Текст книги "Через двадцать лет (СИ)"

Автор книги: Nat K. Watson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

– Я когда-то играл в школьных постановках, но со временем понял, что живая, многомерная и порой скандальная организационная работа привлекает гораздо больше. Там, – указал он себе за спину, – создают меня, а здесь… Здесь создаю я сам. Можно говорить о скрытой любви к власти или стремлении верховодить, но оно не является упущением, нет. Просто отдача другого уровня и другого порядка.

– Тогда будем считать, что тебе повезло, – Эрика в привычном пируэте поднялась, целуя парня в кончик носа, – а театру повезло с таким талисманом.

– Серьёзно? Я – талисман? – Дэн, оглядевшись в пустом коридоре, впервые выглядел смущённым. – А ты умеешь обольстить речами, мисс Рубинштейн!

– Речи – моя работа, мистер Спаркс.

Они побывали на нижних этажах и под крышей театра. Набросив куртки, вышли на балконную галерею над главным входом, откуда открывалась вся Корт Сквер с миллионами ночных огней. Время перевалило за полночь, но сна не было ни в одном глазу. Эрика чувствовала себя гигантской батарейкой, попавшей в нужный поток в самое нужное – «заряжающее» – время. До утренней репетиции, кажется, имелась целая вечность… Впрочем, искушать судьбу недосыпом не следовало – преисполненная благодарности за волшебную вдохновляющую авантюру, девушка шла обратно в костюмерную вместе с Дэном, как вдруг последний остановился буквально в шаге от двери.

– Талисман, талисман… Я идиот, цилиндр забыл на сцене!

– Ох нет…, – тут же сникла Эрика.

– Увы, да, – заключил Дэн, подбросив на ладони связку ключей, – если его завтра не найдут, подзатыльником не отделаюсь, держи!

Передав ключи, он рванул назад по коридору, на бегу оглядываясь:

– Маленький, подписанный, ближайший к тебе!

– Поняла, разберусь! – полетело вслед.

Кивнув самому себе, помреж заторопился на сцену, где требовалось всё забрать и всё выключить. Охрана у служебки наверняка в облаках витает, пора тоже ехать домой. Можно, конечно, и здесь остаться, но вряд ли Эрике стоит повторять профессиональные «трюки» с ночёвкой в гримёрных. Тем более, вещи собраны, а до комнат надо ещё дойти и потом снова раскладываться… Вылетев на сцену, залитую красно-синим светом, Дэн улыбнулся: цилиндр лежал точно там, где его и оставили – ровно посередине, в скоплении софитных лучей. Отвешивая себе мысленно заслуженные подзатыльники, молодой человек наклонился за пропажей и внезапно замер. Он не раз оставался в театре до утра, по методу актёров – особенно в эпоху Айрин или Шарлотты, когда отношения стабильными не были, а возвращаться на Кранберри стрит не хотелось. Это напоминало «Ночь в музее»[70], только без эффектов и без музея – ребята со смены тусовались где-то внизу, лениво крутя радиостанции, а наверху царили спокойствие и свобода. В пустом театре не имелось причин для тревоги.

Но только театр не был пуст. Софиты, запомнилось точно, светили в отдельные разные точки, когда они с Эрикой ушли за кулисы. Пробегая мимо пульта, Дэн не посмотрел на экран, но сейчас не мог игнорировать лучи и простой факт: в зале кто-то был, и в данную минуту этот кто-то смотрел на него. Сверху.

– Эгей, под куполом! – крикнув, по выработанной привычке, так, чтобы было слышно от потолка до планшета[71], Дэн поднял цилиндр и выпрямился. – Парни, тут никто не заблудился?

Ответом была тишина.

– Эндрю? Мартин? Робби? –спросил помреж, перебирая имена. – Робби, это ты?

В пропылённом беззвучии тихонько скрипнули лампы над головой: софиты, будто натренированный полк солдат, расформировались в новую фигуру, светя опять в центр. Дэн аккуратно отряхнул шляпу.

– Роб, если ты за пультом, заканчивай дурака валять! А других тоже касается: пора по домам!

И в этот момент освещение погасло в первый раз.

