Текст книги "Обнажая местью (СИ)"

Автор книги: Неперелетная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

Сев в чертов автобус, поворачиваю голову к окну, глядя на проезжающие мимо машины, в попытке успокоиться. Сердце бешено сучит и ноет от боли, голова раскалывается от обилия слез, а сама я отказываюсь принимать слова Наташи за действительность. Дубровский – мстительная сволочь. Но я не знала, что на столько. Вновь вспоминаю комнату Платуновой, скривив лицо от омерзения и мурашек, прошедших по коже, которые заставляют чувствовать холод и ненависть. Девушка ничего не знала, так как я молчала об этих странных отношениях с горе-юристом, принесшим мне только отчаяние и боль. Но… она не могла просто пойти на поводу у соблазнительного Павла Георгиевича. Достаю телефон, делая череду бесполезных звонков Насте, но та, словно специально, не отвечает, заставляя меня действительно признать свое поражение. Пытаюсь включить плеер, но музыка лишь давит на уши. И, как назло, телефон снова вибрирует, а номер, появившийся на экране, заставляет меня вздрогнуть. «Отбой». Это единственное спасение в данном положении, которое, возможно, не пощадив мою нервную систему, пожалеет положение в обществе пассажиров, не готовых и не желающих слушать разговоры истерички. Спустя пару минут приходит сообщение от Дубровского, которое лишь больше заставляет поверить в то, что человек, которого я внезапно для себя полюбила, оказался бесчеловечным. «Ты действительно веришь в это?» Я не знаю, во что мне верить, Павел Георгиевич. В одном я уверена точно: вашему слову доверять я больше не буду. Выхожу на своей остановке и, словно умирающий воин, добираюсь до дома, заходя внутрь и ощущая тягость одиночества внутри четырех стен. Сердце, будь оно не ладно, словно поломанный механизм, с каждой секундой все сильнее давит на грудную клетку, не давая мне свободно дышать. Ставлю чайник на автоматизме и выключаю его тут же. Душа, как и нелогичные действия, метается из стороны в сторону. Часть ее, наивная, выше жизненных ситуаций и искренне радующаяся любой мелочи, отказывается признавать это. Словно ребенок, которому говорят, что дед Мороз не существует, и, цепляясь за воспоминания, за свою веру, он изо всех сил доказывает свою правоту, будучи совершенно слепым в этой реальности. Другая же ее часть, будто бы привыкшая к этому, начитавшись кризисных ситуаций из книжек, просто сухо кивала, выдавая советы психологов один за другим: то дышать глубже, то переключиться, то сделать еще что-либо. Да, кому-то советы помогают, но я явно не входила в число этих людей. Жизнь, сколько справочников не читай, никогда не станет такой же, какой она прописана в книжках. Я не хотела прислушиваться ни к одной из них, которые, томами выстраиваясь в моей голове, заменяя людей, не приносили никакого толка. *** Слезы застыли на щеках, а на большее уже не хватает сил. Сердце болезненно ноет, словно и не ожидало такого предательства, хотя могло догадаться об этом с самого начала. Дубровский. Его имя замирает на устах, едва сдерживаемых криках в комнате, которую хочется разрушить, разгромить, словно это поможет, будто это избавит от боли, которая медленным ядом заражала и отравляла органы, свободно блуждая по венам. Я искренне верила, что человек может исправиться, и тот Паша, что показался внутри черствого горе-юриста, был этому подтверждением. Тот Паша, который был со мной в театре, в постели, который казался мне гораздо более глубоким человеком, каким был выставлен на первый взгляд. Но пора привыкнуть к тому, что в людях можно ошибиться, и это вполне допустимый промах. Ошибка, ценой которой стало разбитое девичье сердце. - Уходи! – не оборачиваясь, кричу, услышав шаги за открывающейся дверью. Та часть мозга, что пытается, под прессингом чувств и эмоций, действовать рационально, старается предупредить о внезапном появлении в комнате нового действующего лица. Я отказываюсь внять ей, а человек не слушается меня, приближаясь и садясь на кровать рядом. Затем его пальцы осторожно скользят по моей спине, после крепко обнимая. - Все будет хорошо, Жень, - шепот Вани, согревающего меня своими объятиями, прочно заседает в голове. Счастье может