Текст книги "Обнажая местью (СИ)"

Автор книги: Неперелетная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

- Сама справишься или помочь? – голос горе-юриста вновь звучит так приглушенно, что я не понимаю, ему ли он принадлежит, или меня разыгрывает собственное воображение. Что-то промычав, продолжаю лежать неподвижно и, с новым вздохом парня, ощущаю, как его пальцы расстегивают мое платье, медленно снимая его. - Я буду спать на полу, - отвечает он, но я ни черта не понимаю из сказанных слов, все они кажутся гудящим фоном в моей пьяной голове. Когда свет выключается, я переворачиваюсь на спину, чувствуя тепло одеяла и укрываясь им как можно сильнее, но, слегка приоткрыв глаза, вижу перед собой в воздухе сияющие шары. - Это еще что? - Остаточное напряжение или разность фаз, - ответ раздается где-то снизу. Я продолжаю смотреть на эти шары, а страх медленно ползет по спине, покрывая ту мурашками. - Мне страшно, - говорю тихо, не мигая и продолжая разглядывать эти странные шары, и никакие законы физики не могут мне объяснить слабое свечение ламп выключенной люстры. - Спи уже, Суровцева, - недовольное ворчание. - Паш, - я немного тяну гласную букву, - мне страшно. Возможно, будь я трезвой, я бы оценила свой поступок на 0 баллов из 100 возможных. Но пьяное сознание творит странные вещи. - И что я сделаю? – в голосе Дубровского слышится раздражение. - Если я буду видеть тебя, - я заминаюсь, а язык заплетается снова, - мне будет менее страшно. - Ты хочешь, чтобы я переместился на кровать? – недоверчиво. - Да, - отвечаю, закрывая глаза и после чувствуя еще чье-то присутствие на небольшой кровати. Проходит пара минут в молчании, и, вполне вероятно, теперь мы с ним поменялись местами: я, всегда чувствуя напряжение рядом с горе-юристом, теперь, опьянев, выглядела вполне спокойно. - Не понимаю я, Паш, - зевнув, поворачиваю голову в его сторону, глядя на профиль, едва вычерченный светом этих странных ламп, - как ты Насте нравишься… Ты та еще мстительная сволочь… Глаза медленно закрываются, а разум отключая, предоставляя телу свободное падение в объятия Морфея. Противный вибрирующий звук резко дает по ушам, заставляя меня зажмуриться и слабо простонать, укрываясь с головой под одеялом. Будильник? Сегодня какое число? Среда? Четверг? Голова раскалывается от этого раздражающего звука, и, пытаясь нащупать телефон пальцами, я касаюсь чего-то теплого, и, проведя выше, понимаю, что это рука. Мысли выстраиваются в очередь, как в больнице, слишком медленную, чтобы все расставить по полочкам, а фрагменты памяти не дают воссоздать вчерашний день. Я слышу шевеление, а затем вибрирующий звук становится слишком громким и неприятным. - Это Настя, - отвечает чей-то сонный голос, и, нахмурившись, я недоуменно и неуверенно открываю глаза по очереди, пытаясь разлепить их, остро реагирующие на свет. Медленно поворачиваю голову на бок, ожидая, когда картинка станет четкой, а затем замираю, сглотнув и почти подавившись от испуга. - Так ты будешь отвечать или нет? – Дубровский смотрит на меня с кривой улыбкой, в которой я чувствую дьявольскую ухмылку. Комментарий к Глава 5. Спасение блудной ученицы Вот такая получилась объемная глава благодаря резкому приливу вдохновения) Надеюсь, вам понравилось :3 ЗЫ Насчет ламп и остаточного напряжения - такое действительно реально *в моем доме такое происходит, пытаюсь привыкнуть* Буду рада, если найдете ошибки *беты нет, приходится выкручиваться* ЗЫ [2] Терзают сильные сомнения насчет этой работы, буду признательна выслушать ваше мнение *продолжать/нет* (фактор сессии) ========== Глава 6. Дьявол берет выходной ========== - Похоже, это ответ «нет», - парень нажимает на «отбой», и убрав телефон и вновь повернувшись ко мне, довольно усмехается, - хорошо спалось, Суровцева? Чувствую на теле лишь белье и понимаю, что меня почти тошнит от мысли, что Дубровский мог меня раздеть. Мог прикасаться ко мне везде, где ему вздумается. - Где мы? – шепчу, а память вчерашнего дня словно напрочь вышибло. Я надеюсь, что ночью я действительно спала, а не попала в полукоматозном состоянии под влияние волшебных и необъяснимых чар Павла Георгиевича. - У меня, - отвечает он, продолжая лежать в постели расслабленно и