Текст книги "Обнажая местью (СИ)"

Автор книги: Неперелетная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

- Холодно? – легкий поцелуй шеи обжигает и резко вырывает из собственных мыслей, и, слабо кивнув, я слежу за тем, как пальцы Дубровского нежно касаются плеч сквозь ткань пиджака. - Спасибо, - отвечаю, улыбаясь и оглядываясь. И все-таки, странное чувство возникает в груди, когда ты смотришь на знакомые сияющие и радостные лица, наблюдаешь за неподдельным счастьем этих людей, а внутри остается осадок. Он похож на пустоту, небольшую, крохотную черную дыру, но боязнь того, что в один день эта дыра поглотит все, что осталось там, среди эмоций, ежеминутно растет. Школа казалась вечной на протяжении одиннадцати лет, и все это время ученики мечтали вырваться, сбежать и выйти из этого бешеного родео победителями. Но школа стала своеобразной константой, местом, которое стабильно посещалось мною большую часть жизни. Будущее, несмотря на его определенность, из-за мнения отца, все равно казалось нечетким. А с внезапным появлением Паши это самое будущее буквально рассыпалось на части, разбивалось вдребезги, словно стеклянная посуда тончайшей работы. И я не знала, смогу ли склеить эти частицы и вернуть макету первоначальный вид. - Павел Георгиевич, - к нам подошла Светка, сжимая сумочку, в которой, я уверена, была спрятана пачка сигарет, - вы не против, если я отниму у вас Женю на пару минут? Я нахмурилась, а взгляд у Клиповой был озабоченный и, честно говоря, не особо обнадеживающий на добрые вести. - Только без глупостей, - серьезно ответив, Дубровский оглядел девушку, а я поспешила за ней к краю красивого забора дома культуры, едва успевая бежать за Светкой на шпильках. - Короче, - едва заметный огонек зажигалки на пару секунд замерцал, тут же исчезая, - у меня, к сожалению, более близкого друга нет, Суровцева. - Свет, ты же бросила, - шепчу, а губы сжимаются в плотную линию. - Нервы, - буркнув, девушка делает очередную затяжку, шумно выдыхая, - повезло тебе, однако, вернуть мое доверие, особенно сейчас, но, - почти вздохнув, - я о Ваньке поговорить хочу. К теме Ладина за последний месяц я почти не возвращалась. Конечно, мы не держались на расстоянии друг от друга, прежние общие шутки и веселые посиделки вернулись, но не сразу. Мне все еще нужно было время, и Ваня тоже не отказался от этого, стараясь не пересекаться лишний раз. Мы оба ощущали вину за свои поступки, и я не могла сказать, кто из нас из-за этого страдал сильнее. Ладина спасла Света. Раньше, только подумав об этом, я бы скептически помотала головой, зная, что Клипова не из «лучей света в темном царстве», но в этот раз все оказалось иначе. В то время, как я, не разбираясь в своих поступках, фактически, бросила Ваню на произвол судьбы, Света смогла ему помочь, и, как ни давило чувство стыда и вины за это, оно не могло перебороть признание в необыкновенной способности девушки исцелять. - Ваня не… по баллам не пройдет в Москву. Он останется здесь. В голосе Клиповой было столько обиды и грусти, что я не смогла ничего ответить, а новость, частично, ожидаемая, все равно вызвала свой эффект. Я стояла, как вкопанная, не зная и не понимая, как реагировать. Ладин хотел поступить в Москву. Ваня умный. Ваня… На грудь мгновенно повесили что-то невыносимо тяжелое, и эта невидимая ноша сдавила легкие, добавляя к вине привкус горечи и раскаяния. Ведь, по сути, именно из-за меня парень остается здесь, в городе, который с детства хотел покинуть. - Я должна извиниться перед ним, - тихо шепчу, кусая нижнюю губу. - Реверанс сделаешь, как в постановке? Прости, Ванечка, что кинула тебя, что ты остался в этой дыре, которую все машины объезжают стороной? – Света сделала очередную затяжку, - Или скажешь, что ты поступила с лучшим другом, как последняя сволочь? Он ведь, зараза, - немного зло, - любил тебя. И любит, - вновь выдыхая серый дым. К грубости Клиповой я успела привыкнуть, но правдивость ее слов резала слух, словно медленно всковыривала тупым ножом еще не до конца зажившую рану. И ответить, честно говоря, было нечего. Напряженное молчание зависло в воздухе, не растворяясь, в отличие от дыма сигареты. И в словах Светы так много чувств оказалось, что… - Ты