Текст книги "L.E.D. (СИ)"

Автор книги: Illian Z

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

Все рано или поздно задают этот вопрос. Нездоровое любопытство, замаскированное под псевдосочувствие.

– Такой добрый, – говорит Ди уже тише. – Зачем?

– Я не добрый. Я просто устал.

– Если подумать, – нагоняет меня Ди, – так они же правы. Прости.

– Нормально, – хлопаю его по плечу, – я тоже не всегда был спокойным.

Автобус уже не новогодний, но всё равно ярко светится окнами, как таинственный транспорт в волшебную страну. Внутри какая-то женщина предпенсионного возраста закономерно принимает Ди за священника, и просит у него то ли благословения, то ли молитв за её здоровье. Парень теряется только первую секунду, потом, снова войдя в роль, крестит её, и произносит стандартные слова напутствия.

Ему тут же начинает строить глазки молоденькая девчушка напротив, а на меня все косятся, как будто это чем-то лучше пристальных взглядов. Это жизнь. Люди видят лишь то, что хотят. Внешность, в основном.

Автобус довозит нас почти до самого отеля, и в холле Ди вдруг громко чихает, потом ещё раз, уже в коридоре, у комнат.

– Так, – говорю ему, проводя картой в замке, – заходи.

– Да я… к себе, наверное.

– Заходи, – чуть не насильно вталкиваю его в номер перед собой, – заболеть ты хочешь. А у меня таблетки есть!

Птенчик, собирая меня, снабдил подробнейшим списком того, что надлежало купить сразу же по приезде, и я добросовестно отдал его аптекарю, заодно с рецептом и на свои таблетки другого сорта, которые бы точно не пропустили на таможне. Они до сих пор лежали нераспакованной облаткой где-то в кармане сумки. И хорошо, что не понадобились.

– Держи, – протягиваю Ди коробочку.

– Давай, – тот протягивает руку, но снова громко чихает.

– Так, – я кидаю пачку на стол. – Раздевайся немедленно и иди купаться. Твой труп мне тут не нужен!

– Да я… – пробует сопротивляться, но потом, вздохнув, снимает пальто.

И при мне всё же не решается снять бельё, идёт в ванную. Ну и что. Это не хитрый план «замани к себе красавчика и трахни», я действительно не хочу как того, чтобы завтрашние переговоры Ди с деловыми партнёрами провалились, так и того, чтобы мы из-за его болезни задержались здесь, в Норвегии. Слишком истосковался я по любимому.

Ди выходит из ванной в полотенце, честно вылущивает на ладонь пару таблеток и запивает принесённым стаканом воды. Присаживается на кровать к небрежно развалившемуся на ней с ноутбуком мне:

– Можно, я с тобой немного побуду? Просто… поговорим?

– Можно, почему нет. Даже если приставать будешь, не расстроюсь, – улыбаюсь краешком рта.

Ди понимает, что это шутка, и даже улыбается в ответ. И это хорошо. Осознание, что всё, что будет выходить за рамки дружеских отношений, будет причинять лишь боль.

Дэниел, откинувшись на подушку, игнорируя тот факт, что она намокает от непросушенных волос, делится со мной:

– Я хочу уехать. Как можно дальше. На материк, или за океан, отчего нет. Подать документы, перевестись.

– Начать новую жизнь? – поглядываю на него, пока переписываюсь с птенчиком который, кажется, теперь немного обижен.

– Вроде того. Чтобы никто меня не знал, попробовать завести друзей хоть раз в жизни.

– У тебя это и здесь получилось.

– Друзей, которые не трахали меня в задницу, – горько усмехается Ди.

– Хороший секс дружбе не помеха.

– Не смешно, – Ди поворачивается на бок, так, чтобы не было видно лица.

– Друзья даже у меня появились, – ободряю я его. – Хотя, конечно, в основном бандиты, проститутки и наркоманы всякие, ну, хоть какие-то.

Дэниел издаёт неопределённый звук, отдалённо напоминающий смешок.

– Просто скажи, – продолжаю я уже серьёзно, – что хочешь уехать из-за меня.

Немного повозившись, Ди всё же отвечает:

– Да. Пока я здесь, я… не чувствую жизни.

