Текст книги "Через двадцать лет (СИ)"

Автор книги: Nat K. Watson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

Чего он не точно не знает, так это того, что однажды именно Дэн случайно сведёт его с потерянной дочерью…

* * *

«Мистер Рубинштейн», оказавшийся «мисс» по имени Эрика… Многоопытное измученное сердце пускалось вскачь: талантливая, амбициозная, остроумная и обаятельная девчонка появившаяся из ниоткуда – всё началось с забавной неожиданности, а стало самым большим потрясением.

Возвращаясь мысленно назад, к первой встрече, и ещё назад, к присланной распечатке пьесы, режиссёр не переставал удивляться. Возможны ли такие совпадения? И было ли оно предопределено – начиная с Сэма? Почему удалось зацепиться за текст при чтении – тема и стиль впечатлили – но на этом и всё тогда? Почему он не понял странную, не поддававшуюся словам симпатию, возникшую в «Перекрёстке»? Почему думал о знакомстве столь часто? Чёрт возьми, неужели намёки интуиции?! Девочка была милой и с характером, у неё имелся шанс обрести законное место под солнцем. Но если бы только Алекс знал…

А если бы знал Дэн, пророчески брякнувший о его добром сердце? Заставил познакомиться с дочерью, молодец!

С дочерью… Необъяснимое и неведомое разгоралось внутри от короткого слова. Предложение подвезти могло никогда не прозвучать – и сюрприза на кладбище не было бы. Зачем из любых возможных вариантов, она выбрала те самые три могилы? Из любых. Возможных. Вариантов… Одно с другим сошлось. Тело отлично помнило ледяной ужас и нехватку воздуха в груди – совсем недолго, на кратчайший миг, пока история совершала чудовищный и смешной пируэт, искажая реальность.

Вот она, родная и взрослая.

Десять шагов разделяли их, десять: Алекс стоял позади, боясь верить, а Эрика плакала над его могилой. И всё было как-то слишком. И хотелось подбежать, признаться, сбросить сущность, вдруг ставшую тяжёлой маской. Расспросить о матери, успокоить, извиниться, снова успокоить и назадавать миллион вопросов. Что за жизнь у неё? Почему театр? Видела ли она их с Луизой единственное фото вместе? Почему вообще вот так?! Вдалеке замаячил жалкий шанс узнать – узнать больше, выйдя, наконец-то, из тени…

Но выходить было поздно. Джимми давно похоронен, а Алекс – чужой, подобный трём старым отметинам на своей же руке.

В тот день, после поездки и работы, он вернулся домой в сумерках и, не зажигая свет, прошёл в гостиную. Долго сидел на полу, охраняемый верной Октавой, и смотрел в пустой мрачный камин. Было бы здорово выпрыгнуть из шкуры, съёжившись и сбросив, но не получалось. В голове смешались образ Деборы с её хроническим нежеланием иметь детей, режиссёрские победы, дела и превратности. Приходящее, словно домработница, одиночество. Трусливое молчание перед Эрикой, которую удалось встретить только пару раз, по-глупому быстро. А ведь она – умница, и он, дурак, собирается ставить её пьесу… Алекс перебирал возможные варианты диалога, зная, что лучше бы тому не начинаться.

А потом и вовсе стало не до признаний и откровений: нерушимое спокойствие театра нарушила чья-то злая воля. Мстящие от обиды Йорки или нет – неважно, он решил оставаться для дочери кем угодно, кроме родного человека. По крайней мере, можно было притвориться, уберегая её от неведомых врагов и неудачного папаши. Особенно от папаши.

Судьба, однако, не собиралась считаться с планами, сделав новый причудливый виток. Последний едва не стоил жизни Дэну, подвёл театр Гордона к пышной премьере, разбудил страсти под маской и усыпил бдительность. Старая фотография потревожила столь же давнюю рану, превращая отшлифованную жизнью личность в растерянное существо. Несостоявшееся начало оборвалось неумелыми руками.

«Всё кончено», – сказала Эрика Рубинштейн, сбегая по ступенькам загородного дома тихой апрельской ночью.

«Всё кончено», – согласно ответило сердце Джимми-Алекса ей вслед.

Примечание к части [78] Американский актёр русского происхождения, особенно популярный в 1950-60-х г.г.

[79] Одна из известнейших моделей солнцезащитных очков.

