Текст книги "Через двадцать лет (СИ)"

Автор книги: Nat K. Watson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

– Ей нужен театр Гордона, весь целиком, – пояснил Абрахам, – если верить Алексу, оба раза в письмах говорилось об одном и том же. Театр Гордона, представляете?

– А кто вообще эта дама? – спросила Бронвин. – С масштабными запросами люди не возникают из ниоткуда, если только они – не полные психи.

– Может, она и псих, но очень целеустрёмлённый. Алекс вспомнил, что мисс Йорк писала о своём родстве с первым владельцем, Сэмом Гордоном. Какая-то племянница, кажется…

– И она угрожала?

– Скажем так, не определилась с линией поведения: в диалогах было много импульсивности, переходов от уговоров к резкостям и обратно. Особенно во второй раз.

– А чем закончилось?

– Ничем, как я понимаю, – Абрахам развёл руками, – мой друг чрезвычайно удивился, что эта особа про него не забыла и до сих пор одержима театром. Знаете, он был уверен, что женщина сдастся быстрее – тем более, к обсуждению вопросов в первый раз привлекли юриста.

– Оформлявшего завещание Гордона?

– Да, Уильяма Донигера. Он вёл дела после смерти Сэма и помогал отбиваться от кучи самозванцев, якобы состоящих в родстве с бывшим владельцем. Понимаете, Алекс был моложе, получил бизнес по закону, однако все надеялись, что он наивен до неприличия – следовательно, прибрать к рукам жирный кусок нетрудно…

Бронвин, внимательно слушавшая историю, кивнула.

– Так в чём же дело? Может, и на сей раз ваш друг столкнулся с самозванкой?

– Не думаю, – мужчина покачал головой, – она присылала документы, подтверждающие родственную связь. Переписка потом была удалена, но отсканированные копии должны всё ещё храниться в компьютере.

– Хотите, чтобы я помогла мистеру Гаррету найти эту женщину?

– Не совсем, – Абрахам виновато покосился на дверь, потом – на часы и вновь повернулся к детективу, – видите ли, о моём визите сюда никто не знает. И будет лучше, если не узнает. Я прошу вас помочь мне выяснить что-нибудь об Исси Йорк. И, по мере возможностей, приглядеть за театром.

Он рассчитывал, что окажется поднят на смех за последнюю фразу, а весь его здравый смысл поставят под сомнение. И осознал, до какой степени ошибается, когда Бронвин, подумав, спросила:

– Дело серьёзно, вы считаете?

– Не знаю, – честно ответил актёр, – хотел бы верить, что ошибаюсь и веду себя как стареющий маразматик, но…, – он вспомнил о тонком шраме у себя на груди – пилочка всё же задела кожу, не смотря на быстроту охраны, – мне есть, с чем сравнивать: в моём случае тоже начиналось с писем.

Пауза.

– В театре всегда что-нибудь происходит, Бронвин; не может не происходить. Но я хочу хоть немного повлиять на ситуацию, раз уж мне доверились, понимаете? Хочу надеяться, что сейчас дальше писем не зайдёт, если эта женщина опять объявится.

Детектив Тейлор, закусив губу, откинулась на спинку офисного кресла и посмотрела на друга из-под длинной чёрной чёлки. Она понимала– иначе не была бы профессионалом в своём деле и просто верным другом. Она обдумала ситуацию, возможности и, наконец, произнесла:

– Попробую неофициально копнуть родословную вашего Сэма Гордона и что-нибудь выяснить… Нет, всё-таки хорошо, что из полиции я ушла не в какие-нибудь экскурсоводы или преподаватели!

– Бронвин, я буду вам очень признателен. И да, всё, что касается расходов…

– Так, теперь вы меня обижаете? – с деланным возмущением оборвала его женщина. – Всё, что касается расходов, не должно вас беспокоить.

– Но вы же…

– Мы же? Мы – друзья, если вы забыли. Друзья платят добром за добро. И прежде, чем я действительно обижусь и начну считать вас истинным маразматиком, ради бога, остановитесь!

– Простите, – актёр смущённо поднял обе руки, – честное слово, не хотел задеть вас… И спасибо, что выслушали.