Отличное определение, очень меткое. До того, как я познакомился с птенчиком, я тоже её не чувствовал. И тогда, когда мы едва не расстались из-за глупой шутки. Пустота в мыслях и движение такое же активное, как у бревна в реке. И такое же безразличие к тому, что ждёт впереди – водопад или безопасная отмель.

– Но пока ты здесь, может, попробуем познакомиться друг с другом? Расскажешь что-нибудь о себе, например. Потом я о себе. Как обычные друзья?

– Ну… когда-то у меня была собака…

Немного за полночь, когда Ди, наговорившись, засыпает. Я тоже закрываю ноутбук, завожу будильник на телефоне и гашу свет. Накрываю парня одеялом, отодвигаю свою подушку подальше, чтобы не было бессознательного, да и сознательного, чего таить, искушения. Надеюсь, Ди справится. Не такой уж он и слабый мальчик.

========== 49. Наследник ==========

Встречали нас, не то что как героев, а как каких-нибудь кинозвёзд. И как я ни старался разглядеть любимого, всё равно первыми заметил трёх девушек – наших бессменных фанаток. Потому что не увидеть их было просто невозможно – они растянули огромный флаг ЛГБТ и покачивали им в воздухе. Похоже, меня ждал ещё один позор, но выбора всё равно не было, потому что птенчик – вот он, рядом с ними, тянет шейку, силясь разглядеть меня в толпе. А устоять перед ним – невозможно. Кажется, я кого-то толкнул, пока торопился, но…

Его тепло – трепещущее, нежное, безумно-желанное, и я жалею только о том, что лишь расстегнул своё новоприобретённое пальто. Я бы хотел прикасаться – кожа к коже, без всяких преград. Но сейчас – лишь лёгкий поцелуй, не более того, но даже это вызывает приступ истерики у фанаток, девчонки тут же закутывают нас в флаг, как в импровизированный плащ.

Однако любимому это решительно не нравится. Он сталкивает флаг прямо на пол аэропорта и, развернувшись, резко одёргивает девушек:

– Перестаньте! Мы – обычные! Как и все остальные! Не делайте из нас уродов!

Такой маленький, хрупкий, шмыгающий разбитым носом… но такой сильный. Для него вся эта атрибутика, вся эта борьба за права сексуальных меньшинств, превратившаяся сейчас в фарс – не имеет значения. Он – выше всего этого. Наступает на радужную ткань, подходит к Дэниелу, растерянно и скромно стоящему позади. Его, почему-то, никто не встречает.

– Ты, должно быть, Ди? Кажется, я тебя знаю! Всё равно спасибо!

И обнимает опешившего парня, конечно же, не так страстно и горячо, как меня до этого, но всё равно во мне сплетается тугой ком ревности. Да я весь мир к нему ревную. И охотно запер бы его, как настоящую птицу, в клетку. Но так – нельзя. Да я и сам не уверен, что я – безопасен для него.

Чар, с снова заплетёнными десятками кос на светлой голове, подходит ко мне, кладёт руку на плечо:

– С возвращением.

– А где Бек? – спрашиваю, не оборачиваясь, не сводя глаз с птенчика, беседующего с Ди.

– Ему… плохо, очень.

– Он справится? – наконец, оборачиваюсь.

– Должен. Кажется, ради меня, – блондин как-то отстранённо улыбается.

– Так какого, прости, ёбанного хуя в таком случае ты здесь делаешь?

– Да я… встретить…– оправдывается.

– Вот и всё, встретил. Теперь быстро домой! Ты что, не знаешь Бека? Решит ещё, что ты его бросил, а тогда…

– Нет… – резко бледнеет Чар. – Нет!

Исчезает быстрей, чем я моргнуть успеваю. Конечно, я его напугал. Но Бек – человек психически крайне нестабильный, и сильно, наверное, слишком уж сильно привязался к своему «Чарли».

– А где Чарльз? – это ко мне возвращается птенчик, не обращая никакого внимания на девушек позади.

А те, кажется, очень сильно расстроились. Та, что с фотоаппаратом, так и не сделала ни одного снимка, как-то потерянно даже прижимает теперь к груди край помятого и грязного флага. Конечно, они хотели, как лучше. Но – как лучше для них, а не для нас.

– Кажется, Бека пока нельзя оставлять одного. Так что, поедем уже? Или ты хочешь ещё немного романтично пообниматься в аэропорту? – я чуть-чуть улыбаюсь.