– Чёрт, спасибо, что хоть согласились! Теперь спускайтесь оттуда! – моргая глазами поочерёдно, как учили на вождении, Дэн силился привыкнуть к темноте. Стоило, конечно, подняться в осветительскую и узнать, кто из команды развлекается в первом часу ночи, но, если вспомнить, что с балконов два выхода… Проще устанавливать личности утром.

Красный луч во втором ряду слабо загорелся и начал пьяно мигать, едва Дэн вышел из-под прожектора. Где-то в глубине сцены скрипнула решётка опускаемых колосников…

– Не понял… Ещё не всё?

Синий луч последовал за красным, синхронно мигая и привлекая внимание. Дэн, развернувшись на каблуках, посмотрел вверх – огни сразу погасли. Обстановка начинала нервировать. За кулисами лежала выключенная гарнитура, с помощью которой можно было связаться со всеми службами, но он махнул на инструкции, решив поступить иначе. Есть ведь телефон – лучше воспользоваться им! Где-то за этой идеей робко вклинился внутренний голос, заметивший, что прежде лучше убраться со сцены…

– Алекс, – мобильник неизменно был на месте, в кармане, – ты ещё здесь? Да-да, я оказывается, тоже… Послушай, какая-то ерунда…

Внезапно линия фронтальных огней, затаившаяся над балконами, вспыхнула. Сияющий свет, похожий на блики солнца, прорезал мрак зрительного зала. Дэн, ослеплённый вспышкой, зажмурился, машинально отходя назад, вглубь сцены.

– Я не распознал чьей-то тяги к дешёвому саспенсу[72], Алекс! Кто остался в театре, кроме нас, и торчит на освещении? Кто бы там ни был, я обеспечу ему взыска… Ааах!

Очередной шаг – и пол разверзся под ногами. Дэн, чётко помнивший, что никаких препятствий и ловушек за спиной не было – по крайней мере, вне спектаклей – успел подумать, что это уже серьёзнее взысканий. Но не успел сказать. Взметнулись вверх выпущенные из рук цилиндр с телефоном, и чернота трюма поглотила свою жертву, подобно тому, как морские волны поглощают корабль…

* * *

Александр, остававшийся на «Тайный восторг», умел экономно распоряжаться временем, но в ситуациях, когда последнего было много, не знал, куда девать и его, и себя. Рабочий день, стремительно завершаясь, не принёс ничего нового – кроме новых дел, часть из которых удалось разгрести. Спектакль после репетиций-совещаний-просмотров был сродни вишенке на торте, и от неё не хотелось отказываться.

– С кем поведёшься, Эрика…, – хмыкнул режиссёр, оценивая прелесть ассоциации, – надо же, теперь и у меня кулинарные метафоры.

Пьеса Хэйра, виденная прежде, и не только в новом составе, сперва нагнала сонливость, и Алекс решил после спектакля, распрощавшись, ехать сразу домой. Второй акт, однако, пошёл удачнее и активнее первого, и к концу, приободрившись, мужчина уже следил за давно изученными диалогами наравне со зрителями. Очень удобно было этим заниматься со своего заветного места, в середине седьмого ряда. Усталость, исчезнув, уступила заинтересованности – режиссёр подумал, что крайности с драматическими сюжетами чреваты бессонницей. Эрике, судя по выражению лица, спектакль очень понравился, Дэн же видел его раньше и относился ровно. Немного поболтав за кулисами, они разбежались – вполне уже настоящая парочка умчалась за сцену, а Алекс пошёл к себе в кабинет. В это время никто не стал бы врываться со срочными делами, и час-полтора можно было посвятить ерунде…

«Час-полтора» в итоге растянулись чуть ли не на три. Мисс Ингрэм, руководившая сегодня домом, должна была покормить и выгулять Октаву, и поэтому режиссёр, наведя порядок на столе, не спешил уезжать. За документами последовал просмотр почты, готовых и не готовых заказов реквизита к ближайшим спектаклям и выкуривание трёх сигарет. В кабинете сразу запахло дымом, и, раскрывая окно, Алекс вообразил грядущее недовольство Джей-Джея утром. Стоило, однако, подумать и о репетиции… Играя в телефоне и лишний раз перелистывая галерею фотографий, режиссёр пытался разобраться в собственных намерениях. Надо было свалить, наконец, домой, лечь спать и на другой день, ворча не хуже зама, явиться обратно. Но будто что-то удерживало его на месте, не позволяя прибегнуть к проверенному плану. Не позволяя именно свалить. Вздыхая о превратностях интуиции, Алекс выключил компьютер, закрыл окно в проветренном помещении, убедился, что всё там, где должно быть, и посмотрел на часы.

