Текст книги "Через двадцать лет (СИ)"

Автор книги: Nat K. Watson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

Она распрощалась и пожелала спокойной ночи прежде, чем поняла, что не может дольше не смеяться. Отключив телефон, девушка позволила предательски распирающей весёлости вырваться наружу, как воздуху из шарика. Фильм в комнате, проигрываемый без своего зрителя, больше не занимал. Только сейчас стало ясно, сколько всего удалось узнать за пять минут разговора, и что сам разговор – о цветах, пепельницах и кино – напоминал болтовню добрых приятелей, а не беседу едва знакомых людей.

– Кажется, я всерьёз попала, – улыбнулась мисс Рубинштейн.

* * *

Они встречались первый день, парой ещё не были, однако в арсенале уже имелось несколько звонков и СМС-ок друг другу.

Начало обещало всё или ничего, но Эрика во второй раз поняла, что попала, когда пришла на «настоящее свидание» – сговорились отправиться в развлекательный комплекс «Элизиум Палас», где очень кстати было и кино и, на всякий случай, несколько кафе и пиццерий. Дэн разрекламировал заведение не хуже профессионального маркетолога, авторитетно заявив, что по вечерам и ближе к ночи там классно. Отсюда мисс Рубинштейн сделала вывод, что, не смотря на плотный график, помреж умел как следует веселиться и знал, наверное, ещё пару-тройку подходящих мест.

Набор взятых из Нью-Йорка шмоток разнообразием не отличался. Сказав себе пару осуждающих, Эрика влезла в любимые джинсы, дополнив их не белой рубашкой, а менее официальным бордовым свитером. Скептически оглядывая результат, пошла обуваться, но, спохватившись, вернулась к зеркалу и всё-таки накрасила ресницы. Для самоуспокоения. «Элизиум Палас» оказался одним из гигантов, по которым она гуляла после визита в архив, не замечая названий и маршрутов. Тогда комплекс не выглядел ни скучным, ни интересным – он попросту не был замечен. Теперь же, радушно сияя витринами, лампами, лампочками и вмонтированными в парковочную площадку огнями, здание походило на гигантскую ёлку.

Дэн ждал возле двух внедорожников, пристраивая между ними красивый синий мотоцикл. Волосы снова торчали под немыслимыми углами, уши были заняты наушниками, руки – большим округлым рюкзаком и завёрнутыми в тонкую бумагу цветами. Увидев шедшую в его сторону Эрику, молодой человек энергично помахал, выключая плеер.

– Привет, классно выглядишь!

– И тебе привет, спасибо, – плюсуя себе за ресницы, девушка приняла букет, недоверчиво шурша обёрткой, – чтоб мне лопнуть, действительно розы!

Под бумагой и правда обнаружились розы – крепкие, едва раскрывшиеся, с тем неповторимым цветом бутонов, что колеблется от бледно-зелёного к ярко-розовому. Дэн, сияя и чуть ли не мурча, перекатился с пяток на носки.

– Если честно, я и забыл, насколько цветы – понятие растяжимое. Но эти почему-то сразу вызвали ассоциации с тобой – они похожи на марципаны на тортиках.

– Марципаны? Слушай, а ведь точно, – Эрика внимательнее пригляделась к букету, – боюсь только, эти продержатся меньше своей кондитерской версии…

– Значит, в следующий раз принесу новые, – подытожил Дэн, – ну что, идём?

– А? Да-да, идём, – кивнула девушка, так и не определившись пока, что думать насчёт «следующего раза».

Вечер, однако, прошёл превосходно и непостижимо легко – в таких же равных пропорциях, что и кофе Джулиана Джексона. «Элизиум Палас» внутри был не менее праздничным, чем снаружи: это ощущение усиливала игравшая музыка, запах сладостей и попкорна, громкая болтовня и смех, а также вездесущие скидки в витринах, мелькавшие уже с февраля. Дэн среди общей пестроты чувствовал себя как рыба в воде, шутил, улыбался, расспрашивал о работе в Нью-Йорке, сам говорил про театр. Поведал, что история с пепельницей завершилась относительно благополучно: кто-то пронырливый и ловкий утащил осколки прежде, чем удалось спуститься и получить нагоняй за хулиганство. Признался, что, как и Александр, представлял автора новой пьесы иначе:

– Вот правда, – говорил он теперь, – после момента истины, когда мы обсуждали встречу, у меня любопытство взрывалось! Я не знаю, на что точно рассчитывал, но остаться в стороне не мог – даже если бы спектакль отдали кому-то другому.

