Текст книги "Через двадцать лет (СИ)"

Автор книги: Nat K. Watson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

Леонард, секунду или две молчавший, стоял, переживая последствия маленького «взрыва». А затем, по-прежнему не говоря ни слова, развернулся и вышел из палаты. Ни ответные реплики, ни возвращение Анжелы не сопровождали его уход. Дэн прикрыл глаза, нянча загипсованную руку. Сейчас он предпочёл бы десять визитов с работы одному – из дома.

Ещё через день, в воскресенье, он смог наконец-то выписаться. Понедельник в театре был традиционным выходным, а потому времени на себя хватало. Эрика, которую дела задержали в Нью-Йорке, на остаток уикенда вырвалась охотно и с готовностью, делясь рабочими новостями.

– Мама очень рада, что ты теперь почти в порядке, – сказала она, – передаёт привет и рекомендует обзавестись электрическим чайником.

– Зачем? – сперва удивился Дэн, но тут же осознал весомость Луизиного «почти». – Ах да, гипс, всё верно…

Поглядев на ноги, он понял, что придётся потратиться ещё и на кроссовки с липучками. Не смотря на удачность падения, перелом кроме мотоциклов не позволял многое привычное. А сверх того откладывалась очередная возможность знакомства родителей с Эрикой – Дэн знал, что это плохо, но не чувствовал себя готовым к новой зряшной попытке мирных переговоров. Не после визита к нему. Требовалось прочистить мозги, и лучше всего тут помогал театр.

Вечером Алекс, увидев в репетиционном зале настороженную притихшую пару, здорово обалдел. Ему не обязательно было знать, как по пути чуть ли не все цеха стремились отвлечься от работы и поприветствовать Дэна, а охрана буквально честь отдавала. Правда, в городе молодых людей остановил полицейский, впечатлившись замурзанным видом помрежа и попросив документы. Кажется, остатки синяка, порезанный бритвой подбородок и рука на перевязи не играли на пользу – вытащив из кармана водительские права, Дэн доверительно сообщил, что сбежал из больницы, чем повеселил Эрику и озадачил офицера.

– Боюсь, он думал не о травматологии, а о каком-нибудь режимном заведении, учитывая твой «цветущий» вид, – шепнула девушка, подтвердив личную догадку. Эффектность уличного эпизода была сравнима разве что с немой сценой, устроенной владельцем театра.

– Дэн? Эрика? – едва не уронив копию сценария «Леди Батлер», Алекс подумал о достойной реакции на увиденное. Затем, приняв решение, поприветствовал мисс Рубинштейн и, переключаясь на друга, ворчливо спросил, почему тот не сидит дома, а ищет приключений.

– Я не могу сидеть дома, – ворчал Дэн в ответ, потирая гипс и активно давя на жалость, – при всей твоей непреклонности и моей невнимательности, Алекс, дома я спячу от безделья, и придётся вводить Спенсера в спектакль уже насовсем.

Невнимательность и несчастный случай по-прежнему являлись официальной версией произошедшего. Дэн знал, что надо очень многое обсудить – и детектива с её участием, и то, как всё вообще вышло подобным образом. И то, что дальше делать. С последним Алекс, оценивающе обойдя вокруг парня, моментально сообразил, как поступить:

– Арни – это аргумент, не поспоришь, тем более, он действительно не везде в партитуре твой почерк разбирает. Сейчас придёт – и договоримся. А теперь слушай: с этого дня, если не хочешь сидеть дома, никаких ночных бродилок и прогулок без моего ведома. По выходным самодепортируешься к Эрике, в Нью-Йорк, в остальное время чтоб был у меня на глазах!

– Но как же…

– Никаких «но», – пресёк Алекс, – пока полиция и мисс Тейлор во всём не разберутся, я буду брюзжать, придираться и всячески нарушать твою свободу действий.

– Что, прям сразу?

– Угу, а то и раньше.