– Абрахам, мы – друзья, – повторила Бронвин, потянувшись к нему через стол и примирительно сжав мужскую ладонь, – а теперь – ещё и союзники. Вряд ли вы бы сидели здесь и заставляли меня слушать ерунду, хм?

– Вряд ли, – подтвердил он с улыбкой, поймав себя на очередной мысли о неслучайности знакомств.

Бронвин попросила рассказать более подробно о самом театре, Александре, завещании и даже личных соображениях на его счёт. Абрахам поведал всё, что знал, слышал и помнил о несостоявшемся судебном разбирательстве и последней воле Сэма Гордона. Он не чувствовал себя предателем или сплетником – история о простом режиссёре унаследовавшем роскошное дело, несколькими годами ранее взорвала прессу и была на слуху. Бронвин кое-что знала, но, разумеется, деталями в ту пору не интересовалась.

После разговора Абрахам уехал, уверенный, что просьба его не будет забыта. Детектив Тейлор позднее не подвела, сделав всё возможное: Исси Йорк, действительно являвшаяся двоюродной племянницей Гордона, какое-то время жила в Вашингтоне вместе с младшим братом. Потом разъехались, она выскочила замуж и, насколько известно, в суд официально не обращалась – процесс относительно театра начат не был. Брат тоже обзавёлся семьёй, и далее след обоих Йорков терялся где-то на юге.

Этот разговор происходил несколько лет назад, и получивший отчёт Эйб не знал, радоваться или огорчаться от информации. С одной стороны, родственники ушедшего в мир иной бизнесмена не беспокоили и не досаждали открыто, с другой же… Призрачная Исси, словно хороший вирус, вновь раздражала, напоминая о себе в электронной почте Алекса. Она не назначала встреч, не звонила и не приезжала сама – к счастью или нет, возможная наследница появлялась только в Интернете и открыто ничего предосудительного не совершала.

Абрахам искренне надеялся, что мисс Йорк, кем бы ни была, так и останется подобием компьютерной ошибки…

* * *

– …Это Пейдж Хёрт – наша королева Гюда[55].

– Хорошенькая, костюм ей очень идёт!

– Вот конная прогулка с инструктором. Славный малый – говорит, что приличные лошади, снимаясь, маршируют в такт музыке.

– И оно срабатывает?

– Почти всегда. Этот парень в батальных сценах строил команду круче режиссёра.

Щёлк, щёлк. Двое, сидя в машине, наблюдали за сменой кадров на экране.

– Ваш сын по-прежнему занимается программированием?

– Угу. Стэнли, конечно, отрицает свою причастность к искусству в целом, но раз за разом вспоминает о супруге, арт-менеджере, и понимает, что закономерность непрерывна.

Бронвин тихо рассмеялась.

– А Рэйчел закономерно идёт в гору – подруга на неделе присылала мне видео с концерта. Оркестр был восхитителен!

– Они умеют восхищать… Между прочим, что же насчёт ваших собственных дел? Мы о них и не поговорили.

– Моих? – женщина оторвалась от снимков. – По-прежнему там, где были при вашем отъезде: работа-дом-работа.

– А личная жизнь?

– Абрахам…

– Понял-понял, извините, – тема не была под запретом, но иногда актёр чувствовал, что другие предпочтительнее, – кстати, вот и трансформация в монарха.

Детектив Тейлор склонилась над новой фотографией: сам Эйб, накрытый белым пеньюаром, был снят в кресле, ожидая, пока гримёр поправит бутафорскую копну волос и корону.

– Морщины прям настоящие… Не перестаю удивляться, – со знанием дела заключила Бронвин, щёлкнув по экрану, – перевоплощение в такого – из вас реального… Для профана, вроде меня, это всегда волшебство.

– Для старого зубра, вроде меня, это лучшая и самая искренняя оценка, – Абрахам вернул галерею к финальным кадрам – уже продемонстрированной актёрской вечеринке, – на премьеру придёте? Знаю, до неё долго, но…

– Приду, – пообещала женщина, – если нет – дождусь ДВД-релиза и куплю диск в подарочном боксе. Скоро я и так буду в городе максимально информированным по культурной части специалистом. Впрочем, вас ждёт ещё одна премьера в будущем – или ошибаюсь?

