Текст книги "Обнажая местью (СИ)"

Автор книги: Неперелетная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

Невольно смотрю в ее глаза, вспоминая, что давным-давно, еще в начальных классах и средней школе были подругами. Пока что-то в нас обеих не изменилось. - Твоя задача самая простая, - я поворачиваюсь в сторону Дубровского, - маячить перед ним, как красная тряпочка перед бычком. Ни одного шага не пропускай, - строго и даже немного приказным тоном, - пасовать тебе почти не будем, не переживай. Девушка кивает, и я отхожу к Ване. Честно говоря, игрок из меня среднего уровня, что не совсем состыкуется с образом золотого отличника, по сути, зацикленного на учебе. Но у каждого должны быть свои увлечения помимо этого, а стереотипным ботаном я становиться принципиально не хотела. - Я беру Машу, - говорю парню, - Дубровского отдаем Свете, иногда страхуешь. Остальные сами разберутся. - Жень, - Ваня хмурится, - Павел Георгиевич не так плох, как кажется. - У страха глаза велики, - добавляю, усмехнувшись, - ну а проигрывать ему я не собираюсь. - Ты неисправима, - кривая улыбка появляется на губах Вани, - хорошо, капитан. Я, встав на позицию, поворачиваюсь к горе-юристу, предвкушающе зло улыбаясь, и ловлю его взгляд, в котором читается азарт. Пальцы так и норовят намекающе скользнуть по шее, но свисток почти выбивает меня из колеи, заставляя побежать за разыгранным мячом. Игра идет ровно, на очко в нашу пользу команда Дубровского отвечает своим, но, тем не менее, зрителей набирается больше, чем хотелось. Девушки смотрят на Павла Георгиевича в ожидании от него активных действий, но Светка, выполняя свою роль блестяще, маячит перед ним, сдерживая. Правда, я чувствую злость, исходящую от Дубровского, его недовольный взгляд мрачнеет, и я постепенно все больше сомневаюсь в том, что Света сможет за ним угнаться. - Меняемся, - слабо выдыхаю, оказавшись неподалеку с ней, - бери Настю. Девушка облегченно выдыхает, но ее быстрый переход дал Павлу Георгиевичу шанс. Устремившись с мячом к кольцу, он не пробивается внутрь, отходя на пару шагов назад. Ваня озадаченно стоит на месте, а Дубровский, повернувшись ко мне и одарив холодной улыбкой, бросает мяч с трехочковой зоны. Я замираю на центре поля, глядя, как спокойно и медленно мяч проходит сквозь корзину, ударяясь о пол. Теперь у него есть преимущество. - И разве после этого, - шепот Павла Георгиевича, поравнявшегося со мной, раздается в голове слишком громко, - ты не бревно, Суровцева? - Минута! - объявляет учитель физкультуры. Я сжимаю челюсти, с ненавистью провожая фигуру Дубровского взглядом, а ко мне подходит Ванька, почти так же глядя на новоиспеченного учителя. - В следующий раз, - шепчу сквозь зубы, - пасуй мне. Ненависть не является хорошим чувством. Она цепляется за душу, оскверняя ее, постепенно пуская свои тяжелые корни. Но, глядя на горе-юриста, я не могу от этого избавиться. И только сейчас, смотря на его уходящую фигуру, я вижу то, что связывает и обобщает нас. Мы оба слишком гордые, чтобы понести поражения. И теперь я всеми силами хочу добиться победы. Я, продолжая стучать мячом, медленно иду к кольцу соперника, видя вставшего передо мной новоиспеченного учителя. Останавливаюсь в паре метров от него, чувствуя и собственный пафос, смешанный с позерством, но и желая доказать. Что я чего-то, да стою. - Пасуй! - кричит физрук, и к нему присоединяются еще чьи-то голоса, которые служат для меня фоном. Я вглядываюсь в лицо Дубровского, почти нависающего надо мной. Выше, быстрее, сильнее. - Перестань, - я тихо, но зло выговариваю, желая стереть ухмылку с лица горе-юриста, - меня недооценивать. - Пасуй уже, Суровцева! - на этот раз голос раздается слишком громко, и я иду в атаку. Я, рванув, обхожу новоиспеченного преподавателя, устремляясь к кольцу и чувствуя его спешащие шаги, но Ваня вовремя ставит заслон, освобождая мой путь. Двухочковый бросок, конечно, не трешка Павла Георгиевича, но она стала завершающим броском игры, ознаменовавшим нашу победу. Мою победу. - Девяносто восемь, - раздается голос Дубровского, и я не слышу в нем ненависти или мести, - неплохо, Суровцева. Очень