Дэн почувствовал, как Эрика ободряюще сжала его руку. Спорить было бесполезно, ситуация и не располагала к спорам. Алекс, точно собираясь подтвердить мысль, добавил:

– Да, с детективом мы уже познакомились. И да, если начнёшь умничать, приставлю к тебе охрану – я могу себе капризы позволить. А сегодня, раз пришёл, помоги-ка Спенсеру навести порядок в ремарках, третьего помрежа спектакль не потянет.

* * *

Наметив изначальный план действий, Бронвин поняла, что расследование выдастся масштабным, и в нём увязнуть можно с головой. А увязания никак нельзя было допустить, поскольку Абрахаму она помогала из дружеских побуждений, а работой агентства занималась в силу принятых на себя профессиональных обязательств.

Поиски сестры и брата Йорков, чей след уводил из города, родословная Сэмюеля и встреча с его юристом… Нет, на всё вместе двух рук и двух ног хватить не могло, но разрываться и не следовало. Составив большой запрос и дожидаясь поиска информации, Бронвин отправилась в театр. Именно театр был наиболее осуществимым пунктом из поставленных целей – где-то внутри сидел за работой знаменитый творец и бизнесмен Александр и ещё, возможно, тот, кто привёл в действие механизм люка на сцене…

Младший брат Исси. Он же Брэдли Йорк. Он же подозреваемый.

– Мистер Гаррет.

– Мисс Тейлор.

Удостоверение детектива работало лучше любых пропусков, и приветствие состоялось уже в кабинете, на втором этаже. Александр вполне соответствовал описаниям, полученным от Эйба: цепкий, внимательный, деловой, без глупых пауз и слов-паразитов. Бронвин особенно понравились его глаза – самое живое и пронизывающее, что было в этом человеке.

– Спасибо, что уделили время и мне, и поиску документов.

– Не за что. Правда, если бы знал заранее, что ими однажды будут интересоваться, хранил бы менее хаотично.

Женщина оценила внушительный список сотрудников, составленный отнюдь не в алфавитном порядке. Кто-то приходил, кто-то – уходил, кто-то – оставался.

– Я привыкла иметь дело с хаосом дат и сведений, мистер Гаррет.

– Тогда я спокоен. Смотрите: здесь – мебельный и пошивочный цеха, самые большие, – сортируя бумаги по стопочкам, принялся пояснять режиссёр, – здесь – техники и машинисты, там текучка время от времени. Здесь – все осветители и звукооператоры, а здесь – труппа, разделённая на постоянный состав и вольных «птичек» из актёрского фонда.

Видя лёгкое удивление в глазах детектива, он быстро добавил:

– Понимаю, вы не такое просили, но тут есть два важных обстоятельства. Вернее, три: во-первых, десять последних лет – это минимум треть рабочих, взятых при Гордоне. Во-вторых, как и в случае с Дэниелом Спарксом, некоторые переходили из цеха в цех – не столь масштабно, но тем не менее. И в-третьих, пускай звучит абсурдно, в моём театре имя Брэдли носят пять человек.

– Серьёзно? – присвистнула Бронвин, наблюдая, как стопочки опять сложились в одну. Алекс кивнул.

– Сам удивляюсь, они с другими фамилиями, разумеется, и я никогда не придавал совпадению особой важности, а тут… Скажите, – сжав документы и потянувшись к собеседнице, он заговорил тише, хотя в кабинете никого больше не было, – вы уверены, что среди них естьтот самый? Если только есть…

– Я предпочитаю не торопиться с выводами, – ответила детектив, перенимая бумаги, – Брэдли Йорк – одна из ниточек в вашей истории, и отнюдь не основная.

Вскоре выяснилось, что она как в воду глядела, плюс вмешался извечный закон подлости – из пятерых претендентов на звание младшего брата четверо были примерно одинакового возраста. И только осветитель Брэдли Райт выбивался из общей картины своим пятидесятилетием. Его специальность соблазняла, но… Оставались ещё Брэдли Куинс, Арчер, Артертон и Крейг. Двоим было по тридцать, одному – двадцать девять, последнему – тридцать один. Бронвин, сочтя это издевательством, выписала данные четвёрки и прикинула, что в архив пора переселяться насовсем. Учитывая, что закулисные расспросы могли спугнуть молодёжь, оставались одиночные поиски сведений по каждому.

