Текст книги "Через двадцать лет (СИ)"

Автор книги: Nat K. Watson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

Пять дней кошмара и десять лет строжайшей дисциплины закончились. Падая в обморок, Дэниел Спаркс вряд ли представлял, что человек, поймавший его, станет однажды лучшим и вернейшим другом…

– …Одно сплошное «хочу»… Что с тобой делать-то?

Это было уже следующим воспоминанием, более-менее чётким. В малом репетиционном соседствовали ряды стульев, диваны и столы, а также чёрные задники, стоящие по разметке сцены. Молодые актёры возились и шумели, поглядывая в распечатки сценария. Двое из общей массы были узнаваемы: один успел засветиться в рекламе пены для бритья, другой – в ролике на автомобильную тему. Узнаваем был и Тим Стронг – тот самый Тим, которого память в первую секунду идентифицировала как «дядю Ваню», уже позднее расширив биографические данные. Тот Тим, что за прошедшие годы накинул себе седин и несколько размеров, а в остальном по-прежнему был мэтром. Сейчас этот мэтр занимал всех репетицией.

Слева на диване сидела Гертруда Вудс – почти такая, как в кино, разве что с иной причёской. Справа ворчало и вздыхало начальство в лице мистера Гаррета. Дэниел не знал, стоит ли ему тоже повздыхать – накрытый режиссёрской курткой, он быстро уплетал печенье и шоколад, впервые осознав, до чего же вкусным бывает банальное песочное тесто. Силы понемногу возвращались, сказка не казалась уже совершенно недоброй.

– Так, ладно, – хлопнув себя по коленям, Александр поднялся с дивана, – мне нужно подумать, а на «подумать» нужно время. Тебе хватит терпения подождать до конца репетиции?

Окинув найдёныша странным взглядом, в котором сочеталось желание дать подзатыльника и потребность снова накормить, мужчина хмыкнул.

– Понял, вопрос дурацкий. В общем, жди.

И он ждал, грея руки о белую кружку и глядя на репетиционное таинство. «Любители истории», совсем уже настоящие, похожие на ожившую экранизацию. Гертруда, в нынешней сцене не занятая, всё ещё сидела рядом, по-женски аккуратно расспрашивая и поправляя сползавшую с его плеч куртку. Дэн что-то отвечал, не зная наверняка, останется ли в театре и можно ли сильно откровенничать. То, что рядом спокойно находится известная актриса, не раз вышагивавшая по красной ковровой дорожке, смущало. Гертруда та, с фотографий, держащая статуэтки, мало походила на Гертруду здешнюю, с морщинками вокруг глаз и треснувшим на ногтях лаком. Разве что брючный костюм и дорогие украшения были похожи. А поведение, манера держаться и сама энергетика отличались дружелюбием и необыкновенной теплотой. Через некоторое время женщина примкнула к мужскому составу, читая знаменитый феминистский монолог об истории. Дэн пожалел, что нельзя каким-нибудь образом записать и увековечить это – обычная рутинная вещь для присутствующих ему самому представлялась выдающейся. Вообще всё в зале было выдающимся, от поддерживаемой актёрами естественности до пианино и сидевшего за ним Александра, который мастерски наигрывал французскую песенку.

– Я подумал и хочу предложить тебе одну неплохую возможность, – после репетиции режиссёр подозвал Дэна и кивнул в сторону коридора, – раз всё началось именно с костюмерной… Будешь помогать с нарядами: что-то почистить, что-то перевесить, отнести или принести для примерки. Глядишь – в процессе и шить научишься. Платить за это я буду не много, но постоянно. Если ты можешь начать завтра, то мы договорились…

– Могу хоть сегодня, мистер Гаррет, – воскликнул Дэн с готовностью и, видя в глазах мужчины прежние кормёжку и подзатыльники, продолжил, – нет, правда, могу, мне уже лучше. И потом, какая разница, когда начинать?

– Большая разница, – не согласился Александр, – впрочем, всё равно придётся ждать до вечера, так что будь по-твоему. Но сначала я тебя представлю ребятам. Дети мои, эй, пока не ушли, вот парень, который теперь гладит ваши галстуки!