даже неплохо. И, оставив меня в замешательстве, горе-юрист покидает спортивный зал, пока я медленно перевариваю результаты пробного экзамена. *** - Что это было? – спрашивает Настя на следующий день, подсаживаясь ко мне на психологии после двух уроков по физике и геометрии. Честно говоря, я не вижу особого смысла этого факультатива, проводимого раз в месяц в качестве классного часа. Сплоченней от него мы не станем, от своих тараканов не избавимся, лишь вобьем себе в головы фразы «Мы все сдадим», «Главное не волноваться», но сомнения по-прежнему будут обитать внутри каждого. - О чем это ты? – я наклоняю голову набок, доставая пустой листок и приготовившись выписывать очередные фразочки псевдоспокойствия для экзамена. Самовнушение может быть сильным оружием, если ты поверишь в это, а мой скептицизм отказывался признавать силу повторения одних и тех же слов каждый день перед зеркалом. Его оправданием являлось то, что слова, может, и влияют на поступки, но в большей степени человека судят по его деяниям. - Что это было на игре? Ты с такой ненавистью на него посмотрела, аж меня до мурашек пробрало, - странно шепчет подруга. - Нечего было за Дубровского играть, - я устремляю взгляд на доску, где школьный психолог развернул масштабное сражение диаграмм и стрелок, - еще Андрей твой… Понимаю, что собралась ляпнуть лишнего, но затыкают слишком резко, отчего Платунова окидывает меня недоверчивым взглядом, который, словно сканер, детально изучает мое лицо. - Если ты думаешь, что мне нравится Павел Георгиевич, то это так, - спокойно произносит она, - как, впрочем, и почти всем в классе. Но вот твоя ярая ненависть… Я понимаю, тройка, пытается унизить, но разве это не по-детски? Я поднимаю бровь, собираясь оспорить ее, но одновременно признаю, что Настя мыслит вполне правдиво. Но проблема заключается в том, что ни Дубровский, ни я не собираемся проигрывать. - То есть, с Андреем у тебя проблем нет? – я прищуриваю взгляд, стараясь переключить разговор с обсуждения моих неудач на нечто действительно важное. - Видимся реже, - та пожимает плечами, - не думай ты о нас, Троекурова. Думай о том, как своему Дубровскому угодить, иначе золотая медаль к тебе лишь во снах приходить будет. Почти фыркнув, возвращаюсь к разговору психолога, невольно вырисовывая на бумаге небольшие линии и обдумывая слова Насти. После этого классного часа, обычно проводимого посреди уроков, дабы ученики не сбежали, мы, горе-одиннадцатиклассники, отправляемся на право. Солнце приятно светит в окна, и этот теплый за несколько последнее время непонятного кризиса погоды день так и просит, чтобы мы вышли наружу. Последние деньки перед майскими праздниками, запахом шашлыков и обилием мороженого и сахарной ваты в ларьках в парке почти требовали, чтобы мы погрузились в них с головой. Я не сразу замечаю, как все столпились у входа в кабинет, и почти врезаюсь в своего одноклассника. - Что происходит? – тут же Настя пролезает вперед, лишь бы быть в курсе всех событий. Толпа осторожно входит внутрь, продолжая стоять и разглядывать Дубровского, устремившего свой взгляд сквозь окно и даже не повернувшегося в нашу сторону. Словно этакий герой-любовник в костюме делает специальную паузу, приковывая внимание всех присутствующих. - Павел Георгиевич, - Светка осторожно выходит, словно боится нарушить этот мнимый покой и гармонию Дубровского, - нам садиться на свои места? Он медленно поворачивается, и я чувствую, что для завершения этого образа не хватает лишь сигары, которую в школе курить запрещено. На его лице появляется уже привычная кривая ухмылка, и я уже предчувствую очередную шутку касательно учеников-недоучек-бревен, но вместо этого парень продолжает улыбаться. Молчание длится несколько секунд, кто-то начинает паниковать, хаотично доставая телефон или же пытаясь направиться в медпункт. - Бегите, глупцы, - тихо произносит Павел Георгиевич, словно зная, что его урок последний, и вновь поворачивается к окну, наблюдая за постепенно набухающими почками деревьев. Все медленно разворачиваются, а затем, чтобы не спалиться, тихо спускаются к черному выходу, часто