– А я удивилась, найдя твои фото в Твиттере, – заметила Эрика, – на них ты совсем не похож на закулисного ветерана.

– Да я и в жизни отнюдь не ветеран, – махнул рукой Дэн, – в театре шутят, что мне ещё лет десять спиртное с документами покупать.

Засидевшись за угловым столиком и взаимными признаниями, они едва не опоздали на киносеанс, а позднее, хрустя воздушной кукурузой, веселились над героями картины. Уже потом – после фильма, попкорна и добавочного фисташкового мороженого – состоялось милая прогулка назад, к парковке. Душу переполняла эйфория, но, не смотря на предложение подвезти домой, Эрика вознамерилась ехать на метро.

– Мотоцикл сегодня – слишком ответственное испытание, – шутливо пояснила она, – тем более, с «марципановыми» розами.

Дэн от уговоров отступил, но окончательно не сдался.

– Ладно, тогда провожу тебя до станции.

На это Эрика согласилась, понимая, что им обоим не хочется резко обрывать вечер. Уже в пути, который занял минуты на три больше намеченного, она так же поняла, что идея со следующим разом вовсе не плоха…

* * *

– Всё будет хорошо, просто не может быть иначе. Не беспокойтесь, мы пока не на телевидении, а только на радио. Никаких вонючих спонжиков, привередливых теледив и консервированного смеха за кадром.

– А что насчёт клаустрофобии?

Эрика и Алекс, сидя в зелёной комнате[57], где-то между студией и баром, ожидали истечения последних минут до начала записи. Первое совместное интервью, рекламирующее постановку, должно было вот-вот состояться. Для мисс Рубинштейн эти минуты ползли мучительно долго – она теребила волосы, проверяла часы, снимала пиджак и вновь набрасывала его на плечи, занимая себя и чувствуя попеременно жар и холод. Сидевший в соседнем кресле режиссёр, видимо, не выдержал обилия манипуляций – переместившись к девушке на диванчик, он отнял пиджак, аккуратно сложил его и сунул коллеге в руки.

– Хватит беспокоиться, никакой клаустрофобии у вас не случится, это всё дамские нервы. И вообще, нас будет у микрофона как минимум трое, плюс водичка и дружеская атмосфера.

Для бывалого и опытного Александра интервью наверняка являлось уже «-надцатым» – даже Стэтхэм не мог бы выглядеть спокойнее. Эрика вдруг осознала, какая она, при всём своём журналистском образовании, салага по сравнению со спутником.

– Когда я впервые услышал себя в записи, то долго стеснялся, – неожиданно начал мужчина, – дня два боялся радио включить: всё казалось, из любой рекламы моя гнусавость будет слышаться.

– Вы же не гнусавите…

– Согласен, но это я теперь так думаю. А давным-давно у Джей-Джея был веский повод прикалываться над моими смешными страхами.

Эрика, фыркнув, покосилась на режиссёра – он едва ли соответствовал рассказанной истории, но поделился ею вполне искренне и с конкретной целью.

– Я своего голоса побаиваюсь с университета. Скажите, а много требуется времени, чтобы избавиться от комплексов?

Александр, медля с ответом, улыбнулся воспоминаниям.

– Когда мои интервью стали частыми, было уже не до ерунды. Телевидение, радио, газеты… А вообще иногда кажется, я до сих пор от комплексов избавляюсь. Идёмте, – кивнув в сторону коридора, где возникла девушка-ассистент, он первым поднялся с дивана, – это за нами…

* * *

Входящие: Получено два новых сообщения.

Привет! Поздравляю с авторским дебютом на радио! Слушал сегодня в Интернете – вы с шефом молодцы. Дэн.

Хочешь посмотреть завтра утреннюю репетицию?

Исходящие: Отправлено одно сообщение.

Привет, спасибо! Я сама боюсь слушать, поэтому верю на слово. А можно увидеть репетицию? Во сколько начало?

Входящие: Получено одно новое сообщение.