И он действительно познакомил новичка с актёрами, рассудив, что сверстники определённо должны поладить. Дэн чувствовал себя неловко, когда «мистер автомобиль» и «мистер пена для бритья» приблизились одними из первых. Хлопки по плечу, рукопожатия, улыбки… Никакой звёздности! Стронг всячески поддерживал решение Александра и, сказав напоследок, что ему приятно знакомство с ценителем Чехова, пожелал удачи. Удачи пожелала и Гертруда, морально готовившаяся к совместному интервью с режиссёром. Что-то прозвучало о сроках и времени встречи, затем, когда основной состав уехал, зал перешёл в распоряжение следующей репетиции и следующей постановки. Часть «студентов», занятых в ней, осталась.

– У вас тут все такие уникально-нормальные или дело в вас, мистер Гаррет? А кстати, что насчёт вечера, что вечером изменится? – спросил Дэн, идя по коридору рядом с Александром. Режиссёр, милостиво оставив ему свою куртку, вызвался показать костюмерные, но теперь ещё и от вопросов отбивался.

– Обычно дело в самих людях, но приближается Рождество – труппа знает, что к Рождеству со мной лучше соглашаться. Это долго объяснять. А вечером изменится то, что мы поедем ко мне – познакомишься с моей женой и Бемолем. Ты же не думал, что я тебя в театре жить оставлю?

– Мистер Гаррет, но это…

– Тема не обсуждается, Дэниел. Скажи лучше, ты к домашним животным как относишься?

– К животным? – молодой человек удивлённо остановился. – Думаю, хорошо… В детстве у меня волнистый попугайчик был, шустрый такой. Много летал и чирикал. А что, у вас…

– Угу, – с улыбкой кивнул Александр, – у меня тоже нечто вроде попугайчика, породы доберман. Большой, весёлый, летает между этажами и любит обчирикать всех гостей. Ты пока готовься! Но для начала позвони матери и сообщи, что нашёлся.

С этими словами он протянул свой мобильник, элегантный и навороченный, и сделал приглашающий жест в сторону лестницы. Дэну ничего не оставалось, кроме как принять помощь. Анжела подняла трубку почти сразу, будто не отходила от телефона дальше, чем на пять шагов. Выслушала сбивчивое краткое объяснение того, что сын нашёлся и попал на хорошую работу и, кажется, всерьёз вознамерилась плакать.

– Ма, ну перестань, – громко зашептал Дэн, – со мной всё в порядке, слышишь? Я тебе ещё позвоню, просто сейчас момент не слишком удачный. И потом, я сдержал обещание, что не пропаду и непременно выберусь.

О том, как выполнение обещания едва не превратило его в оголодавшую глыбу льда, и что собственный телефон и деньги пропали, Дэн предпочёл не говорить. Равно как и не задавать вопросов об отце. Александр, ушедший вперёд, без слов взял мобильник и тактично повёл нового сотрудника дальше.

Остаток дня удалось скоротать в костюмерной, благодаря знакомству с обитавшими в ней Менди, Минни и Майком. Рулоны ткани, швейные машинки, отделка и манекены – это было преддверием магического мира, где создавалась новая реальность. Ряды булавок, кринолины, цветные мелки с круглыми ручками… Менди, самая молодая в компании, носившая сантиметр на шее, предложила через пару часов прогуляться до сцены.

– Ты вообще бывал в этом театре раньше? – спросила она и на отрицательный ответ моментально всполошилась. – Ого, так чего же мы ждём? Ступай за мной!

Попетляв профессиональными тропами, она вывела к узкой винтовой лесенке, а оттуда – прямо в один из порталов[31]. На сцене шла сборка массивных декораций, и Дэн, которого Менди подтолкнула в сторону кулис, потрясённо воззрился на огромное пространство.

Сцена была невероятной, от потолка и до гладкого деревянного настила под ногами. Высокая арка разделяла полупустое вместилище реквизита, задрапированное по бокам, и спуск в зрительный зал. Справа, если повернуться, начинались дважды перечёркнутые линиями балконов ряды алых кресел. Не грязно-красных, не, упаси боже, кирпичных или бордовых, а ярко-алых, похожих на море лепестков роз, ёлочные игрушки или женскую помаду. В вышине удивительный праздничный оттенок подсвечивали напоминавшие кольца люстры, а возня рабочих казалась посторонней и одновременно своей, родной.

