Текст книги "Нова Проспект (СИ)"

Автор книги: J.C.Elliot

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 34 страниц)

Она не чувствует боли. Оцепенев, остолбенев, Цири просто наблюдает, как пески времени окутывают ее ноги, и бледная, покрытая синяками кожа темнеет.

И покрывается золотом.

Цири все уже понимает, просто еще не успевает осознать. Все в мире имеет цену; но настоящую цену называют только после завершении сделки.

«НЕТ, – раздается в голове голос Адама, – ЦИРИ, НЕТ, НЕТ, НЕТ!»

Она видит темные пятна жуткой, обжигающей вины, окутавшей его сознание. Он – не успел. Выжидал время для Фариды, пока гигантский кибернетический кулак Барретта приземлился ей прямо на щиколотки. Достаточно огромный, чтобы захватить сразу две.

Адам никогда себе этого не простит. «Я ненавижу тебя, слышишь? – слышит она свой собственный голос. – Ненавижу тебя за то, что вы со мной сделали».

Цири опускает взгляд вниз, на блестящие черные ноги, на гордость Шарифа – сверхлегкий углепластик с выкидными лезвиями «из мономолекулярной материи последнего образца», и забывает, как дышать.

Немного жертвенности. Одна капля жертвенности на проверку оказывается бездонным колодцем. Сунул туда ногу – попробовать воду, не слишком горячо ли – а тебе ее уже оттяпали.

И поздно возмущаться «я ведь хотел всего лишь одну капельку!», потому что жертвенность сама назначает свою цену.

*****

Она лежит посреди пустоты, пялясь в бесконечность. Они напоминают ей:

МЫ СОГЛАСНЫ

Теперь и Цири согласна умереть. Лучше так, чем заживо гнить с имплантами, чье устройство не предназначено для путешествий между мирами. Шариф пытался обмануть законы природы, покрыв их двимеритом; но перед прыжками через миры и тот бессилен.

«Мы умрем, Zireael, – говорит Карантир. – Ты готова?»

«Да, – отвечает Цири, – Я готова».

Если худшее неизбежно, то пусть оно случится. Пусть придет небытие и покончит с тиранией надежды. Что-то, в конце концов, начинается, а что-то кончается. А что-то не имеет ни начала, ни конца.

Цири смотрит на мир, который принесет в жертву, в сплетения его времени и пространства, на его кровожадных богов. Впивается в его кровь и кожу, в его детей, мужчин и женщин, в пневму его бытия. Он могуч, этот далекий, неизведанный мир, могуч и страшен.

Осталось только перенаправить флюгель. Заменить одну дверь – другой. Подточить барьер, отделяющий одну реальность от другой.

Древняя энергия наполняет ее, выворачивая мускулы, проникая в ткани и кости, впиваясь в само ее естество. Энергия становится ей: они неразделимы. Цири чувствует, как дотла нагревается кожа, и кричит.

Такой крик способен пронзить саму пелену времени.

*****

Карантир умирает первым, став предпоследней жертвой своего собственного кровавого ритуала. Как провод, через который пустили слишком много тока. Лопается, как надутый шарик, распираемый невидимым глазу пламенем. Звенят раскаленные добела осколки железной руки.

А Цири они решают показать на прощание лица.

И на этих лицах вообще не было ничего, кроме глаз. Зато глаз – мириады, и по бокам головы тянулись ряды щелок без век и ресниц. Возможно, их были мириады, но, чтобы узнать это наверняка, не хватило бы вечности, потому что Они не имели формы.

– Дайте мне умереть, – молит она. – Дайте мне умереть…

Ее голос делается жалостно тонким – мышиный писк, а не голос.

ТЫ ОТКРЫВАЕШЬ ДВЕРИ

МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ

ТЫ БУДЕШЬ ЖИТЬ

ТЫ БУДЕШЬ СЛУЖИТЬ НАМ

ПОКА НЕ ПОГАСНЕТ ПОСЛЕДНЕЕ СОЛНЦЕ

И Они выплевывают ее. Жуют, переваривают в своей черной слюне и выплевывают наружу. Изрыгают, как кислотную отрыжку.

