Текст книги "L.E.D. (СИ)"

Автор книги: Illian Z

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

– Не будет такого.

– Да я уже понял, может, выпустишь?

– Нет, – едва не улыбаюсь. – Ты теперь заложник.

– Без прав? Мне в туалет надо.

Киваю, хоть и чувствую подвох, но отвязываю блондина, тот с удовольствием разминает тело, утирает кровь с лица и спрашивает:

– Поссать можно?

– Хоть купайся. По коридору вторая дверь направо.

Бек на кухне выглядит озадаченным, откладывает в сторону остатки телефона блондина, каким-то чудом ещё функционирующие, и спрашивает у меня:

– Что, договорились?

– Вроде того. Как он, – киваю на разбитый мобильник, – работает?

Бек тыкает пальцем.

– Да, даже сенсор работает. Хотя нормально так коцнутый. Искал там компромат. Есть, ещё какой.

– У нас вроде как сотрудничество теперь, – Чар присоединяется к нам, – договор о ненападении.

– Ты всё равно наш заложник.

– А с каких пор у заложников свободное передвижение?

– Да это и не надолго.

– А можно наш «гость» немного задержится? – Бек как-то нехорошо улыбается.

– Зачем это? – осведомляюсь.

– Секса хочу, – просто и честно отвечает, – а твоё сердце занято.

– Я, блядь, против! – встал в позу Чар.

– А отрабатывать свободу? – во мне зашипела змея, требуя, чтобы я развлёкся.

– Только через мой труп, – возражает блондин, – ну не встаёт у меня на мужиков. Не встаёт!

– Не проблема, сладкий, – я резко заламываю ему здоровую руку за спину, никак он не научится реагировать на такие нападения заранее, – с трупом.

– И со стояком, – глумится Бек, – я профессионал, детка!

Волоку отчаянно сопротивляющегося блондина обратно в спальню и, не без усилий, водворяю на кровать, привязав здоровую руку и перехватив за шею цепью.

– Развлекайся, – разрешаю Беку с каким-то извращённым удовольствием, – только не шумите.

Чар рычит в ярости, но сделать, увы, ничего не может. Оставляю его на растерзание. Потерпит. Секс с Беком – это, мать его, не наказание, а чистая награда!

Некоторое время любуюсь безмятежно спящим любимым, которого, похоже, и шторм не разбудит, но, прежде чем потревожить его сон своим присутствием, должен много чего закончить.

Навожу порядок на кухне, прислушиваясь. Но любовники ведут себя относительно тихо. В дом тоже никто не ломится. Наверное, соседи у меня вовсе не такие бдительные, как кажется. Возможно, что за блондином и не придут. Ничего, промариную его полночи, там видно будет. В груди до сих пор ломит. И сказывается усталость и напряжение – руки подрагивают. Но я упорно и тщательно убираюсь.

Подумав, переставил стол пробитой частью к стене, замаскировав повреждения сахарницей и вазой для сладостей. Вскоре кухня выглядела уже идеальной, благопристойной и мирной. Тут вполне могли бы старушки с болонками на руках по утрам кофе пить, а никак не криминальные разборки проходили.

Вытаскиваю накопившийся мусор в объёмном, я редко выбрасываю, ленюсь, мешке, в коридор, чтобы не забыть.

Кстати, любовникам пора бы и честь знать, я отдохнуть хочу. Толкаю дверь в спальню, захожу.

Не закончили. Я извращенец, я прямо здесь посмотрю. Блондин меня не замечает, а Бек лукаво косится и двигается ещё соблазнительней.

Оседлал Чара и выписывает на его члене зигзаги и волны своей похотливой задницей. Красив, стерва, до одури – рельефно напряжённое тело, прогнутая взмокшая спина, раздвинутые длиннющие ноги. Встряхивает головой, мокрые волосы прилипли к плечам. Острые лопатки.

Громко, сбивчиво дышит, закрыв глаза, двигаясь уже немного рвано и хаотично. Хочет получить тот самый, «шлюший» оргазм – руками не помогает, упирается ими в стену. Трахается добровольно и неистово, принимая член блондина в себя полностью.

Красиво. И, не будь я таким измотанным, здорово бы возбуждало. Чар, кстати, кажется, уже совсем не против. Коротко взрыкивает, и Бек на нём тихо ахает, дрожит, выгибается. Пальцы царапают стену. Видно, что с трудом сдержал стоны.