Мир, где ему предстояло работать… Широко распахнутые глаза с жадностью вбирали и запечатлевали нюансы. Возможно, дело заключалось в стремительности событий последних часов, а возможно, причина крылась в странно знакомом аромате, наполнявшем сценическое пространство.

Пыль и свобода. Атмосфера театра, явившаяся откуда-то из прошлого, как давно утерянное сновидение. Оживляя пьянящие воспоминания, Дэн вдыхал спокойный тёплый запах и впервые за много лет чувствовал себя свободным…

* * *

Александр появился ближе к семи, держа в одной руке потёртый рюкзак, а в другой – красно-чёрный мотоциклетный шлем. Дэн к этому времени успел несколько раз передумать насчёт принятого гостеприимства, вспомнить всё, что знал о доберманах, и просто обалдеть от обилия полученных в костюмерной сведений для общего развития. Минни вещала о ворсистости бархата и направлениях чистки материала, Майк с упоением рассказывал про Теннесси Уильямса[32], начав с пьес и перейдя к биографической справке, а Менди, проявив оригинальность, демонстрировала портновские узелки.

– Подсказывает мне чутьё, ты в коллектив хорошо впишешься, – заметил главреж, конфискуя вечером и куртку, и молодого человека, – это сначала бархат и узелки, а потом дамы на тебя глаз положат.

Походкой энергичного преуспевающего человека он шёл вперёд, кивая и прощаясь со всеми, кто попадался в коридорах. Дэн, смущаясь и любопытствуя, вертел головой, уворачивался от каких-то здоровенных перекладин, втаскиваемых за угол, провожал глазами девушек и читал таблички на дверях. Раза два эта побочная активность едва не обернулась столкновениями с персоналом.

– Чего ты там возишься? – окликнул Александр на очередном вираже закулисного лабиринта. Дэн, пожав плечами, нагнал босса.

– Мистер Гаррет, может, всё-таки мне здесь остаться? Доберман – это круто, конечно, но я стесню вас больше…

Владелец театра на ходу обернулся, раздувая ноздри аристократически тонкого носа.

– Я что сказал сегодня о Рождестве и спорах, а? Со мной не спорят, Дэниел, я всё равно упрям как дятел. Если решил сделать доброе дело – значит, так нужно. И потом, мы едем не на квартиру, а в загородный дом, в Стрейт рут, где никто никого не стеснит. Поживёшь первое время у меня… Кстати, как твоя фамилия, раз уж ты мой сотрудник?

– Спаркс, – ответил молодой человек, ускоряя шаг и спускаясь по лестнице, – а что, у вас большой дом?

– Ну, если подумать… Собака, жена и вечеринки помещаются. Ты тоже влезешь, ребёнок.

Они как раз вышли на улицу. Последняя фраза была до того неожиданной, что Дэн, хлопая глазами, едва не получил служебной дверью по лбу.

– Ребёнок? Почему ребёнок? – пробурчал он. – Мне двадцать, вообще-то!

Александр издал странный звук, нечто между кашлем и смешком.

– А мне почти сорок, вопросы есть?

Вопросов не было. Пока. Дэниел поплёлся за невозможно начальственным режиссёром к парковке, опасливо глядя на великолепную красную Ямаху. Годы спустя, когда мистер Гаррет превратится в Алекса и друга, молодой человек поймёт, что в нём лучше не копаться и не разбираться. Алекс – он такой, какой есть, ходячий брутальный оксюморон[33] с креативом в голове. Но в тот вечер отказавший, было, бизнесмен только начал проявлять вполне себе человеческие качества, и это, конечно, ещё сбивало с толку.