– Если только вы к фамилиям не поменяли даты рождения, господа, – хмыкнула детектив, глядя на список тёзок, – вдруг есть повод?

* * *

Абрахам, наблюдавший затяжное и аккуратное объяснение Алексом Дэну, почему детектив – и именно этот – привлечена к расследованию и что конкретно разыскивает, столкнулся с интересной реакцией. Молодого помрежа нельзя было назвать пугливым – иначе он бы не гонял по городу на мотоцикле и много чего ещё не делал – но слова друга заставили встревожиться. Не за себя.

– Это опасно? Тебе теперь что-нибудь грозит? – спросил, в конце концов, Дэн. Алекс покачал головой.

– Скорее уж тебе может грозить, из-за меня. Прости, что не говорил раньше – я действительно был наивен и не предполагал серьёзных событий. Не сейчас, не здесь и не в твоём направлении.

– Ну, если только это не личное сведение счетов за мою тактичную критику чьей-нибудь некомпетентности. А твоя история импонирует, по ней выходит, что я – важная птица.

Алекс фыркнул на последнее заявление. Что он там ответил и ответил ли вообще, актёр не стал слушать. Дэн, стойкий и неунывающий, стремился рассеять тучи, сгущавшиеся над театралами, но вряд ли думал сейчас, насколько прав. Он и был важной птицей, имевшей для режиссёра такое же значение, какое Абрахам придавал одной флейтистке и одному программисту. Давно взрослым, иногда – далёким, но неизменно родным.

* * *

Отслеживание путь виртуальных заметок до дешёвого Интернет-кафе без нормальной системы видеонаблюдения. Чистый, как стёклышко, квартет Брэдли, не имевший претензий к пострадавшему. Бронвин не хотелось выпускать из рук такое совпадение – вряд ли случайное – но и останавливаться на нём долго она не могла. Вашингтон – город политики, деловитости и полезных связей, которые должен иметь любой нормальный американец. А уж если речь идёт о бывшем полицейском, то тем более.

Обстоятельное копание в деле Йорков и наличие таких связей позволило уладить кое-какие проблемы ещё до их возникновения. Инспектор Брюс Уотерс, знакомый по управлению, а позднее переведшийся из Эйвери-маунтин, всегда был на хорошем счету, почти всегда – на работе, и очень часто – на телефоне.

– Бронни, сколько лет прошло!

Только Брюс имел обыкновение звать её дурацким прозвищем. Быстрые приветствия, неизбежный обмен новостями – мужчина узнал об уходе коллеги из полиции, поделился своими достижениями и карьерным ростом. Затем перешли к деловой части:

– …Брат и сестра, несколько лет назад приехали к нам, – записав имена, возраст и название университета, Брюс, на всякий случай, проговорил данные вслух, – они что-нибудь натворили или разыскиваются для бытовой слежки?

– Хотелось бы мне второго, – призналась Бронвин, когда информация была передана, – но, боюсь, пахнет первым.

– Вот как? Значит, натворили и могу натворить больше, – в телефоне послышались быстрые щелчки – Брюс стучал по клавиатуре, – я выясню всё возможное и перешлю тебе. Поосторожней там, ладно?

– Конечно, – улыбнулась детектив, – спасибо тебе, старина.

– Не за что, – судя по голосу, Брюс тоже улыбался, – рад быть тем, на кого можно положиться.

Бронвин попрощалась, мгновенно стирая и время, и расстояние. Занятая архивными материалами, она продолжила анализировать сведения, из которых постепенно складывались образы: двенадцать лет назад к Алексу приходила Мэри Йорк. Спустя два года, требуя театр, Исси Йорк уже училась на журналиста и только затем попыталась штурмовать актёрские подмостки. Неудачно. Брат её в скором времени пошёл по стопам сестры и выбрал ту же специальность, но бросил через два года, перед переездом в Вашингтон. Видимо, в их тандеме Исси сама организовывала семейное будущее. Её личное будущее выражал брак с Мэттом Уилксом – Бронвин успела позаботиться об этом пункте и теперь внимательно его прорабатывала. Мэтью Дэвид Уилкс был старше Исси лет на десять, мужем и женой они прожили около года, не заводя детей, но приобретя совместное имущество и обладая деньгами. О достатке Уилкса свидетельствовало то, что после развода он легко махнул в Европу и оставался там по сей день. Что до мисс Йорк, ставшей миссис Уилкс, она предпочла взять мужнину фамилию и отправиться за лучшей жизнью. Примерно в то же время Брэдли Йорк женился на ничего из себя не представляющей Фрэнсис Мур, через три месяца развёлся и… стал Брэдли Муром. Фрэнсис, год спустя снова вышедшая замуж, умерла при родах…