– Хватит, – усмехается любимый. – А ничего, что я Дэни в гости позвал?

– Сейчас? – переспрашиваю.

Планы на вечер, полный интимных приятностей и страсти сейчас находятся под явной угрозой. Я смотрю на Ди так выразительно и грозно, что догадался бы и слепой дурак. А он – и подавно:

– Да я, наверное, домой…

– Никаких «домой», – со всей своей непосредственностью птенчик тянет его за руку. – Чай, панкейки, джем!

Отказать ему ни я, ни, тем более, Ди, естественно, не можем. Сомневаюсь, что вообще хоть кто-то может. Придётся мне довольствоваться только минимальными порциями нежности с его стороны.

Например, тем, что он прижимается ко мне на заднем сиденье такси и сжимает мою руку своими, осторожно, но, в то же время, как будто заявляя свои права. А я могу думать только о том, насколько мелко нашинкую тех уродов, что его избили – даже носик у любимого ещё и не думал заживать, и края корочек под пластырем – тёмные и бугристые.

А больше всего на свете я рад, что мой дом – это холодное, неуютное обиталище, в которое я приходил только ночевать, – полноценно превратился в наш дом. Прибранный, натопленный, с запахом выпечки с кухни, с аккуратно расстеленным на диване пледом – любимый явно обратил внимание, что я неравнодушен именно к нему в качестве любовного ложа.

А как может быть иначе, если именно на нём, в непроглядной тьме, я впервые раздевал его, прижимался к нему, и сердце замирало от страха быть отвергнутым? Где я первый раз проснулся с ним, ванильным, вишнёвым и тёплым?

А сейчас на его краешке примостился Ди, чувствующий себя, в целом, явно очень неуютно. Его – даже немного жаль. Первый раз попал под власть гостеприимства птенчика. Сочувствую. Сажусь рядом, хлопаю по плечу:

– Вот тут мы и живём. Не бог весть что, конечно…

– Нет, это… – Ди опускает глаза, изучая своё отражение на поверхности ароматного чая в кружке. – Это замечательно. Всё – замечательно. Он… вы вместе…

– Сам понимаешь, – опускаю я голос до шёпота, чтобы любимый, который возится на кухне, не услышал, – ты – не совсем котируешься.

– По сравнению с ним, – горько усмехается Ди, – ангелы вместе с самим богом проигрывают.

– Ты из образа-то выйди! – усмехаюсь.

– Может, я открыл для себя истину, и теперь пойду в семинарию, – шутливо ворчит Ди. И вдруг серьёзнеет: – А кто его… так? Если ты…

Сжимает руку, лежащую на столе, в кулак. И его тёмно-синие глаза почти меня не боятся.

– Да что сразу я? – вздыхаю. – Я сам из тех подонков повыбиваю их гнилые души!

– Прости, я не хотел тебя обидеть, – похоже, вполне искренне извиняется Ди.

Но тут появляется птенчик, стратегически вооружённый блюдом с панкейками в одно руке, и плошкой джема – в другой:

– Тут будете или на кухне? И чего вы оба такие нахмуренные?

Птенчик – это определённо небесный посланник. Потому что, казалось, ещё не родился человек, общение с которым могло бы вызвать столь искреннюю улыбку на лице Дэниела. Но если уж и я сдался, то он – и подавно. Даже смеётся, неловко, прикрывая рот, когда птенчик с ну очень серьёзным лицом просит у него благословения. А я – полностью расслабился. Наблюдаю за этими двумя, такими разными. И почему им, тем, кто намного лучше, нужен именно я?

Единственный раз, когда я напрягаюсь – любимый задаёт Ди вроде бы и обычный, но только не для наших обстоятельств, вопрос:

– А как вы познакомились?

– Э, ну… – мнётся Дэниел.

В самом деле, не отвечать же, что – в постели, во время секса за деньги. Даже не так, то было общение. А познакомились мы…

– В аэропорту, – прихожу я на помощь, – давно уже.

Я скоро стану чемпионом по рассказыванию убедительной полуправды, но слава всем богам, любимому этого достаточно. Он продолжает общаться с Ди, и выспрашивая его о семье и делах, и немного рассказывая о себе и нас. Причём мне рядом аж сидеть неуютно, потому что если послушать птенчика, так мне нимб жмёт и крылья в двери не пролезают. Дэниел пару раз бросает на меня выразительней взгляд, но я лишь жму плечами в ответ – я действительно не знаю, правда ли птенчик настолько слепо относится ко всему плохому, что я сделал, или сознательно не желает замечать. Ну, и только с его непосредственностью можно спросить Ди:

– А у тебя есть девушка? Невеста?

