Текст книги "Нова Проспект (СИ)"

Автор книги: J.C.Elliot

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)

«Мирозданье – гораздо более странное место, чем многие воображают, – пространно

заметил Карантир. – Нам неведомы все его хитросплетения. Но мне очевидно – образ благородной и мирной расы сыграл нам на руку».

«Мы, по твоему мнению, не благородная и не мирная раса? – усмехнулся Эредин, но ирония пролетела мимо ушей Карантира.

Dh’oine за соседним столиком потихоньку растеряла последние остатки приличия. Раздосадованный такой наглостью, Эредин еще раз смерил ее внимательным взглядом, что, как назло, только усугубило неловкую ситуацию.

«В человеческом представлении, – терпеливо пояснил Карантир. – Нет, не все люди сочли нас таковыми – но, слава всему сущему, умные представители человеческой расы неизменно оказываются в меньшинстве. Что досадно, это меньшинство сосредоточено на верхушке их общества».

Замечание о верхушке напомнило Эредину, кто оплачивает стоящее перед ним сырное многообразие.

«Что Таггарт хочет взамен за свою щедрость?».

Устав играть в гляделки, dh’oine поднялась из-за стола и направилась к ним, покачивая туго обтянутыми тканью, как кожа на барабане, бедрами. Довольно неторопливо: ее туфли больше походили на замысловатое пыточное орудие, чем на обувь.

– М-м-м, пардоне муа, – она стряхнула с лица мелко заплетенную косичку и озвучила свою просьбу на всеобщем, с воркующим, переливающимся акцентом: – Можно сделать с вами селфи?

Эредин имел крайне смутное представление о сущности просьбы. Стараясь не выдать непонимание, он сдержанно ответил:

– Прошу меня простить, миледи, мы разговариваем.

Девушка округлила и без того совиные глаза.

– А… пардон?

Он вспомнил, что за последние полчаса они не раскрыли рта, и почувствовал себя еще более нелепо. «Сделай, как она просит, – устало сказал Карантир, – с ними легче согласиться, чем препираться».

Да что сделать-то? Эредин нехотя кивнул, и девушка, сверкнув острыми резцами, выхватила из маленький сумочки точно такой же прямоугольник, что лежал на столе.

«Прямоугольник называется телефоном, – поправил его мысли Карантир. – Приобними ее и улыбнись».

Приобнять чужую женщину, когда ее спутник наблюдает за ней из-за соседнего столика? Не то чтобы Эредина такое обстоятельство обычно останавливало, но ему не хотелось поднимать здесь шум.

Времени на раздумья ему не оставили: стоило подняться из-за стола, как девушка прижалась к нему грудью – куда ближе, чем позволял любой известный ему этикет – и выверенным движением наставила на них зеркало. Резко прижавшись к его щеке холодными липкими губами, она защелкала устройством, поворачивая его то направо, то налево.

Эредин от такой наглости на мгновение потерял дар речи, забыв о напутствии улыбаться.

– Мерси, – сказала девушка, прежде чем он успел опомниться, и поспешила обратно к своему спутнику, который мрачно взирал на сцену, но агрессии, вопреки здравому смыслу, не проявлял.

В других мирах человеческие женщины хотя бы при своих мужчинах пытались вести себя подобающе – здесь, видимо, целомудрие уничтожили вместе с лесами. «Традиции у местных забавные, – изумился Эредин, вернувшись за стол. – Не удивлюсь, если отцы тут не своих отпрысков воспитывают».

Карантир протянул ему салфетку, кивнув на щеку.

«Таггарт, – поспешил он вернуться к теме. – Чего бы он ни хотел, нам нужен союзник. Под протекцией Фронта Человечества, тебе, по крайней мере, ничего не отрезали. Я считаю это отличной площадкой для сотрудничества».

«Мы теперь ручные собачки политиков dh’oine?» – покачал головой Эредин.

Карантир нахмурился, сжав в железной руке стакан. Казалось, еще чуть-чуть, и он разлетится на куски. Интересно, тяжело ли управлять такой конечностью? Каким образом они связывают ее с мозгом?

«Живые собачки, Эредин. Это прилагательное у меня сейчас в приоритете. Я надеюсь, и у тебя тоже».