открытому, избегая тем самым образом охраны и дополнительных вопросов. Я уже догадываюсь о победных криках свободы за воротами школы, но не могу присоединиться к остальным, продолжая стоять на месте. - Суровцева, - парень поворачивается ко мне, - я не могу понять, что с тобой не так. Вроде бы умная, но, как только появляется шанс упростить жизнь, ты тут же его отбрасываешь в сторону, - Дубровский неспешным шагом направляется ко мне. Минуя меня, закрывает дверь, возвращаясь к столу в поиске каких-то бумаг. - Вы не обманули меня насчет баллов, - я неуверенно сажусь за парту перед ним, разглядывая пуговицы на рубашке, застегнутые, словно наспех, немного неаккуратно. - А должен был? – Павел Георгиевич протягивает листы с заданиями мне, подразумевая «Если решила остаться, то готовься, Суровцева». Я хмурюсь, а вопрос ставит меня в тупик. Сказать ему прямо о его моральном недостатке и избытке мести я не могу, язык не поворачивается, а пятая точка предвкушает последствия таких слов. - Тогда я не понимаю радости на вашем лице, - я хватаю тест, как спасательную соломинку, а парень протягивает мне ручку, чтобы я не утруждала доставать пенал. Как заботливо. - Знаешь, Суровцева, мыслить о человеке однотипно давно уже не в моде, - он усмехается, но без колкости, - решай уже. - Если вы хотите уйти, я могу взять тесты на дом, - мой взгляд вновь останавливается на пуговицах. Дубровский вздыхает так, словно я сказала какую-то глупость. - Ключ на вахте раньше окончания урока не примут, - парень криво ухмыляется, - или ты знаешь другой способ скоротать время? Мысли сосредотачивается вокруг Настиных слов, и, стараясь пропустить мимо ушей слова Павла Георгиевича, продолжаю делать тест в восстановленной тишине, хотя ощущаю легкое покраснение щек. Когда время истекает, с чистой совестью выхожу из школы почти вместе с Дубровским, опережая его на пару шагов. *** Если точкой опоры для отношений матери и дочери служили кухня и готовка, то с Платуновой им оказывался любимый ею шопинг, ради которого девушка готова была отдать целый день под растерзание продавцов-консультантов и самокритику касательно фигуры. Нельзя сказать, что Настя зависима от одежды, но, как и та самая Светка, девушка предпочитала одеваться стильно и по моде. А, так как ее ближайшим советником и правой рукой являлась я, обязанность посещать магазины легла на меня уже несколько лет назад, и никто, в том числе и мой отец, не мог противиться этой прихоти подруги. - Эта блузка лучше, - я окидываю уже наметанным взглядом вещи, которые выбрала Платунова, - она из вискозы, а та из полиэстера. - Иногда ты действительно занудна, - фыркает девушка, все же прислушиваясь ко мне, - платье-то когда будешь выбирать? Еще пара месяцев до выпускного, - Настя, словно специально, давит на самую больную тему, уже несколько раз начатую матерью и Ниной. «Каждая мечтает о своем идеальном платье», - заявила мне вчера сестра, поучительно вращая указательным пальцем перед моим лицом. Я никогда особо не задумывалась об этом мероприятии, как о последнем вечере с одноклассниками, месте, о котором потом все будут вспоминать с грустной улыбкой. Больше, по моему мнению, выпускной походил на соревнования девушек: кто лучше одет, у кого лучшая прическа и кто успеет забрать самого красивого парня на белый танец. Мне было легче: замашек на потенциальное «лучшая во всем» не было, умения и навыки в танцах находились на эмбриональной стадии развития, поэтому вся эта гонка вооружений казалась пустой забавой. Но Настя считала наоборот, и, несмотря на то, что поход в магазины был посвящен обновлению ее гардероба, по платьям для выпускного вечера пройтись тоже пришлось. Думая, что мой упрямый характер может сразить любого, я не ожидала такой напористости от девушки, взявшей за цель заставить меня перемерить наибольшее количество платьев. И, несмотря на мое недовольство и избирательность, Платунова не опускала руки, постоянно находя нечто неординарное. Некоторые вещи точно пугали, другие вызывали смех, третьи, что я находила вполне приличными, не нравились Насте. Получался какой-то замкнутый круговорот. - Давай, - девушка