Текст книги "Через двадцать лет (СИ)"

Автор книги: Nat K. Watson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

На деле скромный частный урок больше напомнил популярный открытый семинар: когда Эрика, вооружившись персональным фартучком, постучалась к мисс Морвин, у той уже находилась компания из двух незнакомых дам – таких же типично гамбургерных, как и сама Джо. Хозяйка, не выходя из роли милого существа, развела руками и пояснила, что нуждается в моральной поддержке.

– Мардж и Сью тоже заинтересовались пиццей, нам помогут. Ведь ты не против?

Эрика, окинув сканирующим взглядом «группу поддержки», проглотила заявление о том, что не любит праздное глазение толпы. А четверо в кухне – это наверняка толпа, зачастую действительно праздная.

– Не против, – улыбнулась девушка, прикидывая, как распределить обязанности, – прошу всех для начала снять кольца, если есть, закатать рукава и хорошенько вымыть руки.

Неизвестные Мардж и Сью переглянулись, но послушались старшеклассницу. А потом вечер неожиданно пошёл в нужном и удачном направлении: обучаемые были робкими, но понятливыми, через некоторое время вошли во вкус и увлеклись. Эрика, прежде ограничивавшаяся, в основном, теоретическим присмотром, старалась не давить и больше поощрять, моментально исправляя ошибки в пропорциях. Получившаяся пицца не подгорела, не опала и вообще никого не отравила. Как ни странно, она оказалась вкусной.

На этом всё могло бы и закончиться, если бы две недели спустя Джорджия не напросилась к соседям уже официально, предложив Эрике провести ещё один «мастер-класс» в ближайшее время. У Сьюзен. Примерно в том же составе действующих лиц. Луиза с мужем долго не раздумывали, а посоветовали дочери соглашаться – тем более что школа отнимала большую часть свободного времени, а горячо любимая кулинария ждала внимания. Эрика приняла предложение, особо не кривляясь и пока не ведая, что будущее, в некотором роде, начинает формироваться.

За первыми двумя приглашениями последовало новое. А потом ещё одно. И ещё… Мардж, Сью, Кэрри, Элси, Сара… Компания одиноких дам росла – знакомства у Джорджии оказались чрезвычайно разнообразными и любопытными. Информация об Эрике передавалась со скоростью света, рецепты, блюда и новости сменяли друг друга, наконец, дойдя до Тины Митчелл. Тина в клубе отчаянных домохозяек занимала особое место – яркая, самодостаточная, имеющая роскошный пентхаус, дорогой парфюм и стаю персидских котов, с визгом носившихся по апартаментам. Неизвестно, как женщина познакомилась с Джо и как вообще попала в их тусовку – Эрика стеснялась спрашивать напрямую, хотя знала, кому обязана последовавшей «реформой»: Тине первой пришло в голову платить их чудо-кулинару и сделать встречи официальными, носящими действительно клубный характер.

– Зачем вам это нужно? Разве мы не можем просто готовить и общаться? – спросила девушка, впервые услышав о предложении. Она уже какое-то время считала себя поваром-альтруистом и даже не представляла, что можно считать иначе.

Тина, пропитав воздух в очередной квартире своими духами, взбила безупречно уложенные волосы.

– Общаться? Я общаюсь со многими людьми: с мужчинами, которым нужны мои связи, с женщинами, которые мне завидуют. С владельцами животных, которым вообще на меня плевать. Названное «общение» здорово утомляет – с Джо и её подружками я снова чувствую себя нужной и нормальной. А ты, дорогуша, слишком потрясно делаешь то, что делаешь. Пора на этом зарабатывать!

Эрика хотела, было, возмутиться подобному вмешательству в собственные идеи и политику маленькой дамской компании, но вскоре передумала. Тина Митчелл назвала такие цифры, что возмущался бы только дурак. Девушка прикинула, как мало остаётся до конца последнего учебного года, и как сверстники начнут с ума сходить в поисках работы и подработки, поэтому быстро согласилась. Сентиментальность и альтруизм хороши, однако, если ей хотят платить, и платить много, почему нет? Жизненная философия, сделав очередной замысловатый виток, перешла в спокойное состояние.