Половина первого. Именно тогда раздался звонок.

– Дэн? – он практически забыл о сладкой парочке. – Здесь, видимо. Ах, и вы тоже… Что? Какой ещё саспенс, давно все уехали! Что… Дэн? Дэн!

За коротким вскриком в телефоне последовал грохот и внезапно наступившая тишина. Алекса будто парализовало на миг – внутренности завязались в узел и тут же взорвались.

– Дэн, ты слышишь меня?! Алло!

Он выскочил из кабинета, сжимая в руке бесполезный мобильник, продолжавший издавать гудки…

* * *

Аккуратно повесив изъятый платок на законное место, Эрика повторно огляделась. Как ни печально, но нужно было уходить – точнее, уезжать, чтобы с утра возвращаться на репетицию своего творения. Дотошно разгладив складки на материале, словно никто ничего не трогал, девушка подняла оставленные в углу рюкзак Дэна и свою дорожную сумку. Неприятностей за ночные променады не хотелось, а вот повторить успех через пару недель наверняка захочется – к тому времени костюмы обретут ещё более конкретную форму, а стадия пре-продакшн, вероятно, сменится пост-продакшном…

Выйдя с вещами из костюмерной, Эрика приготовила ключ, намереваясь подождать в коридоре. И тут же нос к носу столкнулась с Алексом.

– Мистер Гаррет? Простите, я…

От удивления официальное обращение вытеснило дружеское. Режиссёр, окинув её, двери и сумки быстрым взором, приподнял бровь.

– Где Дэн?

– Побежал на сцену, – не зная, стоит ли упоминать шляпу, смутилась девушка, – нужно только забрать кое-что.

Она не стала спрашивать, в чём дело, справедливо полагая, что вежливость имеет границы. Раз начальство на месте, дело есть – принцип срабатывал везде, включая родную редакцию. Но то, как нахмурился Алекс, проследив глазами остаток коридора до сцены, не понравилось совершенно.

– Заприте дверь и идёмте со мной, – взяв рюкзак друга, скомандовал режиссёр.

Эрика побоялась возражать – что-то в лице мужчины заставило молча прокрутить ключ в замке и заспешить вперёд, синхронно с быстрыми шагами постановщика. Поворот за поворотом, ступеньки – и они оказались в кулисе, возле рабочего пульта.

– Дэн, ты здесь? – окликнув пустые площадки несколько раз, Алекс нахмурился сильнее. – Господи, что там приключилось?

– О чём вы? – неуверенно спросила Эрика. – Он же просто вышел на сцену, на несколько минут…

– Иногда и нескольких минут достаточно, – странно возразил режиссёр, глядя на лежавшую рядом с микрофоном гарнитуру.

Огни, судя по экрану, были погашены и на сцене, и в зрительном зале, но вот щёлкнул, управляемый мужскими руками, заданный набор выключателей – не тех, что пару часов назад, более мощных – и игровое пространство затопил яркий свет, похожий на дневной. Сцена была пуста – настолько же, насколько в начале вечера, сразу после спектакля. На полу, брошенные далеко друг от друга, лежали мобильный телефон и сияющий шёлковый цилиндр. А где-то между ними, почти посередине, чернела пустая клетка раскрытого люка-провала… При виде неё сердце пропустило удар. Эрика и Алекс успели обменяться полными возрастающей тревоги и подозрения взглядами, а в следующий миг уже бежали на сцену.

– Дэн! Дэниел!