Мотоцикл не взмыл и не воспарил над дорожным полотном. За прошедшие часы снегопад прекратился, но вокруг по-прежнему было скользко, а шлем имелся в единственном экземпляре. Учтя всё это, Александр поехал медленно и аккуратно, максимально узко входя в повороты, боясь то ли непогоды, то ли притихшего за спиной пассажира. А пассажир притих вовсе не от страха – страшно было в первый миг, когда взревел мотор, и в памяти всплыла аналогия с общепринятой боязнью самолётов. Но уже через пять минут дурацкие мысли исчезли, и Дэн понял, что мотоциклы – это кайф.

Они не плелись и не мчались, но здания вокруг всё равно походили на ускоренную перемотку видео. Светофоры казались ярче, воздух – чище, дороги – шире и длиннее. Срабатывало осознание того, что водители кругом заперты в своих четырёхколёсных коробках из металла, а мотоциклисты несутся мимо юркими свободными кометами. Держась за Александра, Дэн смотрел на перекрёстки родного города и будто заново их для себя открывал. В Стрейт рут он прежде не был – точнее, не был в гостях у местных жителей. Саму возвышенность и знаменитый горнолыжный спуск проезжать доводилось. Что же касается района – он напоминал Гринплейс и Уайтплейс, вместе взятые, но считался более элитным. Где-то по левую сторону вроде находилась школа. Рейн стрит, самая широкая улица, отделяла одну половину домов от другой: скромные двухэтажные постройки соседствовали с большими особняками, вились и петляли многочисленные повороты и проулки, мелькали деревья и белые заборчики. Машины и прохожие встречались часто, хотя и не так, как в самом городе.

Дом Александра не был особняком, но и скромненькой постройкой назвать его не получалось: два этажа, гараж, чердак и внушительный двор с дорожками – всё выглядело представительно и неплохо сочеталось. «Наверное, именно в таких домах полагается жить известным режиссёрам», – прикинул Дэн. С другой стороны, что он тогда знал о режиссёрах и их жизни… Дверь открыла женщина средних лет и вида презанятного – невысокая, светловолосая, одетая по-домашнему просто, но накрашенная как для праздника. Точнее, для праздника была накрашена левая половина лица, ярко и очень умело. Правая же, в соответствии с неким экспериментом, украсилась блёстками и узорчатым фейс-артом. Не успел молодой человек оценить прелести визажистской работы и представиться, как за хозяйкой с громким лаем вылетел доберман, тут же вставший на задние лапы, а передние положивший Александру на плечи.

– Ах ты, симулянт-переросток, – беззлобно проворчал мужчина, уворачиваясь от облизывания, – не так и плохо тебе, а? Ладно-ладно, поприветствуй нашего нового друга, ему не повредит порция обнимашек.

– Пока ты ехал, у меня этими обнимашками пытались канючить блинчики в процессе жарки, – заметила хозяйка и повернулась к гостю, – а вы, должно быть, Дэниел? Очень приятно, Алекс меня предупредил. Я – Дебора, безо всяких «миссис». Не пугайтесь лицевой росписи – наносила из интереса, а снять не успела, издержки профессии. То, что рядом с вами, зовётся Бемолем, кстати, он добрый и любит играть на публику.

Дэн, втянутый за порог и хозяйкой, и псом, оказался в центре внимания, повествования и собачьего дружелюбия. Алекс, улыбнувшись краем рта, отправился загонять мотоцикл в гараж. Видимо, он предупредил жену основательно – отмокнув в горячем душе, Дэн получил уютную комнату на первом этаже, порцию блинчиков с разнообразными начинками и даже пафосную режиссёрскую пижаму – зелёную в клеточку – которая была велика размера на два.

Дом Александра и напоминал родительский в Гринплейс, и отличался от него. Просторные помещения были обставлены неброско, но дорого и со вкусом – дерево соседствовало с металлом и матовыми стёклами, широкую лестницу прикрывала мягкая светлая дорожка, из кухни-столовой имелся выход в сад, спрятанный сейчас за полупрозрачной длинной шторой. В принципе, жилище не выделялось ничем эпатажным, кроме обилия фотографий: полки и полочки, ниши дизайнерского происхождения, а так же свободные стены в гостиной занимали многочисленные чёрно-белые снимки разных лет и размеров, позволявшие угадать в хозяевах знаменитостей. Вот некий фестиваль, а может, вечеринка, собравшая звёзд, вот театральные репетиции и премьеры, вот Александр в смокинге, держит полученную «Тони»[34] и окружён такими же счастливцами. Вот съёмки клипа – и Дебора рядом с известными актрисами. А вот явно кадр из профессиональной фотосессии – Александр сидит на мотоцикле под пальмами, запечатлённый в лучших традициях Брандо[35] и Дина[36].