Они с Тиной обсудили детали и удобное для всех время, раз уж странное кулинарное сборище стихийно приобретало статус клуба. Клуба, который Джорджия, явно пересмотревшая сериалов, действительно нарекла в дальнейшем «Отчаянными домохозяйками». Эрика не возражала, расширив заодно и собственный круг знакомств. Несколько раз в неделю дамы съезжались в пентхаус Тины, значительно поднаторев в вопросах готовки и частично сменив размеры одежды на меньшие. Главный кулинар прониклась к участницам симпатией и уважением, но самое большое уважение, разумеется, досталось котам – Эрика с детства была неравнодушна к животным и после мастер-классов не упускала случая потискать нахальных персов. Те отвечали взаимностью и урчанием, нередко оставляя затяжки на колготках. Вообще с клубом и его распорядком всё складывалось прилично, и хотя девушка не успевала тратить гонорары, а потихоньку копила, зато отрывалась на практике по полной программе: несколько раз в неделю было и молочно-авокадное безумие, и тыквенные пироги, и низкокалорийная заправка, составленная для салатов. И многое другое. К первому курсу, когда везение частенько отказывало школьным приятелям, но только не ей, Эрика считала венцом своеобразной карьеры появление очередного кота в доме Тины.

– Милый, пушистый, очень ласковый. Назвала его в твою честь, дорогая! –хвасталась женщина, дозвонившись рано утром сестре по интересам. Эрика, не успевшая включить ни логику, ни прочие ощущения, от души посочувствовала незнакомому животному.

– В мою честь? Рубинштейном, что ли?!

В трубке послышался довольный смешок.

– Да нет же, Тимьяном. Ты у меня почему-то ассоциируешься именно с данной приправой.

Девушка прыснула, неспешно включая чувство юмора и потирая заспанные глаза.

– Бедный кошак. Он, видимо, такой же мелкий, пёстрый и от него сильно пахнет?

Телефон ответил уже откровенным хохотом.

– Люблю тебя за то, что сразу просекаешь ситуацию, Эрика! Цвет у него снежно-белый на самом деле, а насчёт размера и запаха… Разберёшься при личной встрече.

Поболтав с кошатницей ещё немного и поблагодарив за честь, девушка свернула кое-как милую беседу до следующих клубных посиделок. Из головы не шёл образ белого кота, усыпанного ароматными розово-лиловыми цветочками тимьяна. С новым персом Эрика в дальнейшем общий язык нашла и подружилась. Если не считать возросшего числа питомцев Тины, личные достижения оценивались ещё солидным пополнением коллекции рецептов, да периодическими охами-ахами со стороны клуба: дамочки, будто разом взбесившись, наперебой предлагали написание книги по кулинарии.

– Ради всего святого, не занудствуйте, как мой отчим! И не путайте меня с Джейми Оливером[7]! – отбивалась девушка, порядком устав разъяснять одно и то же. – Я не собираюсь становиться поваром, не собираюсь захватывать мир и обретать народную любовь – по крайней мере, таким способом!

– А каким собираешься? – моментально встряла Мардж, впустую соблазнявшая заманчивыми идеями.

Эрика, поняв, что едва не проговорилась, дёрнула плечом.

– Никаким. Мне вполне достаточно будет элементарного журнала для женщин, плюс нашего клуба в качестве приятного разнообразия.

В действительности же у Эрики имелись планы – в меру честолюбивые и не в меру интригующие. Но ими девушка ни с кем не делилась, предпочитая ждать подходящего момента и терпеть. Возможно, всё шло бы по плану, если б жизненная философия вдруг не подвела странным и немыслимым образом.

В один прекрасный день Джеральд Рубинштейн оставил семью, тихо и аккуратно собрав свои вещи.

Нет, разумеется, всё было на самом деле не слишком аккуратно: разводы вообще такими редко получаются. Особенно, если в истории замешана другая женщина; особенно, если она существует уже несколько лет, скрываемая ото всех. Особенно если непонятная вина-горечь-усталость-безысходность терзает робкого виновника проблемы – мужчину, мужа и отчима.