Он был там. Девушка возблагодарила мысленно спутника, успевшего буквально в секунды распластаться на гладком настиле планшета и светившего телефоном куда-то вниз. Он был там, и это стало очевидным по тому, как схлынули все краски с лица выпрямившегося Алекса. Он был там, ибо режиссёр, моментально, не переводя дыхание, вскочил и побежал вниз, в трюм. В трюм высотой в сколько-то проклятых метров, сейчас вылетевших из головы… Эрика следовала за другом, страшась того, что вот-вот должно было предстать перед глазами. Но ещё больше она страшилась тишины, настырно отзывавшейся на оклики возле люка.

Едва внизу зажёгся свет, они увидели его. Дэн лежал на боку, ногами на опустившейся в трюм платформе, служившей частью сцены. Бледный, в продранной на спине куртке, с неловко вывернутой рукой и с кривой ссадиной на лбу, но…

– Жив, – выдохнул Алекс, осторожно проверяя пульс и легонько тормоша друга, – жив… Дэн, очнись!

Ответа не было. Эрика схватилась за телефон, тосковавший в сумочке. Дальнейшее застилал туман: суету охранников, твердивших, что обход прошёл без происшествий; приезд врачей, путь до госпиталя… Поехали в Центральный, чему Алекс, кажется, обрадовался. Уже в машине скорой помощи, куда они с Эрикой примостились напротив носилок, Дэн пришёл в себя, глубоко вздохнув и поморщившись.

– Чёрт, рёбра, похоже, сломаны… Или нет, скорее треснули…, – прошептал он, повторно отключаясь.

– Ваш друг – врач? – удивился доктор, сидевший рядом и занятый пострадавшим.

– Бывший, неоконченный, – пояснил Алекс, не сводя глаз с Дэна, – больше никаких дежа вю, надеюсь, ты слышишь меня…

А потом были длинные коридоры и долгое ожидание. Центральный госпиталь Эйвери-маунтин – здание, по сложности уступающее разве только аэропорту – сиял и шумел и днём, и ночью. В большом городе иначе быть не могло. Эрика, закутавшись в куртку, сидела на стуле у стены и комкала бумажную салфетку. Не смотря на сносную температуру в помещении, девушка чувствовала себя замёрзшей. Такой же замёрзшей, как на одном из ранних университетских семинаров, когда, вопреки традициям и удачливости, нужные слова покинули разум… Несколькими метрами левее Алекс прохаживался взад-вперёд, глотая дешёвый растворимый кофе и разговаривая по телефону. Эрика поплотнее завернулась в куртку, кусая губы и кромсая бумагу – собственный кофе, выпитый минут десять назад, не приносил ни тепла, ни удовольствия.

Мимо сновали пациенты и врачи, многочисленные, непонятные. Чёрно-бело-разноцветные. Завершив, наконец, диалог, режиссёр вернулся на место, сев рядом с девушкой и теребя пустой стаканчик.

– Не делайте так.

– Да будет вам… А? «Не делайте» как? – сбитая с толку, спросила Эрика. Алекс одним точным попаданием услал стаканчик в мусорное ведро, глядя хмуро и измученно.

– Не терзайте себя, вы не виноваты. Если на то пошло, затея изначально была не ваша.

– Дэн тоже не виноват, – девушка машинально заступилась за любимого, – эй, минутку! Я думала вслух?

– Нет, но у вас на лице всё написано.

Эрика терпеть не могла, когда люди строят из себя медиумов и пытаются произвести впечатление. Но странно, с Алексом эта нетерпимость не срабатывала – наоборот, его сложность напоминала вполне достойный ключик для чужих сложностей.

Двое врачей прошли мимо, обсуждая чью-то медицинскую карту.

– С ним всё будет в порядке, правда? – с дрожью в голосе спросила девушка. Левой рукой Алекс потянулся через подлокотник, накрывая её ладонь своей, переплетая пальцы.

– Всё будет хорошо. Просто не может быть иначе.

Коронная фраза, сказанная нетерпящим возражений тоном… Вновь повернувшись друг к другу, они встретились глазами, и Эрика впервые ощутила тепло под кожей.

– Алекс, – начала она почти минуту спустя, – там, в театре… Вы пошли его искать, верно? Вы знали, что что-то произошло?

Мужчина, освободив руку, достал из кармана два телефона – свой, разрядившийся, и Дэна, с расколотым экраном.

