Текст книги "Через двадцать лет (СИ)"

Автор книги: Nat K. Watson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

– Лучше тебе не знать, сколько магии и подвигов ушло на это дело. Открывать будешь дома.

Эрика, которой не терпелось узнать, что же внутри, вынужденно кивнула. Но если бы только Дэн видел её лицо, когда в родных стенах девушка развернула подарок… Плакат представлял собой здоровенное фото, точнее, картину, сделанную с фото участников «Леди Батлер»: Эйб и Николь стояли впереди, чуть дальше – Лукас и Оливия, Фэй и остальные актёры, по мере значимости персонажей. Каждый в соответствующем эпохе наряде. Фоном служила зелёная лужайка с мрачноватым старым поместьем и растущими в рядочек деревьями.

К плакату прилагалась записка:

Это не промо-снимок, а действительно картина с фотки. Я собрал эскизы костюмов, подкупил маркетологов, согнал труппу в кучку и добил своим нытьём Филиппу Браун. Остальное доделали вместе. Надеюсь, у тебя есть, где повесить эту штуку – в крайнем случае, приеду в субботу и приклею на потолок. Твой Дэн.

Эрика, нервно сглотнув, обозрела великолепный образчик полиграфии и каторжного труда целой группы людей. Труда – ради неё… Теперь фраза о магии и подвигах получила разъяснение, и стало как-то сразу неудобно. А что там было о субботе?

Луиза, восхищённая замыслом и исполнением, тут же проницательно нашла, чем заняться на выходных. Отбывая к подруге подруги, присматривать за малолетними племянниками, женщина недвусмысленно намекнула, что времени должно хватить не только на плакаты. Дэн, предупредивший, что город знает и доберётся сам, объявился на пороге пару часов спустя – в двух свитерах, куртке и толстом шарфе, в который прятал замерзший нос.

– У вас и не пахнет весной! Это ужас, Брэдли, пока вёз меня до вокзала, всё острил и прикалывался!

– Что за Брэдли?

– Приятель театральный. Сказал, я похож на королевского пингвинчика! Что, неужели похож?

Выпутываясь из тёплых шмоток одной рукой, а другой пытаясь развязать ботинок, Дэн смотрелся озадаченно и прелестно. Эрика прыснула.

– Если и похож, то на пингвина-недокормыша. Ещё и озябшего. Глинтвейн горячий будешь?

– Всё буду, иди сюда. Ты придумала, куда плакат вешать? – притянув девушку к себе, он зарылся носом в белокурые пряди на макушке. Откуда-то с груди послышалось тихое и тёплое:

– Меня устроит потолок. Спасибо за прекрасный сюрприз и за твой приезд.

– Не за что. Не вечно же тебе одной в поездах мотаться. Извини, что без цветов…

На груди хихикнули.

– У меня пока предыдущие не кончились. Идём есть и греться.

– Идём.

Накрывая на стол и разливая по бокалам горячий глинтвейн, которого сварила предусмотрительно много, Эрика ожидала, что всё будет примерно как в Эйвери-маунтин: тихо-мирно, немножко романтики и немножко эротики… Но то ли изголодавшаяся душа запросила адреналина, то ли вина получилось слишком много, в отличие от нехитрого ужина… Дальше собственные взгляды на неумение пить срочно пришлось пересматривать: свет в комнатах был приглушён до торшеров и бра, в колонках стереосистемы грохотала АББА, найденная среди маминых дисков, и оставалось только молиться за благообразную пожилую пару этажом ниже. Эрика и Дэн, хохоча и вооружившись подушками, носились по залу в ритме диско, мутузя друг друга, сокрушив по пути стул и забытую на полке кружку. Всё пошло каким-то интересным обходным путём… но неизменно привело в постель, довершая согревающий процесс.

Следующее утро одарило букетом странно-обрывочных воспоминаний и соответственных ощущений: сперва Эрика, чьи журналистские инстинкты проснулись раньше остальных, высунула голову из-под подушки и с криком: «Чёрт, опаздываю!» попыталась вскочить на ноги, уворачиваясь при этом от обнимавших со спины костей.

– Куда, сегодня выходной…, – кости пришли в движение и, оказавшись Дэном, притянули её обратно. – и вообще только половина седьмого!

