Текст книги "Обнажая местью (СИ)"

Автор книги: Неперелетная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

Аудитория оказалась светлой, над доской красовалась периодическая таблица, а рядом висели портреты самых выдающихся химиков. Цветов было немного, а камеры стояли в углах, предположительно используя для съемки лишь небольшой участок кабинета. Ровно в девять начинается эта церемониальная речь учителя; правила, что нам говорили в школе, повторяли снова, и сейчас с большим энтузиазмом. Едва успев изучить своих сокамерников, не могу определить, кто ближе к вершине, а кто к основанию социальной иерархии. Помимо текста мысли ходят около Вани, а тот факт, что парень опаздывал вместе со Светой, заставлял ощущать непонятную ревность и беспокойство. Спустя полтора часа люди стали выходить. Кто-то сдавал пустой листок вместо сочинения, другие же продолжали корпеть над эссе, доводя его до совершенства. Меня же с детства учили сидеть до последнего, ведь частенько самые умные мысли могут посетить тебя как можно ближе к концу экзамена, олимпиады или какой-либо другой контрольной работы. Благодарить за жизнь в не самом большом городе приходится редко, но сегодня, как и в дни оставшихся экзаменов, большинство сдающих, достающих свои шпаргалки в туалетах, были рады не жесткому надзору учителей. Несмотря на то, что кабинок всего было три, девушки количеством не менее десяти человек метались в тесной комнате, непонятно откуда взяв ручку или карандаш и хаотично спрашивая друг у друга ответы. - Суровцева! – окликнула меня Наташка, и мгновенно вместе с ней ко мне повернулось несколько человек. А вот и наступил момент, когда золотая медаль и некая известность в городе показывает отрицательные свойства. Почти облепив меня, по очереди спрашивая ответы, девушки не оставили иного выхода надзирателям. Одна из них, Надежда Юрьевна, учительница математики, постучав, зашла внутрь, сделав выговор собравшимся. И я вздохнула с облегчением, освободившись от этого «ритуала». За полчаса до конца я осталась одна. Солнце уже успело изрядно поджарить, к быстро растаявшему на парте, ставшей поверхностью Меркурия, шоколаду я не притрагивалась, а за водой приходилось вставать и шагать в конец класса. На камеру, снимающую лишь часть вторых парт двух центральных рядов, никто внимания не обращал, но в открытую в аудитории пользоваться шпорами боялись. Вздохнув, выйдя из аудитории и встретившись с сопровождающим, я лишь спросила касательно остальных. - Ладин был немного расстроенный, - сказала Александра Вячеславовна, - но он сам был не в духе с утра. Да и все ребята выглядели неважно, - немного обеспокоенно добавила наша молодая учительница английского, которая вела уроки лишь у младших классов, но знала нас почти поименно. - Задания усложнились, - пожимая плечами. Попрощавшись с учителем, забираю телефон и ключи, а так же деньги на проезд. Только сев в автобус, смотрю на время: половина второго. И, включая телефон, вижу старое новое сообщение от Позера. «Справилась?» Я собираюсь ответить нечто банальное, но, в последний момент решив повести себя, как «правильная», набираю совершенно другой текст. «Все очень плохо» Не успеваю отложить телефон в сторону, как тот вибрирует, на этот раз, из-за входящего звонка. - Суровцева, что случилось? – никаких приветствий. - Не фамильярничайте, - произношу, стараясь бурчать, но в голосе все равно слышна усмешка, - расслабьтесь, Павел Георгиевич, не ваш предмет. На несколько секунд воцарилось молчание. - Я теперь не твой преподаватель, Жень, - отвечает Дубровский, явно успокоенный и понявший, что мое сообщение было фальшью. Чувствуя неловкость, смотрю на небольшой магазинчик, быстро проезжая мимо него. В автобусе несусветная жара, и кажется, что в аду людей ожидает похожее пекло. Единственные возможные форточки открыты, но этого было мало для нормального дыхания и подачи свежего воздуха. - Жень? – так и не услышав ответа, горе-юрист напоминает о себе снова. - Во сколько ты приедешь? – спрашиваю, стараясь перевести тему и избежать вопроса отношений учителя и ученицы. Кажется, Павел Георгиевич ведется. - Сеанс начинается в восемь, но, если ты хочешь, можем прогуляться до