***

Ради них Таггарт продлил свой визит в Женеву – обстоятельство, которое его помощница сочла нужным упомянуть несколько раз – и назначил встречу в своих апартаментах в ООН – организации, которая «регулировала международные (как язвительно добавила помощница, теперь и межрасовые) отношения».

Одно только здание охраняли, по самым скромным оценкам, около пятидесяти вооруженных до зубов солдат. Под конвоем Эредин и Карантир прошли через аркообразный коридор, на стенах которого висели картины, если судить по мученическим лицам изображенных на них людей, религиозного содержания.

Стоило эльфам отворить дверь и войти, как Таггарт поднялся им навстречу и сердечно пожал руку сначала Эредину, потом Карантиру. Он выглядел лет на шестьдесят или около того: слегка впалые щеки, аккуратный аристократический нос, широкие и высокие брови. У него было подвижное лицо, черты которого казались чересчур выразительными, как у актеров, слишком долго игравших на публику.

– Это вас нам нужно поблагодарить за свое спасение, господин Таггарт? – спросил Эредин, заняв предложенное место за столом.

На мраморе стоял постамент с распятой человеческой фигурой. Люди любят мучить своих божков даже больше, чем те любят мучить их. Кажется, они называют это: «по образу и подобию».

Какое-то время Таггарт молча изучал их лица, прежде чем ответить:

– В первую очередь вам стоит поблагодарить идеи гуманизма, господин Бреакк Глас.

Родовое имя dh’oine никак не давалось: вместо Bréacc Glas получалось что-то вроде «Бреаглас». Эредин улыбнулся церемониальной скромности Таггарта:

– За наши апартаменты – тоже?

Таггарт засмеялся. Карантир мало участвовал в разговоре, полностью погрузившись в мысли собеседника. Еще немного, и люди сочтут его немым.

– За это вам стоит поблагодарить «Фронт человечества». Ну, и пожертвования вам сочувствующих, – Таггарт слегка улыбнулся, – или симпатизирующих. Мы проводим их через наши счета – за неимением у вас собственных.

Какая бы сумма там ни была, можно не сомневаться, что половины уже не достает.

– Я благодарен, – наклонил голову Эредин. – Премного благодарен. Но чем мы заслужили такую щедрость?

Таггарт поднялся из-за стола и поправил очки. Прошелся по комнате, выдерживая паузу, и наконец остановился перед окном, рассматривая открывающуюся на озеро панораму.

– Господин Бреакк Глас, – сказал он хорошо поставленным голосом, – ваше появление в нашем мире пришлось на один из самых трудных моментов человеческой истории. Поворотных моментов.

Таггарт сделал звучное, как гонг, ударение на последнем словосочетании. Эредин “натянул” на лицо маску внимательного слушателя.

– Ваше появление – никак не случайность, я совершенно уверен в этом, – голосом человека, не сомневающегося ни в одном своем слове, сказал Таггарт. – Ваше появление – знак для всего человечества. Сигнал тревоги, если хотите.

Сигнал тревоги, ха. Сигнал к бегству, если взглянуть на Хэнша.

– Как вы считаете, господин Бреакк Глас, – вкрадчиво спросил Таггарт, – какой главный грех человечества? Почему Земля выглядит так, как она выглядит? Почему мы медленно и верно убиваем самих себя?

Эредин придал своему лицу задумчивое выражение. Посредственность? Глупость? Низменность стремлений и желаний?

«Высокомерие, – подсказал Карантир. – Он хочет услышать от тебя – высокомерие».

Надо же. Aen Elle в подобном упрекнуть куда легче.

– Высокомерие, – не стал спорить Эредин.

Таггарт широко улыбнулся.

– Именно, – с отеческим благодушием похвалил он эльфа.

Интересно, ведает ли он, что как минимум в пять раз младше собеседника?

– Именно, – повторил Таггарт. – Мы возомнили себя всезнающими. Единственными во Вселенной. Ваше появление – напоминание о том, как далеко человечество ушло от своих истоков, как оно невежественно в убеждении, что знает все.