Было ли простым совпадением, что в Вашингтон оба Йорка отправились уже под другими фамилиями? Огромный город, сменивший такой же, новые данные, новая жизнь вдали от дядиных денег… Или всё было спланировано заранее? Что, если Исси не сдалась, а действительно затаилась, готовая выжидать?

– Это невозможно, – выдохнула Бронвин, листая увеличившуюся в объёме папку, – ни один нормальный человек не имеет столько терпения.

Мысль об абсурдности идеи прервал неожиданный телефонный звонок – Уильям Донигер, оформлявший завещание Сэма Гордона, наконец-то был доступен и готов встретиться.

* * *

Из репетиционного зала каст «Леди Батлер» перебрался на сцену, где отрабатывал спектакль целиком, со светом и монтируемыми декорациями. День за днём, эпизод за эпизодом, реплику за репликой. Официальный сайт и несколько разбросанных по сетям страничек театра наводнили упоминания готовящейся к выходу постановки, интервью Эйба и Николь Фокс становились всё более частыми, Алекс и Джей-Джей договаривались с представителями различных изданий, планируя большую пресс-конференцию ближе к премьере. Эрика, чьё присутствие так же предполагалось, отреагировала на это уже куда увереннее.

– Вы становитесь профессионалом ещё до дебюта, – шутливо заметил режиссёр, впервые затронув тему об общей конференции. Подумав, насколько он прав, и насколько легче даётся следующая пьеса, девушка ответила:

– Вы сами изменяете меня. Ну, и театр, естественно меняет…

– Надеюсь, к лучшему, – добавил Алекс со знанием дела.

* * *

«Вы что-нибудь слышали о семье Йорков?» «Вам знакома семья Йорков?» «Встречали ли вы когда-нибудь людей по фамилии Йорк?» Вопросы, похожие друг на друга, множились, пока Бронвин, вооружившись телефоном, обзванивала прижизненных друзей и знакомых Сэма Гордона. Не так, чтобы их было совсем много – для публичного человека он обладал или повышенной разборчивостью, или специфической уединённостью – но набрать пришлось номеров двадцать. По одним не ответили, по другим заявили, что знали Сэма скорее шапочно и в откровения не пускались. Кое-кто, впрочем, оказался действительно полезен.

– Йорки? Господи, столько времени прошло, – семидесятидвухлетняя Дафна Сондерс вспомнила, как ушедший в мир иной друг несколько раз называл эту фамилию, рассказывая о дальних родственниках. Она так и сказала, «дальних», будто одним словом можно было поставить диагноз. И вроде видела их лично.

– Йорки? Моя мать общалась с ними, – Закери Стоун, поднявший трубку после первого же гудка, задумался, – что-то такое я слышал о болезненной женщине и её детях. Да, вроде детей было двое. А может, трое…

– Те самые Йорки? Ох, бедная Мэри и её дети, – Стивен Ли тяжело вздохнул, – о них что-нибудь известно? Где они?

– Я как раз у вас хотела узнать, – заметила Бронвин. Собеседник выдержал паузу, прежде чем сказать:

– Она всегда была изнеженной и слабой, милая Мэри. И впечатлительной.

Изнеженная, импульсивная, истеричная… Номера набирались и сбрасывались, голоса, мужские и женские, с разной степенью удивления пытались собрать по крупицам сведения о семье, которую когда-то знали и встречали. Крупицы эти вполне складно формировали то, что Бронвин Тейлор уже поняла по архивным записям.