Обжигающе-пронзительный взгляд в мою сторону, всего на долю секунды. Тихий ответ:

– Нет.

– Тогда… парень? – бесхитростно улыбается птенчик.

– Тоже нет.

– Прости, – вдруг смущается любимый, – это не для всех обязательно же. Я забыл.

– Всё нормально, – Ди улыбается, но как-то вымученно, – просто не срослось. Я ещё раз попробую. Может быть, с кем-нибудь познакомлюсь на вашей свадьбе.

– Где-где? – любимый смотрит уже на меня, огромными своими серо-зелёными глазищами.

– Ну, тут в некотором роде… – мнусь.

– Ой. Я что, испортил сюрприз? – непонятно, извиняется ли Дэниел или втайне рад.

И теперь меня уже ничего не спасёт от повиснувшего на шее любимого, только что не повизгивающего от счастья. Приходится его прижать к себе, чтобы успокоить хоть немного:

– Всё, всё. Не завтра. Просто… я много думал над этим. Ну, надо зарегистрироваться, гости там…

Вру безбожно. Нихера я об этом не думал. Ни секунды, до тех пор, по крайней мере, пока безответно и безнадёжно влюблённый в меня чужой мальчишка не спросил меня о кольце на шее. Но и после этого планировал всё как-то на тормозах спустить, но теперь… готовьте, чета Наэйдров, парадные килты! Или, может, классической свадьбой ограничимся? Да щаз, только не с любимым – потомком древнейшего аристократического рода.

Тем более, мне кажется, я и сам больше не выдержу, если он наденет строгий белый костюм. Кровавое пятно на ткани рубашки… побелевшие костяшки пальцев стиснувших меня ручек… эхо его крика, рождённое стенами больницы… плохие воспоминания.

– Ну, я тебя не тороплю, – серьёзно говорит любимый. – Я и так уже твой муж!

– Стоп, подождите, – останавливает нас Ди. – Я что-то совершенно не догоняю.

– Это не самая весёлая история, – отзывается птенчик, и вдруг хитро сощуривается: – Зато очень романтичная!

– Да я о вас даже в газете читал, – усмехается Ди.

– Там всё наврали! – возмущается птенчик, – на самом деле…

Я аккуратно прикрываю ему ротик рукой и притягиваю к себе, поясняя:

– Наше личное дело, как это было.

Я особо не боюсь, что кто-то посторонний узнает неприглядную правду – я только для любимого хочу казаться лучше, на весь остальной мир мне глубоко всё равно. Дело в другом. Любые, даже самые безобидные, воспоминания о тех событиях могут спровоцировать у птенчика очередной приступ панической истерики.

– Ну, ты хотя бы герой? – осведомляется у меня Ди.

– Местами, – усмехаюсь. – Скорее, придурок.

– Не говори так, – вырывается из захвата любимый, даже пару раз укусив меня за пальцы, и обращается уже к Ди: – Ты останешься?

На несколько секунд, вместе с шипением чёрно-стальной змеи внутри меня, возникает картина полнейшего разврата, где я и два этих парня, сидящих рядом, занимаемся ну очень грязным сексом. Но затем доходит, что это всего лишь гостеприимная вежливость.

– Нет, наверное, я…

– Оставайся! – птенчик хватает Ди за руку, как будто он уже собирается уходить. – Тебя же никто особо не ждёт?

– Ну, да… – немного смущается от такого напора Дэниел.

И я понимаю. Ему не хочется возвращаться в, наверняка, пустой и тихий, дом. Как и мне не хотелось возвращаться, после того, как я встречался с любимым, так и ему – уходить от нас. Потому что его даже никто не встретил, а он не из института домой вернулся, а из деловой поездки в Норвегию. И становится до конца понятна его колкая, болезненная ирония тогда, когда я смотрел на туман сквозь окна аэропорта, и думал, что меня бросили. Его – никто не ждёт. Он – просто наследник, не сын. Просто одинокий мальчик, который готов цепляться даже за последнюю потасканную шлюху в обмен на иллюзию тепла. Это – больно. Но и это – его личная боль, в которой я бессилен помочь.