этого, - голос Дубровского серьезен и строг. - Я хочу кусочек пиццы, - произношу, увидев неподалеку пиццерию. - А как же забота о фигуре, Суровцева? – говорит парень, немного язвя, нарочно. Я чувствую, что внутри меня мгновенно щелкает переключатель, и, сменив настроение, стараюсь ответить без взаимных подколов. - Вам повезло, Павел Георгиевич, что вы находитесь на приличном расстоянии. - Нечего было заставлять меня беспокоиться. Жду ровно в шесть. И, повесив трубку, я прислонилась к стеклу, пытаясь поймать потоки свежего воздуха и заставить сердце стучать хотя бы на немного медленней. *** На кухне привычно запахло горелым, и, надев невидимую каску спасателя, я ринулась в опасный бой за спасение ужина. - Женечка, - послышался голос мамы неподалеку, - как написала? Достав противень из духовки, быстро оглядываю места сражений, чувствуя, что на этот раз спасение пришло поздновато. - Без потерь не обошлось, мам, - отвечаю, оглядывая подгоревшие крылышки и картошку, приблизившуюся по хрусту к чипсам. - Справилась? – спрашивает. - Ага, - киваю, доставая полуживой картофель и отправляя его в «госпиталь», - я… я сегодня встречаюсь с, - замявшись, - Настей, может, переночую у нее. Ты завралась, Суровцева. Это тебе с рук не сойдет. - Хорошо, - мама кивает, и, улыбнувшись ей, я отправляюсь в свою комнату в слегка приподнятом настроении. Включая ноутбук, захожу в социальные сети, замечая, что Платунова онлайн, и наводя курсором на «Отправить сообщение». Пальцы замирают, и что-то внутри не позволяет щелкнуть мышью. Неужели в вас проснулась гордость, мисс Беннет? Так и не написав сообщение Насте, включаю успокаивающую мелодию, поворачиваясь к шкафу и неспешно открывая его. Чтобы отвлечься от хмурых мыслей, переключаюсь на Дубровского, с легкой улыбкой на устах вспоминая его беспокойство. Затем, плюхнувшись на кровать, разглядываю потолок, невольно подумав о Ладине и сжав губы в тонкую линию. Постепенно этот запутанный клубок начинал распутываться, но чутье подсказывало, что, как банально могло звучать в голове, это еще не конец. «Я теперь не твой преподаватель». Мысли, как фейерверк, появляются и исчезают слишком быстро, равно как и мгновенно меняющееся настроение. Списав все это на экзаменационный стресс, посматриваю на часы, понимая, что провалялась в постели гораздо больше времени, чем рассчитывала. Дубровский приедет через час. Стоп. Достав телефон, набираю новое сообщение для Позера. «Где мне быть в шесть?» Ответа нет несколько минут, и все внутри начинает напрягаться. Впрочем, на звонок Павел Георгиевич отвечает мгновенно. - Магазин неподалеку, на Добролюбова, - произносит Дубровский до того, как я успеваю задать вопрос, - надеюсь, ты немного поволновалась, - в его голосе слышится ухмылка. Чертов горе-юрист. - Так точно, капитан, - сбросив, приступаю к гардеробу в более ускоренном темпе. Июньская жара, когда большинство людей прячется в тени, и, словно приспособившись к жизни в пустыне, ведут активный образ жизни по ночам, предпочитая сон днем, не оставляла мне выбора. И, одевшись не так нарядно, как хотелось бы, для свидания, я, сказав «Прощай» своей комнате, отправилась к остановке. Автобус оказался в вечерней, едва ощутимой пробке, но эти секунды сыграли свою роль, заставив меня опоздать. Впрочем, фигуру Павла Георгиевича можно было увидеть издалека, и я облегченно вздохнула, понимая, что не одна предпочла удобный стиль романтике. - Опаздывать плохая привыч… - бывший учитель не успевает отчитать меня, так как, осмелившись, я затыкаю его поцелуем, ощутив приятный вкус губ Дубровского. - Прости, - виновато улыбаюсь, - куда мы идем? Парень усмехается, явно удивившись моей выходке. - В пиццерию, - он приобнимает меня за талию, - все для вас. *** Это… непривычно. Пребывая в непонятной эйфории, то и дело поглядывая на Павла Георгиевича, я улыбаюсь его шуткам, смеюсь вместе с ним, обсуждая интересные темы, которые едва ли касаются моих знакомых. - Неньютоновская? – откусывая очередной кусочек пиццы. - Да, - горе-юрист усмехается, - не поддается его законам. Если ты ударишь по ней, сильно, то эта вода оттолкнет твою руку или ногу. Можешь пробежаться по ней, и останутся лишь небольшие следы