Луиза, не любившая скандалов, отпустила супруга мирно и без истерик, внеся лишь несколько поправок в раздел нехитрого совместного имущества. Впрочем, какое такое имущество было у учительницы? Чем Джеральд владел, то и забрал, мучаясь от страшной неловкости в процессе складывания носков и бумаг. Можно подумать, это всё меняло или оправдывало. Эрика, внимательно наблюдавшая за отчимом, хранила демонстративное молчание и гадала, будут ли прощальные слова. Про то, какая она теперь взрослая умница, девушка сполна наслушалась прежде. И лишь удивлялась, за что постоянное везение выкинуло фортель.

Почти идеальный родной отец. Ха-ха.

Почти идеальный.

Родной.

Отец.

«Надо остановить его и сказать колкость… Зачем? Папа… Нет, даже не «папа», именно «Джеральд» – оно само сложилось, как складываются горячие блинчики или исторические события. Лжец, до чего бесстыдно, беспрепятственно бросает семью, будто новой миссис Рубинштейн опора и поддержка нужнее, чем им! Зря не подлила ему слабительного накануне за ужином. А может, сменить фамилию? Чисто из принципа, чтобы на душе полегчало…»

Эрика догадывалась, что ведёт себя неразумно, а мыслит ещё неразумнее. Разводы – процесс не менее естественный, чем опоздание на работу: почти с каждым случается. Но приятнее и спокойнее от этого не становилось. И Луиза, внезапно возникшая за спиной дочери, невольно усилила ощущение, точно каверзные идеи о слабительном бросали тень на репутацию интеллигентного человека. Джеральд, между тем, закончил сборы и, приблизился к обеим женщинам.

– Ну, удачи, наверное? Простите меня ещё раз, что так выходит…

И протянул руку для пожатия.

Эрика, обалдевая от сцены, пустила мать вперёд, позволила сказать подходящую ерунду, не менее интеллигентную, чем сама Луиза. Как на собеседовании, честное слово. А где же объятие напоследок или какая-нибудь милая шутка? Где контрольный комплимент говядине в муке? Где, чёрт возьми, тот бессистемный, но интересный человек, запрещавший дешёвые сигареты? Быстро он освоился со статусом разведённого незнакомца…

– Удачи, мистер Рубинштейн, – процедила Эрика, надеясь, что слёзы всё-таки не польются. Наверное, в тот самый день она впервые выпустила негативные эмоции, не прессуя их в себе. И впервые не была исключительно хорошим существом, повелевающим кухней. Луиза погладила дочь по плечу, но Эрика не обратила внимания на примирительный жест. Она шагнула в сторону, чувствуя себя преданной и освобождая путь для Джеральда с его имуществом.

Больше они не виделись. Если не считать СМС по праздникам и электронных писем пару раз в месяц, визуальное воплощение отца исчезло. «Псевдо-отца», – изредка добавлял внутренний голос. Луиза, в силу возраста перенёсшая разрыв отношений спокойнее, на дочь не давила и не принуждала к неловким встречам. А та не считала себя обязанной или виноватой, каждый раз видя перед глазами финальное рукопожатие, по-мужски трусливое и бестактное.

Почти идеальный отец? Да чёрта с два!

Со временем, конечно, страсти поутихли. Университет и кулинарный клуб опять захватили, перекрыв доступ глупой горячности. С книгой девушку не донимали, осознав сложную ситуацию и аналогичное настроение. Возиться со сменой фамилии Эрика не рискнула, рассудив, что головная боль от кучи документов испортит середину гладкого учебного года. Потом энтузиазм и дело принципа вовсе перестали тревожить. В конце концов, они с матерью были свободны и независимы, вели размеренный образ жизни и радовались. Да, несомненно, радовались, а фамилия… Кому какое дело?