[80] Демонический персонаж повести Роберта Стивенсона «Странная история доктора Джекилла и мистера Хайда».

[81] Средневековая немецкая легенда, вдохновившая многих писателей, поэтов, композиторов и режиссёров.

[82] Театрально-концертный зал в Нью-Йорке, где проводится вручение многих премий, включая «Тони».

  Глава 17. Истхиллский мост

Где-то за спиной быстро открылась и закрылась дверь. Негромкий тревожный шёпот нарушил паузу, а на обоих этажах послышались торопливые шаги, двигавшиеся в его сторону.

– Алекс? Пардон за мой французский, но какого хрена ты там делаешь, да ещё в таком виде? – пренебрегавший ночным дресс-кодом, но помнящий об этикете Дэн успел влезть в парадные чёрные брюки и выглядел забавно. Следом, поправляя сползающие с носа очки, плёлся менее категоричный Абрахам в сине-полосатой пижаме.

– Что произошло? Мне снился шум-гам, а тут и в реальности чепуха…

– Простите, а где Эрика? – с лестницы боязливо выглядывала Николь, кутаясь в длинный тёмный пеньюар.

– Эрика? В каком смысле?

– Разве она не с тобой?

– Нет, я проснулась – и ни её, ни вещей. В комнате пусто.

Мужская часть компании уставилась на актрису, а затем синхронно перевела взгляды на друга. Последний, развернувшись, медленно вошёл в холл, сопровождаемый тремя недоумёнными взорами.

– То есть, мне не приснилось? – Эйб вопросительно изогнул бровь, не зная, к чему готовиться. Дэн посмотрел на лестницу, по которой спускалась Николь.

– Она что, убежала? Что-то стряслось или…, – он вновь повернулся к режиссёру, недоверчиво и испуганно, – Алекс, пожалуйста, скажи, что ты не сделал ничего такого, что могло бы…

– Бога ради, ребёнок, – хозяин дома со вздохом захлопнул дверь, – я, может, и старый, но точно не извращенец, чтобы подкатывать к собственной дочери.

– К дочери?!

Короткое слово произвело эффект разорвавшейся бомбы. За ним повисла тяжёлая тягучая пауза, нарушаемая лишь цокотом собачьих когтей – Октава, спохватившись, что осталась одна, сбежала со второго этажа, оглядела ошарашенную компанию и приблизилась к Алексу. Тот рассеянно погладил доберманью морду, будто впервые осознав, как именно с ней обращаются.

– К дочери, – подтвердил он, поражаясь спокойствию собственного голоса, – к Эрике Рубинштейн, проработавшей с нами несколько месяцев… Это не шутка, не метафора и не бред, а всего лишь правда.

Шершавый нос Октавы обнюхал его ладонь и исчез – коротко тявкнув, собака уселась возле хозяйской ноги. Николь, завязывая на талии шёлковый пояс, опомнилась первой, мудро и деловито:

– Пожалуй, я сварю всем кофе. И вообще побуду в кухне.

– Спасибо, – машинально отозвался Алекс, благодарный за понятливость. Не то, чтобы девушка была ему неприятна – скорее наоборот, но знакомство ещё не продлилось достаточно времени, чтобы переходить к неформальным секретам.

Когда актриса ушла, молчание вновь затянулось.

– Это действительно не бред и не шутка? – переспросил Абрахам под звуки кухонной возни. – Как же так могло случиться?

Наверное, он был единственным, кто продолжал мыслить рационально. Дэн переживал сказанное по-своему: молча и всё ещё с недоверием в глазах.

– А как что-либо случается в юности? – буркнул режиссёр, пожимая плечами. – У каждого человека имеются тайны и беспечная молодость. Проблема в том, что о своих я никогда не рассказывал.

Из кухни послышался плеск воды и приглушённый щелчок дверцы холодильника – быстро адаптировавшаяся Николь честно старалась избежать неловкой сцены. Алекс по привычке глянул на наручные часы и тут же вспомнил, что снял их накануне.

– Вряд ли нам придётся ещё спать сегодня, ребята, – заключил он секунду спустя, – а я должен вам кое-какие объяснения…

* * *

– Остановите здесь, пожалуйста, я выйду раньше.

– Да, но вы сказали…

– Я передумала, что такого? Остановите вот на углу, меня он вполне устраивает.