Цири пытается взмахнуть руками, чтобы замедлить падение в никуда, но в итоге переворачивается вверх тормашками, потом еще раз и еще, пока не перестает понимать, кто она и куда падает. Она думает, что так и будет просто кувыркаться и кувыркаться в песках времени, пока не погаснет последнее солнце.

****

Южный тракт по осени развезло так, что хоть волком вой. А у Гаврилы как назло ценный груз – ковирские, будь они трижды неладны, горшки, из обожженной глины. Новомодные. На ярмарке в Виковаро – с руками оторвут.

Лошадь фыркнула. Гаврила присмотрелся – валяется в кустах что-то, не то зверь какой, не то человек. Слез с телеги, вышел, посмотрел. А как увидел, то пихнул Яника, братку своего – тот снова прикорнул, зараза, на таких-то ухабах! – и сказал:

– Яник! Глянь! Девка в кустах валяется.

Яник едва очухался, а как очухался, то сразу раздухарился:

– А чаво она там валяется? Дурная что ли? Или снасилили?

– Да хер ж ее поймет! – развел руками Гаврила.

– А ты пни ее, – предложил Яник, – может таво, очухается.

Дело говорит братка. Гаврила пнул – легонечко так, по ноге токма, и взвыл белугой, подпрыгнув на одной ноге:

– Ох, ядрена мать! Яник, ты глянь! У нее ноги железные!

– Чаво? – аж протрезвел Яник.

Мало ли чудес на свете, вы посмотрите!

– Где я? – спросила девка.

Таки очухалась, от пинка-то!

– Да, сильно тебя приложило, девка… – сказал Гаврила. – Под Виковаро ты,

в Медынском уезде.

Она так на него таращилась, будто Гаврила сказал: «резать тебя сейчас будем и насиловать». На зеленые глазища (уж чай не эльфка ли?) навернулись слезы.

– Ну чего ревешь, дурная? Ограбили тебя что ли, барынька? Ну так не реви, мы тебя до Виковаро подбросим.

Гаврила-то в душе своей парень добрый. Ему и мамка так всегда говорит: «слишком жалостливый ты, Гаврилка. На таких воду возят».

А девка все рыдала и рыдала. Он еще помочь предложил, а она рыдала. Ну, чудная!

– Ну все, Гаврила, – помотал головой рыжий, – пиши пропало! Помутилась головой девка.

– Ясен пень помутилась, – проворчал Гаврила. – Ты на ее ноги глянь! Кто б тут не помутился!

Комментарий к Offworld (Цири)

Ииии в этом мире упомянуты 6 миров, большинство из них очевидны, и два – для олдфагов.

========== EPILOGUE 1: The Nova Pr0spekt (Мир Deus Ex) ==========

Пятнадцатого октября две тысячи двадцать восьмого года, ровно через год после появления Цири на Земле, они потеряли половину населения.

Так и сказали по телику – «половину». Не уточнили, блядь, что за этой половиной скрывается четыре с половиной миллиарда человек. Что за этой половиной скрываются непригодные для жизни Китай, Индия и Россия. Что через год эта половина превратится в три четверти, а еще через два – им полная крышка.

Половину, блядь, они потеряли, зато впереди охренительные новые времена, пожалуйста, пристегните ремни и держитесь за поручни. Человечество выторговало себе передышку, оставив другие миры умирать, руководствуясь своим любимым принципом – кто угодно, но только не я и не сейчас.

На всей планете остались две профессии – либо ты ученый, либо ты охотник на тварей, в противном случае – отправляйся кормить океан, нам сейчас лишние рты не нужны.

Адам выбрал второе. Хотя нет, подождите – выбрал? – из него сделали второе. Какая, мать ее, старая история, спетая на новый мотив.

Нет, есть еще один вариант – ты Дэвид Шариф, лидер общечеловеческой программы «Эксодус».

О, да. Тогда ты, считай, второй после Бога.

*****

Дэвид Шариф говорит по телевизору: «будущее за биотехнологиями».

На деле – за биохоррором.

Ген Цири – прерогатива карбонных форм жизни, старого доброго мяса, но времени выращивать мини-копии Цири не было, и Левандовски, перелопатив горы туш, выловленных из Женевского озера, предложил оригинальное решение.

Шариф и правительство Объединенных Человеческих Штатов (читай – Иллюминаты) одобрили его в первом чтении.

