Текст книги "Через двадцать лет (СИ)"

Автор книги: Nat K. Watson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

– Мэри, чья аудиенция у нового господина оказалась безуспешной, начала расстраиваться и страдать. А потом и вовсе тронулась умом, – с издёвкой заметила Мелли, заняв нормальное положение на сиденье и барабаня пальцами по коленке, – детишкам сообщили, что театр они полностью не получат – а он был единственным пунктом большого, в целом, наследства, который представлял интерес.

Пауза. Автомобиль продолжал петлять узкими лабиринтообразными улочками.

– С тех пор прошло десять лет, – добавил мужчина за рулём, – наследники, устав от мирных переговоров, повзрослели и обозлились. И сообразили, что миром дело не решить.

– Эд – это Брэдли Йорк, – протянула Эрика, оформляя безумный рассказ в факты и со страхом поворачиваясь к особе, которую всегда считала верной союзницей, – но ты…

– Я? – пожала плечами та. – Умоляю, избавь меня от проклятых стереотипов. С тех пор, как я развелась с Ричи и сохранила его фамилию, все вокруг только и ушивают меня в стереотипы. Разумеется, Мелли Гамильтон – это мисс Мелани! Воплощение чистоты и кротости, прямо как в романе! Смешно… И никому не приходит в голову, что меня зовут Мелисса.

– Мелисса?!

Никаких фактов уже не хватало. В памяти разом пронеслись десятки совместных моментов и разговоров, начиная с первой встречи. Вот Эрика, «расшифровав» сокращение, интересуется, не напрягает ли новую знакомую такое сходство – последняя, прихрамывая, отвечает, что друзья любят подкалывать. И ни на секунду не выдаёт случайной ошибки… Ни тогда – ни позже. То ли вежливость мешала, то ли безразличие.

То ли имелся план.

Будто подслушав мысли о себе, девушка впереди вновь обернулась к своей пленнице:

– И ты попалась на удочку, детка. Мелиссу можно сократить не только до Мелли, но и до Исси. Отличный ребус, правда? И совсем не трудный! Исси меня звали в детстве, заложив основу привычке, а Мелли зовут сейчас.

– Почему же ты отзывалась на Мелани? – потрясённо спросила Эрика, вжимаясь в заднее сиденье. – Всё было игрой? С самого начала?

– Вовсе нет, – возразила мисс Йорк, – имя давно потеряло для меня значение – особенно теперь, когда в распоряжении есть паспорта и Мелани Гамильтон, и её однофамилицы Мелиссы.

– Зачем ты ей рассказываешь…?

– Умолкни и веди машину, братец – мы скоро приедем, – тут же отрезала девушка и сильнее повернулась назад, – мне жаль, Эрика, правда. Смешное совпадение свело нас, мы неплохо подружились и дружили бы дальше, не окажись ты пробивным драматургом, которому нужна слава. Я перепробовала всё за минувшие годы, я делала десятки пакостей через брата и самостоятельно, изощрялась и выкручивалась. Ничего не помогало, эту сволочь будто Провидение берегло! А потом пришла ты, со своими морковками и горошками – разве я могла упустить такой шанс? Ты не представляешь, как сладко приближаться к врагу и дышать ему в затылок… Ты не представляешь, что я чувствовала, когда драгоценный Дэнни оставил тебе сообщение на автоответчике! Я боялась, счастье там же разорвёт меня, и пообещала себе непременно однажды «проехаться» по этому мальчику – справедливо, согласись, за участь нашей матери!

Злая кукла, сморщившись, поджала губы и могла бы, наверное, убить взглядом. В эту минуту от обаятельной массажистки в белом пальто не осталось ничего, и Эрика осознала, что видит истинную сущность Мелани-Мелиссы.

– У тебя не вышло, детка, – дрожащим голосом сказала она, перебарывая страх, – Дэн спасся, а Алекс… Не знаю, куда мы едем, но ставить меня против театра – не лучшая идея. И не столь уж справедливая. После сегодняшней ночи тебе не удастся сесть в хозяйское кресло.