Эрика, едва успокоившись, позволила себя обнять и оглядела комнату. Клетчатый плед и одежда в живописном беспорядке валялись на полу, на компьютерном кресле и даже на люстре – оттуда свешивался элегантный мужской носок чёрного цвета. В мыслях продолжали греметь остатки вчерашнего диско.

– Кажется, мы прыгали по всей квартире и немножко спятили, – тоже заметив свой носок, заключил Дэн.

– Ты не выглядишь виноватым, – хмыкнула девушка, поворачиваясь к нему лицом, – кажется, кое-кто вчера изображал рок-звезду и пел «Ватерлоо»[66] в мою расчёску…

– А кое-кто здорово пританцовывал, – не остался в долгу помреж, сладко потягиваясь. Повисла пауза.

– А затем мы…

– Угу. Затем «прыгали» стало эвфемизмом.

Снова пауза. Приподнявшись на локте, Дэн посмотрел в угол комнаты, где стоял свёрнутый трубкой плакат.

– Мы так с ним и не разобрались. Твоя мама не сильно испугается, если увидит меня в процессе приклеивания?

Эрика покачала головой.

– С этим успеется, а мама на весь уикенд уехала, чтобы нам не мешать. И нет, она без предупреждения никогда бы не стала входить.

– Моя такая же, – улыбнувшись, молодой человек лёг обратно на подушку, – исключительно классная и понимающая. Как думаешь, они бы подружились?

– Надеюсь, – Эрика устроилась рядом, заботливо поправляя его чёлку, – женщины вообще умеют ладить, если есть повод объединиться.

В комнате было тепло, сумрачно и невероятно уютно. И даже острые углы Дэна не могли этому помешать.

– Жаль, наших отцов не познакомить: мой умер, а твой…

– …а моего ты сама видела – тогда, возле театра.

– Что? – теперь уже хозяйка квартиры, приподнявшись, смотрела удивлённо. – Это был твой папа?

– Ну да. Мы с ним не очень похожи, не очень ладим и редко понимаем друг друга, – вынужденно признал помреж, – извини, ты бы рано или поздно всё равно спросила, поэтому лучше я сам предупрежу. И сейчас.

Эрика почувствовала себя неудобно. Такой вариант нравился ей куда меньше, чем возможные финансово-профессиональные разборки, о которых труппа не распространялась бы. Отец? Похожий на мрачную тень?

– Не стоит извинений. Видимо, всё очень серьёзно?

– Всё сложно. Папочка, как настоящий ханжа, время от времени вспоминает, что театр – неправильное место работы для его сына, хотя сам посещать спектакли не гнушается. По мере сил я борюсь с ним, но то ли силы пока не те, то ли нужный момент не наступил… Впрочем, для семи утра не лучшая тема.

Кивнув, Эрика подтянула одеяло на плечи. Она уже была согласна с неудачностью выбора.

– Мне вот жаль, что твоя мама на все выходные уехала, – молодой человек вернулся к началу беседы, – познакомились бы… А так у меня поезд ночной, а утром – снова репетиция.

– Ты же не выспишься…

– Не беда, есть хорошее средство. Знаешь, куда бегут актёры, чтобы в ранний час из чудовищ сделаться нормальными людьми? В буфет, за льдом!

– Для умывания?

– Ага, – ухмыльнулся Дэн, – по статистике половина кубиков так и не попадает в спиртное, потому что тратится на красоту. У нас повара давно завели отдельную большую форму, ибо все мы люди. А я научился этому способу после пары зависаний в ночном клубе, когда на следующий день был как стоптанные конверсы.

Эрика, смеясь, сползла под одеяло ещё ниже.

– Забавно, в «Лэдис Тайм» писали про лёд, но я сама никогда не пробовала…

– И не нужно, – тут же встрял парень, – ты по утрам похожа не на кеды, а на летний цветочек.

– Подлизываешься, мистер Спаркс?

– Бессовестно напрашиваюсь на чтение новой пьесы, мисс Рубинштейн! – перекатившись, он оказался сверху и навесил одеяло шалашиком над головой. – И на новые «эвфемизмы»… Только, ради бога, не щекочи меня больше!

