Текст книги "Через двадцать лет (СИ)"

Автор книги: Nat K. Watson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

– Готово! Ну-ка, что у нас интересного?

Оклик Мелли прервал паническое описание старого мэтра. Вернувшись мыслями на землю, Эрика потянулась ближе и заглянула в Интернет-вкладку. И тут же поняла, что паника стремительно уступает шоку.

– Мелс… Это точно он?

– Вот написано, можешь почитать, посмотреть. Да ты не бойся, ноут заряжен и в ближайшие часов двенадцать никаких обломов.

Меньше всего сейчас мисс Рубинштейн волновали проценты зарядки. Приняв в руки гудевший тёплый девайс, она воззрилась на результаты поиска. С найденных в базе данных фотографий смотрел кто угодно, кроме маленького строгого старичка. Впрочем, бородка на лице действительно присутствовала.

– Жуть… На Стэтхэма[41] похож.

– Нет, я тебя обожаю, – прокомментировала Мелли, смеясь рядом, – тебя бы саму в какой-нибудь пьесе описывать, с такими-то сравнениями!

Эрика на ехидство не отреагировала, пребывая в замешательстве. Александр Гаррет едва ли справил полувековой юбилей – по крайней мере, не так она представляла себе пятидесятилетних мужчин. Его трудно было назвать красавцем. Его невозможно было назвать некрасивым. Черты лица друг другу не противоречили, а интересным образом сочетались. Неизвестно, как там обстояло с привередливостью и экстремальным авторитетом – из экстремального обращали на себя внимание, прежде всего, суровый подбородок и изысканно обритый череп, навеявшие ассоциации с Голливудским «перевозчиком». Похоже, мистер Гаррет обожал выглядеть сурово, вне зависимости от времени и условий съёмки. Хотя нет, на паре фотографий он улыбался – чуть прищурившись и наклонив голову, будто считывая собеседника невидимым внутренним компьютером.

Разные сайты содержали примерно одинаковые сведения: стандартный биографический комплект «родился в Эйвери-маунтин…», да списки театральных работ и полученных наград. И тех, и других имелось в достатке. Имелась бывшая жена. И много-много интервью. Эрика, пристроив ноутбук на колени, подумала, что неплохо бы детально узнать того, с кем, как выяснилось, через день уже встречаться надо.

Что ж, Александр Гаррет был требователен и по-своему придирчив, это складывалось из нескольких бесед с журналистами. Открытие сезона, отзыв о театральной неделе, постановка «Воспоминания о прошлом» Гарольда Пинтера и «Сна в летнюю ночь» Шекспира… Режиссёр совмещал не только управленческие дела со спектаклями, но и внетеатральную активность – он оказывал финансовую поддержку двум собачьим питомникам Эйвери-маунтин и явно балдел от мотоциклов. Это финальное Эрика узнала, набредя после интервью и статей на Твиттер Александра. Здесь мужчина любил прикалываться и острить в сообщениях, а на снимках улыбался гораздо чаще. Кажется, он умел быть разным и неплохо разбирался в своём хобби: тут и там попадались фото с байк-шоу в Стерджисе[42] и Дайтоне[43].

Мелли, присвистнув, заявила что-то о модности и моложавости, вместе взятых – наверное, экстремальность режиссёра впечатлила девушку. Или виноват был его пижонский белый костюм на какой-то церемонии. Церемоний, кстати, нашлось не меньше интервью – мелькали персоны разной степени известности, посвятившие жизнь кино и театру. Вперемежку с ними мелькали питомники и собаки, а так же личный доберман, гонявший по саду. Потом – опять мотоциклы. Со всем этим чередовались фотографии высокого парня, чьё гиперактивное лицо воплощало живую непосредственность. Если верить подписям, это и был Дэниел Спаркс, запечатлённый как отдельно, так и в компании Александра с труппой.

– По-моему, он излишне юн для помрежа, – задумчиво сказала Мелли, – могу ошибаться, конечно… А ты что думаешь?