Глобальные мечты, затрепыхавшись в душе, снова потянулись к сознанию, да и судьбе, кажется, было угодно извиниться за недавний «фортель». Именно тогда в жизни Эрики появился Виктор…

* * *

– Мышка! Эй, Мышка, я здесь!

Высокая фигура на другой стороне дороги, как раз напротив выхода из метро, активно махала руками и чуть ли не подпрыгивала. Виктор Ньюман, опережавший по своей точности знаменитые швейцарские часы, прибыл на встречу раньше и сгорал от нетерпения. Или замерзал от холода, что более вероятно – широкую улицу продувал сильный ветер. Эрика, улыбнувшись, перехватила подарки поудобнее и направилась вперёд, лавируя в толпе взбудораженных американцев.

– Привет, Первооткрыватель!

– Привет, Мышка, ты сегодня вовремя!

– Иногда с женщинами случается, Вик, разве плохо?

Поцелуйчики рассыпались по щекам – не как в редакции, а вполне себе нормальные. Виктор, надевая старую сумку через плечо, ухитрился одной рукой обнять подругу и едва не помять её свёртки.

– То, что вовремя – хорошо. А вот я освободился раньше и успел покрыться инеем в пути. Ну что, идём?

– Идём.

Эрика, вручив спутнику разноцветный груз, прижалась теснее к мужскому полупальто, перечёркнутому по груди ремнём сумки. С Виктором девушка познакомилась на предпоследнем курсе университета, совершенно случайно, но как раз данная случайность и вернула здоровое отношение к жизни. Без пяти минут журналистка ещё только готовилась выйти в широкий мир, тогда как переполненный идеями уже почти совсем археолог оставил магистратуру за плечами и продолжал сотрудничество с институтом изучения древнего мира. Виктор умел смеяться, будучи совершенно серьёзным, а так же сохранять серьёзность, когда распирало от смеха. Он хорошо подавал себя в научных кругах, увлекался античной культурой и вышедшими из моды печатными машинками, а его таланту разом впихнуть в сумку множество вещей завидовала каждая однокурсница.

Впрочем, совсем скоро завидовать стали Эрике, с которой Виктор начал встречаться. Подтверждая теорию вернувшегося везения, жизнь преподнесла всё: и цветы, и милое совместное проживание, и отличный секс, похожий на аппетитные утренние тосты. Было взаимопонимание и отсутствие ссор, были Мышка и Первооткрыватель – прозвища друг другу. Ещё было обсуждение священных доклассических и классических периодов становления цивилизации майя – Эрика согласилась терпеть профессиональный пунктик Ньюмана, ибо археологу нужно было на чём-то зациклиться.

– Ты – первая девчонка, с которой я могу поговорить о гипотезе Кука[8] и не чувствовать себя идиотом, – заметил однажды Виктор, – почему так, Мышка?

– Потому, Первооткрыватель, что мы оба повёрнуты, – отозвалась девушка, – ты на древностях, я – на вкусностях.

Молодого человека ироничное пояснение устроило. Они действительно были повёрнуты – в разные стороны, но в равной степени, делавшей обоих похожими. Настолько похожими, что сближение и родственность напоминали запутанный пёстрый клубок. Эрика охотно слушала о племенах, архитектуре и климатических изменениях, зная, что её собственные кулинарные пунктики также не смутят – Ньюман охотно пробовал и нередко хвалил воспроизводимое по памяти или вырезкам угощение.

Идиллия продолжалась некоторое время, позднее, правда, когда завидующие однокурсницы остались в прошлом, а студенчество сменила редакция, девушка вернулась к матери. Стабильно-точная, смешанная в идеальных пропорциях связь с Виктором не наскучивала, однако меняла любовный уровень на другой. Там тостообразный секс плавно сходил на нет, уступая предельно честным и доверительным разговорам, готовности кинуться на помощь посреди ночи и праву без смущения делать дорогие подарки. Эрика стремительно становилась лучшим и вернейшим другом.