Мэри Йорк несколько лет находилась в психиатрической лечебнице Ллойд-Розвуд на восточной окраине Эйвери-маунтин. Причём это место не было первым и единственным в списке тех, где женщина пребывала раньше. Что-то связанное с нервным расстройством и навязчивыми состояниями – Уильям Донигер при встрече подтвердил, что постепенно распадающаяся психика Мэри вполне могла подтолкнуть Сэма не включать женщину в «театральное» завещание.

– Возможно, как брат он просёк ситуацию раньше нас с вами, – предположил юрист, – и раньше любых врачей.

– Почему тогда не завещал театр племянникам? – удивилась Бронвин. – Неужели Александр Гаррет оказался ближе каких бы то ни было родственников?

– Этот вопрос не в моей компетенции, – покачал головой Уильям, – догадываюсь, что дело могли осложнять ещё и личные отношения – с Рупертом, с Мэри… С кем угодно. Говоря о Сэме, не приходится упоминать мягкость характера, но если кто и может вам помочь, так это сам Александр.

Бронвин поблагодарила за время и информацию, однако поняла, что путь никуда не ведёт. Алекс Гаррет, вспоминая события десяти– и двенадцатилетней давности, признался, что завещание и первые разговоры о нём были неожиданностью. Да, к нему обращалась тьма претендентов на наследство, каждый – с трогательной фамильной историей. Да, он дружил с Сэмом и дружил давно и долго – в театр попал рано, сразу оказавшись в нужной компании и под нужным руководством. Гордону были свойственны крайности, вроде внезапного перехода от категоричной жёсткости к великодушию и обратно, его многие побаивались, но деспотом не считали. Тем не менее, без самодурства не обошлось – первое время после смерти бизнесмена для нового владельца театра выдалось нелёгким. Очевидно, завещание воспринимали как странное неразрешимое чудачество, нелепое и по ошибке узаконенное.

– Я часто задавал себе вопрос: а мог ли кто-нибудь другой оказаться на моём месте, – признался на следующей встрече Александр, – но ответа до сих пор нет.

Вот и у Бронвин его не было. Пока не было, ведь долго ходить по замкнутому кругу она ненавидела больше всего. В предыдущих клиниках, где обследовалась Мэри Йорк, врачи говорили о набирающем обороты помешательстве – детектив не поленилась пойти в хронологическом порядке и пообщаться с теми, кто лечил женщину. Да, выздоровления быть не могло, да, её навещали, оплачивая пребывание, но кто именно навещал – невозможно вспомнить. Попасть сразу в Ллойд-Розвуд и увидеть пациентку было труднее – её состояние здоровья каждый раз было непригодным то для вопросов, то просто для встречи. В дело, однако, вмешался ещё один телефонный звонок, переключая Бронвин на друзей семьи – Долорес Найт, плавно подходившая к семидесятилетию, давно перебралась из Эйвери-маунтин в Атлантик-Сити, ближе к океану. И, судя по тому, что просила приехать, ей было, что сообщить. Бронвин, взволнованная долгожданной удачей, тут же согласилась и схватила карту. Путь и грядущее воскресенье предстояли долгими…

* * *

– Такое чувство, что театральный бзик у Йорков начался с матери – похоже, она вбила себе в голову возможное наследство, а получив отказ, передала внушённую идею и детям.

Неделя выдалась насыщенной и занятой, кое в чём результативной. Бронвин, успевшая помёрзнуть в продуваемом ветром Атлантик-Сити, отогревалась по пути обратно кофе из термоса и включённой в автомобиле печкой. Абрахам, которому женщина позвонила на другое утро, собирался в аэропорт: официальное следствие было прекращено, а профессиональная «неаккуратность» Дэна перестала интересовать полицию. Возвращаясь к промо-туру «Скованных льдом», совмещённому с репетициями, актёр на сутки улетал в Лос-Анжелес.

– Это Долорес Найт рассказала? – судя по голосу, он то ли давно проснулся, то ли новости не позволяли спать. Бронвин представила быструю суету в квартире друга.