Эрика пожала плечами, не думая пока ничего. Её больше волновали идеи режиссёра, нежели возраст его помощника. Идеи, ещё не озвученные. Позже, когда соседка ушла спать, оставив ноутбук в распоряжение девушки, чтение продолжилось и затянуло. Упоминание на форумах, любительские записи со спектаклей, пресс-конференции… Из всего изученного напрашивался один вывод – Александра Гаррета, не смотря на избыток брутальности и категоричные порой суждения, стоило уважать уже за то, что он всегда всё успевал. И ещё он явно был незаурядной личностью.

* * *

Вторник подошёл быстрее, чем хотелось. Эрика успела передумать много разного, прочитать – ещё больше и укрепиться во мнении, что встреча грядёт интересная. Но крайне волнительная! Выходя из добровольного подполья, девушка позволила себе сделать маникюр, занялась редакционно-кулинарными вопросами, а после переделала маникюр, ибо первый вариант через пару часов разонравился. Конечно, эмоции преобладали, как бы она не отрицала простой факт перед Мелли. Соседка, в очередной раз доказав свою незаменимость, посмотрела на утонувшие в бразильском пойле растения и смущённо почесала нос.

– Ты мандарины любишь? Сейчас вроде самый сезон, я лично обожаю их.

– Я – за любые цитрусовые, – отозвалась Эрика, – а к чему ты клонишь?

– Да мне неловко, что оставила тебя в выходной без развлечения, – пояснила Мелани, – предлагаю искупить свою вину и после театральных переговоров отметить успех чем-нибудь вкусненьким. Согласна?

Эрика мысленно пролистала рабочий архив в поисках мандариновых рецептов и кивнула.

– Если не пугают лишние калории, то согласна, ибо я помню, в основном сладости.

– У нас обеих по-своему нервная работа, – отмахнулась массажистка, – сладости и калории поощряются.

Всё это было здорово и, отчасти, волнение подавляло. В груди теснилось чувство специфического, не испытываемого прежде изумления. Её, Эрики, пьеса. Станет спектаклем. Уже через небольшой промежуток времени! И Роджерсы могли бы гордиться, доживи они до сегодняшнего дня. Жаль, не дожили и не познакомились… К изумлению примешалась грусть – надо было сообщить маме. По-прежнему надо было сообщить маме, да теперь не только о Джимми, но и об успехе. И Виктору написать. И оно, кажется, выходило в затасканной форме «хорошей и плохой новостей»… Помотав головой, Эрика решила сперва встретиться с режиссёром, а оформлять новости в слова потом. К счастью или к сожалению, один день ничего не менял…

Вторник выдался сухим, но ветреным. Эрика с большой натяжкой могла назвать себя бодрой, а за короткое утро передумала ещё больше, чем за предыдущий понедельник. Такие успехи в семь быстрых дней… А вдруг на этом – конец? Вдруг режиссёр действительно передумает или потребует вносить значительные исправления в текст? Вдруг присвоит себе авторство или выберет каких-нибудь неправильных актёров? Господи, точно, ведь должны быть актёры, которым на сцене произносить этот вздор… А вдруг им не понравится, и уже они откажутся?

«Почему так сложно? – мисс Рубинштейн потёрла виски, кольнувшие неприятной тяжестью. – И куда вообще меня несёт?»

Ответов на вопросы не было. Дурацкая паника напоминала давным-давно забытое ощущение при готовке первого омлета. Эрика тогда долго таращилась на яйцо и нож в руках, прикидывая, с какой стороны и под каким углом наносить контрольный удар. А вдруг не получится? А вдруг – вот кошмар! – осколки скорлупы попадут в желток? Разумеется, именно туда они и угодили – не столько из-за неопытности, сколько из-за страха юного кулинара – надолго отбив желание связываться с омлетами и их производными.

Сейчас то чувство вернулось, и Эрика поняла, что надо сопротивляться. Правда, владелец театра мало походил на желток на сковородке, но поведение с ним тоже требовало сноровки. И вообще, никто не говорил, что будут кусать и стыдить с первой секунды, для начала как минимум придётся объяснять, почему драматург сменил пол и оказался молодой девушкой.