– Мы не страдаем нарциссизмом, если ты об этом подумал, – сказал сам режиссёр, макая блинчик в земляничную подливку, – просто нам есть, чем гордиться и чему радоваться. И, кроме того, автор мотоциклетного снимка – моя хорошая подруга.

– Да и вообще классный фотограф, – добавила Дебора, – мы оба с ней работали в разное время.

Дэн, которого тянуло есть, спать и обожать весь мир, кивнул, с любопытством осматриваясь. Над столом тоже имелась пара снимков, а ещё кухня была напичкана техникой и аккуратными полотенцами, на плите шумел подогретый чайник. Бемоль, делая бровки домиком, умильно клянчил сладкое, но, поняв, что с хозяином номер не пройдёт, перебрался ближе к Дэниелу.

– Кажется, вы с ним подружились, – засмеялась Дебора, разливая кипяток по кружкам, – наш пёс чует хороших людей.

– Он чует ровесника, – фыркнул Александр, строя рожицы доберману, а затем, враз посерьёзнев, поднял взгляд на гостя, – слушай, Дэн, я хочу тебе помочь. Правда, хочу. Мы с женой поговорили, пока ты переодевался – она одобряет моё решение. Но многое надо прояснить, конечно – например, твой настоящий адрес, чтобы знать, куда тебя везти завтра за вещами.

Дэн, проглотив блинчик, повернулся к режиссёру и его супруге. Не взирая на крутые приключения и сопутствующие факторы, в голове по-прежнему не укладывалось, что это не бред и не сон. Что он не замёрз на улице, а действительно сидит за столом в доме Гарретов, о которых ещё утром не знал; что их доберман ластится к нему, где-то в пределах досягаемости находится та самая «Тони» с фотографии (или несколько). Что так вообще происходит. Если бы не горячий чай и горячее же тесто с мёдом… Дебора, давно смывшая экспериментальный макияж, устроилась напротив, полная доброжелательного беспокойства. Алекс, разместившийся по соседству, не отставал. Странный он всё-таки был человек – странный и необычный. Дэну показалось, владелец театра Гордона не склонен к излишней болтовне и сантиментам, но он ошибся. Всё несказанное удивительным образом вмещалось во взгляд Александра. Не то понимающий, не то сочувствующий. Не то просто заранее знающий…

Вздохнув, молодой человек выложил всё – или почти всё – что привело в храм искусства при невыгодных обстоятельствах. Он рассказал об увлечении актёрством, рассказал о родителях и доме в Гринплейс, о Сент-Мэри и учёбе, которая была хуже любого наказания… Вспомнил стародавнюю поездку в Лондон и те немногочисленные походы в театр, которые имели место в прошлом. Дэна будто прорвало – при всей нелепости объяснений с первый-день-знакомыми людьми, Гарреты вызывали чувство доверия, где-то на подсознательном уровне. К тому же, оба имели творческие профессии – то ценное, что позволяло правильно принять его многочисленные безрассудства. На последние Дебора реагировала весьма по-женски, а Александр – по-мужски. Наверное, стремление к сарказму в режиссёре крепло, но он стоически держался. Блинчики и занявший сторону Дэна Бемоль не располагали к показному ворчанию.

Разговоры, вопросы и взгляды с прищуром в духе «Ты псих, я был прав» затянулись почти до ночи. Затем Дебора, первой посмотревшая на часы, спохватилась, что всем троим, как ни странно, завтра на работу, плюс мужчинам ещё в Гринплейс ехать. Бемоль, относившийся к режиму более ревностно, нежели хозяева, уже давно уполз в неизвестном направлении и наверняка отдыхал. Именно Бемоль, кстати, выручил следующее утро и планы. Полночи Дэн проспал как убитый, закуклившись в одеяло, но ближе к утру приснился родной папочка, за руку тащивший отпрыска в Сент-Мэри. Молча и угрюмо, к тем самым воротам, что лязгали по-киношному зловеще.