Ворча себе под нос, таксист покорно выполнил требование – в нём явно говорило профессиональное занудство от уменьшения счёта. Эрика оплатила поездку, убрала в карман скомканные влажные салфетки, которыми пыталась привести лицо в порядок и, взявшись за длинный ремень сумки, вышла из автомобиля. Тот, заразившись бурчанием от водителя, демонстративно развернулся и уехал, оставив девушку в полном одиночестве где-то на Блик стрит. Именно Блик стрит? Ну да, стоило пожить в Эйвери-маунтин месяц-другой, чтобы научиться понимать хитросплетение его улиц. Кажется, за поворотом находится выход к центру и одна из облагороженных площадей с рядами скамеечек… А ещё дальше – станция метро, ветка аж до Соммер-гарден.

Выбросив салфетки в ближайшую урну, Эрика пошла вперёд. Город в пять утра был сонным, но не спящим – он бодрствовал и при закрытом метро с пустыми улицами. Излучал комфорт, столь необходимый душе, но недоступный. Слёзы давно высохли, их остатки стёрлись, и лицо наверняка представляло жалкую картину, но собственная внешность не заботила. Дорожная сумка шлёпала по бедру, отмеряя быстрые шаги, и девушка охотно занялась их подсчётом.

«Ты найдёшь нужные слова», – предрекал Виктор в недалёком прошлом…

Зачем она уехала? Двадцать минут назад, когда такси покидало Стрейт рут, всё казалось таким правильным, а теперь… Холодный свежий воздух действовал мобилизующе – или то была спонтанная прогулка? Шок от ночного открытия стал чуть менее болезненным и острым. Собираясь вначале добраться до небезызвестного «Кьюб Отель», где началась городская эпопея, Эрика по дороге передумала и решила пройтись. Два образа в голове – знакомого лишь по описаниям папы Джимми и широко известного режиссёра Алекса – никак не желали сливаться воедино. Но и разогнать их по углам тоже не получалось.

«Ты тянешься к хорошему человеку», – убеждала мама.

Нашла, нечего сказать… Потянулась. Так долго он был у неё под самым носом и чего-то ждал! Разве не глупо? Разве не подло? Лента событий прокрутилась назад – к первой встрече, оставившей после себя шлейф смутного удивления, похожий на незнакомые специи. Или наоборот, слишком знакомые? Бредя по тротуару, Эрика вдруг с ужасом поняла, что болезненного шока удалось бы избежать – стоило рассказать матери подробности театрального знакомства, назвать имя режиссёра… Луиза, любопытная, как всякий нормальный человек, полезла бы в Интернет, искать информацию о постановщике и его работах. Увидела бы фотографии… Так ли Джимми-Алекс изменился внешне? Рука полезла в карман куртки, за доказательством.

– Вот чёрт.

Оба снимка, брошенные на кровать, остались в покинутом доме. Эрика замерла под ярко-оранжевым фонарём, не зная, жалеть себя, любимую, или ругать. На секунду пришла идея направиться в аэропорт, чтобы через какую-нибудь пару часов сидеть в самолёте до Нью-Йорка, но… Это было бы совсем дико, её не ждут раньше вечера воскресенья. Луиза, чего доброго, сама переполошится и Виктора заодно взбудоражит. Ох, а ведь надо придумать, что им сказать… И перед Дэном неудобно.

Пятнадцать шагов до следующего фонаря – девушка, пересилив себя, пошла дальше. Внутренний взор стоп-кадром запечатлел полные отчаяния глаза Алекса

Джимми?

и едва видимые шрамы на руке.

«Знаешь, как в двадцать один решаются проблемы?»

Она не знала и старалась не думать о таком. Неужели классный человек с образцовой выдержкой и достоинством когда-то вёл себя опрометчиво? Ну, да без опрометчивости и не умнеют, верно? Три параллельных линии… Алекс периодически сновал по театру в футболке, восхищая дам отличной мускулатурой, но Эрика поймала себя на том, что ни разу не присмотрелась к его рукам. А даже если бы и присмотрелась? Отметины вполне могли сойти за следы собачьих когтей, и наверняка режиссёр списал бы всё на игры с доберманом.