протягивает мне еще одно, - если не померишь, убью тебя прямо в примерочной. Удушу шлейфом от предыдущего платья. Я вздыхаю, взяв синее платье в пол и отправляясь на примерку. Молния находится сзади, и, несмотря на все мое желание поскорее разобраться с платьем, я не могу его застегнуть. - Насть, - я собираюсь выйти из примерочной, зная, что девушка неподалеку, - помоги мне. Я слышу шаги и слегка выхожу спиной, подставляя ее к приближающейся подруге. Ее пальцы непривычно медленно, словно неохотно, тянут вверх собачку молнии, и я хмурюсь, а внутри появляется беспокойство. - Жень, я тут… - я слышу голос Насти, только входящей в примерную, и замираю, сглотнув, а пальцы достигают конца молнии, останавливаясь. Я осторожно поднимаю глаза на зеркало, глядя на человека, которого ошибочно приняла за подругу, и рот приоткрывается в испуге и мнимой нехватке воздуха. Чертов. Преследователь. Дубровский. Комментарий к Глава 4. Пасуй уже, Суровцева! Надеюсь, вам понравилось :3 ========== Глава 5. Спасение блудной ученицы ========== - Какого черта? – я поворачиваюсь к Павлу Георгиевичу, продолжая чувствовать прикосновения его пальцев к своей спине, едва не разражаясь матерными речами. - Знаешь, Суровцева, может, тебе такое непривычно, но, - горе-юрист показывает в сторону одной из примерочных, где висят белые рубашки, - и у парней вещи не волшебством из шляпы достаются, - он разворачивается, - и не благодари. Настя мгновенно подбегает ко мне, провожая Дубровского взглядом, пока он не закрывается в своей примерочной, и, втолкнув меня внутрь «будки», резко дергает шторку. - Это что еще такое? – ее голос, полный удивления, меня забавляет, и, слабо улыбнувшись, я поворачиваюсь к зеркалу. - Может, насчет платья что-нибудь уже скажешь? – говорю я, словно ничего не случилось, но на деле я ощущаю, как нервы шалят, заставляя мурашки пробежаться по спине. - Неплохо, - Настя прищуривает взгляд, пока я несильно сжимаю между пальцами синюю ткань, уставив взгляд на подол, - держи еще два. И, выйдя из примерочной, девушка встает рядом с ней, будто ожидая появления Дубровского. Пока я переодеваюсь, осторожно повесив платье и надев другое, то слышу голоса. - Павел Георгиевич, а вы куда-то собираетесь? – спрашивает Настя немного осторожно, и я усмехаюсь, хотя сердце по-прежнему от испуга и неожиданности все еще стучит в бешеном ритме. - Платунова, ты понимаешь, что еще парой вопросов вторгнешься в мое личное пространство? – отрезает он, и я осторожно выглядываю, видя, что Дубровский, стоя перед зеркалом, поправляет манжеты рубашки. - Позер, - фыркнув, собираюсь отвернуться, но тут же ловлю на себе взгляд горе-юриста. Кажется, кто-то, стоящий в моей примерочной, крупно влип. - Что-то хочешь добавить, Суровцева? – спрашивает он, криво улыбнувшись, и мстительная язва так и просится наружу. Вздохнув, отодвигаю шторку, опершись спиной о стену и в наглую разглядывая Павла Георгиевича. - Вы не сказали о дополнительном занятии, - говорю я, переключив разговор в менее опасное русло. - Ты взрослый человек, Женя, можешь на него не ходить, но на факультативы – будь любезна, - словно удовлетворившись своим внешним видом, парень скрывается в примерочной. Тяжело, наигранно тяжело вздохнув, смотрю на Настю, которая лишь пожимает плечами. - Твое платье, не мое, - подруга лишь слабо улыбается, - выбирай уже. В пятницу в чем пойдешь? Я зажмуриваю глаза, слегка сморщив лицо и совершенно забыв о школьном мероприятии, называемом дискотекой. На деле это в большей степени представляло из себя массовую выпивку под современную музыку, глупые танцы в стиле «прыгай на месте и маши руками» и невольно возникающие физические контакты. - Я не пойду, Насть, - стараясь сделать щенячьи глазки, но видя лишь упрек. Кажется, с этим взглядом придется откровенно поработать, либо подруга обладает защитными чарами. - Ты понимаешь, что это будет твой первый день рождения вне стен дома? – скрестив руки за спиной, Платунова смотрит на меня так, словно, если я откажусь, из-за ее спины появится нож, и постепенно ситуация перейдет в сцену из «Крика». В голове это выглядит жутковато.