быть лишь мгновенным, а такие фразы, наоборот, признавали лишь самые оптимистичные люди. - Прошу, уйди, - я поворачиваю голову к нему, с болью глядя в светлые глаза парня, который смотрел на меня с беспокойством и… нежностью? - Я никуда не уйду, - он качает головой, и, вновь крепко обняв, прижимает к себе, - я больше никогда не покину тебя, Жень. Я не понимаю, как Ладин появился в моей комнате, каким образом пролез внутрь дома, но это не имеет значения. Ровно как и его глупые, бессмысленные попытки успокоить меня. - Это пустые слова, Ваня! – я, ощущая истерику, нервно стучу по его груди, - Все это ничего, - новый всхлип, - не значит! Я чувствую его губы и их соленый привкус, вызванный моими слезами. Пальцы на мгновение застывают, а после и вовсе опускаются вниз, на бедро парня. Его поцелуй требовательный, жадный, словно парень боялся упустить этот момент, быть отвергнутым, а слова Насти мгновенно всплывают в памяти. Ты в упор не видишь его любви, Суровцева. Да, я не замечала ничего такого до этого момента. Я не могла и не могу относиться к парню так, как он относился ко мне, быть столь же доброй и ласковой к нему, помогать всем, чем смогу. Но сейчас мне было настолько все равно, что, утопая в своих муках, я хотела эгоистично забрать с собой на дно и Ваню. Ты решил поиграть, Дубровский? Теперь мой ход. Осторожно отрываюсь от губ Ладина, заглядывая в его глаза, отчетливо видя в них волнение и беспокойство. Его пальцы осторожно поднимаются к моему лицу, нежно проводя по щеке и заправляя прядь за ухо. Потом касаются очередной слезы, утирая ее, а сам парень продолжает изучать мое лицо с той же тщательностью, словно выискивая причину моих слез. Смотреть надо глубже, и мои глаза не скажут ничего, кроме мрака отчаяния. Смотреть надо ниже, на разрушаемое сердце. - Он не стоил тебя, - шепчет парень, и его пальцы останавливаются на уровне моей талии, и я ощущаю его желание, хоть и момент для этого не самый подходящий. Или… Ваня пользуется моей уязвимостью? Пытается получить то, что уже давно желал? В любое другое время я бы заставила себя задуматься над этими вопросами, покопаться в голове и попытаться найти ответы. Но сейчас голова была пуста. Все внутри находилось на грани окончательного разрушения. Дубровский забрал у меня все. Внушил доверие семье, отнял подругу и собственную гордость, валяющуюся где-то под его ногами. Рядом с истоптанной душой. Но кое-что Павел Георгиевич так и не успел отнять. Я подаюсь вперед, сама прикасаясь к губам Вани, пытаясь забыть о душевной боли с помощью той, что не менее реалистична. Пальцы парня смыкаются на моей талии, затем осторожно проводят по телу, медленно и неуверенно сжимая подол футболки. - Сделай это, - шепчу, слабо и отчаянно, и не понимая, кто кого в данной ситуации использует. Я пытаюсь забыть Дубровского с помощью Вани, или парень хочет добиться меня во время этой слабости? Он не выдерживает, немного небрежно толкая меня на кровать и нависая надо мной, тут же находя мои губы и целуя со всей страстью, что давно копилась внутри него. Да, я у Вани не первая. Но лучше я отдамся ему, чем попаду в хищные лапы Павла Георгиевича, готовые при удобном случае уничтожить и стереть меня в порошок. Я медленно стягиваю его футболку, затем проводя по напряженным плечам, ощущая влажные, словно дикие от этой страсти со стороны Вани, поцелуи на своей шее, граничащие с болезненными укусами. Слабо извиваюсь под ним, помогая избавиться от одежды и продолжая чувствовать слезы, по-прежнему стекающие к подбородку. - Будет больно, - шепчет парень, медленно стягивая с меня лиф и припадая к груди, но поцелуи не вызывают никаких эмоций, кроме тактильных ощущений. Это несравнимо с Дубровским. Но я больше не принадлежу ему. - Потерплю, - тихо отвечаю, чувствуя, как Ваня снимает мою последнюю одежду, полностью обнажая. Затем вновь нависает надо мной и старается быть нежным. Пытается причинить как можно меньше боли, и, сжав челюсти, почти прикусив язык и стараясь заглушить собственные крики, я слабо киваю, говоря, что стоит продолжать. Это моя боль. Это мой крест, который я буду носить до конца своей жизни. С первым толчком вырывается крик, который я не могу сдержать, а