Блондин, наконец, замечает меня, ругается. Бек слегка шлёпает его рукой по губам, аккуратно перекатившись на бок:

– Плохой мальчик. Дай я приберусь, – и, уже мне, бросает: – Ты тоже плохой мальчик.

Помогает уже развязанному блондину одеться, и тот, хоть и выглядит злым, это похоже на гнев школьника, которого мама прихорашивает перед товарищами.

– Приходи ещё, милый, – томно тянет обнажённый Бек в дверном проеме спальни, пока Чар пытается всё же зашнуровать ботинки.

Полуосвещённый, нагой, взмокший, разгорячённый сексом, он до безумия прекрасен. Это не невинная, нежная, ангельская красота моего птенчика, от которой сердце замирает. Это красота зрелая, сексуальная, страстная и развратная, дьявольская. Влюбиться в которую – значит провалиться в бездну. Но такую, чёрт её, заманчивую бездну!

Чар снова посылает нас обоих куда подальше и поглубже. В ответ я гадко ухмыляюсь, я-то был свидетелем, как у него «на мужиков не стоит». Воистину, чистых гетеросексуалов в природе не существует. Есть просто не соблазнённые.

– Я могу хотя бы просто посидеть? Где угодно, хоть у параши, только не с ним!

– Правильно, потому что его, – киваю в сторону Бека, – не существует.

– То есть как? – озадаченно мотает головой блондин.

– Потому что он сбежал, и уже в самолёте над Сибирью. А ты в доме встретил только меня.

Чар немного раздумывает, потом кивает. Трезвости его мыслей способствует, скорее всего то, что Бек ушёл в спальню и больше не отствечивает сексуальностью в коридор.

– Конечно, причин верить мне у тебя нет, но знаешь… – мнётся, но пытается досказать: – Убийство… это перебор.

– А что тебе сделают, если узнают, что он свалил?

– Да ничего, наверное, – пожимает плечами Чар. – Проблемы будут уже не на моём уровне. Нужно только, чтобы мне поверили, а для этого…

– Тебе нужно уйти сейчас, – заканчиваю я фразу.

– Да.

– Но ты же понимаешь, что я уверен, что ты приведёшь сюда отряд головорезов и мы все умрём.

– А ты уверен, что мы возьмём на себя тройное убийство?

Аргументы крайне сомнительные, и всё случай случайности. (1) Но это выиграет то, что нужно больше всего – время. А там, глядишь, и управа найдётся, и всё само собой как-нибудь наладится.

– Если я пробуду тут подольше, кто-нибудь начнёт искать.

Подтверждая его слова, мобильный, оставленный Беком на кухне, натужно вибрировал, скребя конторку. И это был более вероятный риск, так что я кивнул:

– Уходи. И вот это прихвати, если не сложно.

Вручаю ему завязки-ручки от мусорного пакета, даже не попытавшись тот приподнять. Как именно он будет выносить его одной рукой – меня не волнует. И это пусть и наивная, но проверка. Ничего лучше я всё равно не могу придумать.

Чар в ярости, затолкав шнурки кое-как, выхватывает пакет. Не простился, попытался хлопнуть дверью, но я придержал, потом запер. Прошёл в спальню, потому что Чар и его дружки – опасность вероятная, но извне, от которой я хоть как-то защищён, а Бек – уже внутри стен.

– Ну, вот и вся твоя благодарность, – грустно усмехается, сидя на кровати, – хотя я понимаю.

– Вот и не пизди, – защёлкиваю замок, – и чтоб молчал.

– Иди уже к любимому под крылышко, – напутствует, – и чтоб тихо там.

Нет у меня, конечно, веры ни в честность Бека, ни в светлое будущее. Но всё имеет предел, я слишком устал и измучен, болен и почти бесполезен. Если я не отдохну, то меня и дряхлый старик какой-нибудь скрутит, не то что дружки Чара. Птенчик ворочается в темноте, когда я чуть подвигаю его, чтобы освободить место себе. И только от этого просыпается, тихо спрашивает:

– Всё нормально?

– Всё хорошо, – я помогаю ему освободиться от остатков одежды, и притягиваю поближе, кожа к коже, губы – к губам.

Целуемся, не видя друг друга. Обнимаем. Гладим. Шепчемся. Без тени сексуального желания. Мы слишком устали, и желаем только покоя и тепла. Любимый засыпает первый у меня на плече, перебросив руку мне через грудь. Я слышу стук его маленького, как у птички, сердечка. Запах его. Присутствие. Я абсолютно счастлив. Так, как за всю свою жизнь не был.