Автомобиль, между тем, выехал, сделав очередной поворот, на пустую дорогу, пыльную и запущенную. Кажется, никто особо не пользовался ею лет десять. Слева, холодный и спокойный, находился Сильвер-Эш, точнее, самый узкий участок мощного пролива. А чуть впереди, похожий на ступеньку над пропастью, темнел остов Истхиллского моста. Мелли, потянувшись к пистолету, любовно огладила ствол.

– Ты так и не поняла, да? У меня другие планы, и я давно подозреваю, чем всё закончится, – сердитая кукла, улыбнувшись, превратилась обратно в человека, – ты – мой козырь, Эрика: если нам с братом и не достанется театр, то прежнего хозяина у него тоже не будет.

* * *

«Давным-давно всё начиналось с Истхиллского моста… И к нему же, столько лет спустя, возвращается…»

Непрошенный вывод не давал покоя, стуча и барабаня по сознанию. Руки уверенно держали руль мотоцикла, а внутри по-прежнему плотно сидел страх. Разумеется, никуда он не девался – стоило хороших усилий и воистину режиссёрского опыта «держать лицо» перед Эйбом, Дэном и Николь, случайно узнавшей Йоркскую историю. Бедная девочка, а ей ещё в пьесе играть… Алекс попытался думать об утре, когда, при нормальных обстоятельствах, у него начинался бы нормальный рабочий день – у него и театра. Попытался, но не смог: все мысли сейчас были только об Эрике и бесконечно-длинной ночи.

Ночь эта никому ничего не обещала.

Бронвин в микроавтобусе отловила режиссёра по дороге – минут через двадцать после выезда со Стрейт рут. Либо женщина умела летать, либо чрезвычайная ситуация располагала к неожиданностям. Помимо детектива в салоне находилось пятеро вооружённых ребят в чёрном – бесшумных, гибких и проворных. Четверо были представлены как бывшие собратья по отделу, последний – как нынешний начальник, детектив Кент Карлайл.

– Я вправду не знаю, что за толк был бы от меня без надёжных людей рядом, готовых участвовать в операции, – невыспавшаяся Бронвин сидела над грубоватой схемой местности, расставляя точки. Один из парней на её слова деликатно кашлянул:

– Прошу прощения, мэм, когда вы носили форму, то выражались примерно так же.

– Тогда мне не надо было устраивать балаган, дозваниваясь шефу по ночам, – возразила женщина и предложила Алексу сесть напротив, – вот, взгляните-ка. До моста, раз вы на мотоцикле, минут пятнадцать ехать. Значит, приблизительно ещё пятнадцать у нас есть на теорию.

Объяснения вышли чёткими и адекватными, не смотря на нехватку сна и общую неадекватность ситуации. Полицейские, бывшие и настоящие, соображали грамотно, отличаясь от недавнего ночного патруля, разочаровавшего в профессии. Кент предупредил, что группа проберётся на место максимально аккуратно, но, не зная заранее поведения преступника, будет вынуждена наблюдать.

– Постарайтесь, если удастся, контролировать своё перемещение и оказаться ближе к Эрике, – попросил мужчина, указав на схему, – мы спрячемся здесь и здесь. Тяните время. Тяните изо всех сил, Алекс, и отвлекайте похитителей.

Он и сам знал, что нужно говорить и отвлекать, но не был уверен, сработает ли старый трюк с Йорками. Десять лет спокойного мотания нервов, которое потом ускорилось до безумия: вторжение к нему домой, покушение на Дэна, похищение Эрики. Звенья одной цепочки… А сколько их в целом, таких фрагментов, не замеченных и не связанных, на первый взгляд? Сколько всего провернуло униженное семейство, не принятое всерьёз?

Холодный ветер, дувший в спину, нетерпеливо подхлёстывал. Алекс вдруг вспомнил первую переписку с мисс Йорк – десять лет назад, при участии Уилла Донигера. И этот тон обиженной девочки… Четверо возможных предателей – четверо из пяти Брэдли претендовали на роль брата Исси. О, далось же ему нелепое кукольное прозвище? Если память не изменяет, по документам она была Мелиссой, и тогда ей только-только исполнилось двадцать.

Действительно, совсем девочка. А он, глупец, предлагал ей стать актрисой.