– Он позвонил мне, спрашивая нечто про саспенс, и кто оставался в театре, кроме нас. Всё произошло так быстро… Его крик до сих пор у меня в ушах стоит, – Алекс щёлкнул пальцем по разбитому экрану, – а в мозгу засели слова о человеке под куполом…

Пауза.

– Я не знаю, что там произошло, оно всё на бред похоже. Вам кто-нибудь попался по пути? Может, в коридорах, на лестницах… Вспомните.

– Нет, – решительно сказала Эрика, – простите, тут от меня мало толку. Хотя я вертела головой во все стороны, рассматривая детали, людей мы не встретили. Охрана сидела на первом этаже, а мы, в основном, крутились на втором и третьем… Вы же сами не думаете, что это бред?

Поднявшись с места, она прошла к автомату, оплачивая ещё две порции кофе и возвращаясь с новыми стаканчиками.

– Держите, мой черёд угощать.

– Спасибо, – глаза Алекса слипались, и Эрика была уверена, что выглядит не лучше: помятая, сонная, взвинченная. Но спать было нельзя – не теперь, когда они сидели здесь и ждали, – я не думаю, что это бред, но боюсь думать иначе. Если предположить, что кто-то сидел за электроникой, кто-то намеренно выжидал, пока вы там гудели, а потом подстроил падение…

– Если всё именно так, как вы говорите, – продолжила девушка, – вы же не оставите ситуацию?

Алекс сделал большой глоток кофе, не замечая вкуса.

– Завтра утром… Простите, уже сегодня утром приедет полиция – я предупредил охрану, чтобы никто не расходился. Ваши показания тоже понадобятся, кстати.

– Я буду там, – уверила девушка, – утро обещает стать паршивым, но я буду там.

– Оно для всех нас паршивое, Эрика. А впрочем, сейчас-то и выясним, – режиссёр указал на худенькую китаянку с непроизносимо прыгучим именем, шедшую в их сторону. Одетая в белый халат, она скорее напоминала кондитера или косметолога, а не опытного врача.

– Вашему другу чрезвычайно повезло, – заговорила женщина, – перелом левой руки простой, без осложнений. Лёгкое сотрясение, два треснувших ребра, ушибы и ссадины…

– Это теперь называется «повезло»? – Эрика удивлённо уставилась на врача.

– Конечно, – не дрогнула та, – вы подумайте, какая была высота, и что могло произойти. Летальный исход нельзя было исключать, а так… Ни позвоночник, ни ноги не пострадали, внутренние органы не задеты. Мистера Спаркса спасла куртка и, как мне показалось, некоторое умение падать профессионально.

– Вам не показалось, – излом между бровей Алекса неожиданно исчез – впервые за ночь, – скажите, мы можем его навестить?

– Завтра, – улыбнулась врач, – часов с десяти – в любое время, сегодня он уже спит. Да и вам двоим не мешало бы отдохнуть – выглядите так, словно вот-вот свалитесь.

Эрика посмотрела на недопитый кофе и на друга, в чьих глазах застыло невыразимое облегчение. Дела, выходит, не плохи?

– Идите домой, – прозвучало опять, – всё обязательно будет хорошо.

Дважды повторенная за вечер фраза растопила излишки адреналина. Алекс и Эрика, переглянувшись, вняли совету, устало приканчивая порции напитка. Хотелось увидеть Дэна и расцеловать тоненькую китаяночку за благие вести, хотелось дать волю чувствам и сбросить куртку, в которой вдруг сделалось жарко. Но, конечно, доктор была права – следовало подумать о себе и вспомнить здравый смысл.

– Не знала, что Дэн учился на врача, он про это никогда не говорил, – призналась Эрика, думая об определении треснувших рёбер в машине. Алекс, натянув красную шапочку почти до самых бровей, хмыкнул.

– Потому что не любит вспоминать. У каждого из нас есть мрачные отрезки в жизни – для Дэна ими стали два года, проведённые… О Господи, его только не хватало!

Девушка проследила за взглядом режиссёра – со стороны лифтов к ним, горя глазами и буквально сметая всех полами пальто, двигался тот, кого она однажды видела возле театра. Мистер Спаркс-старший, бородатый монумент.