– Оставь меня… Нет, я не хочу туда… Не надо… Не надо!

Решётка была всё ближе и ближе, но прежде, чем Леонард из сна успел втолкнуть сына на территорию университета, реальность благосклонно ворвалась в подсознание. Дэн в ужасе проснулся, часто дыша, путаясь в одеяле и глядя в грустные собачьи глаза у кровати. Бемоль, пользуясь неплотно прикрытой дверью, проскользнул в спальню, и теперь взирал на молодого человека с видом бывалого психоаналитика. Минуту или две Дэн просто лежал, уставившись на пса и, наверное, впервые в жизни так радуясь доберманам и их существованию. Сон был неприятным – ощущение отцовской хватки на запястье никак не отпускало. Перебивая эффект, он протянул ладонь и коснулся шершавого и холодного собачьего носа. Бемоль приветственно лизнул пальцы, помахав длинным некупированным хвостом и поднимая с пола принесённый поводок.

– А, тебя же выгулять надо, извини, – зевая и потягиваясь, Дэн вылез из-под одеяла и покосился на дверь, – кто с тобой обычно гуляет, интересно? Ладно, потом выясним.

Часов в зоне досягаемости не было, но, судя по темноте за окном, время не продвинулось дальше шести-семи утра. Никаких посторонних звуков из коридора не доносилось – Гарреты наверняка ещё спали, а шкодливый пёс этим воспользовался, симпатизируя гостю. Дэн решил, что ничего плохого не случится, если немного помочь приютившим его людям. Зеркало в процессе минутного одевания любезно отразило невыспавшееся нелепо-небритое существо с торчащими в разные стороны волосами и тощей шеей-стебельком. Тип-топ для распугивания собак и первых прохожих. Стараясь не шуметь и быстро приглаживая пятернёй шевелюру, он взял поводок и вышел в коридор.

– А я всё гадаю, почему псина не будит и не скребётся, – со второго этажа, зевая точно так же, спускался Александр. Выглядел режиссёр креативно: в знававших лучшие времена джинсах, весёленькой толстовке с изображением лося и ярко-красной шапочке, – доброе утро, ребёнок.

– Доброе, мистер Гаррет, – Дэн виновато схватился за поводок, удерживая проявлявшего нетерпение пса, – слушайте, может, я с Бемолем погуляю? Мне не трудно, правда, тем более, он сам ко мне пришёл…

Александр исполнил особо артистичный зевок и медленно оглядел «конспираторов».

– Ладно, далеко не забредайте только, он маршрут знает. А я пока сварю кофе. Запоминай, на завтрак в этом доме пьют кофе, и варю его всегда я.

– Да без проблем, – кивнул Дэн, увлекаемый Бемолем в сторону холла, – клёвый свитер, кстати! Вам очень идёт!

Наверное, со свитера и лосиного принта всё и началось. А может, с догнавшего у двери восклицания: «Куртку мою надень! И шарфом замотайся!» А может, начало было положено ещё день назад, за блинчиками и тем непостижимым режиссёрским мышлением, коим обладают единицы… Что бы ни стало причиной, интуиция подсказывала Дэну – они найдут общий язык. Возможно, даже подружатся. Он не порвал с собственной семьёй и не собирался, но понял, что переход на новый уровень неизбежен. В тот день, по дороге в театр, Алекс выполнил обещание – взяв в гараже изящный серебристый Форд, он доставил сперва жену на студию, а затем повёз гостя собирать неразобранные вещи. Дэн возблагодарил судьбу и удачу за то, что вместе с деньгами и телефоном у него не спёрли ключи от дома, по привычке сунутые во внутренний карман. Звонить в дверь или, того хуже, крадучись, пробираться в родовое гнездо было слишком унизительным, а так… Так он мог притвориться, что всё идёт по плану, пускай и совершенно новому.