Разговор – если его можно так назвать – принимал форму проповеди, словно Таггарт настолько привык к монологам, что не мог вынести двусторонности обычной беседы. Таггарт выдохнул и оценивающе взглянул на Эредина, прежде чем спросить:

– Вы верите в Бога, господин Бреак Гласс?

Даже Карантир, опешив, вышел из транса и уставился на Таггарта.

– Верю ли я в богов? – изумился Эредин, прежде чем ответить со всей искренностью: – Боги существуют вне зависимости от того, верю я в них или нет. Я – смертный. Они – боги.

– Вот что я называю скромностью, – снисходительно кивнул Таггарт. – Которой человечеству и стоит поучиться. Мы не верим ни во что, кроме материализма, – но, как оказалось, все наши знания и выеденного яйца не стоят.

Таггарт сделал выразительную паузу, ожидая от Эредина какого-то одобрения. Тот неопределенно кивнул в ответ.

– «Фронт Человечества», – продолжил Таггарт, – защищает людей от слепой технократии. От движения в темноту под эгидой «нового будущего». Защищает сам замысел природы от человеческих амбиций.

Хоть один тезис, с которым он солидарен.

– Защищать природу от человеческих амбиций – похвальная задача, господин Таггарт, – согласился Эредин. – Всецело ее разделяю.

Таггарт усмехнулся. Вряд ли он не уловил иронии – политик походил скорее на лжеца, нежели на глупца – но предпочел сделать вид, что не уловил.

– Мы на одной стороне, господин Бреак Гласс. Вашим эльфам нужен голос, и я готов вам его обеспечить. Но и моим идеям нужен ваш голос, и я надеюсь, вы не откажете мне в любезности их озвучить.

Из кармана шерстяного костюма раздался вибрирующий писк. Таггарт, извинившись, взглянул на экран и близоруко прищурился, читая содержимое.

Карантир забарабанил железными пальцами по столу. Эредин вопросительно взглянул на поджавшего губы мага, но тот только покачал головой. Таггарт положил телефон на стол экраном вниз, и вновь сосредоточился на них:

– Я так сожалею о том, что произошло с вами, Карантир, – он перевел взгляд на железную руку. – Но поверьте, вы – далеко не первая жертва этих мясников. Расскажите мне, что привело вас в наш мир?

«Предоставь историю мне», – попросил Карантир.

– Сюда случайно забрела одна из дочерей Aen Elle – Zireael. Заблудшая, потерянная душа, не способная контролировать свои разрушительные способности, опасная как для себя самой, так и для окружающих.

Поразительно, сколько различных форм может принимать правда.

– Мы намеревались вернуть ее домой, – продолжил Карантир, – но в наши планы вмешались иллюминаты. В течение первых суток на вашей земле нас пленили, в течение последующих – пытали, уродовали и насиловали.

Diable, можно и без таких подробностей обойтись! Выражение лица Таггарта изменилось внезапным образом – спокойствие сменилось тщательно скрываемой нервозностью.

– Соболезную. Но вы имеете ввиду Тай Юн Медикал, конечно, – поправил он Карантира. – Иллюминаты – не более чем растиражированный миф.

Маг наклонил голову, рассматривая его, и не удостоил замечание ответом.

– Увы, на Хэнша произошло то, чего мы так боялись: способности Zireael привели к искажениям времени и пространства. К чудовищным, трагическим последствиям.

Таггарт вопросительно поднял бровь. Вежливая улыбка ни на мгновение не сходила с его лица.

– Несмотря на все зло, что нам причинили люди, – закончил тираду Карантир, – не в наших правилах продолжать эстафету насилия. Все, чего мы хотим – вернуться в свой собственный мир.

«Он думает, что мы держим его за идиота, не так ли?» – спросил Эредин.

«Мы все держим друг друга за идиотов, – подумал в ответ Карантир. – «Но сейчас это не имеет значения».

Таггарт шумно вздохнул.

– Через месяц пройдет чрезвычайный саммит, господа. Весь мир будет наблюдать за ним, за мной и за вами. Я хочу, чтобы вы произнесли речь.

– Какую? – поднял подбородок Эредин.

– Я скажу вам, какую, господин Бреакк Глас, – улыбнулся Таггарт, но в его голосе проявилась стальная требовательная нотка, – а также – кому и когда. Я думаю, у вас неплохо получится рассказывать заученные истории.