Или другим и правда списывал? Обычные самоубийцы, согласно фильмам, режут не локти, а запястья…

Блик стрит кончилась – впереди шёл кольцевой разъезд с маленьким сквериком и набором длинных скамеек по кругу. Девушка пересекла дорогу, приблизившись к деревянным сиденьям и опустившись на одно из них вместе с сумкой. Новое озарение было сродни молнии – что, если бы они с Алексом

отцом?

давали интервью на телевидении, а с Эйбом – на радио? Если бы пункты поменялись местами, и Луиза случайно выбрала бы нужный канал в нужное время…

Тоже совпадение?

Выключенный айфон в кармане молчал – Эрика задумчиво достала его, но сразу положила обратно. Выяснять, звонили ей или нет, не хотелось. Ничего не хотелось, даже поисков гостиницы на остаток ночи – притом, что теперь город не представлял трудностей. В качестве альтернативы можно было, естественно, собрать эгоизм в кулак и напроситься к Мелли – но только она же непременно посочувствует и задаст вопросы!

Мимо проехала пара автомобилей. Девушка, покачав головой, отказалась от идеи. Возможность любых вопросов сейчас пугала – как пугало и лёгкое чувство вины, начинающее крепнуть. Стоило не кидаться упрёками, а попробовать выслушать. Стоило, наверное, сдержаться и прозреть раньше. Дурацкий сон, смешавший отца и театр… Очаровывающая неповторимость режиссёра должна была иметь двойное дно: его приятное общество, разговоры о спектаклях и Сэме, обещание рассказать про знакомство когда-нибудь… Полная метафор совместимость в танце. Интерес к герою пьесы. Алекс был монолитом, разбивающим сомнения – трудно поверить, что в юности он лазил по деревьям, не нравился бабушке Элинор и претендовал на звание неудачника. Сколько нужно прожить и пережить, чтобы так измениться?

А сколько нужно силы, чтобы находиться возле родной дочери и не выдать истинного себя – ни жестом, ни словом?

Нервный спазм сдавил горло, неся с собой горечь. Эрика взяла сумку и поднялась со скамейки, ощущая перегорание эмоций. Слишком сильных и многих. Требовалось поговорить – не сейчас, позже. Например, днём. Джимми или Алекс,

так и не сходятся

а дружба последних месяцев даёт право на объяснения. На шанс объяснений.

Правда, вопрос, куда податься на остаток ночи, по-прежнему актуален… Покидая скверик тем же путём, каким пришла, Эрика направилась, было, через дорогу, но тут возле тротуара, ослепив огнями и едва не сбив с ног, затормозил автомобиль. Передние дверцы молниеносно распахнулись, и вот уже чьи-то руки, схватив её за локти, потянули в салон.

– Что? Что вы делаете?! На по…

Ладонь в перчатке, грубо заткнувшая рот, оборвала остаток фразы. А последовавший за этим удар по голове и вовсе отключил действительность и вопросы…

* * *

– …Ну, вот примерно так, можно сказать, всё и произошло – за вычетом нюансов, которые сейчас трудно вспомнить.

В гостиной было тихо и свежо. Воздух просачивался в щель открытого окна, теребя занавески, скользя по высоким вазам с букетами и обволакивая мебель. Дэн и Абрахам, уже одетые, сидели на диване у стены, слушая длинную запутанную историю. Хозяин дома, сменивший пижаму на джинсы со свитером, рассказывал о событиях своей насыщенной жизни: о другом имени, полученном при рождении, о романе, дочери, чёрной полосе и дальнейшем просветлении, связанном с театром. О поисках и ожидании, затянувшемся на четверть века, которое позднее оборвал приезд Эрики.

– То есть, получается, всё это время…, – Дэн, тяжело вздохнув, растрепал волосы, – Алекс, я могу понять, что тебя на самом деле зовут – или звали? – Джеймсом. Могу понять, что Гордон исправил твой образ мышления… Чёрт, я даже принимаю тягу к самоубийству – вряд ли ты удивишься, узнав, что я тоже им переболел. Но почему ты никогда не говорил нам… ну ладно, Эйбу, хотя бы? Для чего ещё нужны лучшие друзья, как не для поддержки?

Алекс, сидевший в кресле напротив, оперся локтями о колени.

– Именно поэтому и не говорил: самые близкие люди узнали человека, которым я захотел быть, а не того, которым был. И я боялся нарушить создавшееся равновесие. Боялся, что ты, Абрахам, – он кивнул актёру, – начнёшь резко осуждать мои заморочки и поведение.