– Оставайтесь на месте, не встревайте и, умоляю, не прислушивайтесь, – положив вещи обратно на сиденья, Алекс шагнул навстречу мужчине, – я сам.

Разговор, происходивший далее, Эрике хотелось не то, что не слушать, а элементарно не помнить. Каждую повышенную интонацию, каждую фразу, долетавшую с расстояния… Отец Дэна, кем бы он ни был и чем бы ни занимался, производил мрачное противоречивое впечатление – он словно опутывал тяжестью, липкой и холодной. Но человек, стоящий напротив и выдерживавший все упрёки и хлёсткие обвинения, не был его сыном. Он был Александром Гарретом, стряхнувшим с себя напускную иронию и множество других настроений. В глазах его сияла холодная ярость, и Эрика подумала, что такой не станет бояться влиятельных импульсивных отцов. Такого нужно бояться самому. Она очень надеялась, что активная жестикуляция обеих сторон не перейдёт в рукоприкладство – к счастью, этого не случилось. То ли не желая привлекать внимание уже начинавших глазеть на них людей, то ли успев уложиться в необходимый минимум, человек в пальто оставил Алекса и, громко ступая по гладкому полу, направился дальше. Проходя мимо Эрики, он задержал на ней долгий испытующий взгляд, а может, вовсе и не долгий – в следующее мгновение отец Дэна исчез в конце коридора – там, где находились палаты.

– Такое чувство, что мне снежок попал за шиворот, – пробормотала девушка, выправляя волосы из-под воротника, – он на всех смотрит подобным образом?

– Не знаю, как на других, а на сына – точно, – отозвался вернувшийся Алекс, – подождите, вы разве встречались?

– Один раз, случайно. Дэн не хотел вам говорить, но я и подумать не могла, что дело в семейных сложностях.

– «Сложности» – это мягко сказано, – режиссёр, изловчившись, надел оба рюкзака, – меня не удивляет, что вас ещё с семьёй не знакомили, удивляет, как этот человек сегодня здесь оказался. Кто-то из персонала потихоньку сообщил, ведь не мы же с вами?

– Потихоньку сообщил? – переспросила Эрика, беря сумки. – Он разве важная шишка?

– В определённом смысле – да. Леонард Спаркс – нейрохирург из госпиталя Святой Марии, как видите, у меня были причины радоваться, что мы не поехали туда. Но все врачи друг с другом знакомы, примерно как актёры и режиссёры. В своей специальности Леонард – гений, несколько лет назад поставил на ноги известного танцора, сбитого машиной на Стрейт рут[73]. Но профессиональные заслуги не отменяют того факта, что как отец он – настоящий придурок.

Идя к лифтам, Алекс бросил на девушку взгляд, полный сомнений:

– Не уверен, мне ли рассказывать, но вы должны кое-что узнать…

И он поведал историю знакомства с Дэном, случившегося восемь лет назад: историю обычного декабрьского дня, холодной зимы, репетиций и одного полуобморочного создания, которое явилось просить работу в театре.

– Вы поэтому дежа вю упомянули? – сообразила Эрика, когда удалось, поблуждав немного по улицам, поймать такси – в столь поздний час оно было истинным чудом.

Алекс кивнул.

– Поэтому. Дэн позже рассказал про бегство из университета и последствия: папочка, стремящийся продолжить медицинскую династию Спарксов, поставил ультиматум… Ну, а дальнейшее известно – театр и наша встреча.

– И его мать ничего не сделала?

– Она пыталась отговорить, но вы же знаете Дэна: упрямая юность и юное упрямство. И это сейчас, в двадцать восемь, а что было тогда, представляете? Вообще-то Анжела – славная женщина, их с Леонардом разница в характерах даже на фотокарточках висит невидимой кармой. Не то страх перед мужем виноват, не то слишком активное почитание… В чём бы причина ни заключалась, ей лучше знать.

Такси сделало поворот, выруливая на пустую дорогу.

– Алекс, это ужасно, – с грустью заметила Эрика, – я знаю, конечно, семьи бывают разные, но подобные крайности… Разве не дико? А вы лично встречались раньше с ними?