Ветер крепчал и дул сильнее – пролив был рядом. Алекс, повернув, выехал на старую дорогу, которая при демонтаже моста утратила актуальность. С мая по сентябрь район заполняли косплееры[83], ролевики[84] и любители прыгать с тарзанки, но начало апреля не входило в сезон – вокруг было безлюдно.

Увы, не сегодня.

Широкий северный выступ уходил вперёд на десяток шагов, подсвеченный далёкими огнями с южной стороны Сильвер-Эша. Где-то слева уподобился длинному росчерку Истхилл Роуд, а справа водную гладь прорезало пятно одинокой баржи. Алекс, чьё внимание обострилось, оставил мотоцикл в начале дороги и пошёл пешком – вперёд, по растрескавшемуся асфальту с истёртой разметкой. Туда, где находился не менее истёртый автомобиль.

– Доброе утро, мистер Гаррет! – едва мужчина достаточно приблизился, две дверцы синхронно распахнулись. – Вот мы, наконец, и встретились!

Из передней выскочила невысокая девушка в чёрных джинсах, куртке и шапочке. Из задней дверцы, держа его дочь в охапку, вылез Брэдли Арчер, машинист сцены. Последний факт был воспринят довольно отстранённо – предателя искали, и вот он нашёлся. Кто – неважно. Хороший знакомый Дэна, между прочим… Нет, всё-таки неважно! Не сейчас! Взгляд зацепился за пистолет в руках Мелиссы – у Брэдли, сжимавшего плечи Эрики, оружия не было; по крайней мере, тот ничего не доставал. Однако с него сталось бы прикрываться девушкой или попробовать свернуть ей шею. Что касается Эрики – Алекс уложился в секунды зрительного контакта, как и вечером, на спектакле, где вёл молчаливый, но понятный двоим диалог. Да, она была в порядке. И нет, они, похоже, не знали правду. Глаза смотрели испуганно, но не рассерженно – девушка понимала, что сейчас не до личного конфликта.

– Доброе утро, мисс Йорк, – Алекс вынужденно отвлёкся от дочери и своего сотрудника, возвращая приветствие Мелиссе. Теперь, когда он впервые видел брата и сестру вместе, их внешнее сходство нельзя было не признать. Та, которая ему мстила, и тот, кому он доверял… В голове всплыл рассказ Бронвин о поездке в лечебницу и наследственной неуравновешенности Йорков.

Куда уж неуравновешеннее?

– Зачем всё это – похищение, звонок, встреча здесь? – продолжил Алекс. – Почему, обретя театральную семью, ты, Брэд, не поговорил со мной напрямую? Я не был хорошим боссом и другом?

Он не знал точно, как лучше себя вести – он действовал наугад, будто полз по колосникам с завязанными глазами. Мелисса переложила пистолет из руки в руку и мечтательно улыбнулась.

– Чего ты добиваешься? Риторические вопросы не помогут.

Вчетвером, наступая и пятясь, они приблизились к началу моста. Алекс старался не делать резких движений и не провоцировать нагрянувших по его душу наследников – мешала Эрика в руках Брэдли.

– Добиваюсь честности, – признался режиссёр, – ведь я не обидел твоего брата ни разу.

– Не обидели, – вынужденно согласился Арчер, – ещё и хвалили… Говорят, вы куда добрее старого козла – нашего дядюшки.

– Добрее? Он бы палец о палец не ударил! – осадила Брэдли сестра. – Ты забыл письма, которые мы читали? «…Вы – некая мисс Йорк с распространённой фамилией, а я вас не знаю». Да-да, я выучила!

– Мелисса, пожалуйста…

– Ты только потому и явился, что мы перехватили твой сердечный интерес, – прошипела девушка, указав на Эрику, – а самого-то? Самого совесть не мучила?

– Десять лет назад ты не слышала меня, и сегодня не слышишь…

Раздался первый выстрел. Эрика вскрикнула от неожиданности.

– Это ты не слышишь, – холодно сказала Мелисса, – а я предупреждала: кое-кто пожалеет об упрямстве.

Кажется, ночь и вправду ничего не обещала. Ничего хорошего. Алекс удивлённо поднёс руку к правому плечу – пальцы коснулись липкого тепла, сочащегося из аккуратной небольшой дырки в куртке. Совсем как в кино… Только, в отличие от кино, было больно.