Эредин хмыкнул.

– Небольшая плата за наше размещение и безопасность, господин Таггарт.

– Безопасность в современном мире гарантировать невозможно, – с сожалением сказал Таггарт. – Но я сделаю все, что в моих силах.

Эредин наконец-то нашел нужный момент, чтобы ввернуть ту просьбу, что давно вертелась у него на языке.

– Apropos безопасность, господин Таггарт – нам нужно оружие. Мечи всадников остались в лабораториях Тай Юн Медикал.

Таггарт неопределенно улыбнулся.

– Я не верю в насилие, господин Бреакк Глас. Да и боюсь, оружие не совсем сочетается с образом, который мы хотим создать.

Diable!

– Ну, в таком случае… – сказал Эредин, поднявшись из-за стола.

Он заметил, что Таггарт оказался на полторы головы ниже его, когда тот протянул ладонь для сердечного рукопожатия.

– И еще кое-что… – добавил он напоследок. – Я бы не стал упоминать «иллюминатов». У публики не самые лучшие ассоциации с этим словом.

– Вы думаете, господин Таггарт? – переспросил Карантир, тонко вплетая в свой голос угрозу. – Спасибо за совет.

***

«Люди вроде Таггарта, – сказал Карантир, когда они оказались в служебной машине «Фронта Человечества», – главная причина, почему dh’oine будут жить в бедности и грязи, вне зависимости от технологического прогресса. Хэнша, собственный народ, то, что мы сотворили – все для него меркнет на фоне собственных политических амбиций».

Эредин кивнул в молчаливом согласии.

«Когда Таггарт взглянул на телефон, – продолжил Карантир, – он прочитал письмо от человека по имени Боб. Он обещал, что до саммита нас оставят в живых».

«Думаешь, они нашли способ справиться с Хэнша?», – спросил Эредин, разглядывая проходящих мимо людей сквозь матовое стекло. Он готов был поклясться, что на рубахе одной из dh’oine красовался портрет Дейдры.

«Думаю, они думают, что нашли способ справиться с Хэнша».

Когда они подъехали к «Интерконтиненталю», толпа перед отелем кипела нездоровым энтузиазмом. Не меньше сотни человек – а может быть, и больше. Они выкрикивали приветствия, размахивая самодельными флагами и транспарантами.

Эпицентром их внимания была Дейдра. Она что-то вещала в длинную трубку, которую выставил перед ее лицом один из dh’oine. Толпа перебивала криками, многие пытались коснуться чародейки, будто та была языческой богиней. Охрана делала все возможное, чтобы им воспрепятствовать. Эредин вопросительно взглянул на Карантира.

«Мы пришлись по душе определенной группе dh’oine… К сожалению, той, у которой нет власти».

Эредина покоробило то очевидное удовольствие, которое получала Дейдра от внимания толпы; ему чуялось в этом ажиотаже что-то плотоядное, пошлое. Они напоминали шавок, сношающих в приступе слюнявой любви ногу хозяина.

«У толпы всегда есть власть, – пожал плечами Эредин. – Забыл, кто вешал королей?»

Карантир попросил водителя подвезти их к черному входу. Он ненавидел внимание и шум – две вещи, сопровождавшие его с самого рождения, с тех самых пор, как его короновали «вершиной селекции Aen Elle».

Дейдра ожидала их во внутреннем дворике отеля, облокотившись о стальную констелляцию из абстрактных фигур. На чародейке было сотканное из золотых нитей платье, облегающее тело, как вторая кожа. В мочках ушей болтались вызывающе массивные смарагдовые украшения явно не эльфской выделки.

К платьям такого покроя следует носить бюстье, но Дейдра это обстоятельство либо не замечала, либо игнорировала. Чего нельзя было сказать о человеческих мужчинах, проводивших ее стройную фигуру липкими взглядами.

– Цвет тебе к лицу, – поприветствовал Дейдру Эредин, – чего не скажешь о покрое.

Чародейка громко фыркнула. Ее глаза блестели, она то и дело облизывала коралловые губы. Вычурное платье, в котором она красовалась среди белого дня, наводило на мысль, что она не снимала его с прошлого вечера.