– Ну, это вы загнули, – Эйб повертел в руках айфон, – мне сперва надо узнать, что за роль!

– Так узнайте! Судя по творческим планам вашего друга, в театре всё как нельзя лучше! Да и мои собственные наблюдения говорят о том же самом…

Бронвин многозначительно улыбнулась, кивнув на потемневший экран. Абрахам вспомнил, что в Лос-Анджелесе грядёт озвучка отснятого материала и частые перелёты. И показы для журналистов. И необходимость соблюдать осторожность теперь, когда он намерен появляться и на сцене, и на экране.

– Однажды Алекс выяснит, что мы с вами около семи лет следим за благополучием его театра, и прикончит меня. И будет прав.

– Я позабочусь о вашей неприкосновенности, у меня сохранились связи, – детектив довольно похлопала актёра по плечу, – а теперь звоните, ну же! Хоть раз в жизни хочу стать первой, кого Эйб Дженнингс посвятит в подробности нового проекта!

Примечание к части [46] Герой романа Брэма Стокера «Дракула».

[47] Джеймс Лонгстрит – генерал армии Конфедерации времён Гражданской войны в Америке.

[48] Британский режиссёр.

[49] Известный Бродвейский мюзикл.

[50] О жизни и карьере Филиппа О’Коннора подробнее читайте в романе «История Ангела».

[51] Специалист, изучающий льды.

[52] Харальд I Прекрасноволосый (Харальд Хорфагер) – первый король Норвегии.

[53] Голливудская романтическая комедия.

[54] Британский актёр и режиссёр.

[55] Одна из жён короля Харальда.

  Глава 11. Театралы

Первая читка состоялась почти месяц спустя – волнительная, долгожданная, наполненная вдохновением. Не такая, как представлялось вначале, нет. Более волшебная. Эрика чувствовала себя Алисой, попавшей в Зазеркалье, где самые невозможные герои встречаются на пути, а самые невероятные события реальны. В каком-то смысле это было правдой.

Впрочем, ещё до читки тоже случилось несколько событий – как приятных, так и не очень…

…Разговор с матерью сопровождался рядом неловких пауз и шумов в телефоне – подумав недолго, девушка предпочла из двух зол меньшее. В данном случае меньшим являлся звонок, а не сообщение или бесчувственно электронное письмо. Чёрт возьми, ведь прекрасно понятно, кем Джимми и Луиза были друг другу, понятно, сколько лет их истории и сколько изначально имелось шансов найти человека в огромном городе… Человека с неизмеримым значением для двоих. Отгоняя подальше эти мысли, Эрика держала возле уха нагревшийся телефон и считала секунды пауз.

– Верхнее кладбище, где-то в северной части города, ближе к горам.

Пауза.

– Уже была?

– Побываю… на днях. Сама-то сможешь прилететь?

Пауза. Телефон трещал, дыхание нагревало его. На кратчайший миг стало стыдно за желание вмешаться в семейное прошлое и вообще хоть что-то знать.

– Да, – голос Луизы по ту сторону был уверен – невидимая мембрана лопнула, – я прилечу. На день, скорее всего, дольше не получится.

Младшая Рубинштейн перевела дух.

– Спасибо, ма. И знаешь…

– Эрика, не надо, – Луиза остановила дочь и вертевшиеся у той на языке извинения, – не стоит, правда. Для нас обеих он много значил – к сожалению, я поняла это поздно. И я, а не ты должна извиняться.

– Мам, тогда уж обеим и не надо, – вмешалась девушка, – потому что я вроде как отняла у тебя надежду… на когда-нибудь. И я не знаю, что теперь сказать…

К вине тут же примешалась глупость – годы-то прошли, что подразумевалось под «когда-нибудь»? Была бы встреча радостной двадцать пять лет спустя?

– Давай лучше поговорим о твоей пьесе? – переходя от плохой новости к хорошей, предложила Луиза. – Что за постановка? Где? Можно поздравить с успехом повторно?

– Поздравить? – Эрика накрутила прядь волос на палец. – Тебе всегда можно, не сомневайся, но вот о постановке я, наверное, пока не буду распространяться.