– Вздор, я бы никогда…

– Может, и никогда, но такое лучше не выяснять, правда? Раньше я отлично умел разочаровывать людей, и не нуждаюсь в повторениях. Что касается тебя, ребёнок, – помедлив, обратился к Дэну режиссёр, – я ведь помню, как оно начиналось и как несладко пришлось мальчику, искавшему работу. Было бы свинством взваливать на тебя, поверх твоей истории, ещё и собственную.

Молодой человек, из глаз которого ушло недоверие, вспомнил кое-что и улыбнулся.

– Ты говорил, я не знаю, почему ты помог мне тогда… А дело просто заключалось в нашем сходстве?

– Вот именно, в сходстве. Но моего доброго сердца это не отменяет, – Алекс виновато посмотрел на друзей, – а вообще простите, парни, если молчание вас обидело. Я привык тащить свои тайны самостоятельно.

Он умолк, чувствуя себя не то слишком гадко, не то удивительно легко. Тайн больше не было. Никаких. Абрахам, поставив пустую кружку на столик, взял в руки фотографии.

– Не извиняйся, все имеют право на секреты. Тем не менее, я вряд ли смогу когда-нибудь звать тебя Джеймсом, привычка – страшная вещь.

– А я давно перестал реагировать на «Джеймса». Ну, если только во сне и случайно.

– И молодец. Знаешь, теперь не покидает мысль, что моя роль в пьесе – не какой-то там Бэзил Батлер, а ты сам… Неужели вот это существо в стетсоне…

– Действительно я, – признал режиссёр, – Луиза была совершенно счастлива, купив шляпу на ярмарке. И долго и обстоятельно упрашивала меня тоже примерить.

Дэн, хорошо знакомый с миссис Рубинштейн, взял одну из фотографий.

– Почему-то могу себе представить.

Мимо, вернувшись из кухни, прошмыгнула Николь. Одетая в шерстяное платье, она быстро, как заправская секретарша, собрала пустые кружки и бросила выразительный взгляд на режиссёра, а потом – на его мобильник

– Не отвечает, – разгадал немой вопрос Александр, – я уже пробовал звонить.

Кивнув, девушка снова ушла. Абрахам сдвинулся на край дивана, положив снимок рядом с телефоном.

– Сейчас, боюсь, никто из нас до неё не дозвонится – всё пошло неожиданным образом, и нужно время, чтобы остыть.

Дэн, которому решительно не нравилась идея блужданий Эрики по ночному городу, нахмурился. Но возразить было нечего.

– У меня сердце не на месте от того, как всё паршиво, – он достал свой сотовый из кармана пиджака, начав набирать номер, – лучше бы она взяла трубку, разозлилась и далеко-далеко послала. Тогда можно было бы не дёргаться.

– Ну, посылать конкретно тебя – не совсем справедливо, – заметил режиссёр, и в это мгновение его телефон завибрировал. Все трое уставились на экран, где высветился неопознанный номер. Дэн, не успевший нажать последние кнопки, медленно опустил руку с мобильником.

Алекс первым нарушил паузу, принимая вызов.

– Слушаю.

Женский голос по ту сторону – вежливый и мягкий, как на горячей линии – донёсся сквозь помехи. И задал всего один вопрос:

– Мистер Гаррет, вам очень дорога Эрика Рубинштейн?

Внутри, казалось, напрягся некий невидимый механизм.

– Что? – он сам не понял, когда стряхнул оцепенение. Незнакомка в телефоне ласково рассмеялась, перекрывая помехи:

– Уверена, вы хорошо услышали, но могу повторить. Я спросила, дорога ли вам Эрика Рубинштейн, и надеюсь на утвердительный ответ…

– Кто вы и какое отношение имеете к ней? – Абрахам и Дэн, видимо, что-то заподозрили – их взгляды мешали сосредоточиться на том самом внутреннем механизме. Телефон отозвался новым смешком.

– Я имею отношение к вам лично и с нетерпением жду нашей встречи. Через час на Истхиллском мосту – с северной его стороны. Приезжайте один и учтите, жизнь красавицы-драматурга в моих руках.

– Вам нужны деньги?