В университете, где Ньюман проводил большую часть времени, о метаморфозах не знали – коллеги в молодых людях видели сложившуюся пару уже не первый год, а детали никого не заботили. Чего нельзя было сказать о самой «паре»: Виктору, кажется, стало спокойнее при переходе на новый уровень. Не то чтобы он противился старому, но… Запутанные дружеские отношения ценил больше запутанных любовных. И сильнее всех расстроилась, наверное, именно Луиза – в душе она мечтала, что молодой учёный займётся не только важными работами, но и «авторством» её внуков когда-нибудь. Эрика от таких намёков лишь смущённо отмахивалась:

– Оставь его на положении старшего сына, ма. Идеально подходит.

Луиза, вопреки покладистой натуре, хотела развить идею о Викторе в семье, но Эрика не собиралась отступать и соглашаться. Для неё лично изменения были прекрасны, а подглядывать в далёкое мифическое «когда-нибудь» не хотелось.

* * *

Они зашли в маленькую кафешку, где праздничное настроение буквально переполняло каждый свободный уголок: смеялись ярко одетые люди, сидевшие за круглыми столиками, звучала над головами Рождественская музыка, создающая удивительную атмосферу. Высокие окна пересекала блестящая паутина из мишуры и лампочек, а воздух пропитался ароматами выпечки, мяса со специями и шоколада. Эрика, стянув шапку, огляделась. Виктор давно знал о вкусах подруги и места умел выбирать исключительно правильные, цепляющие.

– Годится? – молодой человек, указав рукой на свободный столик, повернулся к спутнице. – Вижу сам, что годится. Когда мы здесь были последний раз?

– Год назад или около того, – Эрика села на тяжёлый стул с обивкой, припоминая подробности, – День Рождения Ванессы: большая компания, мороженое, штрудель и гляссе.

– Ах да, Вэн, гляссе и анекдоты об английских клубах… Тебе, кстати, общий привет и просьба кое-что подписать.

– Хм? О нет! – девушка, отвлёкшись на подошедшую с меню официантку, в ужасе покачала головой. – Только не говори, что ты…

– О да. Именно я, и именно то, о чём подумала, – Ньюман, порывшись в сумке, извлёк чёрный маркер, будто специально подготовленный, и праздничный номер «Лэдис Тайм». Редакция журнала к Рождеству приготовила авторские поздравления в соответствующих разделах. Эрика, забыв о намеченном заказе, открыла со вздохом давно выученные страницы. Виктор старательно сдерживал смех, наблюдая за подписыванием разворота, украшенного фотографией.

– Ты напоминаешь здесь Кристин Ченовет[9], как мне сказали на кафедре. Вся такая воздушная диснеевская принцесса.

– Угу, я себе скорее чудовище напоминаю, – хмыкнула Эрика, делая осторожный росчерк, – у Локвуда было игривое настроение, поэтому девушек отправили к визажисту и разукрасили. А мне ещё и волосы завили.

– Это мило, по-моему.

– Это ужасно, Первооткрыватель. Постарайся, чтобы дальше университета «компромат» не ушёл, договорились?

– Рассчитывай на меня, – Виктор едва мог сохранять серьёзное лицо, – и вообще, никто трофей с автографом без боя не отдаст – твоя популярность, как прежде, высока и стабильна.

– Я польщена и успокоена, – девушка вернула подписанный номер, – ладно, что закажем?

Посовещавшись, они выбрали десерт с сухофруктами и чай, не видя смысла переедать. Ближе к девяти Рубинштейнов ожидал праздничный ужин дома, а в планах Виктора стояла затяжная вечеринка с друзьями и коллегами. Обсуждение повседневных дел, недавних новостей и успехов прервал поданный заказ – как надо, если не лучше: мягкие изюм и цукаты отличались нежным вкусом, напиток радовал крепостью. Эрика, пользуясь тем, что собеседник отвлёкся, первой достала припасённый для него подарок.

– Ого, здоровый! – Виктор, отложив вилочку, раскрыл пакет. – Что там, запчасти для печатных машинок?

– Кое-что получше, – хихикнула девушка, – запчасти – слишком просто.