любишь его, - выпаливаю на выдохе, а от шампанского мысли слегка смешиваются. - Браво, Шерлок, - бурчит, докуривая сигарету, Клипова, и бросает ее на асфальт, притаптывая к земле носком лодочки, - конечно, не этого я хотела, когда связалась с вами двумя в мае. Я пытаюсь улыбнуться, но губы выдают мое волнение, немного дрожа. К тому, что у Светы всегда был парень, все абсолютно привыкли, более того, эти самые парни сменялись, как перчатки. Ладин, по всей видимости, оказался другим. - Язык проглотила? – язвит, но уже более спокойно, после курения слегка остыв. - Просто не… не поступай с ним так же, как я. - Это приказ главнокомандующего? - Это просьба. В голове зазвучало «если не мольба», но озвучить мысли я не рискнула. Повернув голову в сторону, заметила Дубровского, настороженно наблюдавшего за нами. Разговор затянулся, и, извинившись, я вернулась к горе-юристу, ощущая, как каждый новый шаг становится тяжелее предыдущего. И я не знала, почему, что именно заставляло чувствовать меня эту неприятную горечь в груди снова. Вина за Ладина, собственный эгоизм… Или же, возмущенная гордость дала о себе знать? *** - Почему ты не танцуешь? – спрашиваю прямо, после того, как все ученики и учителя поужинали в тесном кафе, расположенном в подвале дома культуры. Вновь выйдя на воздух, после фейерверка, все еще ощущая в воздухе едва уловимый запах гари и слыша музыку, раздающуюся из здания, я хотела немного расслабиться. От слов Светы на душе легче не стало, а с Ладиным пересекаться лишний раз, чтобы портить его настроение, не хотелось. Настя веселилась с Андреем, и я тоже желала получить от Дубровского что-нибудь в этой вечер. Хотя бы один танец. - Ты хочешь, чтобы я танцевал? – Павел Георгиевич наклоняет голову набок, словно с насмешкой. - Я хочу, чтобы ты танцевал со мной, - отвечаю, потупив взгляд. Пальцы неловко касаются юбки платья, немного теребят ее, а смущение, внезапно окатившее с головы до ног, заставляет щеки полыхать. - Жень, ты же понимаешь, что это не лучшая идея? – голос Дубровского вернул себе всю серьезность. - Разве теперь это важно? Мы свободны, - я поднимаю голову вверх, глядя на звезды, что едва виднеются в черном небе, - больше нет ярлыков, Паш. Ты не мой учитель, я не твоя ученица. - Ты неправильная, Суровцева, - привычным тоном отвечает Дубровский, - то боишься этих отношений, бежишь от них, то хочешь открыть их всему миру. - Просто потанцуй со мной, хорошо? – улыбнувшись, изучаю лицо горе-юриста. Не могу прочитать его мысли. Не могу залезть в его голову, расставить все по полочкам, чтобы распутать клубок событий, произошедших за все это время. И не хочу этого. Прикосновение пальцев Павла Георгиевича к талии вызвало шумный вдох, сопровождаемый легким испугом. В ответ осторожно дотрагиваюсь до плеча, немного неуверенно, а из открытых окон дома культуры льется спокойная музыка, подходящая для белого танца. - Я не хрупкий, - произносит с усмешкой Дубровский, видя, как мои пальцы слабо держатся на его плече. - Не сыпется песочек? – парирую, смеясь. - Надеюсь, на год точно хватит, - губы Павла Георгиевича ласково касаются лба. И мы топчемся почти на месте, прижимаясь друг к другу, чувствуя ритм песни и двигаясь вместе с ней. Холодный ветер обволакивает тела в кокон, и, закрыв глаза, я кладу голову на грудь бывшего учителя, прислушиваясь к биению сердца. А оно неспокойное, неровно стучится о грудную клетку, и боязнь причинения вреда и ему совершенно неожиданно захватывает сознание, становясь безумной и единственной идеей. - Паш, - шепчу имя горе-юриста, сильнее сжимая его ладонь и переплетая наши пальцы, - а ты боишься? Дубровский молчит, двигаясь медленнее и менее плавно, будто бы задумавшись и погрузившись в собственные мысли. Ветер стихает, отчего музыка становится нашей паузой в словах, заменяя их своими нотами. Ноги болят от усталости, наливаясь свинцом, подошва туфель, казалось, истерлась до основания, а пальцы покрылись мозолями. - Боюсь, - отвечает, спустя время, Дубровский, и его слово, екнув в груди, теряется в летней ночи. Если бы два месяца назад сказали, что мне придется делать такой выбор, я бы не поверила своим ушам. Сейчас я не хотела верить происходящему, не желала и