на глазах выступают новые слезы. Ногти резко впиваются в спину Вани, пытаясь передать часть накопленной боли в виде царапин. Он останавливается на пару секунд, затем вновь делает движение, проникая глубже и заставляя меня жадно вдыхать ртом воздух. - Продолжай, - слабо произношу, и тело снова пронзает плоть парня, доставляя физическую боль, которая почти заглушает муки разобранного на части сердца, заставляя отвлечься от этого. Я не знаю, сколько времени это длится. Я пытаюсь отвечать на поцелуи Вани, изгибаюсь в кровати, желая смягчить удар, и слабая улыбка появляется на уголках губ, когда я вспоминаю слова Дубровского. Может быть, Павел Георгиевич, я и бревно, но я никогда не буду вашей. Я слышу шепот Ладина, тихий, словно успокаивающий, но он, совершенно не похожий на голос Павла Георгиевича, заставляет чувствовать лишь неприязнь и отвращение. Толчки становятся ритмичней и быстрее, пальцы настойчивее царапают спину, а губы, чтобы не задохнуться в криках, ищут губы Вани, настойчиво и требовательно целуя их, скорее, из-за необходимости вытерпеть это, чем из-за любви. Он понимает это, знает, что использует меня в своих целях, но я не могу винить своего друга, почти насилующего меня в моей же спальне. Мы взаимно используем друг друга. Я сама пошла на это, пытаясь забыть Дубровского. И, к моему сожалению, это Ладин тоже знает. Что-то в голове настойчиво пытается пробиться в памяти, нечто важное и значимое, но, не выдерживая, вновь проваливается в неизвестность, пропадая и падая в самый дальний ящик. Что люди говорят про первый раз? Особенный с необыкновенным человеком, важный момент, который навсегда останется в твоей жизни? Что ж, я пошла по иному пути, лишаясь невинности методом мысленной договоренности. И, честно говоря, мне нисколько не жаль. Я замечаю, что парень замирает, и пытаюсь взглянуть на него сквозь пелену слез, посмотреть на его замершее в наслаждении лицо. В голове невольно всплывает вся жизнь, вплоть до этого момента: разочарование отца, ненависть и месть Дубровского, не имеющая пощады, слова Светы. Хотя бы одного человека я смогла сделать счастливым, хоть и таким низким образом. Он осторожно выходит из меня, и боль становится лишь сильнее, словно напоминая мне о том, что я, как не тривиально это прозвучит, стала женщиной, постигшей удовольствие другого человека. - Тебе помочь? - его голос, когда я пытаюсь встать, звучит слишком хрипло и слабо, словно парень, давно хотевший получить меня, не мог полностью удовлетворить свое желание. Я, укрывшись покрывалом, поднявшись с кровати, останавливаюсь в дверях, глядя на Ваню, собирающего свои и мои вещи. Я не знаю, что испытываю к нему, и дружба, тесно переплетаясь с отвращением, выдает, словно напоминание, образ Дубровского и Насти в ее спальне. - Ты хочешь еще? – спрашиваю тихо, чувствуя себя мазохисткой и желая получить еще больше боли. Столько, чтобы заглушить и перебить ноющее сердце. Если такое возможно. - Жень, - он слабо усмехается, подходя ко мне, и в его глазах я вижу лишь волнение, - ты давно нравишься мне. И, конечно же, я хочу тебя, и мне кажется, что это желание лишь распаляется, а не угасает. Мои дрожащие губы стараются выдавить из себя улыбку. Интересно, а что Дубровский говорил, переспав с моей лучшей подругой? - Но я не собираюсь насиловать тебя, - шепчет Ладин тихо, - мы вернемся к этому разговору тогда, когда тебе станет лучше, хорошо? Его губы касаются моих, и парень надевает футболку, после выкидывая презерватив в мусорку. Словно все, что сейчас произошло по взаимному использованию, почти не повлияло ни на мои, ни на Ванькины чувства. - Хорошо, - шепчу я едва слышно, глядя на удаляющуюся фигуру с прежней болью в груди. Которая лишь увеличилась, как черная дыра, после близости с Ваней. Комментарий к Глава 14. Теперь мой ход Вот такая глава. Буду рада услышать ваше мнение, если оно, конечно, осталось *чувствую, все очень плохо, вплоть до разочарования* ЗЫ История не выдумана ЗЫ [1] Ощущаю боль Жени, как свою собственную ЗЫ [2] Мне одной кажется, что название приобрело немного другой смысл? ЗЫ [3] Музыкальный вкус у меня на любителя, но близость Вани и Жени написана под Carina Round - Please