– Уж прошу меня простить, мой король, – отозвалась Дейдра. – Другим меня наши человеческие друзья не одарили.

– Бедная девочка, – усмехнулся Эредин, и, посерьезнев, положил руку ей на плечо. – Рад видеть тебя в добром здравии, Дейдра. Мы все перед тобой в неоплатном долгу. Я – больше всех.

Похвала разбередила ее и без того обостренные чувства: лукавая улыбка появилась на ее губах.

– Рада видеть в добром здравии, мой король, – наклонила голову она в коротком церемониальном кивке.

Эредин улыбнулся ей в ответ.

***

Отобедать они решили втроем: их препроводили к столику на северо-восточном балконе с эркером, вдали от людских глаз. Дейдра находилась в нервном оживлении, Карантир – в задумчивой меланхолии. Они оба, вне всяких сомнений, подпитывали свое бодрствование пылью, не в силах найти время на сон или справиться с паранойей, что их во сне прирежут.

Вряд ли их можно было винить в такой слабости.

Официантка с бесцеремонно-искусственными рыжими волосами принесла им яства: Эредин вздохнул и отодвинул шмат печени, подальше от ассорти из овощей. За поэтическим названием fois gras скрывалась остывшая гусиная печенка.

– Bon appetit, господа эльфы, – раздался позади них знакомый голос, и аппетит пропал в одночасье.

Эредин вскинул правую руку по направлению к оружию, и, нащупав на поясе пустоту, почувствовал себя мишенью на ристалище. Охрана отеля, прежде неустанно следившая за ними, единогласно решила выйти прогуляться.

Он медленно обернулся: Андрей пришел не один. Глаза Намира закрывали крупные темные бинокуляры, но человека без кожи трудно не признать. Официантка удалилась на кухню, и они остались в ресторане в сомнительной компании.

Эредин методично взвешивал варианты конфронтации, бегства, и привлечения толпы.

– Занято? – поинтересовался Андрей, кивнул на столик. Никто не ответил.

Ответа и не ждали: не выждав ни мгновения, Намир и Андрей сели напротив.

– Вегетарианец, эльф? – ухмыльнулся Намир, кивнув на педантично поделенную на две части тарелку. – Как ты четко уловил цайтгайст.

Эредин не ответил. Андрей вздохнул и налил себе вина из стеклянного кувшина, вопросительно взглянув на Намира. Тот помотал головой, придвинув к себе стакан с водой.

«О чем они думают, Карантир?..»

Дейдра шумно выдохнула, сжав свой бокал. Ее и без того полупрозрачное лицо побледнело еще сильнее. Она смотрела на Андрея так, словно видела его плоть насквозь и готова была заморозить одной мыслью.

«Ни о чем, – замялся Карантир. – Ни о чем важном».

– Если вы пришли сюда ради крови, – процедил Эредин, – то напомню: на нашей стороне теперь пол-мира.

Намир прыснул смехом, и даже невозмутимое лицо Андрея растянулось в лошадиной улыбке.

– Мой дорогой остроухий друг, – вздохнул он, пригубив вина, – если ты думаешь, что обожание препубертатных девочек может спасти тебя от гибели, советую ознакомиться с биографией Джона Леннона.

Язвительная реплика отскочила как горох от стенки – Эредин был слишком занят оценкой ситуации. Телепаты не спешили передавать ему мысли врагов: Карантир оставался молчалив и неподвижен, буравя глазами Андрея.

– Кстати говоря, – задумчиво спросил Андрей, – чья идея была засветиться перед софитами? Ваша, мадемуазель – мадам? – Сеабагар? Я сразу разглядел в вас потенциал.

Дейдра с отвращением стиснула губы, ее тонкие пальцы выгнулись в судороге магического знака. Эредин счел реакцию чрезмерной и предупредительно положил ладонь на ее запястье.

– Я вас чем-то обидел, мадемуазель? – улыбнулся Андрей. – Простите мне мою бестактность.

Намир довольно откинулся на спинку стула, медленным движением сняв темные очки и взглянув на Дейдру.

«Да что происходит? – потерял терпение Эредин. – О чем они думают?»

«Прикажи Дейдре успокоиться сейчас же, – нервно ответил Карантир. – Они ее провоцируют».