Так родились на свет SARIF INDUSTRIES BIOPORTAL T-300 – сгусток переливающейся биомассы, напичканной геном Цири, общающийся со своей базой с помощью квантовой телепатии.

Попытки имитировать дар Цири напоминали карго-культ, но у этого культа – множество жрецов. В попытках понять и воспроизвести человечество спускалось все ниже и ниже, от генов – к атомам, от атомам – к квантам, чем меньше – тем лучше. Квантовая физика обрела новое дыхание; никто не смел больше называть ее эзотерикой.

T-100 и T-200 оказались полнейшей неудачей – T-100 взял и исчез в никуда, из T-200 никто не возвращался, а звуки, с которыми он поглощал живые тела, резко сократили количество добровольцев.

Шариф был уверен, что T-300 окажется рабочей моделью. Может быть. Презентация рабочего прототипа была назначена на вторник.

*****

Старое доброе «железо» заржавело под мощным потоком инвестиций в биотехнологии, порталы открыли врата в Золотую Эру генных модификаций. Усовершенственованный CRISPR оказался в разы дешевле углепластика; для корпоративной Америки не существовало более убедительного аргумента. Никакого технического обслуживания, никакой починки, никакого нейропозина.

Что может быть дешевле куска мяса?

Биомасса, оставшаяся в людям наследство от морского бога, была способна принимать любые формы, стоит только чуть-чуть покопаться в гомеозисных генах. Рынок тут же создал новую профессию – инженер биомассы. Архитекторы плоти, вдохновляясь наиболее экзотичными из созданий давно попранной матушки природы, совершенствовали старую модель человека. Делали из вчерашней обезьянки колониста будущего.

Какой-то пиарщик на полном серьезе решил, что «архитектор плоти» звучит поэтично.

Народ сопротивлялся ровно до того момента, как Версалайф стала закрывать заводы по производству нейропозина. А когда сам Шариф сменил собственную золотую руку на нечто, способное регенирировать за долю секунды, окончательно понял, что наступили новые времена.

Потому что когда у Шарифа появляется видение нового мира, остановить его невозможно. Особенно если этих новых миров – нескончаемое множество.

*****

– Не пойдешь? – спросил Причард. – Цирк будет что надо.

Раньше бы Адам улыбнулся остроте, сейчас она показалось ему фальшивой – Притчард точно знал, сработает ли T-300 или нет.

Притчард знал все. У Притчарда целые комплексы обработки данных, Притчард – мощнейший квантовый компьютер на планете Земля. Машина, натянувшая на себя навечно застывшую маску Притчарда, и пытающаяся развлекать Адама старыми шутками.

И, к сожалению, его единственный друг.

– Нахер, – ответил Адам, выискивая в шкафчиках кухни чего-нибудь покрепче. Из Чайрон-билдинг он так и не переехал. Фарида предлагала к ней или вместе снять квартирку. Но Адаму казалось, что тогда исчезнут даже те крохи воспоминаний о Цири, которые ему остались. По этим коридорам она ходила, в ванной остался косметический карандаш. На кухне купленная когда-то кружка с Мастером Йодой. Цири говорила что он кого-то ей напоминает. Ве… ви… как-то там.

Память его подводила. Может, последствия той самоубийственной вылазки. Притчард говорил, что мозгу тоже досталось. Словарный запас тоже в последнее время упростился.

– Брось, – возразил Притчард. – Тебе нужно развеяться.

Притчард помогал Шарифу, Левандовски и Гинзбург, причем всем троим – одновременно. В нынешнем состоянии для него это не составляло труда. Обрабатывал массивы данных, находил скрытые связи, предлагал решения – и все это за пару секунд. Новая информация – ответ. Новая информация – ответ. Sarif Industries можно было переименовывать в Pritchard Industries.

Одной компанией амбиции новоиспеченного ИИ не ограничивались. Он успевал между делом планировать объемы потребления человечеством в условиях крайне ограниченных ресурсов: продовольственное обеспечение (одна пицца в неделю, Адам, в остальное время – витаминизированная бурда), здравоохранение, систему транспорта и связи. Не сразу и в открытую, нет, шаг за шагом, чтобы корпократы не переразали провода. Но, испуганные гиперинфляцией и хаосом, политики все больше говорили голосом Притчарда; и люди удивлялись, откуда вдруг на Земле появился здравый смысл.