– Почему? Театральные суеверия?

– Что-то в этом роде, – припоминая листы-самолётики и ответы-отказы в электронном ящике, девушка взяла телефон в другую руку, – обещаю, тебе понравится в итоге – считай это маленьким спойлером. И кто, и где. И как. А об остальном скажу только, что всё висело на волоске, но вышло неожиданно и забавно. И нет, Ньюман пока не в курсе, можешь не обвинять меня в пристрастности.

За самолётиками добавились мысли о нервных клетках, убитых в работе над пьесой и пересылке её всяким незаинтересованным лицам… Луиза где-то на другом конце провода тихо рассмеялась – конечно, ей хотелось услышать больше, но и сказанное было уже грандиозным.

– Ладно, я не настаиваю. Твоё право.

– Спасибо.

– Ответь, по крайней мере, там всё серьёзно и без обмана?

В голосе женщины дрогнула нотка законного беспокойства. Странный разговор выходил – горько-сладкий и непривычный для матери с дочерью. Нелёгкий. Эрика хотела бы рассказать и объяснить в деталях, но хрупкость того самого мифического волоска не позволяла. Девушка в этот момент как никогда была рада, что находится далеко от Нью-Йорка: им обеим лучше справиться с новостями в одиночку – и с плохими, и с хорошими.

– Там серьёзно, – кивнула младшая Рубинштейн, – и там – моё большое начало…

* * *

Абрахам Дженнингс, который собственным принципам едва не изменил впервые в жизни, узнав, что новый, после съёмок, проект тоже в некотором роде исторический, встретился с Алексом на другой день, ближе к вечеру.

Отоспавшись и разобрав чемодан, актёр перезвонил Рэндаллу, справляясь о предложениях и письмах. Не то чтобы сразу тянуло прыгать из фильма в фильм, но традиция была нерушима. Пересмотрел записи с выступлений оркестра дочери, залил в компьютер фото с семьёй сына. Пролистал публикации о фильме Сони в Мексике и рассортировал по полезности накопившиеся газеты, с душевной теплотой оценивая налёт пыли, которую домработница вытирала не везде и точно не всегда. Ругаясь, вытер сам. Что бы там ни подразумевал Алекс под «лордом Батлером» и «началом двадцатого века», сперва следовало прочитать пьесу. А пьесы надо читать только в чистой квартире.

Конечно, опять на ум пришёл график возможных перелётов с озвучки на репетиции, стоило подумать о театре. Вчерашние соблазны на следующий день всегда ставятся под сомнения. Однако Алекс, появившийся на пороге со шлемом, текстом и бутылкой виски, заявил, что вопросы нуждаются в скорейшем обсуждении, постпродакшн фильма – в чествовании и вообще, не всё столь страшно. Потому что идеальный вариант – он один, и он – исключительно Эйб. При этом друг и режиссёр буквально сиял в вечерних сумерках, и Абрахам, оценив на глаз весомость бутылочного «аргумента», взялся за чтение.

Особо напиваться не пришлось – примерно через те же волшебные пять страниц хозяин квартиры понял, что добровольно попался на крючок. Сыграли роль как давно знакомые отеческие чувства, так и тоска по вкусной обстановке в лучших традициях английской классики.

– Рассчитывай на меня, Алекс, – кивнул Абрахам, смакуя и виски, и примеряемый в голове образ…

* * *

Мелли, чьи кулинарные навыки оказались не ничтожны, согласно заявлению, потихоньку преуспевала в рецептах и новом увлечении театром. Эрика понимала, что подруге, на правах человека, первым услышавшего судьбоносный звонок, охота следить за развитием событий – возражений она не имела. Правда, на всякий случай, попросила массажистку не информировать пока никого о новоиспечённом драматурге – суеверия, если и были, распространялись на всех. Даже на Виктора, которому сообщили минимум.