Ньюман, заинтриговавшись, достал нечто шуршащее, обёрнутое мягкой бумагой. Пальцы, слой за слоем, снимали упаковку, пока, наконец, не высвободили белоснежный пробковый шлем. Спереди, прямо над полями, головной убор украшали металлические заклёпки, складывавшиеся в латинскую V.

– Я подумала, когда ты добьёшь научного руководителя своей диссертацией и всё-таки отправишься к пирамидам, самое необходимое будет под рукой. Заметь, я говорю «когда», а не «если».

– Мышка, ты – чудо, спасибо! – воскликнул учёный, привставая и чмокая девушку через стол. – Я же теперь его добью в два раза быстрее!

Эрика довольно рассмеялась, видя, каким счастьем загорелись глаза друга. И даже запечатлела на айфон первую примерку.

– Твой энтузиазм заслуживает тоста, за исполнение мечты.

– Погоди-погоди, на очереди мой подарок! – Виктор, сияя не хуже заклёпок шлема, вытащил из сумки небольшую шкатулку. – Если я правильно помню, что мне назвали, а помню я правильно, тут розовый перец, шафран и мускат. Много. И не вздумай спрашивать, сколько они стоили!

– Страшно предположить, – охнула Эрика, едва не выронив айфон. Руки бережно взяли кулинарное сокровище, украшенное миниатюрным кокетливым бантиком, – Господи, Вик, да оно несравненно и бесценно! Мне придётся спасибо ещё неделю говорить!

– Я не привередливый, хватит и разочка, – махнул рукой Виктор, – в конце концов, ты – единственная особа женского пола, которую подобные штуки заводят.

– Не будь категоричным, нас много.

– Тогда вы классно прячетесь, – сделал вывод молодой человек, – что за тост был на повестке? За мечты?

Эрика, кивнув, переложила шкатулку к редакционным подаркам.

– Желаю, чтобы в новом году наши с тобой мечты, Мышка, начали хотя бы частично осуществляться, – провозгласил Ньюман, первым поднимая чашку, – мои – о поездке, твои – о пьесе. Ты её допишешь, не так ли?

– Допишу, теперь ты на меня рассчитывай, – подмигнула девушка, – глупые рассказики должны когда-нибудь принести пользу и развиться.

Фарфоровые ёмкости встретились в символическом тосте, дарившем надежду. Подобная надежда обычно приходит в зимние праздники, когда тяга к обновлениям и переменам накрывает с головой. Потихоньку глотая крепкий чай, Эрика ощущала себя счастливой и готовой встречать новое. Готовой к тому, что мечты, известные единицам, в конце концов, исполнятся. «Глупые рассказики», не воспринимаемые Джеральдом Рубинштейном всерьёз, давно превратились в большую важную работу, целую пьесу – предмет честолюбивых помыслов, едва не раскрытых кулинарным клубом. Хотелось надеяться, что из пьесы может выйти толк.

А ещё, наверное, со времён всё того же Джеральда и его ухода, Эрика надеялась, что когда-нибудь встретит своего настоящего отца…

Примечание к части [7] Джеймс Тревор Оливер – английский повар, ресторатор и телеведущий. Автор нескольких книг по кулинарии.

[8] Одна из теорий исчезновения легендарной цивилизации майя, подразумевающая нарушение экологического баланса.

[9] Бродвейская актриса и певица.

  Глава 3. История Джимми (часть первая)

Ей было двенадцать или тринадцать, когда первое литературное произведение увидело свет.

Собственно, назваться произведением оно могло с большой натяжкой – простенькая незначительная зарисовка длинной в пару страниц. Настолько простенькая, что вызвала тошноту у автора. Настолько незначительная, что Эрика собралась уже разодрать на кусочки напрасно переведённую бумагу. Но Луиза снова проявила похвальную твёрдость, какая возникала в решительный момент – женщина отняла у дочери рассказ, выдав пачку новых, идеально чистых и неиспорченных листов.

– Пиши дальше. Хватит комплексовать и думать, пиши.