Эредин вопросительно посмотрел на Дейдру. Даже при всей неотесанной манере dh’oine выражать сексуальный интерес, пару взглядов и ехидный комплимент за провокацию даже он не счел бы.

«Свиньи», – прошипела Дейдра внутри его головы и швырнула в него образом, которым ей так докучали.

Перед глазами во всех мерзких деталях возникла картина группового сношения, главную роль в которой играла Дейдра. Похабные образы, которые dh’oine с таким садистким смаком представляли, впечатались в сознание раскаленным клеймом.

Ублюдки.

От усилия, которое пришлось сделать, чтобы сдержать вскипающую ярость, у Эредина чуть не лопнули сосуды в глазах. Он с трудом выдавил из себя слова:

– Прекратите балаган, dh’oine, – выдохнул Эредин. – Вы уже знаете, что мы владеем телепатией, так что избавьте нас от мерзости своих похотливых мыслишек.

Дейдра взглянула на Эредина с искренней благодарностью.

«Эредин, diable! – разъярился Карантир. – Не ведись на дешевые трюки!».

– Нет, мы всего лишь предполагали, – улыбнулся Андрей. – А вот теперь знаем наверняка.

Дейдра легким движением вскинула руку, и стакан в руке Намира разлетелся вдребезги, поцарапав ему кадык и щеку. «Дейдра, с глаз моих долой, немедленно, – прорычал Карантир. – Твоя гордыня нас всех погубит!» Та подчинилась, вскочив со стула, будто тот был покрыт шипами.

– Женщины, – горестно развел руками Андрей, – до чего обидчивые создания!

– Минус один фокус в загашнике, эльф, – подытожил Намир, вытерев кровь с лица салфеткой с вышивкой Континенталя.

– Главный еще остался, – сказал Эредин, силясь стереть мерзкие картины из памяти. – Как успехи в устранении… как вы это обозвали… «экологической катастрофы»?

Андрей вытянул руку вверх и громко щелкнул пальцами.

– Вот именно этот вопрос мы и хотели обсудить! Я хотел бы попросить вас исправить оплошность на Хэнша, и быстро. Боюсь, что иначе вы станете участниками реалити-шоу, которое соберет огромную зрительскую аудиторию, но вам вряд ли понравится.

Эредин вспомнил, где он раньше видел золотую эмблему на кожаном портфеле Андрея; на собственном больничном стакане.

– Ей-богу, – усмехнулся Андрей, повернув золотые часы циферблатом, – легче по-хорошему. С вашими способностями к пиару в конечном итоге окажетесь героями.

– Разумеется, – в тон ему ответил Эредин. – Мертвыми героями.

– Ну, – пожал плечами Андрей, – как показывает история, настоящее обожание толп приходит посмертно.

Карантир прочистил пересохшее горло.

– Господин Рэнд, – прервал он свое долгое молчание. – Мы все хотим остаться в живых и все хотим исправить содеянное.

Голос Карантира казался до странности спокойным, будто выцветшим от долгого молчания.

– К вашему сведению: борьба с разрывом с помощью энергии частиц только усугубит процесс. Продолжайте эксперименты, – продолжил Карантир, – под вами окажется гора трупов даже раньше, чем это планировали мы.

Он явно говорил о чем-то, о чем понятия не имел сам Эредин, и это обстоятельство не пришлось ему по нраву. Андрей наклонил голову, уставившись на мага, будто увидел впервые.

– Я слушаю, – ответил он. – Продолжай.

Намир нахмурился.

– Мы можем закрыть разрыв, – медленно, взвешивая каждое слово, проговорил Карантир. – Но нам потребуются время и ресурсы. Ресурсы, которых у нас нет, но которые можете предоставить вы.

Андрей скептично приподнял бровь.

– Мы назвали своими врагами Тай Юн, – невозмутимо продолжил Карантир, – но не Версалайф, и уж тем более не упоминали иллюминатов. При желании мы все можем в конечном итоге оказаться героями.

Эредин мрачно посмотрел на Карантира, в чем впервые был солидарен с нахмурившимся Намиром. Андрей крепко сжал тонкие сухие губы и молчал. Карантир вновь заговорил отрешенным тоном, и голос его прозвучал еще холоднее:

– Мы сделали единственное, что могло нас спасти. Вы действительно считаете, что окончательно загнать нас в угол – хорошая идея?