Студент Фрэнсис Притчард, позже отчисленный с третьего курса Массачусетского, размахивавший транспарантом «нам нужна плановая экономика» на популярных в то время митингах «захвати Уолл-Стрит», не просто воплотил свою мечту; он ей становился.

Адаму он тоже помогал. В основном – слушал.

Но Притчарда в этой машине, с которой он ежедневно общался и в присутствии которой периодически бухал, с каждым днем становилось все меньше. Выражалось это, в основном, в мелочах. Немного по-другому строил фразы. Выражался куда конкретнее – сказал, например, недавно, что «критическая точка вымирания человечества – пять процентов от населения».

Разве бы он раньше такое сказал? Пять, мать его, процентов.

Это была сущая пытка. Смотреть, как твой лучший друг умирает с каждым днем, превращаясь в ИскИн. Маленькие усовершенствования кода множились, уничтожая маленькие человеческие баги. Что еще хуже – подсобил ему в этом Адам.

– Ты мне кое-что забыл тогда рассказать, – сказал Адам, наконец обнаруживший свою заначку (Фарида перепрятала, что ли?). – Что уже умирал, когда решился оцифроваться. От моей пули.

– Вспомнил таки, и года не прошло, – засмеялся Притчард.

– Что ж смолчал? – скривился Адам, хлебнув виски прямо из горла. – Пожалел, что ли?

– В первую очередь, себя, – отшутился Притчард, – Я бы самоудалился, слушая твое нытье и пьяные извинения.

Настоящий Притчард бы никогда не отказался от такой возможности.

*****

Намир жив. Адам даже не помнил, кто ему это сказал. Вроде бы Притчард? Сказал, мол, собирали по кусочкам, как когда-то Адама, и напичкали биоаугментами по самые гланды – «так, что на человека перестал быть похож».

Усраться. Как будто он был похож раньше.

Перебрался с женой и детьми куда-то в Вайоминг, подальше от большой воды. Говорят, отгрохал себе особняк. Говорят, занялся подготовкой отрядов для освоения новых миров – биозащита, внедрение, разведка. Колонизация.

Версалайф (теперь дочерняя компания Sarif Industries) уже и концепт представила: первый шаг – исследование биоскаутами, собирающими образцы всего, что возможно. Второй шаг – обработка данных Искинами. Третий – обкатка полученной модели со всеми возможными вариантами присутствия форм земной жизни.

Если верить брошюрке, исключительно мирная колонизация. Если верить истории человечества, то люди еще не наигрались в конкистадоров и индейцев.

Адам раздумывал над тем, чтобы прикончить Намира.

Даже собрался однажды – на полном серьезе. Подобрал оружие, посмотрел маршрут. Попросил Притчарда достать ему план особняка.

А потом сел за стол, налил себе виски до краев и сказал:

– Да пошло оно нахуй.

Это потихоньку становилось самой любимой его фразой.

****

На эльфов повесили всех собак.

«Мы не знали, – сказала медиа. – Это все остроухие твари».

Популярность эльфов от таких новостей, как назло, только возросла. Это как с Тедом Банди или теми малолетками из Коломбианы. Чем больше ненавидят, тем больше возводят в абсолют. Печатают книжки. Обсуждают. Цитируют.

Молодые парни отпускали волосы «под Эредина». В Воллмарте за сотню кредитов продавался биокит с этикеткой «заостряет уши всего за пару недель!». Самое популярное женское имя в 2028 году – Дейдра.

Правда, маленькие Дейдры редко доживали до двух месяцев.

Радиационный фон Земли был ни к черту.

*****

На Землю обрушились семь казней египетских (народ в последнее время непостижимым образом смешивал слепую веру в науку и религиозность): твари, голод, радиация, бесплодие, онкология, геокатастрофы, и самое страшное – гиперинфляция.

Планета погибала, причем жутко, как раковый больной в последней стадии, пожирая собственные внутренности, – колоть морфин уже не было смысла – не поможет. Как любой умирающий, Земля действительно обозлилась на человечество и мстила, как могла. Торнадо, штормы, цунами, дикий холод и дикая жара – никогда не знаешь, что ждет тебя завтра, проверьте последние сводки погоды по Пикус-Ньюз и ужасайтесь.