– Не мелите ерунды, Алекс, – игриво-добродушный настрой слетел как маска – в голосе зазвучали опасные нотки, – мне нужен чёртов театр, который вы у меня отобрали! И я хочу, чтобы сегодня всё решилось!

По спине пробежал холодок – первый признак того, что механизм не выдерживал. Змейка удивлённого сомнения потянула за собой тревогу и страх. Мужчина до боли в пальцах сжал телефон, отчётливо поняв, с кем разговаривает.

– Исси… Вы – Исси Йорк?

* * *

– Зачем ты выскочил и вцепился в неё посреди улицы? А вдруг нас кто-нибудь видел?!

– Вокруг было тихо и пусто – я проверил.

– Ну да, проверил ты…

Тишина.

– Что нам теперь делать?

– А что мы изначально собирались делать?

Голоса – мужской и женский. Опять тишина.

– Ты здорово ступил, братец, не мог предложить подвезти её? Ладно, в остальном – всё по плану. Хорошо, что она заорать не успела…

И вновь молчание. Речь долетала обрывками, то громкими, то приглушёнными. Рассерженными. К ней примешивался ровный монотонный шум, а голоса спорили друг с другом, прекращая и начиная заново. Их интонации взрывались пульсирующей болью, где-то от затылка и выше: «Выскочил и вцепился», «Тихо и пусто», «Всё по плану»…

О чём они, а?

Эрика медленно открыла один глаз, тут же поморщившись и закрыв его. Затем неуверенно повторила попытку. Вокруг было темно, но не абсолютно – контуры предметов кое-как вырисовывались из-под упавших на лицо волос: спинка сиденья впереди, дорожная сумка на полу, замысловатая загогулина, она же – узел верёвки, связывающей руки… Вполне целые и чётко видимые руки, успевшие занеметь от неудобного положения. Если прибавить боль в голове и монотонный шум, который мог издавать только автомобильный мотор…

Но машина, похоже, не едет, а стоит на месте.

Девушка осторожно пошевелилась, приподнимая голову и избегая резких движений – их следовало избегать из соображений безопасности. Впрочем, ей ли сейчас говорить о всяких соображениях? Автомобиль действительно стоял, с включенным мотором – точно поджидая чего-то… Или кого-то? Прищурившись, Эрика посмотрела на дверцы – то их место, где находилась блокировка. Голова на умственное усилие снова отозвалась болью.

– Можешь не стараться, мы здесь заперты, – раздался вдруг мужской голос, – а я всё равно не открою, хоть у меня и есть ключи.

Только тут она сообразила, что не одна в салоне. За рулём сидел молодой мужчина в тёмной одежде и тёмной же шапочке, надвинутой по самые брови. Сидел и смотрел в зеркало заднего вида. Эрика, собирая себя по частям, медленно сгорбилась и попыталась так приподняться, чтобы ничего не заныло и не взорвалось. В руках кольнули сотни иголочек, но волосы с лица удалось убрать и получше вглядеться в профиль водителя.

– Брэдли? – не ко времени вспомнилась театральная шутка о пяти тёзках, четверо из которых ещё и одного возраста. – Брэдли Арчер?

Машинист театра, а это был именно он, криво усмехнулся, поворачиваясь.

– Мило, что ты запомнила мою фамилию – обычно до последнего с Артертоном путают. Ах да, извини, что пришлось тебя вырубить – ничего личного, это вроде рабочей формальности.

Эрика, сев на заднем сиденье, потянулась к своей голове, но передумала. Брэдли Арчер, интересный, обаятельный, добрый и знающий своё дело… Брэдли Арчер оглушил её, связал, засунул в автомобиль, который – девушка посмотрела на ничем не примечательные дома за окном – который продолжал стоять неизвестно где. Осознание, преодолевая боль и дурноту, настигло.

– Это тебя ищет детектив? – тихо спросила Эрика, переводя взгляд с верёвки на руках обратно на водителя. – Ты пытался убить Дэна? Своего друга?

– Не приписывай мне все семейные заслуги, мы с сестрёнкой их справедливо делим пополам, – возразил мужчина и неожиданно весь подобрался, – а вот, кстати, и она, сейчас познакомитесь. Или вы давно знакомы?