– Нет, – отозвался мужчина, – судьба, видимо, берегла и меня, и папашу Лео. Я отслеживал одно время публикации о его достижениях, но знал, что при встрече могу не сдержаться и зайти дальше «пары ласковых»… Наверное, во мне бушуют издержки профессии.

Он снова нахмурился. Эрика повернулась к другу, с минуту глядя на его профиль и, повторяя недавний жест в госпитале, накрыла мужскую руку своей.

– Скорее в вас бушуют нерастраченные отцовские чувства.

– В самом деле? – стушевался Алекс, будто короткая фраза подпилила его монолитный внутренний стержень. – Ну, не так, чтобы совсем бушуют… Я не задумывался особо. Знаете, если бы у меня… А впрочем, неважно – мы приехали.

За окном автомобиля в свете уличных фонарей возникла Кранберри стрит. Пара секунд – и частички фасада собрались воедино, латая режиссёрский стержень. Мисс Рубинштейн со вздохом распахнула дверцу, выбираясь на место прибытия.

– Вы сейчас домой?

– Сперва – в театр. Оттуда, уже на мотоцикле, домой, – сказал мужчина, расплачиваясь и вылезая следом, – а через пару часов – назад.

– Сочувствую… Может, всё-таки следовало доехать? – Эрика проводила взглядом исчезающее в конце улицы такси, но спутник был непреклонен.

– Мне полезно подумать и проветриться, тут не слишком далеко, – Алекс указал куда-то за спину, будто несколько кварталов да театра были для него ерундой, – и вот ещё, Эрика…

– Да?

– На случай, если опять начнёте себя грызть, повторяю: вы ни в чём не виноваты, – выдержав паузу, режиссёр едва заметно улыбнулся, – он жив – а с остальным разберёмся. Теперь постарайтесь отдохнуть, хотя бы немного. Утро, как вы и сказали, будет паршивым…

* * *

Отдохнуть, не смотря на горячее желание, нормально не получилось. Остаток ночи Эрика коротала в квартире Дэна, поедая найденные в кухне желатинки и запивая их уже нормальным, не автоматным кофе, сваренным в джезве. Сочетание было неправильным и вредным, но девушка рукой махнула на собственные капризы. Вытащенный из рюкзака шлем устроился на письменном столе, рядом с компьютером – девушке не хотелось оставлять сине-белое великолепие без присмотра и думать, как долго его владелец не сможет теперь садиться за руль.

«Вы ни в чём не виноваты…»

Возможно, Алекс был прав, но возможно и то, что театр поджидали крупные неприятности. А если представить, что могло происходить, отправься режиссёр домой сразу после спектакля… От возможных исходов голова пошла кругом, и Эрика только теперь, оказавшись в маленькой привычной «гавани», в окружении знакомых стен и предметов, поняла, как же испугалась – из-за Дэна и его падения, встречи с Леонардом, появления врачей и всей проклятой ночи с неудавшимся свиданием.

– Лучше бы и правда на поезд опоздала, – сказала девушка себе.

Заведя будильник, она в одежде, как была, растянулась на кровати поверх пледа, но сон не шёл. Каждые пятнадцать минут подсознание выкидывало фортель, заставляя вскакивать, переворачиваться на другой бок, проверять время и, ругаясь, снова пытаться заснуть. Наконец, когда стало понятно, что ничего путного из отдыха не выйдет, Эрика села и потянулась, разминая мышцы. На часах было почти пять утра – пытаться и дальше заснуть не имело смысла. А вот привести себя в порядок и встать к плите вполне следовало. Лучше всего думалось именно так, в процессе готовки…

* * *

Путь до театра занял больше, чем он обрисовал, но Александр не жаловался – выветрить из головы кофейные пары и кошмары стоило незамедлительно. До рассвета было ещё далеко: метро пока не открылось, автобусы отсутствовали, одни только жёлтые такси изредка мелькали на улицах, прячась за другими автомобилями, точно из боязни, что понадобятся кому-то. Если не помнить, что заставило выйти на улицу, мир можно было назвать прекрасным.

Парни из охраны, давно и от греха подальше выключившие радио, наперебой стали расспрашивать про мистера Спаркса, едва завидев шефа. Алекс хотел, сказать, что мистер Спаркс – счастливчик и родился в рубашке, но в последний момент что-то удержало от радостных объявлений.