свободно. Я пытаюсь рассмотреть комнату, но, видимо, чудом сняв линзы вечером или ночью, я лишь видела силуэты шкафа, стула, стола и двух предметов мебели. Картинку, смахивающую на одну из работ Айвазовского по стилю. Копию, разумеется. - Не копия, - отвечает парень, заметив мой взгляд, направленный на полотно. Я молчу, чувствуя, как шестеренки вертятся в моей голове, а затем заново рассматриваю комнату, понимая, что в ней нет ничего особо примечательного, кроме одиноко висящего пейзажа на стене. - Мой пра-пра… был его другом, досталась по наследству, - он пожимает плечами. Смотрю вновь на картину, затем на Дубровского, на чьем лице появляется широкая улыбка. Тоже мне, заврался. - Лапшу на уши меньше вешать надо, - отвечаю, намереваясь встать и не желая быть в одной кровати вместе с горе-юристом, - что-то вы до сих победно не закурили, Павел Георгиевич. Голова раскалывается, но я стараюсь всеми силами скрыть эту боль, выдавливая из себя кривую улыбку. Дернувшись вперед, чувствую, как это движение отзывается в черепной коробке еще одним болезненным приступом. - Повода нет, к сожалению, - отвечает он, тем самым развеивая мои страшные сомнения. Ничего у нас с ним не было. Ну, кроме ночи, проведенной в одной постели. Пальцы цепляют одеяло, прижимая ткань к себе, и я вновь неуверенно пытаюсь встать под насмехающимся над моими бесплодными попытками взглядом Дубровского. - А ты бы хотела? – спрашивает он внезапно, когда один из рывков венчается успехом, и я неуверенно встаю, продолжая прикрываться от новоиспеченного учителя одеялом. Вопрос оказался настолько неожиданным и нестандартным, что пальцы невольно отпускают защитную ширму, представив меня Павлу Георгиевичу «во всей красе». - Простите? – тут же нагибаюсь за одеялом, чувствуя еще один удар в лобовой части. - Ты бы хотела переспать со мной, Суровцева? – спрашивает он открыто, продолжая лежать на кровати и разглядывая меня, - Хватит уже прятаться, я и так все видел. Кажется, мои щеки становятся пунцовыми, но я беру себя в руки, разглядывая Дубровского с той же надменностью, заодно оценивая его фигуру, признавая, что он не так слаб, как выглядит на первый взгляд. Ну, или меня подводит зрение, а воображение доделывает его работу. - Да пошел ты, - отвечаю, - никогда. Его зрачки сужаются, а взгляд, становясь прищуренным, или это мне только кажется, отдает холодом и строгостью. - Ванная по коридору направо, - произносит он сквозь зубы, явно недовольный моим ответом. Ну а кто даст вам отпор, если не я, Павел Георгиевич? Еле дойдя до ванной, рассматриваю свое пострадавшее за ночь отражение в зеркале. Боже, да с таким лицом не только на люди, да и выбросить мусор выходить стыдно. Попытки исправить положение попахивают бесполезностью. Впрочем, с удивлением нахожу на полочке средство для снятия макияжа и искренне надеюсь, что ванная комната мне больше не принесет подобных сюрпризов. Вода из крана течет слишком громко, и от этого я тихо постанываю, стараясь сделать напор минимальным и тем самым облегчить страдания своей головы. Пытаясь вспомнить вчерашний день, вижу лишь какие-то отрывки вечера, слышу сеты Гриши и чувствую жжение в горле, вызванное коктейлем. Сколько же ты вчера выпила, Суровцева? Выйдя из ванной, натыкаюсь взглядом на часы, и, прищурившись, вижу, как стрелка подходит к часу, и только теперь вспоминаю о репетиции. Вернувшись в спальню Дубровского, вновь слышу вибрацию и, еле перехватив у горе-юриста свой телефон, отвечаю на звонок Насти. - Где тебя черти носят? – шипит та, и ее голос больно ударяет по ушам. - Я… - я оглядываю комнату, видя лишь довольного учителя, - не приду, справитесь без меня? Я слышу ее тяжелый вздох. - Где ты? У Вани? Медленно разворачиваясь, собираюсь выйти в другую комнату, но Павел Георгиевич хватает меня за руку, и я замираю на месте. Он явно слышит разговор и добивается, чтобы я это сказала при нем. - Да, у Вани, - отвечаю, наблюдая за тем, как улыбка Дубровского медленно исчезает с лица, а вместо нее появляется раздражение, словно я чего-то не знаю или не помню. - Расскажешь мне все в подробностях позже, - отвечает она, - половины народа нет, наверное, репетицию перенесут на завтра. Жду звонка. И, сбросив, я наклоняю голову