– Она мне рассказала о нервозной чувственной женщине, несколько раз приезжавшей к Сэму с детьми – мальчиком и девочкой. Отношения были так себе: наверное, началось с первого приезда, когда мисс Найт, соседка и приятельница, решила, по просьбе Сэма, сфотографировать всю семью. Мэри Йорк устроила скандал, чуть ли не истерику, воскликнув, что ей не нужны никакие снимки, равно как и её детям.

Создавая очередной симметричный омлет, детектив поудобнее прижала трубку плечом.

– Долорес запомнила этот эпизод и несколько других, заставивших задуматься об адекватности Мэри. Но вчера она поделилась со мной не только историями, но и более существенным предметом.

– В смысле? Ох, Бронвин, неужели…

– Угу, – протянула женщина, – та самая фотография. Достаточно смазанная и некачественная, учитывая, что ей за двадцать лет, тогда всё проявляли и печатали, в основном, сами, а про фотошоп и не слышали…

– Но разве она не досталась Сэму?

– Сперва – да, но после его смерти Долорес взяла на память разную мелочь, одобренную и дозволенную. Пару фотоальбомов, старые афиши времён сороковых, когда Сэм пробовал себя в кинорежиссуре, да ещё макет театра, точную копию вашего святилища. Йорки не объявились больше, по известным нам причинам, вот фото и отошло автору.

– А какое оно? Описать сможете?

– Описать? – убедившись, что в ближайшую минуту омлет вряд ли сгорит, Бронвин вернулась в комнату, где на столе лежало взятое у Долорес фото, – небольшое, цветное, снято в Уайтплейс, где у Сэма был дом. Справа его Шевроле стоит, крупно, чуть дальше – участок. Гордон в дверях дома, раскуривает трубку. Возле одной из клумб на дорожке сидят дети и играют, рядом с ними стоит молодая женщина и взволнованно смотрит в камеру. Представили?

Пауза.

– Более-менее. Дети совсем не видны?

– Не особо, – вернулась в кухню Бронвин, – никого же не строили в линейку для группового снимка, вот и получилась естественная атмосфера, на наши головы. Но это не страшно, я связалась со школой и университетом, где учились Йорки – быть может, ежегодники или студенческий архив тоже хранят какие-то снимки, и там повезёт больше.

Надежды, однако, не оправдались: архив школы впечатлял ещё меньше, чем она сама, и подробной информацией не располагал. А университет, долго и обстоятельно ковырявшийся в материалах, предложил всего один общий снимок курса. Разумеется, порядок тех, кто запечатлён, не был подписан ни именами, ни фамилиями, и Бронвин, глядя на ряды какой-то одинаковой молодёжи, поняла, что имеет дело с очередным издевательством судьбы. Половина девиц сфотографировалась с короткими стрижками, в мешковатых кофтах и джинсах, но даже те, у кого волосы и одежда отличались вменяемостью, не особо походили на девочку с семейного фото. Присматриваясь и так, и эдак, детектив пыталась найти общие черты, но вероятность ошибки была слишком высока…

* * *

Очередную репетицию «Леди Батлер» осветила своим появлением Филиппа Браун – маленькая, крепко сбитая женщина с большой фотосумкой и южным загаром. Её возвращение в театр после выездных съёмок на курортах могло означать только одно: подготовка спектакля выходит на финишную прямую, и до премьеры теперь не долго. Традиционная фотосессия в рабочей обстановке, залитая позднее на Фейсбук, стала тому доказательством и здорово разогрела всеобщий интерес.

* * *

«Вы хорошо знали мисс Йорк, учившуюся с вами?» «Вы дружили с некоей Исси Йорк в пору студенчества?» «Вы общались с мисс Йорк с вашего факультета?»

Новая порция вопросов, новые звонки и попытка выйти на след мифической, ни с кем не сближавшейся особы, чьё появление Бронвин скоро предвидела в собственных кошмарных снах. Бывшие журналисты, так или иначе устроившие судьбу, не могли похвастаться контактами с Исси: кто-то из парней пытался за ней ухаживать, но ответа не добился; несколько девушек стремились вовлечь её в круг друзей, но не зашли дальше приятельских отношений… В голове детектива всё сильнее вырисовывался этакий волк-одиночка, не то излишне самостоятельный, не то обиженный на других.