Можно, обычно стартуем в одиннадцать, но в десять у молодняка идут разные занятия. Если хочешь, могу провести тебя на уроки речи или сценического движения.

Исходящие: Отправлено одно сообщение.

Хочу!

* * *

Эрика осознала, насколько всё сложно, великолепно и просто классно, следующим утром, когда, позёвывая, переступала порог театра уже не ради коротких формальных встреч, а ради внезапного полноправного осмотра. Дневная охрана узнала девушку и приветствовала как свою, из буфета одуряющее пахло персиковым джемом и чаем, за закрытыми или приоткрытыми дверями раздавались шумы, стуки, телефонные звонки и громкие голоса. Дэн, чья ярко-синяя рубашка здорово контрастировала с чёрным жилетом и джинсами, сегодня отличался особенной энергичностью.

– Доброе утро! Ты на приключения готова?

– Доброе, – улыбнулась Эрика, – а проблем у тебя не будет?

Дэн стиснул в руках принесённый планшет.

– Да ну, какие проблемы, вряд ли мне светит что-то серьёзнее, чем Алексу. У него час назад было совещание, а сейчас идут активные попытки выяснить судьбу кованых лестниц для «Носорога»[58]. Эти жуткие лестницы завод ещё неделю назад обещал предоставить! Ты, кстати, завтракала?

Притормозив на ходу, помреж указал в сторону буфета.

– Завтракала, – подтвердила мисс Рубинштейн, – хотя согласна, ароматы волшебные. А «Носорог» – это…

– Креативный психоз, – доверительно сообщил молодой человек, двинув дальше по коридору и чудом отпрыгивая от раскрывшейся двери, – в здешней театральной семье любят абсурдизм, особенно Ионеско и Стоппарда[59]. У последнего я видел несколько постановок, включая английские. Тоже интересуешься?

– Само собой, – протянула Эрика, думая, как сказать, что интересуется абсолютно всем здесь.

До репетиции было полно времени, и Дэн первым делом завернул в один из классов на третьем этаже, где группа актёров выполняла упражнения на растяжку. Насчитать получилось десятерых, исключая педагога – немолодую жилистую даму в белом болеро поверх открытого топа. Обменявшись с помрежем приветственными кивками, женщина продолжила урок.

– Селия Марсден – наш трофей и гигант в вопросах пластики, – шепнул Дэн, прокрадываясь к ближайшим стульям, – обрати внимания на её руки. Прекрасны, правда? Она всегда охотно делится опытом, но её лучше не злить – себе дороже.

Эрика посмотрела на гибких актёров, меняющих порядок упражнений.

– А по виду не скажешь…

Дэн, что-то припоминая, расправил плечи и положил планшет на колени.

– Когда мне стукнуло двадцать один, Алекс решил сделать подарок и на недельку записал меня сюда на вечерние тренинги. Сказал, для осанки полезно. С тех пор я знаю, что Селия и кирпичи обратно в глину превращает.

Эрика недоверчиво гадая, лукавит ли он или педагог правда настолько хороша, перевела взгляд с первого на вторую и обратно. В классе они с Дэном просидели минут десять, следя за постановкой движений, а потом тихонько вернулись в коридор. Маленький зал по соседству тоже не пустовал – здесь работали над интонациями и голосом, читая стихи, скороговорки и немного распеваясь. Руководил всем небольшого роста мужчина с роскошными седыми бакенбардами и изумительным голосом, лет на двадцать моложе своего обладателя.

– Брюс Харгрейв, совершенно невероятная личность, – с теплотой представил Дэн, – в молодости был королем озвучки, перешёл на радио, а вскоре – сюда. Его мало кто знает внешне, но голос каждый второй житель города определит, ручаюсь.

Названная невероятная личность, между тем, активно жестикулировала, демонстрируя подопечным направление потока воздуха и нужные паузы.

– Ты у него тоже занимался? – спросила Эрика, следя за классом и дыхательной практикой. Дэн покачал головой.

– Нет, здесь иная система: Харгрейв заявил, что делать из меня Гэри Олдмана[60] – значит, губить природную болтливость, которая вроде как очень мила. А ещё я не люблю, когда меня хватают за рёбра, чтобы размять диафрагму – ужасно щекотно.