Комментарий к 14. Счастье

________________

1. Ориг. “So this is a case of a non-case.” – адаптивно “белыми нитками шито”.

========== 15. Кофе ==========

Телефон звонил. Противно, нудно, неуместно. Я решил стойко игнорировать, но звонок повторился ещё раз, потом ещё. Под боком завозился любимый, и всё же пришлось нехотя вставать и отправляться в темноту на поиски.

До конца не проснувшись, сдвинул значок на зелёное и поднёс аппарат к уху. Подумал сонной головой: «А как дальтоники различают кнопки приёма и отклонения вызова?»

– Где мой брат, отвечай, ты, урод! Да я тебя…

Всё ясно. Сморю на экран мобильного, из которого доносятся страшные проклятия. 5.30 утра. Её-то мать!

– Дай мне, – рядом появляется птенчик, трёт заспанное лицо.

Протягиваю ему свой телефон, любимый произносит тепло и внятно:

– Доброе утро, сестра!

И чудо, проклятья в телефоне сменяются на нежное воркование. Вот, значит, как. Припомню.

Чар, кажется, либо не обманул, либо затаился. Решаю проверить, как там Бек с утра. Не спит, неохотно поднимает взгляд от взвизгнувшей PSP. Я даже проглядеть умудрился, что он её со шнуром зарядки к себе уволок. Выглядит парень устало, наверное, не спал ночью.

– Кофе будешь? – спрашиваю.

– Вот, вот это – нормальное утро, – улыбается, – в постель, красавчик?

– В ебло горячим прямо в турке, если не перестанешь звать меня красавчиком, – вполне серьёзно обещаю ему.

– Отвязывай уже, – Бек позванивает цепью, – мне нормально.

Пока открепляю замок, выдаю результаты своих умозаключений:

– Я так думаю, без таблеток тебя не «снять».

– «Лестница», конечно, дело нежелательное, – парень спрыгивает с кровати и потягивается, – но без неё я не «чистым» стану, а мёртвым.

– Никто ещё от ломки не сдыхал, – я вынимаю из комода свежую футболку, надеваю.

– Тебе легко говорить, – отвечает Бек.

Но в его тоне нет «пожалейте-меня-кто-нибудь» нотки, поэтому от комментариев, что «ему никто не впихивал» я воздерживаюсь. Очень возможно, что и давали, и вкалывали насильно. Клиенты вообще обращаются с «котами» очень плохо, а уж если бандиты…

Птенчик встречает нас на пороге ванной, уже умытый и расчёсанный.

– Привет, ангелок! – здоровается Бек.

– Привет! – радостно-бесхитростно отвечает любимый.

Я бы приревновал, если бы не знал, что мой птенчик всегда такой. Со всеми. Да кого я обмануть хочу. Конечно, ревную. Ко всем. Ровно до того момента, как он улыбается мне:

– Кофе будете?

Совсем по-другому улыбается, знаете ли.

– Я скоро от зависти загнусь, – жалуется Бек, – сидя на кухне и наблюдая за тем, как я варю кофе. – Если бы меня хоть вполовину так же любили!

– Ты о чём вообще? – оборачиваюсь.

– Ты тупым родился или уронили в детстве? Слепой, что ли?

– Но он говорил… – пробалтываюсь я.

– «Говорил», – передразнивает меня Бек, – ты не слушай его, ты смотри! Ты что, с девушками никогда не общался?

– Да нет почти, а это причём вообще?

– Родился ты тупым, точно, я понял. И не лечишься.

– Я тебя сейчас стукну, – обещаю я ему, не всерьёз.

– Да зачем я вообще с тобой связался, – вздыхает.

Моё раздражение непонятностью этой беседы моментально гасит птенчик, входя в кухню, одним своим видом. Чистенький, опрятный, светлый, источающий доброту и покой. Осматривается:

– Как будто ничего здесь и не случалось!

Буду считать это комплиментом на свой счёт.

Пьём кофе, изредка перебрасываясь фразами, в основном, обсуждаем вчерашний вечер. О том, что делать дальше, предпочитаем не думать. Со стороны – святое семейство. На деле – демон-соблазнитель, змей-искуситель и ангелочек, который не понимает, куда попал.

Но если не заботиться о будущем – она само позаботится о тебе. Звонок. Не телефона. Дверной.

Выразительно смотрю на Бека, тот кивает.