В Вашингтоне было глухо. Бывшая миссис Уилкс и нынешний мистер Мур снова завели семьи и так же быстро разорвали отношения со своими половинками. Исси отучилась на психолога, став мисс Бейкер, дипломированным специалистом аж с двумя высшими. Брэдли ничем конкретным не занимался, перебиваясь случайными заработками. Теперь он звался Брэдли Стэнтоном.

От множащихся фамилий мозги в узел завязывались. Бронвин пыталась выяснить, на каком отрезке времени младший братец попал за кулисы, и поняла, что теоретически именно в Вашингтоне началась его карьера. Практически это подтвердили и в одном из театров, где Брэдли Стэнтон действительно засветился как машинист. Исси же под псевдонимом «Мэри Бейкер» проработала в газете. Удача была маленькой, но несомненной, хотя дальше след Йорков опять терялся – за плечами был оставлен и второй город. Просчитав, что в семье имелось достаточно денег помимо дядюшкиного наследства, детектив вернулась на исходное направление. Дети могли сколько угодно путешествовать и вести безбедный образ жизни, но родители их оставались в Эйвери-маунтин…

– …С этим я бы поспорил, – Кент, посвящённый в подробности дела после того, как раз десять спросил, какого чёрта с ней происходит, и почему она стала похожа на одержимую гончую, отнёсся к ситуации удивительно спокойно. И, не смотря на заявление, что это дело – её, по собственной инициативе связался с Рупертом Майлзом.

– Он давно порвал с Мэри и детьми, уехал, – пояснял теперь мужчина, – соображаю, что бывшая семья ему глубоко безразлична – там уже есть новая, крепкая и счастливая.

– И без шансов на подробности? – умоляюще посмотрела Бронвин. Карлайл развёл руками.

– Говорит, при разводе Мэри ещё не была, как он выразился, «чрезмерно странной». Определённой экзальтированностью всегда обладала, но на него лично не бросалась.

– И, тем не менее, они развелись из-за этого…

– Ты больше знаешь, а не я, – Кент присел на край стола, – полагаю, мне нет нужды напоминать, что альтруистские наклонности не должны идти во вред основной работе?

– Я помню об этом, Карлайл, – невинно кивнула женщина, отодвигая бумаги от мужского бедра. Поверх документов тут же лёг стикер с чьей-то фамилией и торопливо записанным временем.

– Хорошо. В таком случае, я позволил себе ещё одну добрую шалость. Сегодня в восемь у тебя встреча с врачом в Ллойд-Розвуд, он уже предупреждён и будет ждать.

* * *

Сверяясь то с навигатором, то с проливом, змеящимся вдоль первой половины маршрута, Бронвин около семи выехала из дома, куда успела попасть после работы и быстро поужинать. Она была благодарна Кенту, заинтригована дорогой и поглощена мыслями о Сэме и его сестре. Удастся ли увидеть её сейчас? Что полезного может дать беседа с доктором? Образ режиссёра-бизнесмена, разраставшийся в пластиковой папке на соседнем сиденье, казался всё менее радужным и более несчастливым.

Удачно выбравшись из короткой вечерней пробки, Бронвин покосилась на документы и фотографии. То, что она сама читала в Интернете, то, что рассказывали постаревшие очевидцы и, наконец, то, о чём сообщал архив, наводило тоску. Сэмюель Питер Гордон был из людей, которым везёт в работе – везёт неслыханно, ослепляюще, шумно и ярко, но в личной жизни поджидает провал и катастрофа. Его первая жена и дочь утонули во время круиза где-то в Греции, вторая супруга, актриса, по слухам, часто меняла любовников – неизвестно, так это или нет, но развод последовал. Третья тоже ушла, не выдержав конкуренции с более сильной соперницей – работой. В публикациях его звали «Железный Сэм», иногда он сравнивался жёсткостью характера с любимым композитором – Гленном Миллером[74]. Начав как кинорежиссёр в молодости, позднее Гордон перешёл в бизнес, выкупил старый театр и, вложив деньги, реанимировал здание. Это с него пошла традиционная цветовая гамма – алый и бежевый, создающие ощущения праздничности. Сэм приложил руку к дизайну театра, к финансированию постановок и выбору репертуара – управление он неплохо совмещал с продюссированием нескольких кинолент, выходивших в разные годы. Точно стремился напомнить себе и миру, что обязан кинематографу и взлётами, и несчастьями.