На работе и в дамском клубе изменений не происходило, переписка с Локвудом велась своевременно, хотя Эрика и опасалась, что кто-нибудь на летучке может испортить Эдгару настроение, а тот, в свою очередь, отыграется на кулинаре и потребует возвращения. Насовсем. К счастью, то ли команда редакции сидела тихо, то ли шеф направлял недовольство в любое другое русло – если таковое имелось. По крайней мере, проверявшаяся почта претензий не выдавала. Мисс Рубинштейн с довольной улыбкой разведчика-триумфатора представляла, как у всех вытянутся лица, едва она официально озвучит новости о постановке. Одним триумфом, конечно, не обойдётся – надо будет выстоять коллективное любопытство и другие проявления эмоций. Но это не беда…

…Встреча в «более официальной обстановке», обещанной Александром, наступила довольно скоро – четыре дня спустя. Она ещё не являлась первым собранием будущего каста или чем-то масштабным, скорее формальностью, позволяющей решить кое-какие организационные вопросы и частично сойтись во взглядах. Режиссёр сегодняшний от себя в кафе отличался повышением разговорчивости, наверняка успев что-то придумать и распланировать для грядущего спектакля.

Эрика не знала, существенно её мнение или это дань вежливости, характерной для театра Гордона. Театр, кстати, понравился – потрясающе красивый, выстроенный с размахом и величием, он стоял сам по себе, не зажатый с разных сторон, как Бродвейские варьете и мюзик-холлы, теснящиеся впритык один к другому. Многообещающе зазывая и маня, здание сияло ярко-красными дверями, застеклёнными в верхней части. Внутренняя отделка в служебных коридорах помпезностью не отличалась, но всё равно выглядела нарядно. Везде преобладало сочетание бежевого и алого цветов, сразу напомнившее нежные малиновые чизкейки. Даже в кабинете начальства было много яркости: одним из её проявлений оказался маленький пухлый человечек, представленный как Джулиан Джексон, заместитель и организатор лучшего закулисного кофе.

– Когда покончим с делами, вам двоим будет, что обсудить, – заверил Александр, – мисс Рубинштейн тоже специализируется на вкусностях.

Эрика и Джексон вежливо кивнули друг другу – следуя правилам этикета, заместитель предложил сразу сделать три порции, дабы за разговором качество напитка и оценивать.

– Четыре порции, старина, – поправил его шеф, быстро взглянув на часы, – сейчас вот только дождёмся…

Тут широко и шумно распахнулась дверь, в последний момент удержанная от крушения стены резиновым стопором.

– Простите, что опоздал, – в кабинет, с рюкзаком на одном плече, влетел не кто иной, как помощник режиссёра, – на сцене задержали немного и…

Увидев примкнувшую к коллегам девушку, сидящую возле стола, он моментально остановился, расплываясь в счастливой улыбке. Мультяшно-огромные глаза – ещё более живые, чем на фото – стрельнули по драматургу заинтересованностью.

– Вы и есть Эрика Рубинштейн? Рад познакомиться, Дэниел Спаркс, кажется, я буду вести спектакль по вашей пьесе – она мне, между прочим, понравилась, великолепная задумка.

– Правда? Спасибо, и я знакомству очень рада, – Эрика тоже улыбнулась, отвечая на по-деловому крепкое рукопожатие.

Далее встреча пошла уже в нормальном рабочем ритме – все наконец-то заняли места и приступили к делам и кофе. Владелец театра не преувеличивал достоинств напитка – было и вкусно, и крепко, и сладко. В равном соотношении. Эрика слушала о гонораре и причитавшихся ей процентах, о продвижении, о небольших изменениях в деталях сюжета, которые предлагалось внести. Джулиан Джексон принимал участие в обсуждении рекламы, Дэниел, не теряя нить беседы, что-то быстро печатал в планшетных заметках и, время от времени, поправлял сползавшую на лоб чёлку. Что касается Александра – он находился в неспокойном творческом поиске, тщательно формулируя название проекту.

– Решим проблемы по мере их появления, – заметил мужчина, – определённые пункты мы в силах отложить, но лучше сразу же дать имя пьесе – хотя бы рабочее. При всём уважении, мисс Рубинштейн, дольше она оставаться без названия не может.