Идёт в спальню, ворча на ходу о концлагере, невозможности помыться, обещанной ему таблетке.

– Тихо, – предупреждаю я его.

Беру Glock со столика, иду открывать.

– Кто? – наученный опытом, спрашиваю.

– Полиция! – отвечает уверенный голос.

Да, это было ожидаемо. Хотя бы не бандиты. Опускаю пистолет в карман висящей рядом куртки, на случай, если это неправда, и приоткрываю дверь.

Два человека в форме, за забором припаркована полицейская машина. Похоже, без обмана. Не дожидаясь просьбы с моей стороны, демонстрируют удостоверения. Соседний уорд. Офицеры. Странно.

– Господин Найдр?

Киваю, но поправляю:

– Наэйдр.

– Господин Найдр, мы хотели бы с вами поговорить, – не здороваются, игнорируют моё замечание, – мы войдём или проедем в участок?

– Проходите, – я впускаю офицеров в дом, – а в чём, собственно, дело?

– Доброе утро, – приветствует их птенчик. – Присаживайтесь. Хотите кофе?

Обезоруживающая улыбка. Доброжелательный тон. На сосредоточенном лице одного из полицейских проступает что-то человеческое:

– Да, пожалуйста.

Ещё бы. Рождественские каникулы, седьмой час утра, а они уже на своей собачьей работе. Тоже можно понять.

– Скажите, мистер Найдр…

– Наэйдр.

– …Найдр, это ваш родственник?

– Друг, – отвечаю я не очень дружелюбно, – так какое ко мне дело?

– Мы хотели бы побеседовать с вами лично, – офицер выразительно смотрит на птенчика, подающего ему кофе.

– Никаких проблем, – так же лучезарно улыбается любимый и возвращается на кухню.

Надеюсь, это не выглядит странно. И у ребят напротив нет ордера на обыск. Не паникуй, соберись. Успокой внутреннею змею.

– Вы знаете этого человека? – офицер показывает мне фото на планшете.

– Да, – я не вижу смысла скрывать, – только не под настоящим именем. Что-то случилось?

– Да. Вчера его нашли мёртвым в собственной студии. Он был занят проявкой ваших фото.

Второй офицер бросает на стол пачку снимков. Да я на них в суд подам за такое обращение с моей натурой!

– Сочуствую. От меня вы что хотите?

– Где вы были вчера между пятью и одиннадцатью вечера? – офицер готовится что-то записывать.

– Здесь, – я стараюсь отвечать спокойно и не ёрзать на табурете, – у меня есть свидетель.

– Какие у вас были отношения с погибшим?

Намекает, не трахались ли мы. Вон как гадко ухмыльнулся. Непрофессионально.

– Деловые. Он – фотограф, я – модель.

Я расслабился. Визит полиции не связан с Чаром и его компанией.

– Были ли у вас разногласия?

– Нет, никаких, даже финансовых.

Полицейские переглядываются. Да, дело глухое. Несложная задача.

– Есть ли у вас соображения по этому поводу? – задают дежурный вопрос.

Если они надеются, что на этот вопрос только старушки мнительные отвечают, то ошиблись.

– Есть, – улыбаюсь, а это зрелище не для слабонервных, – вчера вечером компания людей просили у меня сигарет. Не местные.

Офицер вздыхает и захлопывает блокнот. Ещё бы. Сколько раз он выслушивал такие же разумные «соображения»?

– Мы примем к сведению, мистер Найдр, – полицейские собираются уходить.

Я уже не поправляю. Меня и в школе так вызывали, и в университете. Не объяснять же каждому, как правильно мою фамилию читать, по каким правилам.

– Могу я забрать свои фото? – осведомляюсь.

– Нет, это вещ.доки.

– Хотя бы непристойные?

Полицейские ухмыляются уже явно:

– Когда закроем дело, приходите, забирайте. Благодарим за кофе.

Наблюдаю из дверей, как они идут по дорожке к машине, тихо переговариваясь. Косятся на дом, и я могу прочитать по губам: «педики». Потом смеются. Захлопываю дверь. Я зол.

Из спальни высовывается Бек:

– Ушли? Я здорово пересрал!

– Иди подмойся, – рявкаю на него.

– Вот спасибо, – хмыкает, – а таблеточки не найдётся?

– Вечером, – обнадёживаю.

– Доживу, – оптимистично заявляет парень и в самом деле направляется в ванную.