На планету можно было штемпель ставить – FUBAR (Fucked up beyond any recognition/all repair, разъебанная до неузнаваемости).

Люди масштабно и агрессивно сопротивлялись такому бунту.

Массовая технологизация. Массовая милитаризация.

Подготовка к массовому исходу.

*****

– Да пойдем, Адам, – сказала Фарида. – Шариф тебя там ждет.

Это скорее аргумент «против», нежели «за».

– Ну пойдем, – повторила она, вытирая полотенцем короткие черные волосы. – Это наше будущее.

Она вздохнула.

– Уж какое есть, – добавила Фарида.

У нее между глаз появились первые отчетливые морщинки. Жизнь бок о бок с Адамом еще никому не приносила ничего хорошего.

Как она его только терпит? Он и сам-то себя терпит с трудом.

*****

Фарида спасла его. Вытащила с острова, была рядом те три месяца, что он валялся после ЭМП-удара, сражалась с Шарифом по поводу биоаугментаций, которые в него запихивали – подавляющее большинство не прошло и тестовых фаз (куда в такое время до тестовых фаз), а одним вечером просто взяла и осталась. «Закажем пиццу, – сказала она. – И посмотрим Saturday Night Live».

Адам не сказал «да». Вместо этого сказал – «с пепперони и двойным

сыром». Сам не понял, почему; то ли из чувства благодарности, то ли понимая, что еще немного, и он введет себе в вену смертельную долю какой-нибудь медицинской дряни.

И следующим утром, увидев рядом с собой смуглую спину с трогательно торчащими лопатками, почувствовал себя виноватым не перед одной, а аж перед двумя женщинами.

Но Фарида знала, конечно. Знала, что периодически он набирает номер Гинзбург – как бы невзначай – и спрашивает: «ну что, нашли чего?»

Подразумевая, конечно, нечто конкретное.

****

Двадцать первый век, как оказалось – время Гигера, биомассы и хитина. Старина Армитидж напророчил.

Эпоха киберимплантантов не просуществовала и десятка лет, уступив будущее биоаугментациям. Бонусом к ним прилагалось невысказанное вслух обещание, что обладатели этих имплантов когда-нибудь научатся сотворять ледяные глубы из ниоткуда.

После случившегося на острове имплантанты ему заменили полностью. Не сразу – сначала ноги, потом руки, наконец остальную требуху. На первое он сам подписался, на второе – подписал Шариф, а третье потребовалось само собой. «Адам, сынок, у тебя опасная работа…»

А ведь он уже привык к углепластику. Почти. Пришлось привыкать снова, на этот раз к биоимплантантам. А это непростая задача; ведь биоматериал живой. Ты просыпаешься ночью и думаешь – это ж не мои руки, какой больной ублюдок мне их, черт подери, приделал? У них же другая генетическая структура. Они, может быть, даже живые, и им посреди ночи приспичит превратиться во что-нибудь совершенно другое.

Жизнь, как Адам теперь слишком хорошо понял, чудовищно многообразна.

Но загвоздка в том, что порталы теоретически совместимы только с биоимплантами. По крайней мере, попытки провести через них электронику приводили к разрушительным последствиям. Поэтому для колонистов предполагалось ни грамма техники, все – на генетических модификациях. Живые организмы – симбионты.

Поэтому Адам сказал – «да».

Поэтому Шариф знал, что Адам скажет – «да».

Как и то, что Адам станет первым человеком, к которому биоимплантанты приживутся полностью.

Теоретически существовал и другой вариант.

«А что насчет двимерита? – как-то поинтересовался Адам. – Разработки Гинзбург по экранизации?».

«У меня миллионы аугментированных людей, – хмыкнул Шариф. – Пойдешь и лично раскопаешь им осмия в затонувшем Казахстане?»

В этом мире нет более разрушительных слов, чем «слишком дорого».

*****

Они с Шарифом не разосрались, нет. С ним невозможно поругаться.

Сама возможность ссоры предполагает, что другая сторона – слушает. И слышит.