– Иди вперёд. Сделаешь пять шагов – и не двигайся.

– Ты надеешься убить меня, не вызвав подозрений?

Распавшийся внутренний механизм собрался и позволил иронизировать. Алекс покорно двинулся к краю площадки, кляня про себя полицию, с их советами и схемами. Что-то там о контроле перемещений, а?

– Мне всё равно, – Мелисса, велев Брэдли следовать за собой, тоже ступила на мост, держа пистолет в вытянутой руке, – я говорила твоей подружке, что догадываюсь о нашей с братом участи. Подстроим несчастный случай, например – убив тебя, мы отомстим за мать.

Эрика непроизвольно дёрнулась, но была лишь крепче перехвачена. Десяток лет и ворох писем озарились короткой вспышкой.

– Исси, не глупи – я не виноват в помешательстве Мэри, – заспорил Алекс, – ты у Брэда спросила, хочет он в тюрьму? Мы всё ещё способны договориться и прийти к согласию, прошу…

Второй выстрел был изящным и точным – пуля, едва не пробив пальцы, вошла несколькими сантиметрами ниже предыдущей раны. Вдох сквозь сжатые зубы, полный ужаса взгляд Эрики. «Молчи… Во имя всех святых, молчи – отвлекающие манёвры наконец-то начали удаваться». Он качнул головой на её непрозвучавший возглас. Рука, зажимавшая плечо, тоже стала тёплой и липкой – Алекс подумал, что давно не видел столько собственной крови сразу. Ровно четверть века не видел.

– Ис, может, остановимся…, – неуверенно попытался Брэдли, но девушка оборвала его.

– Заткнись! – и, не опуская оружия, встала напротив Алекса. – Я хочу, чтобы он умолял, как умоляла я, чтобы волновался и чувствовал себя так же неуютно! Чтобы повторилась пьеса, отгремевшая сегодня! Я с удовольствием исполню первоначальный авторский замысел и поступлю так, как Джонатан поступил с Бэзилом. Скажи, что ты хочешь справедливости!

– Хочу, – кивнул хмурый Брэдли, – но скоро наверняка приедут копы – история не закончится гладко.

Девушка презрительно сморщилась.

– Ноешь как в детстве... Но я, в любом случае, прощаю тебя. А в этой штуке, – она повернулась к режиссёру, – патронов много, ну же! Умоляй, мистер Гаррет.

Эрика напряглась, вслед за отцом уловив смутное разногласие. Алекс, превозмогая боль, надавил на плечо сильнее. И вправду, где же чёртовы копы, когда так нужны?! Без них конец довольно очевиден.

– Я готов, если необходимо, – сказал он, сморгнув мельтешение чёрных точек перед глазами, – я могу подарить вам театр и забыть о нашей встрече. Официальное заявление в прессе о наследниках Гордона – и больше никаких интервью и комментариев. Только желанная справедливость. Про сделку никто не узнает, если позволите нам уйти отсюда…

Где полиция? Он говорил и говорил, прекрасно понимая, что надолго красноречия не хватит. О возможностях, о доходе, о славе… Прямо сейчас и прямо здесь он готов был добровольно отказаться от того, что Сэм некогда вложил ему в руки. Брэдли перевёл хмурый взгляд с режиссёра на сестру. Разногласия… В дуэте Йорков первую скрипку играла заносчивая Мелисса, но шанс был. Шанс выбраться из передряги и увести дочь. Эрика, сцепив связанные руки в замок, теребила конец верёвки. Исси в замешательстве сняла шапочку и выбросила в воду – красивые глаза девушки смотрели то дерзко, то настороженно.

– Оказывается, совсем не трудно произносить речи, правда? Я уже почти готова поверить тебе – если встанешь на колени, может, поверю быстрее.

Он предвидел подобные фокусы, ибо те влияли на исход. Он выполнил требование, плавно опустившись на бетонную плиту – чёрные точки снова запрыгали перед глазами, но спина осталась прямой.

– Умоляю, Мелисса…

Девушка улыбнулась, поправляя выбившиеся из косы пряди. Затем подошла ближе, глядя сверху вниз.