боялась потерять все то, что стало мне дорого. Но выбор уже был сделан, задолго до его возникновения, спланирован несколько лет назад, и ни одна пешка не могла помешать выполнению этой задачи. И Дубровский не выходил победителем из этой игры. На глазах заблестели слезы, и, боясь разлепить их, признать свою слабость, я лишь чувствовала тепло и заботу парня. Сломает. Сломает что-то. - Скоро твои одноклассники отправятся встречать рассвет, - шепчет, разрушая тишину, бывший учитель, и, отстранившись, я поднимаю на него глаза. - Ты не пойдешь со мной? – немного удивленно и разочаровано. - Я подожду тебя в машине, - парень слабо улыбнулся, призывая вернуться в коллектив класса, - поверь, там я буду лишним. *** Как ни странно, Дубровский оказался прав. Пока мы всей колонной, как в первом классе выстраивались в столовую, в последний раз шли вместе, мысли сосредоточились лишь на школе и на воспоминаниях. Здесь мы с Ванькой ели мороженое, сидя у берега пруда, в том магазине Лешка показывал, как правильно воровать жвачки, в том сквере Света собирала цветы и плела венки. И все эти воспоминания, всплыв на поверхность, настолько замаячили перед глазами, словно живые картинки, что на глазах снова выступили слезы. - Эй, ты чего? – Ладин, внезапно появившись рядом, осторожно и неуверенно коснулся пальцем щеки, утирая слезу, а на моих губах появилось жалкое подобие улыбки. - Ничего, - шепча, - просто… И оглянувшись, я заметила слезы не только на своем лице. Света плакала едва заметно, Кристина и Аня, обнявшись, ревели навзрыд, а Мира и вовсе прикрыла лицо руками, чтобы никто не видел ее слез. И эти жгучие маленькие предатели струйкой скользили к подбородку, капая на синее платье, что развевалось из-за ветра на плотине. Последний рассвет. И вспомнилось, как ребята сбежали на речку, холодок, что прошелся по спине, когда Никита чуть не утонул там, замерзнув. Вспомнилось, как мы пели у костра, как горело это красное пламя, сначала тихо и спокойно, но с каждой секундой его языки шипели сильнее, покачиваясь на ветру. Вспомнилось, как я глупо спорила с Дубровским насчет спального мешка, вспомнилось сонное лицо Ваньки, едва различимое ранним утром. Вспомнился фестиваль, где Ладин рассказывал о смысле жизни, поедая лапшу, а Настя вечно ревновала Андрея. Вспомнились и ранние годы: как мы тесно дружили со Светой, как Катя помогала мне рисовать стенгазету, а Мира подавала идеи для первого выпускного платья еще в восьмом классе. И эти моменты, словно вся моя жизнь, пронеслись перед глазами в замедленной и крайне неровной съемке, будто рука оператора дрожала, пока тот держал камеру. И все внутри застыло, а небо стало постепенно розоветь, подтверждая необратимость времени. И слова, которые кричали нам с парусников, запущенных на воду, тонули в этих самых моментах, расплывались, казались лишь фоновой мелодией нашего, снятого силами одиннадцатиклассников, фильма. А губы дрожали, всеми силами пытаясь показать улыбку и подавить слезы, и теплые объятия одноклассников грели этим утром, как никогда раньше. Мы сели на траву, наблюдая за розоватыми облаками, скользящими над прудом, и оттягивали прощание до последних секунд. Все закончилось. Школьная жизнь, которая порою и казалась сущим адом, была полна своих невыполнимых задач, приобрела собственный конец. И теперь перед нами открывались новые двери, новые возможности, ставились задачи сложнее и цели выше, чем прежде. Саша с Димой должны были вечером отправиться на поезд на Урал, Мира через три дня уезжала в Питер, Вита хотела подать заявление в Екатеринбург. Мы все разъезжались в разные стороны, и та наша жизнь, что осталась в стенах школы, становилась лишь воспоминанием, которое мы неохотно должны были отпустить, чтобы идти дальше. От осознания этого слез меньше не становилось, и, с первыми лучами солнца, щеки почувствовали тепло и жжение от соленых капель. - И ты туда же, - рядом села Настя, держа в руках платок, почти насквозь пропитанный слезами. - Разве я не человек? – усмехаюсь сквозь слезы, и улыбка, скорее всего, выглядит жалкой и горькой. Я никогда не была привязана к классу, по крайней мере, я желала так думать. Но за все время, проведенное вместе, эти люди стали моей второй