Эрика и сама знала, что не может – для неё, как для автора, текст был просто текстом, узнаваемым и родным без пафосных заглавных строчек. Но Александр прав: теперь, когда прыжок перенёс на новый уровень, о названии следовало подумать. Вот почему минут десять собравшиеся не успокаивались: предлагали и отвергали разные варианты, никак не приходя к согласию. Предлагали бы дольше, но в ярком просторном кабинете внезапно прозвучало «Леди Батлер», вернувшее мир в мгновение ока.

– «Леди Батлер», – мечтательно произнёс Дэниел, – а что, это броско и по-театральному.

– Лаконично и удобно для использования, – добавил Джулиан.

– А ещё выражает нужный смысл и привлекает внимание, – подвёл черту Александр, конфискуя у зама фломастер, – вам как, мисс Рубинштейн? Подходит?

Три пары глаз уставились выжидающе. Стоящий у компьютера телефон внезапно зазвонил, но режиссёр, подняв трубку, тут же опустил её обратно на рычаг, не сводя с девушки прищуренного взора. Эрика вполне оценила жертву и важность момента:

– Думаю, подходит. И действительно хорошо звучит.

Название не было для неё существенной проблемой – неопытному автору наверняка стоит поменьше капризничать и выступать, дабы чужое терпение лишний раз не испытывать. Однако компанию в кабинете отличало не напускное, а натуральное добросердечное любопытство по поводу авторских заморочек – у Александра любопытство ещё и с иронией переплеталось. Но он, видимо, был ироничен от природы, на клеточном уровне.

– «Леди Батлер» – раз, «Леди Батлер» – два, «Леди Батлер» – три. Принято единогласно! – оторвав от стопочки стикеров самый верхний и вовсе не догадываясь о клеточно-ироничных ассоциациях драматурга, мужчина написал название и прилепил листок на край компьютера. – Что ж, продолжим?

Они продолжили и много чего ещё успели обсудить. Например, Эйба Дженнингса, который уже сейчас, на предварительном этапе, был утверждён на главную мужскую роль. Абрахам Дженнингс… Подумать только! Редакция одними вытянутыми лицами не ограничится – кого-то точно придётся в чувства приводить! Эрика, не раз и не два смотревшая фильмы со знаменитым актёром, покусала губы, всеми силами сдерживая глупую счастливую улыбку. Ей, такой подарок – ей, автору… Телефон, обрывая мечты, вновь зазвонил – на этот раз Джулиан снял трубку и отошёл с аппаратом к окну, вытянув длинный шнур за собой. Минут через пять, понизив голос до картинного шёпота, зам сообщил, что придётся изменить сегодняшние планы и уехать по делам прямо сейчас, если он, Алекс, не хочет пропустить обе вечерние репетиции.

– Сейчас? Эх, время всерьёз поджимает, – главреж повторно проверил часы, – что ж, мисс Рубинштейн, извините, раз так складывается. Наверное, пока всё…

Распрощались мило и тепло, совсем не по-деловому: Джулиан, приняв комплименты кофе, обещал при следующей возможности повторить успех – правда, в третий раз зазвонивший телефон не позволил болтать и отвлекаться дольше. Поднявшийся со стула Дэниел вновь стрельнул своими диснеевскими глазами, одновременно совершая какие-то рабочие манипуляции с включённым планшетом. Александр, раздававший вдохновляющие флюиды искусства и отличного настроения, и вовсе проводить вызвался.

– Вы опять смущались, а ведь я говорил про творчество и скромность в тот раз. Здравствуйте, – последнее относилось уже к двух женщинам, попавшимся в коридоре. Эрика была уверена, что прежде видела обеих на телевидении, но имена спросить не отважилась.

– Ничего не могу поделать. Впрочем, как мне думается, это наживное – попробую учиться самоподаче.

– Верно рассуждаете. Кстати, вас подбросить?

– Простите?

– Подбросить, – режиссёр указал на служебную дверь, за которую оба собирались выйти, – я сегодня неопасен, мне всё равно уехать надо. Почему бы не подвезти будущую коллегу?

– Опасен… Ах да, мотоциклы, – сообразила девушка, колеблясь, – скажите, а где находится Верхнее кладбище, мистер Гаррет? Я слышала, вроде возле гор – мне бы туда добраться…

Вопрос прозвучал прежде, чем она себя остановила. Раз трижды галантный, по случаю встречи, владелец театра заговорил о помощи сам… Александр, чьи брови исполнили знакомый по кафе этюд, удивился.

