школьницы-фанатки, глаза тут же сощуриваются, скользят по мне слишком быстро, будто он уже успел раздеть меня взглядом, и останавливаются на силуэте бутылки. Ноги подкашиваются, слегка дрожа. Хочу развернуться и уйти, понимая, что все это было слишком глупой затеей, ведь последуют расспросы, с пристрастием, полные копания в моих тараканах. А это мне ни к чему. Но он молчит. Горе-юрист впервые за все время не хочет вставить ни словечка, ни острого сарказма, ничего. Просто молчит, продолжая смотреть на меня так, что я чувствую себя провинившейся перед ним.