Намир открыл рот, словно намеревался что-то сказать, но Андрей сделал едва заметный жест, призывая к молчанию, и покачал головой. Нехороший блеск мелькнул в глазах наемника. Он явно не считал Андрея достойным отдавать ему приказы.

Такую расстановку стоит взять на заметку.

– И что тебе нужно, Каре…

– Карантир, – подсказал маг, пока Андрей не исковеркал его имя. – Я открыл разрыв кровью, кровью его и закрою.

Взгляд, который Эредин бросил на Карантира, был острее скальпеля. Он вообще ведает, о чем говорит?

Повисло молчание. Андрей застыл на месте, судя по остекленевшими механическим глазам, общаясь с кем-то другим, прежде чем снова улыбнулся и поднялся из-за стола:

– Предоставь список того, что тебе нужно, а мы предоставим ответ. А пока что – наслаждайтесь шампанским и фуагра, господа, и, а бьентот.

Шмат печенки на тарелке приобрел еще менее аппетитный вид.

***

Когда незваные гости покинули ресторан, Эредин взглянул на Карантира с мрачной обреченностью. Тому как никому другому должны быть известны законы Aen Elle, которые он только что попрал своей опрометчивой тирадой.

«Я нарушил субординацию, – глухо сказал Карантир, виновато прижав уши к черепу. – И приношу свои извинения, мой король.»

Эредин впервые за долгое время заметил, как маг молод, несмотря на все свои многочисленные достижения. Молод и подвержен чужому влиянию, культуре и мыслям, и что самое паршивое – технологиям.

Сколько ему, боги? Сотня зим? Восемьдесят? Дейдра и того младше.

«Восемьдесят пять, – поправил его Карантир. – И нет, я не продался dh’oine. Они чужды мне, я чужд им – между нами неразделимая пропасть. Но не могу наблюдать, как ваша гордыня и самонадеянность нас убивает».

Официантка вышла из своего убежища и убрала тарелки со стола, и с подозрением покосившись на молчаливых собеседников.

– Хватит оправдываться, – отрезал Эредин, остановив взгляд на железной руке. Он не повысил голос на своего соратника, а лишь подпустил в него немного льда. – Дай мне подумать.

Карантир вздрогнул и кивнул на стены. Маг превращался в сущего параноика, дрожащего от вида собственной тени.

«Твое обещание спасти мир, – подумал Эредин, – как ты собирался его выполнять? Готов пожертвовать собой?».

Карантир дернул подбородком. «Нет. Хочу пожертвовать кем-то другим.»

Эредин знал, кого он имел ввиду. Опять? Крепко, должно быть, он ее ненавидит.

«Я не испытываю к ней ненависти, – подумал Карантир. – И не думаю, что ее испытываешь ты сам, как бы ни утверждал обратное. Мы ненавидим не Zireael, а то, что она символизирует для народа Ольх. Наш долгий, невероятно долгий, но неизбежный закат. Нашу неспособность процветать без человеческой крови – как без ее пролития, так и без вливания в свою собственную».

Эредин потемнел лицом – не та правда, которую он хотел слышать и которую желал обсуждать. Потом, может быть, когда они вернутся, и настанет время собирать камни. Они помолчали; Эредин гонял вилкой листок салата из одного угла тарелки в другой.

Как бы там ни было, ни один Aen Elle больше не погибнет ради вздорной девки, ни один не рискнет ради ее жизни своей собственной.

«Я не буду вновь за ней гоняться, Карантир. Ни за что. Клянусь, наша следующая встреча не закончится ничем хорошим».

Запасы его милосердия, и без того не слишком глубокие, истощены до предела.

«И предложить бы не посмел, – покачал головой Карантир. – Нет, мы не пошевелим и пальцем. Пусть погоней займутся те, кому ее кровь нужнее».

Эредин закрыл глаза и вызвал перед внутренним взором Землю в ее постоянном, непрекращающемся движении. Она изменилось; если раньше тень магии и не касалась ее рельефа, то теперь словно невесомая дымка окутывала шар. Но не настолько, чтобы скрыть следы Старшей Крови.