Отвлёкшись от объяснений, Брюс посмотрел на вошедших и приветливо помахал. Дэн помахал в ответ.

– Давно ты в театре? – задала Эрика вопрос, который вертелся в голове уже с неделю.

– Восемь лет в декабре было, – ответил молодой человек, – для меня театр словно дом, если не роднее. Дом столько раз не облазаешь, при всём желании, а это место не перестаёт вызывать новые чувства. Цеха, коридоры, классы, сцена. Люди… Если бы я мог сочинять как ты, я бы тоже захотел написать о нём.

Мультяшные глаза парня искрились мечтательностью. Эрика обозрела занимающихся, чьи меткие точные фразы били в цель не хуже дротиков. Мог бы стать этот сказочный дворец и её домом в другой ситуации? Могла бы она вдохновиться вполне конкретными прототипами? Смутный образ талантливого человека, стремящегося к мечте, по капле заструился в сознание, но тут Дэн шагнул к выходу.

– Идём, Алекс тебе ещё покажет другие уроки. А сейчас пора на репетицию – я должен собрать сегодняшний отрывок в единое целое.

Так же незаметно, как пришли, они покинули класс, направившись в малый репетиционный зал, где «Леди Батлер» ожидала своего часа и руководства. Шуму здесь было больше – актёры, занятые в отыгрываемой сцене, экспрессивно проговаривали тексты. Одновременно и громко. Александр, появившийся парой минут позже, был при сигаретах, красной шапочке и полной сосредоточенности. Поздоровался со всеми, улыбнулся Эрике и нырнул в работу. Почти танцевальными шагами он пересекал зал – странный, сосредоточенный и вдохновлённый новым творением человек. Целиком управляющий процессом и коллективом, перешедшим от расслабленности к работе. Репетировали несколько сцен подряд, включая первое появление уже взрослой Беатрис, грезящей о «большом мире». Николь Фокс действительно была удачным выбором, и вовсе не возраст играл тут решающую роль. Мисс Рубинштейн, которой девушка подмигнула, увидела в робкой дебютантке отражение собственных мыслей о героине: сперва юной, неопытной, воодушевлённой, а затем познающей множество новых чувств, от разочарования и тоски до счастья и гордости. Чувства эти закаляли и помогали преодолеть препятствия.

– …Что бы о нём ни говорили наставницы, мне нет дела до их слов, – читала Николь, стоя перед Фэй Уилкинс, игравшей Присциллу, – запятнанный, опозоренный, обанкротившийся, оболганный... Оступившийся. Всё можно простить, лишь бы живой!

Сказано это было с правильными интонациями – не с вызывающе-раздражающим пафосом, а с той мягкой мудростью, что отличает любящее сердце, полное надежды. Эрика подумала, что сказала бы точно так же. Дэн, несколько раз щёлкнувший камерой планшета в момент игры, отошёл к стульям в углу, где расположилась девушка.

– Ну как? Ещё не потеряла голову, мисс автор?

– Нет, но до этого недолго, – хмыкнула та, глядя на толстую тетрадь в руках помрежа, – а что ты делаешь сейчас?

– Фиксирую точки, с которых персонажи произносят текст, – сев рядом, Дэн показал быстро созданную схему на развороте, – лучше иметь фотографии, чтобы не ошибиться, хотя сейчас всё не окончательно, разумеется. Видишь эти линии? Их нельзя пересекать.

– Авансцена[61] и арьерсцена[62]?

– Угу. Позднее мои художества многократно увеличиваются, копируются на план и включаются в партитуру спектакля.

Эрика повторно ощутила себя салагой, интуитивно ввязываясь во что-то совершенно чужое и далёкое журналисту-кулинару. Не смотря на то, что играли сегодня не всё, репетиция прошла хорошо и качественно. А после Александр, у которого было «окно», вспомнил о креативной идее и провёл небольшую экскурсию. Он показал ту часть театра Гордона, какую простые зрители могли лишь представлять – сложный бежево-алый лабиринт, где сновали мужчины и женщины. Молодые, старые, быстрые и степенные – все они были частью огромной семьи, делали своё дело и создавали общий результат.