Однако птенчик, как ни странно, может, даже сам того не замечая. А мне хорошо видно, как Ди едва не плачет, наблюдая за тем, как мой любимый суетится, обустраивая ему постель на диване, раздаёт указания по пользованию душем, полотенцами, одеждой и даже чайником – «если вдруг ты захочешь ещё чай».

И ради того момента, как Дэниел нерешительно сжимает в руке край одеяла в похрустывающем от чистоты пододеяльнике, не зная, что же ему предпринять и как реагировать, я готов пожертвовать ночью весьма бурного секса, которая мне была уже давно недвусмысленно обещана.

Вместо неё – несколько торопливых поцелуев, когда мы с любимым сменяем друг друга в душе, и бесконечно нежных – в постели, в темноте. Просто сплетаемся в объятьях, прикоснувшись, наконец, друг к другу жизненным теплом, открытой кожей, прижавшись… и замерев. Даже змея – не шипит, почувствовав между нами нечто более ценное, чем похоть и страсть. Нечто бесконечно хрупкое, тонкое, то, что невозможно описать старым и потасканным словом «любовь», а нового, которое бы хоть немного соответствовало ощущениям – не придумал ещё никто.

Тихо мурлыкнув, любимый сворачивается, почти как котёнок. Сон победил его, маленького. А я, немного очарованный, лишь притягиваю его поближе, и долго лежу в темноте, почти без мыслей, прежде чем меня тоже укутывает сном.

Но – чутким, потому что просыпаюсь я от сухого щелчка. Приподняв голову, втягиваю знакомый запах. Глубокая ночь ещё, а Дэниел, без сомнения, курит на кухне. И неплохо было бы составить ему компанию. Да, привычка – вредная. Но такая приятная!

Аккуратно высвобождаю руку из-под любимого, тот только сонно переворачивается, и снова замирает. Нашариваю на комоде какие-то джинсы, надеваю. Я бы и трусами ограничился, но мороз, кажется, прижал сильней, и в доме довольно холодно.

Так и есть, Ди – курит, но кухня освещена не только огоньком его сигареты и тусклым фонарём за окном. Посреди стола – один из снеговичков, кажется, не мой, включён, и источает свой мягкий разноцветный свет.

– Их нельзя разлучать, – тихо говорю я.

Ди вздрагивает, поднимает глаза:

– Прости, я не знал. Это талисманы какие-нибудь?

– Не совсем, – подсаживаюсь я за стол. – Просто больше не трогай.

– Сигарету? – предлагает мне Дэниел.

В ящике стола лежит пара-тройка начатых пачек, насколько я помню, но не отказываюсь. Ди подкуривает мне, и несколько затяжек проходят в молчании.

– Теперь я понимаю, – Дэниел наконец решается начать разговор.

– И что же?

– Тебя. Вас. Мне… да кому угодно, до него… я не знаю, с чем сравнить.

– Я себе так представляю, – отвечаю на это, – есть линия, по одну сторону – он. По другую – остальные семь с половиной миллиардов человек. И над ними надпись: «хуже».

– Немного крутовато, кажется. Если не знать его лично. Ты не боишься за него?

– Что его уведут? – затягиваюсь до треска. – Боюсь. Но кто сказал, что я планирую его отпускать?

– Но мне казалось, что… – тоже делает быструю и нервную затяжку.

– Казалось. И одно дело, – поясняю, – когда он сам кого-то другого выберет. И совсем другое – когда его будут уводить.

– Знаешь, – нервно усмехается Ди, гася окурок и ища в пачке ещё сигарету. – Я бы и пытаться не стал. Ты ж на вид – вылитый преступник!

– Не напоминай, – морщусь, – мне и так грозят судебные разбирательства. Надеюсь, что всего два.

– А второе – из-за той девушки? Как её…

– Не пытайся вспомнить то, чего не знаешь, – обрываю я парня. – Сэм. Мы звали её Сэм. И я, признаюсь, хотел бы знать не сколько то, кто её убил, а то, как это связано с Беком.

– Мне кажется, надо его самого расспросить. Конечно, ему давали наркотики, но он не мог ничего не запомнить! – неожиданно разумно рассуждает Дэниел.