Кафе-бар «Перекрёсток», если верить Мелли и карте, находилось на Олден стрит – довольно далеко, но по маршруту удобно. Вооружившись сумкой, зонтиком и косметичкой, Эрика успешно превратила паникёршу обратно в самодостаточную журналистку и без одной минуты два стояла по нужному адресу. Заведение не было излишне пафосным и выдающимся – никто не кинулся к ней с вопросами о выборе столика, что только обрадовало. Шмыгнув в небольшой холл, представленный закутком с двумя туалетами, девушка посмотрела на себя в зеркало. Волосы не растрепались, на носу ещё оставалась пудра, а белая рубашка сияла отутюженным воротничком. Наверное, в свет можно было выходить.

Мимо пробежала весёлая парочка, отлучившись по туалетным комнатам. Эрика чувствовала себя неадекватным разведчиком, выглядывая из-за угла. В зале было много людей, в том числе и возле бара. Пригладив в последний раз волосы, она шагнула под арку, разделявшую помещение. Александр сидел у окна, за третьим слева столиком. Спиной к выходу. Эрика не поняла, что узнала прежде – распечатку пьесы с характерным рисунком выстроенных в столбик диалогов, или бритый череп, который невозможно было спутать ни с одним другим. Кивнув на приветствие официанта, девушка процокала по гладким плиткам вперёд, подстраиваясь в ходьбе под биение пульса. Десять шагов… Пятнадцать…

– Добрый день, это вы ждёте мистера Рубинштейна?

Он поднял взгляд, и в этот момент сердце ёкнуло.

– Добрый день…

Александр оказался красивее, чем на многочисленных фото. Не то чтобы реальность ему льстила – скорее воздавала должное, вышибая недавний образ старичка. Эрика подумала, что именно таких людей художники отлавливают на улицах, желая нарисовать бесплатно, из чистого энтузиазма. А ещё подумала, что одеться, возможно, стоило менее официально – сам режиссёр был в спортивном свитере и джинсах.

– Вы от Рубинштейна? Он придёт, или что-то случилось?

Он поднялся из-за стола, враз обретя и стать, и широкие плечи, и слабый процент заинтересованности в хрипловатом голосе. Девушка проводила взглядом листы пьесы, улёгшиеся возле чашки кофе, и принялась снимать куртку.

– Кое-что случилось, мистер Гаррет. Давайте для начала нормально познакомимся, я – Эрика Рубинштейн.

Внешнее спокойствие режиссёра дрогнуло и едва заметно деформировалось. Основное удивление пришлось на глаза – Эрике никогда не доводилось наблюдать такого мгновенного потока реакций: изумление, шок, снова изумление, весёлое недоверие, двойной шок, на кратчайшую секунду – полная потеря идей, а затем – снова спокойствие.

– О… Да, понятно…, – обретя способность соображать, мужчина уставился на автора, затем – на пьесу и обратно, – что ж, давайте присядем, рад знакомству…

Наверное, он действительно был рад. И озадачен, естественно. Эрика не могла винить человека за тактичные попытки не таращиться на неё как на культурное явление. Заказав у подошедшего официанта двойной эспрессо и печенье, девушка поудобнее устроилась на стуле.

– Извините за случившийся обман, мистер Гаррет…

– Это не принципиально.

– Вот как? Вы не сердитесь?

– Нет. Я догадываюсь, почему вы могли представиться как «мистер Рубинштейн» и в целом идею одобряю. Стало быть, мой помощник звонил вам…

– Видимо, да.

Александр отпил остывающий кофе.

– Если честно, думал ещё, что вы постарше.

Эрика удивлённо изогнула бровь.

– Мне двадцать пять. Это как раз тот возраст, когда эмоциональная составляющая в тексте если и не обязательна, то желанна.

– То есть, вы считаете свою работу эмоциональной? Позвольте узнать, насколько?

Она помедлила секунду.

– Настолько, насколько возможно, когда большинство персонажей – женского пола, когда акцент сделан на семейных ценностях, а время действия отбрасывает на сто лет назад. Современность менее эмоциональна, вам не кажется?

Владелец театра улыбнулся.

– Это точка зрения женщины и начинающего автора. Я же, как мужчина и режиссёр, мог бы назвать с десяток современных пьес, чья эмоциональность опережает классическую. Или, по крайней мере, стоит с ней наравне. А теперь рассказывайте.