– Хм, если честно, я подумывал о других пунктах назначения… Но да, оно возле гор – там длинная пустошь, ветер и всё такое. Едем?

– Да, пожалуйста, – кивнула Эрика, не позволяя себе опомниться и испугаться. День, когда мифический волосок стал чуть более крепким. День, когда пьеса получила название, а планы начали существовать не только в голове и на бумаге…

Папа Джимми не мог не узнать об этом, где бы ни находился.

Серебристый Ниссан, стоящий на парковке, заменял сегодня виденный в Интернете мотоцикл – девушка порадовалась, что не придётся прибегать к экстремальной езде на экстремальном транспорте. Александр, надевая очки от солнца и тёмно-зелёную шапочку, распахнул дверцу.

– Кондиционер или открытые окна? Автомобиль тёплый, говорю сразу.

– Лучше окна, не слишком сильно, – попросила Эрика, садясь на переднее сиденье, – а нам разве по пути? Мне как-то неудобно…

– Да бросьте, Джулиан, оставаясь на телефоне, вечно панику нагоняет. А нам действительно по пути.

Обойдя машину, режиссёр открыл свою дверцу и тоже сел.

– Между прочим, в «Перекрёстке» я решил, что вы – местная. Видимо, нет?

– Нет, если это из-за кладбища, – девушка, вытянув молочно-кофейный ремень безопасности, пристегнулась, – вообще я из Нью-Йорка. А почему оно Верхнее, скажите? Есть еще и Нижнее?

– Есть, – отъезжая с парковки, кивнул Александр, – их несколько. В самом городе имеются точки при церквях, в лучших католических традициях, а на выезде – Верхнее и Нижнее, так распорядилась география. Первое находится по дороге на Стрейт рут, там хорошая местность, но очень холодно, второе к южной границе ближе, водянистое и не особенно удобное.

Пауза. Ниссан, оставляя Корт Сквер, повернул на Норрис стрит.

– Сориентируетесь по маячку[56]? Или нужна помощь?

– Вы про поиски? – Эрика, опустив боковое стекло ещё чуть ниже, развернулась к мужчине. – Даже не знаю, я не спец по гулянию в таких местах. И не уверена, что нужная могила оборудована техникой.

Александр, вздохнув, опустил и своё стекло. Автомобиль был действительно тёплый. По-мужски лаконичный, чистый и лишённый каких-либо признаков типично салонной вони, ненавистной мисс Рубинштейн со времён машины отчима. Ниссан пах сигаретами, хорошим кофе и страницами свежей, не прочитанной газеты, забытой у лобового стекла.

Какое-то время оба ехали молча, перестраиваясь, поворачивая и, при возможности, обгоняя.

– Вам правда нравится моя пьеса?

– Что? – режиссёр улыбнулся краем рта, не отрывая взгляда от дороги. – А я разве похож на человека, который занимается неинтересными ему делами?

– Извините, я не об этом, – стушевалась Эрика, – мне просто важно понять сейчас, что подумала бы стороння личность, ну… не совсем зритель, не совсем театрал и…

– Вы пытаетесь перенести на меня чью-то точку зрения, мисс Рубинштейн?

– Глупо, я знаю, извините ещё раз. Можете не отвечать.

Она тут же почувствовала себя дурой, стремясь представить, как отреагировал бы отец и разводя теории. Хороший старт содержательного диалога – молодец, Эрика, нашла, о чём беседовать! Александр поднял очки на голову и рассмеялся – почти совсем утрачивая свою брутальность.

– Странная вы всё-таки. Странная, но талантливая. Может, нам построить рекламную кампанию именно на этом?

– В смысле?

– Ну, как я и намекал, вы в себе крайности сочетаете – людям должно быть интересно, на что способен журналист-кулинар-драматург… Можете тоже не отвечать, но, думаю, Джей-Джей меня поддержит.

– Кто?

– Джей-Джей, я так зама называю.

Эрика, хмыкнув, опустила козырёк от солнца – автомобиль выехал на ярко освещённый участок дороги.