– А чего они хотели? – спрашивает птенчик, обернувшись.

На кухне восхитительный запах гренок, милый, в забавно завязанном фартучке, их жарит у плиты.

– Да так, – утаиваю я, – кое-что спрашивали. Не про Бека и Чара.

– И хорошо, – сияет птенчик, – только жалко, что ушли. Я их угостить хотел.

Вот интересно, может ли в нём закончиться доброта, если он так и будет её раздавать всем подряд, бесплатно и искренне? Беречь его надо, как последнее чудо этого мира.

– Давай мне, – беру тарелку, – я более благодарный кушатель.

Возможно, таким вкусным «бедного рыцаря», это блюдо из четырёх ингредиентов – хлеба, яйца, сахара и молока, делает пятый компонент. Тот, кто их готовит.

Частенько проношу мимо рта, пока ем, потому что не отрываясь смотрю на него. И мне спокойно и тепло. Мне уютно. Внутри меня снова змея повышенной пушистости и милоты. Любимый заметил это, и нет-нет, да и стрельнет глазками в мою сторону. Влечение. «Химия». Наврал ты, пичужка мелкая, насчёт того, что тебе безразлично. Ох как наврал.

Гренки он ест странно – не кусает, а отщипывает руками кусочки, все пальчики покрыты маслом. Это так трогательно. Я бы сказал, что всё больше в него влюбляюсь. Только это неправда. Больше, чем сейчас, невозможно любить вообще.

– Сестра сказала, мне домой надо.

Доел, облизывает пальчики. Он вообще понимает, как это сексуально выглядит? Похоже, что нет.

– Ты вообще слушаешь? Домой, говорю, пойду.

– Зачем? – стряхиваю я с себя заворожённое оцепенение, – оставайся.

– Родители вернутся, показаться им надо.

Я понимаю. Сложно будет убедительно объяснить им, где ночевал их домашний милый мальчик.

– Я отвезу тебя, дороги прочистили.

– Правда? – оживляется любимый.

– Правда. Одевайся.

Не хочется его отпускать, но и наглеть тоже не сто́ит. Скутеретта фыркает, но заводится сразу. Молодчина, детка, не подвела.

– Шлем нужен? – спрашиваю у птенчика.

– Убить меня хочешь?

Вообще, за езду без шлема положен неплохой такой штраф. Не для меня и не в этом городе. Я всех дорожных патрульных знаю.

– Тогда держись крепче, не мопед.

Решаю прокатить его по окружной за городом, через мост. Светает уже, и снег блестит розовато-красным, но тени ещё глубокие. Красиво. Ветрено. Любимый крепко вцепился, устроил голову у меня на плече сзади. Я нарочно гоню. Смертельную скорость всё равно не наберёшь, а тащиться улиткой нет смысла. Да и к Беку вернуться надо побыстрее. Кто знает, сколько он пробудет «нормальным».

Паркуюсь лихо, чтобы заднее колесо описало правильный полукруг. Птенчик спрыгивает и, подтянувшись, прощается со мной. Целует. Глубоко и нежно. Безобразник. Развращённая пичужка. Негодник. Нас же полквартала могут увидеть. «А не плевать ли мне?» – спрашиваю себя. «Правильно, плевать» – себе же и отвечаю.

Как всегда, слежу, чтобы он добежал по дорожке до двери, и только потом уезжаю. На обратном пути заворачиваю в магазин за продуктами, а у своего дома обнаруживаю гостя. Нащупываю пистолет, но, наверное, он не нужен.

– Утра, – пристегнув скутеретту, здороваюсь.

– Утра, – отвечает Чар.

Выглядит он уже по-другому. Волосы убраны в хвост, вид усталый и помятый. Наверное, непросто следить за имиджем, когда одна рука не работает. Один.

– Какими судьбами?

– Да это, – мнётся, – передай Беку.

Протягивает мне бумажный пакет. Обычный такой, магазинный.

– И что там? Бомба?

– Нет. Таблетки.

– Не смог застрелить, так отравить собрался?

Почему-то Чар теряется, и выглядит обиженно:

– Нет, я помочь…

– Наркотики?

– Нет, ну… не совсем. Обезболивающие там…

– Заходи, – я отпираю дверь, – ты не торопишься?

Мнётся на пороге:

– Да нет, я пойду…

– Не переживай, насиловать не будем.

Вспыхивает, но всё же заходит. Навстречу ему из кухни высовывается довольный Бек:

– О, Чарли, заходи. Есть будешь?