– Простите?

– Рассказывайте, – повторил он, дождавшись, когда официант вернётся с подносом, – представьте, что проводите питчинг[44], а-ля Голливуд. Хотя меня трудно заинтересовать больше, чем уже есть, но вы попробуйте.

Паника провернулась на пол-оборота. Эрика несмело высыпала сахар в кофе и оглядела тонкие чуть подгоревшие крекеры.

– И с чего следует начать?

– С начала, конечно, – хмыкнул Александр, – рассказывайте всё, что может относиться или не относиться к делу. Почему такая тема, что вы думаете о своих героях, как бы сами поступали на их месте. Что могло бы получиться, перекинь мы, к примеру, вашу ситуацию на сто лет вперёд, то есть, цитирую, «в менее эмоциональную современность». Ну же, давайте.

Девушка слегка напряглась, опешив от обилия вопросов и нестандартности подхода. Говорить о выборе темы и побудивших причинах не очень хотелось, но вариантов не было в принципе. Со стороны, наверное, личные мотивы автора выдавались в тексте сильно и заметно. Вздохнув, Эрика начала с наиболее трудного пункта. Крекеры, не смотря на подгорелую корочку, были в меру солёными и приятными, хорошо сочетаясь с кофе. Минуты через две стало тепло и спокойно, а речь набрала профессиональный журналистский темп. Частичное отображение в тексте самой себя, идеализирование лорда Батлера, достойного счастья. Сопереживание Беатрис и её подруге Присцилле, с которой дочь Бэзила воспитывалась и росла… Затем последовал черёд нескольких персонажей второго плана, имевших наибольшее значение в сюжете. Поглядывая временами на листы пьесы, тасуемые режиссёром, будто огромные карты, девушка говорила о первоначальной версии финала и нынешнем его состоянии.

Сам Александр в беседе вёл себя как хорошая порция виски со льдом – он казался обманчиво холодным и рассеянным, водя рукой над отдельными строчками на бумаге. И только взгляд – гораздо более эмоциональный, вбиравший множество нюансов – говорил, что мужчина успевает и слушать, и анализировать. Возможно, этим как раз отличались люди его профессии. Странно и неловко было Эрике – вроде она точно знала, что и зачем излагает, но почти сразу возникала мысль, что человек напротив заранее предвидит любые аргументы. Любые идеи, причины и мотивацию.

– Где вы учились, мисс Рубинштейн? – спросил, наконец, Александр, отрываясь от пьесы и возвращаясь к её автору. – Для человека, впервые связавшегося с миром театра, у вас хороший уровень. Здесь наверняка должно быть что-то литературное и основательное.

Эрика скромно улыбнулась.

– Спасибо. Если считать журналистику в Нью-Йоркском университете основательной – то да, у моего увлечения неплохой фундамент.

– Просто увлечения? – режиссёр лукаво сощурился. Пришлось отметить, что нет, всё не просто, но загадывать рано.

– Мистер Гаррет, я пока даже не начинающий драматург, и потом, не все продолжающие занимаются исключительно творчеством, правда? Возможно, в будущем, если повезёт, я напишу новую пьесу или историю о театре и работающих в нём людях – мне бы очень хотелось… Но сейчас не угадаешь.

– Терпение, мы ещё не обсуждали сумму роялти. А кстати, чем вы занимаетесь в обычной жизни, имея такие увлечения с таким «фундаментом»?

– Работаю в журнале – представляю раздел, посвящённый кулинарии.

– Что? – брови Александра, исполнив сложный этюд, взметнулись вверх. – Кулинария? Вы серьёзно?

Похоже, такого он никак не ожидал. Эрика на мгновение растерялась.

– А разве вам это кажется несерьёзным?

– Скорее несоответствующим остальному, – режиссёр сделал произвольный жест в воздухе, словно очерчивая невидимый силуэт, – вы – такая, какой предстали и представились, и вдруг какие-то салатики с травками…

Мисс Рубинштейн вспыхнула, ревностно оберегая мир гастрономических таинств и не терпя любого к нему неуважения. Затем, однако, решила, что лучшее оружие – это аргументы.