– Наш театр может перевернуть жизнь и представления о ней, но оно того стоит, – сказал Александр, играя бровями, – знаете, Эрика, местная тусовка – особый вид наркомании. Дэн вам, наверное, уже расхвалил моих подчинённых?

– Чуть-чуть, – кивнула девушка, идя рядом и отмечая машинально отсутствующее «мисс Рубинштейн», – а вы правда предложили ему заниматься сценическим движением?

– Скорее гонял насильно, – возразил мужчина, – зато тренинги принесли пользу, как первый бой приносит опыт рыцарям. Осторожно, тут потолки снижаются!

Вняв совету, Эрика пригнулась и стала подниматься по винтовой лестнице.

– А как вы сами превратились в такого рыцаря? Детские амбиции и интересы?

– Я? – замерев на мгновение, Александр оглянулся. – Умоляю, в детстве я шнурки не мог в приличный бантик завязать, а вы говорите об амбициях! Просто однажды настал Тот Самый Момент – чудо, знак, перст судьбы… Вот и оказался здесь.

– И разделяете коллективную «наркоманию»?

– Хуже, – с невозмутимым видом сказал режиссёр, – я её возглавляю, поощряю и оплачиваю!

Оба рассмеялись, держась за перила и едва не ударившись о ступеньки прямо над головами. Эрика, для которой каждая из встреч с Александром приносила новые эмоции, сейчас ощущала себя наиболее комфортно. То ли притёрлась, то ли заглянула глубже… Впрочем, нет – она была уверена, что в режиссёре слишком много пластов, и притирание только начинается.

Они побывали на сцене и под сценой – в просторном трюме, откуда поднимаются декорации или их элементы, а так же сами исполнители в отдельных постановках. Зал произвёл на Эрику сильное впечатление – он казался безупречным, как идеально обработанный драгоценный камень, как дорожка к трону в неофициальном дворце. Здесь «экскурсовод» демонстрировал обилие механизмов и сыпал умными терминами, рассказывая про нулевую точку[63], сечения[64], портальные башни[65], колосники и прочее. Девушка едва успевала ориентироваться и смотреть в нужные стороны. После утреннего спектакля сцена была занята очередной репетицией – той самой, похоже, для которой недоставало кованых лестниц.

– Если театр и переворачивает жизнь, то в лучшую сторону, – стоя под софитом, чей свет плавно менялся с холодного на тёплый, заключила Эрика, – мистер Гаррет, как вы всё успеваете?

Вопрос не давал покоя ещё с марафона в Твиттере после первого телефонного звонка – тогда насыщенность режиссёрских проектов-дел поразила, но интересоваться было слишком рано. Теперь же, при такой возможности, она не могла не спросить. Александр привычно улыбнулся краем рта и пожал плечами.

– Я привык успевать, потому что с любимым делом иначе не бывает. Неважно, какая нагрузка, какой ритм жизни и какие полномочия в запасе. Если занятие приносит удовольствие, если отдавать ему всю душу, о времени не думаешь.

– И никаких страхов или метаний? Так просто?

– Так просто.

Эрика, сперва усомнившись в расписанной формуле, позднее решила, что режиссёр от истины не далёк. Или секрет именно в привычке. Как бы то ни было, а вечером, набравшись храбрости, она всё-таки прослушала запись радио-интервью. И поняла, что абстрактный образ театрала в воображении снова даёт о себе знать…

* * *

Первое интервью на телевидении… С Эйбом Дженнингсом… По иронии судьбы оно как раз пришлось на день накануне возвращения в Нью-Йорк. Работа, клуб и все, кто мог быть заинтересован, уже были предупреждены о прилёте. Виктор, успевший совершить несколько рабочих поездок, в СМС-ках звал теперь знаменитостью… Эрика, сидя в кресле перед зеркалом, позволила гримёрше небольшое колдовство с тем самым обещанным спонжиком, что здорово воняет. Александр Гаррет сегодня рядом не присутствовал, но зато в соседнем кресле сидел Абрахам, прикидывавший, надеть ли линзы или оставаться в очках.

– Главный герой и его создательница – кто-то скоро проснётся знаменитой, не так ли? – делая выбор в пользу линз, актёр достал из кармана пиджака белый контейнер.

– Время идёт, процесс идёт. Ещё немного – и привыкну, – вдохнув облако пудры, чихнула Эрика.