Давали. Как бы он не сам брал. Полукровка – человек, который может моментально потерять всю свою волю только от одного обстоятельства – отсутствия рядом белобрысого Чара. Отдавался же он мне, будучи явно достаточно вменяемым, и вовсе не флажок проставил!*

– Ну, это будут субъективные показания, не имеющие никакой юридической ценности. У меня, кстати, пока ещё такие же.

– То есть, – тянет Дэниел, – если я тебя сейчас соблазню, а потом скажу, что ты меня изнасиловал, тебя посадят?

– По такому обвинению могут посадить кого угодно, – выдуваю дым, – а если ещё и мою сперму где не надо найдут – то всё, здравствуй, неволя. Говорят же, что если хочешь кого-нибудь упечь – завали в койку.

– Ну, с предыдущего раза ничего не осталось, я слишком тщательно моюсь, – усмехается Ди. – Но я знаю, как достать ещё.

– Тебе так не терпится меня засадить? – перегибаюсь я к нему через стол.

– Мне не терпится, чтобы ты мне засадил.

И повисает пауза, в которой – только отблески цвета на наших лицах, только дым, плавающий вокруг, только напряжение, повисшее в воздухе. И то, что он предлагает – взывает к моей внутренней змее, раскрывающей алую пасть с шипением. Да. Опереть его руками на стол, прогнуть в пояснице… толкнуться вовнутрь резко, грубо, чтобы он охнул, расставил ноги пошире и закусил губу… Через несколько секунд и… никогда.

– На самом деле ты этого – не хочешь, – я стараюсь, чтобы наружу не прорвалось ничего, что является не моим, а змеиным.

– Ты можешь сказать эту правду, – отвечает мне Ди, глядя прямо в глаза, – потому что ты – сильней меня. Но твоя сила – спит в соседней комнате. Останься мы только вдвоём – всё было бы по-другому, но… мы не должны видеться наедине. Это – единственный способ.

Отворачивается. Сигарета, которой он пренебрегает, дотлевает в пальцах. Белый. Лиловый. Голубой. Красный. От этих всполохов – разные выражения, пляски теней на одном и том же лице.

А я – не сильней, чем он, отнюдь. Даже тогда, когда за стеной – любимый, змеиные желания едва не затмили разум. Но я – не сексоголик, дело не в сексе как таковом. Просто очень сложно возвести запреты, построить стену там, где была ровная пустошь. Даже не так. Оживлённая трасса. Чтобы все эти мысли расшибались об неё, как мухи о лобовое стекло. Размазывались, издыхали и высыхали, как и положено кусачей дряни. Но прежде, чем пытаться удержаться, соблазняясь, не лучше ли, как советует Ди – ограничить себя?

– Спокойной ночи, Дэниел, – говорю я максимально вежливо, и гашу сигарету в груде пепла.

Полное имя. Решительный разворот, несколько шагов туда, где и в самом деле свернулась и спит моя сила. Сила сотворить что угодно. Мне в ответ – только тишина, и блёклые пятна света на стенах…

Комментарий к 49. Наследник

________________

Флажок проставил – ориг. “just to check the box”, т.е. “для галочки”

========== 50. “Stan” ==========

Трель дверного звонка –знак тревоги и опасности. Вызывает лишь раздражение, особенно когда будит. И даже страх. И не унимается же! Птенчик сонно возится, проснувшись. Значит, мне, как герою, придётся опять защищать этот дом.

Надеть доспехи – джинсы, и отправляться на бой. Конечно, напрягает, что у меня нет никакого оружия – его, естественно, пришлось оставить в Норвегии, Чар сбыл, наверное, так же, как и приобрёл. Но, может, и опасности никакой нет?

Киваю Дэниелу, который, проснувшись, сидит на краю дивана с весьма озабоченным, хоть и крайне сонным, видом, и шарит рукой по ближайшим горизонтальным поверхностям в поисках сигаретной пачки.

Ну, как бы и обошлось. Всего лишь почтальон. Но даже не с письмом, и не с судебным извещением, хотя я ждал именно этого. С посылкой, явно отправленной частной службой доставки – бежевая коробка с сетчатым рисунком, фирменный скотч. И она – гигантская.

А ещё я ничего не заказывал, совсем. И понятия не имею, что внутри. И адреса обратного – тоже нет, метки незнакомые. Расписываюсь, что я и есть Наэйдр – хотя бы моя фамилия написана без ошибок – и заношу ящик в дом. Его тут же окружают Ди и любимый, потирающий заспанные глаза.