Эрика, чей подростковый темперамент в ту пору ещё не стабилизировался, от дурацкой затеи отказалась. Взбунтовалась. И долго предпринимала попытку за попыткой изъять у матери ерундовое недопроизведение. Когда упрямство выдохлось, девушка уже порядком устала и пришла к выводу, что Луиза с её штучками дорогого стоит: рассказ так и не был найден, но в двадцать один год автор получила его назад по случаю совершеннолетия. К этому времени темперамент стал нормальным и адекватным – желание уничтожать написанное давно исчезло. Да что там, коллекция написанного здорово увеличилась, пополненная большими повестями, новыми зарисовками и несколькими пьесами. Не всё было окончено, и, разумеется, не всё было удачно. Луиза, принявшая на себя священные обязанности первого читателя и главного помощника, давала советы и дельные предложения: какие куски нуждаются в правке, а какие сразу хороши. Она оценивала, критикой или похвалами, но сомневаться в искренности материнских комплиментов Эрике никогда не приходилось. Да и в заслуженности критики тоже.

Совсем иное дело – Джеральд. Во времена, когда он считался главой семьи, мнение высказывалось, хотя редко совпадало с жёниным в вопросах творчества. У Эрики были способности – мужчина это видел и полагал, что направления взяты не те, какие нужно. По его меркам, идеальным вариантом для падчерицы стала бы карьера повара или, на крайний случай, создание книги по кулинарии. Или оба пункта сразу. Частое несоответствие взглядов приводило к острым ситуациям в семействе – впрочем, они были бы ещё острее, если бы не талант Луизы гасить конфликты на начальном этапе. Несколько раз Джеральд всё же соглашался побыть читателем или слушателем для творчества Эрики, но позиций своих не изменил. Рассказики представлялись ему глупыми, не стоящими усилий с обеих сторон. Девушку это немного задевало, однако жизненная философия помогла найти плюсы в ситуации – не идя на поводу у кулинарно-поварских рекомендаций, Эрика сообразила, что глупое и несерьёзное нужно превратить в умное и достойное, всего-навсего. Так родилась идея написать пьесу.

Виктор, составлявший третью категорию «посвящённых», был знаком с тонкостями плана и первоначальными грубыми набросками. Собственно, пьеса, о которой мечтала девушка, являлась не первой в общем, но первой – серьёзной. Предыдущим не доставало «глубины, взрослости и мало-мальски подходящего авторского опыта». Данная формулировка прочно впечаталась в память после того, как Эрика, на свой страх и риск, разослала одну из ранних работ по Бродвею. Выслушала много нелестного и передумала много невесёлого. И упрямо продолжила творить, опираясь на отзывы. В будущем становление мастерства на пути из проб и ошибок, а так же неплохая университетская подготовка вселили надежду, что новый результат получится толковее.

Эрике очень хотелось однажды увидеть свою пьесу на сцене – ради исключения из правил она готова была самосовершенствоваться и подглядывать в далёкое и прекрасное «когда-нибудь». Но всё же никому постороннему не отваживалась раскрыть свои планы: кулинарный клуб существовал отдельно, работа – отдельно, призрачная драматургия – тоже отдельно, без права смешивания. День за днём, при каждой удачной возможности девушка садилась за ноутбук и развивала маленький сюжет в большую, объёмную и опытную историю, полную живых персонажей. В историю, которая просто не могла подвести и не понравиться, если предложить её беспристрастной публике.

В историю, где героиня, живущая с матерью и отчимом, долгие годы ничего не знает о своём настоящем отце. А потом находит его.

Копаться в себе и конфликтах общества ради подходящей идеи не пришлось – та сама появилась, оформив ядро сюжета. Возможно, подсознательно Эрика давно, с раннего детства тянулась к правде и событиям, произошедшим до её рождения. Тянулась к тому, о чём спрашивала, но не могла узнать точно: когда она была маленькой, Луиза не вдавалась в детали, отвечала на вопросы ребёнка об отце просто: «Он уехал, далеко. Так сложились обстоятельства». Иногда философская ремарка об обстоятельствах произносилась, иногда – нет, но пояснение годилось и устраивало.