– Будьте здоровы. Статью новую видели?

– Спасибо. Если вы о «возврате к истокам, семейных ценностях и преображении легендарного Эйба из короля в лорды», то да, видела.

– Приятно, что вы обо мне читаете, Эрика, – возясь перед зеркалом, сказал Абрахам, – но я имел в виду статью о «новой юной звёздочке нашей драматургии».

– Что? – девушка резко повернулась в кресле, едва не получив спонжиком в глаз. – Где вы такое нашли?

– В «Арт-лайф» утреннем. Как знал, что вы ещё не в курсе – допудритесь и загляните в мою сумку.

Проморгавшись и возвратив на место контейнер, мужчина попал в распоряжение гримёрши. Эрика, которую временно оставили без присмотра, потянула на себя небольшую спортивную сумку, стоящую на столе. Руки нащупали свежайший номер журнала, лежащий внутри – плотный, яркий, пахнущий краской и успехом. «Леди Рубинштейн – новое открытие Александра Гаррета» – значилось в анонсе на обложке. Девушка, чей грим едва не вскипел, любовно прошлась рукой по надписи и с предвкушением открыла нужную страницу…

* * *

– Не представляю, как терпеть здесь кого-то другого и обходиться без твоих гренков с сыром и зеленью, – вздохнула Мелани, помогая собирать вещи, – без желе и вечерних фильмов…

– Приезжай в Нью-Йорк при возможности, соорудим гренки. Да и потом, я ещё как минимум один раз вернусь – предстоит новое интервью, уже для другого телеканала. А в вопросах готовки, между прочим, ты теперь не менее опытная, чем моя клубная Джорджия.

Эрика, улыбаясь, складывала в пакет перепутанную зарядку от всех электронных устройств, привезённых с собой. Чувство лёгкой светлой грусти начинало собираться где-то под потолком и плавно опускалось ниже. Свитера были упакованы, ноутбук засунут в сумку. Фотоаппарат со множеством театральных, городских, кулинарных и просто квартирных снимков лежал на диване, рядом с чемоданом: Мелли, несколько раз пролистав галерею, скопировала отдельные файлы к себе, пояснив:

– На память оставлю. До сих пор не могу определиться, к чему я больше привязалась: к заполненности квартиры или к той, кто её заполнил.

– Я, наверное, ко всему сразу, – поделилась Эрика, – к тебе, к городу. Начинаю привязываться к театру и ребятам в труппе…

– Ты была на одной репетиции?

– На двух, исключая читку. В первый раз меня пригласил Дэн, потом мистер Гаррет. Знаешь, вот соединить их, вывести среднее арифметическое – и получится идеальный персонаж для моей следующей пьесы. Я уже представляю себе молодого талантливого человека, который хочет стать режиссёром и постигает премудрости ремесла. Рано или поздно он добьётся успеха.

– Но предстоят испытания?

– Конечно, куда без испытаний. Подарю ему конкурентов и завистников, чтобы не расслаблялся.

Мелли, ухмыльнувшись, закрыла свой ноутбук и вернула фотоаппарат на диван.

– У тебя получится, без сомнения. Глядишь, Бродвей ещё пожалеет, что отказал когда-то.

– Угу, чего доброго, начнут автографы просить…

– О, с этим стоит заранее потренироваться! – предупредила собеседница. – На качество, скорость и аккуратность. Ты как, не забыла ничего? Нигде?

– Вроде нет.

Комната пустела, утрачивая состояние обжитости и дамского беспорядка. Эрика, ради которой массажистка взяла выходной, меняя рабочий график, отправлялась в её компании в аэропорт, на вечерний рейс. Неофициальное прощание с театром имело место вчера – через Эйба и телефон, а сегодня каждый возвращался к собственным делам, и она, мисс Рубинштейн, в том числе.

Путь состоял из небольшой дорожной пробки, где застрял автобус, лишней проверки замка на чемодане и просмотра новостей с прогнозом погоды в айфоне. Нью-Йорк обещал февральский холод минимум на неделю – в сравнении со здешней обстановкой это было серьёзно. Мелани, грустившая сильнее, чем показывала, что-то говорила о салоне красоты и повышении рабочей квалификации, планируемом на ближайшее время.