семьей. Той, частью которой ты изначально оказался не по своей воле, и той, которую не по своей воле ты должен был покидать. - И что будет дальше? – спросил Игорь тихо, но его вопрос услышали все. Мы переглянулись, и в каждом лице я видела тот самый легкий испуг, мандраж, что прятал решимость, исходящую изнутри. И глаза блестели не только от слез, но и от понимания необходимости этого прощания. Кто-то шумно вздохнул. Одни опустили головы вниз, глядя на зеленую траву и прохладную, едва колыхающуюся поверхность воды. Белые парусники, все еще плавающие по воде, казались темнее, будто прятались от солнечного света, постепенно захватывающего все большую территорию, озарившего наши уставшие фигуры. Катя сняла шпильки, разминая пальцы и касаясь ими мягкой травы. Ребята уже давно избавились от пиджаков, одолжив их мерзнущим девчатам, но сейчас никто не желал говорить, пытаясь насладиться последними минутами выпускного. Вытянув шею, закрываю глаза, ощущая тепло солнечных лучей, а Настя кладет голову на мое плечо, громко выдыхая. Ванька, оказавшись с другой стороны, осторожно сжимает мою ладонь в качестве поддержки, и уголки губ скользят вверх в искренней и настоящей улыбке. Я чувствую усталость во всем разбитом теле, но впервые за долгое время мне нравится это ощущение. - А дальше, - произносит Ладин громко, - наступит новый день. Комментарий к Глава 25. Выпускной. Часть вторая. Последние мгновения вместе Я искренне прошу прощения, что задержала продолжение на 2 месяца (почти), но, если быть предельно честной, то сентябрь-октябрь дались мне нелегко. А описывать те чувства, что возникли во время нашего выпускного, оказалось гораздо сложнее, чем представлялось в теории. Надеюсь, что глава вас не разочаровала, не получилась склеенной, оставила хорошее впечатление. Странно, но это первая глава, в которой воспоминания заставили прослезиться Т_Т Я соскучилась по вам, читатели, честное слово :3 И надеюсь, что вы эту главу ждали :) ЗЫ И прошу прощения за обилие размышлений, иначе глава бы вышла слишком маленькой(((( ========== Глава 26. Играя не по правилам ========== - Ты можешь объяснить или хотя бы постараться объяснить, почему мы должны это делать? – спрашиваю, немного сонно наклоняя голову набок, уставая от вечно сменяющегося пейзажа за лобовым стеклом. Нет, я, конечно, все прекрасно понимаю. Школа – святое, особенно для Павла Георгиевича, проработавшего там два месяца. Безусловно, за столь долгое время она стала его вторым домом, местом, куда бы он возвращался каждый раз, вспоминая, что потерял время впустую, пытаясь обучить несчастных старшеклассников праву и обществознанию. И, несомненно, горе-юрист расстроен тем, что его «смена» заканчивается, со следующего года с новыми силами начинает работать Виктор Геннадьевич, поэтому Дубровский слезы льет тихой ночью по своему любимому, пригретому местечку за учительским столом. Но зачем втягивать меня в эту мелодраму? - Все так делают, - и от столь сухого, приказного тона глаза сами закатываются, а эмоция сопровождается фырчаньем. - Ну, допустим, в твои лихие, - замявшись, продолжила говорить дальше, - годы такое в школе практиковали. Но неужели на следующее утро после выпускного? У меня голова раскалывается. - Пройдет, - беспечно заявляет парень, а я шумно выдыхаю, не в силах бороться с его чертовской самоуверенностью. Хорошо, Позер, на этот раз твоя взяла. Вези меня, куда хочешь, только не буди во время дороги. Глаза слипаются, прячась под солнечными очками от солнца, чей свет проникает даже сквозь темные стекла, заставляя мою вампирскую кожу гореть, а сердце ныть из-за неминуемой смерти от знойного дня. - Ну, Суровцева, не раскисай, - подбадривающе проткнув мой бок своим локтем, довольный Павел Георгиевич повернул направо, а до школы остались считанные метры, - внутри школы прохладнее и темнее. - Первый случай за историю Ада, - продолжая сопротивляться. - Зато последний за твою, - ответил парень, но в его голосе я услышала грусть, которую встретить ранее я не могла. Зажмурившись и с усилием распахнув глаза, поворачиваюсь к Дубровскому, изучая профиль и пытаясь залезть в его душу, карабкаться где-то внутри, распутывая ниточки и стараясь делать все правильно.