набок, стоя по-прежнему в одном белье. - Что еще? – тихо спрашиваю, не выдерживая этого злого взгляда. - Прикройся, - он протягивает мне футболку, которую я тут же надеваю, - не веган? Мотаю головой и, ведомая горе-юристом, попадаю на кухню, неуверенно присаживаясь на кухонный стул и замирая в неловкой тишине. - Один живете? – спрашиваю, оглядывая чистую кухню, что не совсем соотносится с моим представлением квартиры холостяка. Получив утвердительный кивок и наблюдая за готовкой Дубровского, невольно засматриваюсь на спину, руки. - Зачем тогда средство для снятия макияжа? – задаю вопрос менее уверенно. - Для таких, как ты, - отвечает он, через пару минут протягивая мне тарелку с омлетом, пока я пытаюсь понять ответ. - И много учениц уже словили в постели? – добавляю это с особым раздражением, все еще отрицая факт пережитой вместе с ним ночи на одной кровати. - Может, мне еще список показать с именами и фамилиями? – спрашивает он холодно. - А вы его ведете? – парирую, язвя. - Женя! - он ставит тарелку на стол с громким стуком, и от этого в голове звучит Царь-колокол, заставляя меня слабо простонать. - О, мы теперь уже на «ты», - тихо отвечаю, ковыряясь в омлете вилкой, - спасибо, - добавляю уже менее раздраженно, видя, что парень садится напротив, наливая нам обоим чай и тоже приступая к еде. - И зачем я тебе помогаю, Суровцева, - спрашивает он, скорее, риторически, и, невольно поднимая глаза, пересекаюсь с его взглядом, уже не чувствуя в нем злости. - Хороший вопрос, - вновь вернувшись к омлету, изредка поглядываю на своего новоиспеченного учителя, а затем на помещение вокруг. И что-то здесь все равно не вяжется. *** - Держи, - парень протягивает мне таблетку, вероятнее всего, от головной боли. - Что вчера произошло? – спрашиваю, принимая ее вместе со стаканом прохладной воды и глядя на горе-юриста, а вопрос, давно ждущий своего торжественного появления на арене диалога, наконец-то выходит на сцену. - Много интересного, - уклончиво отвечает Дубровский, забирая мою тарелку и включая воду. - Почему я оказалась здесь? – очередной вопрос. - Потому что я не знаю, где ты живешь, Суровцева, и времени размышлять у меня не было, - говорит, отрезая. Я молчу, и тишина провоцирует меня, заставляя выдавить благодарность. - Спасибо, - я опускаю взгляд, - что не оставили меня там. Павел Георгиевич поворачивается ко мне, глядя с таким подозрением и недоверием, что даже становится немного обидно. - Мыслить о человеке однотипно давно уже не в моде, - цитируя, отвечаю, опустив взгляд на стол. И вновь воцаряется тишина, перебиваемая лишь каплями воды и звоном стучащих о металлический обод кухонного шкафчика тарелок. Поднимаю глаза на окно, глядя на распускающиеся листья деревьев, на солнце, чьи лучи проникают на кухню, наполовину освещая спину Дубровского. У каждой медали есть две стороны, у луны есть обратная, темная ее часть. И Павел Георгиевич тоже свободно делился на «плохое» и «хорошее», даже не задумываясь об этом делении. Перемещаю взгляд на холодильник, на котором висят магниты из разных стран и те, которые обычно идут в подарок вместе с той или иной вещью. Неуверенно встав, подхожу туда, начиная разглядывать. Чехия, Германия, Венгрия, Италия… - От матери, - зачем-то произносит он, расставляя все на свои места, - любит путешествовать. - А отец? – вопрос невольно вырывается из мыслей, заставляя меня почти прикусить язык. - Умер, - спокойно произносит Дубровский, вставая позади меня и разглядывая магниты, - уже несколько лет назад. Мать уехала вскоре после его смерти. Теперь, не знаю, по какой причине, я смотрю на помещение по-другому, догадываясь, что это та самая квартира, в которой раньше жила семья Дубровских, в которой парень остался один на один со своим горем и проблемами. И мне впервые становится жаль Павла Георгиевича. - Соболезную, - отвечаю как-то отстраненно, погрузившись в свои размышления и продолжая смотреть на холодильник. - Тебе пора, Женя, - произносит парень немного строго, и, кивнув, я возвращаюсь в спальню, снимая футболку и надевая свое немного потрепанное платье. Дубровский, опершись о косяк двери, наблюдает за мной, но я уже не хочу язвить ему, просить отворачиваться или делать еще какую-либо