Леонард пропадал в госпитале, а вот Анжела оказалась дома. Отменила утренние операции после звонка, как сама сказала, уступив другому хирургу. Дэн, нырнувший в материнские объятия, не уточнял, сколько таких дней и подобных метаний случилось в Гринплейс за неделю его отсутствия. Он в очередной раз поразился, до чего родители не совпадали во взглядах на элементарные вещи и понятия. Впрочем, не такое уж оно и элементарное, воспитание детей, каким казалось… В душе, напоминая школьные годы, взыграло чувство вины. Почему отец до ужаса твердолобый и равнодушный? И речь ведь не об извинениях… Почему настолько жаль маму? Путано объясняя, как попал в театр на работу и в гости – к его владельцу, Дэн запихивал старый ноутбук и бритву в дождавшийся возвращения чемодан. Анжела задавала вопросы, переживала и, точно впервые сбросив необходимость притворяться, дышала свободно. Она наконец-то была полноправным союзником, ничего не говоря о скандале, прогремевшем в доме неделю назад. Хотя Дэн и сам догадывался – так, как раньше, быть уже не могло.

– Возьми, – женщина, не глядя, достала из кошелька чуть ли не все банкноты разом, – полагаю, старый телефон я больше не увижу? Это на новый и на что-нибудь необходимое.

– Ну мам…

– Не спорь, Дэнни, я на твоей стороне. И чёрт с ней, с медициной, раз оно так складывается, но я хочу, чтобы ты всегда был на связи.

Он благодарно улыбнулся, принимая деньги и ещё раз обнимая мать. Новый уровень стремительно наступал – отношения с отцом, выражаясь медицинским языком, приобретали хроническое обострение, но, по крайней мере, свободу отнять больше никто не мог. Сунув в чемодан всё, что хотелось и можно было увезти, Дэн во второй раз попрощался с домом и гордо прошествовал к Форду. В тот же день, используя обеденный перерыв, он купил новый мобильник – не самый дорогой, остаток родительской суммы выглядел ещё вполне прилично. Но Дэн решил не тратить деньги, а попытаться копить. Тем более что уже примерно представлял покупку…

* * *

Подобно тому, как для зрителей театр начинается с гардероба, для нового сотрудника он начался примерно с того же, но по другую сторону занавеса. С костюмерной, по сути, началась самостоятельная взрослая жизнь, а точнее, её этап в полгода, до следующей возможности стать актёром. Дэн рассчитывал, что время практики позволит лучше узнать сценический мир, его требования и образ мышления тех, кто давно тусуется на подмостках. Алекс на рассказ о мечте отреагировал довольно адекватно – скупой мимический арсенал задействован не был, однако глаза загорелись непритворным интересом.

– Это не сложно и не просто, – заметил режиссёр, бросив оценивающий взгляд на младшего Спаркса, – пожалуй, актёрство – та единственная вещь, которую можно сравнить с отработкой реакции в ближнем бое. Там нужно быть постоянно готовым, что тебя ударят. Здесь нужно быть готовым, что потребуют выполнить любую задачу, любой невозможный бред.

– Например?

– Например, изобразить слепоглухонемого, сыграть женщину или прикинуться табуреткой. И не смейся, чтобы ты знал, последнее – самое трудное.

– Почему? – наивно спросил Дэн, которому воображение подкинуло целый склад разномастной мебели. – Оно же неодушевлённое…

– Ага, – развеселился Алекс, – и большинство первокурсников, тупея от неожиданности, начинают вместо табуреток играть чемоданчики. Или кирпичные стены. Я пару раз сидел в комиссиях – насмотрелся такого, что впору писать мемуары.

Дэн прыснул, внутренним взором видя, как это могло быть. А затем спросил то, что не давало покоя уже несколько дней.

– Вы сами преподавали?

Александр покачал головой, улыбаясь в своей специфической манере.

– Нет, не моё это. То есть, я могу рассказать о системе, этюдах и зрительном зале, который поначалу вызывает комплексы, но нужна и отдача. Назвать отдачей касту девочек, приходящих на мастер-классы, чтобы пялиться на меня лично, я не могу.

Кажется, именно тогда Дэн впервые пожалел, что мистер Гаррет не преподаёт или не играет. Если бы он не занимался управлением театром, то вполне бы состоялся как актёр. Во всяком случае, насчёт «не моё» лукавил, а советы давал дельные, вроде:

– Читай как можно больше и учись воспроизводить это вслух. Ерунда вроде читки и декламации многих обламывает.