Упаковано всё так, как будто там какая-то контрабанда: внутри коробки– ещё одна, уже в другом скотче. И рисунок на нём и на наклейках кажется мне подозрительно знакомым – чёрно-красно-жёлтая драконья морда.

– Я даю вам тысячу долларов, и мы не открываем этот ящик, – предлагаю я почти серьёзно.

– Всё мы открываем, – возражает птенчик, – у тебя всё равно нет столько свободных денег.

– Посылка из Америки, кажется, из Аризоны, – Дэниел, присев, рассматривает маркировки. – Ты точно не знаешь, что внутри?

Мотаю головой. Но я догадываюсь.

– Так и будем играть в угадайку или уже откроем? Там точно не бомба, – птенчик приподнимает коробку, – слишком лёгкая. Где у тебя канцелярский нож?

– А он у меня есть? – пожимаю плечами.

– Ладно, обычным обойдёмся, – вздыхает любимый и шлёпает на кухню.

– А ты откуда знаешь, что из Америки? – спрашиваю у Ди.

– Готовлюсь к переезду, – отзывается тот. – Основательно готовлюсь. Вот, рассматривал недавно, как буду вам письма писать через Атлантику.

– Можно подумать, ты будешь это делать!

– А кому ещё, как не вам?

– Ты собираешься уехать? – искренне интересуется птенчик, подходя к нам с ножом.

Выглядит при этом он жутко уморительно – в джинсиках, босиком, взъерошенный, и с огромным тесаком в хрупкой руке. Из всех ножей в доме он почему-то выбрал именно этот колун для рубки мяса!

– Если ты мне будешь им угрожать, – Дэниел кивает на тесак, – то я тут останусь до конца дней своих.

Любимый, кажется, только что обратил внимание, что держит в руках что-то неподходящее:

– Ой. Великоват, да?

– Хм-м, – Ди изображает из себя мыслителя, – смотря для чего ты будешь его использовать. Ручка вот у него в самый раз для…

– Хватит, – обрываю я парня. – Вместо того чтобы хихикать тут, лучше подержи коробку.

– Ага, чтобы ты мне руки оттяпал! – Ди огрызается почти серьёзно.

– Я сейчас другой принесу! – птенчик порывается уйти.

Но я отбираю у него тесак и приноравливаю к ленте:

– Сойдёт, лишь бы резал.

– Я подержу, – птенчик садится на корточки и упирается ручками в коробку.

Вниманию Ди представляется смертельный номер – я вскрываю упаковку огромным ножом, ставя себе в приоритет благополучие рук любимого на ней, а не аккуратность.

В результате коробка едва не поперёк располосована, но всё же открыта. А внутри у нас, в вакуумной, стерильной упаковке… я так и подозревал, что нечто похожее. Но не в таком же масштабе! К чести парней, никто из них пока не смеётся.

– И что это? – осведомляется птенчик.

– «Стэн», – вздыхаю.

– Это тот, кто тебе его прислал? Я хочу познакомиться с тем, кто шлёт людям неебически огромных размеров силиконовый хуй! – Дэниел, наконец, ржёт.

– Не хуй, а модель «Стэн», он же T-rex XL, в фирменном цвете, – стараюсь, чтобы тон был таким, каким я об этих штуках на презентации говорил, но не получается. Смеюсь.

– Он сувенирный, да? – птенчик засовывает руку в коробку и дотрагивается до монструозного дилдо одним пальчиком. – Ну там… поставить на тумбочку?

И хочется сказать, что это так, но Дэниел на это уже откровенно ржёт, прижимая руки к лицу и согнувшись, и, задыхаясь, выдавливает сквозь смех:

– Смотрите, чтобы вы не развелись из-за измены с ним!

Легко шлёпаю его по затылку ладонью, чтобы не порол ерунды, но самого от смеха крутит. Особенно, когда птенчик достаёт эту непотребную образину из коробки, встряхивает и заявляет:

– Сделаем из него торшер! Или вешалку!

И смеётся, прижимая к себе здоровенный мастурбатор для одиноких и отбитых фурфагов так, как будто он игрушка плюшевая!