– Красиво. Можно сказать, душевно. Твоя слабость восхищает, Алекс, как и твоя стойкость – ты, видимо, не боишься умирать. Но знаешь, что?

Пауза.

– Я тоже собираюсь изменить финал.

Третий выстрел прогремел как пушечный залп или раскат грома. Брэдли от неожиданности выпустил пленницу – секунды две Эрика покачивалась на краю моста, держась обеими руками за левый бок. А затем, обмякнув, полетела вниз…

– Нееет!

Алекс сам не узнал свой голос, похожий на звериный рык. Он вскочил, оказываясь под градом наносимых Мелиссой ударов – для невысокой девушки она обладала завидной силой и нечеловеческой яростью. А может, именно в ярости и было дело.

– Брэдли? Проклятье, Брэдли, да помоги же!

Пистолет выпал из рук, откатившись назад по мосту. Младший Йорк (или Арчер?) потянулся за оружием, но тут раздались ещё два выстрела – полиция наконец-то ожила и заявила о своём присутствии.

«Слава Богу», – выдохнул Алекс, увлекаемый противницей за край разрушенного выступа. Он больше не думал о двух пулях, одна из которых попала в Мелиссу, или о том, что ей, девушке, он наносил ответные удары. Не думал о грянувшем где-то над головой последнем выстреле – коротком и грустном… Красноречие иссякло, за ним – доводы. Остались только инстинкты, и первым среди них шёл гнев.

– За Эрику и за Дэна!

– Ненавижу…

Удар и другой. Опять. Полёт казался бесконечным, но и он закончился – в последнюю секунду, оторвав скрюченные пальцы Мелиссы от собственного горла, Алекс успел выставить руки перед собой и войти в воду. Плечо тут же взорвалось от боли, вышибая остатки кислорода из груди. Он вынырнул на поверхность, ища врагиню и не находя ничего, кроме рваных всплесков. А с ними пришло и осознание: конец близок. Двадцать пять лет спустя после неудачного самоубийства, когда меньше всего хотелось умирать, конец подполз и ужалил. Пора? Вряд ли «Шпион» и бывшие сослуживцы Бронвин предусматривали такой исход – вряд ли кто-то вообще его предусматривал. Вот она – точка. Дальше не смочь, не сделать.

«Но ты сможешь и сделаешь, – предупредил бесплотный внутренний голос, – ради неё, слышишь?»

Перед глазами на миг повисла чёрная пелена, а затем Алекс нырнул, не удостаивая себя ответом. Нос и рот заполнились отвратительной горечью – Сильвер-Эш на деле был грязным и далёким от поэтического названия.

Ради неё…

Он взял правее и глубже, отчаянно разгребая сплошной мрак. Тело опутывал холод, откуда-то из толщи воды накатывала тошнотворная слабость и целые картины прошлого. Переулок Брикброук, лица родителей… Дождливый вечер и окровавленное фото на полу. Доктор Китинг.

Плечо уже не слушалось.

Первая встреча с Эрикой, разговор о белом супе и начинке. Пьеса… Интервью, приезды по выходным. Кладбище и экскурсии в театр…

Глубже, ещё глубже. Выдыхать тоже стало больно.

Великолепная премьера и, для контраста, последующая ссора. Телефонный звонок. Ночь никому ничего не обещала…

Но только обещал он сам.

Руки наткнулись на мягкий материал, и вот уже Алекс уцепился за куртку Эрики, потянул вверх, перехватывая девушку поперёк талии. Он не говорил, что вернётся, но вернуть её поклялся.

Выше. От десяти – назад, как по ступенькам, считая и сокращая последнюю долю воздуха в организме. Рывок – и…

Поверхность была жизнью. Алекс вынырнул, кашляя, отплёвываясь, держа здоровой рукой дочь и из последних сил стараясь не уходить под воду. Холодный свежий воздух ворвался в измученные лёгкие, а до ушей донёсся низкий ровный рёв: со стороны баржи, сияя огнями, мчались два красавца-катера.

«Спасены… Мы – спасены».

Он прижал к себе драгоценную ношу. В глазах защипало от слёз, но горло отозвалось нервным резким смехом. Ради неё… Смог. Сделал. Перешагнул через точку в новое предложение.