Адам все еще висел у него на пейролле. Он там, считай, навеки прописался. Что делал в Шариф Индастриз – сам не понимал. Выполнял роль любимой комнатной собачки, наверное. Совершал редкие вылазки на тварей (тех, что не ушли вслед за своим предводителем), периодические, размять новые импланты, таскался по опасным зонам, сам разведывал, сам зачищал.

Без поддержки своего бога-колосса они просто стали сгустками биомассы, которые оказалось эффективно сжигать микроволнами. Штайнер-Бисли выпустила для этого специальную линейку дезинтеграторов. Special Apocalypse Edition, мать его. Охотники ласково обозвали новую пушку «Мегагрилем».

Один раз был почти у самого Кратера – но остановился, когда температура упала ниже ста двенадцати по Фаренгейту.

Такое раньше, говорят, бывало только на Ояконе.

Шариф периодически звонил. Так просто, поболтать, такой же жизнерадостный и полный безумных идей, как и раньше; может быть, даже чуточку больше. Адам отвечал, что спит. Или занят. Или просто не поднимал трубку.

Шариф действительно считал, что спасает мир.

Нет, хуже.

Он его действительно спасал.

****

Фарида просила его пить меньше.

И он старался слушать, хотя Шариф и вживил ему почти неубиваемую печень (официально – неубиваемую, но он еще посмотрит, кто кого). Ходил трезвым пару дней – даже брился на радостях – а потом ему снились дети, утопающие в черной слизи, морской бог, крушащий другие миры, и все шло под откос.

Он злоупотреблял, да. Иногда – слишком. А кто не злоупотреблял в этом сраном мире? Пусть не алкоголем. Доверием. Деньгами. Властью.

Рамками дозволенного.

Алкоголь, считай, меньшее из зол.

Иногда он спрашивал себя: ну какого хера я выжил? Какова была вероятность, что Фарида меня вытащит? Что твари на острове уйдут за своим предводителем-колоссом в открытые Цири двери?

Притчард отвечал: статистически незначительная, даже при щедром доверительном интервале.

Лучше бы он там сдох. Адам был уверен: они должны были там сдохнуть, он и Намир. Он бы умер, как сраный герой, а не влачил это полудохлое существование. Знал, чувствовал сердцем – все эта новомодная эзотерическая херня. Произошла системная ошибка. Закрался какой-то фундаментальный баг.

****

Цири он старался не вспоминать. Зачем?

Они знали-то друга друга три месяца. Три месяца, дерьмо собачье! Своего доставщика пиццы он знает дольше, чем три месяца. Консьержа на входе в Чайрон-Билдинг он знает дольше, чем три месяца. Он эту девчонку и помнит-то с трудом.

Разве что глаза. Глаза он помнил так, будто только вчера видел.

Притчард предложил ему новомодную технологию (их последнее время, как грибов после ядерного дождя) – психохирургию. Придумана для тех, кто до сих пор не мог очухаться от образа колосса в небе, для тех, кто видел, как их родные вставляют себе «Штайнер-Бисли» в глотку. Пара иголок в глаз, и никаких воспоминаний. Никаких проблем, Хьюстон. Ничего не было, тебе все показалось, и ты готов – вперед! – к новому миру.

Притчард, блин, такое предложил.

Чертов Искин.

Все гораздо проще; на самом деле ему просто нужно было знать, жива она или нет.

И больше ничего. Просто – «да», или «нет». «Жива» или «мертва». Никогда не узнаешь, пока не откроешь ящик. Этого будет Адаму вполне достаточно. Все равно она его ненавидит, и имеет на то полное право.

…Жизнь бок о бок с ним ещё никому ничего хорошего не приносила…

А вот что он будет делать, узнав ответ, Адам не представлял.

****

Раньше такой стадион собирали олимпийские игры.

Подумать только, вся эта толпа собралась только для того, чтобы посмотреть, как в черной клоаке исчезнет другой сгусток биомассы и, может быть – может быть! – вернется обратно. Билет стоил около тысячи кредитов, что даже в условиях катастрофической гиперинфляции – целое состояние.