Ди уже не ржёт, икает, и предлагает, давясь:

– Повесите на дом снаружи, как вывеску! И флаг радужный воткнёте в залупу!

– Блядь, Ди, заткнись! Я больше не могу ржать!

На самом деле, живот аж болью подводит. Нет, ну это надо было мне оформить весь заказ не на юридическое имя компании, а на своё, чтобы было дешевле! И я, кроме скидки на все непотребства, производимые этой небольшой фирмой, получил ещё и чистый подарок! Вопрос только, кто сдал мой домашний адрес проживания? Хотя я оформлен официально, могли и в отделе кадров узнать. Но почему именно эту хуйню, в прямом смысле? Потому, что она самая дорогая? Да вроде нет. Или потому, что самая здоровенная? Наверное. Я типа что, уж очень неудовлетворённый мужчина? Или решили надо мной подшутить – в коллективе уже каждой крысе известно, что я встречаюсь с сыном директора. Но хорошо, хоть так, а не угрозы, козни, мёртвые чёрные кошки с выколотыми глазами на пороге. А мне как раз скоро в главный офис в Эдинбурге ехать. И смотреть в глаза этой бригаде шутников.

– Нет, серьёзно, – Ди хватает ртом воздух. – Что вы собираетесь с ним делать?

Хотел бы я сам это знать. Нет, ну действительно, для чего нормальным людям может пригодиться подобная ебулда? Я-то считаю себя и птенчика относительно нормальными, и тоже бы хотел верить, что эта штуковина – сувенирная, если бы не видел ролики с её… эксплуатацией по прямому назначению в известное место. Чисто из любопытства смотрел, конечно же.

– Запру в комод, даже распаковывать не буду, – отдышавшись, отвечаю. – А потом отправлю тебе в Америку нестандартной посылкой, просто в обёрточную бумагу заверну и маркером напишу на ней «здоровенный хуй для Дэниела, из Шотландии с любовью!». И чтобы тебе его в общежитие доставили!

– Ты учиться уезжаешь? – осведомляется птенчик, так и не выпустив «сувенир» из рук.

– Ради всего святого, – умоляет Ди, – уберите уже эту штуку, или хотя бы не говорите со мной серьёзно!

– Ладно, давай сюда, – отбираю я у любимого «игрушку», оказавшуюся довольно увесистой. – На самом деле спрячем, а то кое-кого удар хватит.

Несу гигантский фаллоимитатор, как будто только для динозавра и подходящий, стараясь по пути на него не смотреть. Выкинуть собираюсь и не хочу привязываться – при всей похабности и трешовости моделей дилдо и прочего от этой фирмы, они все – красивые. А я люблю красивые вещи, даже если это такие вот «инструменты».

Временно запираю подарок в комод, и не потому, что я действительно собираюсь его переслать Ди за океан – с таким же успехом я бы его и сейчас подарил, пусть чешет домой, каминг-аут делает. Потому, что я не могу его просто выбросить в мусорное ведро! Он туда мало того, что не влезет – в нём дюймов сорок, так ещё и станет предметом досужих сплетен у половины города, как только я соберусь его в бак положить!

– Всё, я спас вашу психику, – сообщаю, вернувшись. – Можем поговорить серьёзно.

– Тогда нужно пить кофе с печеньем! – авторитетно заявляет птенчик.

Ну, это он просто скомандовал. Конечно же, варка кофе лежит на мне, пока его любимое величество принимает душ, а Ди грызёт печенье всухомятку, наблюдая за тем, как я колдую над туркой. Снеговички аккуратно стоят на полке вместе, поэтому я совсем перестаю раздражаться на Дэниела, и даже когда тот закуривает, не запрещаю, а просто указываю рукой на окно. Ди послушно его приоткрывает сверху, и зимний, но не леденящий, ветерок залетает в кухню.

– Смотри, – предупреждаю я парня, – если ты соврал и на самом деле ни в какую Америку не поедешь, мы не очень обрадуемся.

– Выгоняешь? – щурит Ди синь глаз. – И говори только за себя. Ты не обрадуешься.

– Да мне как-то всё равно на тебя, – бросаю через плечо, – только лжи и пустых обещаний не люблю.

– Насчёт обещаний согласен – лихо ты тогда меня с моей любовью завернул. Решительно и сразу. И как не хотел меня обманывать – тоже помню. Но не кажется ли тебе…