– Мистер Гаррет, – начала она, с деланным равнодушием, – в наш век не часто выпадает возможность заниматься одновременно прибыльным и любимым делом. Думаю, не ошибусь, если скажу, что салатики с травками для меня – как театр для вас. Оно, кстати, сложнее и включает не только салатики…

– Но что тут может быть интересного? – изумился мужчина, едва не смахнув со стола пару страниц. – Каждая женщина каждый день подходит к плите, а вы об этом пишете?

В его голосе послышалось сочувствие – то ли провокационное, то ли и вправду искреннее. Эрика поняла, что позиции и взгляды нужно отстаивать – взяв одну из надломленных печенек, девушка продемонстрировала тесто.

– Видите подгоревшую сторону? На ней заметнее всего. Печенье можно было бы спасти в процессе создания: горелый слой аккуратно удаляется, если, конечно, сделать всё правильно.

– Мисс Рубинштейн…

– Нет-нет, мне хочется вас убедить. Пожалуйста. Чувствуете запах с кухни? Это уже подгорает мясо. На порчу хорошего куска мяса талант нужен не меньший, чем на нормальную жарку. А ведь речь идёт об элементарных вещах и продуктах – при небольшом усилии, можно приготовить нечто исключительное. Например, пудинг. Или запеканку. Вы представляете, сколько рецептов запеканок существует? Больше, чем тёзок на Фейсбуке!

– Мисс Рубинштейн…

– Слышали о фаршированных цыплятах? В птичку, конечно, влезает всякая начинка, но не всякой стоит её начинять. А о знаменитом белом супе а-ля Джейн Остин[45]? Как долго он настаивается? Сколько миндаля должно в нём плавать? Миндаль, как для ореха, благороден и изысканен на вкус. Досадно, что за него порой выдают любой мало-мальски подходящий арахис.

– Действительно грустно, – протянул Александр, на которого обрушились диковинные сведения, – и вы хотите сказать, что освещаете всё это в работе?

– Небольшую часть, согласуемую с редакцией, – с улыбкой пояснила Эрика, – в зависимости от времени года, праздников, просьб читателей или желаемой тематики. Но всё это я знаю и умею готовить.

Тут, наконец, менее чувствительный к запахам режиссёр тоже уловил признаки бедствия на кухне. Чья-то свинина молила о пощаде.

– Почему же драматургия? – задумчиво спросил Александр. – Простите, если задел своим невежеством, но я действительно не понимаю таких крайностей.

Эрика принялась грызть последнюю печеньку.

– Всё нормально. Мне, признаться, ещё со школы было одинаково интересно и готовить, и сочинять. По мере сил я совместила оба интереса в работе, но там особо не насочиняешься – не больше, чем дозволено. Зато как автор пьес я знаю, куда девать избыток творчества. Может, это и крайности, но с ними удобно.

Пауза.

– Вы удивлены, мистер Гаррет? Наверное, мы сильно отклонились от темы…

– Я заинтересован, – признался Александр, слушая и изучая взглядом, – ну да, немного удивлён… Чёрт, сильно удивлён, вы правы. За последние полчаса уже в третий раз.

Эрика рассмеялась.

– Мне приятно. Можно ли считать, что вы не передумаете?

Режиссёр, пребывая на очередном этапе впечатлений, поспешил возразить.

– Передумаю? О, вы так просто от меня не отделаетесь, если только сами не откажетесь и не заберёте свою работу. Хм?

– Ну уж нет.

– Так я и думал. Скромность не к лицу ни мне, ни вам, а проект привлекателен для обоих. Я прежде не работал с авторами-кулинарами.

– А я – с режиссёрами-мотоциклистами, – в той же манере заметила девушка, – да-да, ознакомилась немного с вашими увлечениями.

– О, теперь и мне приятно. Что ж, – не задерживаясь на любезностях и раскланиваниях, Александр повернулся к залу и поискал глазами официанта, – как насчёт нового кофе? Мне предстоит ответный монолог…

* * *

– И как всё прошло? Надеюсь, он тебя не напугал?