* * *

Совещания, техническая документация, просмотры репетиций и руководство свежайшими постановками… Пошив костюмов к «Леди Батлер» и чёртовы лестницы для «Носорога», которые завод предоставил, неправильно изготовив, принял назад и через неделю предоставил повторно… Голова была забита нормальными рабочими вопросами, и Александр, чей мотоцикл уже въезжал в Стрейт рут, ощущал себя как и всегда после целого дня в театре – усталым, но довольным. Дэн, получив выходной, отбыл в Нью-Йорк – строить личную жизнь и прятаться от мороза. Забавно в нынешнем году распорядилась погода – там зима никак не хочет отпускать город, а здесь её практически не было. Даже сегодня шёл тёплый дождь…Притормаживая возле подъездного пути, где после осадков вода неизменно скапливалась в лужу или две, режиссёр от профессиональных мыслей перешёл к домашне-лирическим: вспомнил о соскучившейся Октаве, о том, что домработница сегодня не явится, а значит, второй этаж приводить в порядок самому… Где-то валялась папка со старыми нотами для пианино? Уж не под кроватью ли?

И в этот момент он увидел следы.

Земля, как и плитки вдоль забора, не успела высохнуть, и там, где в жаркое время года обычно зеленеет газон, почва оказалась развороченной и истоптанной. Именно истоптанной. Выключив мотор, Алекс поднял стекло шлема и оглядел поочерёдно подъездной путь и дорожку от забора к парадному входу. Между собой пути никак не сообщались, проложенные на хорошем расстоянии.

Лестницы и театральные шалости выпорхнули и головы. Сняв шлем, Алекс посмотрел в обе стороны, где на ещё более приличном расстоянии друг от друга из-за деревьев виднелись соседние участки. За спиной был пустырь. Впереди, за домом – высокий забор и такие же деревья… И настырная старая дева мисс Ингрэм совершенно точно не планировала сегодня убирать режиссёрские владения.

Ветер, скользнув по рюкзаку на спине, поднялся выше, к шее. Прикинув, что проблемы надо решать постепенно, мужчина всё-таки откатил Ямаху в гараж и вернулся на размякший газон. Следы, сперва плотно оставленные на одном месте, далее вели к дорожке через равные большие промежутки, будто кто-то стремился преодолеть влажную почву в несколько прыжков и снова оказаться на плитках. Это не были следы животного. И, детям они также не могли принадлежать. Чувствуя в душе однозначное отступление лирики перед лёгким дискомфортом, Алекс по тротуару повторил маршрут и, достигнув калитки, вновь ступил на свою территорию. Ему не нравилось увиденное. Ему не нравилось то, что приходило на ум от увиденного. Но ещё больше ему не понравился громкий лай Октавы, раздавшийся при приближении к дому – доберман, чувствуя хозяина, моментально завозился за дверью и, едва последняя открылась, вылетел наружу.

– Что с тобой, девочка? Что случилось?

Алекс погладил собаку, но Октава, не унимаясь, продолжала лаять: сбежав по ступенькам и то и дело оглядываясь, она последовала вперёд. Затем принюхалась, дойдя до оставленных на газоне следов, снова дёрнула носом и подала голос. Мужчина без слов разобрал то, что животное пыталось сказать, и от этого понимания дискомфорт усилился.

– Здесь был чужой…

За спиной сиротливо скрипнула открытая в холл дверь. Октава, гавкнув последний раз, села на землю, глядя встревожено и преданно. Пятнадцать минут спустя возле дома уже сияла огнями полицейская машина. Два сонных офицера, чей общий возраст едва ли перевалил за шестьдесят, лениво представились, уточнили детали и, разделившись, задумались. Один принялся топтаться по газону, сразу извозился в грязи и начал ворчать. Александр, возле ног которого крутилась Октава, докуривал уже вторую сигарету и терпеливо ждал.

– Я осмотрел дом, – позади, выходя на крыльцо, объявился второй полицейский, – никаких следов взлома, ограбления, проникновения и даже испорченного имущества.

– Вот и оставь ты свой осмотр! – крикнул ему первый, тщетно пытаясь определить, насколько пострадали от слякоти ботинки. – Мистер Гаррет, а вы уверены, что не сами тут бродили?