Я протягиваю ему пакеты из магазина:

– Разложи.

Ворчит что-то типа «я тебе не жена». Но куда он денется. На мои харчи живёт, как-никак.

В очередной раз оккупирую диван, планируя доспать всё-таки. Отдохнуть и вылечиться мне надо, вот что.

– Чар, – окрикиваю я блондина. – Это вы фотографа убили?

– Ну мы, – неохотно отзывается блондин, – не я.

– За что?

– Я хер знаю. Не поладил с кем-то.

– Доиграетесь, – уведомляю я его.

– Надеюсь, успею свинтить, – отзывается.

– Так кого вы там грохнули? – оживляется ещё вчера «сбежавший» Бек.

– Ребята, – перебиваю я их, – не шумите сильно. И ведите себя хорошо, на вас кондомов не напасёшься!

Отворачиваюсь к стенке и пытаюсь заснуть. Сомневаюсь, что вполне сейчас здоровый Бек не справится с увечным Чаром в случае чего. А у меня Glock под подушкой. И мимо меня пройти в коридоре тихо – нереально. Это мой дом, и я знаю, как скрипят половицы.

В детстве я выключал фонарик, с которым читал. И сейчас я сразу проснусь от этого звука. Проверил вчера на птенчике, встававшем ночью в туалет.

Так и выходит – парни, направляющиеся к двери, обнаружены. Бек, защёлкнув замок, подходит:

– Привяжи меня, что ли. Плохо мне.

Выполняю его просьбу, спрашиваю:

– Ты какого хрена лыбишься?

Бек осторожно трогает пальцем свою нижнюю губу и отвечает:

– Скажи мне, как шлюха шлюхе – нас часто целуют?

– Я ему передам, – усмехаюсь, – что он у половины страны через это отсосал.

– Ты просто завидуешь, – показывает мне язык.

Я вот так и знал. Окрутит Чара эта смуглая бестия, ох окрутит! Да и меня бы этот дьявол окрутил бы в два счёта, не отдай я сердце ангелу.

– Мне тоже обломилось, – показываю ему «фак».

И это правда, ещё ощущаю вкус губ любимого. Это мне весь мир завидует.

– Ты ему хоть подарок-то купил? – Бек откидывается на кровати, ослабев. – Новый Год завтра.

Мою-то мать. Действительно.

========== 16. Подарок ==========

Бек, отражённый в зеркале, смотрит на то, как я поправляю рубашку, закрепляю запонки и решаю, оставить ли верхнюю пуговицу расстёгнутой, тяжёлым недобрым взглядом.

– Что? – наконец спрашиваю его, обернувшись.

Прихлёбывает из кружки, только потом отвечает:

– Я надеялся, ты не такой.

Толкаю его в грудь, чтобы ушёл с дороги.

– Не тебе меня винить.

– Он узнает, – устало произносит Бек.

– Когда тебе удастся вырастить две тысячи цехинов на волшебном поле в Болвании, тогда я тебя послушаюсь.

Захлопываю дверь, уже на улице застёгиваю куртку. Я жутко зол. Избить его, что ли, чтобы знал своё место? Змея, ты, конечно, всегда даёшь хорошие советы, но бить людей 24/7 всё же нельзя.

Интересно, выставят ли Чаровы дружки мне свою «nota bene», если я продолжу работать? Или их только «коты» интересуют? Поживём – увидим, расставаться ни с ремеслом, ни с пистолетом я не собирался. Ещё никто, закопав пять золотых, не собирал с дерева две тысячи. Даже бизнес так не работает.

Город был наполнен суетящимися людьми, как разворошённый муравейник. Не только Новый Год, ещё один праздник, Хогманей. До сих пор остались люди, которые искренне его отмечают, поэтому фейерверки в магазинчиках уже заканчиваются. «Тоже килт достать, что ли?» – усмехнулся я про себя. Да ну, двадцать первый век на дворе!

Хотя на любимого в килте я б посмотрел. Представив его почему-то в женском укороченном, и белых, явно не традиционных, чулочках, хмыкнул и помотал головой. Привидится же такое.

Клиентов у меня на сегодня всего трое, а после того, как я, пересчитав наличность, выхожу из квартиры первого, обнаруживается, что двое. Семейные хлопоты могут разрушить планы всяких извращенцев. «Так тебе, бля, и надо» – злорадствую. Потом вспоминаю про деньги, вздыхаю. К тому же, у меня два свободных часа.