– Распрями плечи, ферму[37] тебе в помощь! Ты должен быть как передвижное произведение искусства, а не как старый жёваный носок!

– Наблюдай за людьми – метко и ненавязчиво – они навязчивость не любят. Помни: актёр демонстрирует то, что вокруг него, то, что происходит и встречается в жизни. Вот зачем необходимо время от времени пополнять свою «базу данных».

С изнурительным процессом декламации молодой человек познакомился, когда Алекс вручил ему томик сонетов Шекспира, посадил с женой в гостиной и велел читать ей вслух. Пока обоим хватит сил. Дэна, чувственно продиравшегося сквозь конструкции среднеанглийского, хватило сонетов на двадцать. Дебора, сигналившая ему руками о сменах интонации, предложила сделать ещё двадцать и затем – перерыв. Так начался нелёгкий, но увлекательный путь превращения медика в театрала. Впрочем, о фермах Дэн узнал ещё раньше. А наблюдению учился как раз на Гарретах и их сочетаемости.

Дебора обладала природной женственностью и мужским характером. Её отличало упорство и умение радоваться любым съёмкам – даже самым ночным и изнуряющим. Супруга частенько спорила с главрежем, но никогда не делала этого напоказ, для демонстрации нрава. Она порой раскладывала свой профессиональный чемоданчик на столе, объясняя Дэну, какие кисти и спонжики для чего используются, и что делают похожие на щипцы инквизитора машинки. Она могла приехать домой часа в два ночи, лечь спать в три, переделывая маникюр, а в шесть быть уже на ногах, выгуливать Бемоля и, нарушая традицию, первой взяться за кофе, потому что так удобнее и потому что мужу надо иногда отдыхать. К примеру, по утрам. В тех случаях, когда доползти на Стрейт рут ночью не удавалось или не было желания, Дебора оставалась в городской квартире. Дэн пару раз побывал там по дороге в театр, – Александр забывал прихватить документы и, резко разворачиваясь, направлял мотоцикл совершенно неожиданными путями. Квартира походила на уменьшенную копию загородного дома, хотя бардака в ней было больше. Священное место на холодильнике занимала одна из трёх «Тони», полученных Гарретом, из чего Дэн заключил, что ненавязчивое наблюдение за режиссёром будет особо интересным.

И оказался прав.

Литераторы сказали бы, что Александр – оксюморон, математики сравнили бы его с противоречивой гибкой синусоидой. Аналитики очень вовремя помянули бы скачки валютного курса, а психологи махнули бы руками, заявив, что это всё равно не лечится. Не ошибся бы ни один. Алекс мог бы оказаться актёром, учителем или просто ненормальным, но он выбрал режиссуру и не прогадал. Может, здесь крылось нечто мистическое – Дэн был уверен, что в прошлой жизни его шеф наверняка являлся одним из тех древнеримских полководцев, о которых спустя века снимают фильмы. И дело было вовсе не в осанке или пропорциях профиля – главреж будто насквозь пропитался какой-то античной статью, выделявшей его в любом коллективе. Особенно сильно это чувствовалось на репетициях: саркастичный, сосредоточенный, в одной из многочисленных шапочек и с сигаретой в зубах, Александр закидывал ноги на спинку кресла впереди и улетал в очередной сценарий. Ни дать, ни взять Цезарь под прикрытием.

На него хотелось равняться и у него хотелось учиться. Он ненавидел купирование собачьих ушей и хвостов, он мог жарко и резко вести обсуждение какого-то вопроса, потом, завидев Дэна в помещении, буркнуть «При детях не ругаюсь» и продолжить уже после его ухода. Он представлял младшего Спаркса как «нового сотрудника», а иногда, в редкие лирические моменты, как своего «театрального подопечного». И то, насколько последнее соответствует истине, знали, вероятно, только двое – Тим Стронг и Гертруда Вудс. Та самая Гертруда, которая принесла однажды печенье, а позднее выручила от непредвиденных обстоятельств…