Запрокинув голову, он смеялся и плакал. Приближение катеров стёрлось из памяти, смазалось в цельный туман, откуда торчали фрагментами голоса, белые-белые коридоры и пучки круглых ламп. Лица в масках… Перепуганные Абрахам и Дэн, бегущие вслед за лицами… Они не должны были исчезать, но удерживать их перед глазами не получалось.

– Я же говорил, что всё закончится хорошо, – прохрипел Алекс, разрешая туману унести себя…

Примечание к части [83],[84] Популярные во всём мире молодёжные субкультуры, в основе которых лежит создание некоего образа – исторического или полностью выдуманного.

  Глава 18. Шанс

Леонард Спаркс всегда считал себя умным и довольно сообразительным человеком. Качества эти не обсуждались.

Вряд ли он бы сделал карьеру медика, не обладая нужными чертами, правда? Вряд ли бы провёл столько операций и написал научные труды, освещая профессиональную дорогу новому поколению. Вряд ли бы о нём самом писали и говорили исключительно в превосходной степени, как и о талантливой жене, которая достигла не меньшего. Успех и благополучие были своего рода почётным призом за неустанный труд и самосовершенствование. Придёт день – и точно так же наверняка заговорят о Дэниеле: второй хирург в семье, а может, и с приставкой «нейро-», будет хорошей данью традициям…

Леонард Спаркс считал себя умным человеком. Но убеждения не спасли его от ошибки.

Перевернув семейную налаженность, сын по необъяснимой причине выбрал театр. Шагнул с проторенной поколениями дороги на узкую петляющую тропинку без чётких ориентиров. Сперва это нервировало, потом – раздражало. Под конец уже сводило с ума. Для Леонарда была только одна истина и одно направление, в котором существуют книги, знания, строжайшие запреты и вечная дисциплина. Так внушил ему собственный отец, тоже доктор, а тому – его отец, выдающийся профессор. Всё было предначертано и расписано, но, видимо, сказочная тройка обладала магией и в реальности – четвёртого поколения медиков судьба просто не выдержала.

Леонард полагал, что система незыблема, но тяга к контролю сыграла с ним злую шутку…

Когда Анжела впервые вышла из образа достойной тихой супруги? Наверное, в день бегства сына из Гринплейс – вынужденного и не особо добровольного. Доктор Спаркс отлично помнил хруст каблуков по разбитой статуэтке – дражайшая половина сдвинула ногой осколки и подошла к стеклянному столику возле стены. Бредовая мысль – что мебели сейчас не поздоровится – возникла на миг и исчезла. Анжела спокойно подняла пальто, облизала губы и затем посмотрела на мужа.

И стало вдруг очень неуютно.

– Ты говорил, я потворствую его глупостям, но, похоже, я год за годом потакала твоей вздорности, милый, – заметила женщина, – если с Дэнни что-нибудь случится, я никогда тебя не прощу.

Леонард невозмутимо изогнул бровь и, палец за пальцем, начал стягивать перчатки.

– Не вешай на меня вину за личные гипотезы, Энжи. Он вернётся сегодня, а максимум – завтра.

Сын, однако, вернулся только через неделю – собрать вещи. И доктор Спаркс никогда не отваживался признаться себе, что неуютное чувство, мучившее те несколько дней, было страхом. Не за возможную ссору с женой, нет – явление носило временный характер. А тревожился он за Дэниела…

Позднее на годы растянулась абсурдная игра в полное или частичное игнорирование. Когда-то Леонарду нравилось ходить на спектакли и получать максимум эстетического удовольствия – даже в ситуациях, если телефонные звонки с работы вырывали прямо из зрительного зала. Он любил светскую информированность и болтовню с коллегами о новостях культуры… Это было особой разновидностью лоска. Но принять, что родной сын отринул систему и, бросив Сент-Мэри, подался в театралы? О каком таком лоске идёт речь? Это неслыханно!

– Это неслыханно, – повторял себе мужчина, старательно избегая встреч и контактов с Дэниелом.