Эрика не знала, обсуждает ли мама с Джеральдом щекотливую тему – мужчина был обычным человеком и наверняка иногда задавался вопросом, чью же дочь воспитывает. Наверняка даже озвучивал свой вопрос. Другое дело, что ему могли ответить… В подростковом возрасте девочка ещё не допускалась к взрослым беседам, но это не значило, что она не умела наблюдать. Луиза была по натуре открытой и дружелюбной, ни разу никто не слышал от неё грубостей или фраз в повышенном тоне, однако имелись вещи и события, которые женщина предпочитала запирать на своеобразный «замочек». То ли прикосновение к старым ранам причиняло боль, то ли её переполняла светлая грусть или, наоборот, ярчайшее счастье… Возможно, это было правом на личную, не потревоженную территорию, без вопросов и версий. Так или иначе, собственная мать походила на загадку, и возраст пока мешал пониманию истины.

Незаметно «Он уехал» трансформировалось в «Мы были счастливы, но нам пришлось расстаться». Ясности ответ не добавил, хотя возник повод верить, что до её, Эрики, рождения всё складывалось неплохо. Со временем она перестала изводить Луизу, думая, что ещё рано, ещё не наступил момент. Можно будет узнать всё, когда школа останется позади и стукнет восемнадцать. Или даже после… В конце концов, мама расскажет, если будет готова, не так ли?

Эрике не нравилось мистическое «если» и его вероятность, но поделать она ничего не могла. Девушка вернулась к наблюдению и личным выводам, дав свободу воображению. Что скрывается за коротким «Мы были счастливы?».

Так родились в один прекрасный день Беатрис и лорд Батлер – участники будущей пьесы.

Почему Бэзил, отец главной героини, оказывается благородным лордом, Эрика затруднялась ответить. Может, неосознанно хотела наделить персонажа самым лучшим, проецируя полученный образ на действительность. Что, если её собственный отец – тоже важная шишка? Впрочем, за подобную ерунду приходилось моментально одёргивать себя и взывать к разуму. Загадочный папа может быть кем угодно: водителем автобуса, фармацевтом, репортёром, министром, бандитом и сотню раз непорядочным человеком.

Ну ладно, последние два пункта вряд ли правдоподобны – с бандитом её мать не связалась бы. И уж точно не была бы счастлива, как утверждает.

Но он мог давным-давно умереть – и вот этот пункт беспокоил особенно сильно.

Эрике не хотелось думать, что её отец мёртв, она надеялась, что где-нибудь он живёт, немножко здравствует и просто не знает пока о её существовании. Но однажды непременно узнает – как в пьесе – тогда везение сжалится и подарит им встречу. И мистер Икс увидит то, к чему долгие годы подводила жизненная философия: его дочь всего добилась сама, у неё есть классная работа и как минимум два таланта, о которых тянет поведать людям.

Скорее бы Луиза дождалась подходящего момента и сняла «замочек» с тайн!

Время шло, круг общения менялся, две глобальные мечты по-прежнему надёжно хранились в сердце. Джеральд ушёл из семьи; пьеса, со всем возложенным на неё доверием, была практически завершена, чему Виктор несказанно радовался, предвкушая чтение, а тайны…

Тайны Луизы Рубинштейн так и оставались запертыми.

* * *

– Ма-ам, я дома! Принимай подарки и продукты!

Открыв дверь, Эрика собиралась привычно поискать выключатель на ощупь, но обнаружила, что коридор уже залит неярким светом висевших на стене бра. Прикидывая, куда поставить многочисленные пакеты, девушка втянула носом воздух – вместе с кипящим бульканьем из кухни долетали запахи готовящегося ужина. На их волне к дочери спешила сама хозяйка – Луиза за прошедшие годы обзавелась лёгкими мимическими морщинками, но в остальном прелести не утратила и привычкам не изменила. Улыбка сияла теплотой, фигура притягивала взгляд, волосы частенько схватывались резинкой в небрежный мягкий узел, а фартук и множество персональных мелочей были излюбленного красного цвета.