Когда на сцене появился Шариф, все как один встали и зарукоплескали. Он снисходительно закачал головой – мол, не надо мне такой чести. Позади него в виде голограммы расположился Притчард, спроецировав свой образ точь-в-точь таким, каким был при жизни: улыбочка, патлы и байкерская куртка.

Левандовски шепнул Адаму что-то про новую о х е р и т е л ь н у ю (да-да, потом обязательно посмотрю) пушку. Фарида сжимала предплечье Адама, обхватив маленькой ладошкой утепленный кожаный плащ. Гинзбург сидела, поджав губы. Это она рассчитывала траекторию маршрута, поэтому если разведчик окажется в глубоком космосе, это будет как минимум неловко.

На противоположной стороне стадиона расположился Намир с супругой, субтильной брюнеткой в солнцезащитных очках (когда она последний раз видела солнце за завесой смога?) и стаканчиком Кока-Колы в руке. На хитиновых плечах похожего на огромного жука наемника сидел маленький мальчик, размахивавший флажком Объединенных Человеческих Штатов с надписью «Люди, вперед!».

Нет, не врали. Раньше он действительно был больше похож на человека.

Когда робот-разведчик подъехал к T-300, на стадионе никто не дышал. Маленький биоробот последнего поколения, по самые клетки напичканный модификациями. Сонарное зрение – от летучих мышей, тепловое зрение – от ямкоголовых змей, обычное – от грифов (люди вылетели из этой эстафеты в первом раунде). Он выглядел так, как будто ему самому страшно.

Неудивительно. Портал засосал бедолагу, и если бы только это была метафора. Как живое существо, как губка-переросток. Чпок, и нету. Неужели нельзя было сделать поэстетичней?

«Ну еще чего, – сказал бы Шариф. – Сейчас только об эстетике и думать».

Данные с робота (квантовой телепатии мириады световых лет не помеха) – температура воздуха, влажность, наличие кислорода и еще десятки параметров – проецируемые на экран над стадионом, потухли. «Скопытился, – понял Адам. – Или улетел в глубокий космос».

Люди подождали. Минуту, две. Через десять минут пришло осознание – безнадега.

А потом камера зажглась. Сначала на ней вообще ни черта было непонятно – какие-то всполохи, какие-то пятна, а потом прояснилось.

Лес какой-то. Трава пожухлая. Все зашевелились, посыпались вопросы: «А что с биосферой? А что радиация? Как атмосфера?»

Вопросы одним махом решил заяц. Запрыгнул прямо на робота, бесстрашная остроухая зверюга.

Шариф поднял руки в воздух, ладонями к толпе.

– Господа, – сказал он. – Представляю вашему взору новый мир.

Его голос, усиленный в десятки раз, прокатился над стадионом.

Он не был бы американцем, если бы не запрограммировал в робота-разведчика задачу – воткнуть в землю флаг Объединенных Человеческих Штатов. «Это мы, люди. Мы пришли. А значит, вам предстоит подвинуться».

А если не хотите, мы сами вас подвинем.

Поднялся такой гам, такие крики – Адам не слышал подобного, наверное, с Женевской резни.

– Перед вами первая улица, – продолжил Шариф. – Первого города. Как назовем, люди Земли?

Люди заорали.

– Нова Проспект, – подхватил Шариф, вырвав откуда-то это предложение. – Да будет так!

На корпоративный емейл тут же пришло оповещение о запуске финальной фазы проекта «Эксодус».

Шариф помахал рукой зрителям: ни много ни мало – Моисей, готовящийся повести свой народ через пески Мультивселенной. Сам он безразличен к участившимся в последнее время религиозные сравнениям. Шариф – адепт одной лишь веры, и имя ей – технократия.

«Да будет так, – грустно повторил в его голове Притчард, – а я, пожалуй, останусь, приятель».

Притчард – не биоробот. Притчарду путь из Земли заказан.

«Приятель, – горько повторил про себя Адам. – Приятель».

Похоже, с Винтермьютом они теперь не просто соседи.

– Адам, – шепнула Фарида, дернув за рукав. – Адам, встань и похлопай!

Адам встал и похлопал.

******

После презентации он первым делом подошел к как всегда угрюмой (будто только что не случилось одной из самых больших побед человечества) Гинзбург и задал единственный интересовавший его вопрос.

– Ну, есть что нового?