Как будто без него удавалось притворяться… Без него и напоминаний. Анжела стала проводником между супругом и ребёнком. Персонал госпиталя не лез расспрашивать – и на том спасибо. Шло время. Прежде Леонард верил, что сила духа и терпение способны, повлияв на дело, всё исправить: ладно, наиграется и набалуется… Где он там сидит? В костюмерной? Позор на всю фамилию, но ладно… Это займёт от силы несколько месяцев, пока можно обратить неприязнь на искусство в целом и несравненного Александра или Алекса, как его называют, Гаррета в частности.

А что дальше?

Костюмерная не стала пожизненным заключением – Анжела, собравшая материнский энтузиазм воедино, бывала в театре и следила за успехами сына. Леонард на её отчёты и предложения лишь дёргал плечами и снова изгибал бровь: что-что? Визит на репетицию? Нет, завтра на нём держится всё отделение, и ничего не выйдет. Что? Дэниел перевёлся в осветители? Как угодно – по крайней мере, это более подобающая работа, в отличие от возни с грудой тряпья. Ах, закулисная команда мила… Но ему-то наплевать, если честно.

– Лео, хватит, – просила миссис Спаркс в конце звенящих напряжением диалогов, – ради бога, хватит. Так, как ты хотел, уже никогда не будет, смирись.

Леонард на финальную фразу демонстративно хмыкал и менял тему беседы. Природа наградила Дэниела упрямством, но и отцу великодушно отмерила. Смирится он, как же…

Иногда, впрочем, упрямство давало сбой. Проезжая по Корт Сквер, мужчина притормаживал ненадолго возле театра и хмуро косился на великолепный фасад. В такие дни глубоко внутри начинало скрести ощущение собственной никчёмности и неправильности. Тихое, трусливое… Все ведь очень плохо и по-дурацки, да? Но почему настолько трудно признаться в этом? Не считаясь с распорядком, доктор Спаркс сидел, обняв руль и глядя на балконную галерею. Он чувствовал себя идиотом. А потом сомнения отступали, уподобившись холодной покорной волне. И всё начиналось заново. Сколько приглашений он отверг? Сколько раз не побывал на Кранберри стрит, где сын теперь жил? И удивительно – тому бы полагалось игнорировать родителя после давних событий в Гринплейс, но нет: Дэниел предпринимал попытку за попыткой вернуть отцовское внимание к себе.

Они встречались урывками – случайно и коротко, без вдумчивых признаний. Никчёмность в душе периодически крепла. Раз, не выдержав, Леонард наступил на гордость: с выдающимися мерами предосторожности соврал всем, кому только мог и, заказав билет на вечерний спектакль, отправился в театр Гордона. Сел на верхнем ярусе балкона, где гарантированно не мог встретить знакомых. Простенькая современная пьеса, стартовавшая через минуту, не запомнилась – два с лишним часа ушли на размышления. Праздничный лоск, атмосфера и диалоги… Воскрешая любимое настроение, Леонард впервые подумал, что для работы здесь нужно не меньше дисциплины, чем для хирургии.

Так начался раздел тайной жизни и ещё больших сомнений. Доктор Спаркс ловил себя на том, что охотнее слушает жену и хмыкает менее демонстративно. Нет, он не мог признать ошибку и вину, не мог. Но за первым билетом на балкон следовали второй, третий и дальше по списку… И это было верхом ненормальности.

Однажды Анжела застала супруга за просмотром официального канала театра Гордона на ютубе. Надо отдать должное, женщина повела себя достойно – прокрутила Интернет-страницу до конца, указав на несколько старейших видео:

– Изучать лучше отсюда, в хронологическом порядке. И отсюда, – она достала с верхней книжной полки массивную папку в бархатном переплёте. Леонард с изумлением признал старый фотоальбом, лет двадцать пылившийся без дела.

– Что здесь?

– Будем считать, что биография или досье в иллюстрациях, собранное мамой, – сохраняя невозмутимое достоинство, Анжела устроила папку перед мужем и направилась к дверям, – захочешь кофе – приходи, я в кухне.