выходку. - Тебя довезти? – спрашивает он, разрезая тишину. - Если тебе не сложно, - отвечаю машинально, поправив платье и аккуратно сложив футболку Дубровского, убирая ее в шкаф. - Мы теперь уже на «ты», - усмехается парень, когда я прохожу мимо него, слабо улыбнувшись. - Это ненадолго, Павел Георгиевич, - ретируясь, надеваю свои туфли, стоя у двери и чувствуя лишь его ухмылку. *** Если в квартире было свободное пространство, то поездка в одной машине в полуметре, если не меньше, от горе-юриста, больше напоминала бомбу замедленного действия. Молчание постепенно стало настолько тяжелым, что Дубровский, кажется, не выдержал, и включил радио, продолжая вести иномарку спокойно и уверенно, не нарушая правил движения. - Любите «Сплин»? – спрашиваю, слушая, как при песне рок-группы «Пой мне еще» парень добавляет звук, и, благодаря таблетке, голос Васильева не насилует мои уши. - Неплохая группа, - пожимая плечами, парень поворачивает в сторону моей улицы, а я выискиваю взглядом дом. Замечая, что около дома стоит машина отца, тут же пытаюсь придумать план спасения. - Мне нельзя домой, - говорю, когда Павел Георгиевич останавливается неподалеку, глядя на меня с полным недоумением и каплей раздражения, которая, возможно, скоро перевесит чашу спокойствия. - Мой отец… Он достаточно строгий, и если я появлюсь перед ним в таком виде, мне будет сделан выговор. Парень прищуривается. - А какая мне должна быть разница, Суровцева? – тихо и размеренно спрашивая, он продолжает изучать мое лицо. Последние провода бомбы соединяются, и нажатая кнопка, ровно на самом мощном моменте песни, взрывается. - Никакая, - я сухо произношу, открывая дверь, - спасибо. В голове застряли десятки матерных речей, а сама сцена взрыва представлялась мне немного другой, но я, выйдя из машины, направляюсь к дому, чувствуя прибавляющуюся с каждым шагом уверенность. Войдя домой, слышу, как машина Дубровского устремляется прочь, и, осторожно пробравшись наверх, чудом избежав столкновения с отцом, вхожу в свою комнату, видя в ней взволнованную Нину. - Где ты была? – спрашивает шепотом она, тут же помогая мне избавиться от старой одежды и надеть домашнее. - Не поверишь, - отвечаю, быстро пряча в шкаф вчерашнее платье и укладывая волосы в хвост, - у Дубровского. Сестра поднимает бровь, сидя в кровати. - Как ты там оказалась? – затем она хмурится, подозревая самый худший из возможных вариантов. - Не знаю. Я помню лишь слабые отрывки со вчерашней дискотеки, - отвечаю, - я не спала с ним. Ну то есть, - замечая, что ее взгляд становится серьезнее, стараюсь улыбнуться, - спала под одним одеялом в одной кровати. Но на этом история заканчивается. - Звонила Настя, - говорит сестра, - я сказала, что ты у Вани, - пожав плечами. - Хорошо, - я слышу шаги в сторону комнат и падаю на кровать к Нине. - Женя, - отец смотрит на меня так же, как и обычно, строго, - хорошо провела вечер? Я киваю, улыбнувшись, и облегченно выдыхаю, когда дверь снова закрывается, а проверка пройдена успешно. *** - Если что, я оставалась на ночь у тебя, - слабо шепчу Ване на химии, глядя на парня с легкой улыбкой. - Без проблем, - тот кивает, усмехнувшись, - я уже сказал Насте про твою ночевку. Я хмурюсь и, вновь посмотрев на друга, вижу лишь его улыбку, а что-то настойчиво пытается пробиться в памяти. - Ты помнишь, что было в пятницу? – спрашивает парень тихо, и я отрицательно качаю головой. - А что-то произошло? – хмурясь. - Не особо, ты просто переборщила с алкоголем, - отвечает Ваня спокойно, и моя голова медленно подтверждает его слова. - Вела себя крайне дико? – спрашиваю с легкой улыбкой на губах. - Нет, просто… - парень что-то хочет сказать, но его перебивает звонкий голос преподавателя. - Ладин, к доске! Вздохнув, тот встает и, выйдя к доске, с горем пополам решает пример, а то, что так настойчиво бьется о черепную коробку, вертится на языке, так и не слетает с моих губ. *** Вообще, с отменой дополнительных занятий у Дубровского жить стало проще. Весенний воздух последних дней апреля так и желал смениться долгожданным маем, когда в центре города и в парке пахло шашлыками, дети катались на роликах или скейтах, а мы, стареющее поколение, лишь наблюдали за этим, сидя на скамьях в тени деревьев.