Решаю просидеть их в баре, потому что дома Бек мне все мозги проноет о том, какой я сволочь, и не даю ему таблеточку/не трахаю его/не развлекаю/работаю.

Только я заказал и сел в самый угол в ожидании, чтобы клиентов не распугивать своей рожей, меня окликнули:

– Эй, Найдр!

И бровью не дёргаю. Вы обознались, вам показалось…

– Тебе говорю!

Пошатываясь, к моему столику подходит человек и плюхается на диванчик напротив, не спрашивая разрешения.

– Выпьем! – заявляет он.

С трудом, но узнаю в нём утреннего гостя, одного из полицейских. Сразу весь внутренне подбираюсь, пока он подзывает официанта и что-то заказывает. Простой и в то же время хитрый приём – притвориться пьяницей, чтобы выудить из собеседника информацию. Только вот меня перепить – та ещё задача. И выдать я ничего не могу. Потому, что ничего не знаю.

Но беспокоюсь я насчёт планов полицейского всё-таки зря. Ему, похоже, самому надо выговориться. Грохает тумблером о стол и бормочет.

Обычный трёп о том, как его всё достало, коллеги – сволочи, начальник – самодур. Я прихлёбываю из своего стакана, стараясь не обращать внимания.

– И да, – ухмыляется вдруг мужчина, – фото можешь забирать. Дело закрыто.

– Оперативно, – отставляю стакан в пользу сухариков.

– Ещё до обеда. Кому какое дело до безродного старика! – вспыхивает полицейский. – У него никого нет! А у нас семьи, дети, кормить надо!

– Заплатили?

– Заплатили, – кивает, – но как мне всё это надоело, Найдр, как всё надоело! Вся эта уйма работы, все эти усилия! Даже посадишь подонка, а он всё равно выходит под залог! Даже напиши ты на меня заяву, всё равно хода ей никто не даст!

– Что не уволишься?

– У тебя дети есть?

Отрицательно качаю головой. Даже и не задумывался никогда.

– Это ты верно. У меня – двое. И они есть хотят! И растут, чёрт их забери! И зарплаты, я тебе скажу, ох как мало!

А кому её в наше время достаточно? Если бы не моя «подработка», платить за дом, содержать мать и теперь ещё сверху Бека до кучи было бы изначально нечем.

Рассказывает ещё о чём-то, я не слушаю. Миром всех людей сейчас правят деньги. И если уж полиция ведёт свои дела не вполне честно, то я и подавно снимаю с себя всякую ответственность. Хлопаю незадачливого знакомца по плечу, оплачиваю счёт за себя и двигаю на выход. Делает вялую попытку меня остановить, но я уже выполнил для него свою задачу – собутыльника.

Закуриваю. До него, такого взрослого, что, до сих пор не дошло? Легальная работа всегда прикрывает настоящую.

– Мама, а почему дядя такой страшный?

Хлопнись с небес на землю, философ. Маленькая девочка показывает на меня пальцем. Её мать, скользнув по мне взглядом и скривившись, даже и не думает объяснять причину:

– Будешь себя плохо вести, я тебя ему отдам!

Ребёнок действительно пугается и прячется за женщину. Я не силён в воспитании детей, но правильным такой подход мне всё равно не кажется. Обращаю внимания на главу семейства, он тоже смотрит на меня. Узнал, я не сомневаюсь. Мою рожу забыть невозможно. Мой бывший лучший друг, Майкл.

Подумать только, а так давно я, пацан, доверил этому человеку самую страшную свою тайну – ориентацию и то, что у меня появился парень. И он, казалось, понял. И он был последний, кто отвернулся после моего «преображения». Но всё же отвернулся.

Типичная семейка – малосимпатичная жена, которая от быта не стала краше, свадьба, на которой у невесты платье было ну очень свободным в талии, ребёнок, которому было всё равно, желанен он или нет, и муж, так и не бросивший холостяцких привычек. Одет с иголочки, ведёт себя развязно. Сразу видно, что тяготится присутствием семьи. Поздоровается? Нет?

Прошёл мимо. Жена с дочкой посеменили во след, ребёнок пару раз обернулся.

Я сплюнул окурок в снег. Не очень-то и нужно. Просто было любопытно. Не устаю изучать людей и их реакции. Очень интересно иногда.