Эрика, запланировавшая сперва исключительно десерты, после дневной речи о секретах готовки передумала и предложила куриные ножки в сладком соусе. И теперь расписывала Мелли, как вещала в кафе про цыплят и пьесу, и какое мнение сложилось об Александре Гаррете. Кухня, напоминая недавнее приключение с авокадо, снова подверглась ароматической атаке – на сей раз в воздухе пахло цитрусовыми. Возле мойки уже скопилась горка очищенных мандаринов с крепкими симметричными дольками. Предоставив соседке салатные работы, мисс Рубинштейн занималась горячим и попытками внятно изложить события.

– Он не похож на театральных режиссёров, какими я их представляла. Может, мне не хватило опыта сотрудничества с Бродвеем… Или здесь по-другому. Ну, в любом случае, у него слегка простуженный голос и добрые глаза.

– Только глаза? А характер, поведение?

– Мелс, я его совсем не знаю, при чём тут характер? У нас было этакое импровизированное собеседование.

– Временами для хорошего знакомства импровизации достаточно, – назидательно сказала массажистка, измельчая яблоки, – а с отдельными личностями хватает и быстрой оценки их Твиттера.

– Ладно-ладно, признаю, в Твиттере забавно вышло. Это мы ещё позавчера уяснили.

– А дальше?

– Дальше? – Эрика пожала плечами. – Паника тает понемножку. Он производит впечатление делового авантюриста, если ты сможешь такое вообразить. Очень серьёзный и отстранённый, а глаза всё равно улыбаются. Ясно, что я для него – неожиданность, однако мистер Гаррет, похоже, умеет рисковать и твёрдо знает, что и как должно быть. Он сказал, что позвонит, и мы встретимся в более официальной обстановке. А сегодня говорили о роялти и рекламной кампании, вот так сразу, представляешь?

– Ну здорово!

– Угу. Почему-то тянет сравнить этого человека с твоими любимыми мандаринами. В обоих случаях самое интересное и значимое – под шкуркой.

– Символично, – улыбнулась Мелани, – пускай ваше сотрудничество будет столь же интересным и значимым. Теперь, надеюсь, ты действительно рада?

Эрика оглядела противень, над которым колдовала, украшая птичку фруктами. Эмоции тоже кое-как раскладывались и упорядочивались.

– Пожалуй, рада. Одно дело делается, другое – сделано, хотя оправдало ожидания лишь частично…, – склонившись над блюдом, она вдохнула пряно-сладкий запах куриного мяса, – и, наверное, довольно оттягивать. Позвоню-ка я маме прямо сейчас.

* * *

– И как всё прошло? Надеюсь, вы с ним поладили?

– С ней, вообще-то.

Александр, чей вынужденный, в связи с болезнью, отгул, стремительно заканчивался, просматривал накопившуюся в электронном ящике почту: пересланные Джей-Джеем планы, старые пригласительные и ссылки на мероприятия и – самые частые – письма от «Тартюфных» Робинсонов. Дэн, с которым беседа велась по телефону, тоже наводил порядок – только не в почте, а дома. Судя по шуму, это были разборки с напольной подставкой для дисков – высокой и не слишком удобной, на взгляд режиссёра.

Последняя фраза, однако, шум сразу оборвала.

– Не понял…

– А что непонятного? – будничным тоном спросил Алекс. – Мы думали, драматург – мужчина-дебютант, ничего в нашем деле не смыслящий. Насчёт дебютанта – правда, но это оказался не мистер, а мисс Рубинштейн. Молодая девушка.

– Шутишь? – притихшая, было, возня внезапно сменилась грохотом и воплями. – Проклятье, мои диски!

Режиссёр, успевший вовремя убрать трубку подальше от уха, с трудом сохранил серьёзное выражение лица, даром, что никто не мог его видеть. Собственная энергичность порой доставляла Дэну много неприятностей. Особенно, когда дело касалось неосторожных взмахов руками вблизи предметов.

– Надеюсь, чашек рядом не было, как в прошлый раз? – выждав несколько мгновений, поинтересовался Алекс. – Говорили тебе, с напольных надо переходить на настольные подставки. И вообще, я не шутил, на встречу действительно приехала девушка.