Александр, чьё курение было отчасти вызвано странностями патруля, фыркнул.

– Офицер, я похож на ненормального? Мне нет нужды скакать слоником по участку; тем более, я только недавно приехал с работы.

– Ну ладно-ладно, – вышедший из дома страж правопорядка, более миролюбивый, почесал подбородок, – а вы не считаете, что кто-то баловался? Элементарно: район, конечно, элитный, но и здесь могут свои придурки водиться…

– В данную минуту придурки – это мы, Пол, – сказал первый полицейский, – земля размокла, ни чужих, не своих следов уже не отличишь.

Оба синхронно повернулись к режиссёру: один – с сочувствием, второй – с раздражением. Алекс, потрескивая стойкой выдержкой, жалел, что вообще схватился за телефон. Двух сигарет показалось недостаточно.

– Мы примем ваш звонок к сведенью и обязательно прореагируем, если что-нибудь ещё случится, – «газонный» первым пришёл в движение, поёжившись под взглядом хозяина дома, – при всём уважении, мистер, вы могли и неправильно истолковать поведение пса.

– Неправильно? Я двух собак натаскал у кинолога, офицер!

Алекс, едва не подавившись дымом, уставился на нерадивых служителей закона. Тот, кого звали Полом, торопливо вмешался.

– Да, но сейчас-то всё в порядке, верно? Кого бы ни почуял доберман, раз он умница, теперь нет причин для тревоги. Будем считать, что дело в баловстве – а вы отдыхайте, приятного вам вечера.

– Вот спасибо, – Александр, проклиная себя за дозвон в участок, поискал глазами пепельницу, ибо ощутил жар сигареты в опасной близости от пальцев. Офицеры смотрели умоляюще и утомлённо, будто «приятного вечера» могло стать для всех троих идеальным компромиссом. И будто в следующий раз, посвежев и отоспавшись, патруль непременно изобразит обещанную активность.

Белый столбик, догорая, обжёг руку, прервав болезненную мысль о том, что для этого сперва должно «что-нибудь случиться»…

* * *

– Доверь дело идиоту – он и оформит его по-идиотски, – Исси Йорк, сидевшая в автомобиле, готова была метать молнии, – я как-то не так объяснила, братец? Или, вероятно, ты меня неправильно понял? Что тебе поручалось?

Мужчина, занимавший пассажирское сиденье, тяжело вздохнул.

– Проследить за Гарретом…

– А дальше?

– Проникнуть в дом…

– И?

– Усыпить собаку, если потребуется, оставить следы взлома. Пошуровать и уйти.

– Хороший мой, запомнил последовательность, – лучась добродушием, Исси погладила руль и в следующую секунду ударила по нему обеими руками, – тогда какого чёрта не выполнил?! Да ещё и весь газон ему истоптал! Не хватило ума в нужном месте перелезть забор?!

– Ис…

– Мы столько времени следим за Алексом, следим за его расписаниями, передвижениями и прочим, а ты дом вскрыть не мог без приключений!

– Ис…

– Ну?

– Я собак боюсь, – младший Йорк, повозившись, вытянул ноги на крохотный коврик и с отвращением вспомнил своё путешествие на Стрейт рут, – у него на входе стеклянные панели по бокам от двери. Я как увидел здоровенную тушу с оскаленной пастью…

Пауза.

– Извини, я, правда, не знал, чем обернётся, – протянул мужчина, – у нас с тобой никогда не было служебных пород, а эта шавка натренирована. Я бы всё равно не успел её вырубить, а попался бы на раз-два-три…

– «Раз-два-три», – передразнила сестра, – какой ты нежный, прямо волшебная фея!

– Ну Исси…

– Замолчи, я думаю.

Младший Йорк покорно притих. Шок от несостоявшейся встречи с доберманом и возможные последствия до сих пор стояли перед глазами.

– Ты не меня подвёл, братец, – вынесла вердикт женщина, – ты подвёл нас обоих. Надо что-то планировать, пока не поздно. Пока Гаррет не стал более осторожным.

– Ты пойдёшь к нему вместо меня?

– Не мели ерунды, дом теперь отпадает.

– Тогда какие варианты?