Don't Stop ========== Глава 15. Постепенно исчезая в глубине ========== Поспать не удается. Закрывая глаза, я видела перед собой Дубровского: с разбитой губой, синяками и пронзительным взглядом, который, казалось, прожигал в груди невыносимо болезненную дыру. Когда этот образ все же уступал и исчезал, на его месте появлялся Ванька, не тот, который был со мной в школе, тихий и спокойный, а тот, что со всей страстью получал давно желаемое, тихо рыча и обжигая тяжелым дыханием шею. В итоге, метаясь между этими двумя, я не смогла сомкнуть глаз до утра, встречая рассвет за чашкой чая и укрывшись пледом, хотя температура на улице настойчиво рекомендовала этого не делать. Я ощущала холод, который, прочно засев внутри, медленно и настойчиво проникал глубже, отравляя все вокруг. Когда вокруг творится такой хаос, экзамены, уже почти наступающие на пятки, кажутся детской забавой, созданной лишь для отвлечения зрителей от главного сюжета трагедии. И теперь, едва прикрывая глаза от солнечного света, наполнявшего мрачную комнату, я просто обдумывала свои поступки, которые, возможно, с временным успокоением нервов, становились если не глупыми, то, как минимум, не логичными. Не похожими на тебя, Суровцева. Что теперь будет дальше? Я не могла ответить на этот вопрос и, пожалуй, впервые в жизни даже не имела предположения, какое именно решение окажется правильным. Статистика и вычисление вероятности не давали ровным счетом ничего, кроме глупых цифр. Встрепенувшись от неожиданного звука, слышу, как родители входят в дом, и, спустившись к ним, обмениваюсь приветствием, натягивая на себя самую вымученную улыбку. - Уроки, - пытаюсь оправдаться, когда мать замечает фальшь на моем лице. Вот только в последнее время мне совсем не до уроков. Вернувшись обратно в свое «гнездо», смотрю на телефон, не находя ни новых сообщений, ни звонков. Набираю Настю, но, вновь слыша лишь гудки, разозлено кидаю сотовый на кровать, сев на стул и повернувшись к ноутбуку. И в сети ее тоже нет. Понимаю, что мне нужно поговорить с кем-то, но я не могу найти слушателя: Нине говорить об этом не хотелось, с Платуновой творилось непонятно что, а Ване я звонить не могла, испытывая легкую неприязнь после случившегося. В итоге, вновь глядя через окно в этом меланхолическом настроении, улавливая в воздухе нотки пессимизма, я смотрела на солнце, сменившееся сильным ветром, дождем, чувствуя перемены в погоде и ощущая их на себе. Больше жалеть себя, проклинать Пашку и презирать Ваньку не хотелось; апатия, пришедшая ближе к вечеру, оставалась со мною всю бессонную ночь и раннее утро понедельника, знаменовавшего последнюю учебную неделю в школе. Надевая форму, останавливаюсь перед зеркалом, чувствуя, что красноватые глаза все еще привлекают внимание. Вздохнув, хватаю сумку и устремляюсь прямо в адское пекло. *** Пожалуй, нужно было удивиться отсутствию Насти, но я этого делать не стала, не выражая никаких эмоций ни на каком уроке. У кого-нибудь возникало такое ощущение, когда все твои чувства, вышедшие наружу, словно по щелчку, отключают, а в голове все проясняется, разум вновь берет верх? Что ж, эта апатия стала моим спутником, тенью, безмолвно шедшей за мной, не имея возможности отстать или оступиться. - Ты как? – Ванька, сев рядом на химии, едва заметно сжимает мою ладонь под столом, но я не могу и не хочу ему что-либо отвечать. После близости с ним, о которой я уже изрядно успела пожалеть, продолжение отношений с Ладиным могло пойти по двум путям: их постепенное прекращение или же, наоборот, развитие до ярлыка «парочки» и открытых встреч. Но я не желала ни того, ни другого. Я хотела вернуть того самого Ваню-друга, который был рядом со мной бок о бок, помогая бороться с трудностями. Я могла его понять, вполне осознавала его действия, к которым привела сама же, но теперь, кроме дружбы, я испытывала неприязнь, какую-то осторожность, словно парень в одно мгновение стал «скользким типом». - Если хочешь, сегодня вечером будет вписка, - начал он, привлекая внимание сидящих спереди и сбоку одноклассников, - можешь прийти. Алкоголь, разврат, возможно, наркотики? Если ты уже погрязла во мраке, Суровцева, то катись на самое дно общества.