от крахмала. Я, сощурив взгляд, стараюсь придать лицу серьезное выражение, но чувствую, что в таком состоянии продержусь недолго. - Кто ты? – спрашиваю недоверчиво, - И что ты сделал с учителем по праву? Дубровский смеется, и я улыбаюсь шире, слыша его смех и чувствуя, как тепло разливается внутри. - Я все тот же, - он криво улыбается, разглядывая мое лицо, - Суровцева, ну ты и неряха. Я непонимающе смотрю на него, а шестеренки в голове крутятся слишком запоздало. Наигранно вздохнув, Павел Георгиевич берет салфетку, осторожно вытирая уголок губ, и я смущенно опускаю взгляд. - Когда этот фестиваль? – пытаясь сосредоточиться на разговоре, а не ощущениях и собственных эмоциях - В выходные. Пойдем? - Надеюсь, - улыбнувшись. Вскоре, окончательно разделавшись с пиццей, мы выходим из кафе, продолжая беседу и направляясь в сторону парка. - Сеанс в восемь… - я хмурюсь, вспоминая слова Дубровского и видя его широкую улыбку, - кинопоказ под открытым небом? Горе-юрист ухмыляется. - Сегодня будут показывать «Унесенные ветром». Не смотрела? Я киваю, и парень подставляет локоть. - Тогда готовьтесь к просмотру, моя птичка. - Птичка? – переспрашиваю парня, но вопрос остается без ответа. Дойдя до проектора, мы занимаем места на надувных пуфиках, садясь недалеко от экрана, и, как экран загорается, парень осторожно касается моего лица, поворачивая к себе. - Минут пять в нашем распоряжении, - с улыбкой шепчет он, пальцами проводя по подбородку. - Какого года этот фильм? - 1939. - Цветной? Специальные устройства? – спрашиваю, увлеченно повернувшись к экрану, снова изучая и слушая музыку. - Ты увиливаешь, - ухмыляясь. - Мы в общественном месте, - произношу я немного смущенно, отстраняясь от Дубровского и стараясь переключиться на фильм. - Я объясню про камеру позже, - шепчет парень, пальцами скользя вдоль плеча и сжимая мою ладонь, - надеюсь, такой жест приемлем, - с ухмылкой. Я слабо улыбаюсь, дожидаясь начала действий и постепенно углубляясь в фильм, следя за развитием сюжета. И я смогла отвлечься только тогда, когда на экране загорелся «Антракт». - Итак, камера, - повернувшись к Павлу Георгиевичу и улыбаясь. - Фильм снимался на три черно-белых негатива, но через красный, зеленый и синий светофильтры. И в итоге получалась полная цветовая гамма. - Скажи, Скарлетт будет с Реттом? - Суровцева, так можно легко потерять интерес к произведению, - чересчур серьезно произносит горе-юрист, и мне остается лишь вздыхать, ожидая продолжения и слушая другие интересные факты о фильме, снятом по роману Маргарет Митчелл. Вскоре я узнаю, откуда появилась «моя птичка», и с каждой минутой экранного времени Батлер привлекает все больше внимания, постепенно завоевывая мое расположение. И, черт побери, я не сдерживаю слезы ближе к концу, пряча свое лицо от Дубровского, словно стесняясь своей чувствительности. - Надо прочитать роман, - все, что я сумела произнести и сформулировать, постепенно отходя от увиденного и успокаиваясь, чувствуя объятия бывшего учителя. Шагая по ночному парку, я прижимаюсь к нему, согреваясь, а парень лишь улыбается, и, заметив автомобиль Павла Георгиевича в нескольких метрах от нас, под непонятным и совершенно необъяснимым явлением бегу вперед. Я встаю около задней двери машины, едва опираясь о нее спиной, и с кривой улыбкой смотрю на Дубровского, шагающего в мою сторону. После позднего просмотра фильма, занявшего более трех часов, большинство людей уже покинули парк, и машина, припаркованная около него, стояла в одиночестве, ожидая хозяина. - Почему не садишься? – спрашивает парень, подходя ко мне и глядя немного хмуро. Я слабо ухмыляюсь, а пальцы скользят вдоль запястья Павла Георгиевича, поднимаются выше, и, потянувшись к Дубровскому, я нахожу его губы, пылко целуя. Спустя мгновение пальцы горе-юриста сжимают мою талию, немного прижимая обратно к машине, и за эти несколько секунд воздух вокруг стал гораздо горячее, равно как и наше дыхание. - Жень, ты… - едва оторвавшись от моих губ, Дубровский хрипло шепчет имя, даже не понимая, как сильно заводит меня его голос. Покраснев от не принадлежавших правильной отличнице мыслей, осторожно кусаю нижнюю губу бывшего учителя, оттягивая ее на