– Если всё удастся, я стану больше зарабатывать, а если стану больше зарабатывать, мне вновь будет по силам оплачивать квартирку самостоятельно, – сообщила она, – раз так, ты здорово сэкономишь, останавливаясь не в отеле, а на Соммер-гарден, подруга.

Эрика обрадовалась предложению:

– Спасибо, звучит неплохо, подруга. Кто бы мог знать, что всё иногда начинается вот так, на ступеньках метро!

– Действительно, кто бы мог знать…, – улыбнулась Мелли, – береги себя. И обязательно сочиняй дальше.

Они обнялись и попрощались, намеренные в будущем пересекаться при любом шансе. Ступеньки метро… Забавным казалось возвращаться мысленно к началу – к прогулкам по городу и упавшей девушке в светлом пальто. Шмотку, кстати, всё-таки удалось тогда спасти и реанимировать, на той же Соммер-гарден. Припоминая радостное лицо массажистки, получившей пальто назад, мисс Рубинштейн перетянула шарф на воротнике, но внезапный возглас где-то за спиной заставил вдруг обернуться:

– Эрика!

Со стороны выхода по длинному коридору мчался огромной ласточкой Дэн Спаркс. Встрёпанный, в распахнутой куртке, с рюкзаком на плечах, он несся, не глядя по сторонам и лишь чудом огибая спешащих мимо людей. Вот чья-то тележка перегородила путь, едва не став причиной столкновения, воплей и моря синяков. Но неожиданно последовал по-голливудски красивый прыжок через чемоданы – уроки пластики пригодились, вспомнившись в самый экстремальный момент.

– Фух, успел!

Девушка вовремя притормозила долетевшего до неё парня за руку, так как его кроссовки явно намеревались лететь по гладкому полу дальше.

– Привет. Ты что, с пожара?

– Лучше. Я с репетиции, – часто дыша, отчитался Дэн, – Алекс отпустил всех пораньше, велел напомнить тебе об интервью через неделю. А ещё просил повторно привет передать. И пожелания удачи. И вообще, жаль, что ты рано улетаешь – мы тебе не всё в театре показали и…

Эрика, с трудом вклинившись между фразами, шагнула ближе и, приподнимаясь на цыпочки, оборвала эмоциональный монолог. Поцелуй вышел щетинисто-колючим, со вкусом сигарет и жгуче-мятных жвачек.

– Я же вернусь. И не один раз.

– Правда? – уворачиваясь от очередных пассажиров с чемоданами, Дэн отошёл к стене и потянул за собой девушку. Длинные гибкие руки обвили её плечи, разглаживая распущенные волосы.

– Правда, – кивнула Эрика, – у меня, похоже, есть серьёзные причины летать сюда чаще. Если только я ничего не путаю…

Мимо прошествовал ещё один чемоданно-пассажирский караван. Дэн, поглядев с высоты своего роста, расплылся в счастливой улыбке.

– Если только я не путаю то, что ты не путаешь… У меня есть причина ждать этого самого «чаще».

Второй поцелуй вышел уже обстоятельным – менее неловким, но не менее колючим.

– Должен признаться, я соврал, сказав, что меня прислал Алекс, – крепче обнимая балансировавшую на носочках девушку, начал помреж, – я просто очень-очень хотел увидеть тебя снова.

Мисс Рубинштейн, забыв о багаже, стоящем в двух шагах от хозяйки, прижалась щекой к шерстяному свитеру Дэна.

– Это именно то, что я очень-очень хотела услышать напоследок, – сказала она, чувствуя себя как никогда счастливо…

* * *

Они встречались третью неделю, написали друг другу бездну СМС-ок, сделали десятки звонков, обменялись адресами, е-мейлами и общими фотографиями по этим е-мейлам. И наконец-то начали превращаться в пару.

Ритм жизни, подстроенный под два разных города, лёгким не был. Но ни Эрика, ни Дэн не собирались жаловаться – пресловутые чувства на расстоянии сейчас являлись единственно возможным выходом, при том далеко не худшим. Луиза сразу заметила перемены в дочери:

– Будем считать, здесь стоит фраза «Мама, я, кажется, влюбилась», не правда ли? – на слова матери Эрика развела руками, притворяясь, что сокрушается.