– Раньше кто-нибудь говорил, что вы не похожи на режиссёра, мистер Гаррет?

– Неправда ваша, – мужчина тоже опустил козырёк и беззаботно вернул очки на нос, – я-то как раз похож, на типичного двинутого постановщика… Вы на них ещё насмотритесь в будущем, на самых разных…

* * *

Верхнее кладбище, соответствуя словам Александра, действительно было большим, если не огромным. Неправильной формы. И его действительно продували все ветра Эйвери-маунтин, гонявшие облака вдоль гор в обоих направлениях.

Горы… Эрика бы с удовольствием порассматривала и поинтересовалась главной городской достопримечательностью дольше – учитывая, что подъехать удалось достаточно близко. Но сейчас занимали не прелести местной природы, а одинаковые белые плиты, торчащие из земли.

Уже рядом…

В администрации долго возились с датами и именами – даже здесь у папы Джимми нашлись тёзки полного и частичного соответствия. Эрика озвучила данные сразу трёх Роджерсов, благо, в сумке так и лежали документы, на случай малейшей необходимости. Теперь-то необходимость имелась… Вспомнив о Нью-Йорке, ждущем новостей, девушка собрала остатки храбрости для последнего, решающего поиска.

А может, лучше бы не найти их вовсе?

Александр, добровольно джентльменивший у выхода, заскучать не успел – при нём была та самая газета, захваченная из машины. Увидев девушку, режиссёр быстро сложил страницы и посмотрел на тёмные пятна на своих руках.

– Ну здорово, извозился в краске… Разобрались внутри, мисс Рубинштейн?

– Более-менее, – отозвалась Эрика, – они в старой части, и там действительно не везде есть маячки – их ставят по желанию близких, чьих-то других близких и прочее. Вот, держите.

Открыв пачку бумажных салфеток, лежавших в сумке, она достала одну и протянула спутнику.

– Спасибо.

– За доставку, – пробормотала девушка, испытывая неловкость и признательность, что кто-то малознакомый стремится помочь, – ещё раз извините нашу задержку… Можно спросить, а вы были здесь раньше?

– Раз или два, давно уже, – вытерев руки, режиссёр сунул мятую салфетку в карман, – ответный вопрос: кого ищем?

Оба двинулись в направлении старой территории, где сахарно-белые плиты уступали потемневшим серым, а земля, не смотря на ухоженность, казалась дикой и заброшенной. Подождав, пока признательность возобладает над неловкостью, Эрика сказала:

– Три могилы Роджерсов, они должны быть вместе: отец, мать и сын.

Она пошла вперёд, глядя в обе стороны и вновь и вновь мыслями возвращаясь к приезду в город. Как много было планов связано с поисками. Как мало удалось в итоге. Почти две недели измотали ожиданием сильнее, чем годы неведения. Что дальше? Архив университета? Скрытые таланты среднестатистического студента и надежда узнать хоть немного больше? Эрика скользила взглядом по вырезанным на камнях словам, стараясь не пропустить нужные и боясь наконец-то столкнуться с ними. Александр ушёл дальше, неторопливо выискивая тройные соответствия фамилий, а потому не сразу услышал оклик:

– Мистер Гаррет!

Острота зрения не подвела – через два ряда мелькнули знакомые имена. Архив из головы трусливо улетучился, словно порыв скользнувшего по волосам ветра.

Лили Роджерс. Клайв Роджерс. Джеймс Роджерс.

Может, лучше бы разговор в Рождественский вечер никогда не происходил?

Пробираясь между чужими могилами и чувствуя слабость в коленках, Эрика смотрела прямо перед собой – на цель поисков и поездки.

Лили.

Клайв.

Джеймс.

Три конечных пункта, с такими же посеревшими от времени камнями, что и у всех вокруг.

– Кто они? – тихо спросил Александр, приближаясь по тропинке. Эрика, подойдя к плитам, положила руку на центральную, с именем Клайва Роджерса.

– Моя семья. Дедушка с бабушкой и отец.

Пауза. Ветер вновь прошёлся по волосам, холодной волной задел лицо. Но тёмный камень, гладкий под ладонью, сейчас казался раз в десять холоднее – как настоящий лёд.