«Она жива, – подтвердил Эредин. – Но чем занимается на другом континенте?»

«Ну, это невеликая загадка, – раздраженно сказал Карантир. – Делит ложе с первым попавшимся в новом мире незнакомцем».

Говорит ли он из предубеждений, или действительно осведомлен – Эредин предпочел не выяснять.

«Неважно, – мотнул головой Эредин, выкинув из головы мысль о союзе Zireael и того полуголема с бородкой – образ, лишь немногим лучше увиденного за обедом. – Если мы пожертвуем Zireael – это сработает?

«Если мы бросим ее без согласия и ведома на съедение Времени и Пространству и постараемся залатать ее же кровью то, что разрушили? – переспросил Карантир. – Не знаю. Может быть».

Он поднял голову и посмотрел Эредину в глаза немигающим, застывшим взглядом.

«Я сделаю все, что возможно. Даже вещи далеко за пределами моего морального горизонта, а он, как тебе известно… последнее время все шире. И даже если это сработает, в чем я сомневаюсь, даже если мы останемся в глазах людей героями, в чем я сомневаюсь еще больше, я не знаю, как нам преодолеть Барьер и вернуться».

Эредин хлебнул вина, и чуть не поперхнулся от горечи на языке.

«Можем попытаться выбраться на Спираль через разрыв», – предложил он.

На лице Карантира отразился страх. Едва уловимый тремор по углам глаз, который вряд ли бы заметил кто-то кроме Эредина, но он там был.

«Я предпочту смерть от человеческой руки, – твердо сказал маг. – А когда ты единожды увидишь, о чем говоришь – согласишься со мной».

Эредин поежился.

Ему срочно нужно почувствовать холод стали в ладони.

***

Остаток дня Эредин провел с представителями власти в еще менее продуктивных разговорах, чем с Таггартом. Расспросы тянулись часами, и dh’oine испробовали все известные ему приемы, пытаясь разузнать о произошедшем: мягкие слова, обещания, пространные угрозы, затягивание в логические ловушки и даже брань.

Но Эредин неизменно твердил одно и то же, раз за разом повторяя одну и ту же заученную историю.

Одно обстоятельство играло Aen Elle на руку: человеческий мир раздираем противоречиями. Конфликты территориальные, теологические, идеологические – только дай им повод, и они вцепятся друг другу в глотки.

Таггарт проницателен: их появление разожгло дремлющую злость толпы, как щепки костер. От нее скрыли то, на что, по ее мнению, она имела полное право: информацию. Толпа была на их стороне. Толпа нарисовала их мучениками, им оставалось только подыгрывать.

В передышках между общением с бюрократами Эредин посвятил себя вопросу, который интересовал его куда больше: как раздобыть оружие.

Где есть цивилизация, должен быть и черный рынок. Где есть черный рынок, должны быть готовые продать за бесценок собственные души. Сам он заниматься промыслом не стал, поручив дело паре уцелевших всадников, пока те не потеряли последнюю выдержку от легкодоступных женщин и бесплатных угощений.

Осторожность и немалое количество денег, изъятых из фонда в их поддержку – и Нитраль вернулся из Приштины с добычей.

– Ни одного меча? – вздохнул Эредин, взглянув на с солдатской аккуратностью разложенное на гостиничном столе оружие.

Зато есть кинжалы: Эредин задумчиво потер пальцем переносицу, рассматривая боевой кинжал с коротким клинком. Добротная сталь, удобная рукоятка, коротковат и грубоват, но выбирать не приходится.

– Они редко используют здесь мечи, мой король, – пожал плечами Нитраль. – Пришлось бы делать на заказ. А за работу на заказ они уже потребовали… хуже краснолюдов, эти dh’oine.

– Не беспокойся о деньгах, Нитраль, – сказал Эредин, закрепляя кинжал за голенище сапога. – Наши… как бы их назвать… поклонники щедры на пожертвования. Доспехи?

Нитраль нахмурился, и полученный в Тай Юн Медикал шрам, пересекавший лоб и щеку, болезненно напрягся. Полученное увечье было ему даже к лицу – без него он всегда казался Эредину слишком женоподобным даже по эльфским меркам.