Вечер пятницы или утро субботы обычно начинались с билета на поезд и небольшой сумки: железнодорожный путь Нью-Йорк – Эйвери-маунтин был несколько дольше, но дешевле, да и горы, через которые пролегал маршрут, впервые удалось рассмотреть полностью и едва ли не со всех сторон. А потом тёмно-зелёный поезд неизменно прибывал на третью или четвёртую платформу вокзала, пассажиры начинали шумно выгружаться… Откуда-то из толпы выскакивала длинная фигура с рюкзаком и «марципановыми» розами. Когда это случилось впервые, Эрика на секунду дар речи потеряла.

– Ты… серьёзно?

– Я обещал новые цветы при следующем свидании, – сказал довольный Дэн, – и, между прочим, я уже неделю не курю. В театре Алекс несколько дней веселится: говорит, скоро наконец-то можно будет разглядеть очертания порхающих бабочек у меня в животе.

Мисс Рубинштейн спрятала нос в букете, беззвучно смеясь.

– Я его понимаю. Глядя на тебя, так и хочется…

– Хочется поцеловать меня? – Дэн провокационно блеснул глазами. – Обнять меня?

– Сперва, если честно, накормить тебя, – призналась Эрика, глядя на мгновенно стушевавшегося парня, – а то, боюсь, насчёт бабочек сказано верно.

Помреж вздохнул в лучших театральных традициях.

– Вечно все хотят меня накормить… Это нечестно!

– Но большинство не может ошибаться, смирись.

Дэн, фыркнув, напустил на себя побольше скромности, делая вид, что готов смириться. Впрочем, Эрика собиралась только продемонстрировать азы кулинарных талантов, а вовсе не откармливать его как поросёнка. Обнимать эту хрустально-тонкую талию безумно нравилось – вокруг нее, кажется, руки могли спокойно обвиться дважды. Особенно во время езды на мотоцикле… Да-да, девушка всё-таки отважилась на экстрим и бесшабашность – убедилась, что сумка надёжно сидит, перекинутая через плечо, что дороги сухие, осадков нет, а водитель знает, на что идёт и чем рискует… Они стартовали, и душа на секунду ушла в пятки, сделала там сальто и вернулась куда-то в район горла. Эрика летела сквозь город, расцвеченный яркими красками, прижавшись к Дэну и ощущая первые нотки светлой весны. И что-то подсказывало ей: дело отнюдь не в календаре…

За короткие и возмутительно быстрые уикенды они успевали столько, сколько в других обстоятельствах заняло бы целую неделю: объездили почти все районы и улицы Эйвери-маунтин, где можно было попетлять на мотоцикле. Отметили успех второго теле-интервью – выступление вместе с Эйбом и Николь Фокс на ток-шоу оказалось удачным, Александр хвалил молодую актрису, чьей раскруткой тоже теперь занимался. Полазили по большей части театральных закоулков – Дэн показал галереи и мостки над сценой, портальные башни с лестницами, по которым, вспоминая осветительское прошлое, ловко забирался под потолок. А в промежутках между этим был снова город, прогулки и быстрая езда, квартирка на Кранберри стрит и бесконечное, восхитительное удовольствие от компании друг друга.

С Мелли посчастливилось пересечься несколько раз – апартаменты на Соммер-гарден действительно оставались без второго жильца, а внутри всё было по-прежнему. Массажистка слегка подправила причёску, охотно делилась новостями и любила слушать отрывки из новой – обещано-театральной – пьесы, которая сочинялась вечерами или в перерывах на работе. Эрика не представляла, откуда берёт столько сил и энергии на всё сразу, включая творческую стезю… Впрочем, нет, представляла – и от этих мыслей весна на сердце расцветала сильнее. Весна пропитала набиравшую обороты личную жизнь, где парень с глазами оленёнка неплохо обосновался. Они дурачились и часами говорили о какой-нибудь ерунде, занимались любовью, понимали друг друга и стремились к ещё большему пониманию. Эрика подарила Дэну книгу по истории театра – что-что, а литература разных жанров и направлений в Нью-Йорке никогда не вызывала проблем. Молодой человек оказался не менее изобретательным: на следующее свидание он принёс большой плакат, свёрнутый в трубку и запаянный в несколько слоёв пластика.