Женщина снова умолкла, размышляя. Младший Йорк, отстегнув ремень, повернулся к сестре.

– Ис, почему мы не можем просто убрать его, как собирались изначально? Разве не проще? Театр ведь так и так…

– Не проще, – отрезала собеседница, – я тебе уже говорила, могу напомнить, если забыл: этого человека мало убрать. Надо сперва заставить его страдать, как страдала наша мамочка долгие годы. Надо заставить его кипеть в терзаниях. И знаешь, – покусав губы, Исси триумфально улыбнулась, – я, кажется, придумала хороший вариант. Это расстроит старину Алекса куда сильнее, чем трагедия с любимой собачкой…

Примечание к части [57] Комната для ожидания выхода на сцену или в эфир.

[58] Пьеса Эжена Ионеско.

[59] Том Стоппард – британский драматург и сценарист.

[60] Голливудский актёр, чья роль в «Дракуле» известна впечатляющими интонациями и превосходной проработкой голоса.

[61] Передняя часть игровой сценической площадки.

[62] Задняя часть сцены, часто – пристройка для хранения декораций.

[63] Ориентировочная точка на сцене, где центральная линия пересекается с любой другой горизонтальной линией.

[64] Вертикальное или горизонтальное сечение – разделение сцены на несколько частей.

[65] Элемент оборудования сцены для установки световых приборов.

[66] Один из Хитов АББА, с которым группа выиграла конкурс «Евровидение» в 1974 году.

  Глава 13. Покушение

Месяц март для Эйвери-маунтин не стал событием – неофициально весна началась раньше общепринятого срока, а может, вовсе плавно проистекала ещё из осени. Эрика затруднялась определить, ибо осенью в городе не жила, зато чёткого завершения зимы, как такового, здесь не почувствовала. А вот для Нью-Йорка, успевшего продрогнуть, начало весны было не только потеплением, но и своего рода избавлением.

«Леди Батлер» плавно двигалась по календарю и рабочим цехам театра: декорации, мебель, костюмы и аксессуары… На всё требовалось время и усилия. А с ними чередовались идущие друг за другом репетиции – утренние и вечерние, реклама в СМИ… И новые свидания по выходным.

Эрика, не раз и не два вспомнившая слова Мелли о Бродвее и автографах, гадала, будет ли настолько серьёзно после премьеры, и удастся ли в дальнейшем продержаться наплаву, не «затонув» для мира искусства. К примеру, Николь Фокс в процессе работы над спектаклем предложили небольшой эпизод в кино – это добавило и опыта, и известности, пускай, на первых порах, не масштабной. Что же до собственной пьесы… Мисс Рубинштейн пустилась во все тяжкие, организовав главному герою – тому самому таланту, без пяти минут режиссёру, украденный сюжет, предателей-друзей и отвергнувшую возлюбленную. Дэн, слушая новые отрывки или читая их по электронной почте, каждый следующий «сеанс» ожидал с нетерпением:

– Это похоже на выход очередного эпизода к телесериалу, когда надо запасаться терпением на неделю, – прокомментировал он, – учитывая, сколько ты накрутила, и сколько палок в колёса получил несчастный Роберт… Дело, в конце концов, разрешится в его пользу, не так ли?

– Разумеется, – уверила девушка, – для меня события в тексте – как приправа в блюде: её не должно быть ни мало, ни много. Вот почему плохое всегда надо уравновесить хорошим и наоборот.

Помреж задумчиво поцокал языком.

– Алекс бы с тобой начал спорить сейчас: у него к динамике сюжета особый подход. А, между прочим, ты ему не высылала фрагменты новой работы?

– Нет, – призналась Эрика, – если всё пойдёт хорошо, и вдохновение не покинет, лучше предложить сразу готовый результат.

Тут возразить было нечего, и обсуждение вернулось к предыдущей пьесе. Как-то плавно и незаметно, кстати, владелец театра превратился из «мистера Гаррета» в «Александра» и «Алекса» – так же незаметно, наверное, как сама Эрика перестала быть «мисс Рубинштейн». Последнему она обрадовалась, чувствуя, что вливается в театральную семью и поднимается на незримую маленькую ступеньку. Правда, не обошлось без иронии:

– Алекс, – проверяя, насколько собственное имя допустимо к употреблению, режиссёр несколько раз повторил его на разные лады, – лучше просто Алекс, мы все давно друг друга сокращаем, пора и вам подключаться.