Последний на сегодня клиент один из любимых. Тот самый молодой парень. Искренне рад мне. Страстный. Симпатичный. Не просто позволяет мне выполнять свою работу, а по-настоящему трахается со мной. Позволяю себе расслабиться, немного выйти за рамки – ночь уже глубокая, а оргазм способствует здоровому сну, знаете ли. Курю в постели, он разрешает, наслаждаюсь минутами уюта. Если существует полезный секс, то сейчас был именно он.

– Может, мы могли бы… – извернувшись под моей рукой, тихо начинает.

Надо же, решился признаться. Сильная воля у парнишки, ничего не скажешь. Но вот если бы раньше, намного раньше…

– Нет, – отвечаю как можно более мягко.

– Я тебе не буду запрещать, я лишь… – отчаянно.

– Нет, – я непреклонен, – у меня уже есть кое-кто.

– Но я…

– Давай я больше не буду приезжать? – начинаю одеваться.

– Но…

– Так будет лучше, – поворачиваюсь я к парню. – Я не последний на земле, знаешь ли.

Провожает меня, завёрнутый в простынь, стесняясь неведомо кого. Трогает меня рукой уже на пороге:

– Это хотя бы… парень?

– Парень, – успокаиваю я его. – Прощай.

И опять забываю его лицо почти моментально. Не взял денег, потерял клиента. Дерьмовый из меня бизнесмен. Потому что честный.

Бека я застаю в позе «по-собачьи». Он моет полы. И не похоже, что это его так перекрыло, да и позвонить обещал в случае чего. В ответ на мой недоумённый взгляд поясняет:

– Наблевал на пол. Таблетка твоя – дерьмо кошачье.

– Ты близок к излечению, mein lieben fräulein!

– А как же, красавчик, – скалится.

Сто́им друг друга, определённо. Разуваюсь, раздеваюсь, с наслаждением потягиваюсь. Я всё-таки дома.

– Я там кровать перестелил, – сообщает мне Бек, – если хочешь, можешь поспать со мной.

Чтоб его, блядво ненасытное. Но перспектива выспаться на родной и обжитой кровати кажется райской.

– При условии неприкосновенности моей невинности!

Бек наиграно-печально вздыхает:

– Ну ладно, ничего не поделаешь. Я же хуже, чем клиенты. Не удивляйся. Что думаешь, я не учую?

– Ты что, собака?

– Удовлетворённые мужчины по-другому пахнут, красавчик, знаешь?

– Не знаю и знать не хочу.

Приняв душ и перехватив пару кусков из холодильника, в очередной раз убеждаюсь, что времени на сон опять мало. Бек растянулся на кровати раздетым, развратник. Впрочем, все его попытки меня соблазнить были прерваны: один раз – грубым окриком, второй раз – схватил его за горло и несильно сдавил. Дошло.

Утро, впрочем, началось опять с той же темы. Проснулся я оттого, что мой член осторожно исследовали. Губами и языком, ласково, но требовательно. Я пихнул Бека, тот заворчал и не собирался сдаваться.

– Отъебись, – стащил его с себя.

– Можно тогда купить твои услуги? – парень бесстыже выгнулся, так, чтобы я заметил его стояк. – Я там завтрак приготовил.

– Самые минимальные.

– Сойдёт.

Извивается в моих руках, дрожит, хотя ничего особенного не делаю – просто дрочу ему, хотя, конечно, профессионально.

– Сильней, – шепчет и облизывает губы.

Ах, ну да, он же обрезан. Сжимаю пальцы, двигаю рукой резче и яростней. Мне даже нравится ощущать его желание, его бесстыдную решительность. Он чуть двигает бёдрами навстречу, стонет, взмокший и прекрасный, отзывается на каждое моё движение. Как бы он ни был развратен, он – искренен. Не скрывает своего удовольствия, своих желаний. Каждая клеточка его тела жаждет оргазма. Отдаётся полностью, ничего не тая. Это подкупает, такая его соблазнительнейшая доверчивость. Для него хочется горы сворачивать. Из-за таких, как он – начинали войны и жгли города. Сокровище порока. Чистое возбуждение. Похоть, облачённая в плоть, а не человек. Опасный, боже мой, до чего же опасный!

Его стоны, его жесты, всё – потрясающее. Создаётся иллюзия воплощения твоей самой грязной и потаённой фантазии. Я не знаю, сколько он брал за работу, но этому, как искусству, цены нет вообще. И я, как его соблазнённый партнёр, не могу не постараться и не показать всё, на что способен. Технику, мастерство. И даже нечто давно забытое – азарт.