Бронвин посмотрела на навигатор. После третьего брака Гордон больше не вступал в официальные отношения – лет за пятнадцать до смерти, а умер он в семьдесят четыре, завёл любовницу, опять актрису. Связь, однако, продлилась полтора года – можно подумать, женщины чувствовали невидимое несчастливое клеймо, словно отметившее их избранника. Или он сам начинал беспокоиться по этому поводу. Ни детей, ни нормальных родственников, ни терпимости в характере… Чем дольше детектив прорабатывала роль Александра в биографии Сэма, тем сильнее понимала, что она и случайна, и нет. Мог ли бывший владелец театра, вопреки утверждениям о самодурствах, разглядеть в молодом режиссёре достойного преемника? Мог ли он являться не чудаком, а дальновидной персоной? И может ли Дэниел Спаркс быть для Алекса тем, кем сам Алекс был для Сэма?

Говорят, история любит повторяться. Что, если обделённые наследники тоже просекли эту фишку?

Лечебница Ллойд-Розвуд находилась в тихом районе и мрачным экстерьером не отличалась. Напротив, в жаркое время года территории полагалось цвести и радовать взоры пациентов и навещавшей стороны. Доктор Барлоу, с которым предприимчивый Кент связался, был грузным мужчиной с повышенной деликатностью формулировок. Рукопожатие его, вопреки комплекции, было столь же деликатным.

– Мисс Тейлор? Да-да, я запомнил, вы звонили несколько раз, прося встречи… Дело в том, что состояние миссис Йорк не вполне соответствовало ожиданиям, и она вряд ли была бы вам полезна.

– А в целом наш разговор возможен? Или это опасно?

– Нет, что вы! – энергично возразил доктор. – Опасности нет: при всей тяжести случая, Мэри скорее отключается от внешнего мира, а не проявляет агрессию. Сегодня ещё более-менее, но здесь нельзя угадать или строить гипотезы…

Разговор потёк в плавном потоке терминов, часть которых мистер Барлоу, спохватываясь, переводил на нормальный язык. В данной клинике пациентка тоже навещалась, лечение оплачивали анонимно, особых трудностей не возникало. Бронвин, успевшая за время расследования составить примерную картину болезни, вспомнила работу в полиции и допросы людей с неустойчивой психикой. У Мэри дело было не в лекарствах, а в генах, ибо всё началось много лет назад. Максимум, что Руперт или Сэм могли предложить ей тогда – лёгкие антидепрессанты, и то по рецепту… Суммируя факты, Бронвин задалась одним, самым важным вопросом:

– Доктор Барлоу, это отклонение могло в какой-либо степени передаться потомству?

Ответ не понравился, но был ожидаем: да, могло. Снова прибегая к аккуратным формулировкам, врач пояснил, что генетика и психиатрия – вещи крайне запутанные и, притом, что вероятность не высчитать, определённые «сбои и нарушения» могут передаться по женской линии. Именно по женской, подчеркнул мистер Барлоу, мальчикам проблема вряд ли грозит.

– Впрочем, – тут же добавил он, – в моменты просветления Мэри порой тепло отзывается о детях. О том, какая у неё славная дочка и любящий сын, и как однажды они получат свою награду за доброту.

– Награду? – переспросила Бронвин. – Ах да, ясно… А что вы сами о её детях думаете? Вы наверняка встречались, когда они приезжали к матери с визитом.

Врач только вздохнул.

– Не уверен, что приезжали те, о ком вы говорите – двоих сразу никогда не было. И у нас не принято имена спрашивать, понимаете? «Родственники» – наиболее этично и удобно, не все хотят признавать, что бывают здесь, кто-то стыдится помогать открыто… Людей не стоит осуждать. К Мэри приезжали и приезжают бессистемно: от раза в неделю до раза в полгода.