– А я не буду излишне фамильярной? Может, «Александр» уместнее?

В глазах девушки застыло вполне законное смущение. Владелец театра рассмеялся.

– Вряд ли, если только не планируете походить на мою бывшую жену или Джей-Джея. Первая звала меня Александром, когда обижалась, второй до сих пор зовёт, прибегая с факсами в репетиционный зал.

Эрика пообещала следовать рекомендации, довольная, как спонтанно и легко нашла ещё один микро-слой режиссёрской натуры. Привыкнуть к перемене удалось быстро – весной официальное обращение было уже позади, оставленное в виде формальности рабочим цехов. А кроме того удалось подружиться – надо заметить, «Алекс» располагал к дружбе сильнее, чем «мистер Гаррет». И вообще, нормальности в нём было больше, чем казалось, а может, больше своеобразной понимающей «ненормальности»… Во всяком случае, когда последовало экзотическое театральное предложение, Эрика недолго гадала, как его встретит всесильный босс…

* * *

– Ты бы хотела побывать в театре ночью?

Вопрос неожиданно прозвучал в самом начале марта, во время совместных выходных в Нью-Йорке, когда Дэн, вновь приехав на субботу, наконец-то познакомился с миссис Рубинштейн, но, по просьбе возлюбленной, деталями о постановке и работе особо не разбрасывался. К радости обеих сторон, знакомство и общение удалось без деталей: приветствие, обед, милая беседа – о том, что всё серьёзно, говорила даже не готовность Дэна к встрече с Луизой, а скорее короткое «Полностью одобряю», тихо сказанное дочери между обедом и кофе. Обаяние помрежа не могло никого оставить равнодушным.

За кофе-то идея и была высказана.

– Ночью? – Эрика воззрилась на парня, чувствуя посылаемый любопытством призыв откликнуться. – А возможно?

– Конечно, возможно. И полезно, – с умным видом заметил Дэн, – сколько ни броди и не лазай по театру, а полностью им проникнешься лишь тогда, когда люди уходят, и остаёшься там один. Это осуществимо в двух случаях: либо рано утром, в районе шести, либо поздно вечером, после уборки сцены от реквизита.

Мисс Рубинштейн, слушая и сама того не замечая, положила в кофе лишнюю ложку сахара.

– Представьте только, – искушая женщин, расписывал помреж, – свет, тень, полумрак. Тишина и совершенно запредельная акустика – эхо в пустоте словно рикошет… И полная свобода мыслям и фантазиям!

– А охрана? – улыбнулась мать Эрики. – Вы от них не зависите?

– Только слегка, – ответил молодой человек, – к тому же, у меня свои ключи. Ребятам на служебке я подозрений не внушаю, поскольку давно известен. Утром и вечером они сменяют друг друга, но обход организован скорее для очистки совести и соблюдения инструкции: обычно там всё время чипсы, анекдоты и повторы матчей по радио, ведь на самом-то деле в театре никогда ничего не случается.

– Заманчиво, – призналась Луиза, искоса поглядывая на дочь, – начинаю понимать вашу увлечённость профессией, Дэниел.

– О, благодарю!

– Я в ней уже давно разобралась и… Зараза, и сахара, вдобавок, переложила, – сказала Эрика, пробуя кофейный сироп и доливая сверху молока, – наверное, для пьесы и правда полезно будет. Если только сможем предупредить…

– Сможем-сможем, – активно закивал Дэн, – здесь проблем не возникнет. Кое-кто из актёрской компании периодически остаётся в театре ночевать, но мы вряд ли помешаем. Да и не практикуется это уже пару месяцев. Ну, а я к следующей неделе всё улажу – и да здравствуют потрясающие впечатления!