– Чашки я уже давно сюда не ставлю, – возмутились на другом конце, – а настольную, если куплю, начну сшибать в два раза чаще… Хорошенькая была?

– Подставка?

– Да нет же, девушка!

Алекс фыркнул, представив неизменно любопытного Дэна и груду пластиковых боксов по соседству.

– Довольно интересная, блондинка с карими глазами. Умная и бойкая, журналист-кулинар. Минут двадцать я тут пытался найти в Интернете белый суп, про который она рассказывала.

– Что-что найти?

– Белый суп из романов Джейн Остин. Слышал о таком?

Молчание.

– Я Остин только в детстве читал и вообще смутно помню…

– Я помню не лучше, но эта Эрика говорила именно о тех романах.

Возню в телефоне сопроводило ответное фырканье.

– Вы саму пьесу вообще обсуждали?

– Как ни странно, – кивнул пустому кабинету режиссёр, поворачиваясь в кресле, – и пьесу, и персонажей, и кое-что о сюжете. У меня из головы не шли возможная реклама и этот Бэзил Батлер с его драматическим аристократизмом. Ничего ещё не начато, но заранее предвижу, что, в связи с нераскрученностью автора, на роль нужна суперзвезда.

– Мне нравится твоя увлечённость, притом, что два дня назад кое-кто не хотел читать и звонить.

– Заканчивай язвить, ребёнок, тебе не идёт, – проворчал Алекс, крутясь и размышляя, – если хочешь знать, я некоторые сцены уже раз в пятый читаю. Папы в пьесе больше – не по тексту, а морально. Он преобладает. Даже брат его не занимает столько сюжета…

Говоря это, мужчина продолжал медленно изводить офисное кресло и глядеть поочерёдно на проезжающие мимо фотографии на стенах. Влево, опять влево…

– Ты намеренно темнишь или думаешь о ком-то конкретном? Уже нашёл идеальный вариант?

Сарказм в голосе Дэна уступил подлинной заинтригованности и профессиональному чутью – за годы дружбы парень научился понимать мысли и настроение друга. Режиссёр, чувствуя себя вращающимся глобусом, остановил кресло и посмотрел на книжные полки – как раз туда, где с томами соседствовало фото двух мужчин. Одним из них был сам Алекс, прищуренная версия на несколько лет моложе оригинала. Другой – темноволосый, в толстом свитере – улыбался, интеллигентно поправляя очки. Оба были сняты на утреннем эфире в радиостудии, за каким-то полусонным интервью…

– Алекс, ау!

– А? Возможно, оба пункта, возможно, – согласился режиссёр, по-прежнему держа трубку возле уха, – знаешь, вот чтоб мне месяц не бриться, если идеальный вариант – это не Эйб!

Примечание к части [41] Джейсон Стэтхэм – Голливудский киноактёр.

[42],[43] Места проведения крупнейших байк-шоу в США.

[44] Презентация кинопроекта, необходимая для нахождения инвестора.

[45] Традиционное блюдо для праздничных ужинов на рубеже XVIII-XIX веков.

  Глава 10. Охотник и детектив

– Окей, па, ты большой молодец, что прилетел к нам. Делал бы это почаще – и совсем здорово.

– Стэн, а ты не каждый раз говоришь так, хм?

– Ну да, ну да, и каждый раз мы вспоминаем, что мне прилететь проще.

– Вот то-то же.

Холодный и запутанный аэропорт Бостона был похож не то на шумную площадку для боулинга, не то на гигантский бизнес-центр с множеством незнакомых и незаинтересованных друг в друге людей. Скучные звонки, скучные блёкло-серые чемоданы на тележках. Скучные толпы, змеящиеся к стойкам регистрации… Скучным было всё, вплоть до идеального потолка с круглыми лампами. Последние светили дурацким жёлтым светом и внимания особого не привлекали. Абрахам Дженнингс, которого сын и невестка провожали на самолёт, ощущал себя в царстве скуки чуть более чем уютно. Привык давным-давно.

– Ты нам расскажешь после, что за загадочный проект предложили так скоро?

– Сперва я сам должен выяснить в деталях, – мужчина похлопал себя по карману куртки, где лежал телефон, – позвоню, как только приземлимся. Удачи здесь, и не шали в моё отсутствие.