Комментарий к EPILOGUE 1: The Nova Pr0spekt (Мир Deus Ex)

Иллюстрация к главе:

https://www.deviantart.com/krigraydo/art/NovaPr0spekt-1-815104014

========== EPILOGUE 2: The End of the Empire (Мир Тир на Лиа) ==========

Эта девчонка, будь она неладна, всю жизнь ему испортила.

Он и так знал, что на уроки Сейлан неподготовленным лучше не приходить. Хочешь-не хочешь, лень тебе или не лень, а не выучишь все реки, протекающие по Тир на Лиа – она так замучает, что жить расхочется.

Хоть и знал, а все равно не выучил – и все из-за Лавены. Он же ей полночи стихи писал. Не спал аж до рассвета, а вымучил всего две строчки:

«Ты лучик солнца, ты мечта – с тобой хочу я быть всегда».

На том перо отложил и заснул, а когда проснулся, было уже поздно.

Как только вошла наставница, Элрик встал первым и громче всех поздоровался, чтобы она подумала, во-первых, что тот все переучил и выучил, а во-вторых, что уроки этикета и хороших манер не прошли даром.

– Потише, принц Элрик, – поморщилась Сейлан, статная эльфка в бирюзовом платье. – От вашего рева даже птицы с веток повзлетали.

Лавена бросила на него быстрый взгляд.

Глаза у нее были голубые и слегка раскосые, волосы – как шелк, и она была самый красивой девочкой на Тир на Лиа, если не считать мамы. Уши у нее были до того острющие, что торчали из-за волос, чем Лавена очень гордилась и украшала кончики блестящими камушками.

У самого Элрика были ни на что не годные уши. Иногда казалось, что они чуть ли не плоские – но как он их ни дергал и ни щипал, иногда аж до крови, острее не становились.

С такими ушами у него не было никаких шансов приглянуться Лавене. Стихи – его последняя надежда. Девочкам же нравятся стихи! Сжимая бумажку в руке, Элрик ерзал на стуле, думая, как бы половчее передать.

– Принц Элрик, вас что-то беспокоит? – поинтересовалась Сейлан. – Крутитесь на стуле, словно уж на сковороде. Вы уже выучили названия рек?

Конечно, не выучил. Он уже хотел признаться во всем наставнице, но вместо этого вдруг неожиданно даже для самого себя сказал:

– Конечно, выучил.

– Прошу, – сказала Сейлан. – Главная река, протекающая через Тир-на-Ног?

Ему сразу стало худо, даже живот заболел. Все смотрели на Элрика, а тот смотрел в расписной потолок и думал, что сейчас наверняка умрет.

– Doehna, – наконец выпалил он, молясь всем известным богам.

– Dêo’ohnna, – поправила его Сейлан. – Повторите.

– Deohna, – повторил Элрик.

– Dêo’ohnna. Вы не слышите разницы, принц?

– Конечно, не слышит, – шепнула подруге Лавена. – Dh’oine и нот-то не различают.

Сердце Элрика ухнуло куда-то в пятки. Сейлан покачала головой, и от стыда он прямо приклеился к собственному стулу.

Лавена оглянулась на него и хихикнула. Мерзко, как умеют только девчонки. Элрик в ярости сжал бумажку так, что она стала мокрой в его кулаке.

Не такая уж она и красивая. И стихов недостойна.

Да совсем некрасивая! И коса у нее слишком длинная, такой только полы подметать. Улучив момент, когда отвернется наставница, он вытянул руку, схватил противную девчонку за косу и дернул.

Лавена вскрикнула так, будто он ее без ножа резал, и вскочила из-за стола, взмахнув руками.

Вот же несносная! Ну, сейчас ему влетит! Элрик тут же вжал голову в плечи.

– Принц Элрик, что за насилие в храме знаний? – прошипела Сейлан. – Неслыханная дерзость!

Подумаешь, дернул. И еще раз дернет, когда подвернется случай, а может и подножку подставит.

– Она – дура, – буркнул Элрик.

Он и поверить не мог, что из-за такой дуры всю ночь не спал.

– А вы, значит, умны? – холодно переспросила наставница. – Отрадно слышать. Считаю, нам о вашем необычайном интеллекте стоит рассказать королеве-матери.