– Врачи не сообщили пока ничего конкретного, – следуя зову интуиции, режиссёр сделал максимально непроницаемое лицо, – надо ждать, ребята, и всё выяснится. Вы пересмотрели записи, как я просил?

– Да, сэр, и несколько раз, – с готовностью отчиталась охрана, – ни одна из камер ничего или никого подозрительного не зафиксировала, – другое дело – в самом помещении…

– А что в помещении?

– Я проверил туалет на первом этаже, мистер Гаррет, – сообщил Джеффри, младший из ночного состава, – окно было открыто: рама оставалась в нужном положении, плотно зафиксированная, но с поднятой ручкой. И чтоб нам провалиться, сэр, но это не выдумка, и не наша забывчивость.

Алекс, никогда не спешивший с выводами, обвинениями и любыми высказываниями, кивнул. Дело становилось всё менее бредовым и всё более неприятным.

– Возвращайтесь на рабочее место, господа. Джеф, а вы – со мной, посмотрим, что там с окном.

В душе режиссёра зашевелилось чувство, сродни тому, что возникло возле дома, при обнаружении следов. Напоминавшая дикобраза подозрительность, острая и опасная. Алекс не любил подозревать людей – знал, что доверять им стоит через одного, минимум, но открытые подозрения… Для них прежде не имелось повода, но и совладать с ними теперь не получалось. Что, если кто-то за пультом, кто-то из этих любителей матчей и анекдотов…

В Стрейт рут ведь было не баловство? Не баловство, верно?

«Что-то ещё случится», – так ему сказал патруль?

Окно в мужском туалете оставалось в том виде, в каком обнаружили. Без следов, без отпечатков и вообще видимого доказательства злых умыслов. Поднятая ручка и заверения, разумеется, ни о чём не говорили, но… Оттянув на ладони рукава свитера, Алекс распахнул окно пошире и выглянул наружу. Затем, опершись о раму, выпрыгнул на улицу, проверяя догадку. По углам здания стояли камеры наблюдения – их наклон был, вероятно, слишком сильным, а расстояние – слишком большим, чтобы выбранная точка попадала на экраны. Напротив располагалась парковочная площадка – не служебная, а уже общая, за ней – дорога и начинавшиеся густые ряды домов.

– Ты либо псих, либо гений, если только существуешь, – пробормотал Алекс. Джеффри за спиной озадаченно кашлянул.

– Сэр?

– Ничего, мысли вслух, – ответил режиссер, поворачиваясь к охраннику, – захлопните раму, как было, тоже через ткань, а я вернусь нормальным способом.

– Вы будете в кабинете?

– После – да, а сперва пройду в зрительный зал.

Поглощённый мыслями, Алекс направился в обход, не замечая утреннего мартовского холода. На сцене, кроме убранного злосчастного цилиндра, всё оставалось по-прежнему: беззубая пасть открытого люка хищно чернела под горевшими софитами – ровно так, как он сам включал их из-за кулис. С ужасом думая, насколько неслучайно интуиция задержала на работе, мужчина поднялся сперва на верхний ярус балкона, созерцая ту же картину издали, а затем – выше, на осветительский пульт.

«Дэн тоже не виноват…», – эхом прозвучало в голове.

Он не знал, что пытается найти или выяснить, повторяя возможный маршрут, не знал, перейдёт ли старший Спаркс от личных обвинений к публичным и как теперь быть с репетициями, актёрами и машинистами… Но он чувствовал, что Эрика права, подтверждая доводы интуиции. А её правота означало одно – в театре Гордона, в самом сердце любимого детища, есть опасный враг…

* * *

– …Каспер Грин – потрясающий тип: здоровый цинизм у него сочетается с житейской мудростью и инструкторским опытом, – Дэн рассеянно дотронулся до лба, где красовалась белая нашлёпка поверх ссадины, – когда-то он сказал мне: «Падения неизбежны, и причина не только в мотоциклах. Все всегда будут падать, но, если есть возможность выбирать, пока летишь, старайся защитить голову и спину. Без них тебе мотоциклы не понадобятся».

– Мило, – заметила Эрика, чистившая второй мандарин.