Он указал вперёд, в сторону дороги – неподалёку от автомобиля стояла старая телефонная будка, плохо освещённая, но, видимо, работающая. От неё упругой уверенной походкой шёл другой тёмный силуэт – в такой же, как у Брэдли, одежде. Вот, открыв дверцу машины, таинственный некто сел рядом с водителем, шумно, но не без изящества. Вот дверца снова хлопнула, и человек обернулся назад, почти сворачиваясь калачиком.

– О, уже пришла в себя? Ну здравствуй, подруга.

Рассеяв темноту салона, вспыхнул тусклый свет над приборной панелью, и Эрика поняла, что потрясения только-только начинаются. С пассажирского места, улыбаясь, на неё смотрела… Мелли Гамильтон.

* * *

– Похищена? То есть, как – похищена?!

Страх, разрастаясь, засел глубоко в сердце. Оба друга, будто по команде, вскочили с дивана, услышав пересказ телефонного разговора. Вернулась потревоженная их интонациями Николь. Алекс, тщательно контролируя эмоции и не выпуская сотовый из рук, объяснил, что произошло, и где и во сколько ему надлежит быть, ради спасения дочери.

– Не знаю, действует Исси наугад или нет – надеюсь, ею руководит отчаяние, и она не в курсе, кем мы с Эрикой приходимся друг другу. В противном случае…

– Поверь, старина, одно женское отчаяние уже помогает наломать дров, а она ещё и заодно с таинственным братом, что всё усложняет. С другой стороны, имеется час в запасе, – Абрахам, подумав, достал свой телефон и начал набирать номер.

Сигнал. Пауза. Сигнал. Страх цвёл под резкими и беспокойными нажатиями клавиш.

– Что ты делаешь?

– Звоню детективу Тейлор.

– Эйб, ты не можешь…

– Могу и буду, – железным тоном оборвал актёр, – Алекс, ты отдаёшь себе отчёт в том, что это ловушка? Тебя не ждут с чемоданом баксов и вряд ли, предложив подписать дарственную на театр, собираются затем отпустить. Прости, если я, как человек со связями, немного покомандую – игры только что закончились.

– Я поеду с ним, – вмешался Дэн, но два голоса моментально возразили.

– Нет, – Эйб одарил его взглядом, чрезвычайно весомым и серьёзным, – именно ты – останься. Сейчас я отвезу Николь домой, а ты поедешь ко мне.

– С какой стати? – заспорил молодой человек, но Абрахам, поднеся телефон к уху, уже отошёл в сторону, готовый просить Бронвин о помощи.

– Он прав, – Алекс, хмурясь, ответил за друга, – разрушенный Истхиллский мост – слишком однозначное и не случайное место. Без профессионалов я не обойдусь, так что пора собираться.

Печально улыбнувшись, он потёр переносицу и посмотрел на актрису, всё так же стоящую в дверях.

– Кажется, за домом следили, с раннего вечера. Или за всеми нами, с нашим легкомыслием. Извини, Николь, я не думал, собирая здесь друзей, что ночь премьеры так закончится. Мне жаль…

Девушка, обняв себя за плечи, тоже улыбнулась.

– Не надо, Алекс, не сейчас. Просто верните её, ладно? Верните – и сами вернитесь. Пожалуйста…

– Верну, – спокойно сказал он, неизвестно кого убеждая. Николь, шмыгнув носом, посмотрела на объяснявшегося по телефону Эйба, а затем направилась на второй этаж, за кое-как собранными вещами. В попытке скрыть волнение и страх она ориентировалась на самого хладнокровного в компании – своего сюжетного «отца».

Дэн, проводив её взглядом, повернулся к другу – такой же отчаянный, как и восемь лет назад, в первую встречу.

– Я не хочу, чтобы с Эрикой или с тобой что-нибудь случилось… Может, мы всё-таки поедем вместе?

– Нет, – Алекс, подойдя ближе, положил обе руки ему на плечи, – во-первых, я должен ехать один. А во-вторых, – указал он на гипс, – ты официально ещё числишься покалеченным. И я не буду вновь рисковать тобой…

Шаги на втором этаже затихли. Женский голос в телефоне Эйба сменил мужской – события продолжали развиваться, пока страх ощутимой волной пропитывал гостиную. Дэн поискал достойные аргументы, но тех не было.

– Скверная ночь, прости, – наконец, шепнул он, опустив голову.