Обрадованная Эрика тоже кивнула, поддержав обмен понимающими согласными взглядами. Любопытство становилось полноцветным и выпуклым. Но если бы только кто-то знал, что за впечатления предстоят… И в насколько недобрый час было сказано это «никогда ничего не случается»…

* * *

Александр, которого Дэн поймал на смотре прогона Баттеруортского[67] «Иерусалима», был занят приготовлениями и сперва удивился визиту друга задолго до репетиции «Леди Батлер». Минут через пять, однако, дав постановщику спектакля разобраться с деталями, Алекс вник в эмоциональные объяснения своего помощника. Всё встало на нужные места.

– Я-то не буду против, не мне потом зевать и снова умываться льдом, – сказал владелец театра, подходя к правой кулисе, – а ты уверен, что не проще бродить здесь утром, до прихода уборщиц и поваров?

– Уверен, – подтвердил Дэн, – утром времени особо нет: максимум – час-полтора. А с вечера больше романтики.

– Ах вот, в чём дело. Я-то думал…

– Алекс, не прикалывайся, тебе ещё за Байроном[68] следить, – Дэн смущённо взъерошил волосы и тряхнул связкой ключей, – в общем, если что, ты в курсе теперь, где я буду торчать.

– Угу, но учти, романтическое блуждание по частной собственности и личная жизнь за отмазку не считаются. Опоздаешь в субботу на репетицию…

– И не думал вовсе! – шутливо запротестовал Дэн. – Тем более, бродилок всю ночь не будет – это так, приятный творческий эксперимент.

– Знаю я твои «эксперименты», ребёнок…

Тот, для чьих ушей разговор не предназначался, стоял совсем близко – всего в нескольких метрах, скрытый длинной бархатной драпировкой. На рабочем месте присутствие пока не требовалось, перерыв ещё не кончился, а театральные хлопоты и царивший на сцене «Иерусалим» не располагали к чрезмерной внимательности окружающих. Да так и лучше. Самое интересное было беспрепятственно услышано, а выводы – сделаны.

Младший Йорк, покидая минут через пять свой «пост», знал, что судьба и обстоятельства играют на его стороне…

* * *

Вечер пятницы, когда за коротким днём в редакции последовал путь на вокзал и предвкушение встречи, можно было бы назвать прекрасным, если бы не мелочи. Сперва, поехав автобусом, а не на метро, Эрика застряла в пробке и едва не опоздала на поезд. Отбив себе бедро спортивной сумкой, часто дыша и кляня на все лады нью-йоркские дороги, девушка, в итоге, добежала до цели и влетела в нужный вагон… И обнаружила, что отправление откладывается минут на двадцать в связи с чем-то непредвиденным. На дурацкие двадцать минут, которые она, желая сэкономить время и усилия, неслась до вокзала! Успокаивая себя мысленно, Эрика стала перебирать содержимое сумки – не дорожной, а уже дамской. И тут поняла, что прихорашивание не удастся – косметичка благополучно осталась на работе, в ящике стола, засунутая туда в обеденный перерыв. Испытывая сильное желание пнуть себя, мисс Рубинштейн достала влажные салфетки, и продолжила успокаивание вслух:

– Когда спишь с парнем и знакомишь его с мамой, макияж – дело десятое, не так ли? – спросила она у пустого купе, освежая лицо перед оконным стеклом. Отражение по ту сторону подёргало чистым носом и мило улыбнулось. Больше проблем не возникало, и двадцать минут спустя, миновав мелочи, поезд уже набирал ход, спеша до Эйвери-маунтин.

На сцене театра Гордона шёл «Тайный восторг», реанимированный почти через семь лет после предыдущей версии. Эрика, заинтересовавшись программой, несколькими днями ранее прочитала пьесу Хэйра[69], чтобы лучше воспринимать действие. И теперь, стоя за кулисами, следила, как в нескольких метрах разворачивалась история сложных отношений двух сестёр и их склонной к алкоголизму мачехи. Конечно, всё шло к убийству и трагической развязке… Но до чего интересно было оттянуть момент – состав играл просто великолепно.

– Только не вдохновляйся слишком сильно, – шепнул обнявший сзади Дэн, – а то я тебя знаю, захочешь Роберта прикончить.

– Вовсе нет, – не осталась в долгу Эрика, – женщины-драматурги куда лояльнее драматургов-мужчин. А вот писательницы…

– Всё-всё, я понял, – хихиканье заглушил быстрый поцелуй в плечо, – над твоими романами Нью-Йорк рыдал бы, а потом и до нас очередь бы дошла.