Леонард тогда опять ощутил себя идиотом. Он с недоверчивым трепетом рассматривал фотографии сына в первых школьных постановках, закулисье малышни и взбудораженных родителей. За ними следовало распечатанное электронное письмо Норы Нортон-Грант, бывшей одноклассницы Дэниела. Ради общения с Анжелой девушка любезно подняла домашний архив – к бумаге прилагалось больше десяти отсканированных снимков «Бури» и юного Ариэля... Вот другие спектакли, вот уже театр Гордона, снятый с разных точек. Служебные коридоры и костюмерная, сцена. Александр Гаррет, собственной персоной. Рабочие моменты и, вперемежку, городские фото Дэниела, во время прогулок с матерью. Много синего Сузуки. Снова в театре, сын замер на высоченной стремянке, держась одной рукой за осветительскую башню, а другой шутливо отдавая честь в кадр… Изображения мелькали пёстрыми фейерверками – репетиции, актёры, десятки лиц и постановок. Неизмеримый энтузиазм и ответственность – в тех случаях, когда младший Спаркс не знал о съёмке, он был абсолютно серьёзен и казался старше.

Мужчина листал страницы, хмурясь и не находя объяснений собственным «симптомам». Вырезанные из газет и журналов анонсы, отзывы, рецензии. За ними – венец карьеры! – распечатки интервью сына: «Первое ведение спектакля и первое впечатление», «Помощник режиссёра – возраст делу не помеха», «Возрождение «Гамлета» на сцене театра Гордона: беседа с создателями»… Читая вопросы и ответы, Леонард будто наяву видел свободную летящую душу: кое-где Дэниел не поспевал за своей же мыслью, говорил много и профессионально и, судя по курсивным ремаркам, всё время улыбался.

Он нашёл призвание, он был необходим, сосредоточен и известен. И счастлив.

Леонард не стал в тот вечер пить кофе с супругой. Вдоль и поперёк он изучал «досье» и Интернет-канал. Сомнения росли в геометрической прогрессии, наравне со смешной злой обидой: на искусство, на нелепую судьбу, на жену, скрывавшую папку так долго. На Дэниела, словно тот был виновнее всех! Последующие встречи доктор Спаркс вон из кожи лез, включая недовольную мимику и традиционно мрачные взгляды. А сын и не замечал их – терпел, как много раз прежде, отчаянно пытаясь не сломаться.

– Он любит тебя, не смотря ни на что. Сделай ответный шаг, – предложила Анжела.

«Не могу. Я его не заслуживаю», – мысленно ответил мужчина.

А потом, когда показалось, что во тьме всё-таки забрезжил свет, произошёл несчастный случай… От звонка из Центрального потряхивало и колотило; в госпитале нашёлся и вездесущий Александр, и девушка, виденная прежде у театра. Эрика, да? Что-то там супруга говорила ему про кулинарию, пьесу и серьёзные отношения? Опять не слушал, болван! Стоя в палате, куда не могли не пустить, Леонард мучительно вспоминал информацию о журналистке и развивал собственные противоречия. Дэниел спокойно спал и был в порядке – насколько в порядке может быть едва не разбившийся человек. Остатки потряхивания отдавались внутри жаром – режиссёр виноват, не так ли? Горячие колкие слова справедливы, и всё же… Шумно сглотнув, доктор Спаркс протянул руку и коснулся волос сына – мягких, вечно встрёпанных. Затем, точно опомнившись и испугавшись, отстранился. Нахмурился и, вздохнув, покинул палату. Да, он ругал и винил Александра, но самого себя... Себя Леонард начинал ненавидеть.

И конечно, это не могло не отразиться на следующей «встрече», когда всё пошло не совсем так, а вернее, совсем не так, как надо…

– …Эрику Рубинштейн и Александра Гаррета доставили в Сент-Мэри. Нападение, огнестрел.

Короткий звонок, ближе к утру, застал дома, за листанием научного журнала. Леонард, чьи семейные думы в последнее время приводили к бессоннице, курил, рассеянно проглядывая колонки текста. Смены супругов частенько не совпадали, и сегодня у него был выходной, а Анжела оставалась в госпитале. Но её фраза, сметя рассеянность, заставила аж подпрыгнуть.

– Что?!

– То, что слышал, – торопливо сказала миссис Спаркс. Затем, видимо, отвернулась от телефона, говоря с ассистенткой, – Дорис, не удушите меня маской, я ещё пригожусь. Тут полиция только закончила с формальностями, мы в четвертом блоке.