– Скверная, – тут же согласился Алекс, – и дурацкая. Но я сделаю так, как сказала Николь, слышишь? Я. Верну. Её. Если всё должно решиться сегодня, всё решится хорошо.

* * *

Наверное, это было самой невозможной вещью, из любых невозможных. Повторно щёлкнула дверная блокировка. Свет продолжал гореть.

– Не ожидала, правда? – участливо спросила Мелли, высвобождая косу из-под шапочки. – Понимаю, вышло спонтанно: пришлось за тобой следить, караулить, ездить по городу и стеречь за углом… Зря ты из такси выскочила, ну да ладно. Оу, надеюсь, мой брат уже извинился за резкое поведение? Верю-верю, Эд, не начинай… А что там случилось, кстати, в Стрейт рут? Поссорилась с любовником?

– Что? – не успев толком усвоить наличие соседки и приятельницы в злополучном автомобиле, девушка споткнулась о быстрый монолог и финальный вопрос. – С каким ещё любовником?

Мелли фыркнула.

– Да ладно тебе, Эрика. Ты, конечно, хорошая девчонка и здорово готовишь, но прозаик из тебя средненький. Если честно, твоя дурацкая пьеса мне никогда особо не нравилась – хотя первый финал, где лорд Батлер позорно умирает, красив и символичен… И не говори, что Алекс Гаррет не подкатывал к тебе, ставя всю эту ерунду.

– Подкатывал? Мелс, какое ты…, – Эрика едва не захлебнулась возмущением от намёка, но потом сообразила, что ей же лучше. Любовник, значит? Некий неопознанный инстинкт затревожил подсознание, шепча, что правду нельзя выдавать ни в коем случае. Не здесь. Изначальный вопрос, мгновение спустя, переменился, – какое ты отношение имеешь к Алексу?

Брэдли, ухмыльнувшись, взялся за руль и медленно поехал вперёд. Обстановка напоминала жуткий первозданный кошмар, из тех, что снятся под утро и держат в тисках до последнего. Из тех, от которых остаётся боль в груди, привкус металла во рту и пара седых волос в шевелюре.

Что ж, утро и тиски ей уже обеспечены – время, наверное, приближалось к шести. Мелли, по-прежнему уютно свернувшаяся на своём месте, достала из кармана пистолет и, как ни в чём не бывало, сняла его с предохранителя.

– Я звонила твоему приятелю, и он задал почти такой же вопрос: какое отношение я имею к тебе… Но ты здесь ни при чём, Эрика, – она отложила оружие на приборную панель, – ты просто оказалась не в том месте не в то время. Или, наоборот, в том?

– Объясни, я не понимаю.

– Разумеется, не понимаешь. Вряд ли наш режиссёр рассказывал о неуравновешенном злом гении, который преследует его по Интернету. Имя «Исси Йорк» не вызывает ассоциаций? Ну правильно, тайну сохранили от многих, а у нас ушло десять грёбаных безрезультатных лет, чтобы попортить Гаррету нервы и остаться ни с чем!

Улыбка стекла с миловидного лица – сейчас девушка на переднем сиденье напоминала обиженную злую куклу.

– Хочешь знать об отношении? – жарко и быстро заговорила она. – Давным-давно были семьи Гордонов и Йорков, состоящие в родстве. От первых остался только Сэм-чудила, овдовевший в молодости, а потом пару раз претерпевший разводы. Своего ребёнка он потерял, зато у его дальних родственников был наследник…

– Наследники, – поправил Брэдли, тут же получив гневные упрёки.

– Какая, к чёрту, разница?! Не мешай мне просвещать человека – тем более, никто другой уже не успеет это сделать.

Последние слова заставили Эрику вздрогнуть, но Мелли не обратила внимания. Она рассказывала о детях Йорков – мальчике Эде и девочке Исси. Им Гордон собирался завещать лакомый кусочек – свой театр и все его доходы. Мэри Йорк радовалась и буквально подпрыгивала от счастья, лелея перспективы, но те пошли прахом – то ли Сэм разочаровался в претендентах, то ли его обеспокоили сестринские заскоки, крепнущие с годами… Никто не знает наверняка, откуда выплыл и почему запал бизнесмену в душу таинственный молодой режиссёр – новичок опередил Йорков в борьбе за наследство и перехватил театр. Благополучию пришёл конец.