– Ну пап!

– Глория, вы за ним присматривайте, хорошо?

– Я уже взрослый, между прочим!

– Именно поэтому я доверил тебя самой подходящей женщине, – усмехнулся Абрахам, приобнимая молодёжь, – спасибо, дети, спасибо за маленький праздник. Ответный привет мама получит… когда там СМС-ки долетают в Мексику?

– Когда мама отрывается от съёмок, не раньше, – шутливо проворчал Стэнли Дженнингс, тоже обнимая отца, – ладно, тебе правда пора.

– Удачи и вам, Абрахам, – кивнула Глория, – здесь всё будет в полном порядке, не волнуйтесь.

А он и не волновался слишком сильно, зная, что бостонская часть семьи благополучна и крепка, но всё равно не мог отказать себе в удовольствии лишний раз поприкалываться на тему взрослости Стэнли. Что бы там ни думал старший из детей Дженнингсов и как бы ни реагировал на это, родители устроены одинаково. Им неважно, что любимый наследник разменял третий десяток, работает программистом и давно женат – они-то помнят наследника в куда более незрелом возрасте и знают массу компрометирующих историй. Некоторыми из них так и тянет иной раз воспользоваться…

Пребывая в отличном настроении, Абрахам распрощался с детьми и направился вглубь аэропорта, на прохождение контроля. Вещи были сданы в багаж, а долгосрочные и не очень планы отодвинуты банальным любопытством. Одно короткое сообщение заставило отказаться от перелёта домой, в Лос-Анжелес, где поджидала озвучка фильма, и взять билет до Эйвери-маунтин. Одно сообщение, нарушавшее спокойную усталость после затяжных съёмок в Исландии, откуда актёр попал в Бостон.

«Новый проект. Главная роль. Подумай и перезвони. Алекс».

Достав по привычке солнцезащитные очки, приготовленные в целях безопасности, мужчина шёл вперёд, раздумывая, что крылось за четырьмя предложениями. Он слишком хорошо знал себя и своего друга, и уже сейчас подозревал, что от замысла Александра Гаррета не сможет отказаться…

* * *

С детства Абрахам Дженнингс предпочитал плыть по течению и не торопить события. То, чему суждено случиться, рано или поздно случится, не надо препятствовать. Разумеется, речь шла исключительно о хороших вещах – плохие отсеивались при возможности. И, разумеется, Абрахам не был уверен, что абсолютно всегда мечтал сниматься в кино. Жизнь сама предложила выбрать, когда пришло время, он просто сделал выбор и, оказалось, не прогадал.

В юности неплохо давалось пение, благодаря терпеливым занятиям и личному энтузиазму; молодой человек даже упросил родителей купить в подарок на совершеннолетие не машину, по примеру других школьников, а нормальную гитару. Послушную, новую и, в отличие от многократно падавшей дядиной, целую. Уже тогда близкие и приятели неустанно хвалили вокальные данные выпускника и всячески поощряли стремление к музыке. Правда, и благородно высокие скулы Абрахама тоже нахваливались, но пению отошло больше комплиментов. Заслуженных, надо заметить: юноша обладал приятным мягким тембром и точностью интонаций, что позволяло в любой беседе впечатлять и убеждать играючи. Много лет спустя, когда киношные роли дополнятся персонажами мультфильмов, говорящими его голосом, Абрахам поймёт, что судьба вела его. Однако прежде, едва окончив школу, он верил, что свяжет жизнь с музыкой, и другим планам не место.

Временная работа то здесь, то там сопровождала в мотании по окрестностям Бостона, откуда молодой человек был родом. Попытки собрать свою небольшую группу и записываться на кое-как скапливаемые деньги, возникавшие трудности и разногласия… Только хорошего голоса и таланта было мало, требовались определённые вложения, а ещё умение терпеть и настаивать. И дожидаться везения. В восьмидесятых жизнь напоминала вечный праздник, который требовалось заслужить упорным трудом. Не всегда этот праздник отвечал взаимностью самым способным, но уж если случалось, то радость не знала границ. Рано или поздно должно было повезти, и так оно и вышло.