Девушка, ничего не сказав, шутливо пихнула друга локтем. Правда, не особо попала – в полумраке снова хихикнули:

– Не дерись, а то сюрприз не покажу.

– Что за сюрприз?

– Хм… после спектакля узнаем.

Эрика оживилась, начиная мысленно подгонять события. В конце второго акта, когда все воскресли, воссоединились, поклонились и удалились, поджидала короткая встреча с Алексом – режиссёр привычно оставался иногда на поздние спектакли, и этот раз не был исключением.

– Побуду немного в кабинете, обойду владения, потреплюсь с охраной и, пожалуй, всё, – наметил мужчина дальнейшие действия, – а вам обоим желаю классного вечера.

Мисс Рубинштейн, просияв, поблагодарила и отправилась на обзор обещанного сюрприза – в костюмерную. Часть нарядов для «Леди Батлер» была, как сказал Дэн, «ещё в стадии пре-продакшн», но другая часть представляла уже особый интерес: почти готовые элементы одежды выглядели совсем натуральными, будто извлечёнными из давней эпохи. Глядя на них, легко было представить не актёров, а именно героев – тех, кому костюмы предназначались. Ткани разной текстуры и плотности струились под пальцами, Дэн, ловко огибая кронштейны, демонстрировал главное святилище театра с прилагающейся атрибутикой.

– Я скучал, – просто сказал он, вылезая из-под очередного слоя нарядов и поправляя сдвинутый на бок шёлковый цилиндр.

– Я тоже, – улыбнулась Эрика, ныряя в объятия и привычно поднимаясь на носочки, – тут не опасно? Мы ничего не обрушим?

Звук поцелуев сопровождало мягкое падение цилиндра на ближайший стол.

– Сегодня нигде не опасно, весь театр – наш!

И это было правдой. Часы показывали половину одиннадцатого, дневной суетливый шум в коридорах давно стих. Эрика вместе с возлюбленным поглядела в обе стороны, высовываясь за дверь и проверяя точность гипотезы. За сюрпризом с нарядами планировалась пробежка до сцены – Дэн, захватив цилиндр и ощущая себя искателем приключений, спешил продемонстрировать мощь и красоту волшебного ночного затишья в театре. Всё казалось иным – и стены, и цвета, и звуки. И сама острота восприятия, подталкивавшая мечтать.

– Сейчас мы немного помучаем технику, совсем чуть-чуть, – жестом фокусника молодой человек передвинул пару рычажков на пульте, – и вуа-ля!

Экран, передававший изображение из зрительного зала, засветился – на сцене зажглось сразу несколько софитов, перекрещивающих разноцветные огни в единое облако света. Ещё несколько манипуляций – и прожектора, повернувшись, направили лучи перпендикулярно в пол.

– Круто! – восхитилась Эрика, наблюдая оживление сцены. Но Дэн не собирался долго оставаться у пульта – сжав девичью ладошку, он первым рванул в зал, перепрыгивая сплетения проводов на полу.

А потом оба, веселясь, перебегали от кулисы к кулисе, огибая пучки света и декламируя осевшие в памяти куски из «Леди Батлер». Пару раз к ним примешались цитаты из «Тайного восторга» – спектакль тронул душу. Завернувшись во взятый из костюмерной платок, Эрика изображала то истеричную Кэтрин и её падчериц, то уже своих Присциллу и Беатрис. Дэн снимал на планшет готовую импровизацию и даже, соблазнившись обстановкой, прочитал монолог Бэзила Батлера на камеру. Он оказался прав насчёт свободы – в ночное время, когда люди не зависели от команд, графика или друг друга, душу охватывало состояние транса, выпускавшее творчество и безумство. И не обязательно в указанном порядке.

– Почему ты сам не играешь на сцене? Разве это не упущение? – вопрос, очевидный в своей необходимости, мучил Эрику не первый день. Всё в Дэне располагало к тому, чтобы открыться миру, а не прятаться в кулисных потёмках. И талант, и щедро отмеренная харизматичность… Но именно за кулисами, он чувствовал себя правильно, о чём и сказал, покидая сцену.