себя. Затем, отпуская, невинно смотрю на парня, ожидая его действий. - Что-то не так? – шепчу, сглотнув, и вижу ответную ухмылку на лице Павла Георгиевича, открывающего заднюю дверь. - После вас, - отвечая, как только я оказываюсь внутри, парень нависает надо мной, жадно и страстно целуя. Я не могу остановиться и не хочу этого, обхватив ладонями шею Дубровского, касаясь плеч и шумно дыша, почти постанывая от каждого поцелуя, а возбуждение словно накапливалось, заставляя тело слегка дрожать. Находя полы футболки, немного нетерпеливо хватаю их нервно сжатыми пальцами, стягивая с Павла Георгиевича одежду. Едва наши губы размыкаются, прерывисто вдыхаю воздух, отбрасывая футболку в неизвестном направлении и покрывая поцелуями шею горе-юриста, слыша его тихое, словно звериное рычание от этих прикосновений. - Женя… - шепчет, а его пальцы скользят по талии к груди, затем вниз, проходя вдоль ноги, - я не думаю, что… Я поднимаю глаза на него, видя легкое беспокойство. - Отключи мысли, - шепчу, - прошу… - слабее, - ради меня. Дубровский сглатывает, и я слежу за адамовым яблоком, едва касаясь его ногтем. - Именно ради тебя, - произносит парень, пытаясь перевести дух, - я не считаю, что это хорошая идея. Пальцы осторожно скользят по торсу, поглаживая и изучая, а Павел Георгиевич садится, кажется, переборов себя. И я ощущаю странный укол в груди, словно оказываясь отвергнутой. - Давай я отвезу тебя домой, моя птичка, - шепчет горе-юрист, примирительно касаясь подбородка и целуя губы. Я киваю, по-прежнему чувствуя странное сомнение и, кусая губу, пересаживаюсь на переднее сиденье машины. Когда автомобиль трогается вперед, я лишь слежу за дорогой, изредка поглядывая на Дубровского, управляющего машиной как ни в чем не бывало. - Пойми, - он замечает мою нервозность, а крутящиеся в голове шестеренки выдают с каждой минутой все больше комплексов, - я не хочу быть… - заминается, - как Ладин. Я мрачнею, устремив взгляд в окно, и сжимаю губы в тонкую линию. - Я не хочу домой, - произношу тихо, стараясь переключится на менее болезненную тему. - Ко мне? – спрашивает Дубровский, и я киваю, изучая дома и деревья, что мчатся нам навстречу. Достаю телефон, набирая маме сообщение о ночевке у Насти. До следующего экзамена есть несколько дней, и, думаю, она не будет препятствовать этому. Мысли о том, когда правда об отношениях между учителем и ученицей всплывет наружу, стремительно захватывают сознание, и я стараюсь выкинуть их из головы. Пожалуй, я подумаю об этом завтра. Павел Георгиевич молчит, тоже погрузившись в собственные размышления, и, украдкой поглядывая на его профиль, я тихо вздыхаю, не в силах окончательно поверить, что полюбила своего преподавателя, мстительного горе-юриста. Переплетая пальцы друг с другом, я смотрела на ночной город, на парня, что, будучи рядом со мной, несмотря на все мои ошибки, оставался рядом. А непонятный осадок от фильма, что продолжал гореть внутри, будто бы говорил: «Не отпускай его, Суровцева. Держись за эти моменты». И мне, продолжая разглядывать фонари, хотелось ответить ему: не отпущу. Комментарий к Глава 19. Моя птичка Вот такая получилась глава :3 Надеюсь, вам понравилось, следующая окажется немного жарче *с ухмылкой* ЗЫ Как раз недавно смотрела "Унесенные ветром", начала читать книгу) ========== Глава 20. Вскипевший чайник ========== Вольно включаю свет в квартире Дубровского, разуваясь и шагая на кухню. - Тебе приготовить что-то? – спрашиваю, не задумываясь, пока парень идет ко мне. - Если только чай. Справишься? – ухмыляется. - Павел Георгиевич, вы с огнем играете, - произношу, улыбаясь, хотя моя улыбка, скорее всего, больше похожа на оскал, - может, ты действительно чего-то хочешь? Он молчит, а хитрая улыбка и вовсе озадачивает, пока я, налив целый чайник воды из фильтра, ставлю его на старенькую плиту, замечая маленькие капли от масла, оставленные на белом покрытии при готовке. - Вы так ничего и не сказали, - говорю, поворачиваясь к Дубровскому и встречаясь с его взглядом. Знаете это чувство, когда только от одного не совсем привычного, попахивающего желанием и разящего наповал взгляда мурашки нескончаемым потоком, как водопад, ползут по спине к пояснице?